Повесть о приходском священнике Продолжение 98

Вместо неба звезд софиты....
Для Бируте.

  После того странного случая Ауксе очень изменилась. Она стала молчаливой, задумчивой, совершенно рассеянной. Не помогали ни уговоры, ни беседы, ни убеждения. Даже общение с отцом Александром не принесло никакого результата. Девушка ходила грустной, часто говорила о смерти. Стала она пропускать и наши ежедневные службы. Как-то раз она не пришла на литургию. Я прождал почти час, после чего отправился к ней в хибарку, чтобы спросить, не заболела ли. Там мне ответили, что Ауксе еще затемно ушла куда-то и до сих пор не вернулась.
 — Могла предупредить, что тебя на литургии не будет, — сказал я, когда мы встретились на вечерни.
 — Так получилось, — сухо ответила та.
 — Где была?
 — Я обязана отчитываться?!
 — Да нет. Просто волновался. Ты в последнее время какая-то сама не своя.
 — Не нужно за меня волноваться, у тебя есть за кого! Я девочка взрослая, дам себе толк.
  Ауксе поднялась на клирос и уткнулась в книжку, давая понять, что продолжать беседу не желает. Стало как-то немного обидно. Хотя уже стоило выучить её склочный, непредсказуемый характер.
  Теперь Ауксе приходила на службы реже и реже. Было ясно, что она охладела или попросту ей это больше не нужно. По-прежнему не шла она и на контакт. Придумывала отговорки, причины, дерзила или, как обычно, отмалчивалась.
 — Может, нам прекратить наши богослужения? — спросил я, встретив Ауксе случайно на улице, приодетую в парадные одежды и куда-то сильно спешащую. — Надоело каждый раз ожидать тебя, не зная, соизволишь явиться или нет.
  Она на миг остановилась, бросила в мою сторону небрежный взгляд, произнеся:
 — Может, и стоит прекратить. Мне это больше не интересно!
 — Вот как? Тогда зачем ты здесь?
Девушка, немного подумав, пожала плечами, ответив:
 — Я кому-то мешаю? Не у тебя же на шею камнем вишу, а у отца Александра. Впрочем, скоро уйду, не переживайте!
  С этими словами Ауксе быстрым шагом направилась к церковным воротам, где её ждал автомобиль.
  Так незаметно приближался Великий пост. Зима потихоньку уступала власть грядущей оттепели, постепенно теряя свой суровый облик. Появились первые проталины, улицы покрылись грязными лужами, отображающими по-прежнему хмурое небо. Снег больше не выглядел ярким и пушистым, а походил скорее на замызганную, старую вату.
  Ауксе пропала совершенно. Отец Александр попросил её покинуть церковную территорию и больше никогда сюда не приходить.
 — Снова в блуд пошла, бестия! — сокрушённо ответил батюшка на мой вопрос, что всё-таки произошло с Ауксе. — Мучились с ней, мучились, видать, пошло не впрок!
 — Как же так? — я действительно не мог понять, почему это произошло. — Она казалась такой искренней.
 — Человек очень хитрое, лживое и непостоянное существо, — говорил отец Александр. — Тебе ещё предстоит об этом узнать получше. Не спеши доверять или открывать душу перед тем, кто сказал тебе доброе слово или ласково улыбнулся. До конца человека познать невозможно. В нём обязательно сохраняются укромные уголки, в которых запрятана самая непредсказуемая, самая коварная сущность, способная очень сильно разочаровывать.
  Прощеное воскресенье в Привольцах прошло особенно душевно и трогательно. Людей набился полный храм. Отец Александр произнёс длинную проповедь о любви к ближнему, терпении, беззлобии. У многих текли из глаз слёзы. В конце проповеди прихожане просили друг у друга прощения, обнимались, кланялись в пояс, а некоторые и до земли. Батюшка подарил каждому чудесные иконочки Спасителя в Гефсиманском саду. На выходе встретился лицом к лицу с Борисом.
 — Где Аська? — не удержался я от вопроса.
  Тот зыркнул на меня злобным взглядом, пробормотав:
 — Я ей не сторож.
 — Ты же наверняка знаешь, где она. С ней всё в порядке?
Борис повернулся ко мне лицом, подступил в упор, упёршись взглядом в мои глаза.
 — В порядке?! — прошипел он. — Разве такое можно назвать в порядке?! Что ж вы, батюшка, не уберегли её? Никудышные ваши молитвы, и Бог ваш ничего не может! Только языками треплетесь!
  Я ничего не ответил, просто отвёл глаза, опустил голову. Чего отвечать? Признаться, на то время у меня самого накопилось множество вопросов к Господу Богу. Но кто я такой, чтобы задавать их Ему, даже если они такие важные и требуют если не ответа, то хотя бы простого внимания.
  Борис собрался уже уходить, но я снова его окликнул:
 — Где она сейчас?
Тот взглянул на меня через плечо, снова пристально посмотрел в глаза, коротко ответив:
 — У Митьки Слащавого.
  Пройдя пару шагов, Борис добавил, не оборачиваясь:
 — По крайней мере, пару дней назад там была.
  Может быть, стоило забыть об Ауксе или отпустить её судьбу на волю Божию. Неужели мне больше всех надо? Это вообще не моё дело, в своей душе бы разобраться! С такими мыслями я вошёл в дом. Фёдор сидел за столом с задумчивым видом, ковыряя ложкой остывшую пшённую кашу с молоком. Печурка, полыхая пламенем, потрескивала дровами. В комнате казалось уж очень жарко. Я опустился на стул и так и застыл на нём, забыв снять верхнюю одежду.
