Яровит

                ЯРОВИТ
               
                Русалка

Средь тайги
С далеких пор
След оставил метеор.
Встало озеро, где берег
Описал волшебный круг
Вал песчаный, сосны веер
Понатыкали вокруг.

В этом озере Русалка
С давних пор одна живет.
Нити звезд прядет на прялке,
Песни космоса поет.

Из глубин струится свет
И какая-то истома.
Вал воды, прозрачней нет,
Гонит к берегу крутому.

Пляшет танец на хвосте,
Озеро вскипает круче.
Руки тянутся к звезде,
Заплетают каждый лучик.

Не охотник, а поэт,
Разглядел волшебный свет.
Брел тайгой четыре ночи,
На валу без сил упал,
Засмотрелся деве в очи
От того поэтом стал.

Сказки пишутся пером,
Светом, таинством, добром.



                Марс

На самой западной заставе,
Где нет границы и черты,
Он пограничный столб поставил,
Четырехгранной красоты.

Приладил Герб, покрасил Знамя
И лег в сторонке отдыхать,               
А черный конь копытил пламя,
Он ждал стотысячную рать.

Над полем день клонился к ночи
Луна с востока вышла вслед
И жаворонок, как рабочий,
От колокольчиков ослеп.

И ветер замер над равниной,
На поле пала тишина,
И задохнулся воздух синий,
Толкнула черная стена.

Все те же звезды полыхали,
Все те же запахи с лугов,
Но звери дикие бежали
И от друзей, как от врагов.

А утро выслало разведку,
Точили стрелы камыши,
И травы заплетались сеткой,
И взмыли парами стрижи.

А он очнулся, меч поправил.
Позвал сигналами коня
И удалился к переправе,
Кольчугой огненной звеня.

Четыре грани разделили
Весь мир на наших и врагов.
Мир покорился грозной силе,
Проклятьем умерших богов.




                Император

Паруса, крутые мачты,
Ветер гонит флот вперед.
За штурвалом грозный мастер-
Император Петр.

    Как рапира ус колючий,
    Черной ямой рот.
    Пересилит крик могучий
    Ледяной варяжский норд.

«Вира враз! Левей три галса!
Не тяни, а заряжай!
Лишь отважных ждет удача,
Ядра славный урожай!
 
    Крючья на борт! Взять на шпагу!
    Шелк мундира не жалей!
    Дерзновенно пей отвагу,
    В рот фьорда кляп забей!

Веселей шуруй, ребята,
К слабым грозен Посейдон!
От Готланда до Кронштадта
Воцарился в море он!
   
    Наш трезубец и корона,
    Курс назначен крейсерам»
    Бомбардиру кубок рома,
    Наше русское ура!

Паруса омоет море,
Мачты выдержат ветра.
Океанские просторы
Зацелуют якоря.




                Холодное свиданье

Беломор овладел океаном,
Белый парус ладонями рвал,
Борода его в белом тумане,
А глазами простор пожирал.

Он устал от сирен и русалок,
Захотелось живого тепла,
На откосе, в платочке фиалок,
Юной девой дубрава цвела.

Беломор отразился о скалы,
Белый ус обнимает утес,
А дубрава, улыбкою алой,
Поклонилась поклоном берез.

«Мореходу готова перина,
На поляне из трав и цветов.
Я люблю не рожденного сына,
В океане чарующих снов!»

Беломор, стопудовые руки,
Из пучины на скалы бросал,
Чтоб зеленого сына на муки
И на счастье, но нет не достал...

Откатились угрюмые волны
От гранитной холодной скалы,
А дубрава свиданье запомнит
И забудет до новой игры.


                Святомор

На северном море
Зюйд — вест Постоянный.
Свинцовые тучи шипят.
Застылые волны
В усилье обманном
Стараются шхуны распять.

Поморы, поморы!
Под парусом ветер,
Тяжелые льдины и даль,
А брызги по мордам
Стегают картечью,
Ржавеет багорная сталь.

Гарпун на прицеле,
канаты витками,
За пазухой спят топоры.
Взлетают качели
Торчком за плечами
И падают камнем с горы.

На палубах скользких
Стоят гарпунеры,
А рядом седой Святомор.
Усы раздирает:
«Стоять, пионеры!
Заманит багровый простор!

Там чайки и скалы,
Моржи и тюлени,
Белуга от счастья ревет,
Удача усталым,
Встряхнитесь от лени,
Вперед, пионеры, вперед!»

На северном море
Зюйд — вест разгулялся,
Путь — курс выправляет штурвал.
Устали поморы,
Но кормчий старался,
Усами волну усмирял.



                Встреча с  Геркулесом


Я повстречал его в дороге,
Где сотни лет не ходят боги ...

Он шел! Огромные сандалии,
То ковыли волной качали,
То камни рассыпались пылью,
А травы никли и просили:
«Здесь нет соперника тебе,
Непобедимому в борьбе!»

А он могучие ладони
Поднял приветствуя меня:
«Не устают стальные кони,
Останови, браток, коня!
Непобедимый Геркулес -
Посланец Зевса и небес!

В твоих одеждах новый стиль,
Такое боги не носили.
Все также клонится ковыль
Перед напором грозной силы.
Скажи название свое,
Какое нынче бытие?»

Я поклонился до земли:
«Меня назвали Леонидом,
Куда дороги привели?
На кромку боли и обиды!
Непобедимый Геркулес -
Посланец Зевса и небес!»

Он кулаки упер в бока?
«Кончай валять брат дурака!
Я не сражался с Леонидом,
Не наносил ему обиды,
Ты говорят плохой поэт,
Раз откровенья в слове нет!»

Сражайся с тенью, Геркулес!
Давно герои и Тираны
Перевелись в словах романов,
Мелеют реки, высох лес,
Здесь не найдешь былых чудес
Я повстречал тебя в дороге,
Где сотни лет на ходят боги!»

Он улыбнулся, поклонился,
Шагнул и канул за горой.
Все так же день к закату длился,
Все то же небо и покой,
Но покачнулся свод небес,
Прощай навеки Геркулес!



                Гнев  Титана

Скифское море взыграло
Безжалостной, черной волной.
Бежало, бежало, бежало
Сжирая лазурь и покой.


Ударило в скалы Тавриды,
Стараясь до цели достать.
Копилась веками обида
Титана великая страсть.

Он зло собирал в преисподней
На грани рассвета и тьмы.
От ярости, силою водной,
Срывает оковы тюрьмы.   

А боги не ждали побега,
Ласкали величье свое.
Победа! Победа! Победа!
Рубили топор и копье.

Тяжелые волны вставали
В могучем размахе руки.
Всю ярость расплавленной стали
Жевали стальные клыки.

Ревело луженое горло
Всесильные гимны войны,
Как будто всемирное горе
Упало на срез тишины.

Черное море устало
Ворочать оковы цепей.
Блистало, блистало, блистало
Небесной лазурью своей.


         Покровитель   дружины

Дремучий лес дорогу путал,
Гроза металась над землей,
Власть страха стягивает путы
И рвет холсты над головой.

Дождь на щитах венчает плясы,
Сам сатана сошел с небес,
Дружина смолкшие балясы
Несет в рядах в угрюмый лес

Над шлемом князя — ореол,
Свет с плеч стекал и в землю падал.
Под дубом старец повстречал,
Кто знает, что седому надо.

Рубаха - чище бороды,
 А борода — белее снега.
Стоял посланником беды
Сам повелитель Гроз и Неба.

«Привал» - команда уползла
В последний ряд, дружину спешив.
Поклон земной на русский лад
Прими без зла хоть бог, хоть леший.

Сверкает солнце в бороде
Перун дружину нежит взглядом:
«За хлеб — соль выручу в беде,
Во веки братом встану рядом!»
         Великое   стояние

Третий день стоит Орда
На берегу Оки.
Разъединяет бой вода,
Дружинные полки
Седьмицу держат перевоз.
Мамай больной лежит в шатре.
Решает жизненный вопрос
И воет на заре.

В разгаре лето, сенокос,
Истома от земли,
Лужайку очертил откос,
В густой траве шмели.
               
И вдруг — удар! Взлетает мяч,
Забава псковичей:
«Держись Москва! Игрок — горяч,
Закатим сто мячей!»

Команда бросив топоры,
В исподнем, без рубах,
Гоняют бычьи пузыри,
Отбросив к черту страх.

Азарт победы и атак
Объединил врагов.
Монгол бросает саадак
Вгоняет счет очков.

Кольчуги сбросив, малахай,
Толпой бегут к реке,
Кричит разгневанный Мамай,
Но мяч гудит в игре.

В одной команде — москвичи,
В другой — восточный сброд,
Талдычат спорные мячи
В открытый зев ворот.

Весь день на поле длится бой,
Войска ревут стенанья.
Поход закончен «мировой» -
«Великое стоянье».
       
      Яик

«Свободу казацкому роду!»
Бузили в толпе казаки.
Убили дубьем воеводу,
Что пачкать святые клинки.

Набат ожидали ночами,
Как ждет запоздалого вор.
Свобода — она за плечами,
Для каждого свой приговор.

Избрали в вожди Пугачева,
От Дона пробрался казак.
Вся ложь для простого народа
Точила на правду тесак.

А правда — она за стеною,
Где славно живут господа,
Но Яик, от стона хмельного,
Вскипел, как шальная вода.

«За волю, царя и Россию
Поднимем великий народ!
Веревка — дворянам на шею,
Топор — для купцов — воевод!

В дорогу кабацкая удаль,
Все цепи расплющим в мечи!
Свободу рабам Добудем!» -
От тына Россия кричит.

Вся голь от Урала до Волги
Поверила этим речам.
А воля — распятием долга,
Молилась не нашим ключам.

Уралом назвали саирапы
За чьи — то пустые грехи.
Я — Яик! Свободный однако,
Не помню народной тоски.


    

   Кентавры

В дремучем лесу, на поляне,
Усталые спят жеребцы.
Их вырвала воля из плена,
Оборваны цепи, концы,
Веревки на шее,
А небо светлее, светлее.

Вот старый очнулся Кентавр,
Землей пересыпал он раны
И сивую гриву задрав,
Обнюхал траву и бурьяны,
Заржал и спустился к ручью,
Глотает речную струю.

За лесом ударили звоны
И звон разбросали вершины.
Так эхо далекой погони
Толкнуло лохматые спины,
Табун по ручью устремился
И с плачущей ношею скрылся.

В селении тревожные крики
Созвали на площадь толпу.
Родители в скорби великой
Талдычили войнам тропу.
По ней устремилась погоня,
Но ржали испуганно кони.

Троих непорочных невест
Пленили в селеньи кентавры.
След прятал разбуженный лес
И прятали запахи травы.
Упал над равниною вечер,
Да слышались жаркие речи:
«Люби меня милый Кентавр,
Усни от желаний устав!».

       Царев   курган

Над горами Жигулями
Дымка сизая клубится.
Наползла орда степями,
Встала Русь за волю биться.
Порешили толмачи:
«Рассудит нас поединок,
Выйдет грозный Епанчи,
У Урала дрогнут спины.
Русь, давай богатыря,
Не позднее сентября!».

