Редакционный БЛЮЗ

Кто-то мне написал, что не станет читать, ибо подумал, что это пьеса!
НЕ пугайтесь, дорогие читатели! Я пьесы писать не умею. Дело в том,
что эта документальная проза "потребовала" именно такого начала...
________________________________

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ повествование,
с попыткой окрасить его юмором, иронией и лёгкой сатирой

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

ТРЕЛЬЯЖ И ЛАКРУЗ  – зеркалА-братья, думающие и говорящие между собой

ПП - Пелагея Пантелеевна - редактор
(хобби – безграничная любовь ко всем людям)

ГГ – Гликерия Гавриловна  - заместитель редактора
(хобби – разговоры о болезнях, причём с утра)

АА - Анисья Антиповна - секретарь
(хобби – самодельные вязаные кофточки)

ЕЕ - Ефросинья Епифановна - бухгалтер
(хобби – стерильная чистота)

ФФ - Фрол Филимонович - метранпаж
(хобби – гитара и дураково поле*)

СС - Степанида Спиридоновна
- рекламный отдел
(хобби - слушать про хобби других)

ДД - Дементий Демьянович - фотограф,   Учитель
(хобби – охота на виртуальных животных)

ММ - Матильда Митрофановна – наборщица и озеленитель
(хобби – беспорядочные зелёные насаждения в помещении редакции)

КОРРЕКТОРЫ:

ВВ - Варвара Варфоломеевна 
(хобби – отстаивание своей неясной точки зрения с помощью раздирающих конфликтов,
особенно  со свежими сотрудниками)

ТТ - Таисия Тихоновна
(хобби – всепрощающая любовь к мужу)
______________________
* Дураково поле – земельный участок
    за городом размером в 4 сотки
    
ЖУРНАЛИСТЫ:

Пишучик - (хобби – нелюбовь к богатым людям)
               
Бывшая - (хобби – кормление семьи)

Частушкин - бывший редактор нашей  газеты
(хобби – невзыскательное пристрастие  к народному творчеству)

Юрий Шибко –  бывший редактор нашей газеты
(без хобби)

Федорино Горе - бывший редактор нашей  газеты
(хобби – необычайная коммуникабельность в нетрезвом виде)

Фру-Фру - бывший редактор НЕ нашей газеты
(хобби – выяснение отношений  с постоянно неисправным  домашним компьютером)

      ВНЕШТАТНЫЕ КОРРЕКСПОНДЕНТЫ:
      Григорий Глазкин
      Василий Подковкин
      Эдвард Политологов

ДРУЗЬЯ СЕКРЕТАРШИ

ЛА - Леонид Архипович – просто химик, а ещё кандидат химических наук
Юлия – любознательная девушка, потом – штатная журналистка

СОДЕРЖАНИЕ
Увертюра
Право на ошибку
Дементий, Матильда и лазерный принтер
Улыбка Леонида Архиповича и «Седьмое бесчувствие»
Пожарка
Проверки на выносливость и «огнетушитель»
Федорино Горе
Метранпаж, гитара и варенье из резеды
Пишучик и бухгалтер
Снова Леонид Архипович
Обратная мутация
Ягода, которую надо было съесть
Доктор Чечкин, ликёр и электронная любовь
Я вас люблю
Заразная болезнь
Живая железяка
Прелюдия к финалу
Последний визит Леонида Архиповича
Не по собственному желанию

УВЕРТЮРА

                "Хорошо на закате,
                после бешеных ливней и бурь,
                стоять у последнего Зеркала, зная,
                что уже никогда в этой жизни с тобой
                не случится другого лица…"
                ..............Карен Джангиров
   

Я – зеркало, среднего рода, а ношу мужское имя - Трельяж. Такое бывает и среди людей. Девочек называют Александрами, Евгениями, Валериями, как будто мало женских имён!
Стою я в холле на третьем этаже, напротив дверИ, ведущей на второй этаж. Справа от меня другая дверь – в приёмную. Секретарша меня так поставила специально, чтобы все желающие могли, прежде чем войти, полюбоваться на своё отражение в полный рост.
Для меня лучшего места не придумаешь: я в курсе почти всех событий в редакции. И у меня есть младший брат Лакруз. Он живёт на стене в приёмной и отражает только лица. Но слышит  много того, чего не слышу я. Своими отражениями и впечатлениями делимся по ночам и в человеческие выходные дни. Но, в силу своей природы, мы не сумеем рассказать о  жизни сотрудников вне редакции и, тем более, о том, какие они у себя дома. «Что вижу, то и пою», - как говорят акыны. Многие споры, обиды, сложные взаимоотношения  мы не в состоянии понять. И потому обходили всё это стороной. Но хотя мы с братом только зеркала, а всё равно имеем своё мнение по доступным нашему уму ситуациям. 
Я БУДУ ВЕСТИ ПОВЕСТВОВАНИЕ ОТ СЕБЯ про то, что я слышалО от журналистов и «прихожан» в редакцию газеты, И НА ОСНОВАНИИ РАССКАЗОВ БРАТА ЛАКРУЗА вечером, когда все сотрудники находятся дома.

* * *
…Утро. Из приёмной тянется густой аромат кофе, зёрна которого секретарша Анисья Антиповна  мелет на кофемолке, ревущей, как электродрель. Этот аромат я ощущаю каждый день утром и после обеда.
Открывается дверь с лестничной площадки, и ко мне подходит девушка лет двадцати. Я отражаю круглое лицо, круглые глазки, хитроватую и при этом чуть настороженную улыбку. Она снимает шапочку и слегка взбивает прямые перекрашенные недлинные волосы… Всего этого достаточно, чтобы я её запомнилО. Девушка направляется в приёмную.
Слышу её сообщение о цели своего прихода. Секретарша говорит, что редактор Пелагея Пантелеевна освободится минут через десять и предлагает красивый журнал о Японии на русском языке (этот журнал я недавно виделО в руках у человека, который листал его, сидя напротив меня в холле, очень долго ожидая редактора). Низкий, убедительный голос, которым секретарша отвечает по телефону, придаёт суровость этой немолодой  женщине. К ней не так-то легко обратиться. Но я уже знаю, что девушке несвойственна робость.
Из полуоткрытой двери слушаю дальнейший разговор. У меня острый слух. За много лет я научилОсь улавливать из приёмной слова, даже произносимые шёпотом. И многое мне рассказывает мой брат.
- А знаете, - говорит вошедшая, - я сейчас придумала антирекламу: «Запах только что смолотых зёрен кофе – это особый вид насилия над окружающими».
 Анисья Антиповна весело смеётся и продолжает её экспромт:
- А от растворимого кофе долго мучается сердце и судорожно сводит скулы.
Похоже, девушке идти некуда, и она сидит в приёмной, вдыхая ослабевающий аромат кофе  и  извлекая пользу из предложенного журнала. Её зовут Юлия. Прошло десять минут, но за дверью кабинета редактора не слышно ни звука. Лакруз видел, как Юлия, отрывая глаза от журнала, то и дело поглядывала на секретаршу, видимо, пытаясь хоть что-то угадать за стёклами её очков. Секретарша подала голос:
- Придётся потерпеть.
Прошло ещё минут пятнадцать. Мимо меня мелкой походкой пробегает маленький человечек лет сорока с хвостиком в наглухо застёгнутой зимней куртке с пачкой  газет в руках. Боком взглянув на своё отражение со всклоченными волосами, быстро входит в приёмную. Оттуда раздаётся его тоненький голосок:
- Дорогая Анисьюшка Антиповночка! Я газеточки принёс. А редакторчик на месте?
Юля с удивлением посмотрела на человечка. Он осветил лицо заученной улыбкой и поздоровался.
- Да, на месте. Вот мы ждём, когда она освободится, - ответила секретарша, указывая на Юлию.
Выбегая, человечек произнёс:
- Счастливенького ожиданьица!
Мы с Лакрузом знали, что уменьшительные замечания Пишучика уже давно не производят на Анисью Антиповну никакого впечатления.
Спустя несколько минут во мне отразилась старая женщина тоже с пачкой газет, в свитере, туго обтягивающем глубоко сутулую спину. Её за глаза звали БЫВШАЯ, то ли из-за возраста, то ли какая-то байка за ней тянулась. Я зналО, что давно её не интересую. Поздоровавшись с окружающими в приёмной, она толкнулась в дверь редактора. Но дверь оказалась запертой. Бывшая сразу ушла.
На лице Юлии Лакруз заметил возникшее подозрение, что в кабинете никого нет! Она вопросительно посмотрела на секретаршу. Но тут в двери щёлкнул замок, и Юлия увидела вышедшую из кабинета женщину лет пятидесяти со слегка припухшим лицом, держащую в руках пустую двухлитровую пластиковую бутылку. Она шариком прошлась по приёмной и, неласково взглянув на Юлию, спросила:
- Вы ко мне?
- Да.
- По какому вопросу?
- Хочу к вам на работу.
- Ну, хотеть не вредно, - засмеялась Пелагея Пантелеевна, поигрывая бутылкой.
И тут мимо меня в приёмную вбежал всё тот же человечек. За много лет я ни разу не виделО, чтобы он ходил спокойно.
Редактор без предисловий стала быстрым голосом втолковывать ему, что придётся отвечать в суде за непроверенную информацию, помещённую в его статье. Человечек  на самых высоких нотах, уже почти немужским голосом, пытался словесно отбиться от наскоков редактора. После  долгого препирательства она не выдержала и неожиданно стукнула пустой бутылкой по его голове. Он по-детски растерянно взглянул на Пелагею Пантелеевну и промчался мимо меня из приёмной. Как позже выяснилось, дело было в том, что Пишучик рассказал в своей статье о пожаре на балконе городской квартиры. Причиной было возгорание стоящих там легковоспламеняющихся веществ. На самом же деле всё произошло от попавшей на крышу не разорвавшейся петарды. Раскалившись на солнце, эта петарда упала на балкон и там взорвалась, послужив причиной пожара.
Секретарша невозмутимо смотрела на эту сцену. Юлия, видя возбуждение редактора, притихла и молча ждала, когда она пригласит её в свой кабинет. Но та выкатилась из приёмной и в холле  прямо передо мной продолжала словесное избиение Пишучика, не обращая внимания на своё отражение. Минут пять его тонкий голосок перемежался с её воркующим, но возмущённым голосом. Юлия продолжала терпеливо ждать... Она пришла устраиваться на работу.
...Секретарша прикурила в приёмной и вышла в холл. Подошла ко мне, и я отразилО привычное для меня немолодое лицо с внимательным взглядом через очки. Она всегда при случае смотрелась в меня. У неё в приёмной висел Лакруз, но что увидишь в нём по сравнению с моими возможностями. Я отражаю в полный рост! Анисья Антиповна пошла на лестничную площадку. Лакруз увидел, как Юля встала, чтобы поближе рассмотреть висящие на стене фотографии. С огромного белого листа обаятельно улыбались лица джазменов. Особенно удачным был снимок американского джазового певца, на концерте которого, как позже выяснилось, Юлия с приятелем побывала совсем недавно.
…В кабинете редактора витал довольно тяжёлый кошачий дух. На большом столе среди беспорядочно нагромождённых бумаг лежала в разнеженной позе чёрно-белая кошка. Это животное не давало покоя Анисье Антиповне. Оно, проводя в темноте ночные часы и выходные дни взаперти в кабинете редактора, утром вырывалось на волю. И сначала кошка совершала гигантский прыжок на стол секретарши, а потом, спрыгнув на пол, ложилась посередине приёмной и тщательно начинала себя вылизывать. Раскормленная, массивная, она однажды сиганула со всего размаха на подзеркальник, едва не разбив одну мою створку. Ещё кошка  обожала точить когти о стоящую в кабинете редактора красивую дорогую мягкую мебель. Из тёмно-синих кресел и дивана на самом видном месте торчала белая набивка, которую кошка день изо дня вытаскивала своим когтями.
А теперь она и усом не двинула, чтобы освободить стол. Пелагея Пантелеевна села в кресло, Юлия расположилась напротив. Редактор, видя её непроизвольную красноречивую гримасу, сообщила:
- На даче зимой кошку жалко одну оставлять. Вот она и живёт здесь до лета. А к запаху мы привыкли и не замечаем, - добавила ПП, поглаживая кошку. – А ты не любишь животных?
И не ожидая ответа, сказала, что нашей газете не хватает грамотного корректора. И привела в пример недавнее объявление, в котором говорилось: "Продаётся дача в Красноярском крае в 200 метрах от Азовского моря". Юля невольно засмеялась, а редактор, даже не улыбнувшись, спросила:
- Ты на третьем курсе журналистики учишься? Поработаешь пока корректором?

