Радио тишина

Глава 1. Когда пришел ветер.

Когда пришел ветер то кажется принес жизнь. Но это случится только через два дня. А этот вечер был уже семьдесят вторым в череде похожих друг на друга дней нескончаемого затишья. Деревья верно забыли что могут двигаться. Лесные звуки будь то хруст сухой ветки на которую наступил зверь или нечастое дневное жужжание каких-то насекомых, или ночное уханье совы  сменяли друг друга в течении дня, но эта мелодия не менялась ни на вздох ото дня в день. Трава между ангаром и квадратом АТ2 распрямилась и уже позабыла контакта с грубыми некрупными шасси.

-Так и впп зарастет, надо бы прополоть что ли, - Заг выплюнул сжеванную травинку и пересел на соседнюю скамейку.

Именем "Впп" Заг нежно называл 100-метровую полосу асфальта почти по центру широкой ровной опушки, предназначенной для набора минимума скорости для взлета планера или легкого самолета. С одного конца к полосе прилегал "квадрат АТ2" -ровное место без уклона для предвзлетной подготовки, с другого конца полосы темнела небольшая металлическая будка с мощной лебедкой. Впп -взлетно-посадочная полоса - вот и все что осталось от иронии Зага за эти зимние месяцы, и заключалась она только в том что посадочной эта полоса никогда не была: слишком велик риск "встречки", да и садится на грунт слева или справа от полосы было мягче.

Опушка с впп была окружена лесом с трех сторон и невысоким протяженным хребтом с севера. Длинная сотне-километровая цепь хребта разделяла мир на две части: обжитую территорию по ту сторону, и лес с опушкой по эту.  Район не был новым, но первые оценки не показали каких-либо особенно примечательных залежей, или чего-то нового, или необычного, или хотя бы опасного, потому детальная разведка была оставлена на потом а лес был объявлен производителем кислорода и оставлен в покое до будущих времен. Однако в засушливое время здесь мог легко разыграться пожар, трагичные последствия которого страшно было вообразить. За проведением плановых осмотров было отстроено несколько небольших летных баз, удаленных друг от друга на расстояния провода для морзянки. Осмотр территорий осуществлялся на планерах не требующих никакого топлива. нужны были лишь небольшая свободная от леса зона и хребет, упираясь в который северный ветер создавал волну необходимую для набора планером высоты.

Ветер играл одну из ключевых ролей. Набрать высоту для полета хотя бы более 10 минут было возможно только с ветром. Но последние месяцы планета будто забыла что такое ветер. Ни одна машина не поднималась в воздух за это время, не гудела лебедка, не слышалось бодрой переклички механиков и пилотов. К западу лесная чаща давала небольшой взъём, на вершинке которого был установлен ветроуказатель. Этот красно-белый полосатый носок давно принял вертикальное положение и стал символом безысходности.

Ребята ходили понурившиеся и грузные. Ничего плохого не случилось, но вынужденное бездействие рано или поздно угнетало каждого, застаивало кровь в жилах, не давало вздохнуть полной грудью. Собранные и серьезные в воздухе, на земле эти парни без устали дурачились, перешучивались, подстраивали друг другу какие-нибудь безобидные козни, растягивались вечерами на скамьях в общей комнате приятно утомленные дневной суетой и радостью любимого занятия. Но всего этого становилось все меньше и меньше с каждым безветренным днем и сейчас почти сошло на нет. Пилоты как прежде собирались на обед и на ужин, но больше это было похоже на дань распорядку и теплившейся надежде что может хоть у кого-то найдется интересная история, или идея, или вдруг придет какая-нибудь повестка о срочной и всеобщей мобилизации. Но ничего этого не случалось.

На занятость оставалась стандартная поддержка машин и оборудования, какой-то мелкий ремонт. Затеяли даже собирать свой собственный планер. Кто-то мастерил цифровые примочки к навигационным бортовым средствам, кто-то развлекался моторизацией тележек, на которых уже можно было запросто рассекать по опушке и работать тягачом если кто-то сел слишком далеко. Кроме того на базе была небольшая библиотека, по большей части техническая да с учебниками по физике, к которым ребята стали заглядывать все чаще. Процесс этот довольно необычный, от практики - к теории, и вряд ли бы он произошел, не будь этого затишья. Пилоты, мастера воздуха, знали все аэродинамические приемы как что-то абсолютно не абстрактное, реальное, работающее в жизни, а потому учебники они считали, мягко выражаясь бесполезными. Теперь же многие с удивлением обнаруживали что многие вещи можно объяснить и даже предсказать основываясь только на каких-то логических цепочках и математических символах. Это вообще говоря, занимало и даже захватывало.

