Девочка у моря

                Моей жене Светлане -
                с любовью

               «Он ввел меня в дом пира,
                и знамя его надо мною – любовь.»
                (Песн. П. 2:4)


1

Девочка стояла у кромки прибоя.
Море волновалось; в этих местах оно волновалось всегда. И утром, и днем и вечером, и ночью.
Волны набегали издали, рождаясь незаметно где-то у тускловатого горизонта. Приближаясь, меняли цвет - из густого ультрамаринового становились зеленоватыми - и делались все смелей. В десятке метров поднимались так, что с гребней срывались белые буруны. У самого берега обрушивались пенисто, сразу делались прозрачными и растекались по песку, подбегали с видом доброй собаки, желающей лизнуть ноги. Не добежав несколько шагов, откатывались назад, чтобы через несколько секунд повторить все опять.
Опять, опять и опять.
А она стояла, стояла и стояла.
Точно ждала, когда волна решится всерьез и коснется ее сланцев.

2

Звонцов любил море во всех проявлениях, хоть и провел жизнь глубоко на континенте.
Он любил вид постоянно меняющейся воды, любил запах соленых волн, особенно любил шум прибоя.
Когда-то давным-давно - в прошлом веке и еще более прошлой жизни - они с женой испытали медовый месяц в Латвии. Отдыхали в местечке Юрмала: целыми днями гуляли вдоль побережья, общались с местными жителями, лакомились трехцветным желе в бесчисленных уютных кафетериях - возвращаясь в пансионат лишь для сна. Их корпус стоял у самого моря, отделенный лишь узкой дубовой рощей. По ночам, когда затихало все ненужное, Звонцов слышал мерный шелест недалеких волн.  Порой Балтика штормила всерьез - тогда шелест  превращался в мощный гул, напоминавший… напоминавший шум неспокойного моря, который нельзя было сравнить ни с чем. А с раннего утра отдыхающие высыпали на берег - бродили по мокрому песку, заглядывали друг другу под ноги и ворошили палками плети остро пахнущих водорослей, выискивая свежие кусочки янтаря.
С тех пор переменилось всё, причем далеко не в лучшую сторону.
Ушла жена, выросли несчастливые дети, а Латвия сделалась такой, что попасть туда стало труднее, чем в Америку во времена «железного занавеса».
Сохранилось лишь воспоминание о шуме моря, напоминающего о себе всякий раз, когда Звонцов просыпался среди ночи и, млея от предощущения бесконечного по жизни счастья, прислушивался к тихому дыханию на соседней подушке.
Эти доносящиеся из прошлого звуки не утратили притягательности даже на пятом его десятке: отправляясь в Турцию, он всегда выбирал отель первой линии, а на месте всеми способами добывал номер, выходящий на прибой: ему органически требовался шум, идущий от далекого горизонта.
Но в этот раз все не заладилось с самого начала.
Отель стоял у берега, и поселили Звонцова в крайний номер. Но корпус выходил на море глухим торцом, а пластиковые окна - которые невозможно было открыть ночью из-за жаркой духоты - не хотели пропускать посторонних звуков.
Поэтому каждое утро Звонцов вставал ни свет ни заря и до завтрака, состоявшего у него из трех чашек крепчайшего кофе и нескольких колечек с кунжутным семенем, шел на пляж, еще не испорченный назойливым присутствием туристов.
Садился на ближайший к кромке лежак - холодный и влажный, стоящий в ниточку с соседними - и слушал, слушал, слушал свой любимый шум.
Именно в такие минуты он заметил эту самую девочку.

3

Увидев в первый раз - невысокую и  неподвижную, стоящую спиной к пляжу на границе мокрого песка - Звонцов принял ее за маленькую взрослую женщину. И подумал, что не он один испытывает страсть к прибрежному уединению.
Но потом, с неясной целью рассматривая незнакомку, отметил ее кричащие оранжевые сланцы со стразами, непривлекательно короткие шорты - без меры отделанные завязками и молниями, еле держащиеся на том месте, которое еще не сделалось по-настоящему выпуклым - несерьезный хвостик темно-русых волос, схваченный пышной резинкой голубого цвета…
Незнакомое существо женского пола было школьницей, хотя и последних классов.
Правда, стояла девочка не по-детски.
Спокойно и сосредоточенно, скрестив руки на не видной ему груди.
А спина ее, перечеркнутая веревочкой купального лифчика, выражала вполне взрослую тоску.
Звонцов подумал именно о тоске.
Всю жизнь в нем боролись два совершенно разных человека. Один импульсивный, даже экзальтированный, тонко чувствующий и способный на неожиданные поступки. Второй - суховатый, почти педантичный, постоянно видящий первого со стороны и усмехающийся над каждой его неудачной попыткой. В молодости верх брал первый; нынче властвовал второй. Но, умный  априорно, смягчился и даже почти перестал смеяться.
Не испытывая больше Шекспировских страстей, Звонцов принимал таковые у других.
Только очень ограниченный индивидуум мог считать, будто сильные эмоции являются прерогативой взрослых. Все обстояло как раз наоборот: взрослому человеку полагалось жить ощущениями, молодому и тем более юному - чувствами.
А душу, открытую чувствам, ранили элементарные вещи.
Эта девочка тоже была человеком со всей глубиной - и какая-нибудь вчерашняя размолвка с мальчишкой на турецкой дискотеке могла ввергнуть ее в бездонную пучину переживаний.
Но через день или два он узнал, что дискотек в их семейном отеле не бывает, ближайшая из всех находится в Аланье, и она сугубо взрослая, куда детей не пускают.
А девочка в оранжевых сланцах и белых шортиках с красным поясом неизменно появлялась у моря в пустынные утренние часы.
Казалось, она не сходила с места - стояла тут круглые сутки, только днем делалась незаметной среди суеты.
С окончания завтрака до начала ужина на пляже роились тучи нереально красивых девчонок всех возрастов: стройных, тонких, длинноногих, с развевающимися по ветру белокурыми волосами. Звонцов не обращал на них внимания; каждая казалась ему куклой, набитой опилками и увенчанной фарфоровой головой, словно Толстовская Мальвина.
А вот эта утренняя - неизящно сложенная, не имевшая в себе ничего, способного зажечь хоть на секунду - неизменно притягивала взгляд.
Своей недвижностью она напоминала кариатиду.
Хотя, конечно, сравнение страдало неточностью. Кариатиды - гипсовые, грудастые, косоглазые и по-турецки неуклюжие - поддерживали портик псевдороманской ротонды, которая украшала террасу их отеля около входа в ресторан.
Девочка ничего не поддерживала, лишь смотрела за горизонт, словно скульптура с корабельного ростра.
Но и эта аналогия не проходила.
Ростральные женщины были устремлены вперед, навстречу волнам и приключениям в духе романов Жюля Верна.
Эта же просто стояла, никуда не стремясь, как героиня драматической повести - жена рыбака, ушедшего в море перед штормом.
Но и рыбацкие жены, стоя там молчаливой толпой на берегу, позами своими выражали надежду, которая не умирала до последней минуты.
А от девочкиной фигуры веяло такой безысходностью, точно она уже загодя похоронила всех близких.
И, возможно, даже саму себя.

