Связь

Глава1.
Третий час бело-голубой вертолет с эмблемой воздушной полиции бороздил чистейший аквамарин в отрогах Шерегеша. Едва ли ни царапая алюминиевое брюхо, с завидной регулярностью мелькали под ногами изломанные вершины антрацитовых скал. На границе тени и света они искрились, кололи глаза, словно предупреждая об алмазной прочности отточенных миллениумами граней. В километре ниже отвесные стены изгибались, неслись как лыжники в стремительном спуске, под конец встречаясь в ложбинке заснеженными плато. Белое-белое оно так быстро мелькало под стеклом, служившим им полом, что Олега замутило. Он сглотнул, сделал попытку отодвинуться, но увы: кресло -не скамья, прикручено намертво.
Губы пилота шевельнулись, но за ревом мотора да лопотаньем винта и собственных мыслей не разобрать. Олег развел руками, сделав соответствующее лицо. Пилот постучал по шлему, напоминающего помесь мотоциклетного и танкистского. Олег чертыхнулся, подкрутил верньер.
-Чего дергаешься? Что-нибудь заметил?-ворвалось в наушники хрипловатым баском.
-Только горы. Высоцкого бы сюда. -Олег криво ухмыльнулся, передернул плечами. –Их тут столько, что хоть отбавляй. Как представлю, что мы падаем, анус в игольчатое ушко сжимается.
-Ха-ха, -из-под поляроидов сверкнули белым ровные, словно с рекламы зубной пасты зубы, - ты прав, капитан, после местного лечения никакой проктолог не потребуется. –он вывернул штурвал –вертолет с ревом заложил крутой вираж влево. –Эй, смотри. Что это там движется?
Олег схватил бинокль, но пока настраивал резкость, вертолет прошел мимо. Только и успел ухватить краем глаза красное жерло зубастой пасти на пятиведерной башке, а чуть позади двух пушистых белоснежных коропедов. Да и то едва бы заметил, если ни пятачки с глазенками: их природа почему-то забелить не додумалась.
-Медведи!?–восторженно с примесью недоумения выкрикнул Олег.- Белые?
-Самые, что ни есть! –перекрывая рев мотора, подтвердил с ноткой гордости пилот. –Красавцы. Не правда ли?
-Да, конечно… -Олег проводил оценивающим взглядом переваливающуюся с боку на бок тушу. -Но я думал, что они только на Северном полюсе водятся…
-И я так, ха-ха, полагал, -кивнул пилот, повесив вертолет над зверями. Ветер от винтов шевельнул шерсть на загривке. Медведица смерила вертушку подозрительным взглядом. Подождав несколько секунд и не видя явной опасности, она рыкнула и потопала вразвалочку дальше. Медвежата зателепали следом. -пока однажды помочиться не приспичило. Как раз проходил через места красоты неописуемой. Ну, вот я и подумал: «Остановись, мгновение, ты прекрасно!» -посадил вертолет и направился к ближайшей кучке, по сторонам глазея: к природе, значит, приобщаясь…
-А чего сразу у дверей свои дела не сделал?
-Так мороз под тридцать и ветер за двадцатку –дыхание сразу инеем опадает. Так что я всю обшивку б исцарапал. А этого допускать никак нельзя, -он провел ладонью по панели, добавил с нежностью. –Я свою ласточку люблю, так что скорее себе чего отморожу, чем ей наврежу.
-Хм., -Олег усмехнулся, подбодрил кивком, -и как? Успешно?
-Даже слишком. -сообщил пилот, облетая гору. На непонимающий взгляд Олега пояснил с усмешечкой. -Иду я, раздуваясь от впечатлений, быстро так, тороплюсь, значит, чтоб не лопнуть… Хорошо наст крепкий, слежавшийся –хрустит, но держит. Добежал я до кучи, портки спустил и давай холст раскрашивать веселенькой такой лимонной струйкой. И каково же было мое удивление, когда вместо скалы вытаяла разъяренная медвежья харя…
-Нда.., -Олег покачал головой, едва сдерживая улыбку, добавил с сочувствием. –Похоже, несладко тебе пришлось. –пилот покивал, соглашаясь, а Олег спросил. –Ну, и как?
-Ооо! –с сарказмом провозгласил пилот. –Ты даже не представляешь… Насколько глубоко и полно было мое облегчение. Что-что, а тяжесть.. с души я сбросил. Пусть недалеко, но бежать мне это нисколько не помешало.
-Наверное, ни один спринтер бы не догнал.
-Какое там, -отмахнулся пилот. –призовой жеребец снял свою корону, посыпал гриву пеплом и отправился в самое дальнее стойло пережевывать самую жесткую солому. В общем, когда я впечатался в кресло и бросил вертолет вверх, за стеклом увидел весьма обалделую белую морду. Видимо, таких скоростей животинка отродясь не видывала.
Пилот направил вертолет меж скал, напоминающих издали трезубец Тритона. Облетев их по кругу, взял курс в обратном направлении.
-Возвращаемся? –спросил капитан, нахмурившись.
-Придется, - пилот вздохнул с сожалением. –Топлива только до базы, да и то впритык. Почти, как в тот раз. Но повторять мне это совсем не хочется.
-Неприятные воспоминания?
Пилот хмыкнул, пожав плечами, пояснил с сарказмом:
-Десять километров по колено в снегу, со всех сторон воют волки и при этом в штанах дерьма под завязку… Если такое вы называете неприятными воспоминаниями, то это оно самое.
-Нда.., -капитан покивал, -не позавидуешь. Ну, что ж… Если все, то все…
Бросив оценивающий взгляд на датчик топлива, пилот поколебался, сообщил раздумчиво:
-Вообще-то он малость привирает. Минут десять-двадцать у нас в запасе есть.
Капитан огляделся по сторонам, но кроме мертвых черных скал, на которых даже снег не держался, ничего не обнаружил. Тяжело вздохнув, он махнул рукой:
-Десять минут погоды не сделают –возвращаемся.
Пилот кивнул, горы накренились, развернулись градусов на девяносто. Капитан прищурился, оценивая положение нависшего над вершинами солнца. Наклонившись к пилоту, крикнул:
-Эй, командир!
-Что!?
-Ты с курса не сбился? Когда сюда летели, солнце в левый глаз светило, значит, если на базу, то должно наоборот быть. Или я что-то путаю?
-Все верно! –крикнул в ответ пилот и добавил одобрительно. –Можешь смело дикарем путешествовать: не заблудишься.
-Спасибо, за столь лестную оценку. Обязательно попробую, как только всех бандитов переловлю. – поблагодарил Олег с долей сарказма. –Но все-таки куда путь держим?
-Сделаем небольшой крюк, -пояснил пилот. –Маловероятно, что они на Алый пик полезут, но проверить не помешает.
-Почему? –встретив недоумевающий взгляд пилота, капитан добавил. – Почему не полезут?
-А Ганс –парень осторожный. Ему еще на стажировке десять лет назад объяснили, куда соваться не стоит –вот он и не лезет на рожон.
-Ганс? –переспросил капитан. –Гм… Может, трус просто?
Пилот бросил на него косой взгляд, лицо затвердело:
-Робким здесь не место. Они где-то там у подножия по кабакам да барам ошиваются, в офисах штаны просиживают, друг друга обслуживают. –ноздри дергались, скулы пошли красными пятнами. Он чуть помолчал, пережидая вспышку гнева, проворчал уже мирно. -А осторожность лишней не бывает: правила безопасности не ворона выкашляла: они кровью писаны.
-Я не хотел никого обидеть, -капитан вскинул руки. –Просто задал вопрос.
-Ах, вопрос… -протянул капитан. –Ну, тогда отвечу, что нет: у меня в друзьях трусов нет. Нет, не было и не… -в это время вертолет перевалил через очередной хребет, оказавшись в чаше метров пятьсот в диаметре, словно залитой до краев кровью. Пилот подпрыгнул, заорал радостно. –Нет, все-таки есть у меня чутье, есть!
-Где? –капитан крутил головой. –Никого не вижу.
Пилот ткнул рукой в сторону противоположного склона.
-Да вот же! Видишь, красная шапка метрах в тридцати от вершины? А рядом оранжевое. Похоже, твой Карманов.
Олег посмотрел в указанном направлении, перевел недоумевающий взгляд на пилота, обратно, опять на пилота.
-Издеваешься? При таком освещении?
-Аа.., -отмахнулся пилот и добавил с презрением. –Пласкатики. Что с вас возьмешь. –вертолет перевалил через гребень кратера, завис метрах в пятнадцати от испещренной трещинами стены. –Теперь видишь? По щели поднимаются.
Олег всмотрелся так, что едва глаза ни лопнули, наконец, вычленил из густой, как спекшаяся кровь, тени контуры двух человеческих тел.
-Знаешь, -с сомнением сказал он, -по-моему, они не поднимаются, вообще не двигаются. Ни вверх, ни вниз.
-Ну, конечно! –в вымученным энтузиазмом отпарировал пилот. –Чего ж им дергаться, коль мы прилетели. Сейчас разузнаем, в чем дело. Если все нормально, не будем мешать, полетим домой. Если чего надо, поможем.
-Трое суток на морозе –это у вас нормально? –удивился Олег. –Не выходя на связь?
-Может, рацию уронили, -отмахнулся пилот. –Всякое бывает. А поход, есть поход. Или, -спросил он с насмешкой, -у вас поход -от холодильника до дивана и обратно?
-Ну, конечно, -с долей обиды отпарировал капитан. –Вы одни сено жуете, остальные –солому.
-Мы, как горные орлы, свежим мясом с кровью питаемся, -гордо заявил пилот. Его всего подергивало от перевозбуждения, пилот схватил рацию трясущейся рукой. Вжав кнопку внешней связи, проорал восторженно. –Эй, Гансик! Старина, как жизнь, как погодка!? Ты там не примерз случаем? Могу, если что подсобить: лопатку там одолжить или еще чего… В нашем возрасте, брат, сам понимаешь, задницу беречь надо: застудишься, так яйца станут с кулак –любой горный орел обзавидуется! У страуса и то меньше. Ну, что скажешь?
Но в ответ тишина, если не считать рева мотора да лопотания крыльев… Одежду трепало ветром, тела раскачивало, но больше никаких признаков жизни не наблюдалось. Пилот потемнел, глаза подозрительно покраснели. Капитан положил руку ему на плечо, сказал тихо:
 -Они мертвы. Соболезную…
Пилот дернул плечом, прошипел сквозь стиснутые зубы:
-Откуда тебе знать, крыса штатская!? –он начал отстегивать ремни, пальцы дрожали, не слушались, губы прыгали, рот кривился. –Что ты видел, кроме своего кабинета с бумажками да секретуткой по вызову.
Олег нахмурился.
-Вообще-то я –оперативник, а стол у меня обычно пустует, да и секретарша лишь у шефа. И попал я в органы не со студенческой скамьи, а после афгана.
-Да хоть после Второй Мировой! –пилот, наконец, скинул ремни, хотел встать, но Олег стиснул его локоть с такой силой, что пилот рухнул назад в кресло, глаза полезли на лоб. –Ты чего!? Пусти! Не видишь, ребят спасать надо!
-Хочешь, чтоб не только орлы с медведями, но и мы им компанию составили!? –стиснув губы, с металлическими нотками осведомился Олег. 
-Пусти, идиот!!! –пилот рванулся, ударил Олега по руке, но тот был готов –заломил ладонь так, что смутьян ткнулся носом в переборку. Из позы зю простонал полузадушено. –Я зафиксировал двигатель –вертолет завис, не стронется с места. Не ссы…
-Знаешь, сколько раз я это слышал, после чего раздавалось сакраментальное: «Бля, парни, сейчас будет жесткая посадка», -ласково поинтересовался Олег, тыкая пилота мордой в панель после каждого слова. –Глянь в окно, чудило. Видишь, тучки надвигаются? Любой порыв –и вертолет о скалы шандарахнет. 
-И как.. я.. гляну?
Олег поиграл желваками, отпустил парня. Тот зыркнул на него исподлобья, потирая покрасневшую ладонь, огляделся по сторонам. С запада, подсвеченный закатными лучами, надвигался черно-багровый утес. Словно еще одни горы, только решившие зачем-то попархать, будто и не горы они, а легкомысленные мотыльки. Пилот втянул голову в плечи, покосился на два раскачивающихся под порывами ветра тела - в глазах появилось затравленной выражение.
-Твою ж!.. И что ж делать?..
-Сиди, старуха, сам открою, - хлопнув парня по плечу, Олег пошел в задний отсек.
-Ты хоть умеешь? –слабым голосом поинтересовался пилот. –Меня, кстати, Васькой зовут.
-Не скажу, что очень приятно, -с кривой усмешкой сообщил Олег, однако, пожал протянутую руку, -Но будем знакомы, Василий. –Он проверил линь, карабин, посмотрел на пилота с прищуром. –А насчет умений… Афган, братец, вообще-то одни сплошные горы. И повытаскивать из пропастей приходилось народу немало, как и с отвесных скал снимать. И порой это происходило под огнем маджахедов.
-И как? –с недоверием поинтересовался Василий, подправляя штурвалом положение вертолета. –Без.. инцидентов?
Капитан ухмыльнулся, задрал рубаху. Взору открылся крепкий загорелый торс, где справа на брюшине под нижним ребром виднелся небольшой бугорок этак с пятирублевую монету, а с другой стороны на спине расцвела щупальцами морская звездочка.
-Бог миловал. Только почку прострелили. Еще б пару сантимов, и печень разорвало.
Пилот спал с лица, бледно улыбнулся.
-В самом деле повезло, -проблеял он не своим голосом.
Уголки губ Олега дернулись вверх, он хлопнул парня по плечу:
-Не ссы: прорвемся. Держи вертолет ровнее.
С последним словом он распахнул дверь и выпрыгнул за борт. Вовнутрь ворвался морозный воздух, завженькал разматываемый барабан, тукнуло –вертолет дернуло боком вниз.
-Вроде метр с кепкой, а тяжелый, как слон, -проворчал пилот сквозь стиснутые зубы. Выправив взревевшим двигателем вертушку, он прижался к скале, выгляну в окно. Олег показывал, что нужно еще ближе, но пилот вжал рацию, заорал обозленно. –Не могу: и так уже винты чиркают.
Олег, что болтался метрах в десяти под брюхом, бросил  косой взгляд вверх. От скалы то и дело вырывались снопы искр. Но до снулых мужиков так не добраться. Капитан вжал на пульте одну из кнопок –кронштейн зажужжал, выдвигая последнее звено, угрожающе изогнулся, накренив заодно и вертолет. Щелкнуло –стена перестала приближаться.
-Что там у тебя? –проскрежетал из рации искаженный помехами голос.
Олег протянул руку, а заодно и сам потянулся, едва не разрываясь пополам. Осталось с метр –не больше, но с тем же успехом они бы могли висеть за километр.
-Близок локоть, -ответил он отрывисто, -да не укусишь.
-Не достать? –с беспокойством просипело из рации. –Что ж делать… Что делать!?..
-Не спеши лапки подымать, -пророкотал Олег, держа прицельным взглядом два тела. –Сейчас кое-что испробуем. Надеюсь, вертолет не перевернется.
-Ты что задумал, бешеный? –проскрипело в рации с нотками паники.
-Видел в кино, как мордовороты в идеально пошитых костюмах залетают по канату в здание? Или с самолета на самолет перепрыгивают?
-Ну?
-У нас все прозаичнее, -успокоил Олег и, отклонившись назад, начал раскачиваться, как макака на лиане. –Иии.. разз, и два… Иии… -на последнем качке он ухватился за Карманова, что висел почему-то на одной веревке с Гансом. Капитан поискал взглядом вторую, но та болталась метрах в трех над головой, срезанная наискось, словно бритвой. –Что за хрень здесь творится? –пробормотал он, оглядываясь по сторонам, но больше ничего подозрительного не увидел. Разве что метрах в шести внизу на выступе снег сбит, словно что-то шлепнулось. Может быть, керн из рук выскочил?..
-Что там!?-донеслось из рации заинтересованное.
Олег бросил взгляд вверх. Пилот всматривался через стекло под ногами. На широком веснушчатом лице вопрос написан строчными, да еще и выделен болтом. Олег поморщился, спросил в свою очередь:
-Как вертушка?
-Пока держит, -нетерпеливо отмахнулся пилот. –Ребята-то как?
-С виду целые…
И в это время налетела туча. Порывом ветра в двигатель и салон снега задуло столько, что хоть снежный городок лепи. Но двигатели поразборчивей свиней, поэтому ничего странного, что они тут же закашляли и заглохли. В рации взвыло нечеловеческим голосом, выматерилось и вертолет с ревом падающего с Ниагары кашалота провалился вниз. Кабина прошла перед лицом, на миг взгляды Олега и обалдело-перепуганного, судорожно дергающего за рычаги пилота пересеклись. Олег криво улыбнулся, слыша лопотанье и чувствуя ураганный ветер приближающихся винтов… Прощай, парень, -прошептали его губы. –Недолго ж мы были знакомы.
И в этот момент мимо него проревел гигантский шмель, мелькнуло что-то округлое, обдав лицо запахами стали, мазута и чего-то тошнотворно-знакомого. По коже пробарабанило несколько полукапель-полупесчинок. В следующее мгновение вертолет взревел. Выкашляв сноп дыма и искр, движок с надсадным воем потащил бело-голубую махину вверх. Сантиметр за сантиметром, подергиваясь из стороны в сторону, вертолет все-таки поднимался. Наконец, показался лобовик, но уже с белым пятном на стекле и паутинкой трещин. Сквозь них мелькало знакомое лицо, и видеть его в этот раз было гораздо приятнее. Вид у пилота крайне потрясенный и горестный, словно случился по меньшей мере потоп, а то и Армагедон. И косился он куда-то вбок. Губы шлепают, лицо кривится, только из рации ни звука не доносится. Похоже, прибору трындец пришел безвременный и полный. Печально… Олег проследил за взглядом страдальца, вздрогнул так, словно сунул два пальца в розетку.
-Твою ж дивизию! –прошептал он побелевшими губами. –Вот как она выглядит невезуха тотальная. Всю жизнь искал, думал хоть краем глаза увидеть, а тут на тебе, полные шары.
Он просунул левую руку под веревку, а правой торопливо стирал с лица то, что было песчинками с минуту назад, а еще чуть раньше занимало место в черепной коробке Ганса. И выглядел сейчас Ганс, как мутировавший после т-вируса мужик из пятой обители зла. Даже зубы таким же красочным лотосом: фрагментировано этак на четырех частях лица. Да глаза, как у Маски при виде классной телки. Вот только кровь не капала да края раны все такие-же бледные. Капитан с некоторым облегчением выпустил сжатый воздух: видать, парню давно было уже все равно. Но гроб придется заказывать все-таки закрытый.
Капитан обмотал веревкой одного, второго. Привязав к карабину, чиркнул ножом по тросу, на котором до этого висели оба, и вжал кнопку на пульте. Моторчик над головой зажужжал едва слышно, потом взвизгнул, словно псу наступили на лапу. Трос натянулся –тела задрожали, от чего наверху истошно взвыло, потом с треском отлепились. Примерзли, -понял капитан.
Минут пять ушло на подъем и затаскивание. Как только оба оказались внутри, и Олег захлопнул дверь, вертолет тут же подал вбок и с ревом пошел в сторону заката. Тела покатились, стукаясь ледышками друг о друга и прочие твердые предметы, Олег- следом. Он пытался ухватиться, но рывок был слишком резок, так что затормозил за самое доступное –голову Ганса. Передернувшись с макушки до пят, он рявкнул так, что стекла задребезжали:
-Поосторожней никак?
-Не до сантиментов! –донеслось еще более злое из кабины. –На парах летим.
-Это точно: как на парах, -подтвердил Олег, выглядывая в иллюминатор. Горы мелькали под днищем, почти чиркая вершинками сосен, но так быстро, что все сливалось в сплошное черное месиво. –Ты куда так спешишь? К смерти? Так до нее не надо далеко ходить, а тем более летать. -снизу по обшивке бухнуло –через весь отсек пронесся бугорок, аккурат промеж ног Олега. Тот враз взопрел, проверещал, как тенорок очень малого театра. - Приподнимись повыше: сейчас пузо пропорем!
-Поздно, батенька, боржоми хлебать, когда гроб заколачивают!
-Ты это о чем? –напряженный, как тетива, задал скорее риторический вопрос Олег, хватаясь за поручни. Но надо же разговор поддержать.
-С минуты на минуту рухнем,- едва удерживая трясущийся вертолет в воздухе, простучал зубами пилот. –Полянку бы найти… Хоть самую завалящуюся.
Олег выглянул в иллюминатор и ему стало дурно от одного вида мелькающих сосен. Он прекрасно понимал, что никакая обшивка не спасет: больно тонка, что делалось для наибольшей скорости и грузоподъемности. Так что девяносто девять из ста, Новый Год придется встречать на одной из елей в виде игрушки. Хорошо еще, если роль красной звезды не достанется. А то пропорет так, что и кукарекнуть не сумеешь.
Вертолет уже не ревел, а кашлял и испускал прочие непотребные звуки, однако, Василий разогнал его каким-то чудом еще сильнее. Олег выглянул еще раз, сказал с сомнением:
-Тут даже аэродром освещенный появись, хрен среагируешь: межконтинентальные ракеты и то медленнее летают.
-Эх, капитан,- раздалось в ответ самодовольное с нотками сожаления, -не видел ты меня на армейских играх в прошлом году. Там народу собралось видимо-невидимо, понаехали, как со всех концов нашей необъятной, так и из-за рубежа. Вот мы там дали жару!.. У юсовцев рты пооткрывались так, что из-под облаков спутать можно было с сортиром. Жаль, что мы не птицы: забавно было бы…
-Да ты, Васятка, совсем еще салаженок.., -догадался капитан.
-Не салаженок, а Василий Петрович, -важным баском донеслось из кабины. –Годами молод, но вельми мудер другими местами. Опа! Полянка!!!

Глава2.
Вертолет, как шел, так и провалился, ломая кроны. Корпус трясло, Олег с остановившимся сердцем и ледяным комком в заднице наблюдал, как лапник хлещет по стеклу, бортам. Мелкие ветки они ломали, как и средние, да и то трясло, словно припадочных, но если на их пути встретится одна покрупнее или ствол, а это должно произойти просто в соответствии с теорией вероятности, то костей не соберем. Кто другой, конечно, сможет: после катастроф всегда присылают специалистов по поиску ошметков и обломков скелета –пусть не все найдут, но все же... Да только нам от этого один хрен не сладко сейчас, а потом будет и вовсе по фигу: обнаружат ли под корягой полуобъеденный средний палец или оставят его ракам на ужин.
 С истошным скрежетом и треском оторвало лопасти. Вертолет завертело, словно на каруселях, а вместе с ним и их четверых. Только вот Олега с трупаками, как начинку в погремушке, а Васятку, как продвинутого геймера, пристегнутого к креслу. Не знаю насчет больнее, но, если судить по вееру блевоты, перечеркнувшей пару раз белый свет и разукрасившей стены веселеньким натюрмортом, кувыркания такой интенсивности Васятке явно пришлись не по душе. Карусельки, наконец, прекратились, но их все еще несло, вспарывая блестящий, словно покрытый мириадами бриллиантов наст. И несло их слегонца этак боком на сосну, что и впятером не обхватишь. Глаза Васяткины по мере приближения становились все больше, пока не достигли размерами голумовских, ноги елозили, пальцы пробовали расстегнуть пряжку, но как всегда сработал закон подлости: заклинило.
-Ааа! –возопил Васятка не своим голосом, понимая, что жить ему осталось считанные мгновения. –Простите меня, люди добрые и не очень! Если и творил я пакости, то не со зла, а лишь из озорства по молодости и гдупости-и-и!!! Олег Семенович, скажите бате, что я его люблю и вовсе не хотел в тапки срать: просто у меня расстройство было!.. Сестренка меня вишней обкормила, а я не знал, что у меня на нее аллергия-а-а!!!
Грохнуло, затрещало с металлическим визгом, раздирая обшивку и вбивая в разлом снег с морозом. С жалобным стоном то, что осталось от вертолета, остановилось, практически обняв сосну. Вздрогнув пару раз, смятое железо осело. С треском, гулким буханьем и шорохом сыпались ветви вперемешку со снегом, долбили по борту. Наконец, настала тишина…
 Засыпанный снегом по уши, сморщившийся и съежившийся Васятка медленно приоткрыл один глаз. Острый засохший сук размером со скалку для обучения строптивых мужей застыл в паре миллиметров от его носа. Скосив глаза на кончик носа, Васятка медленно потрогал его двумя пальцами. Пощупав сук, он сообщил в пространство гнусаво:
-Как хотите, но я обделался и совершенно этого не стыжусь.
Олег разгреб снег, вылез, оставив свой раскоряченный слепок. Рядом шевельнулось, в белой поверхности образовалась трещина, словно вурдалак рвется наружу. Из-под снега донесся глухой стон. Олег упал на колени, в пару мощных гребков расшвырял снег. Показалась красная, словно натертая наждаком рожа Карманова. Набрякшие веки задергались, синие губы шевельнулись. Олег наклонился еще ниже, надеясь на что-либо великое, ведь такие люди не уходят, не сказав последнего, самого важного. Но донеслось лишь:
-Пить… -и.. веки сомкнулись.
Да… Похоже, что к великим Карманов не относился ни одним боком. Даже хлястиком.
-Ишь ты, -пробормотал Олег, -живучий какой…
-Что!? –встрепенулся пилот. –Ганс!?
Олег покосился на колоритно разбросанный по салону «ох» т-вирусника, почесал затылок.
-Гм… Не сказал бы… -он отгреб снег, вытащил Карманова наружу. –Далеко отсюда до базы?
-Километров двадцать…
-Подмогу вызвать сможешь?
-Чем? –Васятка кивнул на исковерканную, смятую, как брюки после месячного запоя, приборную панель. –Даже азбукой «Морзе» не получится.
-А ракетницы? –спросил быстро Олег, прицельно оглядывая обломки c разбитыми циферблатами.
-Есть пара штук, -пожал плечами Васятка, -но толку... Над нами такой полог, что и стингером не пробиться. Да и кому сигналить, если это  единственный вертолет на триста километров. Был…
-Похоже, придется пехом топать, -сделал вывод Олег.
-Похоже на то, -уныло согласился Васятка.
Застегнув молнию на куртке до подбородка, он выбил ногой деформированный люк.  Сквозь него совсем недавно грело затылок солнце, а теперь лишь снег да перемолотые в щепу ветки. Окинув покореженный салон хмурым взглядом, Васятка тягостно вздохнул и полез наружу.
-Стой! А эти?
Васятка оглянулся на распростертые тела, во взгляде промелькнула брезгливость пополам с неудовольствием. Все-таки, если бы не Карманов, до придури осторожный Ганс вряд ли бы полез на эти скалы. Захотелось буржуйчику острых ощущений… Чтоб ему пусто было!
