Поезд едет сквозь темноту

Поезд едет сквозь темноту, рассекая светом своих фар полночный туман. Из окон вагона-ресторана ничего не видно – огни городов остались далеко позади, и на смену им пришли безмолвные, затянутые дымкой леса.
Ты сидишь, уткнувшись в тарелку с макаронами. Они холодные и мерзко пахнут, а кетчуп, которым они политы, напоминает скорее сгустки крови, чем соус. Ты не придаешь этому значения – ты на столько голоден, что съел бы даже тарелку, если бы за это не пришлось платить штраф начальнику поезда.
-А здорово всё-таки ехать куда-то вот так, с хорошей компанией, а?
Я без особого энтузиазма поддакиваю твоему вопросу и перевожу взгляд с тарелки на соседний столик. Дизайн этого заведения удручает: стулья обтянуты ярко-зеленой кожей, на столах липкие не то от старости, не то от пролитого на них однажды кофе клеёнки, а шторы сделаны из мерзотного синего атласа. Атлас сам по себе материал неприятный, на мой взгляд, а тут ещё и такой ужасный оттенок выбрали. Не то ультрамарин, не то синий кобальт.
-Хорошо-то как, а? Спокойно, тихо…
Наперекор твоему восхищению, в вагоне раздается звук разбитого стекла. Я оглядываюсь и вижу типичную для здешних мест сцену: пьяный верзила пристает к буфетчице, пока проводники и проводница пытаются его оттащить. Дебошира выводят из вагона и проводят прямо мимо нас. За ним следуют две проводницы.
-В какой его? - спрашивает одна другую.
-Во второй.
Ты удивленно смотришь на меня.
-Слушай, о чем это они?
Я кашляю в кулак, затем смотрю тебе прямо в глаза. Ты искренне не понимаешь. Ты совершенно ничего не заметил.
-Слушай, - говорю я, - ты когда-нибудь задумывался над тем, что мир — это не совсем то место, каким кажется на первый взгляд?
Ты немного отодвигаешься от меня. В глазах только прибавилось удивления.
-Я что-то не совсем понимаю, о чем ты, дружище.
Я утомленно вздыхаю.
-Я о том, что всё это время, - откашливаюсь и пытаюсь найти нужные слова, но они как-то сами себя находят, -всё это время ты ел опарышей, дружище.
В твоих глазах больше нет удивления, о, нет. В них застыл самый настоящий ужас. Ты резко переводишь взгляд на тарелку и с ужасом обнаруживаешь, что твой ужин расползся по всему столу. Вид личинок заставляет тебя вскочить и заверещать на весь вагон. Ты пытаешься выдавить из себя слова, но в итоге лишь безмолвно машешь руками.
-Пойдем, - говорю я. – Тут больше не на что смотреть, а в поезде ещё много всего интересного.
Я направляюсь к выходу, ты неуверенно идешь за мной. Мы заходим в первый вагон. Я даю себе пару секунд на то, чтобы привыкнуть к низкому освещению и стремительно направляюсь в противоположный конец. Вокруг царит непривычная для плацкарта тишина: люди сидят и смотрят на нас с каменными лицами, одни качают на руках детей, другие водят стеклянными глазами по страницам ветхих книжек. Действия сопровождаются всеобщим безмолвием - не слышно ни единого звука.
 От всеобъемлющей скорби даже мне на мгновение становится не по себе. Никогда не любил первый вагон, сказать по правде. Я уже много лет езжу на этом поезде, но к этой его части так и не привык.
Я дохожу до конца и оглядываюсь: ты идешь слишком медленно и осторожно, и это начинает меня раздражать. Приходится прикрикнуть на тебя, хотя мне и не очень хочется нарушать своими воплями скорбь этих милых, несчастных людей.
Второй вагон я прохожу ещё быстрее, чем первый – в нем смотреть так и вовсе не на что. Единственное, что я успеваю заметить – лицо нашего знакомого дебошира.
В третьем вагоне мне хотелось бы остаться подольше, но я не могу сделать этого из-за запаха гниющей плоти. Люди стонут от боли и пытаются подручными средствами избавить себя от мучений. В частности, предпринимают попытки откусить свои конечности, которые разъедает гангрена.
Столики между кроватей заставлены едой самого разного рода, но люди на нее даже не смотрят. Пассажиров можно понять - какой может быть пир, когда тут такая чума?
Перед четвертым вагоном ты останавливаешь меня. Твои руки дрожат, а лоб покрылся испариной.
-Что тут п-п-п…
Заикаешься. Не можешь и слова из себя выдавить. Вполне ожидаемая реакция.
-П-п-происходит? – передразниваю тебя я. -Ох, друг мой…кто бы мне сказал, что тут происходит.
Не успеваю я открыть дверь в четвертый вагон, как тут же слышу брань и ругань. Эта часть поезда всегда представляла для меня особый интерес. Проход тут завален сумками и чемоданами, рюкзаками и баулами. Пассажиры пытаются уложить их на полки, но те сваливаются и заполоняют собой все пространство, что и приводит к брани, склокам и крикам.
-Ох, простите, извините, пропустите пожалуйста, спасибо, - с сарказмом произношу я, пробираясь сквозь толпу скандалящих людей. Мне они ничего не сделают и не скажут, у меня ведь нет сумки, которую можно было бы уложить на их полку. Ты, дорогой мой друг, к сожалению, не знаешь об этом преимуществе, и боязливо пробираешься сквозь дебоширов и грубиянов.
-А г-где…где…
Никогда бы не поверил, что ты такой пугливый.
-Г-где мои вещи?
-Они там, дальше. Мы ещё не пришли. Наберись терпения, дорогой мой друг.

Следующий вагон купейный. Не думал, что тут ещё водятся такие. По и без того узкому коридору не позволяю пройти проводницы, которые придерживают собой двери купе. С горем пополам мы пробираемся через них. Движение осложняет пар, который вырывается из маленьких комнат, и крики пассажиров из купе. Признаться честно, без их воплей было бы лучше. Даже адская жара не так мучительно тяжело переносится в полной тишине.
Перед седьмым вагоном мы останавливаемся еще раз. На тебя уже больно смотреть: весь красный и потный, вот-вот упадешь в обморок. Глаза измученные и жалкие, а на губах отпечаталась сотня другая немых вопросов.
-Вспотел?
Ты киваешь.
-Я тоже. Ничего, сейчас охладимся.
Я открываю дверь в последний вагон. Температура в нем на столько низкая, что окошки в вагоне покрылись инеем. Из твоего рта вылетают клубы пара. Ты весь дрожишь. У этого вагона есть ещё одна немаловажная особенность – в нем совершенно нет людей. Никого. Ни единого пассажира. Во всяком случае, так может показаться, ведь на самом деле все они спят мертвым сном на своих полках – заледенелые и обреченные.
-К-к-как т-такое в-возможно?
-Видишь ли, - говорю я, развернувшись к тебе спиной, - в прошлой жизни ты слишком много предавал.
Я резко разворачиваюсь, но ты больше на меня не смотришь. Твои глаза потухли, а взгляд устремился в никуда. Я провожу тебя к свободной полке и укладываю на нее, скрестив при этом твои руки на груди. В последний раз оглядываю вагон и направляюсь к выходу.
-Ненавижу свою работу, - бормочу я, натягивая на лом фирменную шапочку с нашивкой РЖД.
А поезд все едет и едет.