Медведь Гризли

Медведь Гризли
или
Самая большая глупость Охотника Вика



Каждому человеку свойственно ошибаться,
но только глупцу свойственно упорствовать в своей ошибке.
Марк Туллий Цицерон

Такое название, пожалуй, может показаться неоправданно громоздким, однако, дело в том, что назвать произведение именно так сказал мне сам Виктор Сэмп, дабы с самого начала читатель настраивался на правильный лад. Но, всё по порядку.
Итак, расстались мы с вами на том, что я отправился в путешествие по реке Асупи. Это было просто удивительно, наблюдать как необычайна и многогранна может быть природа,  как по разному живут люди в нашей необъятной стране... Горы задевающие верхушками облака и бескрайние равнины, заканчивающиеся у горизонта, тропические леса, покрывающие холмы вокруг реки, и аллигаторы греющееся на солнышке с открытой пастью, полной кривых клыков, острых как ножи. Большие города и мелкие деревеньки, шумная толкучка базаров и величественное молчание храмов. Если у вас есть шанс путешествовать, никогда не упускайте его, ибо сидя в квадратной коробке никогда не узнаешь ты красоты и разнообразия мира и жизни. Но, не забывайте об осторожности, иначе, как я, можете по своей же глупости быть укушенным ядовитой змеёй и провалятся два дня в лихорадочном бреду, благо что на теплоходе оказался антидот. Это тоже своеобразный опыт, но такого вам в ваших путешествиях я не желаю.
В общем воспоминаний и ярких впечатлений я собрал вагон и маленькую тележку. Вскоре в Нью Трипс Таймс должны начать выходить мои путевые заметки. Теперь же настало время возвращаться домой, на каторгу, которую в нашем цивилизованном капиталистическом обществе принято называть работой. Однако, к моему величайшему счастью, добрый доктор Уильям Чейз, тот самый, что спас меня от укуса змеи, выписал мне справку на несколько дней отдыха после окончания отпуска. Мы с ним сдружились за время поездки и он немало огорчился, что из-за треклятой змеи я потерял часть своего отдыха и решил возместить мне эту потерю. Представляю как злился Гарри, когда получил по телеграфу моё известие об этом.
Отправился я на несколько дней в Нордист. Моему влечению в это место я уже не удивлялся. Так всегда влечёт к даже малознакомым людям, в которых угадываешь ты родную душу. В их присутствии ты всегда чувствуешь себя комфортно. С ними никогда не выбираешь слов и никогда не думаешь о том, что словом или делом можешь их оскорбить. Это попросту невозможно, ибо такие люди угадывают твои мысли.
Оставив свои вещи у Дуна в гостинице я направился к дому Виктора Сэмпа. Я уже подошёл к его двери, но не успел постучаться, как сзади меня окликнул знакомый голос:
- Как всегда вовремя, господин скучальщик?! - усмехнулся он. За спиной его висело охотничье ружьё, а на поясе висели подстреленные четыре жирные куропатки. - Как видите всё подготовил к праздничному ужину в честь вашего приезда, пойдёмте.
Я ответил на его приветствие и прошёл внутрь дома вслед за Виком.
- А я приехал не просто так! - таким же насмешливым тоном, который задал Вик, отвечал я, разуваясь. - Мне нужно забрать с вас должок!
- Должок? - он повернулся ко мне и глаза его пылали интересом. - Какой же, смею спросить?
- А я покажу! - сказал я, прошёл внутрь дома и указал на голову одноглазого медведя гризли, висевшую над камином.  - Рассказ о нём!
Вик вздохнул, опустил глаза и покачал головой:
- Неужто обязательно хотите устыдить старого Вика?
- Устыдить? - удивлённо воскликнул я. - По-моему здоровая голова гризли, как охотничий трофей может быть только как символ удали, бесстрашия и почёта, но никак не стыда!
- О, всё не так, - замахал руками Вик. - Это голова висит здесь вовсе не для того, чтобы потчевать моё самодовольство воспоминаниями о  победе над страшным зверем! Совсем наоборот! Он напоминает мне о том, насколько глупым я был и то, что гордость никогда не доводит до хорошего!
