Глава 1 Кружок

Окна залы были плотно занавешены, так что даже в такой солнечный день пришлось зажечь свечи, чтобы осветить помещение. Оно было просторно, конечно, далеко не бальная зала, но человек пятьдесят вполне спокойно могло вместить. Впрочем сейчас здесь было только трое. Внутри стояло несколько диванчиков и стульев, они были расставлены полукругом вокруг импровизированной "сцены". Это было впрочем просто место для выступлений, никакого подъёма или кафедры там не было. На стене за "сценой" висел и сурово взирал на всех портрет Герцена.
- Господа, - декларировал стоящий на этой сцене светловолосый парень лет двадцати двух, одетый в новенький фрак, с приколотой булавкою красной лентой. Он держал в руке бумагу, которой активно размахивал, произнося речь. - Мы можем отпраздновать ещё одну победу нашего кружка, нашего дела, всенародного стремления к революции! Вот эти самые прокламации были отпечатаны нами на нашей типографии, общими усилиями с величайшей опасностью были доставлены и распространены среди рабочих желатьевского завода! Ещё одна сокрушительная победа над силами ультраконсервативного  и тоталитарного правительства!
- Ура! - заорал, развалившийся на диване, дородный детина, того же возраста, что и выступающий, хотя и выглядел он старше за счёт своих габаритов. Его красное лицо улыбалось широко и задорно. Он со всей силы хлопал своими ручищами, отчего, и так уже засаленный от явно неопрятного обращения, сюртук затрещал по швам. 
Последний же из находившихся  в зале, тоже молодой человек, со слишком уж бледным худым лицом, весь какой то вытянутый, с длинными чёрными волосами,  лишь демонстративно похлопал кончиками пальцев и скорчил такую мину, будто происходящее ему дико наскучило.
Оратор же продолжал:
- Усиливая и углубляя нашу работу с массами мы добьёмся таки расшатывания устоев прогнившего общества, разрушим его до основания и построим на его обломках дивный новый мир!
Внезапно дверь приоткрылась. Все вздрогнули, замолкли, замерли и обратили свои взоры к двери. Внутрь залы просунулась покрытая сеткой глубоких морщин, седая голова. Старик улыбнулся всем присутствующим:
- Прогрессируете?! Устои-с общества подрываете? Это оно правильно!
- Здравствуйте, Николай Степанович, - поздоровались со стариком сидящие.
- Papa! - воскликнул оратор и подбежал ко входу. - Что ты тут делаешь, у нас кружок!
- Да я на секундочку-с всего, Петруша! Я только накидку тебе принёс! В этом же крыле и не топлено совсем, а сейчас вон оно как холодно-с! Заболеешь ведь! - и он  и правда протянул  шерстяную накидку.
- Какая накидка, papa?! - чуть не плача шептал Петр. - У нас ТАЙНЫЙ кружок, а тут вы со своими глупостями позорите меня.
- Ещё никогда и никого не позорил генерал Александров! Да и как ты революцию будешь делать больной? Давай надевай - пока не наденешь никуда не уйду! - сказал он и грозно встал в дверях.
Петр решил, что дальнейший спор лишь усугубит ситуацию и надел накидку. Генерал удовлетворённо фыркнул и собрался уже уходить, но тут ещё раз повернулся и спросил у сидевших:
- А чаю-с не желаете?! Не бойтесь, принесу я сюда лично, никто из слуг вас здесь не побеспокоит.
- А что, оно и неплохо бы чаю! - весело рассмеялся детина.
- Я тоже... не откажусь. Но только ни грамма сахару, - послышался голос вытянутого господина.
Генерал удовлетворённо кивнул и ушел. Петр же повернулся к своим товарищам совершенно уничтоженный, он ожидал, что вот сейчас они набросятся на него с насмешками и укорами, но те делали вид, что ничего не произошло. 
-  Однако же, я несколько удивляюсь вашему нигилизму, Филипп Константинович, - усмехнулся детина, поворачиваясь к вытянутому господину, предвещая очередную словесную перепалку между ними двумя. - Отрицаете устои, традиции, а вот от чая не отказались, пусть и без сахара! А прийти в гости и выпить чаю - одна из древнейших русских традиций, для этого и самовар придумали!
