Неисправимый

Костик лежал на смертном одре. И не было бы бедой, если бы он свою приближающуюся смерть сам себе надумал. Однако же, считанные часы подходящей к концу его одурманенной жизни, были продиктованы опытным врачом-кардиологом Варфоломеем Яковлевичем Бубенцовым, который, кстати, сидит на табуретке здесь же, держа руку на пульсе Костика, и периодически шевелит аккуратно остриженными усами. Свет в комнате приглушен. На стене идут часы, со сломанной кукушкой.

- Да-с, - протяжно выдохнул Варфоломей Яковлевич, очередной раз отсчитав пульс умирающего по секундомеру.

Костик пробормотал что-то нечленораздельное. Напряженный врач только расстроенно покачал головой. Его обескураживала перспектива, что находившийся под его наблюдением уже десять лет Костик, с часу на час отдаст душу создателю, а бренное тело – земле.

Варфоломей Яковлевич познакомился с Костиком намного раньше его первого к нему обращения. На тот момент Костику было тридцать пять лет. И насколько было известно выдающемуся кардиологу, пятидесяти двух летний  Константин Петрович Боков еще в детском возрасте был поименован Костиком и нёс это звание до самого смертного одра.

В детские годы родные и близкие звали Костиком неунывающего и вечно неугомонного мальчугана, голубые глаза которого, в унисон с белобрысыми волосами, никогда не давали скучать. В юношеском возрасте любящие всем сердцем и готовые бросить всех и вся, ради нахождения с ним, девушки, запускали блондину Костику руки в волосы, дабы помассировать его макушку.

В студенческие годы сокурсники и сокурсницы, за неимением постоянного источника дохода, шли к сыну состоятельно отца – Костику, что бы получить деньги в невозвратный долг. А уже после завершения института, до самого момента пребывания в комнате с приглушенным светом и тикающими настенными часами, пропивающий и проигрывающий оставленное родителем состояние Костик, так и не удостоился после своего имени слышать наименование по отцу.

- Да-с, - снова выдохнул Варфоломей Яковлевич, уже стоя у подоконника и глядя на накрывающий город снег, одномоментно с повизгиванием петлиц, открывающейся двери.

В комнату вошла племянница Костика, на днях разменявшая третий десяток, Света.

- Здравствуйте, Варфоломей Яковлевич! – поприветствовала она доктора, запыхавшимся голосом.

- Здравствуй, Светочка. Ну как? Всех оповестила?

- Скольких смогла… Подъедут, кто сможет.

И хоть не отличился Костик выдающейся деятельностью за свою распутную жизнь, всё же имел круг лиц постоянного общения. Именно их то и уведомляла Света о нахождений Костика на том месте, где он сейчас находился. Контингент его знакомств был разношерстен и неординарен, но все же объединен одним, нескромным, сорокаградусным интересом.

И только успела Света размотать на своей шее шарф, как раздался громкий раздражающий звонок, являющийся обязательным атрибутом старенькой хрущевки.

Света прошуршала в сторону входной двери. Ни прошло и минуты, как перед Варфоломеем Яковлевичем предстал друг детства Костика – Михаил Семенович Банных.
 
- Костик, ты чего это? – пробасил Михаил Семенович, с которым Костик еще вчера пил за одним столом, - ты чего удумал, бедолага?

Варфоломей Яковлевич раздраженно сморщился от громкого изложения мысли вслух. Костик приоткрыл левый глаз. Михаил Семенович в этот самый глаз посмотрел.
Внезапно, Костика передернуло… Левый глаз открылся полностью, правый – чуть медленнее, за ним. Дрожь, пробежавшая по телу умирающего, заставила скрипнуть ножки кровати. Образ ошеломленного известием друга, заставил Костика с трагической дрожью поднять правую руку…

- Аааххх… - вскрикнул постоялец смертного одра, после чего его поднятая рука пала вниз, а глаза плотно закрылись.

Варфоломей Яковлевич вновь оказался у самого края кровати с секундомером.

- Жив! – бодро выкрикнул он, ощупав пульс, и принялся поправлять подушку под буйной головой Костика.

- Чего удумал, бедолага… Еще не все выпито! – вновь пробасил Михаил Семенович и, не имея больше сил смотреть на столь удручающую картину, удалился из комнаты.

 - Да–с, - с облегчение выдохнул Варфоломей Яковлевич, после чего, наскоро прислонив тыльную сторону ладони к вспотевшему лбу Костика, вновь отошел к окну.

Из прихожей вновь послышались посторонние шумы. На этот раз в комнату с приглушенным светом вошло четыре человека, в компании с Михаилом Семеновичем. Уже напрочь расстроенный Банных сжимал в руке коньячную фляжку, разгоряченно декларировал вслух о предсмертном состояний своего друга и выпускал в воздух алкогольный аромат. Трое неопрятно одетых, небритых и покачивающихся его приятелей, испускали не менее ужасающие спиртные пары, неотесанный трезвым рассудком мат и дурные речи. Один из них, пристроившийся за спиной Михаила Семеновича звучно кашлял прокуренными нотами. В его опухшем лице, врач узнал своего пациента, с не менее худшими показателями здоровья, Станислава Павловича Седых. Варфоломей Яковлевич принял оборонительную от происходящего позу, по-отцовски скрестив руки на груди.