Его слова очень сильно заинтересовали меня. Теперь я определённо знал, что меня ожидает не просто охотничья байка, но что-то гораздо большее. В этот момент в дом вошла Тайя, и мы решили оставить рассказ до того, как сготовим ужин, да и Вик настаивал, что без пары бокалов виски говорить отказывается.
Впрочем, время истории отодвинулась ещё ненадолго, ибо Вик и Тайя страшно хотели услышать мой рассказ об Асупи.  Я прочитал им мои заметки. Когда я рассказывал о змее Тайя с ужасом вскрикнула. Мой рассказ их захватил, а в конце Семп  сказал:
- Пишите вы лучше, чем я рассказываю. Так что мои истории в хороших руках, - он подмигнул.
 Также я подарил им сувениры из поездки. Тайе я отдал ожерелье, которое она незамедлительно надела и побежала крутится у зеркала, как маленькая девочка. Семпу я подарил нож. Он пытливым взглядом осмотрел его, покрутил в руках проверяя заточку и балансировку, затем, после тщательной экспертизы одобрительно кивнул сам себе головой, а я вздохнул с облегчением.
За окном уже была, по-осеннему, непроглядная тьма. Мы с Семпом наконец уселись в кресла и откупорили виски. Вик, не дожидаясь моего оклика, начал, наконец, рассказ:
Случилось всё это осенью, почитай единый всего год минул с тех пор, как в нашем городке объявился чудак. Тогда, в тот злосчастный год, лето выдалось столь душным, будто сам Сатана одолжил свои жаровни солнцу. Выше по течению реки, в районе города дровосеков - Гринривера, что находится в середине великого леса , бушевал пожар. Люди там кое-как спасались от ужасающей стены пламени - рыли канавы и каналы, вырубали лес по пути движения огня и тому подобное. Звери же - дело другое. Звери просто бежали от пылающего центра леса к окраинам. А на окраине-то него и стоит наш славный городок.
Столько зверья я не видывал никогда ни до, не после в наших местах. Для меня наступили отличные времена. Столько дичи я тогда набил, что мехом забил всю кладовую, а после получил за него столько денег, сколько за год работы обычно не бывает у меня. Мяса засолил и засушил - сколько хочешь. Дошел до того, что каждый вечер угощал всех мясом в баре. Дун не жаловался, разумно понимая, что народ, пришедший за мясом, обязательно возьмёт к нему чего-то горячительного.
Тот вечер был для меня особенно удачливым. Удалось мне подстрелить волков, которые нашли себе приют в небольшой пещере, к северу от города. Они уже начинали потихоньку терроризировать поголовье скота, что не могло не волновать наших скотоводов. За подвиг же мой наши добрые люди поставили мне выпивки. Меня восславляли, как лучшего охотника нашей эпохи. Я же отбрыкивался как мог, от незаслуженной и слишком высокой похвалы за убийство парочки волков, но никто не слушал. А затем хмель ударил мне в голову, я поддался соблазну и подхватил общий настрой, сначала просто соглашаясь с похвалой, а потом и вовсе стал рассказывать абсолютные небылицы о своей охоте, желая выставить себя героем.
- А знаете ли вы... ик... откуда у меня этот шрам? - сказал я тогда, закатывая штанину и указывая на белую полосу, рассекавшую икру.
- Нет, так его раз эдак, этой истории мы ещё не слышали! - сказал Боунз разливая всем новую порцию виски. - Но мой верный глаз  подсказывает мне, кто это клыки кабана, не иначе!
- Именно так! - усмехнулся я и все в зале ахнули. Мы с Боунзом чокнулись стопками, он весь надулся от гордости, что опознал зверя, нанесшего мне рану. Бедняга тогда ещё не знал, что то был совсем не вепрь, а топор, что однажды соскочил, когда я колол дрова. Но тогда история звучала совсем иначе. - Иду я по лесу с ружьём, выхожу из чащи и вижу : стоит и будто бы меня ждет  кабан! Да что кабан... Кабанище! Толстый, как бочонок виски... Клыки, как сабли! Глаза - два яростных уголька в ночи... ик... Тёмной ночью и очень яркие угли! А изо рта ещё и пена валит... Ясно дело - сейчас рванёт на меня! Вскинул я ружьё - жму на спусковой крючок... - зал за время моего рассказа совсем затих, поэтому когда я ударил с размаху по столу, то все вздрогнули. - ХЛОП! Осечка...