Филипп бросил в ответ холодный уничтожающий взгляд, один из его набора уничтожающих взглядов, каждый из которых был предназначен для определённой ситуации.
- Да, я презираю мою физиологию, Фёдор Никитич, но к сожалению, не могу обойтись без еды и воды. Но даже воду и чай которые я пью, я пью не ради удовлетворения, а с презрением и отвращением, чем и бросаю укор и то же самое отвращение в лицо общества с обозначенными вами традициями. Но я так понимаю, что моя идея слишком сложна для вас, чтобы вы могли понять столь элементарные вещи без моего подробного объяснения, - он презрительно махнул рукой. - А объясните мне и вы. Вы вроде бы относите себя к народникам. Говорят, что вы в народ ходили, а вернулись из народа пьяный в стельку! Правда это?
- А и правда было дело, надо и ещё к мужикам сходить, весело оно было, - раскатисто и заразительно рассмеялся Федор. - Не думал я что столько и выпить можно, право слово!
- Господа, давайте по повестке дня!  - опомнился наконец Петр. - Мы таки должны наконец  определиться с названием нашей организации. Наше прошлое, как вы знаете, пришлось оставить. Конечно, "Чёрная рука"  было устрашающим и интересным названием, но после того, как террористы организации по борьбе за права негров с тем же наименованием отличились в Европе, люди начали путаться и теряться, а это недопустимо. Нам нужно новое броское название, что - то запоминающееся и в то же время отражающее, так сказать, нашу идейную основу.  Предложения?
- Как насчёт "Лишние люди"? Люди, слишком прогрессивные для своей эпохи, которых не принимает и не понимает современное общество... - Филипп сделал драматический  жест рукой, явно показывая кто именно тут такой "прогрессивный".
- Если мы такие "лишние", то и необходимости в нас никакой и нет со всей нашей "прогрессивностью"! - возразил Федор со своей всегдашней улыбкой на лице. - А народу подавай нужных людей!
- "Нужные люди"? Звучит как надпись на вывеске мастера на все руки, - задумчиво произнёс Петр.
- А это и не было моим предложением! - Фёдор рассмеялся и стало ясно, что его предложение будет какой-то глупостью или шуткой: - Я предлагаю назваться "Смертоносные револьверы"!
- И этот господин смеет мне говорить, что моё предложение неправильное! - сокрушённо покачал головой Филипп. - Ваше же предложение просто глупо! 
- Зато эффектно! Вся молодёжь будет нашей! - Федор сложил пальцы на руках в форме пистолетов и направил их на Филиппа. - Бам-бам-бам!
 - Господа, давайте без глупостей! Дело серьёзное! - строго обратился ко всем Петр.
- Но ведь эффектно... - обиженно пробурчал под нос Федор.
- Моё предложение: "Фронт возмездия власти"! - упоённо проговорил тем временем сам Пётр.
Сидевшие на диванах пошушукались, затем Федор выразил общее мнение:
- Из названия как-то не очень понятно, мы за народ мстим власти, или же мы несём возмездие со стороны власти народу...
- Да ну вас к дьяволу! - махнул рукой Пётр. - Ясно же что мы на стороне народа! Мы...
Что именно хотел сказать Пётр, так никто и не узнал. В этот момент дверь снова открылась, все ожидали увидеть там Николая Степановича с чаем, но в дверном проёме появился вовсе не он. От этого неожиданного появления сидевшие на диванах как-то вжались в них, а не находивший даже такого укрытия Пётр просто смешался.
- Я думал она всё ещё в Москве, - прошептал Фёдор Филиппу, а затем сказал уже громко. - Настасья Алексеевна... рады вас видеть в добром здравии...
В дверях действительно стояла Настасья Алексеевна - живое воплощение "женского вопроса"  в данном кружке. Невысокого роста, с, по мальчишески, коротко постриженными чёрными, как смоль волосами. Она была одета в элегантный английского кроя мужской костюм, в левой руке, облаченной в кожаную перчатку, она сжимала трость,  а в правой держала шляпу котелок. Благодаря довольно щуплому телосложению её можно было бы даже принять за паренька лет шестнадцати. В каждом жесте её, аккуратном и рассчитанном, в самой её позе, твёрдой и будто бы несгибаемой, во взгляде, всегда подробно изучающем предмет, чтобы, поняв его суть, больше к нему не возвращаться, чувствовалась непоколебимая самоуверенность, аурой своей захватывающая всех вокруг. Эта аура никак не соответствовала её внешности, и заставляла всех почтительно относится к ней.
