Давно не виделись

Рассказ

Было это в далеком сибирском городке в 1970 году. Возвращаясь поздно вечером в гостиницу, Олег, молодой специалист из Москвы, находящийся в этом, тоже молодом, городе в командировке, решил задержаться у входа в гостиницу, перекурить на морозце перед сном. В ресторане еще шумела музыка, на улице падал снежок, настроение было хорошее, потому что сегодня запустили очень важный узел в трубопроводе и по этому поводу немного “отметили". Теперь, через пару дней — обратно в Москву, хотя уезжать как-то не хотелось. Так всегда бывает, сначала не хочешь ехать из Москвы, из дома в незнакомые края, где холод, спартанский быт в гостиницах. где нет близких и знакомых людей.
Но, приехав на место, потихоньку обвыкаешься, и твой номер в гостинице становится уютным, почти родным жильем.
Так, закурив сигарету, Олег стоял и смотрел на тихо падающий снег. Потом он вдруг обратил внимание на еще свежие следы на заснеженном асфальте, оставленные маленькими остроносыми женскими сапожками, и сделав вывод, что незнакомка совсем недавно покинула гостиницу, решил догнать ее. Он резво, как сыщик, пошел по следам, с трудом в темноте различая их, и метров через триста на автобусной остановке увидел одинокую фигуру девушки в заячьем полушубке с поднятым воротником и укутанную шарфом. Дальше все произошло прямо как в фильмах тех лет. Они познакомились, Потом подошел автобус.
— Я вас провожу. — Олег запрыгнул на подножку.
— Пожалуйста, я в общежитии живу. —— Девушка оторвала билет.
—Значит, до общежития. — Олег тоже опустил пятачок в кассу.
Они сели на холодное сиденье: рядом друг с другом.
— А вы что у нас в городе делаете? — спросила его девушка.
Олег на секунду задумался и вдруг выпалил:
—Я писатель, пишу о молодых строителях и нефтяниках. — А про себя подумал: “Надо же, как я вру, зато уж писателя из Москвы она наверняка пригласит на чай".
— Да-а, как интересно, никогда не видела живого писателя. —
У нее романтически загорелись глаза. — Знаете, моя соседка по комнате сегодня в ночную смену, давайте зайдем ко мне, чаю выпьем. — Она задумалась. —Вот только не знаю, боюсь, вахтер не пропустит в такое время.

— А какой этаж? — спросил Олег.
—Третий. Но вы же не полезете в окно? —— удивилась девушка.
— Нам, писателям, полезно знать жизнь со всех ее сторон, и маленькое приключение в моем творческом багаже совсем не помешает. — “Вот как-излагаю-то”, — сам удивился “писатель “...
Через некоторое время Олег прислал ей письмо, где сделал предложение выйти за него-замуж, и она поехала в Москву.
На вокзале он встречал ее с цветами.
— Здравствуй, Наденька! — Они обнялись и поцеловались. —
Как хорошо, что ты приехала, но я боюсь, что если я тебе скажу одну вещь, ты за меня не выйдешь.
Надя с испугом посмотрела на него:
— Ты меня не любишь?
— Нет, что ты, дорогая, люблю. Только вот что — я тебя обманул, я не писатель, я — простой инженер.
Надя задумалась, потом усмехнулась:
— Нет. замуж я за тебя выйду, но раз ты меня обманул, и ты не писатель, значит ты должен стать им.
В тот же день Олег сел писать свой первый рассказ о нефтяниках.

Член Союза писателей Олег Олегович Спиридонов поутру, как всегда, собрался из дому. Надо было сдать пустые бутылки, купить еды, сигарет и заскочить в рюмочную, пропустить сто грамм. На еду деньги давала жена, ну а на сигареты и на сто грамм три раза в день приходилось зарабатывать самому, по вечерам собирая бутылки на помойках, естественно, не в своем квартале, а подальше от дома, чтобы не нарваться на знакомых. О его занятии знал только один сосед Игорь, полковник КГБ (или — по-нынешнему ФСБ), они были одногодками, по пятьдесят лет каждому, и он не разглашал эту тайну, уважая Олег Олеговича за его ранее изданные книги и понимая нынешнее его положение. В общем, берег его честь и имидж, да и было за что, так как Олег Олегович все-таки изо всех сил старался уж больно не опускаться, да и сам Игорь, находясь на такой службе учитывая все политические зигзаги, всегда помнил пословицу про суму и тюрьму и иногда даже приглашал соседа на рюмочку-другую — поболтать о том, о сем.
Олег Олегович умылся, подравнял маленькими ножничками и без того ровные бородку и усы. Потом надел чистую рубашку, не совсем новые, но хорошо отутюженные брюки, легкие, тоже не новые, но в-хорошем состоянии, начищенные полуботинки “Саламандра". Олег Олегович всегда выглядел аккуратно, невзирая на обстоятельства; и даже выходя в булочную, находящуюся в соседнем доме, обязательно приводил себя в порядок. Правда, с одеждой это проделывать каждый раз приходилось все сложнее, так как все вещи были старые, купленные еще “в те" времена.
С двумя сумками Олег Олегович быстрым шагом прошел свой двор и свернул на бульвар. Через два квартала, прямо на улице, стояли пустые ящики, молодой парень принимал посуду. Он знал Олега Олеговича в лицо как постоянного клиента. Кивнув, парень ловко расставил бутылки в ящики и выдал деньги.
— Завтра стоять не будем, только послезавтра, — бросил он вдогонку.
— Понял, спасибо, — через плечо отреагировал уже удалявшийся Олег Олегович.
Сегодня, после выходных, Олег Олегович выручил приличную сумму, как раз на целую бутылку. Но нет, изменять своим троекратным ста граммам он не собирался, просто было приятно, что немного денег останется.
Пробежав по магазинам и сделав по написанному женой списку все покупки, Олег Олегович на скорости вошел в рюмочную.
— Здравствуй, Люся, мне как всегда. Ф-у-у, ну и жарища сегодня.
Буфетчица Люся —— женщина лет сорока пяти с приятной, доброй внешностью — налила ему “как всегда “. Он взял стакан и поблагодарил ее. Она ему нравилась, и иногда он даже позволял себе с ней невинно пококетничать.
Встав за столик, Олег Олегович достал из бокового кармана сумки маленький полиэтиленовый пакетик, где находились одно яичко, сваренное вкрутую, бутербродик с колбасой и две дольки свеженького огурчика.