Тут снова загудел и заохал весь зал. Я выдержал драматическую паузу.
-- Что было дальше?! Ну... давай не трави душу! - не выдержав, воскликнул молодой фермер Морти и от волнения даже сшиб рукой свою стопку и разлил виски. Все засмеялись.
- А что было?! - усмехнулся я. - Ясно дело что! Бросился он на меня, думал взять на клыки! Но я не так прост, как показалось этой поганой зверюге! Бросил я ружьё, схватил нож с пояса, подпустил поближе и воткнул ему нож промеж глаз по самую рукоятку! Успел он меня задеть, да то пустяшное дело... Зато каков трофей!
Снова было поднялся радостный шум, но тут из угла донесся голос:
- Брешишь! Побоялся бы Бога то, так избрехался! - сказал хмурый Боттард, которому по праву не понравилась моя хвастливая и глупая история.
- Это кто это брешит, так его раз эдак?! - возопил Боунз, ударяя кулаками по столу. - Ты шрам его видел?! Истину говорит - вепрь!
Все были в восторге, зазвенели рюмки, под одобренный всеми тост: "За великого  охотника Виктора Сэмпа!" Все поддерживали Боунза радостными криками,  а пытавшегося спорить  Боттарда заглушили улюлюканьем.
Я решил приумножить эффект тем, что положил на стол голову убитого волка и спросил ехидно ухмыляясь:
- Стало быть и тут брешу, раз такой брехун? Волк видимо мне шкуру на денёк одолжил.
Все рассмеялись, а Боттард лишь насупился и проворчал что-то себе под нос, понимая, что спор это бесполезный и ему его не выиграть.
И вновь все продолжили есть пить да веселится. Меня просили рассказать что-то ещё. Я же, помялся для виду, но тут же было приступил к ещё большей небывальщине, как вдруг дверь бара отворилась и вошёл священник, белый как мел, какой-то растрёпанный и злобный как сто чертей. Он вознёс руки к небу и возопил:
- Вот они, богохульники, расселись тут, чревоугодники, придаются обжорству и зелёному змию, аспиды! И всё это в тот час, пока бедную христианскую душу чуть было к Богу не отправили! - при последних словах он сложил руки будто в молитве.
- Не престало же так ругаться монаху, так его раз эдак, - заметил в смятении Боунз.
- Тем более что мы ничего не поняли из этого, - прошёл тихий шепот за столом. - Говорит, будто чудак...
- Не престало?! Не престало!!! - ещё пуще прежнего взъярился монах. - Господь милосердный, за какие грехи мои тяжкие послал ты мне, верному рабу своему, такое невыносимое стадо! Да анафемы для них будет, пожалуй, мало!
- Да ты сядь, - сказал примирительно Боттард. - Да расскажи толком что произошло!
Священнику тут же освободили и пододвинули кресло, а так же, немного подумав, кто-то налил ему рюмку виски. Священник тут же отказался, заявив, что "сим греховным напитком вы меня не соблазняйте!", затем достал из-за пазухи флягу с крестом, перекрестился и глотнул из неё.