Во всем этом была размеренность, спокойствие и гармония. Но эта гармония не приносила радости, она текла как что-то должное, обреченное, утекающее. Чуть отпуская на время, тоска наваливалась на ребят выходящих из мастерской, или библиотеки, или приходящая с пробуждением, а то и просто во время какого-нибудь рутинного закручивания болтов.
 

Глава 2

Всего базу формировало 20 планеров, один легкомоторный самолет для аварийных вылетов, и группа из 50 человек.

Люди сюда попадали самые разные и по самым разным причинам. Конечно все они были хорошо знакомы с планерами. Но кто ты, откуда и что у тебя вышла за история никто особенно не интересовался. Как-то такая привычка не прижилась. Заприметить кого-то за каким-нибудь смешным или не очень приличным делом и потом рассуждать на эту тему всеми возможными закрученными сплетнями было в порядке вещей. При этом все сознавали что доля истины в рассказе может быть ничтожно мала. Но расспрашивать чью-то предысторию не было принято. Если ты, впрочем, хочешь об этом высказаться, то мы конечно тебя послушаем, покиваем, скажем мол "ну надо ж как тебя прижало, сынок", или "вот ведь они **" или "даа, это ты, конечно, напортачил так напортачил", может даже выдадим парочку примеров из своего опыта. Но на завтра никто об этом говорить, да и думать об этом, никто не станет.

Непонятно, откуда происходила такая чудесная метаморфоза, но тут твоя история не значила ничего кроме твоих накопленных профессиональных навыков и мастерством управления техникой. Да, тебя могли любить за радушие, или за четко сработанные действия на лебедке при взлетах. Но твое прошлое, а так же твои пожелания на будущее,  оставалось только твоим делом. Пришел - хорошо, будем работать, уходишь - успехов, мы словно поработали.

Скорее всего, сам распорядок жизни на базе провоцировал такие взаимоотношения. Общие ресурсы еды, воды и электричества, общие летательные средства. Работа, выполнение которой имело возможность только при командном исполнении. Отрезанность от всего мира, в котором правили традиции, законы и  манера поведения, сложившаяся больше исторически чем на основе здравого смысла, взаимоуважения и взаимопомощи. Возможно также, что каждый попал сюда оставив за спиной свою историю, свою боль и свое несогласие с тем миром. Когда человек перешагивает какую-то высокую границу, он по неволе берет с собой только самое нужное. И уж поверьте чаще этот небольшой багаж укомплектован теплыми воспоминаниями.

Кто-то попал сюда по распределению из военных частей, впрочем с личного согласия. Кто-то -  потому что знакомый его знакомого рассказывал что есть такие базы и что там нужны вот такие парни как он, кто-то отчаялся найти рабочее место, кто-то неудачно провернул дело с налогами и теперь единственное что ему оставалось это где-то надежно укрыться. Кто-то бежал от несчастливого романа, кого-то армейского слишком рано выслали на пенсию за выслугой лет. Мало ли каких причин не было, да и не все они были правдивыми.
 

Глава 3

Пит постукивал острием карандаша по наполовину исписанному формулами листу бумаги. Эти месяцы он с небывалым для себя рвением и ясностью взялся за все доступные книги - математику, астрономию, физику, технику, искусство, историю. Последняя правда, приносила скорее расстройства, и тем сильнее, чем больше он в нее погружался. Все это он уже читал и сдавал на экзаменах, но за рабочие годы накопленная сокровищница знания куда-то очень осторожно и незаметно то ли ушла из головы то ли глубоко спряталась. Правда сейчас все это представлялось под несколько другим углом, более реалистичным что ли. Перелистывая страницы Пит слово стирал толстенный слой пыли с книги своей памяти. Что-то огромное, настоящее возвращалось. "Как же это я так отупел, ведь е-йей, уравнение же прямой не напишу. Когда все это случилось?" - подобные мысли приходили по несколько раз на дню и срабатывали триггером к окатывающему потоку  весьма смешанных чувств. Радости от того что он снова может манипулировать довольно сложными задачами. Стыда за то что он позволил каким-то другим вещам вытеснить понятия такие основные, такие красивые. Приятного удовлетворения от того что да вот 'это' он точно знал раньше и оказывается все еще знает. Злости на себя за то что было забыто то что было так недешево приобретено. Отчаяния от непонимания как такое вообще могло случиться, ведь он каждый день работал, много работал, голова гудела по вечерам, а вот раз и как будто и вовсе неуч. И Пит упорно брался за карандаш и делал пометки и заставлял себя крутить почаще пройденное в голове.

