Три сестры, три создания нежных

Вера…

Верочка считалась младшей. Это было не совсем справедливо, ведь разница с Любой была всего пятнадцать минут. Тем не менее, в спорах с сёстрами она всегда оставалась в меньшинстве, поэтому очень рано научилась не иметь своего мнения, или, по крайней мере, не высказывать его вслух.

Училась хорошо, но не блестяще, одевалась скромно, вела себя тихо. Уже будучи студенткой «педа», стала часто ходить в церковь, соблюдала все обряды и посты. Там и познакомилась со своим будущим мужем, обвенчалась, перевелась на заочное и уехала с ним в маленький городок, больше похожий на большую деревню.

Замуж выходила девственницей, ничего почти об этой стороне человеческих отношений не зная. Первая брачная ночь запомнилась страхом, болью и отвращением. Позже больно уже не было, страх тоже почти прошел, а отвращение превратилось в легкую брезгливость. Лежала на спине, глубоко дыша — чтобы не стошнило — и медленно считала про себя. Слава Богу, дальше ста пятидесяти считать не приходилось, да и случалось это все реже и реже.

По выходным муж крепко выпивал. Выпив, куражился, а Верочка безропотно сносила его издевательства. Один он никогда не пил — не алкаш же: собиралась шумная компания. В один из таких вечеров, грязной, слякотной осенью Верочка осмелилась возмутиться тем, что мужики прошли в залу, не сняв обуви. Муженек вызверился, сорвал с нее платье — и предложил дружкам её «наказать». Верочку повалили на тахту, на которой она утром что-то шила, она попыталась вырваться, кричала, кусалась, царапалась, и вдруг нащупала ножницы, зажмурилась, клацнула ими наугад и услышала звериный какой-то крик…

На её удивление, весь городок встал на сторону мужа, и только тесть, бывший военный, поддержал сноху, да и то, с глазу на глаз, на людях молчал. От статьи за превышение пределов необходимой обороны получилось откупиться, а вот добиться развода с венчанным супругом не удалось. Епископ, крупный мужчина с жиденькой бородёнкой, аудиенции у которого пришлось ждать несколько месяцев, долго её увещевал, говорил о покорности жены, о прощении, о милосердии к врагу, о левой щеке, которую нужно подставить… Верочка слушала, кивала, а в душе копилось непонимание и острая обида: ну как же так? Ну разве можно так с живым человеком? Наконец, обида пролилась наружу слезами и Верочка выбежала на улицу. Было уже темно, шел снег и Верочка на автобусной остановке совсем замерзла… Вдруг возле нее остановились старые «Жигули».
— Здравствуйте, Вера Васильевна! Садитесь, я Вас подвезу. — За рулем был отец одного из Верочкиных учеников.

В машине вовсю работала печка, мерно гудел мотор, Верочка согрелась и задремала. Проснулась она от визга тормозов и дикой боли. Темно было — хоть глаз выколи, попыталась пошевелиться, но от каждого движения боль усиливалась. Когда взошла луна, Верочка увидела искореженную машину и водителя, одетого на рулевую колонку, как жук на булавку. От холода и боли Верочка впала в полузабытье и уже, кажется, слышала ангельский хор…

Утром разбитую машину заметили и вызвали «скорую». Верочку с переохлаждением и с обмороженными пальцами на переломанных ногах привезли в районную больницу. Там оказалось, что она беременна, что ребенок не выдержал холода и травм, и что уже началось кровотечение. Остановить его никак не удавалось, выходом была только радикальная операция…

Когда Верочка вышла из больницы, была уже весна. С трудом переставляя ноги, она добрела до церкви, купила свечки и спросила, можно ли исповедаться. Когда к ней вышел священник, она, упав ему в ноги, заплакала и, рассказывая о своих злоключениях, все спрашивала: за что?
— Неисповедимы пути Господни — важно сказал батюшка — знать, за грехи твои, дочь моя… каяться надо…
— Да в чем же мне каяться-то, батюшка?
— А тебе лучше знать. А без покаяния я тебе грехи отпустить не могу. И к причастию не допущу…