Таким образом позавтракав, Олег Олегович пошел домой, покуривая “Приму”.
Дома, на кухне, он разложил продукты по местам и принес рукопись. Олег Олегович всегда писал на кухонном столе, так как тут была масса преимуществ: и чайку плеснешь, и телефон рядом, и перекусить можно. К тому же он очень много курил, когда писал, а запах табака в комнатах даже он, заядлый куряка, не терпел, не говоря уже о жене.  Рукопись была новая, написано всего тридцать с лишним страниц. Он начал ее после того, как закончил огромный роман, на который ушло почти семь лет, но опубликовать его было невозможно, так как издательства или прекратили свое существование, или перешли на коммерцию, а журналы отказывали автору, объясняя это большой перегруженностью материалом. Можно, конечно, издать за свой счет или найти спонсоров, но своих денег не было, а спонсоров — где ж их найдешь?
Да, прошло время Домов творчества, издания толстых “фолиантов", пленумов, ЦДЛов, гонораров и ресторанов. Прошло время. Олег Олегович часто смотрел на полку, где стояли его изданные многочисленными тиражами книги, и искал ответ на вопрос: что же произошло? И самая страшная мысль, давно уже прижившаяся и, как раковая опухоль, дающая метастазы: - всё это, что стоит на полке- макулатура. Рифма: литература- макулатура. И девять лет забвения, ни одной изданной книги.
Пытаясь успокоиться от этих мыслей, с утра до ночи и с ночи до утра мучивших и изматывавших его душу, Олег Олегович сел за кухонный стол и взялся за рассказ. После трудного романа надо было выдержать паузу, отдохнуть, разрядиться и сделать что-нибудь полегче, поизящнее. К тому же у него был один хороший сюжет.
Так, проработав часов пять, Олег Олегович окинул взглядом написанные за сегодняшний день страницы. Их было всего три с небольшим. Он не любил быстро и много писать, иначе потом, при переписывании начисто, образовывалась масса лишнего и приходилось немало забраковывать и переделывать.
Олег Олегович закрыл папку и посмотрел на часы. О-о, пора обедать.
Собрав в свой полиэтиленовый пакетик два бутерброда с вареной колбасой и сыром, помидорчик и одно крутое яичко, Олег Олегович отправился в рюмочную.
— Люсенька, знаешь, давай- ка уж сто пятьдесят! Что ж так жарко-то, хоть бы дождик прошел. — Он вытер пот с лица носовым платком.
— Пожалуйста, Олег Олегович, вот ваши сто пятьдесят. Вы уже сегодня закончили сочинять-то? — мимоходом спросила Люся, разливая сок по пластмассовым стаканчикам.
— Да, на сегодня хватит. — Олег Олегович рассчитался, взял свою порцию и отправился к столику, подумав, что вот Люся правильное слово употребила — “сочинять “.
«Какой все-таки приятный, интеллигентный человек, хоть и безденежный», — подумала Люся, глядя ему в спину.
Придя домой, он почистил картошку на вечер и лег подремать до прихода жены, но раздался телефонный звонок. Олег Олегович, недовольно сопя и кряхтя, на ходу надевая тапочки, пошел на кухню к телефону.
—Олег, не узнаешь?
— Честно говоря, нет. Кто это?
— Вам звонят с причала торпедных катеров, а это, если не ошибаюсь, кладбище затонувших кораблей?
—— Вадим, это ты?! Черт возьми! Надо же, сколько лет прошло, а наш пароль не забыл. Где ж ты пропадал столько лет, гад? — слово "гад" в их лексиконе в свое время считалось не ругательным, поэтому Олег Олегович смело его употребил, хотя и сразу немного испугался - не обидел ли, может, Вадька изменился, да, в общем-то, все они изменились и постарели.
— Да вот заработался, все по загранкам мотаюсь. У меня ж теперь свое посредническое предприятие по торговле нефтью. Я в настоящее время директор, понимаешь.
— Ну-у, тогда извини за "гада", ты нынче начальство. Значит, в нашей системе так и остался? —Олег Олегович присел на табурет.
— Сейчас, Вадим, подожди, я закурю.
— Кури, кури. Да, я так и остался в этой “керосинке”, потом вот развернул свое дело, а ты-то как сам? Мы с тобой столько ж не виделись? Лег десять? Ты меня тогда в Дом литераторов часто водил, помнишь, как гуляли-то ? Ты еще со всякими знаменитостями меня все время знакомил. А сейчас-то, я слышал, в культуре у нас полная лажа. Кто-то, смотрю, еще копошится, а тебя совсем невидно-неслышно. Издаешься хоть?
— Лучше не спрашивай, ничего не издают. Это больная тема. — у Олега Олеговича даже в голову вступило.
— Ясно, ну а пишешь хоть?

— Да пишу, а что толку? , — уныло ответил он.
— Да-а, времена меняются, тогда ты популярным был, на взлете, а я в НИИ нашем штаны просиживал. Теперь-то видишь, как? —без всякой иронии заметил Вадим. — Жалко. На что-существуешь- то? — у Олега Олеговича на этот раз кольнуло в сердце, и он ничего не ответил.
— Все ясно, Надька кормит. Да, ребята. Ладно, я хочу с тобой, Олег, увидеться, посидеть, НИИ наше вспомнить, командировки. Только давай не в ресторане, надоели уже, а у меня дома. Короче, сейчас у меня времени нет долго говорить, немцы вон в приемной ждут, а на следующей неделе я позвоню заранее и пришлю за тобой машину, я теперь на Кутузовском обитаю. Хоп?!
— Хоп, — ответил Олег Олегович, и в трубке раздались короткие гудки.
Спустя два часа в дверь позвонили. Это Надежда, он знал ее специфические, с растяжкой три звонка и быстро пошел открывать дверь. В прихожей она сняла туфли.
— Фу-у‚ ну и жарища сегодня, ужас, ты-то как? — Надежда прошла в комнату и скинула с себя платье, оставшись в одном белье. — Купил все, что нужно?
—Купил. Да, жарковато. — Олег Олегович сел рядом с ней на диван. — Может водички с вареньем тебе развести?
— Давай, только похолодней сделай.
— Хорошо. — он быстро встал с дивана. Уже из кухни крикнул:
— Надь, сегодня Вадим Черняк звонил. Представляешь, объявился!