Часто мысли, наполненные новыми аналогиями и примерами поражали, вводили его в некоторое онемение. Вот и сейчас уже добрые пять минут Пит сидел неподвижно, откинувшись на стенку стула. Вертел в руке карандаш и беспредметно смотрел куда-то вперед, за окно перед которым стоял письменный стол. Это затишье случилось как-то кстати. И то как однажды за пустышным разговором какой-то знакомый упомянул о базе, и эта маленькая комната в девять квадратных метров, положенная каждому в группе,  в прочем даже с окном, и тишина вокруг - все это было как-то непонятно к чему но в то же время очень кстати.

Сюда, на базу, почти ничего не проникало из того внешнего мира, бурного, красивого, разнообразного, беспокойного, величественного. Мира в котором были равнины, горы, моря, яблочные плантации цветущие по весне и ракеты поднимающие на орбиту немыслимые по технической сложности аппараты. Мир с поплевывающими на город деревнями и спесивыми городами. Шумными городами, переполненными людьми, машинами, магазинами, барами, спортивными залами,  театрами. Высокими постройками, не гаснувшими ни на минуту неоновыми лампами, музыкой всех вообразимых жанров. Мир разделенный на рабочую неделю и выходные. Мир с нескончаемыми политическими интригами, климатическими катастрофами и любовными драмами. Мир со сменявшими друг друга манерами поведения и модой, которым живущие поневоле подчинялись. 'Преисторическая, бессознательная, архаичная, подвластная' необходимость в этой всей суете и такое же сильное и постоянное желание выбраться оттуда. Мир наделенный бесчисленными деталями, что трогали каждого и оставались равнодушными к каждому.
 
В стороне мастерской кто-то завел генератор. Пит очнулся, "Пора что ли проведать чего там", накинул куртку и направился на звук. 

После получения диплома Пит сколько-то усердно проработал в физической лаборатории, затем на одном крупном предприятии. Ужасно устал от иерархии и выполнения бесцельных задач и в один день бросил все. Потом он долго работал на небольшом аэродроме любительского клуба - летал инструктором для обучающихся, летал пилотом для платных "экскурсий", летал чтобы покатать друзей которых протягивал под шумок по своему имени. 6-8 из каждых 24 часов он проводил в небе, а остальное время крутился на земле помогая со взлетами другим или заглядывал в мастерскую  закрутить какой-нибудь винтик. Собственно, последнее случалось с ним реже, сейчас же это осталось единственным развлечением.

 
Глава 4

Пит отодвинул тяжелую дверь и оказался в просторной, хорошо освещенной мастерской.
-Салют, чего пришел? - улыбнулся из противоположного угла ЖиБе.
-Фу, ЖиБе, ты опять тут курил! - поперхнулся Пит.
-Я снаружи, надуло.

"Ну да", ухмыльнулся Пит, "как если бы снаружи было ветрено, или если бы ты не знал зачем я пришел".

Жибе, Жан-Бенуа, был главным в мастерской и первоклассным механиком. И общем-то только ему не надо было придумывать причин зайти в мастерскую, как это приходилось делать другим. Там, во внешнем мире он поддерживал в строю самых разных представителей легкомоторных крылатых. Да и в свободное время он разбирался с новинками электроники и пытался их приладить к борту планера, зарплату тратил зачастую на покупку цифровых платформ и старых, пахнущих историей, комплектующих авионики. Ну, кто-то собирал марки, кто-то фантики, а ЖиБе собирал всякие чуднЫе механические вариометры и альтиметры векового возраста. В авиа-гаражах он имел славную репутацию. Однако всегда оставался в группе оранжевой спец одежды. В авиации пилоты и механики всегда имели довольно строгое иерархическое разделение. При этом и те и другие питали к друг другу взаимное уважение, помимо технической зависимости, однако  раздевалки, комнаты отдыха и углы в столовой для них всегда оставались разведены. Группы оранжевых костюмов механиков никогда не перемешивались с голубыми цветами пилотских комбинезонов. Даже в баре в конце рабочего дня, дело ограничивалось рукопожатием и дружеским "как дела".