- Расскажу, коли вы так хотите... Молился в церкви пред алтарём, как и обычно, за спасение нашего города. Ибо кому же ещё пред Богом за вас просить? Сами то по праздникам, да по воскресеньям ходите, да и то не всегда! Эх! Ну так значит, стою я на коленях, и тут слышу, как открылись двери и кто-то зашёл внутрь. Ну думаю, неужели кто-то из наших "честных" христиан вспомнил о своей душе, али умер кто, ведь если бы крестить или венчать, то я бы уж знал. Но я молюсь, отвлекаться во время молитвы нам -священникам, почитай, никак не дозволено, так что и не увидеть кто же пришёл. А человек какой-то странный - ходит, топает, охает. Ну, думаю, пьяница ко мне зашёл с перепою, не иначе. Мне бы выпроводить его взашей из дома Божьего, но молитву прерывать никак нельзя, приходится терпеть. А он ко мне подошёл, за спиной встал, и такое смрадное дыхание у него было - явно что с перегару! Мне чуть плохо было не стало! Но я терплю, держусь, а про себя думаю: "Мне бы только до "аминя" быстренько добежать, прости господи, и я тебе покажу отпущение грехов по полной программе!" Но тут он мне как гаркнет: "Рар-ар!" - явно лыка не вяжет, злобесный. Тут уже я не выдержал - резко встал и развернулся, намериваясь со всей злобой обрушится на окаянного. Обернулся и... обомлел - оказывается, вовсе и не человек ко мне в храм Божий зашёл, а... медведь гризли - здоровый, как экипаж мэра и с огромными зубищами и когтищами!  Дальше я толком и не соображал, что делал: схватил канделябр с алтаря и бросил в его морду.  Он, видимо, замешкался от неожиданности, да и сам я до сих пор понять не могу, как такое провернул! Я же, сразу же кинулся на кафедру, да там и заперся. Да токмо еле успел! Это чудище царапало дверь, я уж было думал, что выломает, но Бог уберёг! Потом оно кинулось в ярости бегать по церкви и крушить всё, что там было. Я кричал и звал на помощь, но разве вас докричишься, окаянных?! Вы тут пили и словоблудием занимались, пока честные люди страдали! И только когда он наигрался - смог я, наконец, выйти...
- Гризли - опасный зверь. Нехорошо это, что в наши места забрёл, - задумчиво выразил Боттард общее мнение.
- Ничего  страшного, - воскликнул вдруг Морти, вскакивая. - С нами ведь величайший охотник на континенте - Виктор Семп! Можешь быть спокоен, уж он этого богохульника в бараний рог скрутит!
Все разом поддержали Морти одобрительными и весёлыми криками.
- Да как же так! - воскликнул Боттард. - Не в одиночку же он на медведя пойдёт! Одному на гризли - чистой воды самоубийство, тут...
- Да угомонись ты, так тебя раз эдак! - огрызнулся Боунз и ударил кулаком по столу, так, что несколько рюмок закачались, расплескивая своё содержимое. - Много ты в этом понимаешь! Так же как в вепре, не иначе! - все в зале дружно засмеялись. - Тебе самоубийство - бесспорно, а наш Вик без всякой помощи эту зверюгу завалит и не почешется, верно я говорю? - сказал он, обращаясь ко мне.
Хмель в тот момент с меня, как рукой сняло. Я уже встречался разок с гризли и еле-еле ноги унёс. Конечно, Боттард был прав. Разумеется, идти на опасного хищника одному - вершина глупости, не важно какой у тебя калибр, да насколько точно ты стреляешь. Такое дело не может кончится ничем хорошим. Это я и хотел вымолвить, но... Но в этот момент все загомонили: "Да разумеется он справится! Ножом запорет! Голыми руками сломает! Не с тем связался мишка!". Слова застряли у меня в горле. Все смотрели на меня в ожидании и с восторгом в глазах. Все ждали от меня геройской реплики и подвига. И мог ли я не поддаться соблазну? Ради сиюминутной славы и почёта, каким бы ни был лживый их источник, я был готов наплевать на все последствия. Там авось пронесёт как-нибудь - но сейчас... сейчас я буду колосом, пусть и на глиняных ногах, и гори оно всё огнём!
- Естественно убью! - хмыкнул  я, будто речь шла о зайце, а не о гризли. - Этим самым ружьём!
Зал разразился аплодисментами. Лишь только Боттард покачал головой и вышел.
Мы порешили, что завтра с утра я пойду и добуду шкуру медведя, а сегодня мы ели и пили, теша моё самолюбие восторгами о моей смелости и силе. Я же с радостью думал, что погибать только в далёком и почти невозможном завтра, а сегодня будет длится долго и весело - а что ещё нужно? Но, как и стоит ожидать, в итоге сегодня всё же закончилось, большая часть народу так и осталась спать у Дуна, как и я. Неожиданно наступило завтра...
Наутро, не успел я проснутся, весь город уже ждал моего пробуждения. Меня накормили, напоили и собрали в поход на медведя. С песнями меня повели к краю городу. Я пытался сопротивляться и увильнуть, но не раскрыв того, что вчера я врал и бахвалился, этого сделать было невозможно.