Загрустили воеводы:
«Кто сразится с Епанчей,
К поединку ходят годы
Подпоясавшись мечом,
А сошлись на поле брани
Пахарь, плотник и кузнец,
Чтобы пир сей раздуванить
Нужен сильный молодец!»

Вот Гудит рязанский полк:
«Есть в полку кузнец Царев!
В ремесле изведал толк,
Подкует за будь здоров.
Помолясь пойдет на хана,
Остудит в реке буяна!»

Вышел парень хоть куда,
Плечи точно три аршина,
В кольцах русых борода,
Поступь — дрогнула равнина,
К берегам сошла вода.

Поклонился трем сторонкам:
«Грех простите земляки!
Встанем дружно, обороним
Рощи, нивы и колки!»,
Снял шелом, перекрестился
И к кургану устремился.

На кургане Епанча
Восседал. Убор из злата,
Вязь восточного халата,
Пил пиалой пряный чай.
А Царев махнул рукой,
Повалился первый строй.
Молот легкий, стопудовый,
Размахнул во все плечо:

«Я не князь, кузнец бедовый,
Нам работа ни — по — чем!»

Грохнул сталь в гранит утеса,
Глыба рухнула к ногам,
Покатился хан с откоса,
Куль мякины, а не хан.
Взял за шиворот легонько:
«Не блуди кудлатый пес!»
Поддал в спину, не догонишь,
Всю орду шайтан унес.

Волга гладит грудь утеса,
Дымка ластится к воде.
Царь — курган пылит с откоса
Оказался не у дел.

           Расстрел   Колчака

Вот поезд встал на полустанке.
Всесильна удаль кабака.
Под музыку лихой тальянки
Ведут к расстрелу Колчака.

Правителем «Всея сибири»
Его назначила судьба,
Но напророчили сибиллы:
«Умрешь, не перекрестишь лба!»

И вот ведут. Сковали руки,
Сорвали золото погон,
Разбили губы: «Эти суки
Сожрали площадь и перрон.

Орет о равенстве хамье,
Но смогут ли создать величье,
Собралось в тучи воронье,
А миром правят честь и личность.

Тщета столыпинских реформ,
Обманность эры коммунизма,
Кричит разгул продажный вор,
Но не изменит грани призма.


Святое имечко мое,
Со шкурой не сорвешь рубашки,
Распяли родину зверье,
Россию — черную монашку!»

Встал исполин на грани рва,
Вдыхает прелести мороза...
...Взревела жадная труба
Раскрытым зевом паровоза...

          Степное сновиденье

Степь до небес всегда пустынна,
Дорога лентой режет степь,
А одичалая машина
Рвет за собой тугую цепь,
Что держит даль и расстоянья,
Однообразность, старый шлях,
В ней нет ни камня, ни преданья,
Лишь ковылей бегущий страх.

Усталый лег в тени машины,
Послышался табунный бег,
Кибитки, женщины спешили
За Волгу, в яростный набег.

Кричала злобою погоня
На незнакомом языке
И ржали заводные кони,
Смывая пыль в седой реке.

Все так же солнце полыхало,
Степной полынью дышит зной,
Орда кочевьем наступала
И Русь свободная за мной.

За нашим дольним пограничьем
Легла засечная черта
Пол — сотня воинов, день обычный,
Пред нами степь и пустота.

Но вдруг сменился цвет заречья,
Тревогой задышала даль
И взвизгнула пищаль картечью,
И отозвалась звоном сталь.
Еще снаряд, ревут пищали,
Редут стонал в огне, в дыму
И молча призраки скакали,
Ко мне спешили одному.

Аркан на горле захлестнулся,
И зной, и прах, и голоса,
Но слава богу, что очнулся,
На месте степь и небеса.


        Красная сказка

«Черта» заседлали казаки.
Грива до колен шелками льется.
Это дело было у реки,
Где обрывом берег оборвется.

Кочубей привстал на стременах,
Смотрит вдаль на горы и станицы.
Скачет лава, обгоняет страх,
Как с руки сорвавшаяся птица.

Грохот за спиной все веселей,
Не сдержалась белая засада.
Вот попался красный соловей
На приманку хуторского сада.
«Черт» храпит, уносит казака,
Растянулась жаркая погоня.
Встречной молнией разящего клинка
Стонет степь: «Ах, кони мои, кони!»

Дымка расплескалась над землей ,
В серебре ковыльные Курганы,
А вокруг пленительный покой,
Охраняет сказку атамана.


       Богатырская  застава

Дремлет степь, роса на волосах,
Опустили головы курганы,
А в далеких, близких небесах,
На совет собрались ветераны.

Говорит товарищам Илья:
«От заката выставим заставы,
Истомились русская земля,
Не взрастают голубые травы!»

Наклонил Добрыня красный щит:
«В поле воля, молодцу забава.
Там орел в сражение летит
На стреле забытой переправы!»

А Алеша бросил булаву,
Налету поймал и улыбался:
«Не сносить мне буйну голову,
Соловей в дубраве рассвистался!

Выйдем в поле, Острием копья
Сбросим звезды на луга — полянки.
Истекает золото огня
Из косы заморской полонянки!»

«Ах, пострел, да не туда поспел!
Богатырская потеха не забава!
В поднебесье сокол улетел,
На земле засватана Любава!

Всюду враг седлает табуны,
Тучи — стрелы расстреляли зори.
Мы застава Солнца и Луны,
Остановим, братья, разговоры!»

Степь колышет марево лучей,
От травы истома наплывает
И сверкают отблески мечей,
От набега землю заслоняют.


       Камни Тимура

Горы Памира желтеют вдали,
Выженны адом Кусты саксаула.
Памятью предкам в столетней пыли,
Дыбятся камни Тимура.

Древние змеи свернулись в пыли,
Мертвыми смотрят глазами.
Бродят над ними вчерашние дни,
Воют в степи голосами.

Степь до отрогов покрыли шатры,
Кони, отары пасутся
И до пол — неба костры и костры
В вечность огнями несутся.

Местью кровавой объявлен поход,
Сел на коня повелитель.
Счетом сражений восславит восход,
                Перечень грозных событий.

                От перекатов Аму, Сырдарьи,
Чу, Или и отрогов,
Войны в хурджинах камни свезли,
Памятной меткою бога.

Ранним рассветом взыграла труба,
Камни ложатся в курганы.
Всех обманула злодейка судьба,
Стелет седые бурьяны.

Вечность стирает с земли города,
Страны тасует руками,
Но остаются, идут в никуда -
Белые камни.


       Яровит

Тускло светятся лампады,
В низкой церкви полумрак.
Дружно молятся отряды:
«Не пройдет кровавый враг!»

Яровиту свечи ставим ,
Помоги нам, Яровит!
Повиты знамена славой,
Прежних ратей, славных битв!»

В темноте возле колонны,
Крепкий старец — седоват.
Улыбается в ладони:
«Русич  я и русским брат!
На рогатый шлем тевтона
В горне закален топор.
Орден — в рыцарских знаменах,
Под крестом, но лютый вор.

От стальной щетины вепря
Есть ограда — топоры,
Щит надежен против ветра,
Копья сдержат до поры.

А тогда! Вперед, ребята!
Отсекай врагу рога!»
Шлем одел, в боях примятый,
Встал, шелом до потолка.

Улыбаются славяне:
«Видно знатный богатырь!»
Встали стенкой на поляне,
Чтоб удобней срезать тыл.

А кабан железный стонет,
На рогах горит заря.
Воют черные тевтоны,
Встретив копий плотный ряд.

И ударила дружина
В топоры, рубя с плеча:
«Бей немчина! Бей чудина!
Удаль русских горяча!»

Шлем рогатый поднял старец:
«Это внуку в баловство.
Святовит надежный парень,
Чуть побалую яво!»


            Подвиг

«Поведешь по сугробным лесам!» -
Отмолчался суровый Сусанин.
Говорят: «Седина к волосам,
К рождеству — разудалые сани.

Поднатужась и выкатим плаху
Для царя и великой Руси.
Приготовил смертную рубаху,
Вот и пало время поносить.

А метель завеет и остужит
И вдовицу и ее врагов.
Нынче с спозаранку вьюга вьюжит,
Знать по пояс рассыпных снегов.

Лжеобманом влезли в кремль московский,
А теперь спешите в Кострому!
Дед Мороз! Не достает морковки,
Непременно носу моему!»

Подпоясал белую рубаху,
Помолился древним образам:
«Взять топор, да рубануть папаху,
А второго врезать по усам!»

Но степенно пимы одевает,
Подпоясал шубу кушаком,
Домочадцам головой кивает:
«Что нам сани! Веселей пешком!

Чтож в дорогу, гости дорогие,
На деревьях иней — бахрома,
Прошагаем версточки лихие,
С колоколен встретит Кострома!»

За погостом повернул на север,
В волчий край, под полог темных грив,
А метель, извечные напевы,
Распевала гриву распушив.

Через версты смолкли разговоры,
Через десять - кончился запал:
«Лют мороз! Десница метит вора,
Закружились, весь отряд пропал!

Ели расступаются к болоту,
Клюква кровью оросила след,
Леший позабавится охотно,
Волчьи ямы остановят бег».

Шапку снял, подставил ветру ухо:
«Ты куда завел нас, старина?»-
«Не спеши! Метелицу послушай!
Безразлично — радостна она!»

Улыбнулся в бороду Сусанин:
«Повернем на запад, аль восток?
Заблудился...Вьюга стелет саван,
Край медвежий, не сыскать дорог!»

Обступили жадною толпою,
Засверкали тускло палаши.
Вторит вьюга стону, плачу, вою,
Белый снег торопится шуршит.


         Топором  отсеченные строки
 
На рубежной, засеченой черте
Вновь косматый шатер печенега.
Красный месяц застыл в высоте
И смердит пепелище набега.

У костров — череп — чаша разбоя,
                Всюду кровь,разрушения прах,
Мед и брага в нечистых руках,
Захлебнулись внезапностью боя.

Тешит пьяная удаль рожков,
Визги дев, в наготе откровенья,
Конский хвост попирает богов,
Водит тени по полю сраженья.

Осветился зарею восток,
Стынут сталью обильные росы.
Из дубравы, как ярый поток,
Встали цепью кольчужные россы.

Топоры тяжелы и сизы,
В красном взмахе длины топорища,
Из утробы рвет яростный зык,
Кровь поганая в прах пепелища.

И светла над землею заря,
И светлы на знаменах пророки,
И багрова листва сентября -
Топором отсеченные строки.
         Ремесло

В моем роду мужчины разговор
Ведут степенно, рокотно и баско.
Рассудит Правда, Вера и Топор,
Одним ударом вырубаем сказку.

Не славились отчаяньем орлов,
В дружинном строе третьими стояли,
Но ярость ярославских топоров,
Рубила сталь, в былинном звоне стали.
               