-Гансу уже ничего не доспеется, а этого.., -Олег видел, как на лице парня боролись неприязнь и чувство долга. Судя по мимике, он бы с удовольствием оставил Карманова наслаждаться пением птиц, ну.., или волков. Кому, что нравится. Но все-таки долг победил. – Придется тащить.
Он вернулся, с трудом сняв крышку, покрывавшую скамейку вдоль борта, вытащил оттуда туго свернутый в тубус красный брезент. Олег наблюдал за молчаливо сопящим пареньком, несколько не догоняя, чего ж тот задумал, пока Васятка не выбрался со свертком наружу. Бросив его на снег, парень что-то там нажал и сверток с шипением начал разбухать, разворачиваться. Через минуту это превратилось во что-то типа камеры от белаза, только с днищем. До чего ж дошла мысля человеческая! –восхитился про себя Олег. Все, что угодно, придумают, лишь бы не работать. Хотя,-признался он себе, -чтобы такую махину надуть, нужен взвод солдат и час дыхательной гимнастики. Или толпу китайско-таджикских гостарбайтеров. Тем в общем-то все равно, чем заниматься, лишь бы деньги платили.
-Готово, Олег Степанович, -отчитался Васятка устало, словно это он ее надувал, да еще и в одиночку. –Рассаживайтесь по местам.
Капитан огляделся, но окромя сосен да слабо дымящейся туши вертолета никого не заметил.
-Ты и меня потащишь? –Олег приподнял брови, смерил Васятку снизу до верху, покачал головой. –Однако…
-Да не, -Васятка криво ухмыльнулся, притопывая с ноги на ногу -это я так, шутю.
-Юморист, блин, -скривился капитан, растирая задубевшие ладони. –Ты не родственник Задорнову случаем? Сейчас посмотрю на твое веселье. Стой здесь: принимать будешь.
Но вылезать трупаки из обжитого, хоть и малость потрепленного жилища не желали. Пусть второй хоть еще жив, только вел себя примерно так же, разве что мозгами не раскидывался. В общем не лезли. И вроде бы люк позволял, но ни в какую: как две сосиски. С конечностями –спагеттинами, которые упорно цеплялись за все, что попадалось на пути. Капитан в раздражении пнул гансовскую руку, что застряла меж стульями –и та безвольно вывалилась. Был бы человек в сознании, сломал бы, а этому хоть бы хны. Хотя, если досконально, ему вообще-то на все это глубоко наплевать. Возможно, даже сверху.
После десяти минут борьбы с так и не ожившими мертвецами, а точнее с одним, Ганса, наконец-то, вытащили, забросили в лодку. С Кармановым повозились чуть дольше: все-таки до врат рая, ну, или Валгалы –кто знает, что у него там- тому еще топать да топать. Если, конечно, по дороге не окочурится болезный.
Васятка отсапывался, упершись обоими руками в колени, по лицу градом катил пот. Олег снял перчатки –морозец приятно холодил кожу, от которой тут же пошел пар. Чего-то не хватает… Олег нахмурился, обошел лодку по кругу. Аа, понятно: куда-то подевалась правая половинка верхней гансовской челюсти с частью черепушки. Капитан порыскал взглядом по сторонам, и обнаружил недостачу в шаге от Васятки.
-Эй, студент!
-Чего? –спросил Васятка, не поднимая головы.
-Ты почему товарища бросил?
-Обижаешь, начальник, мои все на месте. –он проследил за взглядом Олега, глаза остекленели, Васятка враз стал белее самого чистого снега. –Упп! –щеки раздулись, как у хомяка, его перегнуло пополам, брызнув на снег чем-то желтым и дурно пахнущим. Похоже, борщ кончился еще в полете. –Что ж вы так без предупреждения!? Я ж нежный!
-Значит, дома сиди, макрамой бонсаи выекибанивай. –Олег взял промерзшую челюсть, положил рядом с владельцем, не дрогнув ни единым мускулом на лице. –Оружие есть какое?
-Винтовка должна быть, если не сломалась, да патронов пачка.
-Тащи, -приказал Олег, прислушиваясь к вою, который пусть и не становился ближе, но чаще и с разных сторон –да. –Чую, этой ночью не одни мы голодные.. бродим. Но нас двое, а этих ребяток, судя по голосам, никак не меньше десятка. Так что расклад не в нашу пользу.
-Ты это о чем, Степаныч? –теребя замок на куртке, спросил Васятка.
-А кто кем поужинает, -любезно пояснил Олег.
-Неее, Степаныч, -помотал Васятка головой, - я волчатину как-то не очень…
-Зато она тебя, -с намеком сообщил Олег, -весьма и весьма.
Взвыло уже совсем неподалеку. Да как-то сразу с трех сторон. Васятка втянул голову в плечи, глаза стрельнули по сторонам, уши проворачивались, подрагивали, словно проснулись атавистические свойства. И в вое этом отчетливо слышалось нетерпение и жажда чего-то такого, такого... Но выяснять, чего именно, и тем более утолять ее Васятка не собирался ни в коей мере. Сглотнув тягучую слюну, он опрометью бросился к вертолету. Не останавливаясь, выбил в прыжке двумя ногами вперед покрытый паутиной лобовик и скрылся внутри в грохоте и лязге. Во дает! –Олег восхищенно покрутил головой. –Нужда заставит, и Чака Нориса на лопатки уложишь.
В течение минуты из тьмы слегка дымящегося вертолетного чрева доносился грохот, сдавленные маты, после чего на свет божий, если, конечно, таковым можно назвать слабый проблеск лунного сквозь густющие кроны еловых лап, выбрался Васятка. Весь в копоти с ног до головы он ничем не отличался от командос, подготовленных для диверсий дождливой холодной осенью где-нибудь в российской деревушке, где об асфальте слышали только по радио, да изредка в кино в старом обшарпанном клубе неподалеку от управы. Чуть прихрамывая, Васятка добежал до Олега. К груди он бережно, как ребенка, прижимал винтовку с коробкой патронов.
-Вот, - с явным сожалением он протянул свое богатство Олегу.
-Спасибо, -Олег зарядил винтовку, глянув через прицел на одну, другую елку, хмыкнул. –Не СВД, конечно, но сойдет…
Васятка насупился. За свою технику он готов был глотки рвать. Но, во-первых, капитан поопытнее его да постарше как по званию, так и по возрасту, а во-вторых, не время сейчас для выяснения отношений. После, если живыми доберутся, он ему все-все припомнит. Нашел, понимаешь, духа! Да я этих духов пачками по плацу гонял. Пока десять-отжимаются, другая группа приседает, еще столько же гусиным шагом вокруг них кругаля выписывають. Хоть ипростенько досуг проводили, но со вкусом.   
Как самый молодой и полный сил, Васятка закинул веревку на плечо и бодро попер груз полудвести в просвет меж елками. Поначалу наст хоть и похрустывал, но держал, поэтому движение шло довольно таки споро. Олег шагал позади. Поводя винтовкой по сторонам, он всматривался в кусты, надеясь вовремя заметить атаку хищников. Но те не высовывались. То ли еще стаю собирали, то ли чуяли, что люди настороже и так просто обедом не станут. Так прошли с пару километров. Васятка повеселел, хоть из-под воротника и валил пар, а от морды можно было разжигать костер, он начал насвистывать какую-то фривольную песенку. 
Он уже прикидывал, как будет хвастаться перед ребятами, как распуширит хвост перед недотрогой Вероникой, как та растает и, наконец-то, упадет в его героические объятия спасителя и великого победителя кровожадных серых монстров. А потом поднесет ему, возлежавшему на пуховых перинах, большую чашку ароматного горячего кофе. Или нет: шампанского. А уж согреться после этого -да еще с такой девушкой! –он сумеет. И произойдет это замечательное действо всего лишь часиков через пять, не больше.
Но, как оказалось, мечтам его сладким не суждено было сбыться. Под ногами сперва наметился некий уклон, тащить стало даже легче. Впереди показалась ложбинка, постепенно переросшая в котловину в три футбольных поля длиной. Шириной в сотню метров она тянулась ровная, как бильярдный стол, в окружении убеленных сединами столетних сосен. Васятка набрал разгон и тут же провалился едва ли ни по пояс.
-Что за черт! –пробормотал он, беспомощно оглядываясь по сторонам, но лишь встретился с насмешливым взглядом Олега.
-Хорош ночевать! Или ты решил себе берлогу вырыть? Так ты не медведь: лапу сосать не умеешь. А ежели б и умел, все равно б к концу зимы околел: с жировыми запасами у тебя не густо. Да и травки где сейчас найдешь, чтоб в заднице пробку образовать?
-Давай-давай, -заворчал Васятка, впрягаясь в постромки, -а Давай в Москве. Отдышаться не даст, проклятый. Рот бы тебе той пробкой заткнуть. После использования Михеем.
Но взялся за гуж, не говори, что не дюж. И поэтому Васятка тянул. Тянул и тянул, сцепив зубы и держа взглядом дальнюю кромку леса. Но, не смотря на вздувшиеся на лбу вены, все равно двигались в час по чайной ложке. Порой снег доходил до груди, и тогда Васятка чувствовал себя мухой в капле янтаря. Или атомоходом во льдах Арктики. С единственной разницей: у того топливо всегда под рукой, а у него маковой росинки с самого утра во рту не было.
Олег брел следом, устало посматривая по сторонам. Не сказать, что идти так уж и приятственно, но все-таки легче, чем Васятке. Уже преодолели две трети проклятущего поля, как подул ветер. По белоснежному полю побежали темные кляксы. Олег вскинул голову. Такие же куски тьмы стремительно неслись над головой, пожирая звезды, откусывая самые сладкие ломти от бледно-желтого пирога луны. Буквально за пару минут ветер усилился, небо заволокло тучами так, что видно не более, чем на десяток шагов. А тут еще ко всему прочему в лицо сыпануло ледяной крошкой. И так не фонтан, видимость вовсе упала до трех метров. Перед Васяткой как будто белую штору опустили. Причем захватили и часть санок.
-А вот это уже нехорошо, совсем нехорошо, -пробормотал Олег, проламываясь сквозь ветер.
Придерживая локтями ружье, он грел пальцы дыханием. Те покраснели, распухли. Если бы сейчас какая-нибудь серая сволочь решила напасть, вряд ли бы смог  не то, что попасть, но просто выстрелить в данной ситуации проблематично. В лучшем случае бы по загривку огрел. И на этом бы их сумбурная операция подошла бы скорее всего к концу. Единственный плюс –даром бы они не пропали. В том или ином виде, но пользу б принесли. Пусть не обществу, но природе. Хотя, может быть, и обществу, как пример безрассудного поведения. Мол, так поступать не стоит. Хотя если брать в контексте перенаселения…
А ветер все выл и выл, не то что переставая, но даже усиливаясь. Крупа сменилась хлопьями с ноготь, которые вместо спокойного с достоинством падения вились, как сумасшедшие, залепляли уши, глаза, норовили набить легкие до отказа. Олег щурился, пытаясь разглядеть что-либо, кроме белого вертепа, но даже санок не зрел. В панике, что потерялся, Олег рванулся вперед и почти сразу наткнулся на твердое, слегка пружинящее. И оно почему-то не двигалось. Олег перебрался по кругу, все время придерживаясь за борт, наощупь обнаружил сперва веревки, а уж потом и лежащего лицом вниз парня. Судя по тому, что никак не реагировал на прикосновения, Васятка был без сознания.
-Твою же мать! –Олег перевернул его на спину, тряханул за грудки, но тот не шевелился. И только когда по морде пару раз шлепнул, результат на лицо: Васятка застонал, слабо отмахнулся лапками.
-Что, зачем? –едва слышно прошептал пилот.
-Ты как? Все о-кей? Ты, парень, лежал мордой в снег и даже не пыхтел.
Плечи парняги затряслись, он всхлипнул.
-Я больше не могу-у-у! Это издевательство какое-то!
-Предлагаешь их оставить здесь? –сухо поинтересовался Олег.
По щекам Васятки текли слезы, он помотал головой, еле вышептал:
-Ничего я не предлагаю и ничего уже не хочу. Я спать хочу. Дай мне просто поспать, Степаныч…
Олег стиснул зубы, схватив парня за грудки, тряханул так, что у того лязгнули зубы.
-Не спи, дурак: ты замерзаешь! –в это время круговерть словно выключили, снег малость рассеялся. Олег всмотрелся покрасневшими глазами, сообщил с удивлением. –Ты смотри, какой молодец! Думал дохлик, а, ты справился. До гребня осталось совсем немного. Метров двадцать, не больше. Сейчас доползем мало по малу, а потом, как в детстве, на саночках с горочки. Уух! Только нас и видели.   
Васятка слабо улыбнулся посиневшими губами, в медленно закрывающихся глазах отражались редкие снежинки да круг вынырнувшей из-за туч луны. Олег чертыхнулся, схватив Васятку за куртку и штаны, перевалил тело через борт. Сунув в руки ружье, приказ строго настрого:
-Не спи, солдат! Если уснешь, мало того, что уже не проснешься, так еще двоих на тот свет спровадишь: если волки доберутся до нас, то одно движение –и мы уже кровоточащее мясо. Понял!?
Васятка кивнул, в глазах появилось осмысленное выражение. Он сел поудобнее, перехватив ружье, направил его в сторону возможного появления неприятеля. Олег впрегся в постромки, гикнув: «Нно! Пошла, родимая!!» -потянул сани к гребню.
Метров пять тянул лямку по пояс в снегу, но потом дно, действительно, начало повышаться. Не по асфальту, конечно, выхаживал, но и по колено –уже плюс. Гребень виднелся шагах в десяти по курсу, но тут пошли минусы: то есть кусты и деревья. И если первое он со скрипом, матами, вздутыми венами и выпученными глазами кое-как преодолевал, то меж деревьев застрял.
-И-и-ы-ы!!! –тянул Олег так, что, казалось, либо глаза лопнут, либо из штанов что-нибудь вывалится. –И-ы-ы-иии р-р-аз! Иии два!!! Иии…
Каждый раз с криком он дергал за веревку, но только глубже засаживал лодку меж сосен. Дернув последний раз и чувствуя, что лодка не сдвинулась ни на йоту, он привалился в бессилии к резиновому боку. Сердце копыхалось, как сумасшедшее, в глазах розовый туман. Олег ничего не видел и не слышал, кроме хрипа в груди да гула крови в ушах. И только когда прямо над ухом грохнул выстрел, а потом сверху свалился визжаще-рычащий комок шерсти с зубами и когтями, капитан понял, мир существует и вне его сознания. Причем порой в весьма грубой и извращенной форме. С этими мыслями Олег схватил бьющегося в агонии зверя за шиворот и с молодецким «иехх!» зашвырнул его в кусты. Как раз туда, где горело несколько пар огней и слышалось предупредительное рычание. На миг там стихло, затем раздался такой визг, словно резали порося. Похоже, инкам было с кого брать пример, когда вождей выбирали по критерию красоты и силы. А как только тот терял ее, то тут же убивали и избирали нового. И пока там проводят избирательную кампанию, лучше бы нам убраться подальше.
-Васятка, под-мог-ни! –просипел Олег, обмотав веревку вокруг рук и откинувшись назад так, что почти лег плашмя.
Парняга перепрыгнул через борт. Закинув ружье на плечо, он с энтузиазмом ухватился за веревку, начал дергать. Сильно, но невпопад. А когда они с Олегом синхронизировались, то веревка зазвенела и с сухим треском лопнула. Оба позорно завалились, вцепившись в обрывок, словно в спасательный круг. Звездное-звездное небо, вокруг луны сияло мертвенно-бледным гало.
-К морозу, -зачем-то блеснул эрудицией Васятка.
-Нет, -не согласился Олег, прислушиваясь к рычанию в кустах и приближающемуся вою. –К тому, что не пройдет и часа, как останутся от нас одни рожки да ножки. Обглоданные.
Похоже, Васятку такая перспектива устраивала мало. Потому, как подхватился он, словно ошпаренный, завертелся по сторонам, не зная, что делать.
-Будешь толкать с той стороны, -определил Олег, привязывая веревку к разлохмаченному концу. –Только не абы как, а когда скажу. Понял?
-Да понял, понял, -торопливо заверил Васятка, кося глазом на кусты. Там то загорались, то гасли флюоресцирующие в лунном свете пятна. И вряд ли это пары светлячков: на таком морозе не до брачных игр, -давай тяни скорей: я уже чувствую на своей заднице нечищеные волчьи зубы!
-Так ты им Дирол с ксилитом и карбамидом предложи: мол, чтобы заражения не было, -ухмыльнулся Олег, затягивая второй узел. –Гигиена превыше всего.
 -Это точно, -согласился Васятка и уперся в корму. Хотя, конечно, корму у тороида найти не просто, если только не знать ориентир. А он у них был: подальше отседова! –Готов?
-Готовее не бывает, -заверил Олег и натянул веревку. –По-о-оехали!!!
Как ни странно, но на этот раз они с попали в ритм на счет два. Бока лодки заскрипели, она сдвинулась и пошла, пошла сперва потихоньку, а потом все быстрее, едва самое широкое место пролезло меж стволов. Сзади взвыло, мелькнули, выпрыгивая из-за деревьев, серые тени. Васятка в страхе оглянулся, трясущимися руками сорвал с плеча ружье.
-Не останавливайся, не останавливайся! –крикнул Олег, вытягивая лодку на гребень. –Бросай мне ружье и толкай, что есть мочи. Как растолкаешь, запрыгивай следом.
-А ты!? –крикнул Васятка, задыхаясь, но толкая уже с горы лодку, что становилась легче с каждым ударом сердца.
-Задницу твою драгоценную прикрою, -зло гаркнул Олег, вскидывая ружье.
Грохнул выстрел. Мимо Васятки пролетело, кувыркаясь, визжаще-рычащее серое тело, пахнуло псиной и свежей кровью. Под ногами резко накренилось. Васятка почувствовал, что лодка повзрослела и больше не нуждается в его опеке, а вот он…
-Стой!!! –возопил он в страхе и отчаянии.
Лодку подбросило на какой-то кочке, она подлетела, а вместе с ней и трое пассажиров, но благо не вывалились, только матюгнулся шлепнувшийся на дно Олег. Но самое хреновое то, что ее начало крутить, как пропеллер, и Васятка, у которого уже ноги взлетали выше головы, никак не мог ухватиться за борт. Наконец, прямо по лицу хлестнула веревка. Он едва успел ее цапнуть, как в плечах хрустнуло, выворачивая суставы, и он поволокся, словно пойманная килька. Сзади явно настигали: Васятка чувствовал это всем встопорщившимся от ужаса загривком и стянувшимися в тугой узел внутренностями. Он заработал руками быстро-быстро, ткнулся головой в борт. Олег тут же ухватил бедолагу за шиворот, затащил вовнутрь. И вовремя: мчащийся следом зверь щелкнул зубами. Ногу ожгло, Васятка взвыл, лапнул себя в панике за икру. Пальцы нащупали располосованную словно бритвой тяжелеющую с каждым мгновением штанину, из которой текло теплое и влажное.
-Скотина! Инфекция ходячая!! –Васятка погрозил кулаком кувыркнувшемуся через голову и тут же вскочившему на все четыре волку. –Чтоб ты подавился! Чтоб у тебя несварение случилось, морда неумытая!
Но волку было плевать на неумытость. Слизнув дымящимся красным языком кровь с морды, он длинными прыжками понесся догонять ускользающий обед. А тех крутило, подкидывало, Ганса пару раз перевернуло вокруг своей оси, разметав руки и тут же шандарахнуло о дно. Послышался хруст. Васятка с опаской косился на безвременно почившего товарища: как бы не отломало чего от мороза.
Подопечные Васятки и Олега то взлетали, то шлепались на дно лодки. Мало того, что сами, как говно в проруби, так еще за трупами следить надо. В том, что Карманов перешел в мир иной, он практически не сомневался: во всяком случае последние пару часов тот никаких признаков жизни не проявлял. Снег на лице и то не таял. Если бы желудок не был пуст, Васятка уже бы выдал фейерверк невиданного счастья.
Их вертело, с каждым кругом проносило перед оскаленными волчьими мордами. Трое длинными прыжками летели следом, еще четверо по бокам, постепенно опережая. Васятка пытался ухватиться за борт, но волки тут как тут: глаза сверкают, зубы щелкают, пару раз едва пальцы не оттяпали.
-Ууу, проклятые!
Васятка нащупал ружье, только поднял, имея жгучее желание проделать в тупой серой башке лишнюю дырку, как их неуправляемый транспорт наскочил на мель. Васятку кинуло вперед с криком: «Бля-я-а-а!!» -на миг он ощутил себя ласточкой, потерявшей хвост –это улетело в сторону ружье –сердце застыло от ужаса, как только представил, что он лишится своего пассажирского мандата и влетит в гостеприимно распахнутые пасти серых друзей. Но тут за ногу дернуло.
-Ты куды!? –гаркнул Олег, подрезав ему крылья.
Васятка бухнулся вниз, всхлипывая от облегчения. Руки тряслись, он вцепился в веревку, боясь высунуть нос.
-Там внизу что-то горит! –крикнул Олег, выглядывая за борт.
-Что? –не понял Васятка, беспокойно оглядываясь. –Пожар что ли?
-Да нет, вроде бы окна. Домик, кажется… -Олег посмотрел на Васятку, сказал озадаченно. –В такой глуши… Может, пригрезилось?
Васятка замер на минутку, что-то обдумывая, потом заорал:
-Да это же зимовка пескариная!
-Какая-какая? –не понял Олег, со всего размаха хрястнув приготовленной палкой по морде излишне инициативного хищника. Тот с визгом отлетел, закувыркался «лапы-хвост». –Спятил?
-Да нет! Дед это! Пескарем его просто все кличут, так как всю жизнь по лесам да болотам. Зверей любит, раненых подбирает, лечит, а вот людей не больно привечает.
Олег посмотрел на него, как на придурка, поинтересовался:
-И чего ж нам от этого Айболита ждать хорошего?
Васятка почесал затылок, ответил с некоторой неуверенностью:
-Не даст, поди, на съедение то…
В это время лодка подлетела к подножию, постепенно замедляя скорость. Волки активизировались, бежали так близко, что еще чуть и затрут, словно торосы ледоход. Васятке даже слышался скрип их тел по резине и запах паленой шерсти. Лодка двигалась все медленнее, но все еще приближалась к вырастающему с каждым мгновением домику.
-Только бы добраться, -твердил Васятка, -только бы добраться…
-Ты чего бормочешь?! –зло выкрикнул Олег, отмахиваясь палкой от наседающих волков. Один из них щелкнул пастью, мотнул башкой –и палку вырвало, будто зацепив тралом. –Вот тварь!
-Молюсь, чтобы Ярый был с ним.
-Это кто еще такой? –спросил Олег скорее по инерции, чем из особого интереса.
Он в бессилии оглядывался по сторонам в поиске хоть чего-нибудь, что могло бы послужить оружием, но кроме тел, и запчастей к ним, ничего путного не видел. Васятка только хотел ответить, но тут они врезались во что-то спиной. Затрещало, их бросило к борту и тут же в воздух взвилось сразу два клыкастых тела. Горящие глаза, оскаленные зубы, растопыренные когти… Васятка закрыл глаза, в мозгу мелькнуло: «Ну, все, не поминайте лихом: писец к нам пришел безвременный и серый!»
И тут над головой пронеслось что-то огромное и теплое, сильно пахнуло псиной, за волосы дернуло, выдрав с загривка клок. Васятка взвизгнул, замахал кулаками, готовясь продать поздний ужин подороже, но лишь зарядил Олегу в глаз.
-Да тихо ты, бешеный!  Куда машешь!?–рявкнул он, дав Васятке отрезвляющую затрещину. –Зенки то разуй!
-А? Что? –Васятка заморгал, с непониманием уставился на Олега, у которого под глазом наливался лиловым здоровенный фингал. Он перевел взгляд за его спину, лицо осветилось радостью. –Ярый!
А в пяти метрах от лодки, которая протаранила плетеный забор из ивовых веток, клубился снег, мелькали серые тела, летела во все стороны шерсть вперемешку с визгом и ревом. Сквозь снежную завесь то заскакивали, то вылетали волки. И если туда они впрыгивали с горящими глазами, оскаленными зубами, полные энергии, и нацелены на вполне конкретное действо, то обратно возвращались совсем другими, так сказать, людьми. Благовоспитанно, пусть и несколько торопливо ковыляли прочь, поджав хвост и сгорбившись, аки русские интеллигенты после визита в ЧК. Только тросточки не хватало да шляпы с пенсне для колорита.
Васятка только хотел хихикнуть, как над ухом бабахнуло, после чего он впал в ступор, отключенный от мира звуков, как Россия от системы swift. Куча-мала распалась на четыре части: трех волков и здоровенного с теленка белоснежного пса. Двое волков отбежали, злобно скалясь, а третий лежал на боку, подергивая лапами, смотрел на них затуманенными от боли глазами. Да так жалобно, что у Васятки сердце заныло. В глазах волка словно читалось горестное недоумение: «За что?! Почему?» И, действительно, вроде бы не за что, ведь его таким природа сделала. Но и нам жить чегой-то хотца. Так что извини, братан…
Сбоку овевало, словно работала ветряная мельница. Васятка повернул голову, узнал Пескаря. Тот тряс винтовкой, орал что-то так, что аж вены на шее вздувались. Слюни при этом разлетались веером, окруженные паром. Пахло луком и салом с чесноком. Похоже, Пескарь недавно поужинал, может быть, прикорнул даже, а тут свадьба собачья подоспела. Понятно, тут у всех нервы могут не выдержать. В этот момент словно пробки из ушей выдернули:
-Ах, вы пакостники! Что ж вы, окаянные, делаете-то!? Сколько раз я говорил, чтоб гостей не забижали? А? –он подошел к поскуливающему волку, присел на корточки. Сухонькая, как птичья лапка, ладонь легла на широкий лоб. У Васятки екнуло внутри: стоило волку лишь чуть дернуть башкой, щелкнуть челюстями –и старик без руки остался. Но нет, волк замер, словно прислушиваясь к ощущениям, затем лизнул пальцы Пискаря. –Вот так-то. А то ишь храбрые какие: толпой на одного. Вы, случаем, не из-за моря-окияна? А то есть там любители энтого дела. Хлебом не корми, дай в псов-рыцарей поиграть. Да только шалишь, брат, -наговаривал он в подергивающееся волчье ухо. –У нас здесь Сусанины все через одного. Да и озер, слава Богу, в достатке. –взор старика нашупал Ярого. Косясь на хозяина, тот бочком-бочком пытался скрыться с места происшествия, но не вышло. –А ты это куда, горе мое луковое?