 ПРАВО НА ОШИБКИ

Юля познакомилась с двумя молодыми женщинами-корректорами и потекли будни простой, но довольно утомительной работы. С Варварой Варфоломеевной она не нашла общего языка с первого дня. Лакруз видел, что и Анисья Антиповна среди множества посетителей редакции тоже изредка встречала человека, с которым у неё возникала биологическая несовместимость. Посетитель ещё ничего не говорит, но уже ощущается какой-то барьер, мешающий завести обычную вежливую служебную беседу. И вот он сидит, дожидаясь редактора, а в приёмной в полной тишине раздаётся только пощелкивание клавиатуры секретарского компьютера. Анисья Антиповна вздыхает с облегчением, когда такой посетитель уходит.
А Юле каждый день приходилось сидеть нос к носу с Варварой Варфоломеевной. Это кончилось скандалом. Однажды она исправляла ошибки в статье внештатного корреспондента о проходившем в городе концерте. Заканчивалась статья примерно такими словами: "Нам, пенсионерам, очень приятно бывать в концертах, где участвуют дети…" и т.д. Варвара Варфоломеевна указала Юле, что она пропустила ошибку, добавив, что в данном случае нужен предлог "НА", а не "В". Юля стала ей доказывать, что так тоже можно писать. Но ВВ в ответ начала кричать, что Юля тут работает без году неделя и уже диктует свои правила. А между тем «благодаря» небрежности корректра Варвары Варфоломеевны в газете появлялись «новые» имена: Поганини, Синека, Серафим Саратовский; неизвестное слово «моноистетический». Варвара «меняла, не глядя» слово «БИБЛИОлогический» на слово «библиоГРАФИЧЕСКИЙ». А однажды читателей развлёк Пиренейский полуостров, на котором корректоры поместили Италию. Получая нагоняй от редактора, Варвара в ответ громко и упорно отстаивала своё право на ошибки. Меня и Лакруза крайне удивляло отношение Пелагеи Пантелеевны к безграмотности в газете. В старые добрые времена корректора лишали премии за ПОганини и СИнеку. Сейчас же достаточно было перекричать редактора, доказывая свою правоту, и всё сходило с рук. А секретарше приходилось отбиваться от грамотных читателей, которые стыдили её за то, что сотрудники газеты не знают, где Пиренейский, а где Апеннинский полуостровы.
Другая корректорша - Таисия Тихоновна безмолвно  исправляла  тексты. Я отражалО её лицо, на котором постоянно была написана беспомощная улыбка, говорившая о том, что она не способна ни на какой решительный поступок. После скандала, учинённого Варварой Варфоломеевной, Лакруз слышал, как она уговаривала Юлю не расстраиваться, не принимать близко к сердцу и не обижаться. По прошествии нескольких дней она и Варвару Варфоломеевну утешала теми же словами. И вообще скандал не вызвал у Таисии Тихоновны никаких эмоций. Она привыкла к таким ситуациям дома. Чрезмерная любовь к мужу стушёвывала её личность. А его отношение к ней стало известно, когда однажды она отразилась во мне с синяком под глазом. И не особенно его стесняясь, пошла покурить на лестничную площадку напротив приёмной, где было отведено место для курения и где уже стояли пятеро сотрудников.
Курили в редакции почти все.
- Приятного куреньица! – пробегая мимо, выкликал некурящий Пишучик.
- Привет, курящиеСЯ! – шутил предприниматель, арендующий помещение на втором этаже редакции.
У остановившейся возле курящих Пелагеи Пантелеевны кто-то спросил, курила ли она когда-нибудь.
- Курила два раза и бросила, - хмуро ответила редактор и направилась в свой кабинет. А сотрудники продолжали курить. Со второго этажа на третий поднималась Степанида Спиридоновна из рекламного отдела.
- Опять к нам? – спросил у неё кто-то.
- Да, так и прыгаю с полки на полку, - сказала она, имея в виду под полками этажи. И она тоже остановилась покурить вместе со всеми.
- Хотите, анекдот расскажу?
Я увиделО, как курящие дружно закивали.
- «Идут двое по кладбищу. Видят надпись на памятнике: родился в 1920, умер в 1990. Жил 50 лет. Один спрашивает другого:
- А почему написано: жил 50 лет, если он жил 70 лет?
Другой ему отвечает:
- Жил, это значит, когда есть машина, дача, любовница...
Тогда первый говорит:
- Ну, когда я умру, напиши: родился мёртвым».
- Как бы это не родиться мёртвой? - засмеялась Степанида Спиридоновна, проходя мимо меня в приёмную – откуда из  полуоткрытой двери тихо звучал блюз. Пел Би Би Кинг.

ДЕМЕНТИЙ, МАТИЛЬДА И ЛАЗЕРНЫЙ ПРИНТЕР

Лакруз очень любил музыку и всегда огорчался, когда АА приходилось выключать магнитофон, если кто-то появлялся в приёмной. На этот раз возникла Бывшая и с порога стала говорить, что вычитала в газете о том, что свинья, как и человек, должна за свою жизнь построить хлев, вырастить поросёнка и посадить дуб. К чему она это рассказала, Анисья Антиповна не поняла. И Лакруз вспомнил, как однажды АА рассказывала про нашумевший роман «Одлян, или воздух свободы». Не зная об этом романе, Бывшая отреагировала только на услышанное слово «одлян», приняв его за фамилию «Гдлян». И спросила, «А что, Гдлян уже и романы пишет?».
 …Перевернув кассету, секретарша опять включила магнитофон, но через минуту в приёмной появился фотограф, не спеша, подошёл к окну и сказал:
- Вон идут сорок процентов моей семьи.
Анисья Антиповна, приглушив музыку, встала и тоже посмотрела в окно на жену и одного из трёх сыновей фотографа. Потом речь зашла о дачах. И она спросила:
- Дементий, а ты часто бываешь на своей даче?
- А как же! Я туда регулярно езжу - один раз в год.
Юля и секретарша рассмеялись. А фотограф стал рассказывать про «неправильный» номер телефона своего приятеля: "36, 36 и 7, а правильная температура у человека – 36 и 6. Значит, у него неправильный номер. Он  должен быть 36, 36 и 6". Пока Анисья Антиповна соображала, в чём состоит "неправильность" номера, все уже давно перестали смеяться. Дементий ушёл в свой кабинет, где часто засиживался допоздна. Большая семья  обязывала зарабатывать на жизнь не только службой в редакции.
Назавтра ночью Лакруз мне рассказал, что  в  тот же день ближе к вечеру фотограф пошёл в комнату наборщицы Матильды Митрофановны, чтобы починить компьютерную проводку. Для этого ему пришлось встать на стул, а она, возмущённая тем, что он не подложил газету под грязные ботинки, попыталась этот стул из под него выдернуть. Дементий Демьянович, падая, успел стукнуть Матильде Митрофановне под глаз. Наутро, она, надев тёмные очки, побежала подавать заявление в суд. Лакруз слышал, как в приёмной все горячо обсуждали это событие. Оценка была самая разная. Анисья Антиповна сказала, что она всегда на стороне мужчины, но в любом случае нельзя бить женщину.
А Лакрузу вспомнился момент, как недавно Юля ждала редактора, чтобы подписать газетную полосу. Здесь же дожидался Пелагею Пантелеевну незнакомый мужчина. Вошла Матильда и произнесла нежным голосом, глядя на посетителя, который, как потом выяснилось, был ей тоже незнаком:
- К-а-а-а-кой  интере-е-е-е-сный  мужчина здесь сидит!
И Лакруз и Юля опешили от такой "свободы". А Анисья Антиповна только укоризненно посмотрела на немолодую наборщицу и продолжила выстукивать текст на клавиатуре компьютера. Посетитель слегка растерялся и стал вынимать из своей папки какие-то документы… Спустя час Анисья Антиповна сказала Юле, что мужчина, ожидавший вместе с ней Пелагею Пантелеевну, был новым вице-мэром, назначенным два дня назад.
Довольно крупная комплекция Матильды не уменьшала её великой подвижности. С этажа на этаж она быстренько ковыляла в туфлях на тонких каблуках, из которых нахально  выглядывали подследники. Отражая её в себе, я всякий раз удивляюсь, как она ухитряется не вывихнуть щиколотки. Лакруз не однажды слышал, как Матильда кичится своим высшим образованием в Институте лесного хозяйства. Её не смущало, что оно имеет отношение к работе в газете разве что только тем, что из дерева делают бумагу. Я и брат давно поняли, что Матильда Митрофановна вряд ли прочла хотя бы пару толковых книг. Даже мы – зеркала - знаем, что слова «мешок, крючок, порошок» пишутся через О. Но Матильда, не задумываясь, напечатала слово «САШОК» (производное от имени Саша ) через Ё. И пошёл в газету заголовок к Дню Победы – «Ты выручил роту СашЁк». А корректоры ещё забыли поставить запятую…
Самой главной страстью у Матильды были путешествия. Она привозила с собой кучу фотографий, где то и дело мелькало её загорающее тело. Но однажды показала свой снимок Соловецкого монастыря в том ракурсе, который изображён на 500-рублёвой купюре.
А в редакции Матильда была больше поварихой, чем  наборщицей текстов.  Готовила обеды для своей подруги ПП и её заместителя на электрической плитке в дальней маленькой комнате – «чайной». И по третьему этажу разносились самые невероятные кухонные запахи, как я считаю, такие же неуместные в редакции, как и лежащая на столе кошка. В этой комнате иногда помещались до десяти человек, хотя стояли всего три стула. Но классический ответ: "В тесноте да не в обиде", - отметал любое недоумение… Я слышалО, что АА так и не сумела вникнуть в смысл глубокомысленной фразы, висевшей на двери «чайной»: «Поздно выпитая вторая – зазря пропавшая первая!»…
Матильда ещё ухаживала за большим аквариумом, который стоял в кабинете ПП. Рыбки там периодически просто умирали или поедали друг друга, когда им забывали насыпать корм. А в зимнее время ускоряла их кончину кошка, которая научилась вылавливать и съедать этих рыбок. Между тем Матильда деловито носилась мимо меня с вёдрами воды, которую регулярно заливала в аквариум, приводя его в порядок
…Помню, первое, что меня поразило, когда я обосновалОсь на третьем этаже редакции, были беспорядочно расставленные в холле кадки, банки, горшки с зелёными насаждениями. Некоторые из них давно требовали реанимации или помойки. Пройти в комнату Матильды Митрофановны можно было  не иначе, как согнувшись пополам. У её двери, заслоняя ветками большое окно, стояло развесистое дерево выше человеческого роста. Оно всем мешало, и все его постоянно ломали. Лакруз рассказывал, что ММ чуть не каждое утро горько жаловалась в приёмной, что кто-то повредил или сорвал только что распустившийся цветок, или ещё хуже – тушил окурки в бадье с зелёным насаждением. Матильда Митрофановна более двадцати лет проработала городским озеленителем. А теперь, будучи наборщицей, упорно озеленяла редакцию.
Комната же самой ММ напоминала склад, куда свалили все горшки с цветами, которые давно никому не нужны! Анисья Антиповна по утрам, включая сервер в этой комнате, однажды испытала шок, обнаружив землю на клавиатуре и коврике для "мышки". Очевидно, кошка в одну из своих прогулок очень усердно разбрасывала лапами содержимое горшков. Здесь же стоял общий большой лазерный принтер, которым пользовались все сотрудники. Он постоянно выходил из строя. Фотограф Дементий Демьянович (и главный компьютерщик редакции) поначалу думал, что сотрудники, не умея обращаться с принтером, периодически приводят его в негодное состояние. Но однажды, увидев там разгулявшуюся кошку, дерзко высказал редактору своё глубочайшее возмущение по поводу такого варварского отношения к дорогой редакционной технике. Он потребовал, чтобы этот принтер убрали из комнаты ММ и поставили в кабинет метранпажа, где не было горшков с цветами. Но машина уже находилась на последнем издыхании. И пришлось купить ещё более дорогую. Я, узнав эту историю от Лакруза, сказалО ему,
что на месте редактора высчитала бы из зарплаты Матильды Митрофановны стоимость принтера. На что Лакруз мне ответил: - Такого не может случиться! Матильда – очень давняя подруга Пелагеи Пантелеевны и она взяла её наборщицей по дружбе. А кошка, сам знаешь, чья…
Животных в редакции любили все. У Фру-Фру в кабинете жила громадная черепаха, которой нужно было по утрам включать свет, согревающий воду. Но Фру-Фру часто болела или бывала на заданиях. И животное мёрзло до тех пор, пока Матильда не вспоминала о ней.
Фру-Фру отличалась боевым характером, не глядя на свою комплекцию. По этому поводу Пелагея Пантелеевна как-то посетовала, когда пришли в очередной раз продавцы, принесшие дамские костюмы. Размеры были маленькие и все редакционные дамы, кроме Анисьи Антиповны, стали просить размеры побольше. Таковых не оказалось. И редактор с грустью сказала:
- Что же нам делать, если мы такие кабачки?
А однажды я былО свидетелем, как боевой характер Фру-Фру довёл Анисью Антиповну до трогательных слёз. Журналистка рассказала ей, как поздно вечером спасала 16-летнего подростка, у которого вор в драке отнял сотовый телефон. И она потом напрасно прождав вызванную милицию, поехала с потерпевшим в отделение. И просидела там довольно долго, пока не приехала мама подростка. АА, дослушав её рассказ, расплакалась от равнодушия милиции и от материнских чувств Фру-Фру к незнакомому обиженному подростку, которые она своим рассказом разбудила в секретарше. И было уже совсем неважно, что мальчик  оказался сыном её давнишней приятельницы.