Рубили избы, вытесав узор,
Так без гвоздей строение вязали,
Что оставался девственный простор,
Шеломы витязей сошли в лесные дали.

Надежно встали на родной земле,
Пройдут года, пройдут тысячилетья,
Но слава о старинном ремесле,
Прославит род в любое лихолетье.


           Скачка

За станицей, на поляне,
Вся станица собралась.
Здесь и дед, весельем пьяный,
И холоп, и знать, и власть.

Любовались эскадроном,
Как гарцуют казаки.
Это вид не ипподрома,
А излучина реки.

Здесь кубань танцует танцы,
Здесь казак судьбу искал,
Полюбил казачек гарных
И коней лихой оскал.

Песни льются под тальянку,
Ритмы стонет барабан.
Но команда! На поляне
Встал станичный атаман.

Конь под ним — седой танцует,
Серебром горит убор,
Речью всех зовет, целует:
«Гей! Начнем казацкий спор!»

И пошла, пошла потеха,
Мчатся юноши стрелой,
На ходу ползут под брюхо,
То взовьются над луеой.

Всюду молнией сверкает
Древний дедовский клинок,
Пятаки с земли хватают,
Тыкву рубят на сироп.

Но сошлись походным строем
Удалые казаки
И пошла потеха боем,
Сталью хвалятся клинки.

Рубят словно в поединке,
Словно встретился черкес,
Мчится лавой строй единый
За поля и дальний лес.

Вся Адыгия проснулась,
Злобой дышит за рекой,
А станица развернулась
Стройной лавой удалой.


         Братоубийца

Святополк окаянный
Приготовился к смертному часу.
Он настойкой обманной
Наполняет застольную чашу.

Убиенные братья
Поселились в лесах — небесах.
Мечут стрелы проклятья,
Насылают панический страх.

За черные годины
Опоганен родительский стол.
Отощали дружины
От гонений и зол.

Отвернулись варяги:
«Мы не служим трусливому князю,
Опоил черной брагой
Возвеличил из грязи.

Поразрушил могилы,
Позабыл о родительском долге.
Встали черные силы
От Днепра и до Волги.

Не жалеет земля
Оскверненного кровью святою,
Отвернулись поля,
Умирай сатана сатаною!»

Князь Борис
Растравляет душевные раны:
«Посмотри на убитых тобой окаянный!»
Плачет Глеб:
«Не губи мою юность и веру.
Убиенного хлеб
Отравляет убийцу холерой!»

Святополк окаянный
Захлебнулся и вдребезги чаша
И вернулось сиянье
На родину нашу.


        Соленый зюйд — вест


Трубка погасла, не тлеет табак,
Парус на гребне крутом,
Что не играешь «полундру» моряк,
Бездне соленым ртом.

Снасти изрезали руки твои,
Штурвал окровавил кулак,
Черная буря — подарок земли,
Жаль, что не греет табак.

Гонит на скалы соленый зюйд — вест,
Парус черпает волну,
Бог не выдаст, а черт не съест,
Не погуляешь по дну!

Трубка погасла не тлеет трут,
Смыт кормовой фонарь.
Видно приходит черный капут -
Дань моряка на алтарь.

Камни утеса — скала и скала,
Парус не чайки крыло,
Но моряком меня мать родила
Буре и смерти назло.

Трубка погасла, не греет табак,
Море, бездна, утес,
Что не играешь «полундру» моряк,
И не скрываешь слез.

Трубка дымится, как жизнь моряка,
В море — лазурь синева.
Жаль маловато горюн табака,
Да непослушны слова.

Я бы исполнил, как море ревет,
Парус, зюйд — вест, ураган.
Знаю на помощь удача придет
И разойдется туман.

Трубка, как факел, крепкий табак,
Парус как чайки крыло,
Знаю не крикнет «полундру» моряк
Богу и черту назло.


   
       Бронза  момента


На толстый белый лист легли строкой слова,
Тяжелые, как камни постамента.
Могучий всадник, горы, синева -
В полете бронза монумента.

Где сосны убегают в синеву
И волны отсекают горы,
Он вышел не со мной на рандеву
Не узнавая древние просторы:

«Где город мой! Где светлые озера!
Где Волги лебединый бег!
Я крепость со значеньем строил,
Чтоб видел каждый человек.

Здесь основанье тетивы,
Самарская лука, как лук — гроза востока.
От непокорной татарвы
Рубили полисад острога!

Века прошли, века,
Другие люди, помыслы, задачи.
В бетон плененная река
О воле поколений плачет!

В глаза мои ветра
С Могутовой горы,
Срывают думы — бронзовые птицы.
Над «городом креста» -
Зеленые валы,
Под ноги скакуна -
Песок с небес струится.

На толстый белый лист
Легли строкой слова,
Тяжелые, как камни монумента.
Могучий всадник, горы, синева,
Застыли бронзою момента.


        Гнездо Шамиля

Орлу и джигиту доступно,
Под небом гнездо Шамиля.
В гранитах — крутые уступы,
На скалах — ковер ковыля.

Здесь ветры слагают легенды
О шашке и брони его.

На крыльях возносится гений,
О вечном молчании гор.

Все в тайне: бои и сраженья,
Нет камня, тюрбэ не найдешь
И падает в пропасть мгновенье,
Как кара и сладкая ложь.

Но плачет зурна вековая,
В лезгинке — порыв бунтаря.
Седой аксакал вспоминает,
Как плавилась кровью заря.

Аллах наблюдал за сраженьем,
Отважных на небо забрал,
Но бродит по тропочке гений -
Седой, боевой генерал.

Орлу и джигиту доступно
Под небом гнездо Шамиля.
Не стоит историю путать,
О дерзких не помнит земля.


        Дедал

Мерцают зеленые волны,
Блеск весел на гребнях крутых.
Прощайте свобода и воля,
В забвенье зароем святых.

Трирем серакузских армада,
На острове цепи гремят,
Прекрасно преддверие ада,
Ужасен кровавый закат.

Тирану Миносу не спится,
Стон — эхо впитал лабиринт,
Из чаши зловонной клубится
Дым власти. Ликуй Властелин!

Дедал — раб мудрейший на свете,
Вписал очертанья богов.
Клубится обман на планете,
Ложится телами врагов.
Чудовище бродит ночами,
Коварством рожден Минотавр.
Драконы играют свечами,
Лесть шепчет властителю Лавр.

Ариадна — невинна делами,
В глазах удивленье живет:
«Всезнатец! Своими руками,
Ты строишь тирану оплот!»

«Я строю великое чудо,
Седьмое по счету чудес,
Украсят подземные руды,
Поднимут дворец до небес!»

«Смотри подземелье,там стоны,
Семь девушек юных вошли!»
«Искусно расписаны стены
Политрой зари и земли»

«Шги Минотавра я слышу,
Для деспота...Мудрость...О Рок!»
«Ливантийское золото — крышу,
Пилоны — эмалевый дрок!»

«Ты слышишь стенанья и крики!»
«Я — раб! Я угоден богам!
 Творцу искупленье в великом,
Творю в удивленье векам!»

«Семь юношей к входу сгоняют,
Тираны сильней мудреца!
Икара ведут!» -
«Боги знают -,
Без сына нет жизни отцам!»

«Я вижу! От царства Эгея
Тесея скользят паруса!»
«Поможет влюбленная фея,
Простимся! Устали глаза!»
               
     Полет

«Долой неволю! Вырвемся  Икар!
Я создал крылья! Воск эллинских пчел!
Летим в высоты! Всполох солнца -яр!               
Не управляем мчится в бездну челн!

Размах крыла вселенную достал.
Набросим цепь! Ярило побежден.
Нубийский раб овал крыла ковал,
Во тьме неволи волею рожден.

Возьмем весло! В руках творца — мечем
Разящим, вспыхнет свет- булат — отрада.
Свободу подопрем невольничьим плечом,
Подарим свет! Ликует рабства стадо.

Тираны вымрут. Ляжет тишина,
Владыка- труд вершит дела планеты.
Корона солнца в ад раскалена,
Нет сил лететь, крыло скользит кометой!

Ты молодой! Лети, мой сын,лети!
Ты сын раба, да возликуют боги,
За свет свободы юностью плати,
Видны, видны протуберанцев роги.

Но ад и жар, крыло мое скользит.
Икар пропал! Он падает в отроги!
До слез прозрачен и багров зенит
И не найти в хаосе звезд дороги!

Исчез мой сын! Прогнут земли овал!
Сто тысяч тонн! В расчет вползла ошибка!»-
Дедал считал, но океана вал,
Взывал, стонал, морей качая зыбку.

И длится вечность, падая полет,
Крыло свободы над моей страной.
В едином взмахе ад огня и лед
И неизвестность плотной пеленой.


           Крейсер  «Новик»

Старый боцман с серьгой,
В полинялой тельняшке,
Все качал головой,
Вспоминая о битве вчерашней:
«Два японца дымя,
Уходили к черте горизонта.
В круговерте огня,
Мы не видели моря и солнца.

Наш заклиненный руль
Выправляла машина.
Компас в секторе «Бурь»
И волна, как лавина.

Но дошли в Корсаков
И кингстоны «На вира»,
Да приказ был такоы
Князь — отца — командира!»

Он хлебнул коньяка,
Трубкой пыхнул упрямо
И слеза моряка
Засверкала, как знамя.

Заскорузлой рукой
Ус поправил и баки
И встряхнул головой,
Как в порыве атаки.

«Да, приказ был такой,
Крейсер лег на граниты,
Там звенит тишиной,
Гонг отчаянной битвы.

Сорок лет тишины,
 Униженья и плена.
Той далекой войны
Роковая сирена.

Не пришел к стапелям
И орудья в музее.
Не держать якорям
Океанов за шею.

Кто вращает прицел
Знает румбы атаки,
Да один я и цел
В той отчаянной драке.»

Старый боцман молчит,
Трубкой кольца пускает,
А далекий зенит
Горизонты качает.


        Крейсер «Рюрик»

Я устал, умираю,
Циркуляция в пропасть.
Ухожу в неизвестность,
Где века — тишина.
На последнем аврале —
Залп расплавленных сопел,
А матросам могила -
Голубая волна.
До свиданья «Россия»,
Не грусти «Громобой»
Под полотнищем синим
Мертвым пал часовой.
Офицеры уснули
Крепко спит капитан,
А в отсеках качнулись
Пороха, как вулкан.
Взрыв распял преисподню,
Где не бог правит -  черт,
Умираю свободным,
Похоронит простор.
Ах, как волны лизали
Вязь оплавленных слов,
Тишина не пропустит
Зов родных берегов.
Я устал, умираю,
Бой гремит в тишине
Волны «товсь» проиграют
На последней черте.


        Спор

Соседней церкви поп Иван
Поймал меня на слове:
«Что, откровеньем обуян!» -
Промолвил он сурово.