— Да-а, надо же, сколько лет пропадал, а я его тут как-то по телевизору видела, забыла тебе сказать, такой важный, солидный — бизнесмен, одним словом.
— Ага, он мне рассказал вкратце, молодец. — Олег Олегович вернулся в комнату и подал жене стакан с водой. —— В гости к себе зовет, он уже на Кутузовском живет.
— На Кутузовском?! Ничего себе! Ну и что вы решили? — Надежда жадно выпила воду.
— Что-что?! На следующей неделе, сказал, позвонит и машину пришлет.
— Вот как? Ну давай, съезди, пообщаетесь. — она легла на диван. — Я полежу полчасика.
— Полежи- полежи.
Вечером за ужином Олег Олегович и Надежда под включенный телевизор вспоминали всякие их с Вадимом приключения и похождения. Много смеялись. Они тогда дружили семьями. Вспомнили загородные поездки на шашлыки, совместные праздники. Потом Вадим развелся со своей женой Лидочкой, загулял и пропал. И вот объявился.
— А помнишь, ты рассказывал, как еще будучи студентом ты его мать чуть до инфаркта не довел? Как- то она сидела у подъезда на лавочке, а ты проходишь и говоришь: “Здравствуйте, Мария Борисовна, а Вадим дома?” —“Дома, дома, — отвечает, —иди, Олег, заходи”. Ты поднялся к ним на второй этаж, и вы с Вадькой решили разыграть ее. Ты с другой стороны дома спрыгнул из окна и через три минуты опять мимо подъезда: “Здрасьте, Мария Борисовна". А она: “Олег, ты ж только что проходил?" —"Да нет, я первый раз иду “. Вот дураки-то были. Молодые еще. — они снова смеялись, прихлебывая чай. –
— А вот еще был случай в командировке, не помню в каком городишке, но где-то на реке Нерли. Нас с Вадимом местные мужики с предприятия на рыбалку пригласили. Вечерком заехали к нам в гостиницу, дали нам сапоги, телогрейки, мы все выпили по чуть-чуть и поехали. По дороге мужики рассказали нам про то место, куда мы едем, что там, в притоке Нерли, сомы водятся аж до пятидесяти кило. Ну мне-то все равно, мне лишь бы у костерка посидеть, природой полюбоваться, а Вадька завелся, он же вообще заводной. Мы туда приехали уже на закате, развели костер, мужики нам снасти выдали, все еще выпили. Для наживки они наловили лягушек и слегка их на огне поджарили. Когда они это делали, я в сторонку отошел, представляешь, живую лягушку — в огонь! А Вадька все вместе с ними проделывал: и ловил, и жарил, и на крючки насаживал —все, азарт пошел, мне он тоже одну закидушку приготовил. Далее все распределились по берегу, а уже почти стемнело, забросили свои закидушки, закрепили их, наладили колокольцы и опять собрались у костра. Стали говорить о работе, анекдоты травить, то да сё, выпиваем конечно. Стемнело. Вдруг зазвонил колокольчик. Мы все к своим закидушкам. Клюнуло у Вадима. Все давай к нему, и началось: суета, советы, тяни, веди, приспусти, подсекай. Он тянет. Кило на пять, нет, на десять, он тянет, да тут на все тридцать, все толкаются, с сачками суетятся, он медленно, чтобы не сорвалось, тянет. И вот уже подтягивает к себе, двое с сачками по пояс в воде стоят, и вдруг на конце закидушки, из воды, появляется... собака. Сначала никто не понял в чем дело, представляешь; вместо сома —живая собака. Вадька аж леску отпустил, все подумали, что это от водки галлюцинации начались. Потом оправились от шока, собаку вытащили, обрезали леску, кое-как освободили ее от крючков, половину морды изодрали, и она со скоростью ракеты унеслась от нас, даже не взвизгнув. Вот так вот. Это, наверное, Вадька не рассчитал и забросил закидушку на другой берег, а бродячая собака бежала себе, учуяла лягушку жареную и от голода ее сожрала вместе с крючками. Вот такая история, мужики, небось, до сих пор ее как легенду рассказывают, а это правда. После еще выпили, больше, конечно, ничего не поймали и вернулись в город. —Олег Олегович допил чай. — Ладно, пойду покурю. —— и он ушел на кухню.
Надежда прибрала посуду. Села рядом с мужем.
— Олег, ты уж сегодня не ходи собирать бутылки, устрой себе выходной. Так хорошо мы с тобой поговорили, вспомнили доброе время, так что уж сиди сегодня дома.
—И то верно, -— согласился он.
—Давай лучше пораньше спать ляжем, а то у меня завтра сложный день на работе. — И Надежда пошла в комнату разбирать постель.
Они легли, но долго не спали, что-то еще вспоминая из прошлого, потом думали, как встретить сына, который учится в военно-морском училище в Петербурге и скоро приедет в отпуск. Олег Олегович еще несколько раз вставал и курил, копошился в рукописи, думал о Вадиме, потом всё же заснул.
Вадим позвонил равно через неделю после их разговора.
—Алё, это писатель Спиридонов? Здорово, это я, ну что, как ты сегодня?
— Привет, вот ждал твоего звонка. Спасибо, что позвонил.
 Прямо сегодня? Как скажешь. —— Олег Олегович закурил.

— Ну давай, подъезжай, ты мне точный адрес скажи, сейчас машину подгоню.
— Вадь, слушай, да как-то неудобно на машине-то, я и сам, на метро доберусь, ты лучше свой адрес дай.
— Старик, не зли меня, я сказал на машине, значит, на машине, ты солидный человек и мой друг, а водитель за это деньги получает.
Олег Олегович подумал и сказал:
— Ладно, диктую, записывай. — и он продиктовал адрес.
— Ясно, я все вспомнил, там после метро сразу направо и за высоким домом налево, правильно? Ровно через час выходи и стой у подъезда, подъедет черный "Мерседес"-600‚ водителя зовут Роман. Все.
— Стой-стой, Вадь, ты извини, но я не разбираюсь в марках машин, мне что “Мерседес", что эти ваши там “Вольво”, “Ауди”, я “Жигули"-то от “Москвича" не отличаю. Ты лучше номер скажи.