Единственный, кто мог мне помочь был Боттард. Он встретился на пути толпы, ведущей меня и сказал:
- Не творите безумие! Не губите человека зазря - пойдём все вместе, поставим капканы и убьём медведя!
- Да что ж ты опять лезешь, надоел, так тебя раз эдак! - сказал Боунз и лишь махнул на Боттарда рукой.
- Ну хоть ты скажи им, что это самоубийство, - обратился Боттард ко мне. - Ей богу, знаешь же, что ты на смерть идёшь.
- А может и правда сподручней всем вместе? - неуверенно и внезапно подхватил Морти.
Все снова посмотрели на меня. И тут я уже думаю - спасение! Вот оно! Скажу сейчас, соглашусь, и всё будет хорошо. Но посмотрел я в глаза стоявших вокруг и... как будто затмение какое произошло со мной. Я разозлился и сказал:
- Сам справлюсь! - будто на секунду я сам поверил, что герой. И жутко не понравилось мне, что кто-то сомневается в этом. Но... только вымолвил и тут же затмение прошло, а в голове же закричал на самого себя: "Ну дурак!!!".
Снова раздались восторженные возгласы, а Боттарда отодвинули, впрочем, он и не сопротивлялся. Всю оставшуюся дорогу я шёл не слушая других, коря себя за непонятно откуда взявшееся малодушие. А шёл я будто на казнь.
И вот я оказался один в лесу с ружьём наперевес. И только тогда я очнулся. Я быстро оценил положение - что себя корить - что-то надо делать. Отступать мне было некуда, выслеживать медведя я, разумеется, не собирался. Решил, что аккуратно погуляю по лесу несколько часов, а затем вернусь и скажу всем, мол, сбежал медведь, ушёл далеко от наших мест. Не наткнутся на зверя куда проще, чем отыскать его. А потом, когда всё закончится, вернусь в другой раз с сознанием дела, как раз шум за пару дней уляжется. Позову людей, расставлю капканы и покончим мы с этим, как полагается.
Вначале я ходил аккуратно, бесшумно, прислушиваясь искал медвежьи следы и не находил. Потихоньку я начал успокаиваться, решив что медведь действительно покинул наши места. Да и не может человек долго находится в  состоянии тревоги. А потом, к тому же, мне довелось подстрелить пару жирных зайцев и тут уже я совсем уверился, что фортуна на моей стороне. Я дошёл до того, что присел на пенёк и раскурил трубку, насвистывая популярную на тот момент песенку: "Ах, пастушка дорогая, ты взгляни-ка на меня..."
Именно тогда я и услышал за спиной хруст. Душа моя ушла в пятки, трубка так и выпала изо рта. Я обернулся и вскинул ружьё, ожидая увидеть худшее... А это самое здоровенное "худшее" взирало на меня и медленно и вальяжно выходило на поляну, подёргивая носом и фыркая. Я выстрелил не задумываясь. Стрелок из меня далеко не самый худший, а тогда и рука моя была твёрже. Пуля угадила ему прямо в глаз. Он остановился на долю секунды, и в моей душе промелькнула надежда, что я его убил. Но затем он вскинулся на задние лапы и дико зарычал ужасающим рыком, огласившим все окрестности. Он понял передние лапы к морде но лишь на секунду, а затем в дикой ярости  ринулся на меня, точнее будет сказать в моём направлении, ибо выбитый глаз не давал ему правильно ориентироваться, что и спасло меня. В исступлении и ужасе, пытаясь хоть как то защитится от монстра я...  бросил в медведя ружьем бросился бежать со всех ног. Медведь бежал за мной, натыкаясь на стволы мелких деревьев и ломая их собственным весом. Это тормозило его, но он всё равно был быстрее, и нагонял меня с ужасающей скоростью.
И тут я внезапно вспомнил, что нахожусь недалеко от места, где убил волков, там, где была их пещера. Я свернул туда и помчался с невероятной скоростью, доходя до таких пределов своего организма, каких и не узнаешь до того, как тебе не будет угрожать смерть. Бок адски болел, лёгкие жгло кипящим воздухом при каждом вздохе, лицо хлестали до крови ветки, а глаза заливало едким потом. Но остановится желания у меня не возникало. Грохот за спиной был такой, будто по лесу нёсся локомотив, который при этом рычит и клацает зубами. Он уже наступал мне на пятки, когда я выбежал к пещере.