«Словами трогаешь Христа
И дочерей Софии,
Прожил полжизни без креста,
Творил свое в сортире,
Объехал много разных стран,
Узнал молитвы Ламы,
Грешишь, как пьяный басурман,
Распутными стихами.
Постами гонишь самогон,
Вдовицу жадно любишь,
Как блудный кот идешь в притон,
Святое тело губишь.
Знать не познал еще креста,
Дубовых перекладин,
Греши святая простота,
Но как с душою сладишь?»
Я поклонился до земли:
«Отец Иван, не вякай!
Распутство в образ возвели,
Идет простая драка.
Вот голенище сапога
Обозначает ножик,
Здесь остервение врага
Страну за горло гложет.
Дай пулемет или наган
Косить в России нечисть!» -
Но плюнул поп к моим ногам,
Вот правда, крыть — то нечем.


           С Лешим

Бегут мои денечки
Под ахи злой тайги.
Один сижу на кочке
Среди лесной куги.
Вокруг болото стонет,
Пускает пузыри,
Да леший зыблет тени
У утренней зари:
«Зачем пришел в болото
Не изучив мой нрав.
У лешего забота
Сбивать у переправ!
Вам клюква да морошка,
А мне заботой дня.
Не закудрявил рощу
И сено у плетня.
Не кончена работа,
Да вот гуди в куге,
Наскучило болото,
Пойду топить в реке.
«Постой! А как же кочка,
Что век сидеть на ней?
Всю ночь шептала
Как с ней шутил медведь!
И ты задумал шутку,
Давай к чертям — топи!
Сижу считаю сутки,
как с горя не — запить!»
«Ты, что имеешь водку?
Дружок, родной уважь!
За воду дам молодку,
С молодкой экипаж,
Да парочку каурых,
Давай браток кутнем!
У костромской закурим,
У марьянской свернем!»
«Смотри! Усы расправил,
Что зубы продаешь?
У нас такое правило -
С талоном проживешь!
За золото все купишь,
А деньги, так — труха,
И если с кем закрутишь,
Не миновать греха!
Сорвут с плеча рубашку,
Порты отдашь в залог,
Увидевши монашку,
Скакнешь в крапивный лог!
Вот так! Давай — ко леший,
Зажму твои бока,
А на болоте спешишь,
Получишь трепака!»
Скакал косматый мимо
Болотных ручейков.
Привез на встречу с милой,
Без шляпы, без портков.
Бегут мой денечки
К порожистой рек,
Да леший метит кочки
И зло гудит в куге.

         Осмеянный пророк

Старинной ручкой написал:
«Сперва родилось слово!» -
Четыре года промолчал,
Потом сказал сурово:
«Есть правда горькая на вкус,
А ложь вкуснее меда.
Был на кресте распят Иисус,
Но жив здоров Иуда!»-
Четыре раза прочитал
Написанные строки.
Зубило с молотом достал,
В скалу врубил глубоко.
Читали люди письмена,
Качали головами:
«Родило поле горсть зерна,
Знать правда жизни с нами!
За словом появился свет,
За светом — бездна ночи.
Один в душе,всегда поэт,
Другой простой рабочий.
Он отмахнулся: «Чепуха!
Сперва явилось время,
От черта — равенство греха,
От бога — кнут и стремя.»-
Зло закричали мужики:
«Есть царь, а раб найдется,
Свое отпели петухи,
Блажен, кто век смеется.»
Он вырубил в скале: Земля,
Где суша есть и воды.
Царю — зеленые поля,
Рабу зерно свободы.» -
Заулыбались мужики:
«Зерна для всех в достатке.
Всегда найдутся пастухи,
Уложат на лопатки.
А солнце красное — твое,
Твои Луна и звезды?»
Он отмахнулся: «Му-жи-чье!»-
И вытер шапкой слезы.
                Горбачеву
      На чужом нашесте

Петух, на жердке русских сел,
Держал дозор — лихого беса.
Явился царственный осел
В личине друга и повесы:
«Зачем оружен друг, браток,
Все в этом мире прах и тленно,
Спит узкоглазый Лучь — восток,
Покой и сон благословенный
Ползет по краешку равнин,
Все не мое, но и не наше.
Россия — грозный исполин
От пирогов колхозной каши.
Вино, табак нам друг и брат.
Кутнем, чтоб черту стало страшно,
Века завидует закат
На изобилье русской пашни!»
Петух от шкалика вина,
Осоловел, с нашеста сброшен.
В курятнике разброд, война,
На удивленье ближней рощи.
Прибалтика в свой огород,
Украина -за самостийность,
Кавказ — вскипел за родом род,
В таджике — высшая идейность.
Пожитки тащат по углам,
Что не забор, там свищут пули.
Петух опальный фимиам
Курит, чтоб курочки уснули.
  Не доверяйте петухам
Во избежании греха.


         Память «Фелицы»

Притушены свечи камина,
К утру приутих «Эрмитаж»
Где, Гриша, твой образ орлиный,
Мой верный учитель и паж!
Какая огромная зала,
Там трон и узорный паркет.
Гадалка сегодня сказала,
Что умер веселый поэт.
Уланы, гусары прходят,
Их дамы целуют во след.
Я — грешная нимфа свободы,
Люблю канитель эполет.
Ах, Саша, Андрюша, Ванюша,
Пришли и ушли навсегда.
Я ваша «Фелица на суше»  ,
Султанша, где правит орда.
Ах, милый и славный Потемкин!
Таврида,лиманы Днепра.
Сама заказала потомкам -
Звезда голубее утра.
Как воют горячие трубы,
Над Зимним блуждает рассвет:
Согреет усталую Зубов,
Мой самый последний корнет.
Притушены свечи камина,
Уснул, но не спит Эрмитаж.
Ворвался сквозь шторы лавиной
Забытый, но новый пассаж.


         Тень Потемкина


Южная ночь опустилась на скалы,
Массандра затихла в ночи.
От Ялты идет пешеход запоздалый,
Таинственно как — то молчит.

Огни отражает его треуголка,
Белеет, как снег воротник,
Ботфорты шагают с беззвучностью волка,
А шпага о камни стучит.

Он Ялту проходит, Алупка, каштаны,
Срывает с лозы виноград.
А тополь столетний качает туманы
И строит небесный парад.

Он шепчет: «Таврида! Века, как мгновенья,
В преданья ушел Херсонес.
И бродят, как сны и виденья,
Как светлые слезы невест!»

У Города Славы считает эскадры,
Эсминцы дымят, крейсера
И сердце трепещет от Высшей Награды,
Как братские руки добра.

«Исполнились планы! Стоит Севастополь,
Как вечная дань морякам,
А солнце с Кавказа рисует «Акрополь»
И славой течет по волнам!»

Я с тенью однажды в пути повстречался,
Метнулась к кокарде рука,
Лишь воздух упругий над морем качался,
Да плыли в строю облака.


       Полоцкий поп

«Руби их в песи, круши, хузары!» -
Полоцкий поп крестил крестом.
Рубились яро янычары,
Кто ятаганом, кто мечем.

Фанагорийцы ощетинясь,
Штыками перли напролом
И прорубали в толпах клинья,
Творя разруху и погром.

Полоцкий поп орал призывно:
«Славяне! Не приемлем срам!» -
Сплетались в кучу кони, гривы,
Мечи хлестали по плечам.

Катились головы и руки,
А поп с крестом вел на прорыв.
Фанагорийцы под музыку
Смели османов под обрыв.

«За честь святого Спиридония
Я возглашаю — город наш!
Запишут подвиги в предания.
Пал Измаил! Целуй палаш!»


      
   Залом

Много темного в весях и селах,
Как в беспутной и грешной душе,
А в преданьях — пожары да золы,
Что ни дом, там и черт в кукише.

Рожь высокая, колос по пояс,
Да скрутила «залом» егоза,
Злая нечисть запачкала поле,
Отвела у народа глаза.

Выли бабы, молчали мужчины,
Дети плакали, ветер шептал,
А вселенское горе на спины
Опустило начало начал.

«Трын — трава! Помогу вам, родные,
Не поддамся судьбине — беде!» -
Шел к «залому», как ходят святые,
Что оплакали дым в бороде.

Рвал «залом», вырывая с корнями,
Бросил в яму всю нечисть земли.
Тихо ангелы пели над нами,
Злая ведьма валялась в пыли.

А на сердце отрада и счастье:
«Я воскрес! прочь тоска и печаль.
Возродить мне себя не удастся,
А былого ни капли не жаль!»


         Ветераны

Бродяге дальний огонек,
Как звездный пеленг капитану.
Вокруг костра бродил дымок,
Шутили дружно ветераны:

«Видать не нашего полка,
Но раз пришел, привет солдату!
За кружкой крепкого чайка
Нам каждый спутник станет братом.

Согрей проталины души,
Рассказывай, что видел, знаешь,
Да разговор наш запиши,
За это не дают медалей.

Поет ли в дружеском кругу
Свои побаски Вася Теркин,
Все также ластятся к врагу,
Как к пирогу твои шестерки?

Мы здесь поспорили вчера,
Что коммунизм на всей планете.
Не ценят равные добра
И не махлюют в кабинетах,»

Я самокрутку закурил:
«Дымок махорочный ядреный.
Нас капитал давно накрыл,
В почете деньги и погоны.

Вы здесь запутались в лесах,
Костер, да сказки ветеранов,
А между нами — зло да страх
И передел за ваши раны!»

«Я говорил!» - сказал один,
«Напрасно животы сложили.
В природе вечен господин,
Который тянет наши жилы.

А вы о равенстве своем
Все уши хором прожужжали,
Светлеет рано окоем,
Пора в поход! Суши сандали!»

В костер плеснул из котелка:
«Нам ли сидеть! Длинна дорога!
Ну, что, браток, привет, пока,
Мы добредем в строю до бога!»

Пропал их строй среди осин,
Я не спешил, смотрел, а слезы,
Рябили напряженность спин
И выступали в них березы.

         Пепел

Я не узнал его в колонне,
Их гнали строем на расстрел.
Звучали гимны монотонно
Во славу тех — в СССР.

Они смотрели в землю хмуро,
Подошвы отбивали такт,
Им улыбались бабы — дуры
И предлагали хлеб — табак.

Спасители — чума Европы,
За не свершенные грехи,
За одиночный жалкий ропот
Их заложили петухи.

Судила тройка трибунала
И бал поставлен точка -крест.
Колонна хмурая шагала
Овчарки выли благовест.

Я не узнал его в колонне,
Он не поднял ко мне лица.
Гремели залпы монотонно
И попадали все в отца.

А я — отрок, с сопливым носом,
Не понимал, что зло творит.
Курил окурок папиросы
И хохотал: «Капут, бандит!»

Прозренье выткалось однажды,
Весь этот каторжный театр,
На похоронку — пепел сажи,
Чернее смерти их парад.


         Зло

В глухой степи, где птицы с ветром спорят,
Их строй поднялся из пустых могил,
А пули и шмели летели роем
И захлебнулся криком командир.

И падали, и падали, не добегая,
До той черты, где поселилось зло.
И падал сокол от небес, из рая
И пело гимны сизое крыло.

И я погнал машину к горизонту
Чтоб раздавить до боя в поле зло.
Чтоб встал отец в сиянии озона
И улыбнулся — сыну повезло.