Пес замер. Постояв несколько мгновений, он втянул голову в массивные плечи и поплелся к Пескарю, помахивая поджатым хвостом. По мере того, как приближался, подгибал колени, горбился, а последние пару метров и вовсе прополз на брюхе, интенсивно вихляя задом. Васятка прыснул со смеху, а дед пояснил значительно и важно:
-Знать, чует вину душегуб.
-Отец, -заступился за пса Васятка, -зря ты на него бочку гонишь. Если б не Ярый, мне б глотку порвали. Да и Олегу бы не поздоровилось.
Дед поджал губы, в глазах зло сверкнуло:
-Молчи, охальник! Одни беды с тобой. С младых лет, куда ни сунься, всюду грязь найдешь.
-Да какие еще беды, батя!? –обиделся Васятка. –Что я тебе сделал?
-Мне?.. –медленно выговорил Пескарь, оглаживая небольшую бородку. –Лично? Ничего. Но дело в том, что я себя не позиционирую отдельно от мира. А ему ты подгадил за последние сутки изрядно.
-Чем!? –возмутился Васятка. –Я ничего не сделал!
-Да неужели? –Пескарь вскинул кустистые совершенно седые брови. –Вертолет взорвал –раз, пару дохликов притащил –два, популяцию волков, занесенных в красную книгу, истребил –три.
-И в-четвертых ограду повалил.
Пескарь перевел хмурый взгляд на плетень, отмахнулся.
-Как повалил, так и поправишь, а вот все остальное…
Натянув шапку-ушанку по самые глаза, старик поковылял к дому. Помахивая хвостом, громадная псина на цыпочках прокралась следом. Васятка поглядел на пассажиров, на уползающих в кусты поскуливающих волков, крикнул вслед:
-Отец, а как же?..
Не оглядываясь, Пескарь махнул рукой в сторону приземистой халупы.
-В дом тащи.
Пока они вдвоем с Олегом заносили тела вовнутрь, вернулся Пескарь с санками. На них лежал изорванный окровавленный клок шерсти, который был совсем недавно грозным волчарой. Ярый, что разлегся у порога, проводил старика с добычей сумрачным взором. Изнутри его широченной грудной клетки донесся глухой рокот.
-Да тише ты, окаянный! –одернул его Пескарь. –Мало тебе, что порвал зверушку, как тузик грелку, так доконать его хочешь!?
-Так он же зверь лютый, -удивился Васятка, отпуская Ганса на скамейку у стенки. –Не его бы, так он бы нас в лоскутки изодрал.
Дед покосился на парнишку с явным неодобрением, проворчал:
-Изодрал, не изодрал… Такова уж суть его. Не станешь же ты обвинять метель иль стужу, что щеки обморозил? Даже такому оболтусу, я полагаю, это в голову не придет.
Васятка вытер рукавом покрасневший нос, из которого ручьем бежали сопли, промямлил:
-Ну, вообще-то да…
Они с Олегом пристроили Карманова поближе к печке, что Пескарю явно пришлось не по душе:
-Вы зачем мертвечину сюды приперли!? Хотите, чтоб весь дом провонял?
-Так… -Васятка развел руками, кивнул на Карманова. –Он жив еще. Вроде…
-И этот? –вскинув лохматую бровь, Пескарь указал кивком на Ганса.
 Васятка сморщился, словно лимон надкусил, потупил глаза.
-Н..нет. Вряд ли.
-Так какого рожна он тут!? Тащи в сени! Немедля!
Ни слова не говоря, Васятка с Олегом подхватили многострадального Ганса и выволокли в прихожую. Там меж кадкой с капустой и поленницей как раз место пятачок свободный.
Когда вернулись, старик возился с волком. Поверх одежки кожаный передник, руки по локоть в крови. Стиснув зубы, он сосредоточенно штопал изогнутой иглой волчью шкуру. Карманов разлегся посередь комнаты, тут же рядом по бокам были брошены два одеяла.
-Его укрыть? –уточнил на всякий случай Олег.
-Это для вас, -буркнул старик и пояснил нехотя. –Тепло ему телесное нужно, но перегревать нельзя. Обычно девками замерзающего отогревают, но где я их возьму здесь…
Олег с отвращением посмотрел на белого без единой кровинки Карманова, сообщил с отвращением:
-Что-то у меня, отец, нет никакого желания этого делать.
-А зачем вы его тогда притащили? –желчно поинтересовался Пескарь, отгрызая капроновую нить. –Оставили бы на улице да всего делов.
-Так может… -начал было Васятка.
-Не может, -отрезал старик. –Не отогреете, к утру помрет.
Васятка переглянулся с Олегом. Тот нехотя кивнул.
-Ладно. Но нам бы пожрать не мешало, отец.
-Не нужна вам еда сейчас: спать ложитесь, а утром и позавтракаем, ежели аппетит еще будет, -он с ухмылкой показал взглядом на Карманова.
Сморщившись, словно от зубной боли, Васятка лег на пол слева от Карманова, а Олег пристроился с другой стороны. Васятка покосился на него. Лицо невозмутимое, словно каждый день грелкой подрабатывает.
Дед вышел в сени, вернулся с охапкой дров. По полу прокатился вал холода. Васятка передернул плечами, зубы выбили чечетку:
-Отец, так дуба дать можно.
-А вы поплотнее, поплотнее, -с усмешкой посоветовал Пескарь.
-Этто жж все равно, -отпарировал Васятка, трогая пальцами ледяную руку Карманова, -что с замороженной курицей в подвале обжиматься.
-Ничего, ничего, -обнадежил дед, открывая дверку топки. Щурясь от жара, он закинул туда штук пять толстенных поленьев. –Сейчас нагреется.
-Как же, -пробормотал Васятка заплетающимся языком. –Второй закон термодинамики еще никто не отменял. Кто-то греется, а кто-то окочуривается при этом. И что-то говорит мне, что последнее достанется нам с Олегом. Да, капитан?
Но в ответ донесся только храп. Васятка приподнял голову, но Олег уже спал, открыв рот так, что ворона влетит да еще и деток выведет. Похоже, его мало заботила перспектива проснуться завтра хладным трупом. Пескарь ухмыльнулся. Рассматривая на ворчащего паренька, сообщил:
-Я утром такие блины постряпаю, что мертвого подымут.
В животе квакнуло, Васятка беспокойно заворочался, приподнял голову.
-Правда?
-Истинная, -улыбнулся Пескарь щербатым ртом, -по бабушкиному рецепту.
-По бабушкиному –это хорошо, -улыбнулся мечтательно Васятка, -это я лю… Хррр…
Не договорив, парень со стуком уронил тяжелую голову на пол, захрапел. Пескарь закрыл топку. Вытащив из сундука медвежью шкуру, Пескарь с кряхтением наклонился, укрыл всех троих, подоткнул под бока. Прислушавшись к вою за окном да поскуливанию в углу, старик покачал головой, побрел к лавке. Завтра рано вставать: собаку кормить да гостей потчевать.

Глава3.
Васятка вынырнул из сна, словно из теплой купели. Сбоку грело что-то дрожащее, в ноздри проникал знакомый с детства запах жарящихся блинов, масла и душистого чая. За спиной что-то звякало, скворчало, шипело. Так и казалось, что сейчас раздастся звонкий мамин голос:
-Эй, сурок! Подъем! Завтрак проспишь.
Но голос на мамин совсем не похож. Голосом хриплым ты песню поешь, -прозвучал в ушах куплет из сказки об волке и семерых козлятах. Васятка разлепил глаза. Ну, конечно: сквозь ресницы тут же укололи яркие лучи. Васятка поднял голову, проморгался. На столе, сбитом из толстых досок грубо, но на века, возвышалось блюдце с горкой блинов, дымились две чашки, одну из которых захватил Олег, с немалой скоростью ухомякивая блины. Он макал их то в чашку со сметаной, то в глиняную плошку с медом, тут же отправляя в ненасытную пасть.
-Эй-эй, -с тревогой окликнул его Васятка, -полегче!
-Укм., -капитан проглотил целый блин, едва не удавившись, рожа побагровела. С трудом протолкнув его через горло, он просипел. –Кто успел, тот и съел. Кто рано встает, тому и бог дает. В большой семье, гм., не щелкай. Усек?
-Усекее не бывает, -согласился Васятка, откидывая жаркую шкуру. –Ты, брат, не спеши,- с нешуточной заботой попросил парень, - а то еще подавишься. Я скоро.
С этими словами он вылетел во двор. Ярый, что лежал у крыльца прямо на снегу, приподнял голову. Проводив гостя удивленным взглядом, он вздохнул и уронил ведерную башку на лапы. А Васятка  пронесся в гальюн –клозет, едва не сорвав дверь. Сделав свое дело, обтерся снегом, ввалился в дом, приплясывая от холода.
-Аах, хорошшо! –сообщил Васятка. Пряча ладони под мышками, он плюхнулся за стол.
Обхватив озябшими пальцами чашку, пилот подул на парующую поверхность, отхлебнул с краю.
-Эт, точно, -согласился капитан, ухомякивая очередной блин.
Васятка последовал его примеру. Когда от блинной горки остался лишь холмик, он спохватился, вытащив изо рта полузаглоченный блин, позвал хлопочущего у плиты деда:
-Эй, отец, давай к нам. Блины –просто чудо. Что ты все у плиты, да у плиты?
-Ешьте, хлопцы, ешьте, -Пескарь довольно заулыбался. И без того морщинистое лицо изрезали сотни трещинок. –Я с пяти утра на ногах, так что по крошке, по крошке…
-А весь двор в дерьме, -хохотнул Васятка. Заметив укоризненный взгляд капитана, смутился. –Прости, отец. Само вырвалось: не со зла. Просто люди мы военные. Порой такое-этакое выскакивает, что куда там Черномырдину.
-Не беда, -заверил Пескарь. –Я тоже не красна девица. Института благородных девиц не заканчивал. Так что налегайте.
Олег вытер губы полотенцем, кивнул на укрытого по самый нос Карманова.
-Как он там?
Васятка пожал плечами.
-Мокрый, как курица в бане.
-Отошел, значит, -сделал вывод Олег и вылез из-за стола. Он наклонился, пощупал красный лоб Карманова, по которому градом тек пот, отдернул руку. –Матерь божья! Да на нем яйца можно жарить! –Он оглянулся на Пескаря. –Отец, градусник есть?
Пескарь покачал головой, доковылял до пациента. Положив ладонь на лоб, пару секунд щупал лоб, собрав рот в жемок, потом вскинул кустистые брови.
-За сорок перевалило, однако. –он наклонился, приложил ухо к груди Карманова. Пока слушал, и без того хмурое лицо посмурнело. Он разогнулся с кряхтением, в глазах тревога.
-Что там, бать? –спросил Васятка, запихивая последний блин за щеки так, что они раздулись, как у хомяка. –Пора готовить деревянный макинтош и музыку заказывать?
-Пневмония у него. Двусторонняя.
-Дьявол! –Олег сжал кулаки, в бессилии глядя на горе-скалолаза. –Его надо в больницу. Срочно.
Васятка обошел вокруг закутанного в шубу Карманова. Помяв подбородок, согласился с чрезвычайно важным видом:
-А то. Кто ж тогда расскажет, чего у них произошло? Самим придется во всем разбираться.
Олег скрипнул зубами, стегнув по самодовольной роже злым взглядом. Ноздри дернулись пару раз. Закрыв глаза, он медленно выпустил воздух, повернулся к Пескарю. Тот развел руками:
-Я связался с базой два часа назад, как только метель утихла. Скоро должны быть.
Олег дернулся, переглянулся с радостно осклабившимся пилотом.
-Здорово! А вчера почему не сообщили?
Старик пожал плечами.
-Дом в низине стоит –антенна не берет. Чтобы дозвониться, приходится на сопку лезть. А вчера погода не летная была. Да и друзья наши лесные весьма осерчали под вечер. –он замолчал, наклонив голову, сморщенные губы растянулись в скупой улыбке. –А вот и гости пожаловали.
Со стороны дверей послышалось тарахтение, приблизилось, смолкло. Затем сдержанное рычание Ярого да голоса:
-Тихо, тихо. Свои, песья твоя харя. Рази не видишь? Ну, здорово, дружок! У тебя морда, по-моему, еще шире стала. Чем тебя дед кормит? Свинячьими модами?
Дверь распахнулась –один за другим в комнату ввалились двое парней и девушка. Все в одинаковых красных лыжных куртках с синими повязками на рукавах, на которых вышито «МЧС России » на голубом щите над восьмилучевой звездой. Девушка бросилась к пилоту с встревоженно-радостным криком:
-Вася! Живой!!! –она обхватила парня за шею, шептала горячечно, целуя в глаза, губы, щеки. –Васенька, дорогой мой, любимый! Я так переживала, так боялась, когда вы исчезли с радаров!
-Лиза, ну что ты.., -Василий пытался уклониться, но это ему слабо удавалось. –Ну, перестань: мы же не одни…
-Да ладно тебе, Васек, -невысокий кряжистый парень, чем-то смахивающий на бульдога, хлопнул его по плечу. – Деваху можно понять.
Третий высокий широкоплечий с арийским профилем и льдистыми голубыми глазами смотрел на сцену встречи с невозмутимостью айсберга.
-Хорошо то, что хорошо кончается. –наконец, изрек он.
Василий замялся, отвел глаза. Девушка почувствовала, что что-то неладно, с медленно угасающей улыбкой позволила Василию расцепить руки с испачканной помадой шеи.
-Вообще-то не все так уж и безоблачно, - с одеревеневшим лицом сообщил он, указав взглядом на трясущегося в ознобе Карманова.
-Главное, что вы их нашли, -невозмутимо ответил ариец. –Сейчас погрузим в вертолет, а на базе его вмиг поставят на ноги.
Васятка переглянулся с Олегом, покосился на Пескаря, но тот сделал вид, что его хата с краю. Впрочем, по большей части так оно и было. Что с него возьмешь, собственно? Помощь пришла –это уже плюс, а вот сообщать печальные новости его никто не обязывал.
-Кхм., -Васятка оттянул внезапно ставший тесным воротник, выдавил искусственную улыбку. –Это несколько проблематично.
-То есть? –ариец вскинул бровь. –Только не говори мне, что вы угробили вертолет.
Васятка медленно кивнул, сделав большие глаза и выдавил так, словно изнутри за язык кто-то держал, упираясь всеми четырьмя в глотку:
-И не только.
Ариец смотрел на него непонимающе, а девушка обвела комнату встревоженным взглядом, спросила в пространство:
-А где Ганс?
Васятка тяжело вздохнул, развел руками. Олег показал на входную дверь:
-Мы оставили его там.
Девушка сделала движение в ту сторону, но Василий придержал ее за руки. Глядя ей прямо в глаза, он покачал головой, сказал предельно серьезно:
-Не стоит тебе на это смотреть.
Ариец с крепышом вышли в сени, тишина, затем какие-то странные звуки, похожие на истошное беканье. Спустя пару минут они вернулись. Крепыш багровый, как после бани, вытирал рукавом рот, глазки бегали по сторонам. Елизавета поймала взгляд арийца.
-Николай, ну что там?
-Он прав: смотреть не стоит.
У девушки на глаза навернулись слезы.
-Как же так? Мы с ним пять лет работали. Мы три дня назад с ним и Жориком в кафе сидели, обсуждали, куда поедем в отпуск этим летом...
-Без меня? –нахмурился Василий.
Девушка вытерла распухший нос, ответила с виноватой улыбкой:
-Это же просто общение. Надо же за столом о чем-нибудь разговаривать.
-Знаю я ваше общение, -проворчал Василий. –Ля-ля-ля, а потом: «Дорогой, извини, но я беременна. И кстати… Не от тебя».
-Что!? –у девушки от возмущения пропал дар речи. Слезки враз высохли, глаза вспыхнули, как два пылающих факела свободы. –Как ты можешь такое говорить!? Свинья ты этакая!!!
Дверь распахнулась. Пригибаясь, чтобы не задеть высокой соболиной шапкой притолоки, в дом вдвинулся здоровенный мужичина в черном пальто с норковым воротником. Обведя честное собрание пристальным взглядом из-под дзотов набрякших век, он пророкотал:
-Что за шум, а драки нет? Почему пострадавших не грузим?
Васятка сглотнул ставшую вдруг тягучей слюну, ответил, запинаясь:
-Здравствуйте, Вениамин Петрович.
-Здоровеньки булы, Васек. –он хлопнул по протянутой руке, оглядел собравшихся. –Так чего ждем? Пока не окочурятся?
Василий посмотрел на Олега за помощью. Тот откашлялся:
-Решаем, товарищ полковник, как везти.
-А в чем проблема? –удивился Вениамин Петрович. –Грузим в вертолет да полетели. Кстати, что-то я вертушку не увидел перед входом. За домом что ли сели?
-Ээ, -криво улыбнулся Васятка, -можно и так сказать.
-Где?
-В паре километров, -ответил пилот, понурив голову.
-Да и посадка жестковато прошла. –добавил Олег.
Лицо полковника затвердело. Он выпрямился, глаза грозно сверкнули.
-Насколько жестковато?
-Ну, -Васятка скривился, словно от зубной боли, почесал затылок. -Если судить по десятибальной шкале, где единица –все норм, а десять –полная аннигиляция, то приземлились где-то на восьмерку.
Девушка прыснула, полковник взглянул на нее грозно –улыбка вмиг погасла.
-Таак, -полковник снял перчатки. Опершись на столешницу, он медленно опустился на скамейку. –А я еще думаю, какой же говнюк костер в лесу оставил не затушенный. Теперь понятно. –он посмотрел на Васятку тяжелым взглядом, сообщил обрекающе. –Ну вот тебе, Козловский, и отпуск, и премия, и повышение. –Взгляд полковника буравил стол. Он помолчал, играя желваками, потом грохнул кулаком по столу. –Твой договор продлен на тридцать лет без права на отставку! Усек!?
Все в комнате, включая Олега, вытянулись по стойке «смирно», только Пескарь посмеивался, примостившись на табурете возле печки. Васятка едва не перервался, как амеба при делении, ел начальство преданными, как у щенка, глазами.
-Так точно, Вениамин Петрович! Слушаюсь, Вениамин Петрович!
Полковник смерил его злобным взглядом с ног до головы, оглядел присутствующих исподлобья. Словно бультерьер, который выискивал, с кем бы еще подраться. Повернув голову вправо-влево, он спросил с недоумением:
-Что-то я Ганса не вижу. Где этот сачок? Опять сортир греет?
Васятка подхихикнул с деланым весельем, указал глазами на вход.
-Ээ, не совсем. Понимаете, он несколько того…
-Что? –не понял полковник. –Что ты мнешься, как баба пред любимой свекровью?
Васятка воздел очи к горе, потом выдохнул, как в пропасть прыгнул:
-В общем он мертв.
-В каком смысле? –полковник сдвинул брови, оглядел собравшихся. Его широкое как луна лицо, побитое оспинами, налилось дурной кровью. –Вы тут что!? Совсем спятили? Чаи гоняют с блинчиками, когда наш сотрудник концы отдал. Вы, бл..-ть, что!? Совсем еб..-сь!!?
От столь массированного слюноотделения все в комнате впали в ступор. На глазах у девушки навернулись слезы. Васятка стиснул ее подрагивающие пальцы, сам стоял ни жив, ни мертв. Олег, что находился на переднем фронте в полуметре от полковника, походил на статую циркового шпагоглотателя. С деревянным лицом он медленно достал платок, вытер под глазом начальственные эмоции, кашлянул.
-Если бы не наш хозяин, -Олег кивнул на благодушно потягивающего трубку Пескаря, -и не его прелестная собачка, вы бы сейчас оглашали окрестности над нашими обглоданными до бела костями. Если бы, конечно, отыскали их в буераках. Так что, простите великодушно, но подкрепиться нам было необходимо: ночка у нас еще та. Была.
Глаза полковника вылезли из орбит, челюсти заскрежетали. Казалось, еще мгновение и его порвет на тысячи маленьких начальников. Но полковник как-то сдержался. Развернувшись, он шагнул за порог, бросив через плечо короткое:
-Грузитесь и на базу. Немедленно.

На въезде в поселок полковник вскинул руку, призывая к остановке. Четыре снегохода притормозили –волны снега из-под треков опали. Полковник сдвинул защитные очки на лоб, повернулся к Олегу, подъехавшему слева:
-Езжайте в больницу. Я прибуду чуть позже.
-А вы куда?-Олег покосился на примостившегося за спиной полковника Васятку
Полковник поджал губы, нехотя ответил:
-В участок: рапорт писать. Тебя, кстати, тоже это ждет. Сопроводишь их, проследишь, как потерпевших, гм., -он бросил взгляд за спину Олега, где примотанный веревками к сиденью торчал столбом задеревеневший Ганс, -потерпевшего устроят, и в контору.
-Куда без этого, -с невеселой улыбкой согласился Олег.
Полковник кивнул, опустил очки на глаза. Крутанув пару раз ручку газа, полковник отпустил тормоз. Взревев, его снегоход сорвался с места, укатил меж заснеженных тополей, выбрасывая из-под гусениц веера снега. Олег проводил его задумчивым взглядом. Щелкнув пальцами, указал направо. 
Снега выпало сантиметров тридцать, поэтому движение мало чем отличалось от пешеходного. Со всех сторон пипикали, какой-то красномордый дядька на джипе орал на сутулого очкарика, чья ржавая девятка вылетела на встречку, не вписавшись в поворот. Тот лишь моргал, не зная, что сказать. Да и что он скажет, кроме того, что есть ОСАГО. Но увы, потерянного времени никакая страховка не компенсирует.
Каша на дорогах усугублялась наступившей оттепелью. К тому же прекратившийся было снег вновь начал, кружась, опускаться на мир крупными, как перья из разорванной подушки хлопьями. Люди смотрели на него с бессильной ненавистью, понимая, что это еще не конец. А когда мимо по тротуару пронесся лихой кортеж из трех снегоходов, забрасывая в открытые окна комья посеревшего снега, у многих явно повысилось давление, а с ним и выделение желчи.
 Единственный, кто был этому рад, так это краснощекая малышня. Они бегали по газонам, в своих комбинезонах больше похожие на медвежат, визжали, кувыркались. Кто-то катал снеговиков, кто-то просто валялся в снегу, ловил пунцовыми губами медленно кружащиеся снежинки. Большая часть мамаш сплетничали неподалеку, поглядывая за чадами одним глазком. Мол, пусть хоть на ушах стоят, лишь бы на дорогу не выбегали. Благо газон от тротуара, за которым уже двигались машины, отделяла оградка в полметра высотой. Хотя были и такие, что доводили своих несчастных чад до слез, постоянно одергивая, истошно вопили, чтоб те не делали то, не брали это, не лизали сосульки, не катались с горки, не бегали, не дышали… В общем, чтоб не жили. Что вызывало у карапузов справедливое негодование. Олег вспомнил себя. Вот из-за такой опеки он люто ненавидел свою мать. Хотя она просто его любила. Только излишне сильно.
Через десять минут показались бело-голубые двухэтажные корпуса больницы. Олег остановил кортеж перед входом в приемное отделение, спрыгнул со снегохода. Перескакивая через ступеньку, взбежал на крыльцо. Металлическая серая стальная дверь, предбанник с гудящей тепловой завесой. Выход из тамбура преграждали остекленные алюминиевые двери, за которыми степенно передвигались старики со старушками да мелькали белые и синие халаты шапках, чем-то смахивающие на поповские. 
Около регистратуры толпилось человек двадцать народу. Олег скрипнул зубами, понимая, что ждать не может, но это чревато смертоубийством авоськами и мордобитием клюками-костылями.
-Позвольте пройти, позвольте пройти, граждане., -решил он все-таки рискнуть, проталкиваясь через пронафталиненное воинство.
-Эй, молодой человек, -встретила его мерзким фальцетом и необъятной грудью тетка за пятьдесят. –Вы тут не стояли. Извольте уважать присутствующих. Дождитесь своей очереди.
-Да это не мне надо, -сделал Олег попытку объяснить. -У меня замерзающий на улице в компании с трупом.
-Компания –это уже кое-что, -заявила тетка набундюченно, оттискивая Олега от стойки необъятным задом. Со всех сторон согласно загудели завсегдатаи данного заведения, потрясая тросточками иль просто частями обрюзгшего тела. –Главное, что не скучно. Подождет.
-Гражданочка, эй, гражданочка! –Олег постучал по стеклянной перегородке, за которой сидела накрашенная фифа сорока с хвостиком лет. Судя по моднячьему прикиду под Верку Сердючку, она еще не потеряла надежду встретить своего принца. –Дело жизни и смерти. Вы должны срочно вызвать реанимационную бригаду.
Она подняла веки –как ей это удалось без помощи крана с таким слоем штукатурки –загадка.
-Вы разве не видите, что я занята, -ответила регистраторша надменно, показывая копьями ресниц на заполняемую карточку. Сделав губки бантиком, она соизволила выронить. –Ожидайте своей очереди.., мужчина .
Олег скрипнул зубами, вытащил корочки:
-ОМВД России по Таштогольскому району, капитан Краснопольский. Прошу оказать мне помощь в спасении тяжело раненого.
Старики со старухами заквохтали про мохнатую лапу и превышение служебных полномочий, обступили окошко со всех сторон, словно Александр Матросов амбразуру. Тетка смотрела из-за старушечьих спин оловянными подведенными глазами.
-Обратитесь к заведующей: это не в моей компетенции.
Олег побелел, поняв, почему его отец так ругал больницы –сам он уже лет десять их не посещал- проскрежетал зубами:
-Да чтоб  вас!...
-Молодой человек, -окликнул его кто-то из-за спины слегка скрипучим голосом, -в чем дело?
Олег внутренне взвыл, догадываясь, что придется оправдываться перед очередным старпером, и повернулся. На него смотрел невысокий худощавый мужчина лет пятидесяти в белом халате. Аккуратные очки, внимательный взгляд, аккуратная прическа и небольшой бэйджик с надписью: «Сафронов Михаил Георгиевич -главврач». Бабки сразу расцвели улыбками, начали здороваться с переходом в близкий контакт и оказывать всяческие знаки внимания. В общем были бы они собаками, все бока бы хвостами поотбивали.
-Доброго здоровья, Михаил Георгиевич, -расплылась в слащавой улыбке двухцентнерная мальвина. -Как отдохнули? Много нового видели? Говорят, что в Тайланде все такое острое, что наш горлодер и рядом не стоял.
-Болтают, -главврач скупо усмехнулся. –Так говорят те, кто свежачка не пробовал.
Тетка расплылась от счастья, что с ней заговорил небожитель, торопливо закивала, потрясая пудовыми щеками и прочими не уступающими им телесами.
-Вот и я говорю, что супротив русских их малохольные узкоглазые морды, что моськи супротив слона.
-Да, гм., -согласился главврач с сомнением, смерив тетку взглядом снизу до верху. –В чем-то да… -он перевел взгляд на Олега.