— Олег Олегович, перетаптываясь от волнения, взял ручку и приготовился записать номер прямо на странице рукописи. Вадим же громко засмеялся, пару раз ругнулся, закашлялся от смеха и произнес:
—Да-а, старик, ну ты даешь, вот что значит живешь не от мира сего, ну правильно, каждому свое, кто романы пишет, кто на иномарках катается. Фиксируй номер, — Вадим продиктовал, Олег Олегович записал рядом с заглавием рассказа, потом Вадим опять рассмеялся, —ну давай, жду тебя. Целую. — И положил трубку.
Олег Олегович тоже положил трубку и пошел к платяному шкафу, чтобы подыскать себе одежду поприличнее. Раскрыв его, он обнаружил, что кроме Надеждиных, уже не новых, платьев и ее строгого пальто, ничего нет. Хотя стоп, в уголке висел его костюм, которому было лет двенадцать, две рубашки и один галстук. Рубашки и галстук тоже были старыми, немодными и потертыми.
"Куда ж все делось, —— подумал Олег Олегович, — неужели все сносилось’? Значит, кроме тех брюк и той рубашки, в которых я хожу, и вот этого, что висит в шкафу, у меня ничего нет? Нормально, а я за это время совсем и не заметил, как все куда-то исчезло".
Он примерил костюм, рубашку и галстук. Вроде, все недурно, старомодно, конечно, но ничего, сойдет. Теперь ботинки. Олег Олегович надел свою “Саламандру”. Тоже ничего получилось, только цвета не совпадают: костюм коричневый, галстук синий, ботинки черные, но иного выхода нет.
Посмотрев на часы, он рассчитал, что у него есть еще полчаса, а дома уже не сиделось. “Сбегаю-ка я в рюмочную, а то почему-то сильно волнуюсь”, — решил Олег Олегович и, хлопнув дверью, ушел из квартиры, оставив на кухонном столе записку: “Надя, я поехал к Вадиму. Позвоню".
Буфетчица Люся сидела на стуле и обмахивалась пластмассовой тарелочкой. Мухи летали вокруг нее и нехитрой закуски. Увидев Олега Олеговича, она встала, взялась за бутылку и спросила:
— Здрасьте, Олег Олегович, сто пятьдесят?
— Здравствуй, Люся, нет, сто, — уверенно заявил он.
— Хорошо, как скажете. Вы сегодня прям парадный какой-то, едете куда?
Он задумался и вдруг сказал:
— Да, Люсь, в редакцию вызвали насчет романа, может, возьмут его к публикации. .
— Ой, дай Бог, дай Бог, вот нате минералочки запить, за нее денег с вас не надо. Ну дай вам Бог.
Олег Олегович выпил и быстрыми шагами направился к дому, так как время уже поджимало.
По дороге он подумал: “Зачем я соврал про редакцию? Солидности что ль хотел напустить? Да нет, просто как-то само вырвалось. Нехорошо, конечно, вышло, ну да ладно".
Подбегая к дому, он еще издалека увидел красивую черную машину и немного испугался. Даже в ногах появилась легкая ватносгь, и он слегка замедлил шаг. Подойдя, Олег Олегович тихо спросил водителя в открытое дверное окошко:
—Здравствуйте, извините, вы Роман?
— Вы Олег Олегович? Ага, садитесь, Вадим Алексеевич Вас ждет. Вы где поедете, спереди или сзади?
—Я не знаю, где вам удобнее, — растерянно ответил Олег Олегович, пытаясь открыть то одну дверцу, то другую.
— Так это, где Вам удобнее. Давайте сзади. — Водитель вышел и открыл заднюю дверцу.
Опешивший Олег Олегович, ударившись головой в потолок, сел на заднее сиденье, машина мягко тронулась с места, в салоне заиграла джазовая музыка.
— Роман, а вы любите джаз? — поинтересовался взволнованный и вспотевший писатель.
— Мне всё- равно, какая музыка. Вадим Алексеевич дал эту кассету и сказал, что вы любите джаз, — не оборачиваясь ответил Роман.
“Вот Вадька молодец, все помнит", — Олег Олегович удовлетворенно откинулся назад и спросил:
— Роман, а можно я закурю? — и достал свою “Приму".
— Конечно, курите, — также не оборачиваясь, ответил водитель.
Он закурил, нашел пепельницу, но тут же Роман достал пачку “Уинстона”:
— Олег Олегович, а хотите вот эти? — и он передал пачку назад.
Олег Олегович потушил “Приму” и закурил “Уинстон”. Ощутив душистый иностранный аромат, подумал: “Я еще ни разу на таких машинах не ездил".
Они сидели уже часа три, были сняты пиджаки, расстегнуты рубашки, а разговоры все не прекращались. Всех вспомнили, все обсудили, слезу пустили, посмеялись и много раз расцеловались, но Вадим все не унимался.
— Вот скажи, Олег, я не понимаю, ты мне все это рассказал, я просто в ужасе. Как ты так живешь? Неужели ты не хочешь, чтобы у Надьки была хорошая одежда, чтобы дома была нормальная жратва, чтобы ездить куда-нибудь отдыхать, хотя бы в Турцию. Как так можно жить? Не знаю.
— Вадь, понимаешь, — Олег Олегович нервно почесал бороду, — как это ни банально звучит, но все в этой жизни идет по синусоиде, мы с тобой инженеры и это знаем. Тогда я был на взлете, сегодня ты. Потом, я думаю, свои, кстати, незаслуженные лавры я получил в то время, теперь вот отмываюсь, но есть еще такое понятие, как литература — настоящая литература. Тут так сразу и не объяснишь, что это такое, ну ты дядька умный, ты понимаешь. Ради этого можно всем поступиться — это душа, это жизнь, это все, и только когда в течение многих лет ты потихоньку это начинаешь осознавать, то становится немного легче. И я это осознал, хотя, конечно же, не до конца, да и никто этого до конца не может сделать, Просто волей судьбы, Божьей волей так получилось, что жизнь дала мне шанс, может последний, серьезно отнестись к тому, что я делаю.
Вадим грузно приподнялся с кресла.
— Прости, но судя по твоим словам, это никому не нужно. Искусство сейчас, я имею в виду настоящее искусство, действительно никому не нужно. Так зачем этим заниматься?
— Это нужно мне. — Олег Олегович встал и подошел к окну.
— Но это глупо. Сейчас народ интересуют другие проблемы, и “Шинель“  Гоголя никому не нужна. — Вадим тоже подошел к окну и встал рядом с ним.
Олег Олегович повернулся к другу и, посмотрев ему в глаза, спросил:
— А тебе нужна?