В глухой степи встречаются виденья,
Их не увидишь так, а наяву,
Опять пылают нивы и селенья,
А зло приходит к дому моему.

         Лицо отца

Я в сотый раз иду в атаку,
Картечь сечет мое лицо.
Я повстречаюсь, там во мраке,
С неунывающим отцом.

Он перехватит трехлинейку
И штык упрется в небеса:
«Мы не напрасно пасти греем
Разрывом жаркого свинца!»

И мы бежим, и снег лавиной,
Забьет открытый криком рот:
«Держись сынок по — середине,
За нами весь Советский флот!»

Я сотый раз иду в атаку
С неунывающим отцом,
Но потерялся он во мраке
И я очнусь с его лицом.


          Раззява

Он вышел к омуту речному,
Когда весенняя заря,
Шагнула к берегу крутому
Где в камышах рыбачил я.

Дыхнул маршанскою махоркой
И кулаком погладил ус,
А рябь прибрежная тетеркой
Плеснулась на прибрежный куст.

«Там бьет налим хвостом упругим,
Твоя же снасть на пескаря,
Как сильный с слабыми не дружит,
Так не дружу с раззявой я!»

И он шагнул во тьму рассвета,
Чуть только дрогнули кусты,
«А камыши шептали: «Где -то
Так побредешь однажды ты!»

Я снасть собрал и по тропинке,
Ушел в тревоге и тоске.
Целует зоренька росинки,
Как мои слезы на листке.


        Незваный  гость

Я отвернулся от экрана
И удивился. За столом
Сидел в шинели ветерана
«Незваный гость». Писал пером.
Старинным. Капали чернила
На белый лист, как камни гор,
Скупая строчка говорила,
Я ясно слышал: «Приговор.
Решенье Фронтового Братства,
Июля, пятого числа.
В искорененье горе — рабства
Летит расстрельная стрела.
       Кто Предал нас, в земле зарытых,
       Забытых за пол-сотню лет,
        Живым, ничтожно знаменитым,
       Готов наш яростный ответ».
Он подписал, печать поставил,
И подал лист: «Читай, поэт!
Ты поле ратное ославил,
Прощенья не было и нет!»
       Скрутил маршанскую махорку,
       Дохнул дымком, поправил ус
       И улыбнулся светло — горько,
       «Что испугался, праздный трус?»-
В фигуре древнее, родное,
Мелькнуло сереньким свинцом,
Вот откровение простое,
«Незваный гость» сидел отцом.
        Я опустился на колени,
        Сукно шинельное обнял.
        Качнулись образы и тени,
        Экран мерцающий молчал.
            


           Без вести павшим

Там, у кромки болотца,
За деревней «Завет»
В камышах, у колодца,
Где черемухи цвет.
        Стонет ветер в березах
        «Прощанье славянки».
        Надо мной гром и грозы,
        Ни креста, ни баранки.
Бомба грохнула рядом,
От машины — костер.
Перевернутым адом
Миг к болоту простер.
         Над могилой ракита,
         Две рябины и клен.
         Я навеки убитый,
         Вы подумали — плен.
Без вести пропавший,
Стучусь много лет.
Годы колокол спавший
Раскачает рассвет.
         Я лежу  у болотца,
         А прощения нет...


           Нищий герой

Цветков, мой дядя -
Артиллерист!
От Бреста до Москвы
С сорокопяткой.
По танкам били дятлом:
«Не боись!»
Враги прошли,
А мы за ним с оглядкой.
    Болотами, лесами, да проселками,
    Где на себе, где вез колхозный конь.
    Кормились салом - «звездными веселками»,
    Хоть сотня бед, один ответ: «Огонь!»
Забытый истребитель танков.
Звенят медали, блещут ордена,
                Европы покоритель!На тальянке,
Тревожит дали, выпив ковш вина.
         Так будем пить за Брест, за Краснодар,
         За Дон, за Днепр, за вечный прах Берлина!
        И будем жить, пока пылает жар,
        Судьба — вертеп, что бог не дал мне сына!
Я б нацепил медали, ордена
На грудь его: «Гордись отцом, сынище!
А мне пол — литру горького вина,
Зальюсь вином и прыгну в яму нмщим.


              Песня ковылей

         Растоптали пыль дороги,
         Съели травы на лугах,
         Не страшат чужие боги,
         Не пугает смерть в боях.
Тихий Дон в походе ратном,
Есть походный атаман.
Выступает брат за брата,
На поля соседних стран.
         Табуны пасет застава,
         За возами — казаки.
         Жарь, походная забава,
          Дробь в цимбалы и рожки.
Барабан отвагой ухай,
Уводи в поля гармонь.
«Трепака» танцует ухарь,
Пыль метет, как в поле конь.
          Завтра камнем в лютой сече
          Под турецкий ятаган,
          Улетит душа далече
          И уляжется в бурьян.
А пока — гуляй ребята,
Пей горилку, жуй табак.
Упадем с конем в закаты,
Вихрем яростных атак!
          Растоптали пыль дороги,
          Разбежались табуны.
          Во степи ковыль убогий
          Ловит хохоты луны.

              За батьковщину

Разложили атамана
На дубовую постель.
Рубят тело, рубят рьяно,
Продолжают канитель.
         «Батько чуешь, чи не чуешь,
          Як встречает смерть казак?
          Хай свободушка ликует,
          Не продамся за пятак!»
А вокруг чужие лица,
В очи смотрят палачи?
«Долго Польше будут сниться
Наши жаркие мечи!
         Батько, чуешь, чи не чуешь,
         Шо кричат мои глаза?
         Не со зла в траву чужую
         Пала смертная слеза!»
Кровь горячая стекает
Нанетесанный помост.
Голова врагов пугает,
А в глазах застыл вопрос.
         «Бачу сыну, чую сыну,
          Твои муки не забыть!
          Знает, помнит Украина,
          Як свободушку любить!»


         Глоток  воды

Глоток воды
За ридную свободу!
Горит костер,
Сжигающий меня!»
Шептал Тарас,
Внизу увидев воду:
«Шо, Каты — паны,
Не удержите коня?
      Браток тикай
      На  Мати — Украину,
      Там атаманы
      Спят по хуторам.
       Там дудари
       Народные былины
       Поют по хатам,
        Клуням и дворам.
Ударят в бубен,
Зазвучат цимбалы,
Пойдут походом
Ратным казаки,
Глоток воды
Отрадой запоздалой,
Развеет пепел ветер у реки.
      А дуб горит,
      Сгорает рядом тело,
      Но дух живет,
      Бессмертен на века!
      Глоток воды
      Пью за святое дело,
      Взойдет свобода
      В пламени клинка.


         Чайки

Море парусом владеет
Чайки мчатся вдоль волны.
Казаки тютюн лелеют
От свободушки пьяны.
       На руле казак бывалый,
      Правит прямо в Цареград.
      Ловит в парус ветра шквалы,
      Сам Нептун седому брат.
За пороги! За пороги!
Сечь не жалует Султан.
Без тропинки и дороги
К турку вывел атаман.
        Взвейся шашка звонкой стали,
        Бей без промаха пистоль.
        Залетай в дворец хрустальный,
        Жарь неверных в прах и соль.
Отомстим за полонянок,
За чумацкий дальний шлях,
Наберем невест румяных
И рассеемся в полях.
       Оживает Украина
       В ярком всполохе зарниц.
      Тютюном чадит детина,
       Да считает в небе птиц.

          Камни Кавказа

Насклоне Кавказа
Я пил молодое вино.
В нем искры алмаза,
Горит «Золотое руно».
       Оно аргонавтом
       Добыто в небесной заре.
       Божественный автор,
       Зовущая речь:
«На лозы на грозди
Я вылил сверкающий луч.
В нем летние грозы,
Энергия туч.
Разбуженный атом,
Улыбка светила,
Зарница заката — великая сила!
        Пей чашу за чашей,
        Люби молодую грузинку.
        Мелодию нашу
        Исполнит лезгинка.
        Кинжал искрометный
        Сверкнет в твоем взоре,
        Таланты поэта
         Придут в разговоре!»
На камни Кавказа
Упала хмельная душа.
Все слышу рассказы,
Живу не дыша.


           Ворон


В чистом поле, под ракитой,
На могиле без креста.
Ворон конские копыта
Пересчитывать устал.
       «Был рысак с ветрами спорил,
        Гривой звезды разгонял,
        На лихом степном просторе
        Никогда не уставал.
В битвах другу — побратиму
Торопил удар копья.
Брал одним прыжком стремнины,
Выпивал разбег ручья.
          Воин пал, а земле зарыт он,
          Конь тоскуя долго ржал.
          Под луной свои копыта
          Волку, ворону отдал.
Вот сижу, считаю годы,
В чистом поле тишина,
На моем крыле свобода
И забвения волна.
          Пировал на поле бранном,
          Очи мертвые клевал,
          Намоем пути курганном
          Не один рассвет вставал.
Знаю горе и невзгоды,
Видел воина на коне,
Сочинил об этом оду,
Да беда, что глух и нем!»
          В чистом поле под ракитой,
          На могиле без креста.
          Ворон конские копыта,
          Долбит, долбит — пустота


             Правда, ослик и ложь.

Среди пустыни ровной
Брела седая Правда.
Не волосы, а космы,
Не платье, а тряпье.
В тени листвы деревьев
Ложь излучала радость,
Травой давился ослик,
Сопровождал ее.
         На Правде — пуль столетий,
         На лжи — наряд нарядный.
         У Правды ноги в язвах,
         Ложь — в теплых сапогах.
         На ослике трехлетнем,
         Бурдюк, хуржин нарядный,
         Ложь восседает - айсберг,
         Пирует на гробах.
Споткнулась Правда больно,
Пот выедает очи,
Ложь поправляет зонтик,
Пьет соки и кумыс.
И ослику довольно
Топтать копытом ночи,
Луна завяжет бантик
На горле — удавись.
         Так и шагают вечность
         По разным параллелям,
         Земля ныряет в космос,
         К невидимым мирам.
         Ложь с радостью беспечной
         Играет на свирели,
         А Правда — жалкий колос
         К потресканным губам.
Жует зерно плевелы,
Бормочет, плачет, стонет.
От Правды, что осталось?
Лохмотья на костях.
У Лжи довольно силы,
Осла не бьет, не гонит,
В дороге отоспалась,
Корона в волосах.


            Ведьма

«За любовь
Предам отца родного.
Ты мой князь,
Владыка зла и тьмы,
Краски снов, проделки домового
И моя отравленная мысль!»

Молодая ведьма улыбалась
Отраженью в зеркале пруда.
Белым телом жадно извивалась,
Закипала черная вода.

А Луна, прозрачные одежды,
Раздевала, бросила к ногам
И сплетались девичьи надежды
С телом змея в бесподобный срам.

Он сжимал ее в стальных объятьях,
Губы пили белое плечо,
Раздавались стоны и проклятья
И сгорали серною свечой.

До зари тягучие картины
Лунным светом ворожили даль,
Отгорала звездная равнина,
Затеняла луговую шаль.