Здесь же, на базе, какое бы то ни было разделение представить было просто невозможно. Это, наверное, и было главной причиной почему Жан-Бенуа оставался здесь уже не первый год. Довольно высокий, плотного телосложения, себе на уме впрочем довольно доброжелательный ЖиБе был дотошен в своей работе, внимателен к каждому болту. Ему хотелось доверять. Большую часть времени он проводил в мастерской, а остальное время мастерил какие-то небольшие летательные модели у себя в комнате, 9 квадратных метров которой напоминали больше игровую мечты любого мальчишки.  Тут у него были и самолеты на дистанционном управлении, и истребители с маленькими моторчиками и заводные ракеты.. База давала ему жилье, пищу, он мог задумывать себе какую-нибудь задачу, сделать например, чтобы полетело "это и вот так", и спустя какое-то время удовлетворенно улыбнуться что вот де получилось, и браться за что-то новое. Ни для кого  и ни для чего, но и никому и ничему не во вред. 
 
Пит обвел взглядов хорошо освещенную мастерскую. По стенам были аккуратно развешаны инструменты, расставлены шкафы с 'придирчиво подписанными' отделами и ящиками, все лежало строго на своих местах. Он сделал круг по мастерской и остановился у планера, на котором чаще всего летал.

Перед каждым вылетом необходимо было выполнить предполетную подготовку. В основном это подразумевало собой детальный осмотр. Сейчас Пит приходил в мастерскую через день и неторопливо шаг за шагом проделывал этот обряд. В обычных погодных условиях настолько детально машины не осматривал никто, но сейчас ребята заходили все чаще. Это наполняло время каким-то смыслом, от этого веяло любимым делом, придавало ощущение нужности.

Вообще говоря, это летающее чудо давало фору по простоте любому транспорту. Три основные компоненты управления - по одной на каждую ось вращения (тангаж, крен, рысканье), в составе элеронов напрямую тросами соединялись с ручкой управления и двумя педалями. Жмешь правую педаль - натягивается трос хвостового элерона и тот отклоняется вправо, жмешь левую - элерон отклоняется влево.  Тормоз - выдвигающаяся на крыльях балка в метр длиной и 7см шириной, соединялся металлическим рычагом с ручкой по левую сторону пилота.

Пит осмотрел планер со всех сторон, подвигал каждый элерон чтобы удостовериться что тот неукоснительно следует ручке управления, проверил каждое соединение тросов, каждый болтик.  Заглянул за спинку сиденья проверить крепление крыльев. Крылья представляли собой две разными деталями, которые можно было вынуть и положить вдоль корпуса планера на случай транспортировки. Над креплением крыльев оставалось свободное место куда можно было поместить бак с кислородом, для полетов на больших высотах.

Машина была в прекрасном состоянии. Следуя заведенному порядку Пит прошелся по всему корпусу тряпкой смоченной в антипыльном растворе. Как и в детальном осмотре в этом не было необходимости, но прикасаться к гладкому корпусу планера было необычайно приятно.

День клонился к закату, подходило время ужина, Пит еще раз простучал крылья по всей длине - по звуку можно было определить нет ли повреждений на ткани обшивки, еще минуту задержался взглядом на машине и неохотно вышел из мастерской.
 

Глава 5.

Одним из популярных занятий на базе, прописанный кстати в контракте, было обязательное поддержание физической формы. Организация все-таки была милитаризована, хотя за соблюдением стандартной муштры и бессмысленного бега с оружием тут никто не следил.

Пит любил пробежки по окружающему опушку лесу. Большим выбором направлений он не располагал - лес хоть  имел листву на некоторых деревьях, в основном был скомпонован какими-то кустарниками с крупными шипами, растущими на твердой сухой почве. Для разведки, охоты и  закладывания аппаратуры  ребята с базы в свободное от полетов время прорубала тропинки - работа был тяжелая, но в последние месяцы затишья неплохо занимала ребят.
 
Сегодня Пит вовремя и правильно поел часа два назад, втёр в колено разогревающую мазь, зажевал половинку энергетического батончика. Подготовка к пробежке вообще давно уже стала педантично выверенной и строго определенной по времени последовательностью действий. Минимальное количество лишних движений, оптимальное состояние организма (учитывая режим питания днем накануне, количество выпитой жидкости и запланированные вкусные бонусы по возвращении). То есть втирать мазь следовало до того как съедать что-то, так как это оставляло мази лишнюю минуту для реагирования на коже, потом шла 7-10 минутная разминка, что давало время съеденному пройти пищевод, а одевать штаны следовало в последнюю минуту чтобы они не слишком пропитывались запахом мази. Все это вносило дополнительные "необходимые" процедуры, наполняющие смыслом размеренно течение дней. Кроме того, расписание, ограничения и определенность позволяли не отказываться от задуманной тренировки, слишком велик иначе был соблазн перенести пробежку на завтра, потому что сегодня что-то не очень хочется, а потом еще на завтра и т.д. Немаловажную роль играли удачно подобранные штаны и майка, облегающие тело и подначивающие это тело двигаться.
 
