Статья о Николае Васильевиче Гоголе

                Камиль Хайруллин
Антропологический аспект творчества Николая Гоголя
Будьте не мертвые, а живые души.
Н. Гоголь
Наполняйте душу, а не мошну.
Сенека

В следующем году исполнится 210 лет со дня рождения Николая Васильевича Гоголя (1809-1852), великого русско-украинского писателя, автора бессмертных «Ревизора» и «Мертвых душ». На мой взгляд, художественное и идейное наследие классика литературы весьма актуально и заслуживает своего анализа с философско-антропологической точки зрения. Гоголь талантливо высмеивал и бичевал чиновничью и помещичью Россию XIX века. В то же время он не хотел революций и призывал к духовному обновлению, к христианскому братанию людей разных сословий.  Думается, творчество Гоголя интересно и поучительно рассмотреть через призму реалий сегодняшнего дня.
Следует признать, что близнецы некоторых гоголевских персонажей живут и здравствуют и сейчас. Например, финансовые пирамиды  и фирмы-однодневки вполне могут отнесены к проявлениям современной чичиковщины, а уменье бюрократии «пустить пыль в глаза» - к проявлениям хлестаковщины. Чиновники любят угождать начальству и брать взятки так же, как и в гоголевские времена. Морально-психологическая обстановка в России оставляет желать лучшего, и остро ощущается дефицит честности, доверия и справедливости. Об этом говорит то, что, например, наша страна в мире занимает одно из первых мест по самоубийствам среди подростков (как известно, дети очень чувствительны к отсутствию внимания, добра и справедливости), а по благотворительности прибывает во второй сотне среди всех стран
Хотелось, чтобы гоголевский нравственный завет потомкам, взятый в качестве одного из эпиграфов данной статьи, был услышан. Прав был Гоголь в том, что рано или поздно наступает время, когда человек обращается к своей душе, к своей совести и оценивает праведность или не праведность линии своей жизни, характер и последствия свершённых деяний и поступков. Проблема нравственного оздоровления жизни нашего общества стоит на повестке дня.
 Нельзя не затронуть и такой момент. Нет сомнения в том, что Гоголь очень бы огорчился, если бы узнал о разгуле национализма в современной Украине и стене вражды, выросшей между Россией и Украиной в начале ХХI века. Он очень ценил русский язык и пришел бы в ужас от того, что в Украине ведется борьба с русским языком. Гоголь в свое время утверждал единство русского и украинского народов и говорил: «Русский и малоросс – это души близнецов, пополняющие одна другую, родные и одинаково сильные. Отдавать предпочтение одной в ущерб другой невозможно». Но об этой точке зрения великого писателя современные националисты совсем не хотят вспоминать.
Существует огромная гоголиана как отечественная, так и зарубежная [см., например, 1]. Много написано о языке, стиле, художественных методах Гоголя, его поэтике, этике и еще каких-то иных особенностях гоголевских творений. Затрагиваются и религиозно-философские искания Гоголя. Однако мало говориться об антропологии Гоголя, и на ней мы остановим свое внимание. Разумеется, речь не идет о том, что Гоголь создал свою антропологию как целостное учение о человеке. Писатель такой задачи не ставил.  Но в гоголевском творчестве присутствует антропологический подход, причем религиозно-философского  характера. В чем же он проявляется? Приведем несколько цитат из гоголевских произведений.
Гоголь изначально понимал то, что хорошим писателем и мудрым подвижником добра и правды, каковыми он хотел быть, нельзя без глубокого и всестороннего знания человеческой жизни и души. Он подчеркивал в «Выбранных местах из переписки с друзьями»: «Дело мое – душа и прочное дело жизни» [2,с.140] и далее в «Авторской исповеди»: «Я обратил внимание на узнание тех вечных законов, которыми движется человек и человечество вообще. Книги законодателей, душеведцев и наблюдателей за природой человека стали моим чтением. Все, где только выражалось познание людей и души человека… меня занимало, и на этой дороге… я пришел ко Христу, увидевши, что в нем ключ к душе человека и что еще никто из душезнателей не всходил на ту высоту познания душевного, на которой, стоял он» [2,с.211]. Гоголь отмечал и важность самопознания: «Я наблюдал над собой, как учитель над учеником, не в книжном учении, но и в простом нравственном, глядя на себя самого, как на школьника» [2, там же]. Писатель вопрошал о смысле  человеческого бытия и пытался уяснить его в общей форме.