Вот туман упал к кустам озерным,
Распустили ивы кружева,
выла ведьма ртом открытым, черным,
Роковые черные слова.

«Все отдам,
Продам отца родного,
Ты мой князь,
Владыка зла и тьмы!»
Ночь полна коварства ледяного
И отравы лунной белены.


           Океаниды

Там море гонит вал за валом,
Терзает берега гранит,
Годами трудится устало
Свинцовый строй Океанид.
         Они качают хлопья пены,
         Хохочут влажным языком.
         Им вторят птицы и Сирены
         И машут северным платком.
Ложится вал на грудь Утеса,
Клубится, ярится волна,
То крики Вечного Колоса
Упали на песчаник дна.
         Целуют лоб Океаниды,
         Коснутся холодом плеча:
         «Мы зацелуем Леонида
         Косой улыбкой палача!»
Я воспевал бескрайность моря,
Крепил просоленный гранит,
Не отводил упругость взора
От глаз седых Океанид.

           На берегу Леты

Я в Лету опустил весло,
Пошевелил веслом пернатым
И канули в реку закаты,
Над миром солнышко взошло.
      Оно лучами улыбалось,
      Волной струилось и блистало,
      На дне великая усталость
      Протягивала к небу руки:
      Века прошли толпой сторукой,
      Согрей волшебными устами!
Светило знойное старалось,
Над Летой заклубился пар.
Скакали кони, спотыкались
О незамеченный пожар.
       Поднялся смерч и парус вспыхнул,
       Весло разбрызгало огонь.
       На берег выбросило вихри,
       Лежу, под головой — ладонь.


           Искорка

Корабль двадцать первого века,
Мысль гения, свет — вещество,
Умчит в никуда человека,
Живым возвращая его.
       Пройдет за мгновение солнце,
       Иные тела и миры,
       Увидишь в простое оконце
       Объятия «Черной дыры».
Познаешь величие жизни,
К создателю вынесешь жизнь.
Мечта моя искоркой брызнет,
Ты только покрепче держись!



        Домовой

«Все чадишь сатана,
Табаком застишь свет,
Лучше рюмку вина
Приголубь на обед.
      Табачищем гнилым
      Отравляешь семью,
      Нету жизни святым,
      Хоть ложись на скамью».
Домовой ночь ворчал
Кашлял словно в гробу,
Сон туманный качал
На горбатом горбу.
      По чащобе таскал,
     Совы ухали в след
     День зарею вскричал:
     «Утром умер сосед!»


          Денису  Давыдову

Фортуны баловень, гусар,
Певец пирушки и похода.
Одно движение — Пожар,
Огонь небес, горячность взгляда.
      Отечество в его душе -
      Есть символ воинской удачи.
      В дворцах, походном шалаше
      Гитара песенная плачет.
О боевая жизнь друзей,
О грусть отставки генерала!
Играй гитара веселей
Хвалу лесов и сеновала!
      А  жизнь промчалась на коне,
      Во славу веры и Отчизны
      Помянем в радостном вине,
      Не опечалим память тризной!


          Разговор с Вулканом


Я с Вулканом между гор стоял.
Он накрывшись грозовою шапкой,
Завывал, как на цепи Полкан,
Пепел разбросал охапкой.
       Весь дрожал, как в бурю Океан:
       «Что ты пьян, что мечешь в небо камни?
       Этак с дури весь земной обман
       Разбросаешь пьяными руками!»
«Нет постой! Там посреди земли,
печь устала плавить лед и атом,
Я — заслонка, стану лаву лить,
Разделяя медь, свинец и злато!
       Кто разделит руды и металл,
       Не о том ли род людской мечтал!»
       «Вижу спит ваш повелитель Зевс,
       Но зачем ты губишь лавой лес!»
Улыбнулся сумрачно Вулкан:
«Жмет кузнец металл на наковальне,
Это не игра в любовной спальне,
Здесь работа! От работы пьян!»


             Архимед


От формул и в поле не скрыться,
Три точки опоры, рычаг,
Кровавое время, стучится
В ворота безжалостный враг.
       Вздымаются к небу машины,
       Над крепостью скрежет и вой.
       Безумство творит именины,
       А Мудрость — безжалостный бой.
Ликует крылатая Ника,
Марс гимны бросает войне,
Оглохли народы от крика,
Ослепли в кровавой волне.
        Во тьму опускается город,
        Не видим чертеж на песке.
        Мечом рассеченной горло
        И прутик в холодной руке.



                Диоген


Солнце ласкает лучами,
Коринф утопает в цветах.
В щиты ударяя мечами
Войны не ведают страх.
         Светел и ясен улыбкой
         Встречает царя Диоген.
         Бочка на береге зыбком,
         Во взгляде свобода и плен.
Верный сподвижник Сократа
Роскошь совсем отстранил,
Но удивляет ответом:
«Солнце зачем заслонил!»
          Юноша вздрогнул: «О, боги!
          Зевсом клянусь на века,
          Разные в мире дороги,
          Нету честней чудака!
Плачу, Луну не достанешь,
Мир начертав на щите,
В прошлое с завистью взглянешь,
Там на последней черте!
            Он же довольствуясь малым,
            Бочка — все счастье его»
            Время упало провалом,
            Кануло, нет ничего...


               Венера Милоская


Молодой отрок, но сильный,
Приналег сохой на пашню,
В гневе треснула земля.
Процарапал цоколь белый,
А на цоколе — Венера,
Сотни лет меня ждала.
        Улыбался грек наивно:
       «Покупайте, продаю!
       Наказание бедной ниве
       Эта женщина в раю!»
На ладонях тряс монеты:
«Так — то ценится Милос?
Не найдешь другой на свете,
В красоте ее волос.
        В белом мраморе Поросса -
        Богом данное тепло.
        Над Венерой из Милоса
        Целомудрие легло!»
А безрукая богиня,
Так же трепетно мила.
Позабытая святыня,
Вечность, тайны два крыла.


                Нефертити

В милый образ Нефертити
Посели любовь и мысль.
Нефертити возвратите
Божества простую жизнь.
       Теплоту ее улыбки,
       Голубой, бездонный взгляд,
       Чтоб вернулся голос скрипки
       В златокудрый листопад.
Без короны и убора -
Золото живых волос,
Сладкозвучность разговора,
Где есть тайна и вопрос.
       Поклонялись боги, люди,
       Небо, пашни и река.
       Красота лежит на блюде,
       Да грустит моя строка.


                Овидий

Изгнанник, гонимый судьбою,
Все будет на грани веков,
простое признанье толпою
И гнев всемогущих богов.
       Овидий поправил хламиду,
       По нянчил папирус в руке:
       «О, боги! Простите обиду,
      На гетском грущу языке!»
Над Томами буйствовал ветер,
Понт волны бросал к берегам.
Над миром великая вечность
Течет, неподвластна врагам.
                Исчезли народы,пал город,
Исчез первородный язык
Остался в поэзии вечен и молод,
Как прошлого крик.



                Пашня

Прошли Тобол, Иртыш, протоки,
Обширный,неоглядный край.
Весна невестой черноокой
Зовет расцвесть сибирский рай.
Явились спутницы березы,
Проснулась черная тайга,
Сохой прорезаны бороздки,
Заулыбались берега.
Отогревались черноземы,
Оралом тронулись века,
Парили паром водоемы -
Крестьян священные срока.
Босой ногой на мякоть пашни
Ступает строй богатырей,
Перекрестясь, во славу павших,
Во славу будущих людей.
Ложится в борозды зерно,
Россия вечна в хлебе денном!
Живет в веках благословенно
Простых народов ремесло.
Ермак, рубашкой домотканой
Отер вспотевшее лицо,
Но скалил зубы черный каин-
Кучум, стегая озерцо.
А белозубою улыбкой
Грозил врагу Иван Кольцо.



                В Аиде

Плывет мой челн рекою,
Рекою Ахерон.
Кто вырубит строкою
Созвучие времен?
Два берега, два зверя
Плетут житейский слог.
Один — обвальный берег,
Другой — в болото лег.
Ведет бесшумно лодку
Незримый рулевой:
«Позволь прочищу глотку
Балладой боевой!»
Харон вздохнул устало
И к Круче повернул:
«Зачем грешишь стихами,
Пока не утонул?»
«Мне мир виднее с яра,
Где рушится обвал.
Не всю стихами ярость
Вписал в девятый вал!»
Аида зазвучала
Мелодией огня.
Очнулся у причала
Плывут виденья дня.

Знать не дождался берег
Последний перевоз.
О скалы бьется Терек,
Приветствует мороз.
Один нырнул в пучину,
Чтоб тронуть холод скал.
Не побороть мужчину,
Когда он в битве пал.
Плывет мой челн рекою,
Рекою Ахерон.
Дано мне петь строкою
Созвучие времен.



          Вечный грех


Ночь прошла, звездой падучей
Перечеркнут небосвод.
Тишина. Небесный лучник
Бросает стрелы в бездну вод.
Вдруг тень качнулася устало,
Звук — шопот горестных молитв,
Мерцанье света, запоздало
С одежд стекает и горит.
И ноги в пламени шагают,
И нет ни отдыха, ни сна,
А снег дорожку заметает,
Погибла ранняя весна.
Вздох — стон истек к подножью дола,
Тень удалилась, тишина.
Дыханье вечного Эола
Склонило поле в лоно сна.
А я стоял на грани света,
На перекрестке трех дорог
И знал всезнанием поэта,
Что не поможет бедным бог.



             Иксиону


Ни где, ни в чем и никогда
Не привлекал вниманье Геры.
Живет проклятие Мегеры,
Как месть, расплата и беда.
В пирах, созвучный разговор,
Истек за ради уваженья,
А Зевс — властитель вечных гор,
Устроил Гере чрево — тленье.
Любовь угасла меж богов
Отцовства сладкозвучны лавры,
Укором прожитых годов
Рождались страшные Кентавры.
Когда родился целый род,
Кентавры разошлись по свету.
Зевс — громовержец вычел свод,
Толкать над бездною карету.
Кружусь на огненном кольце,
На горы катим, мчимся к склону.
Я — царь Лапифов, на лице,
Несу проклятье Искиону.



            Архангел Михаил


Где латы, локоны до плеч?
Невесты не дождались брата.
От пламенел булатный меч
В кровавом пламени разврата.
За уничтоженную честь
Не ждет Россия больше свата,
А сердце расколола месть
На части серого заката.
Пришел Архангел Михаил,
Асфальт дорог сжигает ноги.
Напрасно на асфальт пролил
Гнев и прощенье, видят боги.
Виновные в зеленый ад,
Врубили молнии, раскаты.
Копьем не взять, гудит распад.
Луч — меч втыкается в закаты.
Возмездие нашло меня,
Простого, старого солдата.
Стрела небесного огня
Сразила пламенем расплаты.
Но я поднялся в полный рост,
Пошел проторенной дорогой,
Не соблюдал церковный пост,
Свернул в кабак. Гуляют боги.
                Подаяние


Он потомок муромских князей,
Род владел округою от века,
Гвоздь стальной из короба гвоздей,
Наказанье божье человеку.
Пил да ел, де правил резво дело,
Деревенских девок развращал.
Словно дуб его литое тело,
А в глазах отточенный кинжал.
Из — за гор пришла гроза лихая,
Встали строем ратники с утра.
Не найдет он в доме малахая,
Не доля боя ранняя пора.
Захрапел стервятником в чулане,
Бой проспал, торопится за стол,
Но очнулся, на простом аркане,
Безответный, серый, русский вол.
Опоганил муромские пашни,
Позабыл отца, родную мать,
Оглядите окруженье ваше -
Рядом князь, да что ему подать.