Вадим тоже посмотрел ему в глаза и ответил:
— Мне — нужна.
— Видишь как?! Потом, понимаешь, Вадь, у меня нет другого выхода, Я обречен, я старый человек, при всём желании к нынешним условиям мне никак не приспособиться, кому я нужен? Да, хотелось бы для Надьки что-нибудь сделать, но как? Я годен только в сторожа на автостоянку, да и то, сам знаешь, туда так просто не пролезешь. Потом, это и неважно, будь я хоть дворником, литература-то все равно во мне, я постоянно мысленно пишу, двадцать четыре часа в сутки, во мне все время идет работа, хоть не люблю я этого слова, а эта жизнь как-то забывается, ее просто нет. Понимаешь, Вадь, я на старости лет понял, что старая истина —“писатель пишет" прежде всего для самого себя — верна, ну не могу я не писать!
Олег Олегович замолчал и закурил свою “Приму". Вадим спохватился.
— Ты чего, Олег, возьми нормальную сигарету.
 — Не хочу, — ответил Олег Олегович и, помолчав, спросил, —
Вадь, а покури-ка ты тоже "Приму", как в наше время?
— С удовольствием, угощай. — И Вадим закурил “Приму".
Затянувшись несколько раз, он сказал: — Хороший табак, настоящий.
Докурив, они опять сели за стол. Выпили по рюмке.
— Олег, скажи. может, я могу тебе чем-нибудь помочь? — жуя бутерброд, спросил Вадим.
Олег Олегович взял кусочек колбасы, посмотрел на него и положил обратно на тарелку.
— Вадь, а хочешь я тебе сейчас скажу, до чего я дошел. Только не падай. — Он опять подцепил тот же кусок, но есть не стал, и, держа его на весу, произнес: — я ночью хожу по помойкам и собираю бутылки, а потом их сдаю. Вот так. -— Теперь уже он взглянул на колбасу как на рентгеновский снимок и снова положил ее на тарелку.
— Как?! Врешь небось?!
— Я никогда не вру, ты же знаешь. Сейчас вот сын приедет в отпуск, так я не буду по помойкам при нем шататься, у него ж папа писатель, он гордится мною, наивный. Сашка ж вырос в Переделкине и в Малеевке, а ЦДЛ для него был дом родной, он маленький там в игрушки играл на лестницах, пока папа в ресторане сидел. Когда звонит из Питера, то спрашивает: “Пап, как дела?" — “Нормально, сынок”, — отвечаю: — “Как, —
говорит, — твой роман, дописал?" — “Дописал, — отвечаю, — сейчас новую вещь пишу".  “А когда выйдет роман-то?" —“Скоро, —- говорю, — Сашуль, выйдет”. — “Ну давай, удачи тебе,пап". Представляешь, вот не врал никогда в жизни, а ему вру, и мне становится не по себе, он ведь уже взрослый, без пяти минут офицер, и, наверняка, обо всем догадывается и все понимает, только жалеет нас с матерью. — Олег Олегович вдруг вздрогнул всем телом, как от электрического разряда, и замолчал.
Вадим обнял его за плечи:
— Дай мне почитать рукопись твоего романа, — и, подумав, спросил, — кстати, как он называется?
Олег Олегович повернулся к нему и тихо, но четко произнес:
— "Преступление и наказание".
— Не понял?!
— Видишь, опять вру, называется просто — “Сила и Слабость", как ”Война и Мир” у Толстого, как “Толстый и Тонкий“ у Чехова, ха-ха, понимаешь, Вадим, не помню, кто сказал, что в силе — слабость, а в слабости— сила, то ли Теннеси Уильямс, то ли Василий Блаженный. Честно говоря, он называется «Слабость», почти как «Зависть» у Олеши, ха-ха, — усмехнулся Олег Олегович.
— Вадим, давай дальше пить.
Вадим убрал руки с его плеч, подошел к столу и налил водки, потом долго стоял.
— Олег, а у тебя все нормально с психикой? —— спросил он, не прикасаясь к рюмке. — Что-то мне с тобой стало страшно разговаривать.
— С психикой-то у меня все в порядке, вот с душой не совсем. — Олег Олегович искоса, зло посмотрел на Вадима. —— Это всё вы народ обездушили.
— Опять не понял?!

—А чего ты не понял? Сами воруете и народ к этому приучаете. И меня это вы до помойки довели. А на ребят молодых вообще больно смотреть. Душа-то еще не сформировалась, а туда же — кусок урвать, ну ты сам знаешь, чего тебе-то говорить. Ты, наверное, и церковь посещаешь?! — Олег Олегович повернулся к Вадиму.
— Ну посещаю, —— уже испуганно ответил тот.
— Ха- -,ха правильно, я так и думал. — И Олег Олегович дико засмеялся.
Лицо Вадима вдруг приняло властное, суровое выражение, он сжал кулаки и негромко, но ясно проговорил:
— Замолчи, дурак, мы же друзья. .
Олег Олегович, ничего не ответив, взял “Приму“ и ушел на кухню.
Он просидел там часа полтора и не слышал, что Вадим делал в комнате. Когда он вернулся туда, то увидел пустую бутылку водки и прямо, в одежде уснувшего на диване Вадима. На столе лежал открытый кейс, полный стодолларовых купюр. Несколько десятков бумажек были разбросаны на полу. “Вот гад, —подумалось Олегу Олеговичу, —напился водки и давай свои сокровища считать, как Скупой рыцарь, да еще по полу деньги раскидал.
Он встал на колени, чтобы собрать купюры и сложить их в кейс. Бумажки трудно брались с пола, так как почти прилипли к ровной поверхности. Машинально Олег Олегович сосчитал их —— пять тысяч долларов, ровно пятьдесят купюр; он аккуратно положил собранные деньги в открытый кейс поверх остальных. Вадим сладко причмокнул во сне, перевернулся на бок и дальше захрапел.
"Ну вот, засиделся, пора и домой", — решил Олег Олегович и пошел к входной двери. “Стоп, а ведь пять тысяч как раз хватило бы на издание романа”, — уже около двери остановила его эта мысль, и сами ноги опять вернули его в комнату.