4

Прибой тихо шумел, перекатывая гальку и выравнивая песок. Над морем вспыхивали чайки, но их тонкие голоса не портили гармонии, а лишь добавляли к ней свою особенную ноту.
Звонцов сверился с часами.
До начала завтрака оставалось сорок минут. И даже он, любивший занять один из самых популярных маленьких столиков на открытой и по-утреннему тенистой галерее, мог наслаждаться покоем безлюдного пляжа еще целых полчаса.
Опустившись на лежак, он расслабился и закрыл глаза.
Море шумело и шумело и несло его куда-то в ненастояще счастливое далёко…

-…Мама!..
- Мама!!..
- Папа!!.. Папа!!!..
- Дарина!..
- Даниил!..
- Игнат!!..
- Егор!!!..

Он встряхнул головой, не сразу возвращаясь сюда.
Поднялся в вертикальное положение, оглянулся,
За его спиной, сдвинув пластмассовую пляжную мебель в подобие общих нар, раскладывало пожитки шумное семейство. Пузатый безволосый мужчина с золотой цепью на шее, не по годам толстая женщина в слишком тесном купальном костюме, пара раскормленных мальчишек. Судя по молочно белой коже - вновь прибывшие, спешащие урвать от пляжа все возможное и  потому решившие пожертвовать утренней едой.
Звонцов без охоты встал с успевшего нагреться лежака.
Но вместо того, чтобы возвращаться в отель и сидеть перед закрытой дверью ресторана, прошел к морю и остановился у кромки недалеко от девочки.
Не специально: так получилось, та была прямо перед ним.
Она бросила косой взгляд, но ничего не сказала.
Кричали чайки, плескались волны, шипела пена, постукивали камешки…
Все ненужное осталось где-то позади него; в нескольких шагах, но все-таки позади.
Он пригладил не требовавший того ежик волос и расправил плечи. Зачем – Звонцов и сам не знал. Низачем, просто по привычке всегда быть подтянутым.
Девочка в оранжевых сланцах стояла почти рядом, песок у ее ног то темнел от набегавшей воды, то снова светлел и казался почти сухим.

- А у моря, у синего моря,
Со мною ты, рядом со мною…

Он вдруг запел.
Громко и отчетливо.
Неизвестно зачем, но так, чтобы слышала эта девочка - которая наверняка не только не знала сентиментального старого фокстрота, но даже не ведала о том, что это именно фокстрот, а не какой-нибудь абалдонский рок?
Слух у Звонцова имелся. Правда, только внутренний: он понимал музыку от бытового романса до классики, узнавал в любом исполнении и даже по фрагментам, но дальше этого дело не шло. Однако голос имел от природы сильный, а потом хорошо поставленный, потому петь любил, хоть и фальшивил.
Отпуск выпадал всегда на лето и длился почти два месяца, с начала июля до последних чисел августа. Но всякий приезд к морю означал особое состояние - предчувствие чего-то, давно известного, но неизменно радующего. И ввергал Звонцова в приподнято-возвышенное состояние, когда все - по словам мудрого старого Хэма, хоть и в ином контексте - становилось почти таким, каким было прежде.
И сейчас ему тоже хотелось поделиться радостью и сделать чуть-чуть счастливее весь мир.
Ну если не совсем весь, то хотя бы ее - не по-детски печальную, оказавшуюся в двух шагах.
Звонцову сделалось так хорошо от теплых намерений - захлестнувших, как прибойная волна - что он даже забыл слова, что случалось очень редко.
И завершил куплет водевильным образом, без смысла слов, но с соблюдением ритма:

- Трам-тата-там, тара-тата та-та там,
И прибой, и мы с тобой…

Девочка опять взглянула на него - без малого двухметроворостого мужчину, распевающего рядом с ней на практически пустом пляже - он не успел рассмотреть черты, но все-таки заметил, как губы ее дрогнули в улыбке.
И отвернувшись, снова уставилась в даль.
Звонцов невольно взглянул туда же: возможно, она видела нечто, чего он не замечал. Рассмотреть ничего не удалось, море у горизонта делалось темно-синим, а еще не налитое солнцем небо казалось сероватым, было лишь слегка тронуто очертаниями дальних облаков. Правда, среди волн краснел шарик буя, ограничивавшего акваторию - но он покачивался слева, а девочка смотрела прямо перед собой.
В сущее никуда.
- Ты что там высматриваешь каждое утро? - не выдержал он. - У меня зрение, как у орла, и то ничего не вижу.
- Омск, - ответила девочка, не поворачивая головы.
- Что?! - он не разобрал слова.
- Омск, - повторила она. - Город такой есть. Меня оттуда привезли.
- Так ты не туда смотришь, - возразил Звонцов.
- А разве он не за морем? Я думала…
- За морем - Африка. Египет и все прочее. Ну, еще Кипр на полпути. А Омск у тебя за спиной.
Он говорил неторопливо и серьезно, точно беседа имела какой-то смысл.
Девочка продолжала глядеть за море, но по всему было видно, что слушает она внимательно.
- Но даже если обернешься, все равно ничего не увидишь. За  нами Турция. Сплошные каменные горы и немножко сосен на склонах. Ни проехать, ни пройти.
- Да? - она все-таки повернулась к нему. - А откуда вы знаете? Вы там ходили?
- Нет конечно, - Звонцов усмехнулся. - Я не горный турист. С самолета все, как на ладони, когда подлетаешь к Анталье. Ты разве не видела?
- Нет, мне страшно было. Я вообще трусиха, а на самолете в первый раз. Всю дорогу с закрытыми глазами, не смотрела никуда. А перед посадкой меня тошнило так, что мама не горюй...
- Ну-ну…
Он вздохнул, помолчал и спросил из вежливости:
 - А на кой тебе сдался твой Омск? В Турцию прилетела, так отдыхай на всю катушку!
Девочка передернула прямыми плечами и Звонцов понял что, кажется, спросил что-то ненужное.
Они постояли еще некоторое время, слушая шум моря, протяжный зов чаек и вопли семейства толстяков.
- Ты на завтрак не идешь? - желая сгладить внезапную неловкость, сказал он. - А то все лучшие места займут и все самое вкусное расхватают!
- Не расхватают и не займут, - возразила она безразличным голосом. - Моя бабуля вперед всех к раздаче пробьется, лучший стол застолбит и нанесет целую кучу на свой вкус. Скользкую яичницу, вонючие сосиски, еще всякую дрянь…
Звонцов приложил ладонь к виску и поклонился с шутливой почтительностью:
- Тебе везет. Мне тут никто ничего не займет и не принесет. Так что, с вашего позволения, я пойду. Удачи тебе, наблюдательница!
- И вам того же, - ответила девочка, отворачиваясь к морю.