           Человеческая  драма

Древний старец Авраам
Наколол дрова секирой.
Сына жертвенным богам
Он прольет кровавым пиром.
Для народов Иудеи
Вознеслась гора Тофета.
Богом данные идеи
На четыре части света.
Но всегда ложились дети
Над кострами всесожжения,
Это бес стегает плетью
Без любви и сожеленья.
Кровожаднейший обычай,
Власть властителей и храмов.
На рогах распяли бычьих
Человеческую драму.


Свет  алтарей

Над Римом усталое солнце,
Качает сверкающий день.
Величие тронного зала
Накрыла бегущая тень.
Адриану у жертвенной чаши,
Ответ непреклонных сестер:
«Мы дочери веры не вашей,
С улыбкой пойдем на костер.
София — великая мама!
С ней Вера, Надежда, Любовь.
Мы веру вкусили с дарами,
Берите и тело, и кровь.
Пытайте!  Не сломится Вера,
Надежда с улыбкой умрет,
Любовь покорила пол — мира,
Украсит собой эшафот!»
Казенные девы восстали
Надеждой в сердцах христиан.
Блистали, блистали, блистали
В молитвах полуночных стран.
Святая София почила,
Оплакав святых дочерей.
Забыта простая могила,
Но светится свет алтарей.

Сон  безумия

По последней стене Карфагена
Лезут войны проклятого Рима.
Жрет дома молодая Сирена,
Лижет пламя в конвульсиях дыма.
Бьют тараны, качается Бирса,
Город проклят, упал на колени.
Злые войны от самого пирса
Тащат цепи позорного плена.
Бьют мечом оскверненные лица,
Рвут на части священное знамя,
Пожирают былое величье
И бросают в кровавое пламя.
Отвернулись проклятые боги,
Раб раба ненавидит веками,
Горькой солью покрылись дороги
Черный пепел целуют губами.
Как хохочет великая вечность,
Предсказанья сразили Царицу.
Два костра — злой истории вечер,
Вновь из пепла она возродится.


  Седые века

На ранней заре выйди в поле,
Вот встала над миром черта.
Там белые витязи в вечном дозоре
И алых щитов нагота.
Шеломы сверкают, кольчуги горят,
По пояс вросли в окоем.
Там травы о чем -то своем говорят
И ветры поют о былом.
Седой воевода поднял шестопер,
Могуча тяжелая длань.
Пред ними шагает к закату простор,
За ними — рассветная рань.
И строй их не зыблим, как белый утес,
К утесу стекает река.
Там шепчет волна безответный вопрос
И дремлют седые века.
Не ранней заре выйди в поле,
Горит горизонта рассвет.
Там белые витязи в вечном дозоре
Пошлют своим внукам привет.


Тамерлан


К копытам клонится бурьян,
Земля черна, мерцают звезды.
Застыл на холме Тамерлан,
Увидел в небе всполох грозный.
Он покорил десятки стран,
Распял закон на шкуре барса...
В пол — неба огненный аркан
Оплел могучий образ Марса.
Пал на колени Властелин,
Скользнула в пропасть колесница.
Ответным ужасом равнин,
Там над Москвою взмыла птица.
И повернул войска в лбход,
Дрожали русские равнины.
Застыли гладью «Белых вод»
И отразились в них былины.


Бог

К иным мирам, в иные дали,
Летит в мечтах душа моя.
Не верил в злого упыря,
Но бог отлит — рельеф медали.
Он жил со мною на земле,
Он правил миром и войною,
Как демон, в каменном кремле,
Соединился с сатаною.
Какую славу запрягал
он в колесницу русской тройки,
Проклятье века — чудо стройки,
Есть Беломорский смерть канал.
Плотины — каменное чудо,
Качают руки мертвецов.
Он засадил в острог отцов,
Детей воспитывая мудро.
Врагов народа расплодил
В судах, газетах и журналах.
Он в одиночку был капралом,
С портретов маршалам грозил.
Великий бог, ничтожный бог!
История раскрой ладони.
Россия встала на колени:
Вот это бог, а вот порог!


Звоны


Звоны! Праздничные звоны!
Благовест: Христос воскрес!
А природа веер сонный
Опустила в сонный лес.
Незаметно пробужденья,
Обновленья: снег лежит.
Без нужды и сожаленья
Ручеек бежит, бежит.
Что господь, к другим планетам,
Улетел на благовест,
А земле, хвостом кометы,
Заслонил тепло небес?
Звоны прыгают по крышам,
На антеннах медь звенит,
А подняться выше, выше
Милость бога не велит.


След истории

От Доне к подножью — дружины,
На холмах, как туча — Орда,
Костры пожирают равнину
Бредет по дороге беда.
По пояс в крови и босая,
Хохочет безжалостным ртом.
Орду и дружину стегает
Змееподобным кнутом.
Того приласкает ударом,
Кто утром уйдет в небеса.
Сто тысяч — в победном угаре,
Сто тысяч омоет роса.
Заря распахнула просторы,
В бессмертье шагнул Пересвет.
Убит в поединке раздора,
А равного подвига нет.
Он первый очистился боем,
от рабства к свободе взлетел.
Земля задохнулася воем,
Курганами скошенных тел.
Величие званья — Донского,
Воздвигли к подножью креста.
Бессмертье народа простого -
Продолженный подвиг Христа.
От бога народам России
Сгорать на кострищах побед.
Космической властью расшили
Истории памятный след.





Подарки

Провожала казачка казака
На тяжелые кровавые труды:
«Там, гутарят, льются реки молока
И икрою переполнены пруды.
На дубах дозревают пироги,
На акациях мониста звенят,
А в просторах необъезженной реки,
Свесил бархаты серебряный закат.
Солнце выткало в шелковицах шелка,
Птицы вяжут золотые кружева,
Жемчуга заполонили берега
И сверкает малахитами трава.
Ты вернись под песни утренней зари
И с почетом мне подарки подари!»
Призадумался казак на коне,
Черный ус во гневе бросил на плече:
«Братьям слезы на прощание, а мне
Щедро жалует дорогой бабий черт!»
На чужбине бьется, рубится казак,
Степь, да бурка, конь, да сабелька звонка.
С лебедой попеременно табак,
Но смекалка выручает казака.
Отгорели битвы всполохи дотла,
Конь до рапицы подковы сносил,
К дому ровная дорога легла,
Сивый ус казак на грудь опустил.
Свесил голову до самого седла,
Как последний станичный вор.
Что подарки! Голова едва цела,
Заезжает нежеланным во двор.
А в станице голосят голоса,
Похоронки повалили народ.
Погуляла полем смертным коса,
По округе малышей недород.
Топнул конь копытом о порог,
Заскрипели, зазвенели стремена:
«Возвратился, пожалел родного бог!» -
Говорит ему седая жена.
«Принимай — сыновья подросли,
Дочь невеста — василечек во ржи.
Я подарки собирала в пыли,
Проходи за стол казак, не тужи!»

Помолился атаман на образа,
Сел, обнял жену и детей.
Нежеланная, ослепшая слеза,
Оросила боль утраченных дней.

Ссора

Костромичи не москвичи,
Обутка -лапти и онучи,
Наш говор ласково певучий,
На че мнешь камни на печи?
Леса качают тишину,
Медведь хозяин был и не был:
«В усердии березы гну,
Овес сосу под низким небом.
Гну дуги, спорю с мужиком,
Кто победит на речке сметкой.
Мужик рыбачит лапотком,
Не освятив в лукошке метку.
Я из лукошка подберу,
Рыбца,налима, язя, Щуку.
Мужик посмотрит:»Тру—ру — ру!
Хозяин легонький на руку!
На ять мне Нея, Кострома,
Айда на Ужну мять куделю.
Там липы, меду — закрома,
Не переешь за всю неделю!»
У Мишки ушки топоркрм,
Услышал, топчет буреломы:
«В берлоге веселей с медком,
Эй, Кологрив, вяжи паромы!
Хозяин требует оброк!
Грузите мед, катите бочки!» -
Но Кологрив не внял урок,
Прет к Унже лыко на отмочку.
Медведь, что помнил, позабыл,
Колоду на откосе бросил.
Все псарни ревом разбудил,
Штаны лечил в целебных росах.
Болото мерил подожком,
Хромал на все четыре ноги:
«Эх, соблазнил мужик медком,
Ни че, сломаю на пороге!»
Мужик лукошко доволок
К избе. Ворота на засовы:
«Жди! Поквитаемся милок!
Зима объявится суровой!
Берлогу выдает парок,
Рогатина да нож рассудят!
Как собирается оброк,
Кто больше перебьет посуды!
Ишь при задумал баловство,
Как генерал не жрет плотвицу.
На ляд такое кумовство,
Вновь поменял бревно на вицу!»
Ворчит мужик, жмет кирпичи,
Медведь в берлоге хворост стелет.
Костромичи, не москвичи,
Не перебьешь, строчит Емелей.


Сказка дедушки Евграфа


Война сгубила мужиков,
В деревне — старики да бабы.
Детей орава без портков,
Печную слушают забаву.
Горит лучина в подставце,
Дремучий дед ведет рассказы:
«Поймали ведьму в Чреповце,
Полком везли ее заразу.
Как водится сковали ей,
В браслеты руки, кляп забили
И к Сталину свезли скорей,
Чтоб покарала вражью силу.
У ведьмы блещет черный глаз,
Второй ей выбили, пытали:
«Волшебный ведаешь топаз,
Заклятие от крупской стали?»
Ответила она вождю:
«В деревнях бабы — злая сила!
Хомут забыли и вожжу,
Без мужиков совсем сбесились.
Пусти родимый в оборот,
Чтоб знали, где в стране свобода.
Гнут беса уж который год.
Не ведают совсем приплода.
Гони не замужних в ЧЕКА.
В казармах родят великанов.
Росточком все до потолка,
Умом — убогие Иваны.
Создашь дружины и полки,
Побьют толпою супостата,
А с Гитлера сдерут портки,
Они в победах виноваты.
Меня отпустишь на покой,
Да чтоб вернули перст и ступу!» -
И Сталин царственной рукой
Сменил Ежовую халупу.
И Берии ее отдал:
«Твори дела, как ведьма хочет!»
Сей черт Россиюшку распял,
Всех курочек попортил кочет.
Терпите бабы, час пробьет,
Потешит черт вдову в овине!» -
Вздыхают бабы: «Пустомет!
Знать не к добру козлу седины!»