УЛЫБКА ЛЕОНИДА АРХИПОВИЧА И «СЕДЬМОЕ БЕСЧУВСТВИЕ»

…Время близилось к обеду. Юля принесла готовую газетную полосу на подпись Пелагее Пантелеевне. Та была в мэрии, заместитель - Гликерия Гавриловна - ушла на обед пораньше. У Анисьи Антиповны в приёмной сидел её старинный знакомый - Леонид Архипович, и Лакруз безмолвно участвовал в разговоре.
- Я как-то вычитал, что музыка снимает напряжение мысли, - говорил Леонид Архипович. – Однажды писал довольно сложную статью, которая у меня никак не "вырисовывалась". И, вспомнив это утверждение, решил попробовать. Поставил послушать "Болеро" Равеля, которое мы с Анисьей Антиповной очень любим, - обращаясь уже и к Юле, рассказывал ЛА. – Но хоть и звучала музыка, я всё равно упорно продолжал думать об этой статье. Кончилось тем, что "Болеро" я уже не слышал…  Пришлось выключить и снова взяться за эту статью.
- Лёня, а, может, надо было послушать что-нибудь другое? – с шутливой озабоченностью спросила АА.
- А какой смысл? Ведь в высказывании, которое я привёл, не идёт речь о какой-то конкретной музыке, - улыбнулся он ей в ответ.
Они замолчали, а Юля спросила:
- А правда, что слушатель ищет в музыкальном произведении то, чего ему не хватает в характере? Например, если кто-то любит мелодии в быстром ритме, значит – он меланхолик. А медленную музыку слушают люди, у которых и так энергии достаточно.
ЛА улыбнулся и ответил:
- Вот у Анисьи Антиповны всё разложено по полочкам. И боясь потерять это свойственное секретарям качество, она постоянно подпитывает его чётко выраженными блюзовыми ритмами… Они помогают ей всегда находиться в определённом тонусе.
Анисья Антиповна милостиво выслушала его маленькую тираду и, вставая из-за стола, произнесла:
- Лёня! У тебя у самого всё по полочкам разложено…
- Ну, Анисья, опять ты не дала мне пошутить, - засмеялся он. - Я ведь помню любимое тобой чьё-то определение: "Блюз – это когда хорошему человеку плохо".
- Вот-вот, - заулыбалась ему в ответ АА и добавила, - но надо различать блюз и блюз…
- Анисья Антиповна, а Вы были на последнем джазовом концерте? – поинтересовалась Юля.
- Конечно! Я громче всех хлопала этому солисту! – показывая на фотографию на стене, воскликнула секретарша. И, обращаясь к Леониду Архиповичу, добавила: - Полгода назад мы с Юлей случайно оказались рядом, когда слушали московских джазменов на улице в День города. Помнишь, я тебе говорила, радуясь, что не только старики джаз любят?
Разговор продолжался. А Лакруз потом вспоминал, что Юля в приёмной кому-то рассказывала про этот концерт  на городской площади в тёплый июльский вечер. И как она вместе с незнакомой ей тогда Анисьей Антиповной хлопала в такт бесхитростной и прелестной мелодии "Чу-чу" из кинофильма "Серенада солнечной долины".
…Леонид Архипович ушёл, а Юля осталась дожидаться Пелагею Пантелеевну. И немного спустя спросила у АА, как давно она знакома с Леонидом Архиповичем.
- Прошло уже 25 лет, как я печатала ему кандидатскую диссертацию. Жена его – учительница музыки. Наши дети тоже дружат.
Я слышу этот разговор и припоминаю, что Лакруз как-то говорил мне, что всякий раз после ухода ЛА в приёмной некоторое время остаётся свечение от его улыбки. Я тогда назвалО брата фантазёром. И вдруг Юля сказала:
- У Леонида Архиповича такая необыкновенная улыбка: глаза становятся уютными щёлочками, а из них искорками сыплется веселье!
Анисья Антиповна добавила весело:
- Мой муж говорит, что когда надо прикурить, достаточно рассмешить Лёню, и искорки из его глаз вполне можно использовать вместо зажигалки.
На этих словах она достала папку с произведениями поэтов (она их называла пионЭрами), намереваясь заняться "раскопками молодых талантов". Лакруз видел, как тщательно АА работала со стихами для каждой газетной литературной страницы «Шестое чувство", которую с чьей-то подачи сама дразнила "Седьмое бесчувствие". Не осталось без прозвища и существующее в городе стихийное неофициальное объединение «Эолова арфа», которое она прозывала «Еловая Марфа». Сейчас Анисья Антиповна отбирала 12 стихотворений для публикации. Иногда отвлекаясь, она рассказывает Юле, как Юрий Шибко, будучи редактором до Федориного Горя, пытался закрыть литературную страницу, говоря, что стихи нужны от силы пяти процентам горожан. А наша газета не имеет возможности обслуживать поэтическим словом такое малое количество читающих. Есть более необходимые материалы, которыми интересуется гораздо большее число горожан. Анисья Антиповна, поделившись свалившимся на неё  огорчением со своими поэтами, попросила одну поэтессу обзвонить наугад по телефонному справочнику сто жителей нашего города. Оказалось, что из ста опрошенных поэзию в нашей газете читают 68 горожан! Результат был доложен тогдашнему редактору. Это и спасло литературную страницу. И добавила, что надо отдать должное Пелагее Пантелеевне, она почти не чинила препятствий для поэзии и сама хорошо чувствовала поэтическое слово. Мы с братом знали, что в городе только наша газета печатает стихи регулярно раз в месяц. Редакторы других газет, как и названный Юрий Шибко, не считали это необходимым.
Попутно секретарша рассказала Юле, что редакторству Шибко предшествовала скороспелая борьба с редакторшей Серафимой, которая много лет назад взяла АА на работу. Но вместе они проработали чуть более года. Потом Юрий Шибко со своим товарищем каким-то образом умудрился спихнуть Серафиму с редакторского кресла в отместку за то, что она плохо относилась к его запоям. Продержался он положенные три года. Но удержаться на новый срок не смог. Федорино Горе коллектив тоже терпел три года. Газета, конечно, выходила. Развалить десятилетиями длившийся процесс было не так-то просто. Но иногда выпуск номера стоил резких усилий. И если что-то не получалось, Пелагея Пантелеевна с жаром говорила: «Навалимся и сделаем!». Я зналО, что эти авралы угнетали АА, привыкшую по роду своей работы всё планировать и расписывать.
…Разговор продолжался.
- Я давно хотела спросить, почему Вы ушли из НИИ, где проработали 15 лет?
АА ответила Юле:
- Во-первых, много лет на одном месте работать вредно. А во-вторых, если литература составляет главный интерес в жизни, то приходится искать службу, связанную с литературой…
Тут вошла Пелагея Пантелеевна. И уже было не до разговоров.

ПОЖАРКА

Как-то утром Юле нужно было найти объявления в прошлогодних подшивках столичных газет, которые хранились в так называемой пожарке на третьем этаже. Она взяла у АА ключ и вошла в пожарку – комнатку, как я слышалО, три метра в длину и два метра в ширину. Газеты лежали под какими-то картонными коробками, ящиками, длинными досками и ломаными стульями. Я зналО по разговорам, что там была даже деревянная бочка, в которой рачительная хозяйка солит огурцы… Юля поняла, что достать газеты из под этого, ставшего опасным, хлама одна не сможет. В редакции никого ещё не было. И она, не забыв, проходя мимо меня, посмотреть на своё отражение, отправилась просить помощи у Анисьи Антиповны.
Они вошли в пожарку и стали вдвоём пытаться извлечь из под всякой рухляди хотя бы одну подшивку. Сняли, судя по грохоту, с довольно приличной высоты бочку и выставили в холл  несколько давно ненужных стульев. Сломаны у них были почему-то только спинки. Кстати, я уже давно заметилО, что со стульями в редакции дело обстояло весьма плачевно. Стулья выглядели очень жалобно. Даже те,  у которых  были  металлические  конструкции, "блистали" рваными дерматиновыми краями. В чайной комнате стоял ещё один стул без спинки. Я слышалО, как Юля, указав АА на эту странность, получила ответ, что и для неё загадка: почему ломаются только спинки? И добавила, что несколько лет назад она попыталась вместе с мужем навести порядок в пожарке. Мне вспомнилось, как они в выходной день, специально придя в редакцию, выносили весь хлам в мусорный бак на улице, мыли пол, укладывали на стоявший в пожарке вымытый ими стол нужные подшивки газет. Но – увы… Через пару месяцев это помещение было в таком же захламленном состоянии, как и сейчас.
- А почему эта комната называется пожаркой? – спросила Юля.
- А видишь металлическую дверь? – ответила АА. – За ней - балкончик, он снабжён лестницей, ведущей вниз. В случае пожара можно спасаться из этой комнаты.
- А давайте выйдем на балкончик, – попросила Юля, видимо, желая постоять на весеннем воздухе на высоте третьего этажа и покурить вместе с секретаршей.
Я слышалО, как АА вставила ключ в замочную скважину. Он повернулся, но дверь не открывалась. Попробовала и Юля. Эффект был тот же. Я услышалО их смех.. И Анисья Антиповна сказала:
- Я думала эта дверь хотя бы ради тебя, Юля, откроется. Ни черта подобного! И не видать нам балкончика…
- Вот так пожарка! И как же тогда спасаться, если что?!
Анисья Антиповна сердито ответила, что сделала  всё,  что  могла.  И вычищать  ещё  раз  эти авгиевы конюшни ей теперь не под силу, да и  бесполезно.
- Остаётся надеяться на Бога, - вздохнув, сказала Юля. – А может нужно замок поменять?
Но АА махнула рукой с таким подтекстом, что этим некому заниматься.
Мы с Лакрузом не однажды  представляли себе пожар в редакции: заклинившую дверь, ведущую на лестничную площадку, в панике мечущихся сотрудников в холле, наполненном дымом. Мы вообразили, как будут те, кто помоложе, прыгать из окон  третьего этажа. Про пожарную лестницу в пожарке может вспомнить только Пишучик. Но воспользоваться ею ему по понятной причине не удастся…  А не прыгнувшие старички останутся в дыму дожидаться пожарников…  Мы с братом знали о пожарах только по рассказам. И ничего другого наше воображение нам не подсказывало.
Нужную подшивку АА и Юля всё-таки откопали. После чего обе почти одновременно воскликнули весело: "Кто ищет, тот всегда…!"