Наверное, с полчаса Олег Олегович сидел рядом с кейсом и смотрел на деньги. Потом встал и произнес вслух: “Все, больше не могу на них смотреть". Потом добавил: “Главное — роман, главное — литература “, — и трясущейся рукой сунул эти пять тысяч в карман пиджака. В коридоре он с трудом открыл сложный замок входной металлической двери и, не вызывая лифта, по лестнице спустился вниз, повторяя все те же слова: “Главное —— роман...”
Когда Олег Олегович появился дома, было довольно-таки поздно, и он надеялся, что Надежда легла спать, но она сидела на кухне и пила чай.
— Ой, — испугался Олег Олегович, — ты чего не спишь?
— Вот сижу, тебя жду. Ты что, Олег, такой возбужденный? Расскажи, как пообщались, интересно же.
—  Кстати, он не звонил? —— насторожился Олег Олегович.
—Да нет. А что? Давай-давай, — нетерпеливо сказала Надежда, переодевайся быстрее, я пиджак уберу, а ты рассказывай.
— Нет, пиджак я снимать не буду, мне что-то холодно. — Он хаотично, с бегающими глазами, стал ходить по квартире, как будто что-то искал.
— Чудной ты какой-то, на улице жарища, может, ты заболел, тебя вон трясет всего? —— Надежда ходила за ним следом. —— Олег, ты чего ищешь? — Она остановилась.
— Нет-нет, ничего не ищу, Надюш. Знаешь, давай спать, только я в другой комнате, отдельно посплю, а то вдруг действительно заболел, еще тебя заражу, да и выпил я сегодня много, чтоб на тебя перегаром-то не дышать. А завтра я все расскажу. А так, собственно, все нормально, хорошо посидели, поговорили.
— Что-то ты мне не нравишься. Хочешь отдельно, так отдельно, я тебе постелю, только ты пиджак-то не забудь снять. — И Надежда пошла стелить ему постель.
— Сниму-сниму, потом.
Пока она стелила, Олег Олегович продолжал ходить по квартире. “Куда же их спрятать? — думал он. — В шкаф, под одежду — не то, под диван, нет, или в диван— тоже не то, может, в свой дипломат — ой, совсем не то, а если как раньше, в книги, вот это дело“. Он открыл книжный шкаф, достал оттуда пятый том собрания сочинений Тургенева, но тут же услышал шаги Надежды .
— Олег. что тебе на ночь глядя от Ивана Сергеевича понадобилось? — Она подошла к нему и стала наблюдать за его действиями.
— Нет- -нет ничего, просто хотел одну фразу из “Рудина” посмотреть. —Олег Олегович быстро поставил книгу на место. —Ладно, пошел я спать, спокойной ночи.
— Спокойной ночи.— Надежда проводила его удивленным взглядом. — Пиджак-то все-таки сними на ночь.
В результате Олег Олегович положил деньги под подушку, на которой ему предстояло спать. Когда он лег на нее, то случайно подвернул левое ухо. “Господи, что будет завтра, что будет? Все это —какой-то кошмар", —— прошептал он, но не сразу заснул, и еще долго в его голове крутилось: роман... литература... завтра... кошмар... Вадим... Надежда... Сашка... я — вор, вор, вор...
Обычно каждое утро Олег Олегович просыпался и вставал с постели вместе с женой, чтобы помочь ей побыстрее собраться. Пока она мылась, он ставил чайник, готовил что-нибудь на завтрак, иногда, когда Надежда уж совсем торопилась, он даже брался за утюг.
В это утро Олег Олегович сразу подниматься не стал.
— Надюш, ничего, если я еще полежу немного, а то что-то плохо спалось, —— негромко крикнул он, услышав через закрытую дверь, что жена уже встала и ходит по квартире.
— Лежи, отдыхай, я сама все сделаю, —откуда-то с кухни донесся ее голос.
Олег Олегович сунул руку под подушку, потрогал деньги. “Что ж я вчера наделал? —  Глядя в потолок, подумал он. — Как теперь мне быть? что делать? ведь Вадим заметит пропажу, сейчас позвонит мне, и что я буду ему говорить? Сказать, что да, мол, взял, извини, сейчас же тебе их привезу? Получится, что я сознаюсь в воровстве, и за кого он тогда меня будет считать? Не сознаваться,врать, что ничего не знаю, ничего не видел, ничего не брал, врать до последнего, дескать, пьяный был, так он-то все равно поймет, что больше украсть (ой, нет— взять) их было некому, и опять же я получаюсь вор. Нет, надо мне первому позвонить, уж как-нибудь оправдаться, что-нибудь придумать, наплести, извиниться и отдать деньги. Главное, успеть первому, черт, когда ж Надежда уже уйдет, не при ней же звонить, кстати, надо его визитку найти, чтоб телефон-то узнать“.
Он протянул руку к пиджаку, нашел визитку. Там были только номера служебных телефонов и факсов, но на другой стороне от руки был записан и домашний номер. Правильно, Вадим еще сказал. когда писал этот номер: “Олег, только никому его не давай".
— Олег, я пошла. —— Надежда уже была в коридоре. —— Я тебе там список написала, чего купить. Все, пока. — Дверь захлопнулась.
“Придумал", — Олег Олегович вдруг вскочил с постели, достал деньги и, не одеваясь, босиком побежал в другую комнату. Там, на шкафу, лежали старые, большие настенные часы с боем. Они уже лет двадцать не ходили и все это время пылились под грудой старых журналов и газет. Он взобрался на стул и достал часы из-под этой груды, потом спустился, положил их на пол и открыл пыльную крышку. Затем сбегал на кухню, нашел целлофановый пакет, вернулся в комнату и, упаковав в него деньги, засунул внутрь часов. При этом он задел маятник, и они один раз пробили.
Положив часы обратно на шкаф, Олег Олегович заново завалил их журналами и газетами, подмел пыль с пола, стряхнул руки и вслух произнес: “Пока там полежат “. Потом в течение всего дня он смотрел на телефон, как сапер на мину, готовую взорваться в любой момент. Когда раздался звонок, у него выступил холодный пот. Немного подождав, он осторожно поднял трубку.
— Алё. — Его тихий, вкрадчивый голос сильно дрожал.
— Это я, Олег, ты в магазин сходил? Нет? А, хорошо, тогда купи еще майонез для рыбы, ладно? Ну давай. – Надежда положила трубку.
Он снял с себя майку и вытер ею лицо и тело.
В этот день Вадим ему не позвонил. Олег Олегович — тоже. В последующие дни ситуация не изменилась.