5

На следующее утро никто не нарушал Звонцовского блаженства.
Вчерашнего семейства хватило на один день. Все сразу или обгорели, или перекупались, или объелись - или случилось сразу и то, и другое, и третье.
Во всяком случае, он опять наслаждался морским шумом, не оскверненным ничьими выкриками. Не то лежал, не то сидел, откинувшись на спинку, вытянувшись во весь рост и смотрел на море… точнее, на девочку, занимавшую привычное место у кромки прибоя.
Звонцов и сам не знал, зачем смотрит. Он никогда не испытывал тяги к существам женского пола, годящимся в дочери, а в последнее время и вообще почти избавился от природного томления. На отдыхе ни с кем не сближался и даже не знакомился, предпочитая всему прочему спокойный сон, хорошую еду, морские купания и вечерние прогулки в одиночестве. Но что-то невнятное притягивало мысли к этой девочке, высматривающей свой город за морем вместо того, чтобы предаваться в этом земном раю безудержному веселью своего возраста.
Он гладил взглядом грустную фигурку на фоне бегущих волн и не удивился, когда девочка обернулась. И - по-прежнему находясь в невнятно благодушном настроении -  дружелюбно помахал рукой.
Не отвечая жестом, она направилась к нему.
А он смотрел, как при каждом шаге на ее плоском животе взблескивает синяя стекляшка.
- Дяденька! - сказала она, приблизившись. - Можно с вами поговорить?
- Конечно, - он невольно улыбнулся, хотя ничего такого не ожидал. - Садись!
И поднялся, принимая приличное для разговора положение.
Девочка опустилась на край соседнего лежака и зажала ладони между коленок. Посидела немного, с преувеличенным вниманием рассматривая черные пластиковые розы, украшавшие переднюю часть ее оранжевых сланцев. Затем подняла к нему глаза - оказавшиеся большими, зеленовато-карими, в не по-детски темных ободках.
- Дяденька, вы мне не дадите позвонить по вашему мобильнику?
- В Омск? - глупо спросил Звонцов, будто это имело значение.
- Ну да, - она чуть покраснела. - Далеко, конечно…
- Не дальше конца света, – он возразил убежденно. - И, насколько я представляю, хороший город.
- Жить можно, - ответила девочка. - Если осторожно.
И замолчала, ожидая продолжения.
- Не в том дело, далеко - не далеко. Я б хоть в Австралию дал позвонить. Но у меня нет с собой телефона.
- Как «нет»?! - в девочкиных глазах вспыхнуло неподдельное изумление. - Но как вы без него живете?!!
 - А зачем он мне? - он пожал плечами. - На отдыхе.
- Ну как зачем?! Звонить всяким родным друзьям. Вы же тут вроде один, без семейства?
- Нет у меня ни друзей, ни родных.
Звонцов ответил почти строчкой из старого романса, не задумавшись, откуда неизвестная девочка знает про одиночество его отдыха.
- Семьи нет, а друзья… Есть конечно кое-какие, но не настолько такие, чтобы не обойтись без них две недели на Средиземном море.
- Ясно, - вздохнув, девочка поднялась. - Извините.
- Подожди, - строго остановил он. - Сядь, мы еще не договорили!
Девочка послушно опустилась обратно. Поправила на шее завязку купальника и снова посмотрела на Звонцова.
- У тебя-то телефон наверняка есть! Все деньги проговорила, а папа с мамой не дают?
- Бабуля, - она провела ладонью по гладко стянутым волосам. - И не не дает, мне вообще не разрешили сюда мобильник взять.
- Понятно. Провинилась дома?
- Ну типа того, - девочка кивнула.
- А теперь страдаешь от несчастной любви?
Сказав эту фразу, Звонцов понял, что ляпнул не то: собеседница одновременно и вспыхнула и побледнела, потом порывисто вскочила.
- Подожди-подожди… - примирительно пробормотал он.
И, пытаясь поймать ее руку, случайно схватил модную веревочку, торчащую из шорт. Жест получился столь недвусмысленным, что он невольно оглянулся, хотя вблизи никого не было.
А девочка усмехнулась, успев схватить спадающий поясок, и опять села – теперь уже рядом, невинно коснувшись теплым бедром его ноги. Хотя при Звонцовском сложении на свободное место без тесноты уместились бы две таких девочки… или даже целых три.
- Извини меня, старого дурака, брякнул не думая… Извини, не хотел тебя обидеть.
- Вы вовсе не старый и вроде бы не дурак.
Она закинула руки за голову, выпятилась так и сяк, потом подтянула резинку на волосах.
- Я понимаю, что тебе надо позвонить своему парню во что бы то ни стало…
- …Парню, да… - подтвердила она с какой-то насмешливой грустью.
- …Это можно и без мобильника.
- А как? Из номера? Я не могу. Потом счет придет, меня бабуля сожрет без костей.
- Зачем из номера? Здесь на каждом углу переговорные пункты. Выйти из отеля и позвонить куда надо.
- А вы знаете эти пункты?
Огромные глаза вспыхнули, и даже черные тени вокруг них перестали казаться удручающими.