ПРОВЕРКИ НА ВЫНОСЛИВОСТЬ И «ОГНЕТУШИТЕЛЬ»

Лакруз отмечал, что самая неуязвимая среди сотрудников была Гликерия Гавриловна. При этом ссылался на секретаршу, которая говорила про неё: «Попробуйте ущипнуть арбуз. Не получится. И даже если ухватите за хвостик,  удержите недолго – выскользнет».  В отличие от редактора, Гликерия, будучи её заместителем, могла выйти из любой самой невероятной ситуации, не роняя своего лица.
У неё было необычное хобби: с утра пораньше прямо с порога сообщать секретарше о своих болезнях, как бы устраивая своеобразные проверки чужой психики на прочность. И конечно Лакруз являлся постоянным свидетелем подобных разговоров в приёмной, и ему потом весь день казалось, что у него есть голова, которая болит, и спина, и ноги-руки, и другие страдающие части тела. Он видел, что у Анисьи Антиповны после этого надолго портилось настроение. Секретарша даже редактору жаловалась, что не может слушать доскональные сводки о состоянии здоровья Гликерии, особенно по утрам. И Лакруз вспоминал, как секретарша однажды, после очередного подробного повествования о болезнях,  раздражённо сказала Юле:
- Я в её 40 лет ещё влюблялась!
Юле в ту пору было только 22 года. И Лакруз видел, как не понимала она, что и в сорок лет можно влюбляться. Брат очень  любил отражать влюблённые лица! Но и он, и я ловили такие отражения  крайне редко…
В отличие от Гликерии, Бывшая свои болезни скрывала. Лакруз слышал, что Бывшая в далёком прошлом писала хорошие стихи. Я иногда отражалО её согбенную в три погибели фигуру. И не верилось, что почти полвека назад она имела определённый успех у мужчин и у кого-то чуть не увела мужа…  Лакруз ещё рассказывал, что на редакционных застольях она не забывала напоминать сотрудникам, что в пору молодости была алкоголичкой: не могла писать, не нащупав под столом "огнетушителя" с красным вином. Анисья Антиповна, услышав это от неё в первый раз, сильно удивилась. Но не тому, что Бывшая называла себя алкоголичкой, а тому, как сладостно она об этом рассказывала. Удивление скоро пропало после повторного её повествования о своём недостатке. Теперь, на склоне лет, Бывшая была занята "кормлением семьи", состоящей из субтильной дочки и двух крупных внуков. Носила по огромному пакету с продуктами в каждой руке и ещё дорожную сумку, тоже с продуктами, перекинутую через плечо. И я, ловя её отражение, удивлялОсь физической силе в преклонном возрасте. А секретарша то ли шутила, то ли язвила, что Бывшая замаливает грехи. Живя в одном дворе с Бывшей, Юля вечерами часто встречала её с этими тремя сумками. Однажды они увиделись после того, как Бывшей  сделали операцию в глазном отделении.
- И Вы продолжаете носить такие огромные сумки! – возмутилась Юля. - Любой врач скажет, что в Вашем положении это очень вредно!
На её слова Бывшая, даже не вздохнув, ответила: - А что делать, Юля? Семью кормить надо.
И, с трудом передвигая ноги, направилась к своему подъезду. А Юля, идя в другую сторону, подумала: "Неужели грехи были такие же тяжёлые, как и эти сумки?". 

ФЕДОРИНО ГОРЕ

Работал в редакции журналист, которого мы с Лакрузом прозвали Федорино Горе. Он после секретарши раньше всех приходил на работу. Склоняясь в виде вопросительного знака над кипой газет, он искал нужные экземпляры на стеллаже в приёмной. По этому вопросительному знаку Лакруз узнавал степень его трезвости. Брат от кого-то услышал выражение - "Блюз по понедельникам". Так говорят японцы, имея в виду похмелье. У Федориного Горя "блюз" бывал не только по понедельникам. Он неоднократно пытался в пьяном виде разговаривать с секретаршей. Но она, нисколько не церемонясь, напоминала ему о своей глубокой неприязни к пьющим людям. Однажды, когда Федорино Горе стал жаловаться на жизнь, АА рассказала ему притчу:
Бог вылепил из глины человека. Вдохнул в него жизнь. И вдруг увидел, что кусок глины ещё остался. Спрашивает у человека:
- Что тебе слепить?
- Слепи мне счастье, - отвечает человек.
Бог вертел, вертел, крутил, крутил, мял в руках этот кусок глины. Не получается. Тогда он в сердцах сказал человеку, отдавая кусок глины:
- Лепи своё счастье сам!
Федорино Горе ничего не сказал на это, и, как показалось Лакрузу, ничего и не понял в силу чрезмерной закруглённости своей вопросительной фигуры.
А в стенах редакции почти каждый день царило алкогольное веселье. АА очень скоро перестала посещать всякие застолья. Юля как-то спросила у неё, почему она не появляется на них хотя бы по праздникам. АА сердито ответила:
- Мне ходить на эти посиделки всё равно, что с моста в таз с цементом прыгать.
Лакруз рассказывал, как ему хотелось захохотать над этим выражением, потому что он живо представил немолодую секретаршу на высоком мосту, а внизу – таз с цементом и как она целится, чтобы прыгнуть в этот таз.
Секретарше было не по душе, что после двух-трёх раз общего чокания сотрудники начинали горячо выяснять отношения. Анисья Антиповна признавалась Юле, что делала попытки "облагородить" праздники. Упросила редактора купить магнитофон, чтобы утихомирить музыкой и танцами  нетрезвые словесные  потасовки. Но ничего из этого не вышло.
Козлом отпущения в застольных перепалках почти всегда бывал Федорино Горе. Его клевали и за плохо написанный материал, и за нерадивую жизнь с жёнами, и за появление в нетрезвом виде на каких-нибудь значительных городских мероприятиях. И припоминали, когда он, будучи редактором, с похмелья выставил из своего кабинета уважаемого в городе человека.  Федорино Горе, иногда мало соображая с утра, писал статьи, в которых цитировал несуществующие в войну лозунги: «Всё для Победы! Всё ДЛЯ врага!». Редактор делала столько поправок в его текстах, что  наборщица Матильда с трудом разбирала, что ей печатать, а что выбрасывать. И так как у ПП хобби было любовь к людям, она никак не могла взять грех на душу и отказать ему в работе. Но когда нахождение в нетрезвом состоянии значительно участилось, Федорино Горе не выдержал и уволился сам. И объяснил увольнение «творческим кризисом». И никто этому не удивился. Переживала только Пелагея Пантелеевна. Она не могла изменить своему хобби...

МЕТРАНПАЖ И ГИТАРА

Малопьющий метранпаж Фрол Филимонович, делая макет газеты,  всегда был озабочен своим огородом в 4 сотки. Я слышаО, что у себя в кабинете в большущем шкафу он хранил стеклянные банки самых разнообразных размеров. Они пригождались ему для засолки огурцов, помидоров  и   для   закатывания варенья. Этими продуктами он иногда угощал сослуживцев. Лакруз всякий раз умилялся, отражая при этом радостное лицо секретарши. Ей очень давно предлагали приобрести дураково поле бесплатно. Но она была далека от "земных дел" такого рода. И на эти предложения никогда не соглашалась. Но чужое варенье бесконечно любила. И аккуратно возвращала метранпажу опустошённую банку. И на будущий год терпеливо ждала такого же подарка. Лакруз рассказывал, что секретаршу баловали и другие сотрудники, когда у них бывал урожай на огурцы, яблоки, кабачки, реже – помидоры. Приносили укроп и петрушку. Она ни от чего не отказываясь, говорила, что всякое даяние – благо. Но экзотические подношения Фрола Филимоновича были гораздо интереснее. В прошлом сезоне он угощал её вареньем из резеды. 
В день празднования старого нового года во мне отразилось огорчённое лицо метранпажа, на котором было написано, что жена отругала его за долгое пребывание на дураковом поле. В кабинете редактора после обеда состоялось "веселье". Назавтра мы с Лакрузом поделились впечатлениями. Фрол Филимонович в тот вечер незаметно выпил больше обычной дозы. А потом пошёл в свой кабинет вполне резвой походкой. Но в темноте в его кабинете грандиозный шкаф преградил ему дорогу. Я слышалО, что этот шкаф давно покачивался на четырёх высоких непрочных ножках. В редакции раздался непередаваемый грохот от упавшего шкафа со всем его содержимым. Я отразилО всех, кто выскочил в холл, думая, что где-то началась бомбёжка. Фрол Филимонович остался цел чудом. Но он быстро забыл о падении шкафа.  Огорчался лишь тем, что пропала полезная тара. И усиленно банками начал опять запасаться. Но с тех пор осторожнее стал и выпивал ещё меньше. Тем более, что жена родила ему третьего ребёнка.
Знание английского языка очень украшало метранпажа. Он восемь лет преподавал его в школе. Секретарша часто мучила его просьбами о переводах английских текстов, которые иногда выскакивали в компьютерных иконках.
И было у Фрола Филимоновича ещё одно хобби - игра на шестиструнной гитаре. Вечерами, отдыхая на своём «дураковом поле», он разучивал классические пьесы на очень дорогом инструменте. А старенькую  гитару  держал  в  своём  кабинете. В конце рабочего дня он иногда заходил в приёмную, чтобы сыграть выученное произведение. Лакруз давно знал, что Анисья Антиповна не могла равнодушно видеть человека с гитарой. Метранпаж и секретарша представляли умилительную картину для Лакруза и особенно для посетителей, которые не могли понять, что тут происходит. НЕ доиграть пьесу до конца Фрол Филимонович мог при условии, если бы секретаршу хватила кондрашка. Но такого никогда не случалось, так как она чувствовала себя очень польщённой, что именно ей он показывал свои "выученные уроки". Рассказывая об этих концертах, Лакруз всегда начинал светиться, потому что тоже очень любил людей с гитарами.

ПИШУЧИК И БУХГАЛТЕР

У Пишучика была своя "игра". Он всегда принимал близко к сердцу происходящее. Его тонкий и резкий голосок то и дело раздавался во всех уголках редакции. Пишучик слыл самым лёгким на подъём и самым писучим журналистом. Порой выходила одна газета с тремя его статьями под разными именами. И он считал себя самым высокооплачиваемым сотрудником. Но  его материалам не хватало точности и солидности.
Всех забавляла его нелюбовь к богатеньким новым русским. По этому поводу Ефросинья Епифановна, наш бухгалтер, как-то поделилась анекдотом про то, как один человек долгое время просил у Бога возможности выиграть крупную сумму по лотерейному билету. Брату просящего это всё надоело. И он обратился к Господу с просьбой:
- Господи! Ну сделай так, чтобы он выиграл! Надоел уже всем своими мольбами!
А Бог отвечает:
- Да всегда пожалуйста, я помогу ему! Но пусть он хотя бы билет лотерейный купит!
Ефросинья Епифановна анекдоты рассказывала очень редко. Но могла сострить, например, по поводу своего предстоящего 50-летнего юбилея:
- Пришла работать в редакцию - мне было 23 года. Довели до того, что скоро уже пятьдесят стукнет...
Лакруз часто видел, как Ефросинья Епифановна вытирала руки чистой газетной бумагой без текста. Она была очень брезгливой и не пользовалась общим полотенцем, которое висело перед туалетом. Про её чистоплотность рассказывали всяческие байки. И в пыльные зеркала она никогда не смотрелась. И поэтому её отражение появлялось во мне только после того, как уборщица смахивала пыль с моего зеркального тела. А уборщица делала это почему-то крайне редко...
Пишучик иногда приходил в приёмную и в полном молчании долго листал свежие газеты. Или пытался  сообщать Анисье Антиповне про подлости и воровство новых русских. Тогда она просила его выйти, ссылаясь на конфиденциальный разговор по телефону. Лакруз рассказывал, что Пишучик и Частушкин несколько лет назад помогали тащить пианино на пятый этаж в квартиру Анисьи Антиповны. "Могла бы за одно это, - думалО я, - хоть весь день терпеть его присутствие в своей приёмной!".

