Первые впечатления

     Моё первое осознание самой себя:
     Я сижу дома на кровати у нашего соседа, Ветерана ВОВ, Ивана Григорьевича,  в белых ползунках в голубой горошек,  и рву газету. И это занятие мне очень нравится. Наслаждаюсь одновременно и звуком рвущейся газеты, и трансформацией бумажной, пахнущей типографской краской, массы у меня в руках. Ведь её, эту массу, можно и мять, и рвать, и просто ей трясти! А она в ответ шуршит.
     Когда я еще подросла, и меня по каким-то причинам опять оставляли дома у соседей, то развлечения мне у них опять приходилось искать самой. Супружеская чета соседей была уже очень взрослой, и игрушек у них не было. Газеты меня уже интересовали меньше. И я придумала, что я мельник, и таскаю мешки с мукой. Это были многочисленные огромные подушки Веры Михайловны, которые я носила из комнаты в комнату.
     Следующий эпизод: мне года два. Деревня Кадницы, лето жаркое, и вдруг страшная ледяная гроза! Мама бежит по полю со мной на руках. У меня на голове мокрая ледяная панама, которая сползла мне на глаза. И моя голова бьётся о мамино плечо в такт её бегу.
     А потом в саду я играю маленьким игрушечным зеленым танком, а ручная галка Граня отняла его у меня, и унесла к себе домой. Видимо, она тоже хотела им играть, или чтоб её дети играли. Я расстроилась ужасно. А потом мы пошли к кому-то в гости мыться в баню. И пока взрослые мылись, я засунула значок в рот кукушке, которая то и дело высовывалась из часов. Обратно к себе в дом кукушка вместе со значком уже не убралась. И замерла на выдохе, со значком в зубах, при входе в дупло.
     Еще я любила играть с прищепками бельевыми деревянными. Играла, что это волки. Они всех кусали. Ну, и сами себя тоже. Ну, и меня. Один волк укусил меня за нижнюю губу. Вот ужас! Боль ужасная! А сил разжать волку пасть у меня не осталось уже. Мысль о том, что придется с волком на губе просить помощи у мамы пугала меня, но было очень больно. Со слезами на глазах, и с волком на губе я пришла к маме. Мама расхохоталась. А я не могла понять, что смешного, ведь мне так больно…
     С моей двоюродной сестрой Наташей мы катались дома по деревянному полу на бабушкиных счетах. Бабушка была бухгалтер. А вечером зимой вдвоем катались со снежного склона на куске линолеума, и я ловко тормозила Наташиными ногами в лаковых сапожках на особо опасных участках.
     Папа перед сном поил меня сладким кефиром. Ведь это очень полезно всем детям. Возил меня в саночках в детский сад ранним морозным утром, когда  ещё темно и светят звезды. Я сощуривала глаза, и у звёзд появлялись огромные длинные тонкие лучики. И всё время спрашивала: «Пап, а когда Весна?». Всегда ждала Весну всем сердцем.
     Когда папа брал меня с собой в сад, то первым делом разжигал мне костер. И моей обязанностью было поддержание горения всё время пребывания в саду. Такое радостное занятие собирать все щепочки и веточки вокруг, и скармливать их Живому Огню. Я разговаривала и с Огнем, и с Дымом. Мы были связаны тайной, что они Живые…
     Еще папа брал меня в магазин с рыболовными снастями. Больше всего меня привлекали поплавки. И после каждого похода в магазин у меня прибавлялось по поплавку.
     Потом папа сделал мне двухколесный велосипед из трехколесного. Колеса были жесткие, без надувных шин. Не то, что сейчас. И я училась на нем кататься, для уверенности напевая:
«Первый тайм мы уже отыграли,
И одно лишь сумели понять:
Чтоб тебя на Земле не теряли
Постарайся себя не терять!»
     Эта песня придавала мне мужество.
     Огромную роль в моем познавании Мира сыграла моя родная сестра Лена. Именно она наполняла мой маленький мир творчеством и волшебством. Помню наше первое танцевальное выступление. Мне было года четыре. Прозрачная кофта из занавески. Сарафан. Кокошник из плотной белой бумаги, украшенный бусинами из елочных украшений, обрамляет мое юное круглое лицо.  И девичий платочек в руке.  Иииии…
 - Барыня-барыня, Сударыня-барыня…
     Это мы маму хотели, видимо, порадовать.
     Лене купили пианино, а я радовалась этому, как сумасшедшая: бегала с лентой в руке по всей квартире, пока не рассекла голову об это самое пианино. И папа повез меня на мотоцикле в хирургию зашивать лоб рыжими нитками.
     Бремя забирать меня из детского сада также легло на плечи моей сестры. Но даже эта обычная дорога не была обычной.
- Галя, иди, и смотри на заборы. Как увидишь на заборе желтую полосу, то под ней для тебя Волшебник приготовил сюрприз.
     Я воодушевленно молчу всю дорогу, и смотрю во все глаза на заборы, боясь пропустить желтую полосу. Мы подходим к дому, все заборы уже кончаются, а желтой полосы всё нет… Надеюсь… И вот она! Точно! Надо срочно рыть снег под ней! А вдруг кто-то другой уже забрал сюрприз, предназначенный мне? Нееет. Не забрал. Волшебник приготовил для меня шоколад!
     А еще в соседнем доме за окнами с бирюзовыми шторами жил Дед Мороз. По вечерам волшебные  бирюзовые шторы притягивали мой взгляд и будоражили воображение. И я знала, что там сейчас Дед Мороз раскладывает подарки в мешки для детей. А чтобы Дед Мороз подарил именно то, что тебе нужно, а  не сидел и не гадал, как бы тебе угодить, надо желание свое сказать ночью под подушку. Хотите -верьте, хотите – нет, но Дед Мороз мне подарил именно то, о чем я мечтала: надувной клеенчатый мяч с изображением Волка и Зайца из мультфильма «Ну, погоди!». К мячу прилагались также четыре толстых фломастера «Союз»: красный, зеленый, синий и черный. В эти фломастеры еще  нельзя было подливать одеколон, чтобы они рисовали как можно дольше.