- Конечно знаю. Не звонил, но по городу гуляю и местность изучил. Ближайший за углом, от ворот две минуты.
- Но у меня денег нет, - лицо девочки снова погасло. - Мне мамой с отцом давать не велено. В лавочках бабуля сама за все расплачивается,
- Я тебе дам денег, - сказал Звонцов.
Нежадный от природы, он ощутил желание помочь этой не по годам грустной девочке в решении какой-то серьезной проблемы.
- Вы? Мне ?! Дадите?!!
Девочкины глаза заняли пол-лица.
- Ну да. Я. Тебе, - он улыбнулся. - Не обеднею, а люди должны друг другу помогать в мелочах.
- Нифигасебе мелочи… - она покачала головой. - Мои предки так бы не сказали.
- Зато я сказал. Могу прямо сейчас дать, с собой есть. Сколько тебе?
- Спасибо вам… Но я никуда не пойду. Я турок боюсь.
- Это верно, - Звонцов кивнул. - В твоем возрасте и с твоей красотой…
- Скажете тоже - «красотой»… - перебила девочка. - Что я - дура из сарая, в зеркало не смотрюсь?
В последнем она была права: при всем желании красивыми нельзя было назвать ни ее лицо, ни тело; даже бугорки коричневого купальника с лиловыми разводами были расставлены слишком широко и торчали скорее жалобно, чем привлекательно. Но Звонцов знал, что природа редко открывает своих истинные намерения, и эта девочка через пару лет может расцвести не на шутку. Поэтому он посмотрел на нее и повторил с нажимом:
- В твоем возрасте и с твоей красотой ходить одной за территорию не следует. Мы отправимся вместе.
- Вы что - со мной звонить пойдете?!
- Пойду, какие проблемы? Мне все равно тут делать нечего.
- Правда-правда?
- Правда-правда. Иначе бы не предложил..
- Ой… ну вы вообще… - девочка посмотрела на него, словно оценивая. - За что вы хотите мне помочь?
- Ни за что, - просто ответил он. - Сил нет смотреть, как ты тут каждый день выпрашиваешь у моря погоды. Прямо сегодня и пойдем. Какая в твоем Омске разница с Москвой? Два часа?
- Три.
- Значит, с местным - шесть. Тебе когда лучше звонить - вечером?
- Да без разницы. Если… - девочка запнулась, не находя нужного слова. - Если он трубку возьмет, то все равно когда. А если нет, подавно по барабану.
- Можем после завтрака и двинуться.
- После завтрака не выйдет. Меня бабуля стережет от и до, на пляж поведет под конвоем. Мог только после обеда.
- Значит, после обеда она тебя уже не стережет? - не удержался Звонцов.
- Стережет круглые сутки, как пес без цепи. За ворота одну не выпускает, здесь разговаривать ни с кем не дает. Я только и отвоевала себе полчаса у моря постоять, пока она на завтрак умывается. И то, увидела сейчас нас с вами на одном топчане - убила бы обоих одним ударом. Но после обеда спит, как дубина.
- Дубина только бока ломает, - поправил он. - А спит, наверное, колода.
- Ну колода, без разницы. Падает на два часа, кувалдой не разбудишь. Вот тогда я могу с вами в город.
- А ты почему не спишь? – Звонцов спросил невольно; сам он с недавних пор тоже полюбил спать после обеда.
- А мне лень спать, - не задумываясь, ответила девочка. - Устала.
- Отлично!
Он кивнул, не подумав о том, как может быть лень спать.
- Когда бабуля уснет, ты за мной зайди. Я живу в старом корпусе, второй этаж, номер седьмой, ближний к морю. Постучишься в дверь.
Девочка улыбнулась - молча и благодарно.
- Ну ладно, если так, - он поднялся, собираясь на завтрак. - Все тайны Мадридского двора обговорили. Жду тебя после обеда. В ресторане и на пляже мы с тобой не знакомы.
- А мы и так не знакомы, - они хихикнула. - Меня, кстати, Саша зовут. А вас?
- Виктор, - ответил он.
Коротко, как  в давние времена, когда в каждом отпуске знакомился с новой женщиной. Хотя те знакомства, необременительные и ни к чему не обязывавшие, оставляли в душе сущее ничто.
- А по отчеству?
- Николаевич, - он вздохнул. - Замучило меня это отчество, всю жизнь никто по имени не зовет.
- А вы кто? Директор банка?
Саша взглянула с интересом.
- Нет, - Звонцов усмехнулся. – А что?
- Да ничего. Просто у нас в классе есть мальчик, Игорь Агеев. В коттедже живут и четыре кондиционера. У него отец в каком-то банке начальник кредитного отдела. Агеев говорил, его отца даже родственники только по отчеству называют.
- Нет, я не директор. И даже не начальник кредитного отдела. Куда там? Я простой профессор. Московский университет… ну неважно какой, сейчас их много, ты все рано не знаешь.  Кафедра… тоже неинтересно. Занимаюсь литературой.
Он сам не знал, зачем выложил свои регалии - тем более, что вряд ли они могли впечатлить современного подростка. Но тут же понял, что в последнем ошибся.
- Неслабо!
Девочка подкинула ногой свой радикальный сланец и ловко подцепила обратно прямо в воздухе.
- Литературный профессор из Москвы поведет меня к турецким туркам звонить в Омск, который лежит не за морем…

