Нюрка

   Давно это было, но как-то запомнилось. Я был в отпуске и жил в деревне у матери в Тверской (тогда Калининской) области. Осенью, во второй половине октября, я шёл по лесным тропам с целью выбраться на одно знакомое болото, где по моим расчётам можно было пособирать клюкву. 
    Вот-вот и морозы должны были начаться, как это обычно бывает в Тверской области. Но пока их нет, и заморозков больших не было, поэтому иногда удавалось где-нибудь на берегу болота найти и подосиновики. У них грибница залегает глубоко, и они растут, хотя и редко, до самых сильных заморозков. Светало медленно, так как стоял осенний туман, который без ветра долго задерживается в лесном массиве. Я ориентировался по верхушкам елей, которые выглядывали из тумана, хотя местность была знакомая. Но забывается, когда не бываешь часто. Да и сама местность была достаточно сложной. Мелколесье, ельник, группы больших ёлок и разнообразные болота, разделённые холмами, поросшими лесом.
   Наконец я вышел на намеченное болото и увидел согнутую фигуру незнакомой старушки. Локти её методично двигались как какие-то механизмы. Я невольно вспомнил паровоз и его кривошипно-шатунную систему. Она усердно собирала клюкву. К этому времени клюква успела набрать вес, созрела до тёмно-вишнёвого цвета. На ровных местах она была покрупнее, на кочках помельче, но тоже совсем зрелая.
«Бабушка»,- обратился я к ней – Мне здесь можно пособирать?» «Собирай, чего спрашиваешь?» « Как не спрашивать, я вижу, вы здесь хозяйка, раз пришли раньше меня».
 Она промолчала, а руки ее опять зашевелились, заработали, то и дело отправляя ягоды в корзину. Я отошел немного в сторону, чтобы ей не мешать и не раздражать, достал из рюкзака корзину-набирашку и принялся собирать клюкву, приглядываясь к местечкам, где она покрупнее.
 Дело спорилось. Вдруг бабуся немного разогнулась и прокричала довольно громко: «Нюрка!» Потом еще повторила: «Нюрка! Доча!» Лес откликнулся глухим эхом. «Да, небось, умотала на свидание»,- сказал я бабушке, а в ответ услышал – «Не позволит!»
  Присмотревшись к старушке, я спросил с нескрываемым интересом: «А сколько же лет вашей Нюрке?» Ответ меня просто сразил: - «Шестьдесят.»
Я не стал расспрашивать, но невольно задумался о том, что с какой же твердостью она ее воспитывала, что даже в этом возрасте утверждает: «Не позволит».
  Я прикинул, что бабусе где-то около восьмидесяти, а Нюрка как более молодая, наверное, решила пройтись на какое-нибудь, известное только ей, более ягодное местечко.
  Время у меня было ограничено, я насобирал около ведра клюквы,и можно было возвращаться домой.
  Дорогой не выходила из головы картина серьезной воспитательницы и ее воспитанницы. У меня у самого уже были дети и возникали вопросы с воспитанием детей. Суровая жизнь наложила свой отпечаток на характеры людей и влияние их друг на друга. После войны трудно было выйти замуж и многие девушки так и прожили свою жизнь до старости под строгим присмотром своих матерей. Грустно, мне было жаль эту Нюрку