     А ещё дома вечером вдруг случался Кукольный Театр с участием всех кукол и игрушечных зверей. Автором, сценаристом и кукловодом была моя сестра. Мне так хотелось, чтобы это представление никогда не кончалось, чтобы сказка жила как можно дольше. Ибо сюжет был непредсказуем, в отличие от обычных сказок, и от того хотелось продолжения.
Мама просила сестру накормить меня.
- Галь, ты есть хочешь?
- Нет.
- Тогда давай я тебе дам одну макаронину, и сама съем одну макаронину. Мама спросит: «Вы ели?», а мы ответитм: «Да, ели». Чтоб без обмана.
     В детском саду наша нянечка Вера Тимофеевна, которую мы все звали Вера Тимохеевна, бегала за мальчиками, которые не хотели спать в тихий час, с огромным кухонным ножом, угрожая им отрезать то, чего у девочек нет. Я была уверена, что она именно так и сделает. И я впервые радовалась тому, что я девочка, и страшно жалела мальчиков.
     В тихий час я не могла уснуть, потому что передо мной на стене был огромный портрет  Владимира Ильича Ленина с доброй хитрой улыбкой. Я всё лежала, и думала о том, как же нам повезло родиться в Советской стране, какие же мы счастливые. Не то, что дети капиталистических стран, где всех обижают капиталисты, потому что у них на уме одни деньги. Вот бы взять и перевезти всех детей в нашу страну, чтоб и они тоже были счастливы, и жили в мире.
     До многих истин я доходила сама. Увидев, как раскрывается коробочка с тополиным пухом, я в раз смекнула, что именно из него делают вату. И сразу оповестила об этом всех ребят.
     Расстраивалась из-за своего имени. Хотела быть Майей, ведь я родилась в мае, и это было бы так логично. Почему родители не догадались? Ну, или Гердой, на худой конец. Или Мирабеллой.
     Будущую профессию выбирала тщательно. Мечтала быть то дрессировщиком, то фокусником, то акробатом в цирке. Кувыркалась дома на полу и на лестнице-стремянке без устали, грохотала в попытках сделать сальто, чем приводила в негодование соседей снизу. Кружилась, как космонавт, на «диске здоровья». Хотела быть балериной, для чего в носочки подкладывала себе пробки, чтоб ходить на цыпочках, как все балерины. Мечтала справедливо управлять маленькой страной. Но сильнее всего страстно хотела быть певицей! Лучше Аллой Пугачевой, или Софией Ротару! Надевала длинную юбку, и пела в скакалку перед зеркалом в платяном шкафу.
     Боялась больших собак. Особенно таких, которые сами по себе. Выхожу я как-то гулять зимой во двор. А там огромная собака. Выше меня, наверное. А ключ от дома у меня где? Правильно, в самом надежном месте, в варежке. Собака с  рычанием сорвала с меня именно эту варежку, и побежала прочь. Ужас объял меня! Выбор был таков: быть сожраной собакой, в попытках отнять ключ, или никогда не попасть домой, а потом еще получить от мамы. Выбрала первое. Вся в слезах стала гоняться за собакой по двору. Собаке  это нравилось. Она останавливалась, рычала, и смотрела  на меня, крепко держа варежку с ключом в зубах. Малейшее движение моей руки в её сторону воспринималось ей как старт к забегу. Пришлось преодолевать себя и становиться её другом с тем, чтобы хоть как-то улучить момент, и всё-таки отобрать ключ. Я перестала гоняться за ней, она перестала убегать. Я потрепала её по голове. Она расслабленно разомкнула челюсти. Я мгновенно выхватила варежку с ключом, и мгновенно отправилась домой переживать пережитое.
     На выставке детских рисунков, организованной у мамы на работе, меня наградили книжкой с картинками польского автора. Стихотворные произведения из этой книги до сих пор не выходят у меня из головы. Например:
Сидел на ёлке дятел,
Досиделся – спятил:
Взял мою подушку – разлохматил.
Вот сижу теперь я
Собираю перья.
     Я ещё тогда подумала: «А что, такую фигню тоже можно писать? Прямо в книжке?!!!»
      Перед сном всегда мечтала о Волшебной палочке и представляла, какое Волшебство я бы ей творила… Игрушки, платье, туфли, сапожки, сумку… Нет… это как-то мелко.. и не достойно. Лучше, что б никогда не было войны… Или взять бы машину хлеба, и очутиться во время войны в блокадном Ленинграде, и раздать всем хлеб. Лучше две машины хлеба. Свежайших батонов по 16 копеек.
     А однажды мы с подругой убежали с уроков начальной школы с целью примкнуть к цыганскому табору. Ибо там весело, поют песни, танцуют, не надо ходить в школу, и никто не ругает. Самое главное, что там нет Полины Федоровны, которая нам изрядно надоела за школьные часы. Самых непоседливых, т.е. нас, она оставляла после уроков сидеть неподвижно, не шевелясь, 45 минут, для того, чтобы развить в нас усидчивость!
     Таким образом, мы с подругой прошли смело пешком от школы через сады остановки две. Солнце садилось. А цыган всё нет. Неуютно стало. Полина Федоровна с каждой минутой всё более переставала быть демоном. Да, и мама расстроится, наверное, если я не приду домой. Наконец, захотелось безопасности. Домой, подумала я. Ведь я еще не всё успела загадать Волшебной палочке!