Пит вышел из дома, затянул шнурки на кроссовках, и зашагал вдоль казармы к тропинке уходящей в лес. Первые 40 шагов пешком, затем еще 130 легкой трусцой, а дальше уже набирая тем. Кроны деревьев окаймляли тропинку и заполняли ее причудливыми тенями. Бежалось легко, было достаточно тепло но не жарко, приятно было смотреть на лучики света пробивающиеся сквозь стволы и приятную зелень кустарников. Приятность зелени правда была обманчива, за каждым листочком скрывался такого же размера шип и свернуть с тропинки без спец одежды означало полностью изорвать свою и оставить миллионы царапин. "И как только местные животные ломятся напролом"-каждый раз удивлялся Пит. Не верилось что шерсть их настолько уж плотная что все им нипочем. Впрочем гулять по нашей вырубке они весьма любили.
 
 
Пит себе запланировал достаточно долгий маршрут, до конца тропинки обратно, и еще половину туда-обратно, поэтому особенное не торопился. Время от времени тропинка чуть расширялась, иногда расступалась в небольшую опушку, которую обрабатывали чтобы отдохнуть на солнышке во время вырубов, или просто приходить на пикник. На солнышке - чтобы было меньше комаров. Причем уже никто не помнил кому пришла в голову эта замечательная идея, так как комаров и мушек в этом лесу почти не было. Но дело стало традиционным, а если вы отделены горной цепью от цивилизации то традиции становятся очень сильной опорой и необходимым аргументом моральных устоев. Добавьте к этому работу сопряженную с регулярно присутствующим элементом неизвестности и вы уже немыслимы без традиций и привычек явно отдающих обрядами. И, кто знает, может если бы религия не имела в своей истории такой разрозненности и породивших этим столкновений, может у нас среди казарм стояла бы и церковь. А может она и появиться через какое-то время. N. много размышлял об этом эффекте и его цели и все больше сходился к мысли что все это дает одно - надежду, а надеждой не стоило пренебрегать. Может все человечество когда-то в незапамятные времена и было наглухо отделено от кого-то "своих", потому и появилась религия.
 
Тропинка сначала шла по довольно плоскому месту, затем полого взбиралась на 100-метровый холм, выполаживалась еще с километр и снова круто уходила вверх. Там, несколько не доходя до вершины она пока заканчивалась. Вырубные работы сегодня никто не проводил,  и в лесу стояла тишина. Безветренная, беспролазная тишина. Даже запахов будто  и не разносилось вовсе. Только иногда если ты  пробегал совсем рядом с каким-нибудь кустом розмарина или еще какой-то травы аромат сразу давал в нос. И в те дни когда Пит бегал вместе с Раджем-поваром, главным кухарем базы, Радж всегда пользовался такими местами чтобы остановиться и передохнуть, оправдывая это тем что эта трава замечательная и надо бы прихватить чуть-чуть с собой попробовать добавить это к мясу. Некоторые даже предлагали называть Раджа не повар-Радж, а сомелье-Радж.

Но сегодня Пит бежал один а потому останавливаться поводов не было. Он бежал периодически поглядывая на стволы деревьев слева и справа.  Хорошо выработанная привычка за месяцы проведенные на базе- что бы ты ни делал в лесу - внимательно слушай шорохи и оценивай заранее деревья на которые сможешь быстро взобраться в случае если будут кабаны. Достаточно широкое чтобы выдержать вес и лучше с сучками с самого низу чтобы проще забираться. Последнее время кабаны чаще уходили услышав людей, но были случаи и иные. 
 
Пит набирал высоту на пологом склоне как вдруг совсем где-то близко справа раздался хруст ломающихся веток и перебирающих копыт. Пит остановился, секунду-другую прислушивался чтобы точнее определить направление опасности. Животное тоже замерло. Пит подобрал несколько камней под ногами и страшным голосом  выкрикнул пару фраз на каком-то смешанном языке. Животное снова задвигалось и зашумело. По звуку и скорости перемещения это больше всего походило на большого кабана. Сердце у Пита колотилось с удвоенной частотой, дыхание стало резким, мускулы сами собой напряглись готовые для прыжка.
 