- Т-а-а-к... - протянула она, холодно изучая всех в зале и аккуратно покачивая тростью. - Значит пока я была в Москве вы занимались всё теми же глупостями... - она вошла внутрь залы и медленно направилась к Петру. - Часами обсуждаем как себя обозвать, вместо того, чтобы вести пропагандистскую деятельность? - внезапно она остановилась и резко повернулась в сторону Федора, а затем лёгким и элегантным движением бросила свою шляпу на диван рядом с ним. Федор даже подпрыгнул будто это была вовсе не шляпа, а бомба. - Пьянствуем? - произнесла Настасья обращаясь к нему.
- Д-да... есть грешок... - криво улыбнулся Федор, но она уже не слушала. Она теперь бросила свой взгляд на Филиппа.
- Всё режем лягушек, подражая Базарову?
- И вовсе я никому не подражаю... - фыркнул Филипп явно обиженный такими обличительными словами.
- И печатаем тонны макулатуры, именуемые прокламациями! - снова повернулась она к Петру и взяла у него из рук одну из бумажек.
- Я бы попросил! Мы здесь не бездельничаем, знаете ли, а важным делом заняты, а прокламации важная часть нашей борь... - начал было Петр но тут в дверь вошёл Николай Степанович с подносом с двумя чашками чая на нём.
- Чай-с! - сказал он весело.
- И, разумеется, чай-с! - Настасья покачала головой и отошла вглубь залы, доставая из нагрудного кармана сигарету и спички.
-  Papa, совсем-совсем не вовремя! - зашептал Петр, пытаясь выпроводить его как можно быстрее, но генерал чинно поставил чашки перед гостями и только потом так же чинно вышел.
- К чему такой тон? Как будто в Москве уже революция, а мы прозевали... - устало сказал Пётр и присел на диван рядом с Филиппом.
- О, а вы не слышали, что сделал "Фронт спасения"? - удивлённо спросила Настасья, выпуская облако дыма.
Последние слова произвели эффект разорвавшейся бомбы. Все аж подскочили,  а Пётр снова резко встал, накидка упала с его плеч, но он даже и не заметил, он стал с бешенной скоростью мерить шагами "сцену" сжимая и разжимая кулаки.
-  Что сделал этот... подлец... этот... негодяй... этот... этот  Иуда Мольке?! - с нескрываемой яростью спросил он.
Стоит пожалуй, сделать некое объяснение ситуации. Дело тут состоит в том, что Мольке ещё год назад состоял в "Чёрной руке", и  был даже своего рода правой рукой Петра. Ему Пётр даже поручил хранить собираемые на типографию деньги, но когда пришло время покупать станок, Мольке заявил, что отделяется от "регрессивного и отсталого" кружка Петра и создаёт свой, для деятельности не в захудалой N-ской губернии, а в Москве. Он увел за собой половину "Чёрной руки", но, что было уж совсем обидно, забрал все деньги на типографию, которые Пётр и ко собирали потом и кровью.
Пришлось начинать работу с начала. Кружок Мольке "Фронт спасения" начал успешную деятельность в Москве, а он сам не упускал малейшего случая побахвалиться своими результатами в язвительных письмах, которые он регулярно отправлял лично Петру.
- О, ничего такого, просто совершил покушение на жизнь главы охранки Москвы, - Настасья  подошла к Фёдору и затушила сигарету о тарелочку на которой стояла чашка чая.
- Покушение - не убийство! - подал голос Фёдор.
- Да, не убийство, - усмехнулась Настасья разводя руками. - Но об этом говорят даже в Петербурге! Скоро и до сюда дойдёт весточка...  Кстати о весточках! -  Настасья будто вспомнила что-то, засунула руку в карман пиджака, извлекла письмо и протянула Петру. - Письмо от Мольке.