Много путешествуя, Гоголь любил общаться с жителями разных мест, представителями разных национальностей и профессий, людьми из простого народа и высших слоев общества. Собирая материал для своих будущих произведений, писатель стремился глубже понять внутренний мир людей, мотивы и стимулы их поведения. Короче говоря, Гоголь ставил перед собой антропологическую задачу и пытался ее по-своему решать. Он хорошо понимал сложность и противоречивость человеческой натуры  и в своих произведениях представлял ее недостатки, грехи, пороки в преувеличенном виде с целью их осмеяния, осуждения и деятельного преодоления. Четко звучит и гоголевский призыв: в деле борьбы с пороками и грехами людям надо начинать с себя самих.
Как известно, сборный труд Гоголь «Выбранные места из переписки с друзьями», в которой писатель выступил как религиозно-нравственной проповедник и пророк, не был принят российской читающей публикой и был подвергнут сокрушительной критике. После прочтения этого труда В.Г. Белинский послал ставшим знаменитым гневное письмо Гоголю, в котором он назвал последнего «проповедником кнута, апостолом невежества, поборником обскурантизма и мракобесия» [3,с. 616]. Белинский заложил сомнительную традицию противопоставления Гоголя как гениального художника и как слабого мыслителя, с которой трудно согласиться. Не принимая ярлыков, навешанных на писателя, все же следует признать, что критика Белинского была во многом справедлива. Прав был «пламенный Виссарион» в том, что России того времени нужны не столько проповеди и молитвы, сколько пробуждение в народе человеческого достоинства, права и законы, отменяющие самодержавно-крепостнический строй. Но неправ был Белинский в своем утверждении атеистического характера русского народа и в огульном отрицании значимой роли религии в культурной жизни. Собственно говоря, Белинский подразумевал, что обращение с религиозно-нравственной проповедью к народу такого великого писателя, как Гоголь, ничего, кроме вреда, не принесет.
Резкие слова по поводу христианских призывов и предложений Гоголя, высказывал и Н. А. Бердяев: «Гоголь в своем рвении религиозно-нравственного учительства предложил теократическую утопию, патриархальную идиллию. Он хочет преобразовать Россию посредствам добродетельных генерал-губернаторов и генерал-губернаторш. Сверху донизу сохраняется авторитарный строй, сохраняется и крепостное право… Утопия Гоголя низменная и рабья» [4,с. 108].
Действительно Гоголь в указанном труде предлагал патриархальный идеальный домострой, который не мог воплотиться в жизнь. Но оценка утопии Гоголя как низменной и рабьей представляется не совсем справедливой. Можно спросить Бердяева (что, конечно, невозможно): а что революции, реформы сверху невозможны? Ни Белинский, ни Бердяев, ни какие-то другие критики Гоголя не обратили внимания на антропологическую подоснову религиозно-нравственных соображений писателя, которая имеет вневременной и надисторический характер. А учет этой подосновы освещает гоголевское творчество в ином свете. Фактически в своих произведениях Гоголь обращается к человеку как родовому существу, к его душе, в глубине которой присутствует божественное начало. Гоголь хочет, чтобы каждый человек повернулся внутрь своей души и через веру в Христа занялся собственным самовоспитанием и самосовершенствованием. Призыв к религиозно-нравственному очищению и преображению касается всех, и здесь неважно кто ты есть: губернатор или чиновник, помещик или мужик, мастеровой или слуга, губернаторша или крестьянка, швея или домработница. По мнению Гоголя, «… на всяком месте можно сделать много добра» [2, с. 229], и главное – захотеть этого и стремиться стать лучше и сознательнее.
Разница между Белинским и Гоголем заключалась в том, что первый хотел усовершенствовать общественный строй, а второй – человеческую личность.  Гоголь применил антропологический, а не социологический, не конкретно-исторический подход к человеку. Пусть он абстрактен и всеобщ, но, думается, имеет право на существование. Важность этого подхода подтверждается тем обстоятельством, что смена культурно-исторических условий и социального положения людей отнюдь не меняет их внутренней сути, не ведет автоматически к преодолению их пороков и недостатков.
Гоголь стремился к диалогу с читателем и обоснованно опасался того, что его произведения не так поймут. Он очень не хотел, чтобы его считали только комическим и сатирическим писателем, и люди не замечали идейной сути и направленности его «Мертвых душ» и других повестей и пьес. Гоголь полагал, что надо писать увлекательно, интересно, но главное – поучительно и воспитательно.  Последнее особенно явно проявилось в зрелый период его творчества. Потребность объясниться с читателем привела Гоголя к публикации «Выбранных мест из переписки с друзьями» и написанию «Авторской исповеди», которая появилась в печати только после смерти писателя. В этих произведениях Гоголь приоткрывал, говоря современным языком, стратегическую цель своего литературного творчества: его произведения должны служить преображению человеческой жизни в духе христианских идеалов.