"Хорошо что оно двигается достаточно шумно",-думал Пит,- "хуже было бы если бы ты его вовсе не слышал". Существо удирало вверх по склону не заботясь сколько шуму творит, выбрасывая из под конечностей камни местной сухой почвы которые с грохотом катились вниз. Пит колебался еще с минуту-другую. С одной стороны хотелось выполнить весь задуманный маршрут, еще и подготовился отлично, и погода славная. С другой стороны, подставляться под клыки кабана было глупо. В голове всплыл вопрос "а почему ты, балда, собственно думаешь что он удирает?, и сам себе ответил  - "потому что удаляется", - "ну а что оно просто выбирает более удобную позицию для атаки ниже по тропе ты предположить струсил?", - "бред, я не трушу". Идею о страхе, к слову, стоило обмысливать форсированным темпом: любое животное чувствует твой страх, тебе нужно настроить очень хорошо свои мысли чтобы оно и не подумало нападать. "Так, вот это уже вполне стройный ход мыслей". Дыхание стало чуть равномернее но все еще частым. Пит еще чуть помедлил и повернул вниз. Ну его к черту, урок как важно вовремя остановится он выучил уже давно в горах, впрочем это совсем другая история, из того внешнего мира. Просто удивительно почему судьба не устает проверять все еще ли он хорошо помнит выученное. Пит перешел на легкий бег, автоматически оценивая деревья на десяток метров в перед стараясь не забывать те что только что остались позади, на случай необходимости. Хотелось быстрее добраться до более широкой тропы.
 
Пит припомнил, что там, во "внешнем" мире, в таких вот лесах с дикими животными была еще и другая опасность - охотники. По закону они не имели права стрелять если не видели цель своими глазами. Следовали этому правилу конечно не все. Любители разносить сплетни со вкусом раздували тему о еженедельно раненных туристах, бегунах и велосипедистах.  Хотя справедливости ради, стоит отметить что среди них были и люди весьма осторожные и ответственные. Как минимум в это хотелось верить когда недалеко от тебя начинали свистеть выстрелы и лай собак. Все это Пит проходил. "Вот видишь, тут хотя бы охотников нет".
 
На оставшемся пути тревожных шорохов из леса больше не появлялось. Хотя волнение и напряженность Пита так и не покидали. Чтобы унять  их или как-то переключится Пит, минуя свою комнату, отправился напрямую в мастерскую. Хорошо было бы увидеть ребят. Правда в этот час там никого не оказалось, как не было никого и в ангаре с крылатыми машинами. Пит прошелся между планерами, расставленными как огромный 3D-пазл. В состоянии покоя планер не держит крылья точно паралелльно грунту и опирается на одно из крыльев. Таким образом один планер "на правом боку" помещался под крылом другого планера, "на левом боку", хвост которого в свою очередь был под крылом третьего и так далее. Только так можно было поместить их все в одном ангаре, не делая его безразмерно большим.
 
К одной из стен была прикручена длинная горизонтальная металлическая балка на которой висели все парашюты (обязательная экипировка пилота). Пит снял один из них, натянул на себя и уселся в один их крайних планеров. Посадка была удобная, плечами он опирался мягкую но упругую спинку парашюта, ноги  можно было вытянуть, чуть согнутыми как раз чтобы поставить их на педали. Рука сама легла на ручку управления. Пит глубоко выдохнул, стало спокойно и хорошо. И тихо. Снова тихо. 
 
Пит думал о тех кому довелось сидеть в этом кресле. Что они чувствовали, чему радовались о чем тревожились в этом кресле, с этой ручкой, в небе. О чем пытались забыть?
 