Пётр тут же бросился вскрывать его. Внезапно вскочил Филипп:
- С Мольке встречалась в Москве?! Может и уйти к нему захотела, раз его дела тебя так восхищают! Он то чаи-с не пьёт... - он не успел закончить. Настасья резко пересекла расстояние отделявшее её от Филиппа и упёрла ему трость в грудь.
- Я может и стерва, но не предательница, чтобы с таким отребьем общаться. Письмо мне передали. А вам всё это говорила, чтобы вас встряхнуть, и в особенности нашего лидера - Петра. Нельзя допустить, чтобы этакая мразь, как Мольке, нас обскакал и оседлал революцию, куда этакий её заведёт?! А если ты ещё раз...
- Господа, дамы... давайте успокоимся! Нам Алексашке Романову морду бить, ещё нам между собой ссоры разводить! - вовремя подоспел Фёдор, чтобы разрядить ситуацию. Глядя на его  широкое, доброе, улыбающееся лицо, злится было никак нельзя. - Давайте послушаем, что эта гадина пишет.
Пётр по всеобщему желанию зачитал вслух:
" Mon cher Петрушка,
Совсем неслышно вестей из вашего захолустья... Что там у вас, свергли уже правительство? Полагаю что нет. Наверняка сочиняете дурацкие памфлеты и зачитываете их, трясясь от  каждого шороха в маленькой коморочке, кружком в пять человек. Постой сердится, на правду ведь не обижаются! Ну и что, что у вас всего один жандарм на весь город, но даже его слепого и старого вы боитесь как огня... Понимаешь, не все рождены для величия, как я. Я здесь работаю, воюю с охранкой, наверняка до тебя уже дошли слухи о покушении, но смею тебя уверить, что скоро уже будут реальные жертвы! Понимаешь, просто я занимаюсь настоящей деятельность, а не в игрушки играю, как вы.
 А хочешь открою тебе тайну? После этого случая написал мне из-за границы сам Бакунин и вызвал к себе за "особыми поручениями"! Представляешь? Ну, не завидуй, ясно что тебе таких высот никогда не достичь... Просто не всем же быть героями, кто-то должен быть неудачником, как ты.
Эрнест Мольке"
- Глупости, не писал ему никакой Бакунин. Соврал ссылаясь на авторитет, как будто для нас, отрицателей самих основ общества, авторитет хоть что-то значит!   - заявил Филипп с апломбом, тем не менее руки его тряслись от злости, как он не пытался это скрыть.
- Не обращай внимания, Пётр, Мольке он же юродивый, а юродивых прощать надо, - сказал Федор приобнимая Петра за плечи. - Давай выпьем да забудем все это безобразие!
- Нужно действовать и действовать сейчас, нужно чем-то ответить! - воскликнула Настасья сгибая от ярости трость в руках так, что та только чудом не переломилась пополам.
 Пётр поднял взгляд от письма улыбнулся и спокойным голосом произнёс:
- Всё просто, мы убьём губернатора.
- Вот и хорошо, - сказал Федор, но тут до него дошёл смысл слов Петра. - Стоп, что?! Ты ведь шутишь, правда?
- Нет не шучу! - ответил Пётр скидывая руку Фёдора, всё ещё лежавшую на его плечах. - Более того выношу вопрос на голосование нашего кружка!
- Вот это дело! - улыбнулась Настасья. - Настоящее дело! Я чувствую дыхание революции в твоих речах, Петр. Вот мой лидер! - сказала она и подняла трость в знак своего положительного голоса.
-  А что же убийство губернатора, пожалуй будет самым большим из возможных отрицаний общественного устройства, закона и моральных норм... - задумчиво произнёс Филипп. - А коли я и так  лишний человек в этом обществе и нигде не найти мне своего места, то и каторга и сама смертная казнь мне не страшна, - он снова сделал драматический жест. - И пускай...
- Голосуй уже, - угрожающе произнесла Настасья.
- Даже и тут нет места мои прогрессивным идеям, - удрученно молвил Филипп и поднял руку, голосуя.
- А чёрт, думаю это будет весело, коли все вместе! - громко засмеялся Федор и поднял руку. - Но только мне определённо нужно выпить чтобы такое осмыслить!
- Решено единогласно! - сказал Пётр, разрывая письмо. - Кстати, я придумал новое название: "Кровавый союз".