Топор

В Унже просветленная вода,
Светло — буро — красные пески.
Ледника скупой, забытый дар
Принимал в наследство древний скиф.
Бронзовый топор рубил избу,
У ключа корец слетел на сруб.
Оживает память грозных бурь,
Временем затертый медный рубль.
Лапти да онучи из холста,
Волчья шкура на плечах крутых,
Богатырская, лесная стать,
А в глазах отваги древний стих.
В них застыли омуты озер,
Неба синь и синий цвет цветка.
Вся надежда на лихой топор,
Что охота, эта блажь легка.
Рвет берлога страх моей души,
Что сомлел? Рогатина да нож.
После схватки вся земная ширь
Пред тобой и ты на мир похож.
Но звучит трубы лихая медь.
Враг распял долины и холмы.

Ярославский яростный медведь
На спасенье шел от Костромы.
В голубых глазах родимый дом,
Дети в них, лебедушка жена
И гремел в долинах битвы гром,
Дважды здесь Россия спасена.
В Унже просветленная вода,
Чистая, прозрачная до дна.
Помолясь на яростный топор,
Прадед встал на скате Рубежа:
«Лют татарин, лют монгольский вор,
Чист топор, омочим не спеша!»-
Не спеша на руки поплевал,
Крякнул в душу, как дрова колол.
Отстоял топор кровавый вал,
Отступил прожорливый монгол.
«Опоганил нечисть острие,
Грех таким рубить избу и храм.
Не обижу ремесло мое,
Свят топор, но бесу не отдам!»
Помолясь взмахнул топор в волну:
«Отмочу для внуков чист булат!»-
Много отгорело в небе лун,
Сотни раз кровавился закат.
Унжа, Нея, в ряби Кострома
Меж холмов стекают не спеша.
Под ракитой потрудилась мать,
Народилась новая душа.
«Не руби сыночек топором,
Выруби историю пером!»


Здесь и там

Все работники
Уходят в ратники:
Рассказали медь — колокола,
А березы -
Девушки крылатые,
Загрустили на краю села.
Не поют гармони переборами,
Не зовут к нетронутым лугам.
Не тревожит встречных разговорами
Загулявший тополь по утрам.

Пли росы на цветы черемухи,
Перестал соловушка свистать
И седая не живая дремушка
Оплела речную благодать.
Ясный день над рощею нахмурился,
На закате тучи наползли
И пустая, без оконцев улица,
Опустила очи до земли.
Там работники
Уходят в ратники,
Раскачали медь колокола,
Здесь — могилы,
Поименно — братские,
Посреди убогого села.


Сентябрьский день


Молчит Москва, горит Москва,
На улицах — войска.
Победа! Пьяные слова,
Ославят на века.
В Кремле засел Наполеон,
Считает ряд побед.
Непобедим! Не знает он
Обратность зла и бед.
Но отступил народ в леса,
К Орлу, собрал орлов.
Кует всю зиму чудеса,
Готовит свой улов.
Ворона — франку на обед,
Метелица — постель.
Морозной шубою одет
Всемирный менестрель.
Сентябрьский день
К расплате шаг.
Живет народ холоп и маг
И веником метет.






Колыбель мира


На карте рядом Тигр, Ефрат
Качают мирно колыбели.
Зелено знойных нив — халат,
Прозрачно белые качели,
Качают в памяти века
У стен легенды — Вавилона,
Да неусыпная река
Качала твердь эпохи — склона.
В долине разгорался бой,
Неотвратимый бег фаланги,
За медной глоткою трубой
В охват метнулись в сечу фланги.
Взыграли музыку щиты,
Меч рубит, режет, колет,
Лавиной сломлен фронт и тыл,
Победный ор, погони скрежет.
Долина, мертвые тела,
Раскрылись белые тюрбаны,
С востока наступала мгла,
Войска сзывали барабаны.
По ленте гаснувшей зари
Упала в пропасть колесница,
Склонили звезды фонари,
В пол неба красная десница
Уперлась в красные холмы,
Ефрат от тигра отшатнулся,
Метнулись красные валы,
Мир замер тенями качнулся.
Лежит в руинах колыбель -
Тюльпанный розовый апрель.


Часть  рассказа

...И повели в расход
Приказом трибунала,
Граненые штыки
Уставились в гранит.
Я распахнул бушлат:
«Стреляйте! С нами Сталин!
Народный вождь
У стеночки убит!»
И опустились,
Дрогнув трехлинейки,
И зашумел
Испуганный наряд,
Погас закат
Под музыку жалейки,
Что до сих пор
Над родиной распят.
Когда умру,
Пусть снимет кожу скальпель,
Портрет вождя
Украсит Эрмитаж!-
Он говорил,
То молча зубы скалил
И матом крыл
Единственный этаж.
Четыре года
Прошагал солдатом,
Зарубцевались отметины свинца,
Не прикрывался вашим грязным блатом,
Весь путь войны с начала до конца!
Вот вам неверам
Наша злая вера.
Бессильны были
Руки палача.
Вам не понять
Израненное тело.
Портрет вождя
На лезвии меча!»


Истукан

Над Волго — Доном — истукан,
Из меди в сталь на веки влитый.
Цемент особый, как Полкан,
Держал в объятиях граниты.
И высота, чтоб шапка вон
Слетала смертного на землю.
Кровь — позолоченный погон
Сверкал зловеще, тупо немо.
Стоял тиран под облака,
А рядом город знаменитый,
Пред ним кандальная река
Лизала в ярости граниты
Прозрачно — белый теплоход
В шлюза вползал под гром оркестра,
Сник пламенеющий восход
Из пепла Русь вошла невестой.
Склонилась скорбно над холмом:
«Сыночки ворогом убиты,
Накроем памятным платком
И знаменем последней битвы.
Прощаю грешников — убийц,
А кандалы слезой омою!» -
Страна вступила в новый блиц,
Не Девой, нищею вдовою.


Канал

За двадцать месяцев, в авралах,
По пояс в ледяной грязи,
«Гулаговцы» канал копали,
Под хохот приполярных зим.
Грустит начальник лагерей:
«Жалели скот, гноили мало,
Где ширина шлюзов — дверей,
Фарватер узкий у канала.
Подводных лодок держит грунт,
У створа крейсер днище чешет,
А сброса яростный бурун,
Ревет как первобытный леший.
Суровый сталинский приказ,
Мы, мягкотелые жалели.
Спешили миру на показ,
От спешки скопом в лужу сели.
А надо б строить на века,
В откосы миллион врубая,
Чтоб рукотворная река,
В веках жила дорогой рая!»
Ползет равниной смерть — канал,
Волной скелеты вымывает.
Система рушится в провал,
но о былом не забывает.





Великий перелом

Стонал великий перелом,
Трещал хребет сто миллионов
В деревнях — сталинский погром,
Чекистам — звезды и погоны.
Задушен русский соловей,
По тюрьмам выстрелы в затылок,
Взывала муза лагерей
Парашной правдою «бутырок».
Коллективизации певцы
Слагали оды «Новой жизни».
Система прятала концы
Во славу эры коммунизма.
История — бесстрастный лик,
Разложит даты по отсекам,
Услышит всенародный крик
И тихий голос человека.


Встреча с вороном

Распял природу гололед,
Дождь шелестел холодной пылью.
Мой МАЗ катил тропу вперед
И все казалось сном и былью.
И вдруг над степью пала тень,
Чернее ночи Крылья бились.
Огромный ворон в ясный день
Упал и крылья волочились.
Корявый клюв, кромсая лед,
Старался до земли добраться,
Но остановленный полет:
Он не желал с землей расстаться.
Я долго, тщетно тормозил,
Чтобы помочь вещунье птице.
О, сколько горестных могил
Мне в будущих ночах приснится!
Следил расширенный зрачок,
Как смотрит змий на муки гада,
А клюва мерзостный щелчок,
Остановил, как выстрел взгляда.
«С какой спустился высоты
Он на мой пути дороги,

Какие сбудутся мечты,
Какие отвернутся боги?
Когтистой лапой подгребал
На гололед сухие травы,
Он в поле бранном пировал,
Терзая трупы — демон славы.
Метровый взмах обдал лицо
Отвратным, смертным, трупным ядом,
А брызги вздыбили кольцо,
Как будто смерть стояла рядом.
Я встретил взгляд тяжелых глаз
И понял: мы враги навеки.
И здесь кончается рассказ
О встречи тьмы и человека.



       Сапсан

«Сапсан — стервятник космоногий,
Убить его, грозит бедой,
Беда найдет тебя в дороге
И мертвой окропит водой.
Решат твое начало боги,
Болото, поле с лебедой!» -
Так говорил однажды дед,
Увидев страшного Сапсана,
Перекрестил когтистый след
И плюнул в сторону кургана:
«Курган стервятником воспет,
Смерть, трупный яд в тени бурьяна.
Там волки воют под луной
Курган белеет черепами
И тленье мертвой пеленой,
Переполняет волчьи ямы.
Сапсан, от падали хмельной,
Роднится с мертвыми телами.
В нем дух убитого быка,
Отвага коз у водопоя,
Прицельность горного стрелка,
Отчаянье царя — изгоя,
Конец отважного прыжка,
Сон каменный среди покоя.
Очнется, голодом томим,
Незримой тенью налетает,
Падет проклятьем роковым,
Ударом в темя добивает,
Исчезнет — предрассветный дым
И снова жертву поджидает.
Не убивал я божью тварь,
Живу рабом, в рабе — дикарь.

 
Приз

Солнцеподобный Аполлон
На голове корона Лавра.
Надменно смотрит:
Море, склон,
Здесь отзвучит победу слава!

А покоренная Любовь.
Богиня, с телом юной розы,
Отбросила к ногам покров
И вытирает росы — слезы.

Прозрачный плащ ее в пыли,
Как покорилась Аполлону?
В волне ручья, укор земли,
Нарцисса молчаливы стоны.

Отныне сам в себя влюблен!
Пусть зачарует отраженье!
Я не забуду море, склон
И ваше жадное паденье!

Закаменел навек Нарцисс,
А Аполлон взял новый приз.


Юродивый

Снеговые бродят тучи,
Месяц бледною лампадой
Освещает поле, снеги
И березу у пруда.
Не впервой иду к березе,
Не впервой топчу тропинку,
Чтоб в кружевном покрывале
Утопить свою печаль.

Там грущу в угаре пьяном,
Все пою о невозвратном
И гнусавит, подпевает
Мне юродивый Иван.
А порою он хохочет,
Прижимается к березе
И на сук ее склоненный
Ладит крепкую петлю.
Вот сойдут снега в озера,
Лист березоньку украсит,
Непременно удавлю.


Пепел

У скорбной летописи,
На Руси
Много пятен,
Утраченных листов.
В этой светописи
Кресты распятий,
О валы мостов,
Забытые тропы,
Заброшенные дома,
Великий ропот,
Седая тюрьма,
Дыба да цепи,
Колодки и кандалы,
А в общем — то пепел
Родимой земли.