Тот в двух словах описал ситуацию. Сафронов сдвинул брови, посмотрел на регистраторшу.
-Верочка, немедленно реанимационную бригаду к главному входу.
-Да-да, Михаил Георгиевич,- торопливо заверила она. –Уже набираю.
Он проследил за ее пальцами. Унизанные перстнями они бегали по кнопкам со скоростью тараканов при включенной на кухне лампочке.
-Да, и еще одно, Верочка…
-Слушаю вас, Михаил Георгиевич, -она вопросительно приподняла пудовые брови.
-Санитаров из прозекторской туда же.
-Хорошо.
Буквально через пять минут Ганса утащили в одну сторону, а Карманова повезли в терапию. Бабки нехотя расступались, охая да ахая. В это время по лестнице со второго этажа, где располагались кабинеты для приема больных, спускалась женщина лет сорока. Вся из себя: платье, шляпка, туфли, сумочка и духи от кого-то там такого модного, что у всех окружающих бабищ слюноотделение повысилось в разы. И особенно у регистраторши, что, по-видимому, мнила себя местной звездой эстрады. Женщина хоть и не молода, но даже увядшая троянда красивее крапивы. Задрав нос к потолку, она продефилировала  в сторону гардероба, когда мимо нее пронесли носилки с Кармановым. Женщина запнулась, в расширенных зрачках отразился потный краснорожий человек, которого торопливо тащили мимо со словами:
-Посторонитесь, дайте пройти! Его срочно нужно в реанимацию.
-Сержик? -пролепетала она, всматриваясь в его обожженное морозом лицо. –Господи, откуда ты взялся? –она схватила санитара за руку. –Что случилось? Как его зовут?
Санитар отмахнулся.
-Потом, потом. Не сейчас. Спросите там. –он ткнул в сторону регистратуры, где Олег застрял перед стойкой, выдавая всю инфу, что знал о Карманове.
Женщина решительно направилась в указанную сторону. Тетки, что едва не затерли Олега, расступались перед ней, как ужи перед царь-коброй. Она коснулась холеными пальцами локтя капитана, спросила глубоким контральто:
-Молодой человек, что здесь происходит? –она указала взглядом на исчезающие в коридоре носилки. –Куда его понесли?
Олег покосился через плечо, осведомился с некоторым раздражением:
-Ээ, гражданочка, а вы, собственно, кем ему приходитесь?
Женщина вскинула подбородок, произнесла с такой надменностью, словно не знать этого мог только какой-нибудь попуас из Буркина Фасо. Во всяком случае Олег себя ощутил именно так:
-Я Карманова Лариса Петровна.
-Оо? –изумился Олег. –Даже так? Я не знал, что он прибыл сюда с женой.
 -Ну., -она дернула головой, перебрасывая золотистые локоны через левое плечо, сообщила независимо. –Он меня ненамного опередил. Кажется…
-Может быть, -с некоторым сомнением сообщил Олег, - это и хорошо. Если вы такая же любительница скалолазанья, то сейчас вас бы обоих везли на одной каталке. –он хохотнул. –Хоть и жестковато, зато нахаляву.
Женщина проводила запачканные чьей-то кровью носилки, передернула плечами:
-Упаси боже, -она вскинула лапки, -я больше по шезлонгам да ласковому морю. Да и Сержик очень любит солнце и песок. -В глазах мелькнуло сомнение. –Кажется…
Олег вскинул брови, покосился на окно, за которым снег валил все гуще и гуще.
-Да неужели? Как же вас тогда сюда занесло? Здесь, конечно, есть и пляжи, и песок, и море… Но под толстым, очччень толстым слоем снега и льда.
Женщина пожала плечами, ответила задумчиво:
-Я бы тоже хотела это знать.
-Мм… -Олег заморгал, смотрел на нее с недоумением. Бабки жужжали все сердитее. Заполнив карточку, он отложил ручку, подал бумагу регистраторше. Выбравшись из пронафталиненного плена, Олег подхватил женщину под руку, отвел в сторону. –Как вас понимать? Вы сами не знаете, как сюда попали?
Поправив прическу, женщина ответила независимо:
-Конечно, знаю. Я имела ввиду своего мужа. –она задумалась на секунду. –Хотя летела я сперва совсем не сюда…

Глава 4.
-Рейс J750 из Домодедово на Гранд Канариа(аэропорт Ла Пальмас) прибывает к терминалу номер восемь через двадцать минут. Встречающим, просьба, пройти к посадочной платформе. Повторяю: рейс J750 из …–прозвучало из динамиков под потолком огромного цилиндрического купола.
-Заканчивается регистрация на рейс J750 из Домодедово на Гранд Канариа(аэропорт Ла Пальмас). Опоздавших: Федорова Бориса Иннокентьевича и Карманову Ларису Петровну просьба подойти к терминалу номер пять.
Женщина в норковой шубе, шляпке и темных очках торопливо цокала каблуками по плиточному полу. За ней катился небольшой чемодан классических размеров: сорок на пятьдесят на двадцать.
-Повторяем: заканчивается регистрация на рейс J750 из Домодедово на Гранд Канариа(аэропорт Ла Пальмас). –гремело меж тем под сводами. -Просьба, срочно пройти Федорова Бориса Иннокентьевича и Карманову Ларису Петровну к терминалу номер пять.
-Да иду я иду! –прошипела женщина, пытаясь ускорить шаг. Но сделать это на пятнадцатисантиметровой шпильке оказалось совсем не просто. Единственно, только перейти на бег. Но это чревато… –Зачем кричать на всю страну? Разве не видите, что я уже практически на месте. Ай!!!
У самой стойки она налетела на невесть откуда взявшегося мужчину в плаще и шляпе. И столкнулись они лоб в лоб. Да так четко, что образ врага в ДТП записался в мозгу в фейерверке разноцветных искр и треске костей. Распались они классически, то бишь плашмя и навзничь. И то, что не расшибли затылки об плиты пола, скорее всего оказалось заслугой шляп. Благо и у него, и у ней они имелись в достатке. Через стойку перегнулась девушка в голубой блузке и строгой прическе «а ля лисий хвост». Она взглянула на расстелившихся пассажиров поверх круглых котобазилевских очков и спросила скучающе:
- Федоров Борис Иннокентьевич? И, я так полагаю, Карманова Лариса Петровна?
Потирая лоб, женщина простонала с плохо скрываемым сарказмом:
-И как же вы догадались? Вы, случайно, не из шоу «Экстрасенсы»?
-Это было нетрудно, -ответила девушка без тени улыбки. Поджав и без того тонкие, как навозные черви, губы, она разогнулась, скрываясь из вида. –Советую поторопиться, если намерены лететь этим рейсом.
Мужчина подхватился, с извиняющейся улыбкой подал руку Кармановой:
-Простите великодушно: это я виноват. Я такой неловкий…
Женщина сморщилась, явно хотела ответить чем-нибудь хлестким, но в последний момент сдержалась. Слабо улыбнувшись, она приняла помощь.
-Меня зовут Ларисой.
Мужчина помог подняться, торопливо сняв изрядно помятую шляпу, поклонился:
-Борис Иннокентьевич, -он кашлянул, смущено улыбаясь. –Для друзей просто Боря.
Девушка наклеила бирки на ручки багажа. Чемодан у мужчины превысил допустимые параметры, поэтому его отправили по ленте в темное чрево склада. Мужчина так жалостливо смотрел на него, что Карманова рассмеялась:
-У вас такой вид, будто там все золото партии.
Мужчина оглянулся. Сквозь толстые линзы очков голубые глаза моргали беспомощно, словно у обиженного ребенка. Он наклонился к ее уху, прошептал доверительно:
-Там ноутбук. А я знаю, как они с багажом обращаются. Мой приятель решил в прошлом году таким образом хрустальную вазу перевезти, так что вы думаете от нее осталось?
В его голосе было столько ужаса, что Лариса засмеялась:
-Догадываюсь.
-Осколки, -подтвердил ее мысли Борис Иннокентьевич. –Вы не поверите: не крупнее горошины. Такое ощущение, что по чемодану стадо слонов прошло.
-Да они особо не виноваты, -пояснила с улыбкой женщина. –Тут все автоматизировано. Конвейерная лента. Бывает и зацепит где. Видели, как некоторые обматывают багаж упаковочной лентой?
Они прошли к посту милиции. Там их документы проверили, посмотрели билеты. После вводного контроля они направились в досмотровую комнату, при входе которой было написано: «Здесь мы проверим ваш багаж и личные вещи. Будьте взаимно вежливы и следуйте инструкциям сотрудников аэропорта. Все действия проводятся согласно регламента для вашей безопасности в полете. Благодарим за понимание».
-Как жаль, -закивал мужчина, оживляясь -что я не догадался. Второй раз лечу. Первый -без багажа, если не считать папки. Еще думал, что за чудаки?
-Эти чудаки, как вы выразились, -со смешинкой в глазах пояснила Лариса, -в деле перелетов собаку съели. Стрелянные воробьи, мон шер.
Они зашли в комнату, где в первой половине человек двадцать снимали верхнюю одежду, обувь, ремни, стараясь не глядеть друг на друга, а во второй уже по ту сторону металлодетекторов и сканеров столь же торопливо облачались.
-Ручную кладь сюда, -приятным голосом сообщила полноватая девушка, кивая на малую транспортерную ленту, проходящую через рентген.
Они так и сделали. Потом начали раздеваться. Борис Иннокентьевич косился на женщину. Лариса Петровна делала это так грациозно, что у него кадык задергался. Он сглотнул, глядя на нее воловьими глазами. Женщина заметила его взгляд, лукаво улыбнулась. Борис Иннокентьевич торопливо опустил глаза, делая вид, что шнурки ужасно тугие и их, распутать все равно, что Гордиев узел разрубить.
-Вам помочь? –низким контральто поинтересовалась Лариса.
Их пальцы встретились, Борис вздрогнул, мгновенно запунцовев, отдернул руки.
-Нет, нет, -запротестовал он. –Что вы? Как можно!?
-Да очень просто, -совершенно не стесняясь, пояснила Лариса. Ее тонкие пальчики мгновенно распутали узел, потянули ботинок вниз. –Мне не трудно. Все-таки мы в одной лодке. Кто знает, может быть, и вы мне еще пригодитесь.
И сказано это было таким тоном, что Борис потерял дар речи, пытаясь воспротивиться столь унизительному и одновременно интимному процессу.
-Не бойтесь, -промурлыкала Лариса. Было видно, что ей нравится играть с бедным ботаником. Все равно, что снайперу с огородным пугалом. Пусть и не настоящее, но для отработки навыков вполне сойдет. –Если вы боитесь, что я замечу дырочки на носках, то ваши опасения напрасны: в случае чего я сделаю вид, что все нормально.
-Ох уж эти женщины, -пробормотал Борис, в замешательстве глядя на ее склоненную голову. –Вот так вы нас и дурите. Но вообще-то, -проворчал он, -я их, действительно, одел сегодня утром.
-Так вы не очень-то и сопротивляетесь, -лукаво улыбнулась Лариса, поднимаясь с колен. Она отряхнула ладошки. -Какая вам, по большому счету, разница: притворяемся мы или в самом деле на седьмом небе?
Подходя к рамке металлоискателя, Борис прошептал через плечо, тихонько сжав ее тонкие пальцы:
-Вы не правы: для меня это имеет огромное значение.
Лариса заглянула в его небесно-голубые огромные за толстыми линзами глаза, засмеялась:
-Ну, что ж: надеюсь, мы это еще проверим.
Борис встретился глазами с ехидно улыбающейся контролершей, отвел взгляд. Похоже, -подумал он, готовясь провалиться сквозь пол со стыда, -их разговор слышали. И, судя по взглядам, не только обслуживающий персонал.
В зале ожидания они разделились: двух свободных мест рядом просто не было. Как оказалось, любители полетов –такие же люди, а значит, если есть возможность, сядут через одного. А то как бы кто чего ни подумал. Так что пришлось расположиться по бокам толстяка весом с откормленного хряка-производителя. Борис покосился на него с откровенным неудовольствием, отметив с некоторым злорадством, что образ жизни не только на тело, но и на весь облик наложил соответствующий отпечаток. Одни щеки, возлежащие на плечах, чего только стоят. В этих щеках и нос-пуговка прятался столь искусно, что отыскать его можно было лишь с микроскопом.
Жутко хоть одним глазком хотелось посмотреть на Ларису, но чертов толстяк закрывал весь обзор. Пузо, как экватор, -со злостью подумал Борис. -Интересно, где он ремень покупал? Или на заказ шил? –Борис окинул его фигуру украдкой, сделал соответствующий вывод. –Похоже на то, что не только пояс ручной работы, но и, гм, остальные части гардероба.
Не в силах бороться с искушением, Борис встал, прошел в сторону туалета. Лариса подняла глаза от глянцевого журнала, со страниц которого смотрели разнаряженные красотки, их взгляды встретились. По нервам словно ударил разряд молнии. Борис застыл на секунду, глядя на женщину расширенными глазами. Сердце заколотилось, как бешенное. Боясь, как бы оно ни выскочило, он кивнул, с извиняющейся улыбкой заторопился к белой двери с символом треугольника с опущенной вниз вершиной.
-Мать, мать, мать.., -прошептал Борис, брызгая в раскрасневшееся лицо ледяной водой. –Вот угораздило же… У самого жена дома, двое детей, а он на чужую бабу засматривается.
А что у нее есть муж, он даже не сомневался: такие женщины просто не могут быть одни. Как ювелирные украшения, они всегда должны выставляться на всеобщем обозрении, чтобы радовать взор, улучшать настроение и поднимать общий тонус. Но их могут украсть, купить, отнять, -пришла ему в голову странная мысль. –А потом спрятать в собственной коллекции и никому не показывать.
-О боже! –возопил он, глядя на себя в зеркало воспаленным взором. Ледяная вода не остужала, едва не шипела, разбрызгиваясь от багровой, словно натертой теркой, кожи. –Ты совсем спятил!?
Дверь открылась, в туалет вошел пожилой с проседью на висках чопорный мужчина в черном вельветовом пальто. Покосившись на Бориса, он вскинул кустистую, как у Брежнева, бровь.
-Вы что-то сказали?
-Простите, - смущенно улыбнувшись, Борис выскочил из санузла.
Он пошел к своему месту, но там уже занято. Дьявол! –Борис остановился, не доходя пары метров до скамейки, потоптался, не зная, что делать, потом отошел к стенке, где меж двух старушек нашлось-таки одно местечко. Хоть и пропахшее нафталином, но все же лучше, чем ничего. Ну, и хорошо, ну, и ладно, -думал он, постепенно приводя дыхание в норму. –Это даже лучше: ты все-таки не мальчик, чтоб так голову терять. Подумай о своей семье. Как с ними? -Он задержал дыхание, представляя лица Марии и Ярика с Аленой. Внутри что-то дрогнуло, разливаясь горячей волной стыда, защипало уши. –Скот, похотливый скот! –прошептал он сквозь зубы.
-Мялок, -прошамкала старушка лет семидесяти, наклоняясь к Борису. –Ты чего сказал то?
Борис заерзал взглядом, потом с облегчением ткнул в газету, которую кто-то читал напротив. Там на полстраницы красовалась вислоухая буренка на фоне полуразрушенного коровника с провалившейся вовнутрь шиферной крышей..
-Скот, -пояснил Борис. –Извели ироды проклятые. Совсем колхозы разорили.
Бабка согласно закивала, прошамкала:
-Порушили. То ли дело раньше: в молодость мою такие хозяйства были, что, когда стадо шло, земля дрожала. Птицы с места снимались, звери в норы зарывались и тряслись там, покуда в хлев коровушек не загоняли. Заходили буренки в реку, так та из берегов выходила.
-Да, мать, конечно, -согласился Борис, уже жалея, что затронул больную тему. –Раньше и сахар был слачше и бабы толще, ээ… -он испуганно покосился на старушку, торопливо перевел тему. –Бабуль, а ты куда это собралась? Не страшно?
Старушка отмахнулась тонкой птичьей лапкой, что заменяла ей руку. Кожа похожа на пергамент, вся в пигментных пятнах, суставы пальцев раздуты от артрита.
-К сыну. Я к нему почитай каждые полгода езжу, так что привыкшая. Ему некогда, а у меня времечка сейчас много на пенсии то.
-Хорошая, видать, пенсия, бабуль, коль на самолет хватает, -предположил Борис.
-Да куда там, -старушка показала пальцами, словно берет щепотку соли, -На лекарства да на хлеб с водой. А еще коммуналку заплати, за двор заплати, -начала она загибать пальцы, -Хотя за что, собственно, деньги дерут ироды проклятые, когда во дворе ямы одни да колдобины, а из песочницы весь песок таджики повытаскали проклятущие! А вместо детей алкаши местные Ванька с Петькой круглые сутки байки травят да с зеленым змием борются.
-Как же тогда? –не понял Борис.
-Как, как… Сынок оплачивает, -сообщила бабка с гордостью. –Оне там в испаниях богатые – и не такое еще могут себе позволить.
-А что ж вас к себе не перевезет?
-Так я сама не хочу, хоть и зовет постоянно, -ответила старушка, насупясь. –Я родилась на Руси, отец мои с матерью, деды да прадеды здесь во сырой земле покоятся. И я здесь лягу. Я уже и местечко присмотрела. Под березкой. Стройненькая такая, аки я в молодости.
Старушка улыбнулась, показав белоснежные ровные-ровные зубы. Такие бывают или в Голливуде, или выходят из-под умелой руки недешового протезиста.
Над головой щелкнуло, раздался приятный женский голос:
-Начинается посадка на рейс J750 из Домодедово на Гранд Канариа(аэропорт Ла Пальмас). Пассажиры первого класса пройдите, пожалуйста, к выходу номер один.
В паре метров сидел седой, согбенный старик с клюкой. Подслеповато щурясь, он прислушивался к голосу диспетчера. При последних словах он стукнул тростью об пол, проворчал с досадой:
-Буржуи проклятущие! Мало вас в семнадцатом стреляли да вешали. Вроде ж страна советская вся была. Ан нет, повылазили откеда-то. –старик поймал взгляд Бориса, сообщил доверительно. –Они ж, как тараканы, только живучее.
Борис скорчил беспомощную мину, пожал плечами, мол, селяви, а про себя подумал, что, похоже, старикан не из первого класса, не из первого... А и был бы из такового, наверняка, б уже в первых рядах стоял. С такой-то клюкой... А потом бы хвастался, что в италии летал да греции. Да не абы как, а самым, что ни есть, лучшим способом. Как министр, а то и президент какой. Да куда там президенту задрипанному!? Аки император!!!
  Не обращая на бурчанье простонародья никакого внимания, мимо продефилировало трое мужчин и одна дамочка. Блестящие серебром чемоданы только подчеркивали предельно стильный прикид данного квартета. Каждый из кампании предъявил билеты, столь же молча прошествовал мимо ослепительно улыбающейся контролерши. Она изогнулась столь элегантно и одновременно соблазнительно, что не будь на ней теплой куртки с надписью «Аэропорт Домодедово. Служба внешнего контроля», можно было б перепутать с топ-моделью.
-Ишь фифа какая, -сощурив маленькие поросячьи глазки, прошипела бабка слева от Бориса. –Такие губы сами собой не родятся. Кукла силиконовая.
-И первый класс с неба не падает, -закивала вторая.
-А что ей, тяжко что ли? -пожала покатыми плечами первая бабка. При этом бульдожьи щеки запрыгали по видавшей виды дубленке. Презрительно ухмыльнувшись, она добавила с намеком. –Подмахивай только вовремя, да и всего делов.
Борис передернул плечами от гадливости, встал, делая вид, что крайне заинтересовался бесплатной прессой на стоечке. Невдомек бабкам, что времена нынче другие. Если раньше только так и можно было, то теперь такие бизнес-леди могут управлять целыми империями. Причем в подчинении у них не только женщины, но и немалый мужской контингент. И зарабатывают тяжким трудом совершенно не горизонтального профиля. По двенадцать часов и без выходных. Триста шестьдесят пять дней в году. Да что там говорить, если основная масса до сих пор уверена, что быть начальником, значит, лишь ноги на стол, да целый день секретарш носом к полу ставить. А в промежутках жрать да пьянствовать. И каждый уверен, что без проблем сможет быть начальником, директором, президентом. Но желающих что-то мало. С чего бы это?
 Девушка, которая только что изображала топ-модель, запахнула куртку, пряча выдающиеся вторичные. Поджав губы, она выдала суховато с надменностью:
-Продолжается посадка на рейс J750 из Домодедово на Гранд Канариа(аэропорт Ла Пальмас). Пассажиры, ээ, эконом- класса пройдите, пожалуйста, к стойке у выхода номер один.
Народ начал подниматься, заскрипели, застучали колесики чемоданов, в зале сразу стало тесно, но странно тихо. Если кто и переговаривался, то приглушенно, почти шепотом. Все вели себя довольно смирно. То ли придавленные перспективой падения с высоты восьми километров, то ли мыслями об оставленном доме. Хотя не все, не все. Было группа теток с двумя донжуанами лет под семьдесят, вокруг которых квохтала женщина лет сорока. Судя по возбужденно-предвкушающим взглядам и обрывкам разговоров, это были представители неиссякаемого племени туристов. И летели они в турне по Европе. Впрочем, и мы тоже к ним относимся, но без группы чувствуешь себя кем-то сродни дикарям.
Борис привстал, завертел головой, высматривая Ларису, но никого даже отдаленно похожего не увидел. В груди защемило, помертвело, продавливаясь в желудок ледяной глыбой. Ушла… Неужели ушла?.. Может, передумала… Или что-то забыла… А, может быть, это я ее чем-то обидел? Напугал излишней назойливостью, -всплыла в голове мучительная мысль. Вздохнув, Борис опустился обратно на скамью, с некоторым безразличием глядя на постепенно уменьшающуюся очередь. Осталось человек пять, когда слева на периферии зрения он заметил движение. Повернув голову, он невольно вздрогнул, глаза расширились.
-Кого-то ждете? –с милой улыбкой осведомилась Лариса. Слегка покачивая бедрами, она приближаясь к нему элегантно, словно каравелла. –Или передумали лететь?
-Ннни за что! –выпалил Борис, вскакивая с места. –Позвольте?
Он забрал у Ларисы чемодан, подхватил свою сумку, роняя шапку и перчатки. Пока подбирал, Лариса смотрела на него с понимающей улыбкой, в глазах искрились смешинки. Наконец, Борис справился с норовистыми вещами, сопроводил даму к нетерпеливо постукивающей ножкой контролерше. Глядя прямо перед собой, та сообщила в пространство:
-Самолет улетает через пять минут.
-Да,да, -Борис сунул ей билет, -извините. Заминка вышла.
-Еще минута, -безо всяких эмоций сообщила контролерша, -и вы бы вышли вслед за ней.
Лариса остановилась, круто развернувшись на каблуках, прищурилась:
-В каком смысле!?
-Обменивать билеты, -любезно пояснила девушка.
-Хм! –только и нашла, что сказать, Лариса.
Вздернув носик, она прошла к двери, которую предупредительно придерживал Борис.
-Пожалуйте сюда, -расплылся он в предельно умильной улыбке.
-Благодарю, -Лариса приняла протянутую руку.
Слегка опираясь на его ладонь, женщина прошествовала к трапу. Ноздри Бориса дергались от возбуждения, выхватывая молекулы ее запаха. От ее волос пахло свежестью и лавандой. Голова кружилась, наполняя внутренний мир легкой эйфорией. Борис поднимался по трапу медленно и торжественно. Не то, чтобы он важничал, просто боялся, что вот сейчас они зайдут и окажутся на разных концах самолета. А там посадка, суета, во время которой немудрено и потерять друг друга.
-Ваши билеты, -приветливо улыбающаяся стюардесса протянула руку.
Борис вздохнул, показав свой билет вслед за Ларисой, побрел в салон. Внутренне сжавшись, он осторожно пробирался между креслами. Люди укладывали вещи в ящики над головой, раздевались. Лариса остановилась, оглянулась через плечо:
-Вот и мое место. Не поможете уложить багаж? -она смущенно улыбнулась.
-Да, да, конечно.
Борис засуетился, кляня себя за невнимательность. Дубина стоеросовая! Давно бы мог помощь предложить. Она же, как дюймовочка. Маленькая и хрупкая, словно былинка. Правда, в некоторых местах весьма и весьма.. мало на былинку походит.  Он смотрел на Ларису масляно, словно кабан на поляну с желудями. Та вскинула брови. Окинув себя мимолетным взглядом, она поправила прическу.
-Что-то не так?
Борис смутился, чувствуя, как заливается краской, словно мальчишка, которого застукали в душевой, когда он подглядывал за девчонками в щель под дверью. Уши вспыхнули, словно факелы. Он отвел взгляд, прохрипел не своим голосом:
-Хр-р-р… Ннет, все в порядке. Что класть?
-Сумку и пальто, -Лариса расстегнула пуговицы. В ограниченном пространстве между кресел она двигала всем телом, словно сбрасывающая кожу ящерица. Скинув, наконец, пальто, она протянула его Борису. –Спасибо.
Тот запихал вещи, захлопнул крышку багажного отделения. Помявшись, Борис развел руками:
-Ну.., я пошел?
Лариса скорчила огорченную гримаску, вздохнула.
-Иди…
Борис отвернулся с таким трудом, словно его тянули назад на веревках, побрел меж кресел, скользя отупелым взором по рядам. В груди острое сожаление, в голове вакуум. Кажется, он забыл, какой у него билет… Борис достал смятую бумажку из кармана, сверил номер с проплывающими цифрами на отделениях для багажа. Не то, не то, опять не то… Так он добрался до кабины пилота. Таак, похоже, свой ряд он все-таки пропустил. Совсем плохой стал. Тряхнув головой, Борис развернулся. По мере того, как приближался к тому ряду, где сидела Лариса, в груди колотилось сильнее и сильнее.

Глава 5.
-Же шесть, же шесть, -бормотал Борис, все больше замедляя шаг, -же… -Он остановился напротив Ларисы, посмотрел на билет, потом на номер ряда. Брови поползли вверх, он сообщил тупо, с трудом удерживая разъезжающиеся губы:
-Кажется, мы с вами соседи. –он показал женщине бумажку с номером.
-Это судьба, -с многообещающей улыбкой выдохнула Лариса, даже не взглянув на билет.