6

Снова увидел Сашу он во время обеда, когда сидел над чашкой любимого турецкого супа из протертой чечевицы. Девочка - в желтой майке, но в тех же шортах - шагала за очень мощной и очень мрачной пожилой женщиной, рассекавшей полуголую толпу с напором ледокола. Проходя мимо, девочка улыбнулась из-за бабушкиного плеча - он заговорщическим жестом приподнял ладонь над столом.
Вернувшись в номер, Звонцов побрился во второй раз - что никогда не мешало при его густой растительности, но чем он давно пренебрегал -  принял внеплановый душ, пригладил ежик и надел свежую гавайскую рубашку.  Он сам не знал, зачем так делал – скорее всего, по профессиональной привычке всегда выглядеть хорошо, когда предстояло какое-то важное дело.
А дело предстояло важное; проблемы девочки явно были нешуточны, хотя их можно было решить без проблем.
Стук прозвучал осторожно, но настойчиво – он подумал, что пришла горничная с уборкой.
- Идемте! - сказала девочка, не проходя в номер. - Я свободна, как рыба об лед!
- Уснула твоя бабуля?
- Все окей! - Саша просияла. - Храпит замертво. Время пошло. Хотя как вы отсчитаете, у вас же мобильника нет?
- У меня есть простые часы, - Звонцов тоже улыбнулся. - Не волнуйся.
- Ну так пошли? - повторила она, играя сланцем.
- Пошли, да. Только…
Он замолчал, рассматривая ее яркую и невероятно безвкусную футболку, с которой кривлялся обшитый натуральной шерстью монстр из мультфильма.
- Что «только»? У вас дела появились?
- Да нет, какие у меня тут дела… Бабуля твоя не проснется?
- Да вроде раньше не просыпалась. Мне-то днем не спится, я иногда после обеда обратно к морю сруливала. Потом возвращалась без проблем.
- А если ее кто-нибудь разбудит? Убираться придут?
- Не придет никто. В нашем корпусе убираются после завтрака. Ну если на крайний случай какой-нибудь дурак номер перепутает, заломится и ее сумеет разбудить, я скажу типа в лавочку спускалась, на крем для загара приценивалась, старый кончается уже.  Так мы пойдем?
- Пойдем, конечно. Но зачем ты эту…
Звонцов едва не сказал «эту гадость», но вовремя осекся, боясь обидеть свою гостью.
- …Эту футболку нацепила?
- Правда, классная? Я ее специально одела…
- Не Одела, а НАдела, - машинально поправил он. - По-русски так говорят. Ты одеваешься, надев футболку.
- Правда, что ли? Ну да, вы профессор, вам видней… Ну в общем, надела, чтобы вам понравиться!
Профессор промолчал, не решившись уточнить, для чего Саше требовалось обязательно ему нравиться, но она пояснила:
- А то испугалась, что если не понравлюсь, вы со мной в город идти передумаете.
- Не передумаю, я своих слов не меняю. Но надела ее ты зря.
- А что - не нравлюсь? А вот так…
Саша подняла руки над головой.
- Нравишься, нравишься, - соврал он. - И еще как… Только такой штуки, кажется, во всем отеле ни у кого нет.
- И не может быть, - она удовлетворенно кивнула. - Вещь исключительная. Я ее из Омска привезла. Мама на отдых купила, натуральная Франция.
- Вот именно, что натуральная… - Звонцов вздохнул. - Бабуля наверняка все твои тряпочки знает?
- А то! Даже сколько у меня… ну этих самых… на каждый день осталось в пачке.
- Так вот. Местные турки не такие дураки, какими их принято считать. Они ничего не говорят, но все видят. Если твоя бабуля проснется и ринется тебя искать, ей сразу скажут, что ты в своей неподражаемой футболке вышла за ворота с сомнительным мужиком...
- И никакой вы не сомнительный! - возразила девочка. - Стала бы я к сомнительному в номер стучаться, даже по своему делу.
- Ну неважно. Все равно. Ты говоришь, она бы нас убила на одном топчане. А тут ушли вдвоем черт-те куда. Представляешь, какой будет скандал? Нам с тобой это нужно?
- Не нужно, да, - Саша с сожалением кивнула. - Дура я, однозначно. Зачем эту красоту напялила? И что теперь делать? Идти переодеться - но в самом деле, вдруг бабуля проснется ни с того ни  сего? Это ведь всегда так: когда не надо, все путем, а когда надо - фэйсом об тэйбл…
- Именно так. Мы с тобой идем на запретное дело и лишняя предосторожность не помешает. Надень-ка ты сверху мою футболку «Пегас Туристикс». Она большая, и на нее никто не взглянет.
- Классно! - девочка вспыхнула. - Всю жизнь о том мечтала! И зачем сверху, когда можно просто так? Это вообще меня воткнет конкретно!
- Можно и просто так, если хочешь.
Звонцов пожал плечами, в желании не показалось ничего из ряда вон выходящего.
- Она, правда, надёванная, но для одного раза пойдет. Потом душ примешь, и все.
- Давайте ее скорей! - Саша воскликнула так, будто он предложил ей на два часа платиновое колье с бриллиантами.
Футболка с туристическим Пегасом лежала в чемодане сверху, в куче использованных вещей.
- Держи, - сказал он. - Вот тебе маскировочная одежда.
И повернулся к двери.
- А вы куда? - недоуменно спросила девочка. - Я счас в один миг переоденусь!
- Так переодевайся, я в коридоре подожду.
- Зачем в коридоре? Отвернулись бы здесь, и все дела.
Не отвечая, Звонцов вышел из номера.
- А могли бы даже и не отворачиваться! – звонко донеслось вслед.