СНОВА ЛЕОНИД АРХИПОВИЧ

Приближалась зима…  Мы с Лакрузом не любили это время года. В шубах, шапках, сапогах исчезала человеческая лёгкость. Отражать каждый день замёрзшие и покрасневшие от мороза лица было малоприятно. Мы всякий раз ждали  наступления весны. Хотя и её тоже не любили. Зимой я придумалО себе развлечение. Когда ко мне подходил симпатичный замёрзший человек, я посылалО ему с обратной стороны стекла хранящееся во мне дуновение тёплого лета. И человеку вдруг становилось теплее. Он тут же снимал шапку, расстёгивал шубу, потирал руки и на некоторое время забывал про уличный мороз. Конечно, это длилось всего две-три минуты. Но я всегда утешалО себя тем, что могу хоть как-то облегчить морозную жизнь хороших людей. Зимними ночами мой брат Лакруз охотно слушал рассказы о моей игре и радовался вместе со мной, если мне удавалось добиться почти летнего отражения.
…Раз в году Юля замещала  Анисью Антиповну, когда та отправлялась в отпуск. А в отпуск она уходила исключительно зимой, боясь самой страшной травмы в её возрасте: перелома шейки бедра. Анисья Антиповна столько наслушалась об этой травме, что опасалась выходить на улицу в тёмное зимнее время суток, и в отпуске весь месяц сидела дома, писала статьи, рассказы, стихи. Она всё время что-нибудь писала, говоря, что жизнь коротка, и надо поскорее сделать то, что умеешь. Лакруз иногда слышал, как в приёмной говорили о её стихах, о статьях про вечера джаза и поэзии или о рецензиях на вышедшие книги (по просьбе и без просьбы авторов)…
- Анисья Антиповна, Вы в отпуск зимой уходите. А куда зимой поедешь? И разве для писателя не имеет  значения количество впечатлений? – как-то спросила Юля.
Этот вопрос слышит входящий Леонид Архипович. И тут же отвечает:
- Богатство писателя зависит не от разнообразия впечатлений, а от широты его интроспекции, по-русски: самонаблюдения. Чем больший мир носит в себе писатель, тем обильней материал, питающий его творчество.
В разговор вступает Анисья Антиповна:
- Любишь ты, Лёня, иностранные слова. В каждом из нас живёт внутренний человек. Он и занимается самонаблюдением и самоанализом, пользуясь ими по обстоятельствам…
- А хотите, расскажу вам притчу? – спросил вдруг Леонид Архипович:
Лакруз обожал всякие байки, притчи, анекдоты и всегда пересказывал мне их очень подробно. У него была необъятная, редкая для небольшого зеркала память.
- Прохожий заинтересовался строительством, - начал Леонид Архипович. - Подошёл поближе и спрашивает у одного рабочего, который в тачке вёз кирпичи:
- Что ты тут делаешь?
- Не видишь разве, кирпичи вожу.
Прохожий подошёл ко второму рабочему, который тоже вёз кирпичи.
- А ты  что тут делаешь?
- На кусок хлеба зарабатываю.
Подошёл к третьему и задал ему тот же вопрос.
- Я храм возвожу, - ответил третий рабочий.
Лакруз вместе со всеми ждал продолжения. И Леонид Архипович сказал:
- Каждый из вас – един в трёх лицах: и кирпичи возит, и на жизнь ими зарабатывает, и храм строит. Храм – это всё, ЧТО вы пишете в газете…
А Леонид Архипович, глядя на Юлю, добавил:
- Но есть и ещё одна разновидность строителя, вроде Анисьи Антиповны: она ещё собственные храмы строит. И я её за это очень уважаю.
Анисья Антиповна посмотрела на него и грустно произнесла:
- Лессинг как-то сказал про похвалы: "Не почитайте нас высОко, а лучше почитайте нас!". Это про тебя, Лёня. Я свою книжку последнюю со стихами когда тебе подарила?
- Вот она, - сказал Леонид Архипович, улыбаясь, и вынул из внутреннего кармана куртки небольшую книжечку в оранжевом переплёте. – Обсудим по дороге?
Они собрались уходить. Но в приёмную, не забыв посмотреть на своё отражение во мне и оставшись довольным собой, вместе с редактором входит  Частушкин, и предупреждает ПП, что он завтра весь день будет на конференции. Потом начинает искать нужные газеты.
Юля идёт в кабинет за Пелагеей Пантелеевной. Забрав у неё подписанную газетную полосу, возвращается в приёмную. И видя, что ЛА ещё не ушёл, задаёт вопрос, который она обсуждала недавно со знакомым художником:
– А как вы думаете, что было в начале: слово или рисунок?
- В любом случае они были после музыки! – весело отвечает Анисья Антиповна. – Человек не умел говорить, но бессловесное его мычание, радостное или печальное, вполне, я думаю, походило на песню. Быть такого не может, чтобы в начале было слово! В начале была песня!
Леонид Архипович по-детски смеётся, потом говорит:
- Юля, Вы задали вопрос, похожий на "что было раньше, курица или яйцо?". Кстати, Вы уже решили, что было раньше?
- Конечно, курица! – отвечает она. – А потом, когда по каким-то причинам количество кур стало уменьшаться, Господь Бог поручил им нести яйца.
Частушкин засмеялся, хотя и не принимал участия в разговоре, выписывая что-то из газет.
- Хорошо тому, кто верит в Бога, - вздохнула АА. - На любой вопрос можно найти ответ….

ОБРАТНАЯ МУТАЦИЯ

За день до отъезда на сессию Юля пришла в приёмную, где её встретила хохочущая Анисья Антиповна. Когда появился Частушкин, невзыскательный любитель народного творчества, секретарша дала ему почитать четыре строчки, которые она  нашла в московской газете.
Перетрахал полдеревни,
Повели меня на суд -
Впереди гармонь играет,
Сзади трахнутых ведут.
Некоторые сотрудники пришли узнать, что же так насмешило их коллег? Прочитавшие стали делиться впечатлениями от возникающей в уме картинки, которая следовала из частушки. Это вызывало ещё больший смех. Мой младший брат Лакруз никак не мог понять, почему они так долго не могли остановиться от хохота. Позже я объяснилО, что означает незнакомое ему слово. Но он и тогда не понял, потому что ничего такого ни разу не отражалось в его поверхности. Я-то зеркало бывалое и любопытное и повидалО многое…
Частушкину - далеко за шестьдесят. Он очень давно некоторое время был редактором нашей газеты. Уже тогда Пелагея Пантелеевна, молодая девушка, любила выпить "пять капель", как она выражалась, и частенько опаздывала на работу. В годы борьбы за дисциплину ей очень сильно доставалось от тогдашнего редактора Частушкина. И когда через несколько лет наступило время ему ходить в подчинении у ПП обычным журналистом, она сначала не хотела брать его на работу. Но, страдая непобедимой любовью к людям, всё-таки сумела забыть прошлые обиды и включила его в число сотрудников. Она была чудесным человеком и, по всей видимости, поэтому -  слабохарактерным руководителем…
В течение дня  Анисья Антиповна частенько сокрушалась, что никогда не знает, куда запропастилась редактор. И что отвечать тем, кому она бывает необходима? Пелагея Пантелеевна не имела обыкновения добровольно сообщать секретарше о своих намерениях. И та порой кричала ей уже вдогонку:
- Пелагея Пантелеевна, ты назначила встречу с Василием Подковкиным! Как ему объяснить твоё отсутствие?
- Скажи, что меня срочно вызвали в мэрию.
И Лакруз видел, как  глубокий пенсионер Василий Подковкин с завидным упорством более часа дожидался аудиенции. АА поначалу с ним заводила беседы. Но когда поняла, что у Подковкина, видимо, не всё в порядке с психикой, перестала с ним разговаривать.
Однажды он в связи с сокращением его статьи в пылу гнева обозвал всех сотрудников редакции сволочами и дураками. Сотрудники подали на него в суд за оскорбление словом. Но он извинился, и дело в суде не разбиралось. А Пелагея Пантелеевна стала от него прятаться, запираясь в кабинете, и не выходила до тех пор, пока он не покидал приёмную. Но по прошествии некоторого времени она снова принимала его материалы, потому что, как ни странно, они были вполне толковыми и содержали аргументированные возражения некоторым нашим борзым писакам – тоже внештатным корреспондентам. Любви к людям у Пелагеи Пантелеевны было в неограниченном количестве!
В редакцию изредка наведывался и другой автор – Эдвард  Политологов.  Он   написал   две книги: о психологических аспектах власти и о распространении зла на планете. Анисья Антиповна по его просьбе даже отрецензировала в статье для нашей газеты его последнюю книгу. Гликерия Гавриловна называла его и сумасшедшим, и надоедливым, и даже недалёким. Но он не сдавался, тем более, что таковым не был. И продолжал приносить в редакцию свои материалы и настаивать на их публикациях. АА говорила, что статьи Политологова достаточно интересны. Я зналО, что она напрасно ничего не скажет.
Эдвард в 70-х годах слыл диссидентом. Ему даже пришлось в те годы закопать рукопись своей книги. Она пролежала в земле несколько лет. А когда пришли времена  явного вольнодумства, он откопал рукопись и по ней издал первую книгу. Кроме творчества Эдвард увлекался китайской борьбой и философией. И мне было приятно отражать в себе этого сорокалетнего подтянутого и энергичного человека. Он почти всегда находился в хорошем расположении духа и улыбался своему отражению.
Но самым беспокойным из авторов газеты был Григорий Глазкин. Он так и мелькал мимо зеркала, довольно часто переходя из тихого состояния в буйное. Его отличала странная особенность, свойственная очень немногим людям: он мог стоять напротив своего отражения, но себя не видеть. Его крик стоял на втором и третьем этажах редакции одновременно. Поначалу все сотрудники высовывались из дверей кабинетов, чтобы посмотреть, кто так тревожит наше болото? Но довольно быстро  привыкли.  И уже каждый, слыша крик и порой даже мат Григория, говорил себе: "Опять Глазкину статью сократили". В отличие от Подковкина, Глазкин приносил очень длинные материалы. «Гражданское общество» - так назывался вкладыш, который Глазкин с боем пристраивал не за свои деньги в нашу газету. «Будущее России: диалог власти и общества» - одна из последних статей была снова такой длинной, что редактор как всегда её «урезала». За этим последовал очередной скандал, после которого Пелагея Пантелеевна и Гликерия Гавриловна опять  возбуждённо клялись друг другу и секретарше, что на порог Глазкина больше не пустят. Некоторое время Анисья Антиповна  верила, но потом убедилась, что их клятвенные заверения ничего не стоят. Всё равно у ПП победит великая любовь к людям. И новые материалы у Григория возьмут.
И потом Анисья Антиповна после очередного боя руководителей с Глазкиным стала говорить им обеим: 
- Ещё месяц назад вы клялись ничего не печатать. А ведь печатаете.
А они, не обращая внимания на её слова, обе отправлялись успокаиваться «пятью каплями» в чайную комнату.
И всё шло по-прежнему, до следующих криков Глазкина.
Я всякий раз очень плохо реагировалО на приход Григория. Пока он скандалил, и бегал мимо своего отражения, никто не подходил к зеркалу. Но однажды и от него была польза: он спугнул своим криком двоих подозрительных молодых людей, которые неизвестно кого ждали в холле перед входом в приёмную.
Лакруз рассказывал ещё про одного посетителя, которого Пелагея Пантелеевна как-то  неосторожно опубликовала. Он принёс новую мистическую статью. Писал о каких-то невидимых злых силах, преследующих всех людей, про какое-то облако, которое окутывает и заслоняет ему мир, о каких-то великанах, что с неба целятся из лука в него и в окружающих… Мы жалели Анисью Антиповну, которой приходилось с такими, мягко говоря, чудиками общаться. Мой брат слышал однажды, как после ухода одного такого чудика, Леонид Архипович рассказывал Юле и Анисье Антиповне про реверсию - обратную мутацию, то есть переход мутировавшего гена в исходный, или дикий, тип. Если это происходит, то возникают люди, похожие на тех, которые досаждают редактору своими нелепыми идеями. Таких людей Ницше считал потомками прошлых культур, своеобразным атавизмом жившего когда-то народа и его цивилизации. Они кажутся непонятными, необычными, а иногда бывают и агрессивными, вынужденными оберегать энергию прошлой культуры от враждебного и чужого им нашего мира. По мнению Ницше, именно такие люди становятся сумасшедшими, чудаками и даже великими, если только до этого не погибнут…
 Действительно, я не один раз слышалО, как «пришельцы» почти всегда громко возмущаются, что в редакции их не понимают и поэтому не хотят публиковать их статьи. 
Анисья Антиповна и Юля потом некоторое время обсуждали сообщение Леонида Архиповича и среди своих знакомых тоже нашли несколько «потомков прошлых культур». Но Лакруз видел, что секретарша не стала спокойнее реагировать на подобные агрессивные нашествия…