Да и зачем, если глаза говорили с глазами. И каждый в них видел то, чему боялся верить, и в то же время страстно желал. То, о чем мечтал бессонными ночами, когда все спали или только делали вид. Пусть и не один в огромной пустой кровати, но все равно одинок. До зубовного скрежета, до волчьего воя. А если уж полная луна и парочки целуются под окнами, погруженные в море ароматов вишневого цвета, пиши пропало…
Не спуская с женщины глаз, Борис нащупал задом кресло, сел рядом. В это время где-то наверху щелкнуло, раздался бодрый богатый рычащими обертонами голос:
-Добрый день, дамы и господа! На борту рейса компании Эрс-лайн вас приветствуют пилот первого класса Александр Штопор и пилот второго класса Денис Похроненко. Самолет начнет взлет через десять минут, а сейчас прошу внимательно ознакомиться с действиями в чрезвычайных ситуациях, которые продемонстрируют наши доблестные стюарты и не менее прекрасные стюардессы: Леонид Висельцев, Ольга Копаева и Марина Пафигустян.
Вокруг зашушукались, кто-то нервно хохотнул. Толстяк, что занимал спереди два кресла, что было скорее вынужденно, чем преднамеренно, если судить по его габаритам, покраснел. Он задвигался, словно хотел задом вытащить гвоздь Через огромные, как воронки от снарядов, поры выступили крупные градины пота. От него пахнуло так мерзко и столь мощно, что Бориса замутило. А уж о бедной Ларисе и говорить нечего. Она побледнела, зажав нос пальцами левой, второй рукой судорожно шарила в сумочке. Борис хотел было помочь, но Лариса справилась: выхватив платок, она прижала его к лицу так, что одни вытаращенные глаза остались, прошептала в ужасе:
-О, господи! У него наверняка немецкие корни.
-Да, уж… Загорающий в газентвагене скунс нервно курит в сторонке, прикрыв ладошкой датчик метана.
Меж тем стюард и две стюардессы разошлись по салону. Встав в проходе примерно на равных расстояниях друг от друга, они начали демонстрировать способы спасения себя любимых в случае разгерметизаци с использованием маски и группировки.
-Но ведь это не поможет, если самолет упадет? –спросила Лариса таким голосом, словно хотела, чтобы Борис ее опроверг, что он и принялся делать.
-По статистике, -важно сообщил Борис, -вероятность разбиться в самолете –один шанс на двенадцать миллионов. Гораздо чаще люди гибнут в атомобильных авариях.
-Правда? –с робкой надеждой поинтересовалась Лариса.
-Истинная, -кивнул Борис. –По статистике примерно в 62 раза чаще. Вообще автомобильный вид транспорта самый опасный. Например, в 2017 году в России погибло в автокатастрофах 17000 человек, ранено примерно 200000. В то же время в среднем в год в авиакатастрофах в России гибнет примерно 100 человек.  –он нехорошо усмехнулся. –При этом про машины никто не трубит. А вот, если самолет рухнет …
-Да., -неуверенно согласилась Лариса, -но если в автомобиле еще есть шанс, то при падении самолета, он просто отсутствует.
Борис пожал плечами. Против этого возразить ему было нечего. Кроме разве того, что столкновение даже на скорости 60 км в час с неподвижным предметом равносильно падению с высоты девятиэтажного дома. Так что при прочих равных, особенно если увеличить скорости, автомобильный транспорт был и остается самым опасным из всех существующих.
Стюарты закончили осуществлять наглядное пособие, пошли по рядам, внимательно всматриваясь, пристегнуты ли ремни. Они наклонялись то к одному, то к другому, до Бориса доносились приглушенные, почти с неизменными от частого употребления интонациями слова:
 -Пожалуйста, пристегните ремни.
-Уберите все незакрепленные предметы в ящик для багажа или под кресло, как показано на табло перед вами.
Наконец, стюард добрался и до них. Борис надул пузо –ремень врезался в живот, словно там и рос. Стюард перевел взгляд на Ларису. Та нервно теребила пряжку, никак не могла затянуть.
-Позвольте, я вам помогу, -с профессиональной улыбкой сказал стюард. –он перегнулся через Бориса, легким движением руки исправил ситуацию.
-Спасибо, -поблагодарила его Лариса со смущенной улыбкой. –Я такая неловкая.
-Ничего страшного, -успокоил ее парень. –Здесь это случается с каждым вторым. Даже, если на земле он был сама стойкость, то в полете все меняется.
-Вообще-то мы еще на земле, -заметил Борис.
-О, это ненадолго, -заверил стюард.
Он пошел дальше, а Борис проворчал, глядя ему вслед недобрым взглядом:
-И без сопливых скользко. Напрыскался тут одеколоном так, что глаза ест, и руки распускает.
Лариса тонко улыбнулась. Склонив голову к плечу, она сказала с прищуром:
-Ты, кажется, ревнуешь.
-Ревную!? Я? –Борис сделал вид, что крайне удивлен и даже оскорблен. Но, подумав секунду, признался со смущенной улыбкой. –Хотя да, кажется, все-таки ревную.
-Дурачок, -Лариса положила тонкие пальчики на его ладонь. Кожу защекотало, по ней потекло возбуждающее тепло. Нежно погладив, она проворковала. –Это его работа. Только и всего.
-Но уж больно она ему нравится, -постепенно успокаиваясь, буркнул Борис.
-Если б дела обстояли иначе, разве б было бы лучше?
-Нет, конечно же, нет, -Борис поцеловал ее пальчики. –Прости.
Лариса кивнула с улыбкой, в глазах загорелись озорные огоньки.
-Прощаю, -она провела ладонью по его щеке. –В этот раз…
Не успел он спросить, почему только в этот раз, как в салоне погасло основное освещение, оставив только индивидуальное через одно кресло. Самолет вздрогнул, за иллюминатором сместились назад соседние по авиапарковке суда: боинг какой-то немецкой компании и АН-154 украинских авиалиний. Самолет вырулил, развернулся и покатился меж рядов дремлющих стальных гигантов к взлетно-посадочной полосе. Ехал он, покачивая крыльями, минут пять, пока не оказался меж двух линий сходящихся вдалеке огней. Тут же раздался голос пилота:
-Дамы и господа, время восемь пятнадцать по Москве. Во время взлета и набора высоты, просьба, всем оставаться на своих местах и пристегнуть ремни.
Голос умолк и тут же посадочные огни побежали назад с нарастающей скоростью. Лариса стиснула руку Бориса, сидела зажмурившись. Ее мелко-мелко трясло, в уголке глаз выступили слезы. В груди у Бориса заныло, он положил поверх ее ладони свою, тихонько сжал.
-Ну, что ты, -сказал он с нежностью, -не бойся: все будет хорошо. Посмотри, какой прекрасный вид: вот Одинцово пролетаем, приближаемся к МКАДу…
Лариса потрясла головой, прошептала, не открывая глаз:
-Не могу: боюсь до ужаса.
-Почему? –удивился Борис. –Все же нормально. –В это время их тряхнуло. Он выглянул в иллюминатор. –Смотри-ка, даже двигатель ни один не отвалился. Крыльями, правда, помавает, как гордый горный орел, но летит, летит родимый.
-Борис!
-Что? –он повернулся к Ларисе.
-Не говори лучше ничего, -прошептала она белыми без единой кровинки губами.
Борис пожал плечами.
-Ладно. Я только хотел тебя подбодрить. Правда, красиво. Я не вру.
Лариса бледно улыбнулась.
-Верю на слово. Скажешь, когда эта красота скроется за облаками, хорошо?
-Да, конечно, -Борис перегнулся, украдкой коснувшись ее бедра, всмотрелся в иллюминатор. Москва медленно уплывала назад, постепенно переходя в города-спутники. По оранжево-красным ниточкам дорог двигались автомобили, пока не слились в сплошные линии. –Вот только погода выдалась на редкость ясная. Ни под, ни над нами - во всяком случае в пределах видимости – ни облачка. Может быть, просто шторки задвинуть?
-Да, закрой. Если не трудно.
-Айн момент. –Борис опустил заслонку, нехотя разогнулся. –Так лучше?
-Да, -ответила Лариса, не открывая глаз. –Спасибо.
Она посидела так несколько минут с приподнятыми плечиками, затем медленно выдохнула. Расслабив стиснутые на его ладони пальцы, Лариса открыла глаза. Поймав тревожный взгляд Бориса, она слабо улыбнулась.
-Все нормально?
-Да, -она кивнула. –Просто я очень боюсь высоты.
-Ну, -сообщил Борис, -это еще не самое плохое.
Он указал глазами на сидящего перед ними толстяка. При малейшем сотрясении его аж подкидывало. Он качался, словно молился, прижимая что-то к губам, шептал, не останавливаясь:
-Пресвятая Богородица, Боже милостивый! Спаси от смерти лютой и неминуемой! Не дай погибнуть во цвете лет. Я же только жить начал: дом достроил, женился, сын родился, любовницы три… Ээ, прости, Господи, меня грешника неразумного! –и тут же добавил льстиво, -Обещаю, Господи, если не разобьемся, построю церковь, ну, или на худой конец молельню какую: ситуация в экономике сегодня сложная, сам понимаешь. Кризис, как ни как. Но я постараюсь выделить некоторую сумму. Все-таки на благое дело…
Лариса прыснула со смеха. Наклонившись к Борису, прошептала ему на ухо:
-Ты смотри, он еще торгуется. Явно из бизнесменов. Этих… Которые новые русские.
-Точно. –согласился Борис. –Привычка –вторая натура. –заметила, что как только тряхнет, так о деньгах забывает, а как полет начнет выравниваться, так тут же юлит.
Лариса хмыкнула, пожала плечами.
-Думаю, что он в этом не одинок. Любому, если припечет, станет не до дворцов с яхтами. И чем бы он до этого ни занимался, кому бы он ни поклонялся: мамоне иль просто золотому тельцу, строил бы он карьеру или пахал от звонка до звонка, в голову придет простая и чистая, как слеза мысль: деньгами на том свете не расплатишься и любовниц с собой не возьмешь.
-И на крутых тачках, -поддержал ее Борис с усмешкой, -по дорогам ада не подрифтишь. Полный у тебя привод или отечественная пузотерка.
Весь полет несчастный деляга трясся и потел, распространяя вокруг жуткий смрад забитых сальных желез. И мольбы его становились тем отчаяннее и масштабнее, чем больше самолет трясло. Примерно на втором часу полета самолет ухнул в воздушную яму. Не знаю ее точной                величины, но по ощущениям падали они как минимум с крыши десятиэтажки. До невесомости не хватило совсем немного. Вернее она возникла, но избирательно: в основном касательно желудков. И похоже с привязкой к массивности. Во всяком случае наш набожный мздодатель опорожнил его мощным: «Беее!!!» -на два передних кресла, что вызвало справедливое:
-Твою мать, козел! Ты что творишь!?
И истошный визг соседки:
-Аааа!!! Мое платье!! Оно же от Версаче!
Мужик повернул к ней заблеванную морду. Посмотрев мутными глазами, он срыгнул.
-Пардоне просим. –толстяк истерично хихикнул, вытирая слюнявый с непереваренными остатками еды рот. –Ничего, что я к Версаче.. примазался?
Мужик через ряд, которого вместе с его пассией наш герой накрыл веселенькой винегретной скатертью, побагровел, прорычал, стискивая кулаки:
-Сейчас я из тебя дерьмо-то повыбью, паяц недобитый!
-Иван, не надо!  Ваня-а-а-а!!!
-Сидеть.
Он отстегнул ремень, встал, вырвав руку из вцепившейся, как клещ, жены. Мужик явно из бывших то ли борцов, то ли тяжелоатлетов: подзаплыл малость, раздался в нижнем поясе, но силушка еще осталась. Он одним движением вырвал толстяка из кресла. Судя по треску, даже не отстегивая ремень. Тряхнув враз сбледнувшего весельчака, прорычал ему прямо в поросячью рожу:
-Ну!?
Тот икнул, поблымкав честными-честными бледно-голубыми глазками размером с фасолину, заверил сипло:
-Ничего с собой поделать не могу. Организьм такой.
-Гражданин, гражданин, отпустите его. И сядьте, пожалуйста, на место, -от кабины пилота торопилась по проходу встревоженная стюардесса, а от кормы шел парнишка-стюард.
Мужик смерил их мрачным не предвещающим ничего хорошего взглядом. Помедлив, глянул на бледного, как полотно, художника –натуралиста, рыкнул:
-Полотенце есть?
-Да, да, конечно! –стюардесса метнулась в корму и обратно. Прям, как в сказке, одна нога тут другая там. Профессионалка. –Вот, пожалуйста. –она протянула ворох одноразовых полотенец и флакон дезодоранта.
-Это что? –поинтересовался борец подозрительно.
-Запах лаванды.
-Не люблю лаванду, -капризно вставила свои пять копеек пассия пострадавшего.
Стюардесса пожала плечами.
-Все лучше, чем…
-Чем что? –еще подозрительней спросил борец.
Стюардесса чуть покраснела, скосила глаза, указав наманикюренным пальчиком на остатки недавнего обеда на его вороте.
-Чем.. это.
-Понятно. –здоровяк разжал руки, отчего толстяк рухнул прям в свое кресло. И звук был такой, словно камень шмякнулся в мокрую глину. –Сойдет. За неимением.
Пока они чистились, самолет накренился, над головой раздался знакомый бодрый голос:
-Дамы и господа, наш полет подходит к концу. Самолет идет на посадку. Ориентировочное время прибытия в аэропорт Ла Пальмас: пятнадцать часов сорок минут по местному времени. Просьба никому не вставать. И да… Пристегните, пожалуйста, ремни. Для вашей же безопасности.
Защелкало. Тот, кто спал всю дорогу, поднимался, складывал вещи. Кто-то просто поднял спинки кресел. Дальше повторилось то же, что и при взлете: стюард со стюардессами обошли всех, проверяя, пристегнуты или нет. Кто не вполне или слабо, поправляли. У кого лишние вещи, требовали, чтобы убрали. Что в принципе вполне обоснованно: если при посадке случится ЧП, то даже незакрепленный блокнот может полчерепа снести, а уж о дипломате и говорить нечего.
При посадке они прошли облачный слой. Борис приоткрыл шторку. Внизу простирались угольно-черные горы, внутри которых что-то посверкивало. Грома слышно не было, но тело чувствовало вибрацию от столкновения огромных масс воздуха, заставляя сжиматься в животном страхе сердце.
-Боря, что там? –спросила Лариса, крепко зажмурившись.
Борис почесал затылок, не зная, что ответить, потом сообщил с некоторым сомнением:
-Ну… Скучно не будет. Это точно.
Как оказалось, Борис явно поскромничал. Тряска при вхождении в грозовой фронт и последовавшая за ним истерика оказались достойны публикации во всех средствах массовой информации. Во всяком случае в ютюбе событие появилось всего через пару минут после инцидента. Ни одна секта не обещала Господу столько преференций, сколько наш упитанный сосед. Причем весьма и весьма богатый, если судить по обещаниям. Ни один рокфеллер ему и в подметки не годился: земли столько, что на планете не помещается. А домов, домов… Придется королеве переселяться из Букингемского дворца. Да и туркам собор Святой Софии взад возвращать. Как и сам Константинополь –ныне Стамбул.
Ливень такой, словно самолет накрыло стеклянным стаканом с матовыми стенками. В паре метров уже ничего не видно. Во всяком случае ступени обрывались в веере брызг где-то на счете семь. В проходе стояли улыбающиеся стюардессы в компании со стюардом и желали всем доброго пути. Старичок лет семидесяти смерил подозрительным взглядом беспредел за бортом. Протерев очки, на которые попало несколько капель, он проворчал:
-На кой черт мне такие испании? У меня этого добра на даче в Подмосковье, хоть отбавляй.
-Ливень скоро пройдет, -заверила улыбающаяся стюардесса. –Они долго не длятся.
-Знаю, -отмахнулся дед и добавил желчно. –Это же не морось.
-Здесь они еще короче, - улыбаясь, словно при рекламе зубной пасты, добавил стюард.
-Да неужели? –дед смерил парня пренебрежительным взглядом. –Ты уверен внучок?
Парень посмотрел на девушек, на толпящийся около входа народ, заявил горделиво:
-Я не успею досчитать до десяти, как на небе засияет солнце. Могу даже поспорить.
-На что? –прищурился заинтересованный дед.
-Если вы проспорите, то летите обратно рейсом нашей авиакомпании.
-А если ты?
-Билет для вас будет бесплатным.
Дед посмотрел в хитро прищуренные глаза парня, пожал плечами. Терять-то ему было нечего: билеты куплены туда-обратно.
-Спорим! –он ухватил протянутую руку, попросил стоящего рядом Бориса. –Разобьешь?
-С удовольствием.
Стюард встал в проходе, оттопырив бедро, начал разгибать пальцы:
-Раз, два, три… -дождь как отрезало. –Четыре, пять.., -подул свежий полный озона ветерок.
И при счете: «Шесть!» -тучи прорезал яркий, словно меч Азазеля, луч. Влажные ступени мощно запарили, тучи разорвало, разметало по всему небу так, что и не тучи это, а легкомысленные барашки.
Дед сделал шаг на лестницу, все еще с недоверием всматриваясь в яркий умытый аквамарин над головой, крякнул с уважением:
-Испания…
Он пошел по трапу, постукивая тросточкой. Блеклые глаза зорко вглядывались в намокшую поверхность. Но не успел он спуститься и до середины, как жаркие лучи выпарили все до капли. Борис с Ларисой двигались следом. Борис галантно предложил девушке донести ее багаж, что было воспринято вполне благосклонно. Толстяк спускался следом. До них доносились его довольно бодрые сентенции:
-Ольга, неужели вы допускаете мысль, что я испугался? Чтоб я и испугался!? Страх и я –понятия совершенно несовместимые.
-Но как же?.. –послышалось в ответ озадаченное. –Ну.., вы сами понимаете…
-Что? –толстяк сделал вид, что не догоняет. –Вы о чем?
-О вашем, ээ., поведении в самолете.
-Ааа.., вы об этом. –толстяк дробно рассмеялся. –Так я ж просто прикалывался. Сами понимаете, какая скукотища: четыре часа в самолете.
-Да, конечно… Но все же вы…
-Я вот приехал на встречу разработчиков полезных ископаемых,- поспешно перевел тему толстяк. –Будем обсуждать с одной норвежской фирмой совместный проект по разработке нефтяных месторождений на шельфе Баренцева моря.
-Оо! Нефть? –с ноткой заинтересованности воскликнуло сзади. –И большие запасы?
-Просто огромные! –жарко прошептал толстяк, норовя обслюнявить девушке розовое ушко.
Они уже спустились, шли к автобусу. Лариса оглянулась. Девушка, которую клеил толстяк, выглядела так, словно только что спустилась с подиума. Казалось бы, они друг другу совершенно не подходят: красавица и осовремененный Остерикс, разве что на голову ниже пассии. Но, судя по благосклонным взглядам и широкой влажной улыбке, девушку это совершенно не смущало. Она ухватила его под жирнющую волосатую лапищу. Прижимаясь к его боку полной грудью и бедром, шла так, словно уже представляла его и себя под венцом.
-А еще у меня есть замок в Англии. –с апломбом добавил новоиспеченный кавалер. –Неподалеку от виллы Абрамовича.
-Да что ты говоришь? –девушка распахнула огромные голубые глазки. –Правда?
-Да, -с самым важным видом подтвердил он. –Через дорогу. Мы с ним на балконах на ланче пересекаемся. В смысле я на своем, а он на своем.
-И что? О чем разговариваете? Наверное, об акциях… Или о футбольном клубе? Челси, кажется? Или он продал его?
-Нет, дорогуша, -проворковал толстяк. –Он и не собирается его продавать.
-Он так вам и сказал? –девушка доверчиво приоткрыла ротик. –А в интернете чего только не прочитаешь.
Толстяк дробно рассмеялся, прижал ее к себе поплотнее, раздевая сальными глазами.
-Между нашими особняками метров двести. Мы только и можем друг другу ручкой помахивать.
-У него есть жена? Я бы хотела с ней познакомиться.
-Кажется, -сбавив шепот до интимного, пообещал толстяк. –Я могу это устроить.
Они сели в автобус. Лариса проводила их скептическим взглядом, красноречиво взглянула на Бориса. Тот пожал плечами.
-Что? Вы все ловитесь на то, на что желаете пойматься. Насколько я вижу, они договорятся. Каждый надеется получить что-то свое, но, как правило, только одному это удается. Стандартный развод. С одноруким бандитом не дружишь? Там всегда выигрывает кто-то один.
-Неужели? –удивилась Лариса. –И кто же этот счастливец?
-Казино.

Глава 6.
До аэропорта добрались без особых приключений: пять минут, и на месте. Распашные двери огромного зеркального параллелепипеда пропустили их вовнутрь с учтивой предупредительностью. В центре зала шесть овальных вращающихся эскалаторов выплевывали из подземного чрева чемоданы да сумки. Некоторые цеплялись на поворотах, переворачивались. Порой до хозяев они доезжали в малость потрепанном состоянии: то замок разойдется, то клок чемодана вырвет. И Борис оказался таким счастливым исключением. Выхватив с ленты свой саквояж, он молча выругался: спереди вырван кусок ткани, виднелась картонка. Борис в бессилии огляделся по сторонам. Улыбающаяся Лариса тянула к нему свой чемоданчик на колесиках. Синяя упаковочная лента малость покарябана, но не более того.
-Все в порядке? –спросила она. Глаза блестели, грудь вздымалась, словно девушка только что выиграла в лотерею. Глаза обшарили его лицо, улыбка поблекла. Взгляд опустился, глаза расширились. –О! Какой ужас!!
-Да уж… -Борис криво усмехнулся. –Не повезло.
-Можно написать претензию в администрацию аэропорта, -Лариса сдвинула брови. –Это их обязанность –следить за багажом. Должны возместить.
Борис поколебался, потом покачал головой.
-И испортить отпуск мелочными дрязгами? Нет.
Лариса поджала губы.
-Вот на это они и рассчитывают. На таких…
-Лопухов? –Борис усмехнулся, расправил плечи. –Бог им судья. Но опускаться в дрязги базарных торговок я не намерен. –он улыбнулся, подхватил девушку под руку. –Пойдем. Ты в каком отеле остановилась?
-Сан Каталина. –Она позволила себя увлечь к выходу. –А ты?
-Серкон Хотель Кристина Лас Пальмас, -напыщенно выдал он.
Они оба засмеялись. Девушка прижалась теплым боком. Борис обнял ее одной рукой, их глаза встретились, зрачки расширились. Их повлекло друг к другу с такой силой, что противиться не было никакой возможности. Да и не хотели они этого … Их губы потянуло, словно намагниченные, друг к другу, пока они ни слились в поцелуе. И длилось это до головокружения и звона в ушах. У Ларисы подогнулись колени, она откинулась на руки Борису. Грудь вздымалась, словно волны в шторм, щеки залил румянец. Через несколько секунд ресницы дрогнули, глаза распахнулись. И сияли они так, что ни с каким солнцем не сравнить. Только его это сияние не обжигало, а ласкало, словно мартовское солнышко заждавшийся тепла город.
-Такси! –Борис помахал чернявому парню.
Тот стоял, облокотившись на пожилой мерс белого цвета. Пережевывая жвачку, таксист провожал ленивым взглядом проходящую мимо дамочку. Услышав Бориса, он повернул к нему голову, сказал, мерно двигая челюстью.
-Йес, сеньор.
-Испик инглишь?
-Yeah, yeah! Where to take you?
-Можешь сперва девушку забросить в Сан Каталину, а потом меня в Серкон Хотель Кристина?
-Без проблем, -ответил на чистейшем русском таксист. Он распахнул двери. –Прошу.
-Где так выучил язык? –удивился Борис. –Почти без акцента.
-Дома. –усмехнулся парень, выруливая со стоянки. –Я из Саратова. Пять лет, как сюда переехал.
-А чего чернявый такой? –не поверила Лариса, разглядывая его кудри.
Таксист глянул на нее в зеркало, на смуглом лице блеснула белоснежная улыбка.
-А у меня папа цыган.
-Настоящий? –не поверила девушка.
-Самый, что ни есть. Из табора.
-А ни поехать ли нам к цыганам? –дурашливым голосом спросил Борис, закидывая руку на спинку сиденья. Причем пальцы сами собой коснулись волос девушки, прошли по позвонкам, задели мочку уха. –Как на это смотришь?
Лариса полуприкрыла глаза, поводя плечиками от удовольствия, промурлыкала:
-Я не против.
Таксист усмехнулся, вырулил со стоянки. От аэропорта они выехали на центральную улицу. Однако, не успев насладиться видами широкого проспекта, повернули вправо. Застройка пошла очень плотная, словно ограниченная площадь диктовала свои условия. Впрочем, скорее всего так оно и было: остров все-таки. Причем курортный. Цвета все светлые: много белого, желтого. Плоские крыши, среди которых изредка встречались многоскатные из красной черепицы. Дорога то ныряла вниз, то выскакивала из-за пригорка, открывая невероятной красоты виды на море. И сотни белоснежных яхт средь голубой глади лишь усиливали впечатление. Из растительности преобладали пальмы. Многие на песке, но встречались и огазоненные.
Кондер не справлялся. Борис вытер пот со лба, украдкой понюхал у себя под мышкой. Вроде не воняет. Во всяком случае не так, чтобы блевать тянуло. Лариса заметила, ноздри дернулись, как у породистой лошади. Борис чуть покраснел, торопливо заверил:
-Прости. Духота невыносимая. –он оттянул галстук, кивнул на окно. –Жуткое желание остановить машину и устроиться на первом попавшемся оазисе.
Лариса прижалась к нему плотнее, прошептала:
-Мне нравится твой запах.
-Правда? –не поверил Борис. –От меня же несет, как от загнанного жеребца.
Девушка закрыла глаза, втянула носом воздух.
-И это так возбуждает, -прошептала она горячо.
Сердце колотилось так, что, казалось, сейчас выпрыгнет из груди. Пот буквально выпрыснулся из всех пор, распространяя вокруг мощный терпкий запах. Борис сглотнул, отодвигаться было некуда, сказал, запинаясь:
-К тебе или ко мне?
Машина резко затормозила, нарушив идиллию. Водитель взглянул в зеркало:
-Сан Каталина, мадам.
За окном простиралось пэобразное четырехэтажное в мавританском стиле здание. Белое с коричневыми окнами. Две коричневые башни во внутренних углах возвышались на этаж выше парапета плоской крыши, оканчиваясь чем-то, напоминающим фаллические символы. Козырек центрального входа выполнен в виде сиреневого купола-балдахина. По бокам залитые светом террасы утопают в тропической зелени.
-Хм, -сделал вывод Борис, -совсем неплохо.
Лариса чмокнула его в щеку, выскочила из машины, не став дожидаться проявления джентльменских замашек.
-Стой. Ты куда? –он протянул к ней руку.
Лариса взяла его ладонь, поцеловав, прижалась к ней щекой.
-Мне нужно привести себя в порядок после перелета. Дай мне час. Хорошо?
-А потом? –он смотрел на нее, как побитая собака.
-Встретимся на пляже.
-Когда?
-Через два часа.