7

Когда Саша распахнула дверь, он невольно присвистнул.
Футболка, длинная даже ему, доставала ей почти до колен и девочка сделалась неузнаваемой.
Казалось, на ней надето простое и вызывающее платье.
- Как я вам?
Она повернулась влево, потом вправо, поддернула обновку повыше, выставила голую ногу.
- Ты что, шорты свои тоже сняла? – не выдержал он.
- Нет, просто подтянула. Там такая модель - шнурками из них трусы можно сделать. Хотите посмотреть?
Он отвернулся, не желая видеть лишнего.
- Так мы идем?
- Идем, - он кивнул. - Надеюсь, по сланцам тебя не опознают?
- Да ни в жизнь! Они из местной лавки, в таких пол-отеля ходит, как инкубаторские!
- Ну так мы пойдем, или как? - на этот раз спросил Звонцов.
- Еще пять секунд, - ответила Саша, вертясь у комода перед огромным зеркалом. - Я на себя не насмотрелась!
- Ну, насмотрись, если так, - он усмехнулся. - Пять секунд ничего не изменят.
И подумал, что эта девочка ведет себя, как настоящая взрослая женщина - в переговорный пункт за ближайшим углом собирается, как на светский раут.
- …Я, наверно, шорты и правда сниму нафиг. Все эти молнии наружу торчат, как у лохушки помоечной. Как вы думаете, профессор?
- Как скажете, товарищ майор, - ответил Звонцов, принимая тон. -  Вы замполит, вам видней.
И снова вышел из номера.
Кто-то другой, взрослый и очень рассудительный, на его месте потерял бы терпение, но ему было просто смешно. Некрасивая девчонка в ужасных шортах и еще более чудовищных сланцах казалась ему по-своему забавной.
По коридору мимо него прошли две женщины – припозднившиеся с обеда, неторопливые и донельзя благопристойные.
Профессор невольно посмотрел им  вслед, и у него свело челюсти от скуки.
-…Я готова!!!
Дверь с грохотом распахнулась, в проеме стояла Саша.
- Теперь лучше?
- Ну… Как тебе сказать…
В контрсвете Звонцов видел лишь Сашин силуэт.
- Идите сюда, посмотрите!
Девочка словно читала его мысли. Он шагнул к ней.
- Ваша футболка для меня пошита!
Саша крутилась перед ним и надо было быть не взрослым профессором, а мальчишкой-второклассником, чтобы не понять, что кроме футболки с «Пегасом» на ней не осталось ничего вообще.
- Ну ты даешь…
Он, кажется, слегка покраснел, хотя тому не было причин.
- Ну типа того, - кивнула девочка, проследив за его взглядом и тоже слегка порозовев. – Но ведь если я на улице вниз головой не встану, никто ничего и не узнает, да?
- Не узнает, да, - он кивнул. – И даже не додумается.
- А вставать ли на голову – я все-таки подумаю, - добавила она. – Догоняйте, профессор.
Старый корпус не был оборудован прокси-картами, Звонцов не с первой попытки вставил ключ в экономном полусвете коридора.  Справившись, он повернулся к выходу на лестницу.
Саша шла не спеша, пританцовывая и играя маленькой веселой попкой; его старая футболка скорее раздевала ее, нежели делала наоборот.
Догоняя ее, профессор ненужно думал, что ни одна из этих добропорядочных кошелок, что лежали сейчас в своем номере, переваривая сосиски с «пастой», ни за что бы не пошла в город с такими подробностями.
И тем более, не подчеркнула бы их ему.

8

Переговорный пункт находился в нескольких шагах от ворот.
- Вам сразу платить или по факту? - спросил Звонцов у веселого молодого турка, сидящего за стойкой, оклеенной банкнотами всех стран.
- Как хотеть!
Парень протянул руку к магнитоле, убавил громкость сладкой песни, бросил взгляд на молчаливо стоящую Сашу, подмигнул и улыбнулся.
- Можна купить один минуты, два минута, три минут… Можна твоя дочка пусть говорит сколько хотел, потом весь счет разом. Вы же не сбежишь не заплатила, так?
- Не сбегу, - подтвердил Звонцов и обернулся к девочке. - Иди общайся со своим парнем хоть до морковкина заговенья. В смысле пока твоя бабуля не проснется. Я на улице подожду, смущать не буду.
Коротко кивнув, девочка проскользнула в кабинку.
Звонцов вышел, спрятался под ажурную тень уличной пальмы и приготовился ждать.
Саша появилась на удивление быстро - ему показалось, что не прошло даже минуты. Пунцовая, она пошла мимо и остановилась, лишь когда он поймал ее за руку.
- Подожди меня тут, - приказал он. - Никуда не уходи. Я быстро.
Не сказав ни слова, она отвернулась к глухой стене соседнего отеля.
Звонцов расплатился с хозяином заведения - что заняло времени больше, нежели разговор с Омском, поскольку у стойки вдруг образовалась очередь из желающих куда-то звонить - и снова выскользнул в наполненный солнцем зной.
Девочка стояла в той же позе - как по утрам перед морем, только смотрела сейчас не в синюю даль, а в неровно побеленную стенку.
- Идем, - позвал он, тронув ее плечо.
Вздрогнув, Саша обернулась. И Звонцов понял, что краснота ее не от духоты: по кругленькому лицу катились крупные слезы.
Увидев это, он ощутил внезапный прилив ненависти к тому мозгляку, который сначала задурил голову некрасивой девчонке, а потом довел ее до истерики за несколько секунд разговора. Но ничего не сказал, помня реакцию на безобидные слова. А просто взял за мелко вздрагивающие плечи и привлек к себе.
Саша судорожно прижалась лицом к его великолепной гавайской рубашке.
- Ну ладно, ладно, - Звонцов погладил ее по голове. - Не плачь, не порти глаза. Может, у него сегодня плохое настроение. Завтра придем еще раз, позвонишь, все уладится.
- Не уладится, - глухо пробормотала она. - Ни завтра, ни вообще.
Он пожал плечами, не зная, какими еще словами утешить девчонку. А потом предложил, осененный единственно верной - как ему казалось - идеей:
- Времени у нас вагон. Пойдем мороженого поедим! В отеле оно никакое, а в городе должно быть вкусное.
Саша вытерла глаза кулаком.
- Ты мороженое наверняка любишь?
- Люблю, да, - она шмыгнула носом. - Только лучше…
- Что - лучше? - он улыбнулся, поняв правильность хода.
- Если вам денег на меня не жалко…
- Да хоть луну с неба, лишь бы ты не плакала! Что хочешь?
Видя результат, Звонцов испытывал нешуточный приступ великодушия; ему было до невозможности жалко эту девочку с недостойным парнем, суровой бабушкой и родителями, не позволившими взять на отдых мобильный телефон.
- Если можно… купите мне, пожалуйста, рахат-лукума. Мороженое и у нас в Омске клёвое, а восточных сладостей нет. По дороге из аэропорта в какой-то супермаркет завозили, я попробовала - вкусно, жуть! А бабуля жидит, говорит баловство это, питаться надо макаронами, которых в отеле навалом.
Он хотел возразить, что в отельном ресторане много человеческой еды: от тушеных кальмаров до жаркого из почек, а макароны за границей набирает только тот кто в жизни не ел ничего слаще брюквы - но промолчал, подумав что гастрономические вкусы девочкиной семьи не входят в его компетенцию.
Поэтому просто взял Сашу за руку и сказал:
- Идем. Я тут неподалеку видел хороший магазинчик.