Гоголь верил в преобразующую мощь слова, литературы, искусства вообще. Ему был присущ своего рода магический идеализм. Гоголь допускал или даже мистически ощущал присутствие тайных  светлых и темных, добрых и злых сил, способных активно влиять на все происходящее в мире. Исходя из этого, писатель делал вывод о том, что искусство обладает магией и своей художественно-духовной силой направляет людские души к просветлению и преображению и вообще изменяет мир. Судя по гоголевским произведениям, в творческой духовной «лаборатории» автора активно действовали древние архетипы коллективного бессознательного («мать – земля», «душа», «тень» и др.), направляя его воображение в соответствующее русло. По моему мнению, в сознании Гоголя проявлялась его мифологическая подоснова, и не случайно страшные и уродливые персонажи потустороннего мира часто врываются на страницы его произведения. Разыгрывается фантасмагория с ужасными превращениями и приключениями, нашедшая концентрированное выражение в повести «Вий». Впрочем, истории с носом майора Ковалева и шинелью мелкого чиновника Башмачкина тоже можно отнести к числу странных фантастических произведений. Чертовщина стала атрибутом гоголевского творчества, придав ему мистико-фантастический характер. Можно утверждать, что в душе Гоголя наряду с христианскими идеями и установками жили и соседствовали языческие образы и представления.
Встает вопрос: почему в гоголевских произведениях сильно преобладают отрицательные персонажи? Бердяев объяснял это тем, что Гоголь будто был не способен увидеть положительное начало в человеке и изобразить в нем Божий образ. «У Гоголя нет человеческих образов, а есть лишь морды и рожи, лишь чудовища…» [5, с. 225]. С такой точкой зрения Бердяева трудно согласиться. Разве можно к числу «морд и рож» отнести художника Пискарева из Невского проспекта», Пульхерию Ивановну и Афанасия Ивановича из «Старосветских помещиков», некоторых персонажей других гоголевских творений. Судя по сохранившимся главам II тома «Мертвых душ», там появляется достаточное количество  лиц, которых можно отнести к положительным героям: Уленька, Тентетников, Бетрищев, Муразов, князь и др.
По свидетельству П.В. Анненкова, «Гоголь ненавидел идеальничанье в искусстве» [6, с. 50] и считал, что полностью положительные герои тех или иных сочинений очень часто получаются ходульными, плоскими, нежизненными и неинтересными для читателя. Сосредотачивая свои творческие усилия на создании отрицательных уродливых и страшных персонажей, Гоголь стремился через них активно воздействовать на читателя и реализовать свою стратегическую цель, о которой я говорил выше. Этим и объясняется большое количество таких «героев» в гоголевских произведениях.
А что они, в первую очередь, вызывают у читателя или зрителя, если речь идет о театральной постановке и пьесы, прежде всего, «Ревизора»? Смех и страх. Эти две ситуативные эмоции, одна из которых со знаком «плюс», а другая со знаком «минус», как полагал Гоголь, могут потрясать человеческую душу и вести к ее перестройке. Страх и смех могут быть разными. Бывает смех радостный, легкий, связанный с юмором и смех осуждающий, очистительный, связанный с сатирой, смех сквозь слезы человека над самим собой.
Главный враг Гоголя – это пошлость, скрывающая ничтожность и фальшивость человека. Ее надо разоблачать, высмеивать, осуждать. Пошлость должна вызывать чувства стыда, угрызения совести, и даже, наконец, страх. Последний варьируется в широком смысле диапазоне своих проявлений: опасение, боязнь, тревога, испуг, паника, ужас. Гоголь хотел, чтобы финал «Ревизора», когда все действующие лица замирают в страхе из-за сообщения о том, что едет настоящий ревизор, действовал на зрителей в двух аспектах. Во-первых, зрители должны были прозревать, как в зеркале узнавать себя в осмеянных ими персонажах и переживать некое потрясение. Во-вторых, они должны ощущать страх, идущий со сцены, и в какой-то мере осознать приезд таинственного ревизора как грозное вмешательство высшей силы, несущей неизбежное возмездие за царящее в мире зло [1, с. 150]. И здесь религиозные чувства и соображения Гоголя выступали на передний план.
Как глубоко и искренне верующий человек, Гоголь был убежден в том, что без религии, без церкви невозможно очищение и преображение человеческой души и силу и возможности их абсолютизировал. Вера – вот главное средство борьбы с человеческими грехами и пороками и спасения душ. То, что трагикомические и сатирические художественные произведения  Гоголь дополнил страстными христианскими проповедями и поучениями в своих религиозных сочинениях, это становится вполне понятным. Мысленно вырисовывается треугольник,  в который Гоголь помещал душу. Его верхний угол образует вера, а нижние – смех и страх.             