-Это же вечность! –воскликнул он и добавил обреченно. –Я не выдержу…
-Постарайся, дорогой. Да ты и не заметишь: до твоего отеля полчаса езды, потом еще всякие оформительские мелочи. Думаю, даже этого мало, чтобы успеть заехать и хотя бы душ принять. Может, часа через три-четыре?
-Нет! –воскликнул Борис, подпрыгнув от возмущения так, что едва не пробил головой потолок машины. – Даже не думай об этом: я буду непременно.
Лариса засмеялась, склонив голову набок, сказала с понимающей улыбкой:
-Тогда до встречи?
-До встречи…
Он поцеловал ее пальцы, смотрел, как ее легкая фигурка скользит по идеально ровному асфальту. Борис чувствовал, что вместе с ней ушла и какая-то часть его сути, оставив тоску и опустошенность…
-Сеньор? –вернул его к реальности голос таксиста. –Надо ехать, если хотите успеть. Нам через центр, а в это время обычно там пробки.
Борис тряхнул головой, стиснул челюсти.
-Гони. –он вытащил из кармана три стодолларовые купюры, одну сунул водиле в карман, а второй помахал перед носом. –Уложишься в полчаса, получишь еще две таких.
Глаза у водилы загорелись, стали круглыми с четко различимым значком доллара. Зеленое на черном фоне выглядело довольно калоритно.
-Договорились! –цыган торопливо перекинул через грудь ремень. На вопросительный взгляд Бориса пояснил. –Советую пристегнуться.
Борис вскинул брови, медленно потянул на себя ремень, щелкнуло.
-Зачем это?
-Пригодится, -бросил таксист сквозь зубы и переключил передачу.
Оставив на асфальте две черных полосы и шлейф дыма, машина рванула с места в карьер. Все следующие полчаса Борис остро жалел о том, что на водительском сиденье не предусмотрено педали тормоза. Видимо, помятуя о пробках, таксист гнал машину такими закоулками и подворотнями, по которым разве что на велосипедах ездить. Из-под колес то и дело выскакивала различная живность: кошки, собаки, даже пара енотов с крайне сердитыми воплями.
-Стой!!! –заорал Борис.
В расширенных глазах отражался стремительно приближающийся столик с четырьмя дедуганами. Темнолицые, седые в холщовых просторных одеждах старики играли во что-то настольное, наподобие нашего домино. Правое зеркало пронеслось от спины крайнего в паре микрон. Борис махом вспотел, повернулся, провожая удаляющихся в заднем сиденье игроков устрашенным взглядом. Сглотнув, он просипел, оттягивая враз ставший меньшим галстук:
-Чуть не задавили.
Не прекращая гнать меж теснившимися домами, водила сообщил горделиво:
-Не бойтесь: никто бы даже ничего не понял, -он хохотнул. –Только пассатижи с отверткой в разные стороны.
Борис хотел было отпарировать, заявив о ценности любой жизни, а человеческой –тем паче, но вовремя прикусил язык: не сбавляя хода, машина подпрыгнула на лежачем полицейском и воспарила в безоблачную высь. Хотя, возможно, здесь его называют по-иному. Вращая вразнобой колесами, мерс пролетел метров пять над плоским, как блин кабриолетом, в котором подводила губы блондинка в стиле «вамп», одновременно о чем-то разговаривая по телефону и грохнулся перед истошно завизжавшим тормозами хаммером. Белое, как полотно, лицо водилы и глаза по-полтиннику исчезли, как не бывало, так как таксист и не думал останавливаться. Не сбавляя хода, они пролетели перекресток, оставляя за спиной визг тормозов, вой клаксонов и истошные маты на смеси русского с инглишем, из чего Борис сделал вполне логичный вывод, что не пропадет: соотечественников здесь хватает.
Машина пролетела какой-то дворик насквозь, заставив буквально влипнуть в противоположные стены двух гомосекского вида парней. Они что-то плямкали накаченными ботоксом губами, не в силах вымолвить ни слова, но машины уже и след поостыл. Через пять минут послышался звук сирены, он начал сперва приближаться, но таксист применил заячью тактику запутывания следов и буквально через двадцать поворотов неприятные звуки рассосались. Еще пара минут и машина завернула во двор к трехэтажному зданию с огромными застекленными витражами.
-Все, приехали.
Борис потряс бумажками перед носом водителя:
-Тттак, нннельзя, -заикаясь, заявил он.
-Да бросьте вы, -довольно скалясь, водила ответил увещевательно с некоторой развязанностью. –Ну, попугал оборегенов… Что такого? Не задавил же никого, хотя кое-кого и можно было бы. Да и вы разве хотели бы два часа в пробке стоять?
Борис хотел и мог бы сказать многое и всякое, но последний аргумент его убил. Ни слова не говоря, со сжатыми губами он кинул деньги на сиденье, хлопнул дверью. Вытащив чемодан из багажника, он заспешил в отель.
-Вас подождать!? –окликнул его водитель, высовываясь в окно.
Борис медленно повернулся. И взгляд его был столь красноречив, что улыбка таксиста угасла:
-Понял. –он вскинул руки. –До встречи.
Стиснув зубы, Борис пошел или скорее побежал ко входу. Вращающиеся двери выпустили женщину в красном. На пунцовых губах играла загадочная улыбка. Покачивая крутыми бедрами, она направилась к белому лимузину, синхронно подкатившего к бордюру. Борис остолбенело смотрел следом. Неужели, это та блондинка, которую они так невежливо перелетели? Когда она только и успела? Не телепортировалась же? Швейцар предупредительно распахнул перед нею дверь, придержал в полупоклоне. Садясь в машину, девушка поймала взгляд Бориса, благосклонно улыбнулась. Борис вздрогнул, проводил недоумевающим взглядом отъезжающий лимузин. Нет, все-таки другая. Но как похожа. –Борис покачал головой. - Ох, уж эти журнальные штампы.
Все еще пребывая в смятении, Борис толкнул дверь. На очередном повороте его выбросило в огромное залитое солнцем фойе. Отделанное золотом по белому мрамору оно сверкало так, что глазам больно. За золотой стойкой двое администраторов: мужчина и женщина. Оба улыбаются под стать окружению. Была бы линза, можно было бы сфокусировать и пожар устроить. Женщина устремилась навстречу, улыбаясь одновременно зовуще и профессионально:
-Вам помочь, сэр?.. –остановившись в паре шагов, она уперла руку в бедро.
-Да, да, -Борис бросил взгляд на часы, висящие напротив двери. –У меня здесь номер забронирован. На имя Федорова Бориса Иннокентьевича.
-Оо! Прекрасно!! –Улыбка девушки стала еще шире. Она вскинула бровь. –Глеб?
-Да, сеньора, -глаза мужчины забегали по экрану компа. –Все верно. –он поднял голову. –Второй этаж. Двадцать пятый номер. Вот, пожалуйста.
Администратор положил ключи на стойку. Борис сгреб их и хотел было ринуться к лестнице, но наткнулся на администраторшу. Буквально лицом к лицу. Еще бы микрон и поцелуй был бы неизбежен. Но, женщину это нисколько не смутило. Даже наоборот, если судить по вспыхнувшим искоркам в глазах. Обдав его жарким дыханием весенней свежести, она проворковала:
-Господин Федорофф, у нас есть для вас специальное предложение: неделя бесплатного посещения спа-салона. –она приблизила полные губы к его уху, прошептала с обещанием. –Поверьте мне, там вас ждут поистине незабываемые впечатления.
-Ээ, -несколько настороженно выдал Борис. –Спа-салон… Там что делают?
-Массаж, солярий, специальные процедуры, восстанавливающие бодрость духа и здоровье.
-Массаж… -переспросил Борис с некоторой неуверенностью. –И что, у вас хорошие специалисты?
-Лучшие, -заверила женщина и тонко улыбнулась. –Тайский по сравнению с нашим - просто детский лепет.
-Даже так? –Борис вскинул бровь, взгляд задел циферблат. Он заторопился. –Хорошо, хорошо. Я согласен, но несколько позже. У меня важная встреча.
Он заспешил к лестнице, преодолел пролет, когда услышал вдогонку:
-Приходите обязательно, господин Федорофф: не пожалеете.
-Всенепременно, -заверил Борис, вприпрыжку взбегая на этаж. Открывая дверь, пробормотал. –Только эротики, переходящей в порнографию, мне на данный момент и не хватает.
В номер он влетел, как метеор. На сборы ушло не больше минуты. Если кто смотрел фильм «Маска», то здесь происходило нечто похожее: на кровать полетели брюки с рубашкой, туфли в угол, а вместо этого из чрева чемодана были извлечены и тут же надеты: шорты, цветастая футболка и легкая кепи, представляющая собой ободок с коричневым полупрозрачным козырьком. Борис вприпрыжку бросился к двери, но затормозил, собрав ковер в гармошку.
-Твою ж… -круто развернувшись, Борис подскочил к зеркалу. Оттуда смотрела испуганная красная, словно после бани, физия в аляповато-попугаистом костюме. Поплевав на ладонь, Борис торопливо пригладил торчащие из бейсболки волосы. –Ладно, вроде ничего. Во всяком случае здесь все так ходят. Или вовсе без одежды. –он поднял футболку, но белое, как у копошащейся в навозе личинки тело, не вызвало энтузиазма. –Нет, это плохая идея.
Через холл он пронесся, словно метеор. Но пролетая мимо ресепшена, с облегчением выпустил воздух: администраторша обрабатывала другого клиента. И, судя по распахнутому рту и горящим зенкам, парень уже на крючке.
Борис выскочил во двор, взгляд метнулся из стороны в сторону, но, как назло, ни одного такси. Борис пробежал вправо шагов десять, двацать назад, сжал виски.
-Да что же это такое творится, Господи! Как не надо, так шашечки хороводами ходят, -он скрипнул зубами. –А тут хоть бы одна завалящаяся тачка подвернулась…
Не успел он завершить свою тираду, как из-за поворота вынырнула знакомая тачка. Сделав виток вокруг Бориса, мерс резко затормозил. На заднем стекле красовалась надпись: «Безумный Макс. Дай дорогу ярости!» –Если бы он ее заметил раньше, ни в жизнь бы не сел.
-Майн гот! -простонал он про себя. -Только не это.
-Вас подвезти? –улыбающийся до ушей водила выглянул в окно.
-Издеваешься!?-Бориса затрясло. Глаза округлились, как у орла, губы запрыгали. Он даже за заикался от волнения. –Ты ж меня едва ни угробил. И чтоб я после этого!?.
Таксист развел руками.
-Вы сказали, чтобы я вас довез, как можно быстрее. Я это сделал. И как мне кажется, ваш квест еще не завершен. –водила ухмыльнулся. -Или я не прав?
Борис с тоской оглянулся. Но ничего похожего на такси в пределах видимости так и не появилось. Он махнул рукой, сказал обреченно:
-Твоя взяла, -сев в машину, Борис бросил взгляд на часы. –Езжай. Мне нужно быть на пляже возле Сан Каталины через пятнадцать минут. Успеешь?
Такси сорвалось с места. Стремительно выметнувшись на проезжую часть, машина пронеслась в паре сантиметров перед расфуфыренной дамы с собачкой. Бедолага как раз переходила улицу, как появился местный призрачный гонщик. Борис глянул в зеркало. Женщина застыла соляным столбом посреди проезжей части, глаза, как плошки, а мопс прыгал вокруг, заливался лаем.
-Теперь я понимаю, -сквозь зубы сообщил Борис, -почему у тебя такая надпись.
-Здорово, правда? –осклабился водила, опять выбрав путь средь самых закоулков, по которым на сто процентов нельзя было двигаться со скоростью, превышающей двадцать километров в час. Однако, эту норму они попрали, как минимум, в пятикратном размере. –Зато все знают, к кому садятся. И претензий так меньше.
-По-другому ездить не умеешь? –распираясь руками и ногами во все, во что можно распереться, сквозь зубы поинтересовался Борис.
-Какой русский не любит быстрой езды? –философски осведомился водила. Вырулив на шоссе, он добавил. –А здесь атмосфера такая: хочешь жить, умей вертеться. Да и имидж портить только. –Он подумал, добавил с сомнением. –Ну, разве что мне за черепашьи бега доплатят.
-За медленную езду доплатят? –не поверил Борис.
-Ну, да, -водила пожал плечами, с визгом тормозов объезжая по встречке растележившуюся фуру. –Я здесь уже пять лет. Заработал определенную репутацию. Так что, если уж и отступать от принятой модели поведения, то имея на то хоть какие-то основания.
-И что же ты скажешь в свое оправдание, если рискнешь проехать по правилам? –с иронией поинтересовался Борис.
-Скажу, например, что бабушку вез после инсульта, -ухмыльнулся таксист. –Ее трясти ни-ни, вот и пришлось войти в положение. Или мадам беременную.
Они вылетели на перекресток, перед которым красовался синий знак «пляжа». Машина на полном ходу с разворота вписалась меж черным рэнжровером и серебристым бугатти, остановилась в паре миллиметров от бампера голубого феррари.
-Ну, вот, -водила повернулся, сверкнув белыми зубами. –Пять минут страха -и мы на месте.
-Десять, -уточнил Борис педантично и протянул деньги.
Таксист пересчитал, брови приподнялись.
-Здесь лишнее.
-Это за скорость, -лаконично пояснил Борис и вышел.
Полоса черного асфальта устремилась вперед и вниз. Сверкающие широкими панорамными витражами белые прямоугольники зданий остались позади и сверху. Дорога врезалась в тэобразный перекресток, разбежалась по сторонам стоянками для авто. Ну, а автомобили подобрались под стать: кабриолеты всех марок и пара обычных легковушек: лексус да бугатти.
-Похоже, народ здесь не бедствует, -пробормотал Борис, переступая через бордюр.

Глава 7.
Под ногами заскрипел белый с легким золотистым оттенком песок, сандалии провалились на пару сантиметров. Борис окинул взглядом стометровой ширины пляж, в сердце закралась тоска: насколько хватало глаз, вправо и влево тянулись шезлонги, грибки, под которыми возлежали десятки тысяч отдыхающих. Кто-то выглядел наподобие глубоководного тритона, кто-то напоминал слегка подрумяненный тост, ну, а некоторых можно было и за негру принять. Хотя, может быть, это негры и были… Борис уставился на роскошные ягодицы, выставленные на всеобщее обозрение, потом перевел взгляд на волосы. Белые, выгоревшие на солнце они струились безо всяких выкрутасов. Так что вряд ли. Это или местные, или те, чей отпуск близок к завершению. Он отвел взгляд с некоторым трудом, тут же наткнулся на вызывающе торчащую к небу грудь. Размер третий, не меньше, однако стояли сиськи так, словно отлиты из чугуна. Наверное, так оно и было. Разве что чугун заменили на силикон. Борис вспомнил своих приятелей, что при слове «силикон», дружно говорили: «Фуу!!!» -да и он издавал нечто подобное. А сейчас смотрит на эти идеальные чаши с горящими ниппелями и испытывает только одно желание: прикоснуться к ним губами, а потом посмаковать. Гм… Что-то мы отвлеклись.
Борис потряс головой, перевел воспаленный взгляд вправо, но и там тела, тела: загорелые и не очень, красивые и совсем наоборот. При виде толстой, как бигбен, бабищи с отвисающими за раскладушку складками жировых запасов, его передернуло с ног до головы. Ее редкие волосики перетягивала кокетливая красная лента с лотосом, стринги прятались в складках так, что Борис не решился бы их отыскивать ни за какие коврижки. А лифчиком можно было вычерпать все море в не самые длинные сроки. Едва не блеванув, он торопливо отвернулся. Он, конечно, понимал, что та и сама не рада, возможно, генофонд не самый лучший, но и доводить себя до такого, право, не стоило. Во всяком случае у него была сестра по крестной матери, у которых вся семья страдала от лишнего веса. Так Катерина решила для себя, что она такой не будет, хотя в детстве ее вполне можно было с поросенком спутать. А то и сразу с тремя. И сделала. Для этого просто пересмотрела режим питания. Подобрала перечень продуктов и их количество в соответствии со своей конституцией и образом жизни. И вот результат: прекрасная фигурка. Она даже в спортзале себя не изнуряла. Разве что пару раз в неделю.
Несколько часов Борис бродил по песку, высматривая знакомый облик средь сотен и сотен лиц, задниц, сисек и прочих частей тел. Изрядно подустав, одурев от жары и сверкания, он прошел по кромке воды пару километров вперед и столько же обратно, но безрезультатно. Вода в лазурном море кипела от тысяч водоплавающих, над головой кричали чайки. Мужчины, женщины, парочки, семьи… Дети визжали, плескались, заставляя рождаться в мириадах капель нежнейших оттенков радугу. Многие с надувными нарукавниками, спасательными кругами всех цветов и размеров.
Время истекало, как песок сквозь пальцы. Скоро закат. Во всяком случае раскаленная болванка побагровела, вырастая в размерах, медленно приближалась к кромке, где небо сливалось в нежнейших объятиях с морем. Голову напекло так, что его мутило, ноги гудели, будто контрфорсы в гидроэлектростанции Днепрогэса. Высмотрев в паре десятков метров от воды свободный шезлонг, Борис со стоном опустился на него, вытянул ноги. Посмотрев несколько минут в голубое до безобразия небо, он прикрыл глаза. Он уже засыпал, когда поднялся легкий ветерок, ноздрей коснулся знакомый запах. Борис потянул воздух, подаваясь вперед, словно гончая, повернул голову вправо. Лицо овеяло бодряще-нежным запахом лаванды. Борис открыл глаза. Буквально в паре метров лежала девушка, прекрасней которой он никогда не видел. На глазах темные очки, на носу бумажный треугольник, видимо, чтобы кожа не облезла. Ее тело блестело золотистым загаром, грудь мерно вздымалась, подымаясь и опускаясь. Плоский живот с милыми валиками сладкого жирка, за который так и хочется ухватить зубами, широкие бедра, красивые спортивные ноги… Высокие скулы гордо выступали, заставляя колотиться сердце в тревоге и диком восторге одновременно.
-Лариса… -прошептал он внезапно пересохшим горлом. –Как ты прекрасна…
Девушка шевельнулась. Повернувшись на бок, она опустила очки на нос. Взглянув поверх них, она потянулась, выгнувшись в нужных местах. У Бориса отвисла челюсть, а в груди захолонуло.  Полные губы Ларисы разошлись в стороны, блеснул ровный ряд жемчужных зубов.
-Привет. –она смущенно улыбнулась. - Я долго спала?
-Не знаю, -Борис бросил взгляд на солнце. –Сейчас пять часов…
-О Боже! –Лариса подхватилась. Сев на шезлонге, завертела головой, пытаясь разглядеть свою спину. Глаза расширились. –Какой ужас!
На глазах навернулись слезы, она смотрела на руки, плечи, которые представляли собой смесь белого и черного шоколада, губы задрожали. Сердце рванулось к девушке. Борис бросился за ним, упал перед девушкой на колени.
-Не плачь! –взмолился он. –Возьми мое сердце, только не плачь!
По ее щекам текли крупные, как бриллианты, слезы, падали на колени, оставляли темные ямки на песке. Борис задохнулся, словно неподкованный конь саданул копытом. Его губы целовали ее пальцы, колени, шептали горячечно:
-Ты прекрасна, прекрасна, словно первый тюльпан весной, словно трель жаворонка…
-Нет, -она развернулась, легла на живот, выставив на обозрение белые ягодицы и такую же спину с бедрами. Сунув ему в руки гель от загара, она заявила решительно. –Мажь.
Борис сглотнул, выдавил на ладонь с полпальца белой червячной трубочки.
-Так, -спросил он с понятным колебанием. –С чего начать?
-Со спины, -Лариса изогнулась, дернула плечиком, отчего лифчик отстрелился в стороны.
У Бориса затряслись пальцы. Сглотнув загустевшую слюну, он начал с плеч. Сперва едва касаясь, потом осмелел, втирая крем в спину, бока. Но когда дошел до поясницы, остановился в нерешительности. Лариса повернула голову, спросила глухо:
-Ждешь, когда моя попа обгорит, став похожей на свиной окорок?
-Только не попа, только не попа! –воскликнул Борис в дурашливом ужасе. Он осторожно начал взбираться на холмы наслаждения, некоторое время двигался по ним. Затем медленно, очень медленно начал спускаться вниз. Новая порция крема упала на внутреннюю часть бедра.
-Ой, прости! –он остановился.
-Перестань извиняться, -сказала Лариса низким грудным голосом, от которого у него в груди забухало, словно чернокожий шаман в тамтамы. –Просто нанеси его.
-Хор-р-рошо.
Он втирал крем сперва в лодыжки, затем поднялся выше, массируя и одновременно продвигаясь вверх и внутрь бедра. Лариса замерла, потом задышала чаще. Под кожей прокатилась волна, подбросив пальцы, ушла куда-то в пятки, послышался сдавленный стон. Борис следил за ней одним глазом, а пальцы сдвигались все выше. И в это время со стороны моря донеслись птичьи крики, над головой захлопали крылья. Борис вскинул голову, смотрел воспаленным взглядом на целую стаю разнокалиберных птах. Орлы, ласточки, альбатросы, еще что-то… Они горестно кричали, изо всех сил махали крыльями. Насколько Борис помнил пищевую пирамиду, кое-кто из этих птах в обычной ситуации питался своими собратьями. Но не сейчас. Странно… В это время по ноге прополз краб, смешно передвигая клешнями, за ним еще один, потом в метре черепаха. Чуть правее образовалась в песке ямка, извиваясь, оттуда вылезла змея, зашуршала по песку в сторону города.
И такое творилось по всему пляжу. Ко всему этому безобразию примешивался женский визг, плач, истерические крики:
-Антон, змея, змея!!!
-Да, дорогая, -услышал флегматичное Борис в паре метров слева. –Змея…
-Убей ее! –завизжало еще истеричнее. –Убей!!!
-Да она сейчас уползет, -прогудело, не изменяя тембра ни на децибел.
Женщина стояла на шезлонге, разъяренная как фурия, топала ножками. Вернее пыталась, но по причине мягкости основания получалось неважно. Сжав кулачки, она выплевывала злые, как пули, слова:
-Если.. ты.. ее.. не при-ши-бешь, я с тобой.. развожусь.
Ее волосы взлетели от резкого порыва, зазмеились по-горгоньи. Тугой кулак воздуха толкнул Бориса в лицо, полетели бумажки, какие-то тряпки, соломенная шляпка.
-О Боже! –в ужасе прошептала Лариса. –Что это?
Борис встал с колен, прикрывая глаза рукой, всмотрелся туда, куда показывала девушка. На стыке моря и неба прошла какая-то вибрация и начала медленно приближаться. В груди бухнуло, желудок сжало ледяной лапой. Борис проводил тревожным взглядом пробегающих мимо мужчину и женщину.
-Не знаю! –он напряг зрение, облизнул шершавым языком внезапно пересохшие губы. –Но думаю, что ничего хорошего. –Он подал девушке руку, помог подняться. –Кажется, нам лучше покинуть это место. И как можно быстрее.
-Цунами, цунами! –закричал кто-то. –Спасайтесь, кто может!
И после этого крика весь пляж словно сошел с ума: крики, визг, расширенные в безумном ужасе глаза, раззявленные рты. Будто один многорукий, многоногий и многоголовый зверь, толпа отшатнулась от воды. Люди бежали, не видя ничего и никого, сбивали друг друга, втаптывали в песок. Трещали бумажные стаканчики, разлетались, расплескивая колу. Хрустели оброненные кем-то солнечные очки, трещали ребра запнувшейся женщины –крики страха смешивались с криками боли.
Борис с Ларисой бежали не самыми первыми, а где-то во вторых рядах, он цепко держал девушку за руку. Их толкали, пихали со всех сторон. Только не отпускай, только не отпускай, -твердил он про себя. –И не вздумай оступиться. Если ты это сделаешь, то все: пиши «пропало».
За спиной послышался нарастающий гул, постепенно переходящий в рев. Крики страха сразу переросли в вопли ужаса. Борис рискнул повернуть голову и едва ни поседел. Буквально в паре миль от берега к ним катилась огромная водяная гора размером с девятиэтажку. И высота ее росла с каждым мгновением. Они уже выбегали на дорогу, когда Борис решил оглянуться в последний раз. Рев таранил барабанные перепонки. Волна выросла раза в два, до побережья рукой подать, и загнулась в их сторону белоснежным гребнем. А это, как знал Борис из Дискавери, было весьма дурным знаком. Весьма.
-Бежим к домам! -крикнул Борис, увлекая Ларису к ближайшему.
Они были уже в паре метров от входной двери, за стеклом которой белели две тени с огромными глазами и распахнутым ртом, когда сзади грохнуло так, что подпрыгнула земля, в спину ударил огромный кулак сжатого воздуха, а вслед за ним и что-то более плотное. Двери ли прыгнули навстречу или они левитировать научились, да только встреча свершилась бесповоротно и изменить ее было невозможно. Крик Ларисы захлебнулся в реве воды. Удар, туча пузырьков, еще удар, еще… Их несло куда-то ревущим потоком, сбивая мебель, картины, посуду. Мелькнула чья-то рука, брызнуло красным… Бориса крутило, вертело, било о что-то всеми выступающими и не очень частями тела, несло куда-то. Воздух кончался катастрофически быстро, а тут еще и шандарахнулся обо что-то грудиной. Веер пузырьков вылетел из распахнутого в крике рта. Все мысли о чем-то, кроме дикой жажды жизни, вылетели из головы. Даже светлый образ Ларисы испарился в багровом тумане: «Жить, жить, жить!»
Слепые от ужаса глаза вылезали из орбит. Борис кричал, выдыхая последние пузырьки воздуха, не осознавая, что обратно попадет вовсе не живительный кислород. Легкие судорожно дернулись, сократились -в горло хлынул поток горько-соленой жижи. Он пытался вздохнуть, но не мог, словно насос гоняя по легким морскую воду. В голове мутилось, он уже терял последние остатки сознания, по телу покатилась странная волна удовольствия, намного превышающая оргазм. Умираю, -всплыло из глубины апатичное в смеси со сладкой истомой. –Хорр-рошо…
В этот момент его выкинуло и шандарахнуло о что-то так, что хребет затрещал. Но это заставило сократиться легкие и желудок единовременно. Руки зацепились за что-то, вытолкнули тело до пояса. Изо рта вырвался поток воды вперемешку с остатками жареной картошки и курицы, которые он успел перехватить перед посадкой. Борис кашлял так, что легкие едва ни вылетали лохмотьями. Он ничего не видел и не слышал. И продолжалось это минут пять, пока легкие ни очистились в достаточной мере для проникновения кислорода. Борис сплюнул, протер глаза, завертел головой. Он находился под потолком какого-то бетонного помещения. Здесь плавали столы, стулья, какие-то палки… Лариса! –всплыла в голове ослепительная мысль. Сердце заколотилось, погнало кровь, прочищая мозг. Борис завертел головой, зрение враз прочистилось. Он закричал:
-Лариса! Лариса!!!