Как например Гий. Гий был самый возрастной на базе. Пит не знал сколько ему было лет. Никто не знал. Выглядел он достаточно пожилым, небольших габаритов, худой, с кожей повидавшей немало солнца, однако бодрый и подвижный был как 20ти летний кадет. А поговаривали о 65-70. Так или иначе, физическая форма его была отменной, настроение почти всегда приподнято.  Но сложно представить было какие картины хранила сетчатка его острых глаз пилота-истребителя. Какая-то немыслимая военная муштра, огневые действия и удирающий от пылающего сверхзвукового сопла африканский континент. Война за "Индошин"- так называли французы земли Вьетнама, Камбоджи и Лаоса, которые они там стремились колонизовать с середины 19 века до окончания второй мировой. Каким-то образом Гий умудрился летать под флагами армий разных государств. Он мало об этом рассказывал, но его комната была уставлена какими-то бесчисленными фигурками из далеких стран, моделями старых сверхзвуковых самолетов, старыми фотографиями и наградными значками. Казалось уходя в свою комнату он переходил в другое время, изрезавшее когда-то его душу штопаными ранами, и жить с которыми и отодрать которые было невероятно больно. База помогала ему выходить из этого времени, чувствовать себя нужным и даже вполне современным.
 
Или вот Доминик. Этот с военной авиацией не был связан, но всю жизнь просидел за штурвалом пассажирских лайнеров. Правда, он рассказывал что даже эта казалось бы мирная область наполнялась конспирацией, строгими инструкциями и разрешением на оружие и прочей милитаризованной атрибутикой когда им предстоял рейс в закрытый, опасный и загадочный Советский союз. И все это было в эпоху когда лайнеры летали под полным руководством пилотов, без автоматики и зачастую с потерей радиосвязи над территорией других государств. Это была красивая работа с большой ответственностью, большой зарплатой и ранней пенсией. Последнее обрезало единственный смысл его жизни - полет. И непонятно что бы с ним сталось не будь на его родине планерских и легкомоторных любительских клубов. А приглашение приехать стало для него настоящим подарком.
 
Были здесь и совсем молодые ребята - из тех балбесов что однажды оказались в авиаклубе и настолько завелись этим делом что умудрились упросить родителей оплатить свое членство и обучение в клубе. Прямым следствием этих недавних подростков-членов таких клубов чаще всего было авиационное училище и военное дело. Закончили ли они там свое обучение, отличились ли чем на службе было неизвестно, но по каким-то своим зигзагам они оказались здесь. Занятно было наблюдать как вроде не особенно образованные, сыплющие грубыми шутками мальчишки становились серьезными, очень аккуратными в воздухе и на лебеке. Голоса в радио их планеров всегда были вежливы, утверждения надежны, а действия предельно отточены.
 
Пит покрутил реле радиосвязи, совсем небольшой диапазон частот, с 118.45 ти до 135 из разрешенных в любительской авиации здесь был значительно расширен. И молчал на всей шкале. Кроме радио на панели перед ним были альтиметр, вариометр и тахометр- вот и вся нехитрая прибороэкипировка. И стрелка циферблата каждого покоилась на нуле, молчала. Это была тишина в одном из своих обличий, тишина-отражение всей базы, тишина базы как отражение чего-то существенного всего внешнего мира. Существенные вещи часто безмолвны. И она бывает такой разной. Бывает спокойной и умиротворенной, как там что сейчас дарила Питу отдых от волнительной встречи со зверем. Тишина  бывает пустотой, как неговорящая ни о чем лежащая плашмя стрелка приборов. Она бывает и напряженной не предвещающей ничего хорошего.
 
Команда  "Радио Тишина"  использовалась в летном деле на случай если нужно было кого-то найти, кого-то кто по непонятным причинам  долго не отвечал, или же для того чтобы с кем-то поддерживать постоянную связь, в основном чтоб помочь выбраться из сложной ситуации или знать хоть какие-то подробности происходящего. Так как все летающие на определенной высоте или в определенном квадрате пользовались одной и той же частотой, то объявление "радио тишины" было необходимым и обязательным условием освобождения частоты и установлением контакта с кем-то одним. Вовсе не обязательно дело кончалось трагедией, но эта команда моментально переводила всех в режим серьезной сосредоточенности и полной готовности. Как правило здесь не произносилось громких фраз на вроде "уходи от огня, ястреб!", но звучали очень спокойные и короткие инструкции того кто был ближе к действию, или лаконичные предложения всех остальных. Как бы тебе ни хотелось выкрикнуть твое единственно правильное решение, необходимое к исполнению вот в эту секунду, сейчас, ты ждал свободную частоту корректировал это мнение по тому что за это молчание произошло. Кто знает какой сложности схемы подмоги и перехвата возникали тут же в головах опытных пилотов. И чаще, между прочим, наиболее эффективные маневры предлагали как раз гражданские летчики а не выходцы из вояк, а вот с исполнением у последних было все в порядке. Но важно было не то кто делал план, важно было то что одномоментно мысли всех причастных были о ком-то конкретном, пытаясь ему помочь. Это единение помыслов зарождалось от команды радио тишина.