ЯГОДА, КОТОРУЮ НАДО БЫЛО СЪЕСТЬ

Анисья Антиповна долго считала Гликерию Гавриловну неуязвимой. Но за много лет совместной работы волей-неволей тайное становилось явным. И арбуз всё-таки удалось удержать за хвостик. А там, где хвостик, там и всё остальное. Кстати, секретарша была удивлена, когда случайно прочла в энциклопедии, что арбуз вовсе и не плод, а ягода. «Ничего себе ягодка!» - восторгалась Анисья Антиповна всякий раз, проходя по базару мимо арбузов килограммов по десять весом. Не так-то просто съесть за один присест!
  Секретарша долгое время думала, что она одна не питает симпатии по отношению к Гликерии. Но со временем, замечая, как агрессивно многие сотрудники воспринимают общение с ней (это настолько бросалось в глаза, что можно было и не вникать в суть конфликта), поняла, что АА не одинока в своей неприязни.
Самое главное, что мешало секретарше вступать хоть в какие-то человеческие отношения с Гликерией, это неумение последней слЫшать и слУшать собеседника. ГГ была уверена, что в спорных вопросах сначала нужно слушать то, что скажет она. С этим АА соглашалась, так как заместитель редактора это не дворник. Но предполагаемого диалога никогда не получалось. Мой брат Лакруз частенько слышал, что любое возражение Гликерия прерывала на полуслове и вставить фразу было почти невозможно.
Отполированная в своё время коммунистами, Гликерия, как говорила секретарша, была заложницей своего прошлого. Но редакционный народ не желал принимать это в расчёт, а даже напротив: её коммунистическое прошлое только отягчало неприятие ГГ как человека, а заодно и как заместителя редактора.
Мы с братом поняли, что Гликерия хотела властного решения всех вопросов. А народ не поддавался, так как привык к мягкому и бесшабашному проявлению власти Пелагеей Пантелеевной.
Испытывая антипатию к Гликерии, секретарша между тем изредка соглашалась с её справедливыми нареканиями в адрес корректоров, наборщицы или Дементия. Ошибки и небрежность были настолько вопиющими, что за это действительно следовало наказывать. Мы с братом всё же думали, что если бы не отталкивающие человеческие качества Гликерии Гавриловны, к её жёсткому правлению сотрудники рано или поздно привыкли бы...
Лакруз говорил, что до её прихода в редакцию всё обсуждалось всенародно. А она добилась «всенародной» неприязни, кулуарно настраивая редактора против коллектива и коллектив против редактора.
Пелагея Пантелеевна была чрезмерно мягким руководителем, очень часто в ущерб делам редакции, зато она была замечательной сердечной женщиной. Лакруз слышал однажды, как Анисья Антиповна говорила, что не может  совместить плохого человека и хорошего редактора. И понимала, как тяжело хорошему человеку быть хорошим редактором, голосуя несколько лет назад вместе с коллективом за Пелагею Пантелеевну. Но твёрдо решила сразу уволиться, если вдруг Гликерия придёт к власти. Это никого не удивляло, особенно тех, кто тоже собирался уйти в случае такого расклада.
Подобные разговоры слегка поутихли после одного легендарного собрания в редакции. Речь шла об Обществе с ограниченной ответственностью. Когда сотрудники это общество создавали, они мало что понимали в его структуре и методах работы. Но когда стало очевидным стремление Гликерии быть редактором,  многие начали дотошно изучать «Закон об ООО». Анисья Антиповна честно признавалась, что сколько ни пыталась одолеть редакционный Устав, не могла понять специфического юридического языка. Лакруз слышал, как АА зачитывала в присутствии Бывшей фразу из Устава ООО: «Каждый участник общества имеет на Общем собрании участников общества число голосов, пропорциональное его доле в уставном капитале общества». Бывшая только отмахнулась, и никто из сотрудников не смог объяснить, что это означает. Пришлось спрашивать у знакомого юриста. У присутствовавшего на собрании другого юриста ещё раз уточнили смысл этой фразы для тех, кто невнимательно познакомился с Уставом. Из неё следовало, что нового редактора в ООО будут выбирать, голосуя не руками, а процентами!
Вырисовывалась картина, для коллектива нерадостная. Проценты заранее были распределены так, что после ухода ПП, Гликерия могла стать редактором! И если бы не доскональное изучение Закона, все бы так и полагали, что голосование будет проходить, как и раньше, – руками. И давно было понятно, что подавляющее большинство проголосует против ГГ. А тут оказалось, что, чем больше процентов у сторонников Гликерии, тем больше у неё шансов быть избранной на вожделенную должность редактора!
И тогда коллектив постановил: поделить между участниками «гуляющие» проценты после выхода из ООО большого начальника, не дожидаясь инвесторов, о которых туманно толковала ГГ. Более того, своё стремление в редакторы она попыталась подкрепить приёмом в члены ООО Фру-Фру (своей подруги). Коллектив, понимая, что это будут лишние проценты в её пользу в случае выборов, агрессивно объединился. И даже всегда осторожный Пишучик прямо высказал своё мнение по поводу  сомнительного приёма нового члена. И на собрании все, кроме редактора Пелагеи Пантелеевны, единогласно «съели» Гликерию, не приняв Фру-Фру, чем усложнили ГГ путь к редакторству.
К моменту собрания Пелагея Пантелеевна ещё возглавляла редакцию. И хотя сотрудники надеялись, что уйдёт она не скоро, всё же решили застраховать себя от возможного прихода к власти Гликерии. А дальше, как говорится, что Бог даст.
Никого не пугало, что если Гликерию не выберут, возглавлять редакцию придёт кто-то «с улицы». Никто в коллективе не руководствовался шекспировским мудрым девизом: «Мириться лучше со знакомым злом, чем бегством к незнакомому стремиться». «Народ» по-русски, без оглядки на будущее, решил потушить зло в самом зародыше.
Кроме Гликерии хотели подавать документы Пишучик и Фрол. Но эти кандидатуры никем всерьёз не рассматривались.
Лакруз рассказывал мне, как люди радовались победе, восклицая: «Наша взяла!», «Но пасаран!», «Хватит нас считать баранами!». А по поводу Фру-Фру говорили, что  если бы она не была подругой Гликерии, то может, её и приняли бы.
А мы с братом некоторое время коротали ночные часы разговорами о возможном будущем редакции.

ДОКТОР ЧЕЧКИН, ЛИКЁР И ЭЛЕКТРОННАЯ ЛЮБОВЬ

…И вот Юля сидит в секретарском кресле. За окном декабрь. В приёмной, как и во всех комнатах, очень холодно, потому что несколько лет плохо работает паровое отопление. Даже никогда не мёрзнущая полнокровная Пелагея Пантелеевна выходит их кабинета со словами: 
- Так холодно, что аж ручки закочурились, - и начинает рассказывать, что опять приходится вести войну по поводу выплаты денежного долга частной фирмой, которая занимается распространением нашей газеты. ПП ищет номер телефона директора этой фирмы. С Юлиной помощью она его находит, но телефон не отвечает.
- Надо же! А ведь только что откуда-то звонил, зараза страшная!
Лакруз безмолвно смеётся вместе с Юлей, услышав такое словосочетание, но озабоченная и расстроенная Пелагея Пантелеевна идёт из приёмной в чайную комнату, где в любое время можно полечиться от огорчения «пятью каплями». А Лакруз вспомнил, как однажды знакомый  подарил Анисье Антиповне бутылку изысканного иностранного дорогого ликёра. Она хотела взять его домой, чтобы угостить мужа. Но в сумку высокая бутылка не вмещалась. АА оставила её в приёмной на полочке под своим столом. А утром не нашла подаренного ликёра. Стала спрашивать у редакционного народа, кто взял подарок. И Пелагея Пантелеевна сказала, что, зная непьющую Анисью Антиповну, решила, что этот ликёр предназначается ей. И вечером некоторые любители «пяти капель» дружно выпили вкусный, наверное, напиток. 
…Остальные спасались от холода в помещениях кто, как мог. Многие хотели бы оторвать руки и ноги проектировщикам и архитекторам, строившим наше здание. В нём были огромные окна с металлическими рамами, которые в летние месяцы солнце раскаляло с утра до вечера. И летом
сотрудники изнывали от жары. Лакруз слышал не раз, как АА настаивала на покупке вентиляторов, пока бухгалтер не согласилась выделить деньги.  А зимой рамы и стёкла становились такими холодными, что никакое паровое отопление не могло бы согреть воздух в комнатах.
Одному Пишучику было всё нипочём, он почти до самого лета ходил по редакции в толстой, похожей на ватник, куртке. Анисья Антиповна сидела в валенках. А когда нужно было "выйти в люди", снимала их и надевала стоящие под столом туфли. Морозоустойчивая Гликерия курила в кабинете, не закрывая в нём окно даже зимой. АА круглый год, особенно в зимнее время, боролась с её распахнутой дверью, откуда, кроме холода, в приёмную проникал и табачный дым. Сама АА выходила курить на лестничную площадку, понимая, что пожилых "прихожан" (так она называла посетителей) может раздражать запах дыма там, где им иногда приходится сидеть в ожидании редактора.
…Секретарское место привлекало Юлю электронной почтой. Она, не имея выхода в интернет на своём компьютере, отводила душу на компьютере АА, пока та была в отпуске. В свободные часы Юля забавлялась тем, что затевала переписку с разными людьми.
В первый день её работы в приёмной с утра пришёл в гости к Пелагее Пантелеевне доктор наук Чечкин. Он поздоровался с Юлией и по её приглашению прошёл в кабинет ПП, которая ненадолго вышла. Чечкин был мастером на все руки: писал частушки и брал интервью, публиковал в разных местах свои сказки и юморески, переводил с подстрочником Авиценну и описывал учёные конференции. Этот образованный малопьющий и всегда интеллигентно улыбающийся 65-летний мужчина после развода с женой жил, где придётся. Он каким-то образом оказался в нашем городе и застрял в нём, похоже, навсегда.
Доктор Чечкин принёс "гостинец", как делали некоторые авторы после публикации в нашей газете. Лакруз давно заметил, что редактор не сразу бежит садиться за стол, а пытается создать иллюзию глубокой занятости. И сколько раз уже было: на столе у неё в кабинете всё стоит и все сидят за столом и ждут, пока ПП соизволит присоединиться к коллективу. Пришли попробовать гостинец СС и ГГ. И на этот раз  ПП  вкатилась в приёмную с газетной полосой и, сев возле Юлиного стола, стала её читать, с чем могла бы и не спешить.  Чечкин от долгого  ожидания    занервничал  и выглянул в приёмную. Не выдержав, вышла из кабинета Степанида Спиридоновна и, обращаясь к редактору, смеясь, сказала:
- Пойдём, Пантелеевна, уже давно всё нОлито.
Непьющую секретаршу не приглашали. Но если кто-то приносил торт, я всегда слышалО, как Пелагея Пантелеевна, зная пристрастие АА к сладостям, говорила сидящим за столом: «Оставьте Анисье кусок тортика!».
…После обеда к ПП пришли на приём без телефонного звонка вполне интеллигентные незнакомые «просители». Она выходит из кабинета, и я слышу, как Юля ей говорит: «Вот, Пелагея Пантелеевна, к Вам посетители». У редактора в руках щипцы для завивки волос. Она удручённо смотрит на совершенно незнакомых мужчин и, помахивая щипцами у них перед носом, сокрушённо изрекает:
- Ну вот, а я накрутить волосы хотела…
 В день возвращения Анисьи Антиповны из отпуска, произошёл казус с электронной почтой. Известный в городе молодой бизнесмен, прочтя табличку на двери приёмной и увидев Юлю, симпатичную девушку в кресле секретаря, решил, что она и есть Анисья Антиповна. На следующий день он написал Юле завлекающее письмо, не зная, что на её  месте уже сидит секретарша, вышедшая из отпуска. АА, не сообразив в чём дело, ответила ему и активно подыгрывала около недели. А когда выяснилось, что он проявлял интерес к Юле, а не к ней, АА очень расстроилась. Она ещё неделю отходила от огорчения, а потом, поделившись с Юлей этой историей, пообещала, что если бизнесмен появится в редакции, она ему споёт сцену письма Татьяны из оперы "Евгений Онегин". И запела, на слух Лакруза, очень неплохо: "Я к Вам пишу, чего же боле, что я могу ещё сказать? Теперь я знаю: в Вашей воле меня презреньем наказать…". Но бизнесмен как в воду канул. А Юля с Анисьей Антиповной придумали формулу: "ФлиртАм все возрасты покорны!", которая в особой степени относилась к Матильде Митрофановне.
Правда, сама секретарша с юности, а теперь уже в зрелом возрасте любила повторять другую «формулу», вычитав её в стихах поэтессы Маши Маховой из города Иваново:
     "Я не сдамся этим детям,
     Я не сдохну в этом быте…"