Но в ответ тишина, только откуда-то из глубины вырвался поток пузырей да колыхнулось словно водоросли что-то светлое. Борис оттолкнулся от импровизированного плота, в два гребка преодолел расстояние до угла и нырнул вниз. До дна всего пара метров, но именно там колыхалось женское тело. Чуть дальше в темном мареве виднелось еще что-то, но Борис не стал и не захотел обращать на это внимания. Схватив за волосы, он оттолкнулся ото дна. Затащив девушку на покачивающийся на воде шкаф, он попытался ее реанимировать, но в голове словно вакуум прорвался из соседней вселенной. Ни одной мысли, кроме как делать искусственное дыхание. Но потом дошло, что вдыхать пока некуда: у нее все легкие забиты водой. В мозгу, еще не оправившемуся от удушья, вспыхнуло, что нужно сперва удалить воду.
Заранее морщась, он раскрыл рот девушки, просунул пальцы и нажал на корень языка. Ее тело содрогнулось, по горлу прокатилось утолщение. Борис торопливо перевернул ее на живот. Изо рта вырвался фонтан мутной воды вперемешку с различными деликатесами. Правда, запах от них был совсем не ресторанный, но виной тому всего лишь желчь с желудочным соком. Впрочем, Бориса это не расстроило, а скорее наоборот. Испытав нечто вроде эйфории, он сжимал девушке ребра, помогая избавляться от остатков воды. А когда она начинала хрипеть, насильно вызывал рвоту, надавливая на основание языка. Она слабо махала руками, пытаясь отбиться от него, но он не прекращал, пока в глазах девушки не проявилось осмысленное выражение.
Прошло минут пятнадцать. Они плавали ближе к центру помещения: Лариса на шифоньере, Борис, придерживаясь за ножку. А вокруг, словно нефть, расплывалось содержимое их желудков. Защищенный от воды плафон помигивал, на мгновение погружая помещение во тьму, слышался негромкий треск. Лариса приподняла голову, хриплый голосок дрожал от пережитого ужаса.
-Где мы?..
 Борис осмотрелся. Низкий параллелепипед высотой примерно с метр. Над головой железобетонные плиты. Из плохо заполненных швов торчали языки застывшего раствора.  Стены, судя по текстуре, тоже бетонные, разве что монолитные, окрашены известью. Их словно собирали из еловых досок. Не особо при этом стремясь к качеству подгонки.
Шифоньер покачивался, разгоняя по помещению волны, как водные, так и запаховые. Лариса морщилась, кадык дергался, едва сдерживая рвотные позывы. Сперва ее волосы, а потом и голова шаркнули о плиты потолка. Лариса дернулась, выворачивая глаза, вскричала в страхе:
-Что это!?
Борис прикинул взглядом высоту, сделал неутешительный вывод:
-Тонем.
-Что!? –из расширенных глаз Ларисы брызнули слезы. –Как тонем? Почему тонем?
Борис пожал плечами, медленно взбалмучивая мутную воду ногами.
-Воздух уходит, а свято место пусто не бывает.
-Как он может уходить? Куда? –спросила Лариса трясущимися губами.
Борис покрутил головой, глаза зацепились за плиты. Он мотнул головой.
-Видишь меж ними щели? Вот туда и уходит.
-Ох уж эти строители, -скрипнув зубами, прошипела Лариса. –Но что же нам делать?
-Нужно уходить,- подумав немного, ответил Борис.
-Куда? Куда уходить!? –в ее голосе проявились истерические нотки. –Где ты видишь двери?
-Выход есть, -ответил Борис, сосредоточенно вглядываясь в мутную воду. –Подожди минуту.
Н слушая ее возмущенно-жалобных криков, он нырнул, в пять гребков обогнув помещение, выплыл на лестницу. Выбравшись на первый этаж, он поколебался: легкие судорожно дергались от нехватки воздуха. Решившись, он устремился на второй этаж, изо всех сил загребая руками воду. В глазах уже темнело, по горлу прокатывались узлы воздуха. Борис чувствовал, что еще мгновение и он не выдержит, и тогда все: второго шанса не будет. Но тут его выбросило, словно пробку из бутылки. Рот раскрылся так, словно на рекламе, в которой негр банку кока-колы в пасть запихал. Воздух со свистом влетел вовнутрь, раздув легкие, как монгольфьер.   Несколько минут Борис отсапывался, вытирая струящуюся по лицу воду вперемешку с потом. Но зрение вернулось только тогда, когда грудь перестала трещать по швам. Хотя оно, конечно, было, но только он смотрел, но не видел, просто не осознавал поступавшей информации. Медленно выдохнув, он заслонился ладонью от бьющих в глаза отблесков от поверхности воды. Зайчики проникали через верх разбитого стекла. Борис подплыл к окну, выглянул.
-Твою ж.., -выдохнул Борис, двигая глазами из стороны в сторону.
В зоне видимости несколько крыш, одно здание с половиной мансардного этажа и несколько флигелей. Все это погружено в воду. Сильное течение несло мимо какие-то предметы, похожие на комки тряпок или мусора. Промеж них наперегонки плыли ветки, обертки от шоколадок, куски мебели, еще что-то труднораспознаваемое.
Пока Борис отсапывался и осматривался, раздался треск. Он вздрогнул. Снизу-вверх по стене пробежала извилистая трещина, чуть разошлись плиты, посыпалась пыль. Борис оглянулся. За спиной все повторялось, разве что трещина прошла более ровно по обойному стыку, отчего та покачивалась под небольшим ветерком, осыпая крошево бетона и шпатлевки. По комнате прошла волна, просвет меж водой и окном резко сократился миллиметров на пятьдесят.
-Оппа, вот это жопа.., -пробормотал Борис, втягивая голову в плечи и одновременно погружаясь в воду по уши. Загребая руками и ногами по лягушачьи, он с подозрением всматривался в мутную воду. Лезть назад не хотелось ни капли. Мелькнула даже мысль плюнуть на все и рвать когти, пока не обрушилось окончательно. Но потом откуда-то из груди выплыл образ взывающей к нему Ларисы. Бедняжка, наверное, сейчас плачет, думая, что с ним что-то случилось. В лицо брызнуло жаром, уши заполыхали так, что он ясно увидел их отсвет в воде. –Скот, скот! Грязное эгоистичное животное. –прошептал Борис.
Кое-как заглотнув воздух, он нырнул, пока мерзкая животинка вновь не взяла верх. В голове мелькали образы, как он сам себя возит мордой по стеклу и бьет, как кутенка, об угол, взяв за задние лапы. Раз за разом. Пока глаза бесстыжие не выпадут. Наверное, именно поэтому он и свернул не туда. Понял он это только после того, как воздух начал заканчиваться, а входа в подвал так и не нашлось. Внутри мгновенно вспыхнула красная сирена паники, окутала мозг непроницаемой пеленой. Сердце забухало, легкие задергались, как попавшая в силки птаха. Мало чего уже соображая, Борис рванулся назад. Судорожно бьющие по сторонам руки зацепились за косяк, сжались. Не думая, Борис просто оттолкнулся от пола и полетел вверх. Легкие уже готовы были взорваться, когда он вылетел, как пробка из бутылки. Но то ли сильно оттолкнулся, то ли воздушный мешок изрядно уменьшился, но едва ни свернул шею, треснувшись башкой о плиту. На том его сознательный заплыв и закончился.

Глава 8.
-Бо.., Бо..ис, Борис! –ворвался в полутьму мозга плачущий голос Ларисы.
-А!? Что!? –дико вращая глазами, Борис встрепенулся. –Что случилось?
Их губы едва выступали над водой, да и то приходилось отплевываться.
-Ты был прав, -сказала Лариса со странным спокойствием.
В нем скорее можно было различить обреченность и безразличие. Похоже, что Лариса уже смирилась со своей судьбой. А вот это напрасно. Борис взял ее за руку, сказал, глядя в глаза:
-Нужно отсюда выбираться. Дом затопило до второго этажа. Но там есть воздух.
-Хорошо, -Лариса улыбнулась. –Давай еще немного побудем и поплывем.
Борис покачал головой.
-Боюсь, мы не можем этого себе позволить.
-Почему? –не поняла Лариса.
-Слышала треск?
-Да. –она показала глазами на стену, где виднелась трещина, из которой брызгали струйки воды. –Я думала, что все рухнет.
-Возможно, ты права, -совершенно серьезно сообщил Борис, -а возможно, и нет. Но проверять мне это не хочется. Да, и тебе, думаю, тоже.
-Так что же делать? –глаза Ларисы наполнились слезами.
Борис взял ее за подбородок, посмотрев в глаза, крепко поцеловал ее в губы.
-Ты мне веришь?
Губы припухли, глаза бегали по его лицу, она прошептала:
-Да…
Борис улыбнулся, сказал уверенно:
-Все будет хорошо. Сделай несколько вдохов и ныряй за мной. Я буду рядом.
-Но, -растерянно спросила Лариса, -как я пойму, куда нужно плыть? Там же, наверное, темно?
Борис замер, на лице проступило смущение.
-Ты права. –он огляделся в поиске какой-либо приспособы, потом оживился. –У тебя пояс сохранился?
-С платья? –она пощупала под водой. –Да.
-Снимай.
 Ее глаза округлились, игриво улыбнувшись, она сказала капризно:
-Глупенький. Нашел время. Сейчас нужно совсем об ином думать.
Борис открыл было рот, но потом до него дошло, на что Лариса намекала. Он возвел очи к горе, молча выругавшись, выдохнул:
-Пояс для того, чтобы ты, красотка, не потерялась. Привяжи его к себе.
-Да..? -в ее голосе проскользнуло разочарование. –Ну, ладно...
Борис обвязал левое плечо девушки так, чтобы веревка не мешала плыть, подергал для надежности.
-Ну, как? -поинтересовалась Лариса.
-Вроде держит. -ответил Борис. -Потеряться не должна.
-Это было бы ужасно, -согласилась Лариса.
-И я так думаю.
Борис привязал второй конец за свой пояс. Далось ему это с немалым трудом, так как воздуха оставалось едва ли с ладонь. Три раза пришлось погружаться с головой. Так, барахтаясь, как Муму под гнетом Герасима, Борис все же зафиксировал пояс на ремне. На три узла. Для надежности. Не то, что он не доверял себе, но мало ли что…
Все, -Борис сжал плечо девушки. -Насыщай легкие и мозг кислородом.
-Это как? -осведомилась девушка, выплевывая струйку воды.
-Дыши глубже.
У Ларисы глаза стали большие, как у окуня.
-Издеваешься? -она выплюнула струйку воды, едва не попав Борису в глаз. -Я едва вздохнуть могу этой смесью углекислоты с вкраплениями кислорода и немалой толикой воды,  а ты мне про вентиляцию говоришь. Это нормально?
Борис скривился, ответил сквозь зубы, едва сдерживаясь:
-Вся ситуация не вполне нормальная.  Согласись, что и реакция на нее не будет обыденной.
Девушка наморщила лобик, анализируя сказанное на предмет обычного мужского шовинизма, но, учитывая обстоятельства, решила пока не накалять обстановку.
-Ладно. Что делать?
-Три глубоких вздоха и ныряем. На счет “три”: р-рраз.., два-а, ТРИ!
При последнем слове Борис вдохнул так, что едва ни лопнул. Тут же за штаны дернуло. Балласт – мелькнула злобная мысль, Вызывая при этом прилив адреналина и желание избавиться от угрозы своей жизни. Но сознательная часть взяла в узду инстинкты. Стиснув зубы, Борис только сильнее заработал руками и ногами. Пояс натягивался рывками, каждый раз затормаживая, что вызывало глухое раздражение, переходящее в рычание. Конечно, не реальное, иначе бы он захлебнулся, но красный туман клубился в мозгу все чаще. Борис загребал руками и бил ногами так сильно, насколько позволяли мышцы. И, похоже, все-таки переусердствовал, потому что лягнул нечто-то мягкое, после чего на поясе словно гирю прицепили. Чертыхнувшись, Борис рванулся вверх, цепляясь и отталкиваясь руками от стен, ступенек. Наконец, на последнем издыхании выплыл в комнату. Свет тусклый, словно наступил вечер. По всей комнате бегали багровые отблески, колыхались, резвились на мелких волнах. Борис вытянул Ларису. Ее тело напоминало мешок, наполненный молоком, голова безвольно болталась, глаза закрыты. Борис похлопал девушку по щекам -тело дернулось. По горлу прокатился шар, изо рта вырвался фонтан воды. Безо всяких примесей. Видимо, желудок промыло за время подводного дрейфа до кристальной чистоты. Лариса кашляла, раззявив рот, глаза дикие. Все это время Борис поддерживал  ее под руку, пока она не проявила признаков осознанности действий.
-Где мы? -прохрипела Лариса, оглядываясь по сторонам. Заметив отблески, она вскинула брови, спросила с некоторой радостью и в то же время с недоверием. -Свет? Мы выбрались?
- Не вполне, -Борис скупо улыбнулся. -Остался последний этап.
Они подплыли к окну, от которого остался лишь один уголок, в который то и дело били волны. Небольшие -так с барашка. Но в комнату они проникали в еще более усеченном варианте: пару ладоней в высоту, не больше. Правда, дом на них реагировал довольно таки чувствительно. Каждый раз стены содрогались, плиты с хрустом перетирали кое-как забитый на стыках раствор. Дом жалобно постанывал, скрежетал, высыпая из трещин песок и куски штукатурки. Борис внимательно оглядел разрастающиеся, будто корни грибницы, трещины, сказал тревожно:
-Надо поднырнуть...
В это время влекомое течением что-то ударило в стекло, закрыв и без того скудный свет. Лариса оттолкнула это нечто и оно поплыло дальше, медленно переворачиваясь. Но хоть и происходило это не быстро, однако, Лариса успела заметить синее лицо девушки с вывалившимся распухшим языком. Отпрянув в страхе и отвращении, она спросила, косясь в окно:
-Может быть, безопаснее подождать помощь здесь? -глаза несчастные, белые губы дрожали.
-Я бы только за, -Борис приложил руку к сердцу, -но боюсь, если рухнет эта плита, -он  указал взглядом вверх. – Найдут нас не скоро. Да и спасатели летят или плывут в первую очередь к тому, кого видят. А это возможно лишь снаружи.
Лариса скривилась от такого подробного обоснования, но вынуждена была признать:
-Да, извини. Ты прав.
Она нырнула первой и тут же ее понесло течением, только крик раздался:
-Бори-и-и-с!!!
Тот выругался сквозь зубы, торопливо пролез через окно. По плечу что-то чиркнуло, зажгло, но он не обратил внимания, торопливым брассом догонял беспорядочно молотящую руками по воде девушку. Течение несло быстро, то и дело ударяя о трупы и остатки мебели. И, судя по истеричным крикам, ей это очень и очень не нравилось. Лариса то и дело погружалась в воду с головой, пальцы скрюченные, словно у вороны перед посадкой на дерево. Видя, что метров через десять ее шмякнет об угол большого особняка, от которого остались торчать лишь пара флигелей да часть верхнего этажа с плоской крышей, Борис замахал руками, словно пропеллерами. Нагнал ее за пару секунд до удара. Схватив за руку, Борис дернул протестующе пискнувшую дурочку на себя, разворачиваясь к стене спиной. Удар! Позвоночник затрещал, в глазах на миг потемнело, но сознание не потерял. Одной рукой он вцепился в какой-то декоративный вырез на пилястре, другой обхватил Ларису за пояс.
-Ты как? -спросил он тяжело дышащую девушку. -Все в порядке?
-Да, да… -она вздрагивала, синие губы дрожали.
-Эй, вы! -раздался гортанный голос слева и сверху. -Живы!?
Борис вывернул шею. На плоской крыше собралось человек двадцать. Навалившись на парапет, они пялились вниз, как на диковинных животных. Махал им чернявый кучерявый толстяк. Борис крикнул, надрывая жилы:
-Все в порядке! -и добавил вполголоса. -Сейчас обсохну малость и в пляс пойду.
-Давайте к нам, -крикнул толстяк. -Сюда волна не достала. У нас здесь и еда есть.
-Спасибо, -поблагодарил Борис и наклонился к девушке. -Видишь вон тот флигель с ажурной решеткой?
-Да.., -ответила девушка настороженно.
Вода струилась, вспенивала вокруг них волны, бросала брызги, стремясь оторвать как от временного берега, так и друг от друга. Но тут стихия по-крупному просчиталась: девушка вцепилась в руку Бориса, словно голодный кальмар в рыболовецкое судно, полное вкусных сладких морячков и с парой тонн рыбы на закуску.
-Течение очень быстрое. –предупредил Борис. -Тебе придется плыть так, словно за тобой гонится распаленная кровной местью касатка. Цель -зацепиться за решетку и ждать меня там.
Брови девушки поползли вверх, глаза наполнились слезами.
-Ты меня.. бросаешь? -прошептала она в ужасе.
Борис взвыл про себя, но ответил предельно сдержанно:
-Если мы поплывем, поддерживая друг друга, то, как бы ни старались, нас снесет течением. Может быть, на пути встретится еще не один такой райский островок, но скорее всего вынесет в море, а там акулы уже будут самые, что ни есть настоящие. Как тебе, дорогая, такая перспектива?
Девушка смерила его уничижительным взглядом, произнесла сквозь стиснутые зубы:
-Не привлекает.
-Тогда, пожалуйста, расцепи свои нежные пальчики на моей руке, -с деревянной улыбкой попросил Борис. Девушка поколебалась, но, видимо, толику доверия она к нему все же испытывала. Он развернул Ларису к флигелю. –Готова?
-Нет, -решительно ответила девушка. В глазах ясно светился страх.
-Ну, что ж.., -с лицемерным сочувствием покивал Борис. –Мы все приходим в этот мир не вполне готовыми. Однако, же принимаем на себя обязанности и удары. И становимся кем-то из ничего.
-Философ, -с отвращением резюмировала Лариса. –Ладно, давай сделаем это, пока я не стала такой же спятившей, как ты.
-Давай, - согласился Борис, у которого уже пальцы занемели на гребанном пилястре. Такое ощущение, что приросли. –Насчет три?
-Да, да, хорошо, -кивнула Лариса, которой, похоже, тоже поднадоел этот водный моцион.
-Рр-раз! Два-а-а… Три!!!
С последними словами Борис извернулся и изо всех сил толкнул Ларису руками. Та профыркала, как торпеда над волнами метра три, но и потом не растерялась: заработала ручками, будто винт от Титаника. Но в отличии от корабля, судьба у Ларисы сложилась успешней: до флигеля она доплыла. Причем с опережением графика. Уцепившись в решетку обеими руками, она повисла на ней, как диковинная лоза, повернула шею, следя за Борисом. Тот показал успокаивающий жест открытой ладонью, оперся ногами о пилястр наподобие того, как готовятся пловцы перед стартом. Та-а-ак. Главное не соскользнуть. Как словом, так и делом. Борис начал отталкиваться, но очередной девятый вал спутал все планы.
-Твою ж мать! –плюхнулся Борис в воду с  истошным криком.
И произошло это не самым классическим способом. В общем нырком это не назовешь. Шлепнулся Борис самым позорнейшим образом, как щегол –первоходок, пузом, разбрасывая тучи брызг. Когда вынырнул, его уже практически пронесло мимо дома. Но не тут-то было. Обещаниями Борис не привык разбрасываться. Руки-ноги заработали на смеси адреналина и гордости, что дало мультипликационный эффект, который и привел его к долгожданному флигелю. Борис зацепился пальцами за решетку, с великим трудом подтянул тяжелое как наковальня тело, замер, отсапываясь.
-Ну, долго вы там!? –с нетерпением крикнули сверху.
-Айн момент, -прохрипел Борис задыхающимся голосом.
-Держите веревку.
По лбу что-то шмякнуло, на плечо упала веревка. Борис скривился, кивнул Ларисе.
-Цепляйся.
Она помотала головой.
-Боюсь.
Борис молча обмотал веревку вокруг пояса девушки, крикнул через плечо:
-Тяни-и-ите!
Веревка дернулась и с криком: “Лицо побереги!” -поползла вверх.
Лариса отталкивалась сперва от решетки, потом от камней парапета в то время, как двое мужчин затаскивали ее наверх. Но, не смотря на все предупреждения, без потерь не обошлось: она ободрала таки локти о камни и разбила колено, когда перелазила через парапет. Шипя, как королевская гадюка, Лариса спрыгнула на крышу, оказавшись в объятиях высокого мускулистого блондина. Девушка уткнулась лицом прямо в его широченную, как дверь, грудь, робко подняла трепещущий взгляд. Тяжелый выдвинутый подбородок, прямой нос, голубые, как небо, глаза… А как от него пахло… Как пахло… Терпко и возбуждающе, как и должно пахнуть от настоящего мужчины. Ноздри Ларисы затрепетали, голова закружилась. Ноги ослабли, но перевитая стальными канатами рука не дала ей упасть.
-Как вас зовут, миледи? -пророкотал он, глядя ей прямо в глаза.
-Лариса.., -прошептала девушка слабым голосом.
-Какое прекрасное имя, -проворковал мужчина и добавил со страстью. – В нем слышится шелест волн на закате, когда набегавшиеся за день, они нежно ласкают золотистый песок засыпающей бухты. В нем крики чаек и дуновенье ветерка. И стон дудочника по несбывшейся любви.
-Как красиво.., -прошептала Лариса, полузакрыв глаза. -Говорите, говорите…
Мужчина изготовился для продолжения серенады, выпятил грудь, отставил ногу, есно до предела мускулистую, но тут его грубо и вовсе неделикатно прервали.
-Кончай спать, Мигель. Отпусти красотку и помоги вытянуть парня. Или мне всю работу за тебя делать?
-Простите меня, леди, -проворковал Мигель и поставил Ларису на ноги. Выпятив подбородок, он гордо заявил. –Труба гудит, долг зовет, чайки реют... Ну, сами понимаете.
-Ах, -вздохнула девушка. -Это так благородно.
Прислонившись спиной, она оперлась на парапет руками. Ресницы дрогнули, томные глаза с интересом следили, как перекатываются под кожей сытые удавы. Мигель тянул мощно, косясь на девушку одним глазом. Их глаза встретились, губы мужчины разошлись в понимающей улыбке, блеснули фарфоровые зубы. В это время пыхтение снизу проросло головой Бориса. И, судя по его багрово-синюшному лицу и вздутым на лбу венам, было Борису не до адюльтеров. Он перевалился через парапет, рухнул на крышу, тяжело отсапываясь. Здоровенный пузатый мужичина в белой рубахе с короткими рукавами, протянув волосатую лапищу, прорычал на ломаном русском:
-Сеньор, прошу ко мне на борт, -и добавил с жизнерадостным хохотком. -У меня один из самых непотопляемых танкеров на острове.
Борис хлопнул по подставленной ладони, поднялся со стоном:
-Жаль, что спуском к воде не оборудованы.
-Что есть, то есть, -согласился толстяк и спросил доверительно. -Не желаете ли чего перекусить или  выпить? У меня большой ассортимент, есть даже водка!
Сказано это было с таким  восторгом, словно у Бориса в срочном порядке должна была вырасти шапка-ушанка, валенки и телогрейка. И тут же он должен был пойти в разудалой пляс вприсядку с балалайкой под мышкой вокруг одетой в телогрейку и цветастый платок в кирзовых сапогах Ларисы. Ну, и в довершение образа Борис должен был бегать наперегонки с одетым в вышиванку топтыгиным, а за ними пьяная Лариса с фонарем под глазом, которая кроет их хриплым матом и лупит чугунной сковородкой почем зря до чего достанет, пропогандируя тем самым здоровый образ жизни.
Борис смотрел на него с застывшим лицом, потом сообщил то, что повергло толстяка в шок:
-Я.. не.. пью.
Тот пялился на него секунд тридцать, словно Рипли на вылупившегося Чужого, потом проблеял:
-Ээ… Простите. Что?
-Воды, -ответил Борис с лицом фараона. -Дистиллированной.
Толстяк побледнел, отступил на шаг. С трудом сглотнув, он развел руками:
-Простите, но у меня только сок. Апельсиновый, яблочный, мульти…
-Тогда апельсиновый, -кивнул Борис милостиво и чуть приподнял уголки губ. –Если не затруднит.
Толстяк обрадовался, как ребенок, рассыпался в дробном смехе:
-Ха-ха! Конечно, не затруднит. Вы меня просто обяжете. –он подхватил Бориса под руку. –Прошу за мной, о странный сеньор с заснеженных айсбергов Сибири.
Мужик кивнул в сторону накрытых столов, вокруг которых расположилось на стульях, шезлонгах с пару десятков мужчин, женщин, девушек и семья из мамы с двумя детьми: мальчиком и девочкой. Девочка хныкала, все время говоря про какую-то куклу, а мальчишка порывался пробраться к парапету, мол интересно же, чего там… Но мать их от себя не отпускала, выговаривая что-то раздраженным голосом с сжатыми губами. Толстяк сопроводил Бориса, словно дорогого гостя, усадил за плетенный стул, придвинул чашу с фруктами и бутылку апельсинового сока. Вытащил он ее явно из холодильника, потому как на стенках тут же проступили капельки, побежали прохладными струйками. Тут же рядом опустилась Лариса, сопровождаемая ослепительно улыбающимся блондином.
-Спасибо, Мигель, -проворковала девушка, томно помавая ресницами.
-Всегда к вашим услугам, миледи, -блондин галантно поклонился, поцеловал ей пальчики. Заметив ревнивый взгляд Бориса, он чуть дернул губой в усмешке, отошел в сторонку.
-Миледи? –прошипел несколько перевозбужденный Борис, меряя прищуренными глазами мускулистую спину блондина. –Он случайно веком не ошибся?
Лариса дернула плечиком, ответила независимо, легкомысленно разглядывая сквозь фужер с шампанским кучерявых барашков, пасущихся на голубом небосводе:
-Приятное обращение приятно во все времена.
-Как это понимать?  -спросил Борис, сжав челюсти.
Лариса улеглась на шезлонг поудобнее, прикрыв глаза, ответила с томной улыбкой:
-Просто расслабься, милый, и получай удовольствие. – она надвинула широкую как сомбреро шляпку на глаза, добавила, засыпая. -Мигель сказал, что они связались по рации с береговой службой. Так что скоро за нами прибудет катер.
-Вот так просто? – не поверил Борис. – Да все прибрежные корабли должны были быть разбиты в щепу. Или он в море был?
-Мигель рассказал мне, -ответила Лариса полусонно. -Что такое у них бывает довольно таки часто. Конечно, не каждый сезон, но раз в пять-шесть лет – точно. Поэтому и соорудили на каждом острове безопасные бухты. Волна пронесется, разрушая дома, а следом катера выходят, уцелевших собирают.