Вход в неё выглядел так: две скалы метров шести высотой, поросшие мхом снизу и деревьями на самом верху, сходились здесь образовывая узкий проход в своё чрево, а застрявший между ними камень, размером с бычка, видимо свалившийся откуда-то  сверху много десятилетий (если не более) назад, формировал свод.
Я прыгнул внутрь этой пещеры, и тут же с глухим ударом во вход врезался медведь. Пролезть ему внутрь не удалось, но лапа, что он выбросил вперёд, успела таки полоснуть меня кончиком когтей по ягодицам, порезав мне штаны как бумагу.
Я сжался у стены пещеры, ибо вглубь она была не более двух метров. Я наблюдал как медведь с яростью снова и снова обрушивался на вход пещеры. Он бросался с такой силой, что даже камень, столько лет безропотно служивший козырьком над входом, закачался между скалами. Однако же, ни достать меня, не влезть внутрь он не мог.
Через какое-то время он всё же устал и понял, что его усилия не приносят никакого успеха. Тогда он  принялся ходить вокруг пещеры, временами порыкивая в мою сторону. Тогда, до меня наконец то дошло, что я бросил ружьё. Я стал корить себя за эдакую глупость, а затем припомнил всё, что сделал я за эти дни и так мне стыдно перед всеми стало за свою гордость, за своё самолюбие и самолюбование, за всё то, что и привело меня к такой безвыходной ситуации. Так солоно на душе стало, что даже слёзы навернулись на глаза. Сам во всём виноват был. Сам себя сюда привёл, зная, что так и будет. Отказался от помощи, которую мне предлагали. Очень погано поступил я по отношению к Боттарду. Положил я, что если поможет Бог выбраться мне отсюда, вернутся в город, то у всех попрошу прощения, а особенно у Боттарда.
Такими были мои невесёлые мысли, когда, вдруг, услышал я оклик. Вначале я думал, что мне померещилось, но нет, снова раздался он неподалёку, и по голосу я узнал, что это был Боттард:
-   Вик! Ау!
Медведь задумчиво повернулся в сторону крика и пошёл туда. Я же закричал во весь голос:
- Беги отсюда, Боттард! Тут медведь!
Я взял камешки и стал бросать в гризли, но тот лишь огрызнулся на меня и побежал к голосу из леса. Я вышел из пещеры, думая, чем помочь Боттарду, но не успел я ещё раз предупредительно кликнуть, как увидел, что ко мне бежит из леса Боттард, а затем услышал выстрелы - это он, не глядя, стрелял из револьвера в бегущего за ним медведя.
Тогда я крикнул:
- Сюда! Сюда беги!
 Боттард смекнул что делать и успел забежать в пещеру вместе со мной, до того, как медведь его сцапал. Медведь же снова побился об вход, но затем, с явной досадой отошёл и стал ходить вокруг.
Я же принялся сразу  же пламенно извинятся перед Боттардом за всё, повинуясь нахлынувшим чувствам, даже не удосуживаясь толком спросить, что он тут делает, да и зачем кричал меня по лесу. Боттард же в начале вообще толком не понимал что я от него хочу, ибо всё еще находился в шоке от случившегося. Но затем до его разума стали доходить слова моего раскаяния за ложь, за бахвальство, за оскорбление в его адрес, вовсе незаслуженные, за то, что так самодовольно отказался принять его помощь. Он выслушал всё внимательно, а затем отвесил мне подзатыльник тяжёлой рукой кузнеца.
-  Эх, дурак... Ну и как на тебя теперь злится? - он улыбнулся. - Ну да хватит, простил я тебя, простил!
Я немного пришёл в себя от этих слов и даже начал потихоньку соображать. Я спросил:
- Кстати, Боттард, а что ты здесь делаешь?
- Я то? Когда ушёл ты из города, вначале злой был, думаю, ну и пусть погибает! А потом совесть меня грызть начала - как же так, неправильно это. Если дурак отказывается от помощи, то что же, бросить его умирать? Нет! Взял я револьвер, да пошёл тебя искать в лесу, спасать коли придётся, да только... сел в колошу! Вот и здесь! - криво улыбнулся он.  - Спас, понимаешь!