Я ВАС ЛЮБЛЮ

Однажды секретарша услышала по радио призыв, в котором предлагалось всем людям земного шара ровно в 12 часов дня объясняться друг другу в любви. И стала говорить заходящим в это время в приёмную сотрудникам: "Я вас люблю". И началось! Реакция у всех была разная. Ефросинья Епифановна - бухгалтер - после слов о любви обращавшейся к ней Анисьи Антиповны  хладнокровно спросила:  - "А что надо?". Когда секретарша призналась в любви Пишучику, тот почему-то ответил: «А я знаю». Бывшая перепугалась и задала панический вопрос: "А что случилось?!". Федорино Горе  оторопел. И только  Пелагея Пандеевна и метранпаж Фрол Филимонович сразу всё поняли и весело отвечали: "И я вас люблю". На высоте в этом хорошем спектакле неожиданно оказалась и Гликерия Гавриловна. Однажды в 12 часов, проходя в свой кабинет, она сказала Юле и секретарше: "Я вас люблю". "И мы тоже!" – воскликнули они дружно. Находившийся в приёмной посетитель вряд ли понял, в чём суть дела.
    Признаваться в любви "прихожанам" никто не решался, кроме Матильды. Она кричала посетителям, появлявшимся ровно в 12 часов,  про любовь на весь холл. И когда они выражали крайнее удивление, объясняла, почему она так говорит. Одни озадачивались, другим это нравилось, а третьи вообще в силу крайне преклонного возраста (они, как известно, составляют основной контингент посещающих редакцию) вообще не понимали, о чём идёт речь.
Матильда, не обезображенная интеллектом, вносила живую струю в отношения между сотрудниками и посетителями. Имея импульсивный характер, она говорила, что думает. И в журналистском равнодушном и даже враждебном отношении к людям (что Лакруза поначалу крайне коробило и потрясало)  её  экспансивность пробивала брешь и напоминала, что журналисты - не надутые писаки, а такие же люди, как и те, кто к ним приходит за помощью и советом. Особенно выделялась отстранённостью от просящих Бывшая. Она встречала любого пришедшего, как врага. Видимо, за много лет работы журналисткой у неё атрофировалось умение отличать отчаявшихся просителей от жалобщиков. У Пелагеи Пантелеевны была другая крайность: она бросалась помогать почти каждому. Даже тем, у кого были явные клинические отклонения от нормы.
Но самое горячее время в редакции нашей газеты начинается, когда проходит предвыборная кампания. В зеркала смотреться некогда. Кандидаты в какие-нибудь депутаты, без сна и отдыха прорываясь к власти, не дают покоя и редактору. Лакруз рассказывал, как в один из таких дней Фрол Филимонович встретил ПП словами:
- Пелагея Пантелеевна, у Вас такой вид, как будто Вы от кого-то 20 км бежали!
- С ума можно сдохнуть от такой жизни! – на ходу ответила она ему.
И успевает сказать секретарше так же скороговоркой, что она вчера на даче готовилась к дождю, закрывала окна, боясь бури. Но дождь был хороший, бури не было, и она ОДНА С СОБОЙ выпила «пять капель и закусила колбаской с маленьким сальцем».
Но всё-таки предвыборная кампания не затмевает дела текущие. Мимо меня в приёмную несётся Пишучик. И там начинает рассказывать стоящей у окна Пелагее Пантелеевне об одинокой женщине, у которой трое детей от разных мужей.  Он с глубоким чувством оценивает тяжёлую ситуацию в этой семье. ПП, не дослушав, испуганно восклицает: - "Что, ни одного отца нет?!". Потом подходит к секретарскому столу, берёт лежащую на нём пластмассовую линейку и пытается применить её как ложку для обуви. Линейка, не предназначенная для такой цели, ломается. Секретарша почти со слезами смотрит на итог усилий начальника и восклицает:
- Пелагея Пантелеевна, у меня же есть ложечка для обуви!
Линейка прослужила лет двадцать, и никто не пользовался ею таким образом. Лакруз давно знал, как Анисья Антиповна, три десятилетия работая секретарём, любила обставлять своё рабочее место: она могла несколько дней заходить в магазины канцтоваров, дожидаясь, когда появится в продаже какой-то необыкновенный автоматический карандаш, очень удобный в пользовании. А у этой линейки вообще была особая история. Её подарила секретарше известная московская поэтесса. На одном конце был выгравирован её личный экслибрис, который можно было рассмотреть только сквозь лупу. Кусочек покалеченной линейки с этим экслибрисом и оказался отломанным в туфле редактора.
А Пелагея Пантелеевна тут же обращает внимание на новую кофточку, которую секретарша опять связала своими руками. Нитки подобраны по принципу радуги, и кофточка выглядит довольно красиво. Юля изумляется вслух тому, когда АА успевает вязать, будучи и женой, и бабушкой, и литератором. На что та отвечает, что вяжет только перед телевизором и уточняет:
- Его ведь тоже надо иногда смотреть, особенно канал "Культура": там не показывают осточертевшую рекламу, и американская кровь с экрана реже льётся…
Корректор Таисия Тихоновна, ненадолго задержавшаяся возле меня у своего отражения, оказавшись в приёмной, слышит разговор и вздыхает:
- А у меня руки не тем концом связаны, - имея в виду, что она не умеет вязать. И добавляет: - Скорее бы домой, а то уже глазки не показывают и ручки-ножки не пишут.
В конце рабочего дня опять приходят "гости" и чайная комната наполняется весёлым оживлением людей, предвкушающих удовольствие.

ЗАРАЗНАЯ БОЛЕЗНЬ

А назавтра АА в который уже раз не может найти общую связку ключей. На ней был ключ от сервера, стоящего в комнате Матильды Митрофановны, а также ключ от чайной комнаты, где расположен сигнальный пульт. Секретарша не может включить сервер и не может отключить сданную сигнализацию. К 10 часам приходит Гликерия Гавриловна, которая вчера вечером тоже сидела в чайной комнате. Но про ключи она ничего не знает. Секретарша ждёт прихода редактора,  как обычно появляющуюся не раньше 12 часов дня. Но ключей нет и у неё. И снова начинаются поиски, ни к чему не приводящие. А без сервера все компьютеры не имеют доступа друг к другу, не включается интернет и не работает электронная почта. Полдня редакционный народ слонялся мимо меня почти без дела. Дементий Демьянович, решив повеселить на перекуре и без того весёлых сотрудников, рассказал понравившийся ему анекдот, услышанный в передаче "Белый попугай":
«Зебра забрела в коровник. Ходит и спрашивает:
- Ты кто?
- Корова.
- А что ты делаешь?
- Даю молоко. А потом люди из него делают всякие продукты.
Расспросила всех коров. Вдруг видит быка.
- А ты кто? - спрашивает зебра.
- Я - бык-производитель.
- А ты что делаешь?
- Снимай пижаму, покажу!»
Дружный смех на лестничной клетке встречает Матильду, идущую на работу. Она своим личным ключом открывает свою комнату и включает сервер.
…Потеря ключей стала отличительной традицией нашей редакции. Самое интересное, что это   случалось не только после принятия «пяти капель». За несколько лет многочисленные потери набили такую оскомину Анисье Антиповне, что она стала опасаться заразиться общей "болезнью". Лакруз рассказал мне, как недавно, боясь потерять собственную связку ключей, АА положила в свой карман лежащую на секретарском столе чужую, принимая её за свою. Пропажу искали до тех пор, пока сама АА ближе к обеду не обнаружила эту связку в своём кармане. Пелагея Пантелеевна, не взирая на то, что сама чаще всех теряла редакционные ключи, искренне и сердито отреагировала:
- Неужели все ключи такие одинаковые?!
Анисья Антиповна ещё ни разу не теряла ключей. Но дурной пример заразителен. И она поддалась этой общей  болезни безответственности, правда, со своим, поэтическим диагнозом.
Очередная пропажа как всегда приводила к тому, что новые ключи для общей связки заказывались за счёт редакции. Однажды мы с Лакрузом обсуждали этот совсем не смешной факт и сошлись на том, что если бы потерявшие заказывали ключи за деньги из собственного кармана, ключи никуда бы не исчезали…
   
ЖИВАЯ ЖЕЛЕЗЯКА

В любом сообществе всегда находится свой «гений» - человек с более выдающимися способностями, чем все остальные. У нас гением слыл фотограф Дементий Демьянович. Он был единственным в редакции сотрудником, кто имел представление о сложных компьютерных программах. Поначалу он и занимался «компьютеризацией всей редакции». Но когда через некоторое время вместо одного компьютера их появилось несколько, Дементий уже был не в состоянии обслуживать такое количество сложной техники. В солидных  учреждениях для этой цели содержат системного администратора - сисадмина. Редактор ссылалась на то, что сисадмин – очень дорогая профессия, и потому наша редакция не может себе этого позволить. И каждый сотрудник боролся с компьютером как мог. Секретарша приручала свою «железяку» с помощью многочисленных друзей.   
А на примере редакционного фотографа Анисья Антиповна впервые увидела, каким сомнамбулой делают человека компьютерные игры. Лакруз говорил, что она рассказывала Юле, как однажды вошла в кабинет Дементия Демьяновича и услышала звуки, непередаваемые никаким человеческим способом. Фотограф сидел, как приклеенный к экрану, на котором со страшной быстротой мелькали ужасные виртуальные животные! Он посмотрел на Анисью Антиповну таким потусторонним взглядом, что она в трепете поспешно закрыла за собой дверь!…
АА первая в редакции стала работать на первом компьютере. Но сначала долго упиралась, точно так же, как упиралась, когда ей в НИИ, где она до редакции тоже служила секретаршей, предложили электрическую пишущую машинку. Дружба с привычным и страх перед неизведанным пытались победить в схватке с прогрессом. К машинке Анисья Антиповна привыкла достаточно быстро, а вот с компьютером дело обстояло гораздо сложнее. Благо, в редакции арендовало помещение рекламное агентство «Кувшинка», а там работали мастера, для которых компьютер уже стал и художником, и почтовым отделением, и музыкальным центром…
Первое время, как рассказывал Лакруз, она то и дело не давала спокойно жить «гению» Дементию, без иронии называя его своим Учителем, а также сотрудникам агентства. Его директор, теперь живущий в Америке, когда-то  помог секретарше издать компьютерным способом поэтическую книгу, по которой Анисью Антиповну приняли в Союз писателей России. Преимущество перед пишущей машинкой было настолько очевидным, что со временем АА стала относиться к компьютеру, как к живому существу. И однажды Лакруз услышал, как она с улыбкой сказала Юле:
- Смотри, как равномерно мигает курсор. У меня всякий раз такое ощущение, что это бьётся компьютерное сердце… Но  бьётся  оно   гораздо медленнее человеческого. Я проверяла по своему пульсу…
- Анисья Антиповна, вы кругом видите поэзию! – сказала Юля, а Лакруз безмолвно поддержал её.
- А разве это не так? – задумчиво произнесла  АА.
С тех пор мой брат часто рассказывал мне о дружеских сражениях, которые выдерживала секретарша со своим компьютером. Она то хвалила его, то ругала, то умоляла помочь произвести какую-нибудь сложную операцию. Лакруз не переставал удивляться, как можно так искренне любить какую-то железяку? Но так привык к такому отношению Анисьи Антиповны к агрегату, что и сам начал думать о нём, как о живом существе. Несколько лент назад я виделО, как в холле  распаковывали металлическую серую голову на короткой шее с тёмным квадратным лицом и вытянутым затылком. Она показалась мне страшноватой и уродливой. А на более важную деталь - тоже  серую прямоугольную коробку, прилагавшуюся к голове, я и внимания не обратилО. Но долгие, захватывающие ночные рассказы Лакруза о возможностях компьютера всё больше и больше склоняли меня в сторону симпатии к этой железяке. Тем более, что она была первопроходцем в редакцию. Потом появились ещё несколько компьютеров, но они уже не воспринимались как что-то невиданное.