9

Скамейку под полосатым тентом овевал ветерок с моря. Было хорошо, почти не жарко и очень уютно. 
Саша поглощала рахат-лукум всех найденных цветов: красный, зеленый, желтый, белый… А Звонцов сидел, наблюдал, видел ее лицо и был так счастлив, как уже давно разучился бывать.
- Все, хватит, - заявила наконец она, одну за другой отправив в урну четыре пустых коробки. - Сейчас лопну, вам зашивать придется.
- Сейчас не лопайся, - серьезно возразил Звонцов. – Тут остался целый штабель.  Возьмешь с собой - когда съешь, я тебе еще куплю.
- Как я их возьму? - девочка мгновенно погрустнела. - Бабуля же…
- Ох, извини… - он вздохнул. - Не подумал. Придется нести обратно в магазин, не то ты в самом деле лопнешь. А у меня нитки только белые, выйдет неизящно.
- Не надо назад, - Саша встряхнула волосами. - У вас ведь холодильник в номере есть?
- Да, минибар. А что?
- Заберите себе. Пусть у вас лежат. А я буду заглядывать и погрызать помаленьку… вы ведь меня пустите?
- Пущу конечно, - ответил он, хотя еще секунду назад не думал ни о чем подобном. - Куда я денусь, если уже сказал «А»…
Саша благодарно улыбнулась и взяла его руку - левую, на которой сверкал стальной браслет часов.
- Сколько таймОв там у нас осталось?
- Если верить пленному… - Звонцов посмотрел на табло и замолчал, не умея сразу справляться с цифрами без перевода на язык стрелок. - Если верить пленному - почти час.
- А какому пленному? - девочка уставилась с неподдельным интересом. - Мы что - уже кого-то поймали? Я как и не заметила.
- Да нет, это из одного фильма, который я любил в твоем возрасте, - усмехнулся он. - Мы никого не ловим, это нас может поймать твоя грозная бабуля. Но время пока терпит.
- Ну если терпит, то давайте еще чуть-чуть тут посидим, а? - сказала Саша. - Так хорошо, не хочу никуда возвращаться.
И не дожидаясь ответа, прижалась к нему плечом.
Звонцов ничего не сказал, только обнял ее свободной рукой и закрыл глаза.

10

- Саша! Ты куда? Стой!
Они шли через двор отеля, без проблем миновав охрану - долговязый отец со стопкой разноцветных коробок подмышкой и дочка в тунике с крылатым конем на груди.
- Ты что - решила обрадовать бабулю, явиться в моей футболке?
- Бли-и-ин… - девочка засмеялась по-детски. – Совсем забыла. В вашем пегасе хорошо, как ни в жизнь. Ночью бы не снимала! Умереть – не встать.
- Я тебе его влёгкую подарю, - ответил Звонцов, невольно подлаживаясь под ее тон. - Да только как ты объяснишь?
- Никак, - она вздохнула. - И не влёгкую. Пойдемте к вам, надену обратно свое барахло.
И пошла вперед него к старому корпусу, померкнув и даже ссутулясь.
А Звонцов шагал следом, удивляясь быстроте, с какой менялись Сашины настроения.
Она молчала всю дорогу через двор и по двум лестницам; без слов шмыгнула в номер, молча прикрыла дверь, оставив его в коридоре - пустом и послеобеденно безлюдном.
Но через несколько минут выпорхнула опять веселая, поражая весь мир американским монстром.
- Можно, я еще одну штучку съем? На дорожку? Миндальный, самый вкусный…
- Принести тебе завтра на пляж хоть одну упаковку? - предложил он, распечатав нужную коробку и поставив остальные под ноги. - Подкрепишься перед яичницами?
- Не-а… на пляж не надо, - промычала она, сунув в рот сразу четыре белых кубика и выудив еще два. - Там все не то. Буду есть только с вами вдвоем, мне так нравится.
- Ну смотри… Ступай, не дай бог твоя бабуля проснется!
- Иду, бегу уже…
Саша посмотрела снизу вверх, прожевала остатки лукума и сказала очень тихо:
- Спасибо вам!
- За что?.. - спросил Звонцов, вспомнив неудачный девочкин разговор и ее слезы у белой стены.
- За все, - кратко ответила она.
Вспыхнула, повернулась и побежала прочь.
Он смотрел вслед, пока Сашина фигурка не скрылась за поворотом к лестнице.
Потом поднял с полу чуть размякшие коробки с рахат-лукумом, вошел в номер, открыл дверцу пустого минибара.
Спрятал припасы, взглянул на часы, размышляя, что предпринять: идти на пляж или включить кондиционер и еще поваляться в постели.
И только взглянув на кровать, увидел, что поверх блестящего, украшенного лилиями турецкого покрывала лежит аккуратно расправленная футболка с логотипом турфирмы.
Звонцов взял ее, чтоб куда-нибудь переложить – футболка пахла Сашей.
Он повесил ее на спинку стула проветриться.
Потом сбросил с себя одежду и растянулся на кровати, все-таки решив подремать.
 
11

Утром Звонцов от самого входа на пляж высматривал знакомую фигурку.
Увидев ее на прежнем месте - на краю, чуть правее далекого красного буйка - припустил почти бегом: до такой степени ему захотелось подойти, завязать легкий разговор, спросить про последствия вчерашнего рахат-лукума, предложить еще одну вылазку в город…
Но не дойдя до девочки нескольких метров, он обо что-то споткнулся. Точнее, ощутил удар в спину, едва не поваливший вперед.
Обернувшись, он наткнулся на тяжелый взгляд пожилой женщины. Величественная, в черном платье, напоминающая какой-то фантастический обугленный айсберг, она сидела на лежаке, стоявшем напротив Саши и держала под прицелом всех, кто попадал в недопустимый сектор.
Ему стало не по себе, как не бывало давно. Хотя вчера он не делал ничего плохого, лишь сводил девочку позвонить в Омск да накормил ее рахат-лукумом. Но Сашина бабушка глядела так злобно, точно знала о профессоре нечто такое, что даже не шевелилось в его собственных мыслях.
Мгновенно сориентировавшись, Звонцов нагнулся, подобрал с песка камешек, поднес к глазам, обтер о футболку и с преувеличенной бережностью спрятал в карман шорт.
Спектакль удался: старуха равнодушно взглянула на него и повернулась в сторону дорожки, услышав голоса каких-то любителей раннего плаванья.
Вздохнув с облегчением: подставлять девочку ему не хотелось даже в том случае, если строгие меры в отношении ее были продиктованы необходимостью -  он охлопал себе карманы и пошел к выходу.
Миновав Сашину бабушку, которая смотрела уже направо: поскольку оттуда с подносом свежих булочек на голове приближался приземистый усатый турок, целый день курсирующий по побережью - Звонцов остановился и посмотрел назад.
Девочка почувствовала взгляд, обернулась, улыбнулась жалобно и повела плечами, словно говоря, что в жизни случаются неприятности.
Он коротко кивнул и зашагал дальше, с неожиданной досадой думая, что при таком раскладе она вряд придет после обеда.