 Именно в площади этого треугольника Гоголь главным образом и пытался оказать свое воспитательное воздействие на человека, его чувства и ум.
Страх нередко наполнял душу самого писателя. Он опасался приступов болезни, (у Гоголя были серьезные проблемы со здоровьем), боялся смерти, утери творческих способностей, испытывал тревогу перед будущим и еще чем-то для него непонятным и таинственным. Но главный страх Гоголя – это «Страшный Суд», посмертное воздаяние за земные грехи. Подлинный ревизор – это тот, кто ждет каждого человека у гроба и спросит у него за все содеянное в жизни. Этот потусторонний ревизор может отвратить человека от свершения дурных поступков и поставить его на путь их исправления.
Таким образом, в треугольнике Гоголя смех облегчает, очищает душу, делает ее самокритичной, страх божий кары удерживает душу от греховных желаний и страстей, а вера в Бога спасает душу, делает ее целомудренной и прекрасной, наполняет ее любовью и милосердием.
Очевидно, неправомерной стала давняя традиция противопоставления художественного творчества Гоголя и его проповедничества. По существу одно дополняет другое, и вместе они образуют единое целое. Хотя сам Гоголь признал критику «Выбранных мест из переписки с друзьями» в целом справедливой. В письме к В.А. Жуковскому он писал: «В самом деле. Не мое дело поучать проповедью. Искусство и без того уже поучение. Мое дело говорить живыми образами, а не рассуждениями. Я должен выставить жизнь лицом, а не трактовать о жизни» [2, с.381].
Представляет огромный интерес биография и личность Гоголя, несущая в себе столь сложное и чрезвычайно противоречивое сочетание черт характера [7]. Не останавливая внимания на этом из-за ограниченного объема статьи, очертим лишь образ бытия Гоголя в культуре в следующих словах: творец и труженик, писатель и мыслитель, проповедник и пророк, мученик и жертва собственной сверхзадачи.
Что же касается последней характеристики, то следует сказать, что Гоголь часто мучился несоответствием написанных сочинений своим авторским замыслам, переделывал тексты, но нередко и сжигал их. В своем стремлении к совершенству писатель не мог остановиться и  впадал в крайнее нервное напряжение. Незадолго до своей смерти Гоголь пришел к трагическому выводу о том, что сверхзадачу жизни – завершение поэмы «Мертвые души» – он решить уже не сможет. Нервное потрясение у него вызвало кончина жены друга писателя А.С. Хомякова, цветущей молодой женщины, ждущей ребенка. Гоголь решил то, что теперь его очередь умереть.
Он сжег рукопись II тома «Мертвых душ», впал в прострацию, и непрерывно читал молитвы и в плену религиозно-мистических ведений заморил себя голодом. Гоголь видел умерших родственников и друзей. Слышал их голоса. Ему представлялась лестница, будто спущенная с небес ангелами для его восхождения в рай. Писатель захотел умереть, хотя очень боялся смерти. Врачи не смогли установить болезнь, от которой он умер.
Трудно было Гоголю и потому, что он был первопроходцем и новатором в русской литературе и религиозной философии. Новое, как известно, нередко воспринимается враждебно и его не встречают должным образом.
В целом Гоголя можно считать предтечей нового религиозного создания, о котором во весь голос заговорили только в начале XX века, и отнести его к родоначальникам русской религиозно-философской и литературно-художественной антропологии.
Галерея литературных героев, созданных Гоголем, давно и прочно вошла в сокровищницу русской художественной культуры. Но вот значение Гоголя как мыслителя, на мой взгляд, до сих пор не нашло достойного философского отражения. Не случайно, что Гоголь так и не занял своего места на страницах современных учебных пособий по русской философии, причем даже самых объемных и полных [см., например.8].
Литература
1. Гоголь как явление мировой литературы. По материалам международной научной конференции – М.:ИМЛИ РАН, 2003. – 400 с.
2. Гоголь Н.В. Собр. соч. в 6 т. – Т. Избранные статьи и письма. – М.: ГИХЛ, 1953. – 486 с.
3. Белинский В.Г. Избранные сочинения. – М.: ГИХЛ, 1947. – 672 с.
4. Бердяев Н.А. Русская идея // Мыслители русского зарубежья: Бердяев, Федотов. – СПб.: Наука, 1992. –С. 35-258.
5. Бердяев Н.А. Духи русской революции //Вехи. Из глубины – М.: Правда 1991. – С. 250-289.
6. Анненков П.В. Литературные воспоминания. – М.: Правда , 1989. – 688с.
7. Золотусский И.П. Гоголь (ЖЗЛ). – М.: Молодая гвардия, 2009. – 486 с.
8. История русской философии: учебник /под ред. М.А. Маслина – М.: КДУ, 2008. – 640 с.