Вот казалось бы точно такая команда и была безмолвно отдана за объявлением основания базы. Тишина которая понадобилась этому миру чтобы что-то найти, обдумать. Этой радио тишины, возможно безсознательно искали те кто в итоге попали на базу. Радио тишина которую, смилостившись, подарила сама вселенная.

Пит немножко поменял позу.

И все-таки движение, прерванное затишьем, было жизненно необходимо. Все то что он так любил в крылатых машинах было связано с движением. Даже то положение в каком он сидел в кабине. Не киношная выправка, но расслабленность за которой скрывалась предельная концентрация и готовность при необходимости приложить огромную силу к ручке или педалям. Ведь если вы будете стараться сидеть по струнке, то очень скоро да и удобная поза не оставляет стресса. Комфортное положение, соединенное с динамикой движения, постоянного выбора действий и обязательность принятия верного решения, та уверенность с которой ты облокачиваешься на спинку кресла вдавливая в нее свой парашют, удобно вытягиваешь ноги на педали - теперь любой твой крен и поворот зависят от них, то приятное ощущение когда ручка управления ложится в руку и осознаешь как все-таки невероятно прекрасен тот мир в который ты попал, и дышишь глубоко, и чуть перехватывает горло когда лебедка резко ускоряясь  срывает тебе с места и через половину секунды шасси уже не касаются земли.

Однажды кто-то Питу сказал что если вы честны перед собой в своих желаниях, то жизнь дает вам это.
И эта база, по сути таким местом для Пита и стала. Никуда не нужно было спешить по утрам к определенному часу, ни с кем не нужно переписываться, встречаться для формального поддержания связи, говорить о том о чем не хочется, никакой толкотни в транспорте, никакого шума моторов и выхлопных газов. А тишина дала возможность настроить свой дух на состояние спокойствия, развивать и поддерживать свою физическую форму, размышлять. Наконец-то появилась возможность за которой он гонялся так долго -  за обучение.
 
Пит откинулся головой на верхнюю часть парашюта, положил руку на подвернувшийся шарик-рычаг отстегивания взлетного троса лебедки и вернулся к мыслям о тишине. "Ты пускаешь тишину в свой мир, и тишина пускает тебя в мир более тонких материй. В мир игры с гравитацией и с воздухом. Пожалуй именно так".

Кто его знает может на самом деле не воздух держит, но планер скользит по невидимой бране, по разворачивающемуся только для него одного скрытому измерению. И каждый новый вылет, в момент когда отцепляется трос от лебедки или тягача и чувствуешь ощутимый толчок - столкновение бран и рождение новой локальной вселенной - вселенной воздуха и планера. И сам полет - не что иное чем расширение этой самой вселенной. А малая или сведенная на нет метеоусловиями дальность полета - сжатие вселенной, оставляющее неимоверно концентрированное состояние сущности, квинтессенцию законов физики, социума и нрава. Будто не хватает лишь нужного инструмента снять с этого эксперимента разгадку великой тайны природы. Будто только эта тишина хранит Что-то основополагающее и одновременно удивительно ускользающее от нас.   
 

Глава 6

На следующую ночь прошел дождь а ну утро вдруг повеял ветер, взбодрил все живое и механическое на базе. Такой ветер обещал насколько-то задержаться, ребята начали выкатывать махину лебедки, закрутилась та замечательная суета которой так ждаа опушка. Пит поднялся на соседний холм проверить состояние ветряка и теперь имел вид на всю опушку.
 
Он стоял расправив плечи пожевывая травинку - зеленую, с запахом и вкусом зелени. Всем телом впитывал встречный ветер и мелкие, затрагивающий лишь легким касанием капли дождя. Ветер с которым теперь можно подняться высоко, с которым можно поддерживать такую высоту что летать далеко, с которым можно даже перелететь барьер и вернуться к городам и деревням, людям весельям, барам. лабораториям, завести семью,  отправить детей в детский садик и рассказывать о чудесах аэродинамики крыльев. А еще переживать если их обижают сверстники, боятся за безопасность твоего дома, постоянно следить  за счетами и почтой, видеть тысячи лиц каждый день, становится случайным слушателей тысяч личных разговоров.. да может ну его это все, остаться здесь где спокойно. Да уж, пожалуй можно. И у Пита что-то кольнуло под ребрами. Он усмехнулся, "Ну ладно, я подумаю еще".