- Костик… кхэ… кхэ… Костик! – пропел сквозь кашель Станислав Павлович, ошарашенный предсмертным образом Костика, в ответ на что тот вновь приоткрыл левый глаз.

Картина повторилась. Следующий по очереди правый глаз открылся, следом за левым. Зрачки его жадно расширились, пытаясь наиболее детальней охватить образы его собравшихся друзей. Правая рука, не менее драматично, чем в первый раз, сначала ленно смахнула с правой щеки одинокую, но крупную слезу, затем дрожащим бубном поползла в сторону растерянных лиц, мнущихся у кровати, достигнув максимальной точки подъема…

- Ааахх… - сорвалось с уст теряющего силы Костика, после чего влажные глаза его захлопнулись, а застывшая рука пала вниз.

Горькое бормотание мгновенно заполнило комнатное пространство, вытеснив на задворки тиканье настенных часов. Варфоломей Яковлевич, раздраженно махая руками, выпроводил нетрезвых лиц из комнаты и подошел к кровати. Похолодевшей от стресса рукой он нащупал тёплое запястье Костика, кровяные импульсы в котором указывали на наличие жизни. 

- Да-с, - прошептал Варфоломей Яковлевич, приходя в себя после увиденного, - живой ещё…

В комнату вошла Света.

- Вы как тут, Варфоломей Яковлевич? Справляетесь? – спросила она.

- Бывало и похуже… - обозначил доктор свой профессионализм и подошел к разложенному на столе ассортименту врачебной сумки, чтобы взять градусник.

Встряхнув его отточенными движениями, он собирался уже приблизиться к Костику и сунуть прибор ему под мышку, как вдруг входная в квартиру дверь с чьей-то подачи звучно распахнулась, ударившись о стену, после чего в квартирку начал набиваться народ, различной социальной принадлежности.

Тут были и бухгалтеры и сантехники, и директора и ночные сторожи. В общем, все, кто был связан с умирающим Костиком стаканными и игровыми похождениями. И всё это животрепещущее безобразие, потевшее и теснившееся, тянулось в комнату, которая вот-вот должна была стать последним пристанищем их умирающего приятеля. Михаил Семенович попутно пил коньяк из фляжки, крепко сжимая зубами горлышко, дабы при страшной давке не пролить лишнего, Станислав Павлович все так же звучно кашлял… А когда уже почти вся комната бурлила расспросами, охами и сожалениями, в воздухе потянулась струйка табачного дыма. Руки Варфоломея Яковлевича расстроенно опустились вниз… По всей видимости, какай-то наглец, стоя на задворках кишащей толпы,  закурил…

- Кхэ…кхэ… Костик! Мы собрались! Костик! – бормотал Станислав Павлович.

Варфоломей Яковлевич, тем временем, подошел к окну и прислонил разгоряченный лоб к холодному стеклу.

- Костик, проходимец! Ну скажи хоть слово, а!? Чего молчишь? – продолжал не соглашаться с происходящим уже изрядно опьяневший Михаил Семенович.

Оба глаза умирающего как по команде распахнулись. Он приподнял голову с подушки, не скрывая сковывающей слабости. Брови его влажных глаз поползли вверх, образовав на лбу морщинистые складки. Дыхание панически участилось, после чего по телу пошла такая сильная дрожь, что заскрипели не только ножки кровати, но и её угол о самую стену. Он потянулся трясущимися руками к пульсирующей толпе, которая застыла, подобно скульптурам, высеченным из прозрачного льда… Все они, собравшиеся, ждали от Костика чего-нибудь, хотя бы маленького прощального словечка. Мимика лица умирающего меняла эмоциональные маски его настроения. То он смотрел в приятельские глаза разъяренным быком, а то и счастливым младенцем. Наконец, когда руки его вытянулись на дозволенное расстояние, не переставая дрожать, губы Костика приоткрылись, пытаясь дать легким большую возможность для вдоха…

- Ааааххх… - выдохнул он, опершись на левую руку, начиная медленно опускаться на ложе. Сменившая горечь, улыбка на лице его, искренне ознаменовала в глазах присутствующих возможную ремиссию и не менее возможное выздоровление.

- Аааххх, - как по команде выдохнули разношерстные гости, озаренные внезапной сменой состояния Костика.

Даже Варфоломей Яковлевич отпрянул от уже нагретого лбом окна и окинул взглядом ожившего умирающего. Гордость за нежелание верить в невозможность излечения начала поднимать его на крыльях самодовольства. Костик вновь попытался приподняться на кровати, преследуя попытку перейти в сидячее положение. Варфоломей Яковлевич пробирался к нему, между заношенных пуховиков и строгих пальто, с целью помочь…

- Аааххх…- вновь сорвалось с уст Костика. – А какая бы прекрасная пьянка вышла…

Пропел Костик и рухнул замертво в объятия, уже пробившегося сквозь толпу, Варфоломея Яковлевича.

Доктор не ощутил пульса на руке покойного. Часы со сломанной кукушкой остановились.