ПРЕЛЮДИЯ К ФИНАЛУ

Незнакомые молодые люди продолжали изредка появляться в редакции, сидели перед приёмной и как будто кого-то ждали. АА,  видя их, всегда спрашивала, что им здесь нужно. Они отвечали что-нибудь невразумительное и уходили из холла. А через несколько дней появлялись уже другие, как мне казалось, неуловимо похожие на исчезнувших. Что-то мошенническое чувствовалось в их нежелании смотреть на своё отражение. И однажды у Матильды из комнаты украли сумку, в которой были документы и деньги. Она, спускаясь на второй этаж, никогда не закрывала свою дверь на ключ. Ночью, поделившись с Лакрузом случившимся, мы в который раз погоревали, что помочь сотрудникам ничем не можем. Вспомнили также о том, что был период, когда из туалета редакции кто-то постоянно вывинчивал лампочки, исчезали рулончики туалетной бумаги, а также туалетное мыло, которое уборщица поутру клала на раковину. Однажды мыло исчезло спустя три минуты, как его туда положили. Никого постороннего за эти три минуты я не виделО. Анисья Антиповна после этого случая рассвирепела и возмущалась до самого вечера. Назавтра отнесла в туалет новый кусок мыла со словами:
- Будем класть мыло до тех пор, пока тот, кто его таскает, не наберёт полный мешок!
Ей было предложено повесить записку рядом с куском мыла с грубым содержанием. Но она написала: «Мыло для ВСЕХ сотрудников редакции! Домой брать его низззя!».
Хотя это и мелочи, но между собой все строили разные предположения. Ясно было одно, что за мылом, лампочками и туалетной бумагой воришка с улицы ходить не будет. А вот за кошельками и сумками, которые продолжали пропадать,  охотился скорее всего вор профессиональный. Из кабинета Гликерии исчез плеер А потом украли из чайной комнаты тостер.
Однажды милиционеры привели какого-то жалкого юношу лет шестнадцати. Он лепетал что-то нечленораздельное на их вопросы. Я ни разу не виделО его отражения. Похоже, что он вообще никогда не бывал в нашей редакции, а почему-то наговаривал на себя, что украл здесь кошелёк.
После нескольких случаев сотрудники стали закрывать свои комнаты на ключ, уходя даже ненадолго. А странные молодые люди продолжали изредка появляться в холле редакции. Я иногда рассказывалО Лакрузу, что во мне мимолётно отражаются то кепка, то рука кого-то из них, но никогда - лица. Это длилось около года. Потом «злодеи» надолго исчезли. Сотрудники успокоились. А мы с братом жили с ощущением, что непременно должно было что-то произойти. Но ни я, ни Лакруз не предполагали, что наши подозрения окажутся обоснованными.

ПОСЛЕДНИЙ ВИЗИТ ЛЕОНИДА АРХИПОВИЧА

После того, как бывшего нашего редактора Юрия Шибко попросили из солидной фирмы, он стал частенько наведываться в редакцию. А Федорино Горе иногда вместе с ним тратил на «блюзы по понедельникам» и деньги и душу. Наш бухгалтер Ефросинья Епифановна порой давала ему небольшую сумму, что возмущало Анисью Антиповну и нас с Лакрузом. Однажды на просьбы Федориного Горя секретарша ответила:
- На хлеб отдам тебе последнюю копейку. А на водку и не проси!
Сегодня ночью Лакруз рассказал мне, как вчера утром Леонид Архипович  вошёл в приёмную, где уже сидела Юля, дожидаясь Пелагею Пантелеевну.
- Анисья Антиповна, я хочу тебе подарить приветливую маску. Будешь носить? – с порога проговорил он.
АА с улыбкой смотрела на него, ожидая продолжения.
- Когда я захожу в приёмную, ты встречаешь меня как самого дорогого гостя. А в прошлое моё посещение мне запомнилось, как ты сердито посмотрела на вашего бывшего сотрудника. А мне кажется, что и на него ты должна смотреть так же, как и на меня.
- Не могла я на него смотреть, как на тебя. Он был под шофэ.
- Я тоже иногда по праздникам выпиваю… Но знаете ли вы, милые дамы, почему некоторые так много пьют? А потому, что они пьют и за тех, кто вообще не употребляет крепких напитков. Или почему, например, монахи постоянно находятся в молитве? Потому что они молятся и за тех, кто не умеет или не хочет молиться…
- Монахам, конечно, спасибо, - серьёзно сказала АА.
Он, видя, что АА не хочет поддержать разговор на эту тему, проговорил:
- А я тебе обещанное принёс, - сказал он, доставая  книгу.
- Можно посмотреть? – спросила Юля.
Он подал ей томик.
- "Жанна д'Арк" Мария Йозефа Крук фон Потурцин, - прочла вслух Юля. - Перевод с немецкого.
- Я три книги прочёл о Жанне д'Арк: Марка Твена, Анатоля Франса и Бернарда Шоу. Кстати, Шоу считал себя истиной в последней инстанции, - сказал, обращаясь к Юле, Леонид Архипович и продолжил: - А вот «Орлеанскую девственницу» Вольтера, написанную стихами,  так и не смог одолеть до конца. Жанна там лицо второстепенное… Знаете, любопытно взять несколько произведений об одном и том же историческом лице или событии и прочесть все подряд. Очень объёмная картина получается. Это так же интересно, как слушать одну и ту же оперную арию в разных исполнениях.
- Юля, а ведь ты похожа на Жанну, - посмотрев на портрет в книге, сказала АА.
- Все люди на планете – родственники, - улыбнулся, уходя,  Леонид Архипович.
Рассказывая это, Лакруз не знал, что видит Леонида Архиповича в редакции в последний раз…

НЕ ПО СОБСТВЕННОМУ ЖЕЛАНИЮ

Я слышалО после случившегося, как Анисья Антиповна рассказывала Юле, что в тот день, идя на работу, она, как всегда,  думала, чем  займётся с утра на рабочем месте: напечатает список льготных подписчиков на нашу газету, состоящий из 200 человек с домашними адресами; упакует газеты для рассылки в нужные адреса; просмотрит занесённый в компьютер непомерный запас стихов молодых авторов для следующего «Седьмого бесчувствия»; откроет и выведет на принтере пришедшие по электронной почте документы; проверит все дела, записанные в компьютерную секретарскую программу, и добавит новые; допечатает длинную статью, оставленную Пелагеей Пантелеевной; доработает свою статью о джазовом концерте, начатую ещё два дня назад. Почти все дела «гнездились» в компьютере. И ей всегда казалось, что он с нетерпением ждал её каждое утро. АА по дороге ещё корила себя за то, что забыла занавесить окна, чтобы утреннее солнце не нагревало принтер.
Она вошла в холл редакции, вставила ключ в замочную скважину двери приёмной, но дверь оказалась незапертой. Окна были почему-то занавешены. И спустя секунду АА заметила, что стол, где стоял компьютер, был пуст. И принтера тоже не было. Рядом с отодвинутым столом посреди приёмной аккуратно лежал провод, который подсоединяется к системному блоку. Системного блока тоже не было… Сначала АА подумала, что компьютер взяли для починки, но зачем понадобился принтер? На одном из кресел лежал пустой большой мешок, в который уборщица собирает мусор. Но на вопрос АА та сказала, что мешок ей не принадлежит…
Секретарша позвонила в милицию. Приехавшие задавали вопросы, которые обычно задают в таких случаях: закрыто ли окно, кто уходил вечером последний, не украдено ли что-то ещё… А потом поинтересовались, будет ли редакция заводить уголовное  дело на кражу. Пелагея
Пантелеевна, как обычно в это время, ещё отсутствовала на работе. Пришлось долго дозваниваться ей по телефону, чтобы задать тот же вопрос. Редактор ответила милиционерам, что дела  заводить не надо, сами разберёмся.
На том всё и кончилось. А секретарша  осталась без базы данных. Лакруз как-то слышал, что потерянная база данных через месяц в несколько раз превышает стоимость самого компьютера. Сотрудники восприняли кражу равнодушно. А Гликерия утешила секретаршу: «Хорошо, что украли. Новый купят». Странная реакция заместителя редактора, которая должна беспокоиться об имуществе редакции! После кражи, АА, зная, что у Степаниды Спиридоновны тоже есть компьютер, предложила ей посмотреть какую-то информацию. СС сказала, что компьютера у неё уже нет. На удивлённый вопрос секретарши, она ответила, что Пелагея Пантелеевна её компьютер кому-то подарила.
Анисья Антиповна много дней ходила сама не своя. Накануне кражи в редакции после работы оставалось много народу. Пелагея Пантелеевна, как потом выяснилось, в тот вечер, уходя домой, почему-то не закрыла дверь первого этажа, выходящую на улицу. И в редакцию мог войти любой посторонний человек. Но Лакруз говорил мне, что никого чужого в эти часы в приёмной он не видел. Я тоже ничего подозрительного не заметилО. Сновали туда и сюда по одиночке то тот, то другой сотрудники, как это обычно я наблюдаю вечерами, а иногда по выходным. К слову сказать, меня и брата особенно поражала работоспособность заместителя редактора. Она, даже бывая в отпуске, всё равно приходила на работу.
…Видимо, Лакруз спал, когда всё происходило. В холле, где я стою, свет не зажигается вечерами, и я ничего не моглО увидеть. Но если бы что и увиделО, чем я – зеркало - моглО бы помочь Анисье Антиповне?
Как театр начинается с вешалки, так любое учреждение начинается с приёмной. Здесь у секретарши сосредоточено то, что необходимо всем сотрудникам. Но это незаметно, потому что используется не всё сразу. И теперь АА осталась не только без трёхсот телефонов, которые записывала в компьютер в течение многолетней работы, но и без многого-многого другого… 
Около четырёх месяцев секретарша работала на собранном из запчастей плохо оснащённом агрегате, что гораздо сложнее,  чем работать на неисправной пишущей машинке. В конце концов купили новый  компьютер. И надо было всё начинать сначала, приспосабливаясь к новой технике. Естественно, в процессе работы возникали неполадки, которые по-прежнему устранять было некому. Снова надо было звонить друзьям и знакомым…
И Анисья Антиповна решила написать заявление: «Прошу уволить меня НЕ по собственному желанию, так как, являясь только пользователем компьютера, не имею специальных знаний, чтобы заниматься его настройкой».
Мы с Лакрузом знали, что секретарша почему-то была уверена, что купленный ей дорогой компьютер «украдут» снова. Учитывая  глубокие переживания после первой кражи, когда у неё даже седых волос прибавилось, можно было поверить, что второе такое «событие» достанется ей ещё труднее.      
Забегая вперёд, скажу, что вместо этого, за несколько дней до увольнения секретарши из кабинета редактора навеки исчез новенький сканер, которым расплатились за рекламу рекламодатели. Пока он, элегантно  упакованный, месяца два стоял на самом видном месте, Анисья Антиповна, глядя на него, втайне мечтала, что этот «загадочный агрегатик» подсоединят к её компьютеру. Но, увы… Она уйдёт, так и не опробовав чудесные возможности сканера…

А пока что мы в последний раз слушаем подаренную кем-то Анисье Антиповне   кассету со старым блюзом «Trouble In Mind» Ричарда Джонса.  “I am laughing just to keep from crying”, - поёт  певица. "Я смеюсь лишь для того, чтобы удержаться от слёз"

Декабрь 2002 – август 2004