Постепенно Олег Олегович вошел в свой привычный ритм жизни: собирал и сдавал бутылки, ходил по магазинам, днём писал, заскакивал в рюмочную, болтал о том о сем с буфетчицей Люсей. Однако, у него почему-то сильно изменилось настроение — он теперь не мог общаться с Надеждой. Когда ее не было дома, Олег Олегович был спокоен и уравновешен, лишь изредка впадая в потную тихую одинокую панику — это он быстро гасил в себе рюмкой-другой водки. но как только она возвращалась с работы, его охватывало молчаливое бешенство, и он или сидел не диване, покачиваясь взад-вперед и не говоря ни слова, или вдруг, ни с того ни с сего, набрасывался на нее с бранью и чуть ли не с кулаками.
Спали они теперь в разных комнатах. Причем, Олег Олегович пытался понять, вникнуть в то, что с ним происходило, и не мог. Как-то раз Надежда зашла к нему в комнату и сказала:
—Ты не забыл, что через три дня Сашка в отпуск приедет? Надо думать, чем угощать-то будем.
Он резко повернулся и заорал:
— Быстро закрой дверь и отстань от меня!
Надежда в испуге закрыла дверь и ушла на кухню, Через несколько секунд оттуда послышались сдавленные всхлипы. “Вот дура-то, — бесшумно, одними губами, прошипел Олег Олегович и в тысячный раз подумал, — неужели он не заметил пропажи, может все-таки- их вернуть?" И опять взад-вперед, взад-вперед, уставясь в одну точку.
Тем не менее, за эти дни Олег Олегович не только писал рассказ, но и попутно занимался рукописью своего романа. Он заново перечитал его, кое-что подправил, кое-что убрал, но совсем немного —— в общем, подготовил его к изданию. Он также позвонил Витьке Муравлеву, в свое время работавшему в крупном издательстве и редактировавшем его, Олега Олеговича, одну книгу, в надежде, что тот посоветует, где и как подешевле сейчас можно издаться. И, оказалось, попал в самую точку, так как Витька теперь работал коммерческим директором рекламного издания, одного из тех, которыми забиты почтовые ящики. Он корректно не стал спрашивать, откуда у Олега Олеговича деньги, это нынче не принято, и удовлетворился словом “спонсор". И пока Олег Олегович долго объяснял ему концепцию и идею романа, его проблематику, стиль и насущность, Витька молчал и курил, громко выдувая дым в телефонную трубку. Потом перебил:
— Слушай, Олег. что ты мне тут рассказываешь о всяких образах и преамбулах, мне-то все равно. Я же сказал, все сделаю за месяц, ну полтора. главное — плати деньги. — Олег Олегович осекся, подумав, что, действительно, чуть забылся, Витька же быстро набросал ему смету всей работы и добавил, — привози рукопись на следующей неделе, эта у меня забита, и сразу запускаем, а я пока найду хорошего корректора, редактора, компьютерщика и с типографией предварительно договорюсь. Так что ты не волнуйся, копи деньги на водку и закуску. Надеюсь, мы это дело-то “обмоем"?
— А как же? Обязательно, — бодро ответил Олег Олегович.
Положив трубку, он вспомнил вечно голодного, с похмелья, в мятых, потертых брюках и стоптанных сандалиях редактора Витьку, в которого в свое время в ЦДЛ было влито немеренное количество водки, и вот на тебе — опять “Обмоем".
В день приезда Сашки Надежда отпросилась с работы, чтобы убрать квартиру, приготовить обед, накрыть стол и прочее. Олег Олегович же с самого утра еще больше замкнулся, хотя и принял душ, надел чистое белье, рубашку, погладил брюки и убрал все свои рукописи и бумаги в ящик письменного стола. Они по- прежнему не разговаривали друг с другом. Когда Надежда стала вытирать пыль со шкафа, где лежали часы, он вбежал в комнату и, брызгая слюной, закричал:
— Ну что ты трешь еле-еле?! Скоро сын приедет, а у тебя обед не готов. Иди отсюда, я сам его протру, — и, выхватив у нее тряпку, стал размашистыми движениями вытирать шкаф. Потом обернулся на замершую жену и уже тихо, зло, еще раз повторил, — я же сказал, иди отсюда, гадина.
Тут же лицо ему обожгла сильнейшая пощечина. Одновременно со вспышкой ярости, на мгновение ослепившей Олега Олеговича, его рука тоже замахнулась для ответного удара, и даже мысленно этот удар уже был нанесен, но только мысленно, так как зазвонил телефон, и рука задержалась на замахе, а пелена ярости упала куда-то вниз оставив за собой лишь маленькие кружочки в глазах. Надежда выбежала из комнаты и закрылась в туалете на щеколду. Олег Олегович быстрыми шагами пошел на кухню к телефону, около двери в туалет споткнулся, и у него с ноги соскочил тапочек, он процедил “убью” и на четвертый звонок поднял трубку:
— Алё, —— хрипло, часто дыша, ответил он.
— Здорово, гадина. —— Олег Олегович услышал негромкий, суровый, но в то же время издевательский голос Вадима и обмер. Причем, сначала обмер даже не от того, что это был Вадим, а от слова “гадина", сказанного Вадимом, и которое Олег Олегович только что произнес, и оно еще вертелось на языке. “Как будто, он все слышал”, — мелькнуло у него в мозгу.
—- Ну что молчишь, писателишка ты наш? Не звонишь, ничего сказать мне не хочешь. А я-то специально тогда все подстроил, пока ты на кухне сидел, и всё ждал: сломается наш праведник литературный или нет. Сломался, куда бы делся. Я ведь не спал, а подсматривал за тобой, да еще на видео записал, сейчас часто смотрю и наслаждаюсь твоими трясущимися ручонками, бороденкой, бегающими глазками. Кайф! А сколько скрытой страсти в словах: “Все, больше не могу на них смотреть”, — а потом патетика: “Главное — роман, главное —— литература”. Замечательно! Так вот, дорогой мой, что тебе хочу сказать: я убедился на твоем примере, что все людишки — мерзость. Только такие, как я, менее мерзкие. Мы не прикрываемся маской бескорыстных и несчастных дон кихотов и глубоко верующих инженеров человеческих душ, живущих ради высоких идеалов. Мы открытые и прямые сволочи, враги с открытым забралом, а вот вы, как черви, как гангрена, незаметно точите изнутри души, такие как вы-то всех и обездушили. А деньги — подавись этими деньгами, я тебе их и так хотел предложить да ты меня опередил. Все! Пока, вонючка. – И Вадим повесил трубку...