Верочка вздохнула, поцеловала волосатую руку священника и вышла. Она стояла на крыльце храма и чувствовала, как утекает из души её вера, и остается там холодная, жуткая пустота…

Любовь…

Любаша была совсем не похожа на свою сестру-близнеца. Рыжая, зеленоглазая, умная, яркая, она, однако, искренне считала себя некрасивой — так воспитывала их мать — и боялась подпускать кого-нибудь достаточно близко, но научилась использовать внимание сильного пола на всю катушку.

Крепость пала, когда она училась на четвертом курсе. Началось все случайно — каталась на роликах в парке, не удержалась на ногах, а подняться ей помог обходительный молодой человек… слово за слово, потом посидели в кафе рядышком, проболтали весь вечер, договорились встретиться еще… Оказалось, что он не беден — и старше её на пятнадцать лет. Всё, Люба, ни разу в жизни не видевшая своего отца, пропала. Решила, что именно он и есть любовь всей её жизни, хотя он этого мнения не разделял. Гулял, как кот, сам по себе, появляясь и исчезая совершенно непредсказуемо. Мог увезти её на Лазурный берег, а после возвращения месяц не брать трубку… Постепенно сложилось так, что Люба ловила крохи его внимания, а он милостиво дозволял ей быть рядом — если настроение соответствовало; а когда ей исполнилось тридцать, просто прогнал.

На то, чтобы выбраться из того мрака, в котором она очутилась после разрыва, понадобилась года два. По совету коллег поехала на курорт, там познакомилась с мужчиной. Вел он себя корректно, в койку к ней не лез до последнего дня, пока она сама не проявила инициативу, а потом вдруг все бросил и приехал к ней. Попытался устроиться на работу, но не получилось; ерунда, получится потом — и они строили грандиозные планы, подали заявление в ЗАГС, заняли денег на роскошную свадьбу — вот вместе с этими деньгами он и исчез. Растворился вместе с поддельным паспортом, и даже милиция его найти не смогла.

Это окончательно убедило Любу, что внимания нормальных мужиков она недостойна. Так и получилось, что всю любовь свою она потратила на человеческий мусор; боясь остаться одна, валялась у них в ногах, но они все равно, отъевшись и отогревшись, один за другим, уходили…

Надежда…

Надя была старше своих сестер почти на одиннадцать лет. Пошла она в отца — высокая, сильная, веселая и с шилом в жилистой заднице. Неуемная папина энергия занесла его на заработки на Север — Надя помнила, как в далеком детстве он приезжал домой и привозил ей подарки, потом только присылал деньги, а потом и вовсе пропал.

Детство кончилось, когда родились близняшки — надо было помогать маме. Несмотря на это, Надя в мелких души не чаяла, заботилась, опекала, учила мелким девчачьим хитростям.

После девятого класса пошла в финансовый техникум, на бухгалтера. Очень скоро стала хорошим бухгалтером — в федеральном розыске, правда, не числилась, но чувствовала себя, как рыба, в мутной воде конца прошлого века.

Постепенно поднялась, завела свое дело, но денег вечно не хватало — она одна растила сына и поддерживала постаревшую мать. Иногда еще приходилось помогать непутевым сестрам выбраться из очередной жопы. Оптимизма Надя, однако, не теряла, и всегда — с непременным матерком — надеялась, что скоро все обязательно наладится…

…и мать их София Львовна

Сестры встретились на похоронах мамы, проработавшей всю жизнь в районной библиотеке. После поминок сидели на кухне, пили, почти не закусывая, дешевую водку из граненых стаканов, вспоминали детство и пели прокуренными голосами песню из безумно популярного в те далекие времена фильма:

Только небо, только ветер,
Только радость впереди…