 — Что-то произошло? — Федька оставил в покое кашу, взглянув на меня встревоженным взглядом.
  Я даже не сразу воспринял его вопрос. Расстегнул пару пуговиц, обтёр мокрый лоб, наконец спросил:
 — Ты знаешь, где найти Митьку Слащавого?
 — А вам зачем? — Федька искренне удивился.
 — Борис сказал, что где-то у него Ауксе ошивается.
 — Ха! Вот так так! И дальше чего?
 — Надо забирать её оттуда.
 — Потрясающе! Только два вопроса: зачем забирать и куда забирать? Отец Александр уж точно не разрешит принять эту дрянь обратно.
 — Значит, если она дрянь, нужно бросить её на произвол судьбы? Пусть пропадает?
 — Ну, типа да! У неё был шанс, она им не воспользовалась. Не ребёнок ведь, голова на плечах имеется.
 — Сами же говорили, мол, больная, бесноватая. Раз не справились, не смогли помочь, значит, пусть теперь идёт на все четыре стороны и живёт как может. Так, что ли?
 — Ох, не пойму я вас, отец Виктор. Вы что, такой правильный весь или вам больше всех нужно? Это её жизнь, она вольна ею распоряжаться по своему усмотрению. Или вы думаете, заберёте от Митьки Слащавого, постыдите, поговорите по душам, она тут же расплачется, покается, примет монашество и станет ангелом?
 — Ничего я не думаю! Скажешь, где искать, или…
 — Да Митька Слащавый наркоман конченый, бывший уголовник. У него в доме такие отморозки собираются, впору дом его десятой дорогой обходить. Местные так и делают. Не советую туда идти одному!
 — Пошли тогда со мной.
 — Нет уж, увольте.
 — Ладно, у Бориса спрошу.
 — Да что с вами? Далась вам эта непутёвая?!
  Я пожал плечами. Действительно, зачем мне это нужно? К отцу Александру каждый день приезжают десятки болящих, бесноватых, одержимых страстями алкоголя, наркомании. Чем Ауксе лучше их? Известно точно, что не для всех приезжающих в Привольцы помощь отца Александра является действенной. Что же теперь? Бегать за ними, вытаскивать из пивнушек, притонов, контролировать их поступки? Человек свободное существо. Нет, тут другое. Ауксе заполняла ту тёмную, гнетущую пустоту, которая заполонила всё моё сознание. Это нельзя объяснить словами, не стоит представлять в больном воображении, потому что кто чем болен, тот то и видит.
 — Пусть непутёвая, — сказал я, снимая с вешалки свой старый подрясник, чтобы переодеться в походную одежду. — Но она человек. Мой друг. И твой когда-то тоже. Она тебе даже нравилась. Забыл уже? Если есть хотя бы один шанс вытащить её из тёмной пропасти, нужно его использовать. Может, и нас кто-то когда-то тоже вытащит. Или, по крайней мере, хотя бы вспомнит в утренней молитве.
 — Почему именно в утренней?
 — Утром человек только просыпается, начинает личный жизненный цикл грядущего дня, строит планы на этот день. И если он вспомнит о тебе, значит, ты тоже неотъемлемая часть его жизни, во всяком случае, хотя бы в тот короткий миг его молитвы.
  Федька замер в недоумении.
 — Ладно, не бери в голову, — сказал я, вешая на шею наперсный иерейский крест. — Просто подумал, как хорошо, когда кто-нибудь молиться за тебя, а в его окно робко крадутся нежные лучи восходящего солнца.
  Фёдор слегка улыбнулся, произнеся:
 — Тоже люблю раннее утро. Когда ещё звёзды видны на небосводе, — немного помолчав, он снова нахмурился, добавив: — Митька Слащавый живёт на выгоне, возле старой фермы, на самом краю села. Его дом трудно спутать. Только с вами я не пойду, простите уж! И вам не советую. Пустое то. Неприятностей наберетесь на ровном месте.
 — И на том спасибо!
  Выйдя на улицу, почувствовал, как изнутри разбирает смех. Смех над собственной наивностью, безрассудством. В моём поступке нет логики, один лишь необъяснимый порыв. Перекрестившись на храм, направился к калитке. Пёс Парафин лениво буркнул, не вылезая из конуры. Я принял его рычание за пожелание удачи. Возле церковных ворот встретил Бориса, он нёс сумку с инструментами. Завидев меня, остановился, поставил сумку на снег, зачем-то отряхнул с одежды невидимую грязь.
 — Держу пари, — сказал он, обращаясь ко мне, — путь свой лежит к старой ферме.
 — Может быть, — ответил я нехотя. — Вот только с каждым шагом одолевают сомнения. А стоит ли?
 — Что так?
 — Полчаса назад был неистовый порыв. Чувствовалась внутри стремительная сила, уверенность. Теперь же, боюсь, что пока дойду до конца улицы, захочется вернуться назад, — мне самому стало немного смешно от своих колебаний.
  Борис подошёл ближе. Он как-то странно посмотрел на меня, будто первый раз увидел, потеребил на своей голове взъерошенную чёлку, сказав:
 — М-да, дела уж... Удивляюсь вам, честное слово! А насчёт сомнений… Так человеку, оказавшемуся на середине узкой кладки, над глубоководной рекой, разумнее будет идти вперёд, нежели пытаться вернуться.
 — О, вы ещё и философ!
  Борис набрал в ладони горстку снега, наспех потёр им руки, имитируя мытьё, после чего произнес:
 — Ладно. Я иду с вами. Мало ли что.

Дальше будет...