...Через несколько минут Олег Олегович буквально ворвался в рюмочную. Он был в домашних тапочках, рубашка расстегнута до живота, глаза выпучены и заплаканы. Увидев его, буфетчица Люся испугалась:
— Что с вами, Олег Олегович? Вам плохо?
Он криво усмехнулся:
— Мне? Мне — отлично. Налей полный стакан. Деньги завтра отдам.
Она быстро налила до краев стакан водки и подала стаканчик сока. Олег Олегович пошел за “свой" столик и выпил. Потом взял еще стакан водки, выпил и, покачиваясь, вышел на улицу. Там он закурил, несколько секунд постоял и пошел в противоположную от своего дома сторону. Люся, через окно наблюдавшая за ним вместе с уборщицей бабой Ниной, покачала головой и сказала:
— Батюшки, куда ж это его понесло? Ведь свалится где- -нибудь и в милицию заберут.
— И чегой-то с ним сегодня? —— баба Нина тоже покачала головой и машинально вытирая тряпкой прилавок, добавила,— вот жена-то ему покажет.
Люся было задумалась о чем-то своем — тайном, женском, несбыточном, но баба Нина ее сбила с мысли:
— Люськ, зарплата-то будет сегодня?
— Тебе бы, баба Нин, все о деньгах думать, а жизнь проходит. — И Люся взялась разбирать пирожные на витрине.
—Так у меня ж, считай, уже прошли, — баба Нина отошла от прилавка и теми же круговыми движениями стала протирать столики.
Пьяный Олег Олегович долго бродил по улицам, потом забрел в парк и сел на скамейку. От всего происшедшего за последнее время, от водки и усталости в голове была сплошная каша, в которой перемешались события, лица, пустые бутылки, помойки, доллары и куча вопросов без единого ответа. Пытаясь хоть чуть- чуть сосредоточиться и разобраться в этой чехарде, он незаметно для себя задремал и проснулся уже к вечеру. На соседней скамейке двое прилично одетых мужчин сидели и мирно беседовали о каких- то своих служебных проблемах и также мирно, интеллигентно выпивали. Олег Олегович кряхтя поднялся со скамейки и подошел к ним:
— Мужики, дайте выпить!
Они посмотрели на него, оценили его внешний вид и несладкую участь бомжа, переглянулись и сказали:
— На…
…Дверь открыл Сашка. На нем были только спортивные брюки, голый накаченный торс был обильно покрыт густыми русыми ‚волосами. От вида отца он сначала оцепенел, потом обнял его и поцеловал в губы:
— Батя, ты где был? Что случилось?
— Гулял, — неприветливо ответил Олег Олегович и прошел в большую комнату.
Там, на полу, лежали в разобранном состоянии те самые часы с боем, доллары были разбросаны на столе. Он остановился около часов и заикаясь произнес:
— Как это понимать?
— Пап, да это я, пока тебя не было, вспомнил про них и решил покопаться, посмотреть может, починю. Мать разрешила, я ей вон и мясорубку отрегулировал. —Сашка испугался дикого взгляда отца и отошел к стоявшей тут же матери. как бы ища у нее защиты. "Ты извини, я не знал, что нельзя, —— оправдывался он, еще больше отступая к матери.
— Откуда эти деньги? — Надежда указала рукой на доллары,не касаясь их.
Олег Олегович расхохотался и. не глядя на жену, крикнул в лицо Сашке:
— Я их украл, сынок украл! Ты понял — украл!

Прошло чуть больше месяца. В буфете ЦДЛ сидели два выпивших человека — писатель Олег Олегович Спиридонов и коммерческий директор известного рекламного издания Виктор Евгеньевич Муравлев. Накануне вышел тираж книги Олега Олеговича, и они, как и договаривались, его “обмывали”. И хоть Виктор был далеко не нищим человеком, угощал, принципиально, автор, такая уж традиция, где хочешь найди деньги, а угости. Олег Олегович нашел: пятьдесят долларов осталось от пяти тысяч, да на сданных бутылках немного подзаработал.
В буфете народу было мало, в основном молодежь лет тридцати-тридцати пяти. Олег Олегович никого не знал, и его никто не знал.                Он обратился к Виктору:
— Вот смотри, сидят, пьют, думают, что они творцы, пророки.
Дураки они, вот кто.
— Точно, — кивнул Виктор.
Они еще сидели, разговаривали, Виктор обещал помочь с распространением тиража. После, когда он садился в такси, то на прощанье сказал. .
—— Если еще деньги напопрошайничаешь, я к твоим услугам. Издадим. Пока.
Олег Олегович захлопнул за ним дверцу и пошел к метро. На последние слова издателя даже не обиделся. Он теперь вообще ни на кого и ни на что не обижался.
Подойдя к квартире, он позвонил в дверь, обитую черным дерматином. Оттуда послышалось: “Бегу-бегу” —— и дверь открыла Люся. Да-да, Люся-буфетчица. Теперь Олег Олегович жил у нее.
— Мой руки и скорее за стол! — Люся подала ему тапочки и удалилась на кухню, на ходу проворковав сладким голосочком.
— Сейчас картошечку с отбивными дожарю, а еще винегретик с селедочкой будет.
Олег Олегович помыл руки, расчесал бороду и сел за стол. И хотя после ЦДЛ он был прилично пьян, Люся все же поставила перед ним графинчик водки.
Потом они отужинали и легли на широкую, мягкую кровать с огромными подушками и пуховыми одеялами. Олег Олегович прижался к большому Люсиному телу, пахнущему пирожными и уксусом.
— Тебе хорошо, Олег? — зевнув, спросила она.
— Мне очень хорошо, —- вяло пролепетал он и заснул.
Лежа не спине, Люся крепче прижала его к себе и погладила по голове. Она была счастлива, счастлива от того, что любит, и любит не просто кого-то там. и настоящего писателя, культурного человека. Правда, он собирает пустые бутылки (глупый, я его и так одену, обую, накормлю и напою), ну да пусть себе собирает, раз привык, может, когда он по помойкам ходит, то новый роман или рассказ какой-нибудь обдумывает.
Люся перевернулась на бок, закинула на спящего Олега Олеговича тяжелую ногу и со словами “Писатель ты мой!" тоже крепко уснула.