*******************************************
ВЫ ПРОЧИТАЛИ ОЗНАКОМИТЕЛЬНЫЙ ФРАГМЕНТ.

Полный текст можно приобрести у автора –

обращайтесь по адресу victor_ulin@mail.ru

*********************
АННОТАЦИЯ

Когда разумный профессор-филолог подошел к одинокой девочке, стоящей на краю турецкого пляжа, ни один из них не мог предполагать, что за десять дней пройдет целая жизнь, чистая и светлая, которая для обоих окажется ступенью к чему-то новому. Поскольку вела их единственная сила, способная двигать миры – любовь, хоть и не сразу осознанная в нужном качестве. Но за финальной точкой романа остается надежда, что у героев все действительно изменится к лучшему.


******************************************

               
                2018 г.г.


© Виктор Улин 2007 г. - фотография.
© Виктор Улин 2012019 г. – дизайн обложки.


http://www.litres.ru/viktor-ulin/devochka-u-morya/

180 стр.


Рецензии
ЭТО перепост КОММЕНТАРИЯ,

оставленного Анной Даниловой

на сайте МСП им. св.св.Кирилла и Мефодия "Писатели за добро".

************************

Мне роман очень понравился. Он просто роскошен. Финал совершенно неожиданный. Я была уверена, что "ЛОлита" совратит Профессора, ну все к этому шло. Хотя, с другой стороны, он испытывает там такую гамму чувств и предстает таким цельным, хотя и несчастным человеком, что ему по жизни просто необходима такая вот настоящая, счастливая встряска — любовь. Рахат-лукум — особая сладость, и ароматом, и этой сладостью пропитан весь роман, и этой сладости в жизни как раз не хватает этой маленькой и еще не успевшей испортиться девочке. Конечно, она постоянно сравнивает Профессора со своим первым любовником, но ей хочется не только любви, но и покровительства. Его поначалу совершенно невинные объятья, его рука на ее плече или талии — желание взрослого мужчины защитить девочку от той жизни, в которой она просто тонет, как в болоте. Конечно, она глупа, как пробка, и многого не понимает в жизни. Однако, где-то в глубине души она все равно понимает, что здесь, в Турции, на курорте она вряд ли встретит человека, который может круто, в лучшую сторону изменить ее жизнь. Нет, она не надеется, а потому ей хочется хотя бы поиграть в счастье, наесться до отвала этой любви, как рахат-лукума. Чтобы потом — погибнуть… Конечно, ее слова о том, что она наелась бы макарон и бросилась в море, шантаж. Хотя, с другой стороны, вероятнее всего, она говорит искренне, от отчаяния, да и без особой надежды, что эти ее слова сыграют в ее жизни спасительную роль. Ей и в голову не мог бы придти чудесный вариант с браком. Она слишком мала для этого, да и особой любви от Профессора она не чувствует. Поначалу в ней говорит маленькая женщина, которой важно проверить, вызывает ли она в мужчине желание. И уже этого на том этапе их отношений для нее было бы достаточным. Переспав с Профессором, она успокоилась бы, что красива и желанна, попросила бы у него на память майку с Пегасом и увезла бы ее с собой, как трофей, который первое время спасал бы ее от беспросветного отчаяния и погружения в домашний ад… И, конечно, ей и в голову не могла придти мысль, что он тоже влюбился в нее, причем, настолько глубоко, как может влюбиться разочарованный в жизни и одинокий мужчина, потерявший способность жить свежими и новыми чувствами. Они, по сути, спасают друг друга. Понимая, что вот сейчас они расстанутся навсегда, и что он просто никогда не простит себе этого, он, подгоняемый интуитивным чувством необходимости действовать, вырывает Сашу из лап бабки, приводит в свой номер и вот здесь проявляет просто высочайшей степени заботу — он не только делает ей предложение (образ юной жены в пестром платьице в декорациях дачной веранды наполняет его счастьем и смыслом!), но и дает ей кредитки — знак реальной материальной помощи, которая позволит девочке, находясь в вынужденной разлуке, не погибнуть в семейном болоте. Эти денежки и будущие письма (обещанные встречи) сделают трехлетнее ожидание уже невероятным счастьем, наполнят обоих любовью и острейшими ощущениями радости.
Общение — в письмах, во время встреч — позволит наполнить сознание Саши чудесными знаниями, воспитать ее, очистить от всего того, чем пока что забита ее голова. И он чувствует в себе силы сделать счастливой не только ее, но и себя. И все то, чем владеет он — все знания, накопившиеся чувства и нерастраченная любовь — он поделится с ней.
Возможно, именно эти три года и буду для них самыми счастливыми…
Вик, а как все написано! Сколько поэзии в описаниях чувств, какие густые и подробные описания всего увиденного и прочувствованного.
И великое множество находок (оборотов, фраз, метафор) над которыми посвященный (в литературу) будет просто плакать! Только внимательный читать может понять движения мысли и души Звонцова — там в одном предложении может быть зашифровано миллион нюансов его чувств.
«Никакие планы, никакие слова, никакие кредитные карты не могли обещать ничего реального.
Не гарантировали вернуть Сашу».
Вот так он думает, ощущая пустоты внутри себя после расставания с Сашей. И ему страшно, что за эти три года (или сколько там они еще не увидятся до первого его приезда в Омск) все может измениться, планы расстроятся… Да, страшно. Однако, кто бы мог подумать (!) — улыбка простого водителя вернула его к жизни, заставила его сердце биться… Он ухватился за эту улыбку, которая осветила вокруг все и, главное, он вдруг понял, что все хорошее у него еще впереди…
Роман эмоционально очень сложный, его, повторяю, надо читать внимательно, а не между строк. И тогда всему поверишь.
*****************

ОЧЕНЬ БЛАГОДАРЕН Ане,
написавшей такие точные слова.

Виктор Улин   17.11.2018 07:41     Заявить о нарушении
На это произведение написаны 4 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.