- Теперь ясно дело! Может и спас... - задумчиво произнёс я. - Я виноват, что мы тут оказались, я нас отсюда и вытащу!
- А что и план есть? - заинтересованно спросил Боттард.
- Есть, - ответил я, неожиданно даже для себя понимая, что идея спасения крутилась в моей голове с самого начала. - Но в одиночку не сдюжил бы, да и вдвоём вряд ли справимся.
Я коротко рассказал ему идею.
- А что, может и сработает! - развеселился Боттард и стал собирать камешки в пещере.
 Я тоже стал собирать камни. После чего мы начали бросать их в гризли, одновременно стали кричать на него, пытаясь разозлить:
- Ну что, грешник, только за монахами бегать, а обычных людей достать не можешь?!
- Давай иди сюда, разберёмся по мужски, я тебе так морду начищу, что ты потом клыки собирать будешь!
Вряд ли гризли что-то мог понять из криков, но наша неожиданная смелость достигла цели и взбесила его. С рыком он метнулся к нам. Со всего размаху он врезался во вход, а мы только этого и ждали. Мы с силой навалились на камень, застрявший между скалами, как раз в тот момент, когда медведь с силой обрушился на вход. Это дало результаты, камень и так стоявший неустойчиво, закачался сильнее.
- Ну давай же! Эх навались! - закричал Боттард.
Медведь воспринял это как вызов себе, отпрянул для разгона и снова бросился в атаку. Мы же снова навалились изо всех сил и... подались вперёд вместе с камнем. С грохотом тот обрушился вниз из своего долгого заточения между скалами. Мы же полетели вслед за ним, кубарем за приделы пещеры. Когда я пришёл в себя и вскочил, то всё было кончено - Медведь лежал, раздавленный камнем, и лишь голова, да лапы торчали из-под него. Из последней мочи он зарычал и умер.
Я помог подняться Боттарду.
- Ай да молодец! - воскликнул он. - Без тебя бы мы не выбрались!
- Без меня бы мы туда и не попали, - печально молвил я. - Пойдём найдём моё ружьё и отправимся домой.
- Погоди, - покачал головой он. - В память о такой истории нужен трофей, подсоби-ка!
И вот таким образом мы и забрали голову, которая теперь висит над моим камином.
Когда мы вернулись в город, то все встречали меня героем.
- Вот он, так его раз эдак! Убил таки медведя, а ты не верил! - воскликнул Боунз Боттарду.
- Да, не ожидал я такой удали! Неправ был я! - сказал он улыбнувшись хотел было идти, видимо, полностью удовлетворённый моим извинением в пещере и вовсе не желая меня обличать перед всеми.
Но тут уже я сказал, помня о своем обещании, да и просто, понимая, что не могу иначе поступить:
- Нет, прав был Боттард, а я нет! Да и не вышел бы я живым без его помощи!
И я рассказал всем всё, в чём я был неправ и в чём виноват был пред ними. А затем попросил у всех прощения.
К моему удивлению, никто не расстроился и не обиделся, а лишь посмеялись надо мной.
- Да уж, наломал ты дров, охотничек Вик! - усмехнулся Морти и похлопал меня по плечу.
А дальше все начали пить, не разверзлись небеса, никто не отвернулся от меня, не ненавидел меня, да и вообще никак не изменилось ко мне отношение, только лишь подтрунивали надо мной иногда, называя меня "охотничек", да так это привязалось, что потом и трансформировалось в моё прозвище "охотник Вик". Если бы я с самого начала знал, что так и будет, разве боялся бы я сознаться. Да и право, знал я это и самого начала, просто какая-то гадина внутри специально пудрила мне мозги.
И с тех пор висит это голова, как напоминание о том, что душить надо гадину, которая велит поступать глупо и неправильно, и упорствовать в этом, когда прекрасно знаешь, что именно будет правильным делом, но боишься на него пойти. 
Он закончил свой рассказ, а я подумал, что нет, не памятник стыда эта голова, как считает Вик. Наоборот, эта голова символ того, что никогда не поздно признать свою ошибку, и что не нужно этого боятся. А так же, что нужно прикладывать все усилия, чтобы исправить свою ошибку, коли можешь это сделать.