Борис вскинул брови, задумчиво ее расматривая, затем тряхнул головой:
-Дай бог. -он улегся рядом, прикрыл глаза рукой. -Не хотелось бы окончить свои дни в пузе у какого-нибудь местного аборигена.
Лариса приопустила очки на нос, взглянула поверх них на Бориса. Скорчив мордочку в отвращении, она сообщила с некоторым апломбом:
-Тут давно уже не жрут человеков. Вот уже как пару тысяч лет. Мы вообще-то в Испании, а она христианская страна.
-Да ну? -Борис смотрел на нее с нескрываемым удивлением. -А я думал, что на островах только папуасы и обитают. В ушах кости, в ноздрях кольца. Только зубья на черномазых мордах и сверкают. Чешутся на наше белоснежное мясо. Признаюсь, всю дорогу выглядывал, все понять не мог, где ж супостаты затаились.
Лариса передернула плечиками,  сказала с отвращением:
-Фу, гадость какая! Чего только в твою дурную голову ни придет. -она встрепенулась, привстала. -Слышишь?
Борис наморщил лоб, но кроме светских бесед да переживаний мамаши ничего не различал. Пожав плечами, он ответил честно:
-Нет. А что?
Лариса прикусила губку. Теперь уже и она не слышала, но могла поклясться, чем угодно, что еще минуту назад различала средь плеска волн шум приближающегося корабля. Для него характерно особое тарахтенье. И понять это она вполне могла, так как выросла в Питере рядом с портом. Тем более, что отец проработал на судоремонтном заводе полжизни, а значит, корабли были у них везде: и за обедом, и за ужином, в Новом Году и даже на 8 марта. В общем среда определяет содержимое. Не знаю, кто это такой умный, однако, сказанул в точку. И буквально минуту назад она слышала шум турбин малого катера, который почему-то затих… Вопрос: “Почему?” Может быть, он причалил к чему-то? Или просто огибал какое-нибудь здание?
И буквально в то мгновение, когда последняя мысль возникла в ее голове, послышался ясно различимый шум мотора. Лариса вскочила, бросилась вслед за галдящей толпой к парапету. Из-за скалы, на вершине которой горел маяк, выплывал катер, вдоль бортов которого стояло человек тридцать: мужчин, женщин, детей. Похоже, первая партия спасенных. Лариса обернулась, со счастливой улыбкой сказала медленно подходящему Борису:
-Видишь!? Я же говорила!
Борис прищурился. Вскинув руку, он вглядывался из-под ладони в приближающийся катер. Тот медленно объезжал какие-то предметы, гнал перед собой небольшую волну. Сквозь стекло рубки виднелся человек в фуражке и белом кителе. Он подкручивал большое колесо с торчащими рычажками, время от времени посматривая на нас через бинокль.
-Еще не известно, есть ли у них место, -усомнился Борис с хмурым видом.
Народ на крыше начал прыгать, кричать, размахивая руками:
-Эй! Мы здесь! Плывите к нам!!
Лариса прыгала и кричала вместе со всеми. Ее красивая грудь подпрыгивала, как мячики, готовая вырваться из купальника наружу. Да и не только грудь. Мужики вокруг начали коситься, глазки стали какие-то масляные, масляные, а на губах проявились дурацкие улыбки. Как по волшебству рядом с Ларисой возник любезник Мигель, вошел с Ларисой в синхронизацию, касаясь то ее груди, то бедра. Борис зло засопел, сжал кулаки, но не докопаешься: случай не выходит за пределы случайных событий. Правда, порозовевшие щечки Ларисы говорили о том, что ей эта случайность нравилась даже очень. Но тут уж он бессилен: бешеное солнце повышало гормональное давление, заставляя людей совершать всякие разные глупости, за которые им частенько потом становилось стыдно, а порой приводило и к печальным последствиям. Правда, через некоторое время черные краски позабудутся, и останутся лишь светлые воспоминания, которые будут с хохотом обсуждаться на очередной вечеринке. Что делать… В массе своей жизнь скучна: дом -работа, дом-работа. Человек чувствует , что растворяется в серой массе безликих существ, теряет себя. Но это просто невыносимо, особенно, если ты еще молод и помнишь свои детские мечты о том, как станешь всех сильнее, умнее или научишься волшебству. Кто-нибудь помнит, как в детстве в автобусе пытался управлять им силой мысли? Остановить или наоборот: завести, если тот заглох? Каждый из нас индивидуален. И чем моложе, тем больше он это ощущает и старается пусть и неумело, но выразить явно, зримо. Чтобы не дай бог его не перепутали с Димкой или Васькой. А уж если с Петькой, то вообще обида на всю жизнь. Но беда в том, что воображение порой пасует перед проблемой, да и совсем уж крокодилом не каждый решается вырядится. Поэтому выбирается какая-нибудь группа типа готов или панков, или еще какой-нибудь хренотенивверхногами и объявляется, что я, мол, так вижу. И не важно, что еще несколько десятков миллионов подростков именно сегодня решили видеть «так». Главное, что в его ячейке в этом дворе он ТАКОЙ один.  Но идет время, человек взрослеет и зеленый ирокез уже не проходит в офисе по дресс-коду. Но тоска по индивидуальности остается. Пусть малость затухает под гнетом повседневности, но не исчезает. Поэтому даже безобразия в пьяном виде: дебоши, секс в подсобке и блюрэй в обнимку с унитазом не воспринимаются, как абсолютный порок, а служат скорее предметом гордости. Мол, смотри, как я вчера! А!? Здорово, да? А у тебя, офисный планктон, даже на это смелости не хватило. Уволят? Да и фак им в руки и ансамбль имени Александрова в попутчики. Зато я как лихо отплясывал на столе на корпоративе, говорят, что даже стриптиз перед главбухом станцевал. И что, ежели Марье Семеновне семьдесят?  Женщина в любом возрасте остается женщиной, если дать ей это почувствовать.
Глава 9.
   Или модная ныне тенденция – фитнес. Девчонки фоткают свои раскачаные задницы, пацаны -пресс и бицепсы. Пропаганда здорового образа жизни: спорт, спорт и еще раз спорт – льется изо всех средств массовой информации. Парни мечтают о накачанном теле, девчонки – о накачанных булочках. Но вот странно: зачем большие мышцы в современном мире? Поднимать что-то тяжелое? Так с этим справится гораздо лучше любой маломощный погрузчик. Про подъемный кран и говорить нечего. И придумали, создали их вовсе не накачанные рони колейманы или шварцнейгеры. Так почему в современном мире, где все создано мозгами, не пропагандируются прокачанные мозги? Потому, что это не так просто и совсем не так заметно, как раскачать бицепс? И требует гораздо больше вложений как по времени, так и по труду? Или потому, что на этом каче не срубишь бобла, предложив мегапротеин или анаболики, которые за две недели сделают по дедовским армейским тренировкам из тебя железного майка? Наверное, поэтому. Но если бы все было наоборот? Если бы стало модно качать мозги? Если бы об этом говорили в офисе на перекурах или в кафешках на дружеских посиделках? Представляете, в каком бы мире мы сейчас жили?
Метрах в пятидесяти корабль издал приветственный гудок, в мегафон донеслось на испанском грубо оптимистичное:
-Buenas tardes!!! Yo soy el capit;n de este rescate de la lancha "la virgen mar;a". Nosotros le ayudaremos. Pido respetar la tranquilidad y dar a pasar en primer lugar a las mujeres y a los ni;os.
Лариса положила ладошку на плечо златокудрого великана, шепнула ему на ухо:
-Что он сказал?
-Все будет хорошо, -с уверенностью ответил Мигель. -Как пришвартуется, сперва примет детей и женщин, а потом остальных.
Но, похоже, не все это услышали, а быть может, просто не захотели слышать потому, что группа белобрысых толстяков, состоящая из трех хряков и двух свиноматок, клином, то бишь свиньей прорвалась к месту, куда должен был подойти корабль. Во главе стада двигался настоящий кабан, лесной вепрь. Абсолютно лысый, бугристый череп переходил в краснорожий фейс, пересекаемый от брови к скуле шрамом устрашающей ширины. Сизый нос картофелиной на побитом оспой лице все время шевелился, словно выискивал места скопления желудей и сладких корешков. Маленькие злобные глазки предупреждающе косились из-под тяжелых брустверов надбровий. Кабан пофыркивал, показывал притихшему народу крепкие слегка желтоватые клыки. Белая рубаха с короткими рукавами открывала широченную багровую грудь, заросшую кучерявой блондинистой шерстью. На шее болтался пудовый золотой крест в стиле Вин Дизеля. Из рукавов торчали толстенные бревна таких же красных волосатых лап. И остальные ему под стать. Парни -так вовсе копия, разве что помоложе годков на двадцать. Да волоса хоть и жиденькие, но есть. Ну, и женский пол тоже не подкачал. В общем тот же кабан, только со вторичными женскими половыми признаками. Немалых, к слову, размеров.
Мигель придержал предводителя за плечо. Тот недовольно хрюкнул, попробовал вырваться, но Мигель стиснул пальцы, сказал на ломаном русском:
-Господин.., вы разве не слышали, что сказал капитан? Сперва женщины и дети.
Боров побагровел так, что кровь, казалось, сейчас выбрызнет из чудовищных пор, глаза вылезли из орбит. Он смерил Мигеля с ног до головы, прорычал:
-Hands off, you Russian pig! We are American citizens. We are a chosen nation. I don't care about all of you! Get out!!!
Глаза Мигеля потемнели, кулаки сжались. Борис побледнел, на скулах выступили красные пятна. Лариса смотрела на них, переводила недоумевающий взгляд с Бориса на Мигеля и обратно.
-Что он сказал?
-Он говорит, -ответил Борис, клацая зубами, -он говорит, что он американец, поэтому имеет право жить, а остальные, хотят они того или нет, имеют только одно право: сдохнуть!
-Гребанные… штатовские… свиньи! -выплюнул Мигель, бешено раздувая ноздри. -Сейчас я их!.. Твари!
Борис с Мигелем, а вслед за ними и остальные мужики начали сжимать кольцо вокруг штатовцев. У кого-то в руках сверкнуло. Чернявые быстроглазые парни, допив шампанское, решили не оставлять стеклотару без присмотра, а использовать ее с толком во благо демократии и мира во всем мире. Они скользнули с двух сторон в толпу, протолкались к сыночкам борова. Лариса не успела и глазом моргнуть, как банальная перепалка переросла в матерый хоррор. Мелькнуло зеленое стекло, звон –и два толстяка стекли под ноги, словно им вырвали хребты. Завизжали свиноматки, боров спал с лица, враз став меньше ростом, рев поднялся до поросячьего фальцета:
-How dare you!? We are American citizens! We will complain to NATO! You know how fast the seventh fleet will come here!?
-Ах, ты сука! -выдохнул Борис, замахиваясь стулом. –Седьмой флот, говоришь!? –от удара стул разлетелся, по лысине потекла кровь. –Вот тебе мразь НАТО, вот тебе ООН с ОБСЕ!!!
Толстяк заверещал, упал на колени, прикрывая голову руками. Со всех сторон посыпались удары, мелькали бутылки, палки, куски арматуры. Во все стороны брызгала кровь. Свиноматки только сунулись, как их утащили за жидкие космы женщины, запинали так, что те только орали, как резаные порося, пока не смолкли, лишь постанывая.
Когда через несколько минут озверевшая толпа распалась, вся крыша в радиусе пяти метров оказалась забрызгана клюквенным морсом. Борис смотрел на покрытые красным лица, руки, словно выкупанные в крови, и видел в их расширенных глазах себя: озверевшего, как инки во время ритуального жертвоприношения, с волосами –сосульками, с которых кровь стекала тяжелыми каплями. Он опустил глаза и содрогнулся. В трех тушах лишь с немалым трудом можно было распознать еще недавно грозных представителей самой могущественной нации на Земле. Теперь же под ногами распластались три бифштекса.. с кровью. Причем последней натекло столько, что вся толпа стояла в ней по щиколотку. Впрочем, на любителя. Кто-то любит прожаренный, ну, а кто и вот так…
Кудрявый бородатый интеллигент снял забрызганные красным очки. Близорукие блекло-серые глаза оглядели весь этот кавардак, опустились на свои руки. В правой он сжимал обрезок арматуры, на конце которой болтался на волосах кусок черепа с чем-то серым. Интеллигент сглотнул раз, другой, пальцы разжались, арматура мягко шлепнулась в начавшую густеть лужу. Мужчина метнулся в сторону, расталкивая толпу. Но далеко не убежал, так как послышалось протяжное:
-Бе-е-е! О Боже! Бе-е-е! Что я наделал!?
Еще двое согнулись, упали на колени, изрыгая недавно поглощенные явства с напитками. И, судя по количеству, ребята потребили немало. Что и понятно: что делать на крыше? Жри да спи.
Мигель вытер лицо, хотя помогло это мало, так как лишь размазал красные сгустки, пригладил волосы. Послышался какой-то притихший гудок, он оглянулся. Катер подошел вплотную. На нем десятки людей стояли с большими, как плошки, глазами. Матрос кинул канат, один из шустрых братцев притянул его, обмотал вокруг вентиляционной шахты. Интеллигент разогнулся, вытерев мокрые губы, кивнул на катер:
-И что будем делать? За коллективное убийство да еще на почве национальной ненависти по головке нас не погладят.
Борис сплюнул, растерев плевок по луже, спросил мрачно, не поднимая глаз:
-А ты что юрист?
-Ну, да. Окончил Стэнфорд по специальности уголовное право.
Все украдкой посматривали друг на друга, отводили глаза. Каждый понимал, что ТАКОЕ скрыть не удастся. Это не темный переулок. Да и участников с очевидцами немало. Даже, если каждый поклянется всем святым, кто-нибудь да проговорится. По пьяни ли, в постели жене или просто шлюхе, а то и просто захочется хвастануть. Но дело в том, что это не проконтролируешь. Есть принцип тайны: если секрет знают более двух человек, то его знают все.
 Мигель, который вот уже пару минут всматривался в горизонт, сообщил в пространство:
-Ребята, что-то мне не нравится вон та тучка.
Лариса, а вслед за ней и остальные уставились вдаль. Двое самых шустрых вспрыгнули на парапет, как по команде приложили руки козырьком к глазам.
-По-моему, -сказал правый и пустил петуха. –Кхе-кхе… Это не тучка.
-С чего ты так решил? –прорычал хозяин местного бунгала.
-Больно быстро растет, -пояснил левый братец из ларца.
-Хм, -лохматые брови сошлись на переносице. Он потер покрасневший лоб, нехотя согласился. –Ты прав, пацан. Что-то с ней не то.
-Да все то. –сказал Борис отрывисто. Он сосредоточенно всматривался в вырастающую гору. Чувствуете, ветер усиливается?
Это ощутили все. По крыше погнало бумажки, обертки от мороженного, пакеты, пустые и не очень бутылки, коктейли... Волосы женщин трепало, превращая хозяек в фурий. Здоровяк стиснул челюсти, медленно развернулся. Обведя тяжелым взглядом народ, сообщил нехотя:
-Ищите, за что держаться. Если есть возможность, привяжитесь.
-Зачем? –выкрикнула одна из женщин, а остальные возмущенно загомонили, размахивали руками, словно на митинге. –Что за дурь? Нас что? Сдует? Это ураган? Смерч?
-Цунами, -ответил здоровяк тихо и отвернулся.
Похоже, он не мог вытерпеть того, что ситуация ему не подчинялась. И это было так необычно, что все притихли, начали переглядываться. А самые сметливые зашуршали в поисках мест возможных схованок. Борис взял Ларису за локоть, потянул в сторону. Он дотащил ее до вентиляционной трубы. Девушка упиралась, возмущалась:
-Куда ты меня тащишь!?
 Она вырвала руку, но Борис не стал спорить. Поддев арматуриной стальную решетку, он выворотил ее из гнезд, на серый сланец кровли просыпалось крошево кирпича. Прислонив решетку к вентшахте, Борис скомандовал:
-Лезь.
Лариса заглянула в дыру, где полным-полно паутины и строительного мусора, отступила на шаг.
-С ума сошел!? –возмутилась она. –Там темно, мерзко пахнет и, наверняка, полно крыс.
Борис оглянулся на усиливающийся рев. Волна с каждым мгновением приближалась, взметнувшись уже на высоту десятиэтажного дома, гребень поседел. Понимая, что осталось буквально несколько секунд, Борис сделал единственно верное: схватив Ларису в охапку, забросил в дыру. Не слушая возмущенных воплей, он вставил решетку на место. Обхватив вентшахту руками, он прижался к ней всем телом. Лариса уцепилась изнутри за решетку, крикнула:
-Сумасшедший! Ты что делаешь? Я не хочу здесь без тебя. Зачем остался!?
-Поздно. –за спиной нарастал рев, ветер усилился, резко запахло водорослями и икрой. Борис коснулся ее пальцев губами, сказал нежно. –Я люблю тебя…
И в это время на крышу обрушились сотни тонн ледяной воды. Как бы Борис ни закрывал собой решетку, но полностью закупорить не мог. Его вдавило так, что еще чуть и пропустит сквозь стальные пластины, как мясо через мясорубку. В углу между его плечом и ухом вода проникала сильнейшим напором. Вентшахта наполнилась за считанные мгновения. Если бы она не соединялась вентканалом со зданием, Лариса бы уже пускала пузыри. А так в самом верху оставался микромешок воздуха. И пусть на пару ладоней и пополам с брызгами воды, но и глотка достаточно, чтобы не умереть, а это сейчас казалось самым важным. Даже посиневшее полное страданий лицо Бориса не вызывало в ней никаких эмоций, кроме досады, что не закрыл все щели. И даже, когда давление спало и тело Бориса отвалилось, более не поддерживаемое тоннами воды, в голове Ларисы всплыло лишь с истеричным облегчением: «О, Господи! Я жива… Я жива? Да, да!»
Сердце колотилось, как бешеное, разгоняя адреналин по жилам, заставляя то смеяться, то плакать. Лариса стояла по горло в воде мокрая, как мышь, грудь вздымалась, пропуская через легкие такой вкусный соленый воздух. Пенясь, вода с урчанием ввинчивалась куда-то вниз, с каждым мгновением уровень понижался. Буквально секунд через тридцать воды осталось по щиколотку. Да и то лишь из-за нерадивых строителей, что выравнивали стяжку в вентшахте старым дедовским способом: лопатой. Даже след от сапога остался, до жути напоминающий стандартный кирзовый. Похоже, не только в России халтурят, если пригляда нет. Хотя что с них взять: всего лишь люди. К тому же христиане. Католики ли иль православные, но кое-что нас объединяет: отрицательное отношение к труду. Правда, выходим мы из этой ситуации по-разному, но тем не менее…
Малость отдышавшись, Лариса обрела способность мыслить и чувствовать. В смысле что-то иное, нежели животную радость от осознания, что она жива, жива, ЖИВА!!! Отжав волосы, девушка перекинула их за спину, осторожно прижала лицо к решетке. Но видно, к сожалению, довольно мало. Только пару метров крыши рядом с вентшахтой: стальные полосы сделаны под наклоном, чтоб дождь не попадал. Она усмехнулась, вспомнив недавний фонтан через щель меж Борисом и решеткой. Сердце екнуло, в груди разлилась тревога, смешалась с горькими струями стыда.
-Борис! –крикнула она, прижавшись к решетке. –Борис!!!
Но в ответ лишь тишина и журчанье воды, сбегающей по уклону к воронкам. Лариса тряхнула решетку, но та сидела крепко, вбитая в гнезда сотнями тонн воды. Девушка ударила плечом раз, другой, пока в правом что-то ни хрустнуло, стегнуло острой болью, заставив прикусить губу. Лариса заплакала, опустилась в лужу, баюкая повисшую руку. Пару минут она рыдала, чувствуя жуткое одиночество, страх и бессилие что-либо изменить. В голове мелькали образы жуткой катастрофы и все чаще Борис, который лежит, возможно, где-нибудь совсем неподалеку, умирая от наполнившей легкие воды, а, быть может, истекая кровью. Изнутри поднялась тяжелая волна гнева. Лариса смерила решетку прицельным взглядом. Вытерев рукой слезы да сопли, она села поудобнее.
Примерившись, девушка с криком лягнула решетку изо всех сил. С сухим хрупом та вылетела наружу, шмякнулась с плеском где-то за шахтой. Лариса подпрыгнула. Перевалившись через стенку, она вывалилась на крышу, упала, разбрызгивая воду в полуметре от решетки. Спиной ударилась так, что дух вышибло. Полежала несколько минут, приходя в себя, затем повернула голову. Стальной угол решетки поблескивал сколотой краской в паре сантиметров справа. Повезло… Еще бы чуть-чуть, здесь бы и осталась чайкам на расклевание. Вон как носятся над волнами, орут, словно тоже кого-то потеряли. А, может, и потеряли. Ветер то дул нешуточный.
-Борис, -прошептала она, обшаривая взглядом крышу, -Борис…
Но никто не ответил. Лариса поднялась на колени, потом по стеночке, по стеночке воздела себя в вертикальное положение. Она обошла крышу по периметру, но ни одной живой души. Чисто, словно в хирургическом кабинете. Хоть бы одна рыбина в щель забилась, так нет же. Лариса насторожилась. Показалось, что кто-то кричал о помощи. Она перегнулась через парапет, но там лишь вода. Струилась по улицам, пенилась, ввинчиваясь в разбитые окна. Темные воды несли лопухи пальм, какие-то предметы, похожие на игрушки и на тушки мелких зверьков одновременно. Ни одного человека. Это и радовало, и печалило одновременно.
-Помогите! Абу-буль… Спасите! -донеслось едва слышное.
Лариса насторожилась. Крики стихли. Лариса побежала вдоль парапета. Никого, никого… А затем, повернув на третью сторону, увидела на глубине что-то белое, гирлянды пузырей. Лариса всматривалась изо всех сил и невольно вздрогнула, когда снизу вынырнула рука с пальцами, словно ищущими, за что ухватиться.
-О Господи! -она оглянулась, закричала. -Помогите! Хелп ми!! Человек тонет!
Но в ответ лишь тишина да бульканье. Лариса в отчаянии подпрыгнула, но кругом только полузатопленные здания и вода, вода… Девушка забралась на парапет, смерила взглядом расстояние: этажа три -не меньше. Внутри все сжалось. Лариса зажмурилась, ни о чем не думая, просто прыгнула вниз. Плеск! Вода обожгла, накрыв с головой. Лариса забарахталась, заколотила руками-ногами, кое-как всплыла на поверхность. В паре метров то погружаясь, то вновь всплывая, исходила беззвучным криком девчушка лет семи. Лариса подгребла к ней, ухватила за руку. Она было хотела сказать, чтобы девочка держалась за нее, хотела пообещать, что спасет, но та опередила ее. Как обезьянка на дерево, она забралась девушке на голову, отчего та ушла под воду, аки пень в гнилую гать. Лариса погрузилась на пару метров в воду. И тут же давление ослабло, так как спасаемая использовала ее, как трамплин, пытаясь выбраться на воздух. Лариса почувствовала панику, едва ни нахлебалась, но благо сообразила отплыть в сторону. Она всплыла на пару метров правее, оглянулась. Девчонка колотила по воде ручонками, хрипела, пускала пузыри. Лариса понимала, что та ничего сейчас не соображает и ни говорить, ни кричать сейчас смысла просто нет. Поэтому она поступила так, как видела в одном фильме: врезала ей по носу. Девчонка впала в ступор, что Ларисе и было нужно. Она схватила девчушку сзади за волосы и поплыла, работая ногами, к стене. Там как раз вода опустилась так, что можно было залезть в окно второго этажа. Но это оказалось не нужным. Тот неясный гул и рокот, который то появлялся, то исчезал, внезапно возник над головой низким вибрирующим ревом. Сверху ударил мощный поток воздуха, погнал по воде рябь, концентрические волны. Прямо над ухом прогудело, раздался искаженный динамиками жестяной рев:
-Говорит борт триста двадцать один, командир вертолета “Буревестник”. Мы поможем вам. Оставайтесь на месте. Сейчас сбросим спасательный круг.
В метре слева что-то плеснуло. Лариса оглянулась. Рядом покачивался красный тороид с надписью на английском “Буревестник”. Девчонка, видимо, отошла от удара, так как вновь решила поиграть в выкарабкивающуюся лягушку, но не тут-то было: Лариса успела ухватить спасательный круг. Девчонка колотила ручонками, но Лариса подтолкнула ее к кругу. Та ухватилась, инстинктивно выбралась едва ли не до пояса, но, почувствовав опору, немного успокоилась. Во всяком случае из бешеной обезьянки превратилась в обычную перепуганную маленькую девочку.
Сверху прошелестело. С плеском упал корсет и два троса по бокам. По тросам тут же скользнули пара бравых солдат в пятнистой униформе зелено-бурого цвета. Они профессионально быстро подвели свою приспособу под дрожащую как осиновый лист девочку, правый махнул рукой. Корсет вместе с ребенком пошел вверх. Лариса следила за ней вполглаза. Но даже так мощный ветер выбивал слезы из глаз. Секунд десять –и девчушка исчезла в черном проеме. Еще пять –и корсет оказался в полуметре от Ларисы. Особо не церемонясь, парни продели руки-ноги Ларисы в специальные отверстия, защелкнули ремни на груди и плечах. Снизу дернуло, Ларису повлекло вверх, вертолет приблизился, а вместе с тем усилился и ветер. Лариса приоткрыла рот, заметив прицепленные рядом с двигателями ракеты. И ее едва ни разорвало от этого. Во всяком случае щеки раздуло, как у Хомы из старого советского мультика.
Из темного чрева высунулись четыре закамуфлированных руки, втащили девушку вовнутрь. Лариса поблагодарила кивком, солдаты ответили что-то на английском, сели по бокам люка, перегородив его тросом. Вертолет залопотал винтами, рябь на воде превратилась в метровые волны, их накренило, повлекло от злополучного здания. Оно моментально исчезло из виду, мимо замелькали постепенно вытаивающие из воды крыши да верхние этажи, обвешанные водорослями.
 Лариса огляделась. Со всех сторон толпился народ, слышался совершенно разномастный говор. Будто в Вавилоне или в Ноевом ковчеге, только вместо животных людей пособирали. К ней подошел высокий белобрысый парень, чем-то напоминающий Шварценеггера в молодости. Когда тот снимался в Геркулесе. Парень сунул ей карточку, на которой он и такая же блондинистая девушка стояли в обнимку у пальмы на фоне изумрудных волн и бескрайнего голубого неба, что-то пытался втолковать. Лариса смотрела на его лицо, руки, ноги, покрытые кровоподтеками, и на глазах наворачивались слезы. Она всхлипнула, опустилась на корточки у борта. Девушку затрясло, лицо искривилось, слезы брызнули двумя струйками.
Лариса плакала в окружении разномастной публики. Вернее, их ног. Всхлипывала от облегчения и пережитого ужаса, что накатывал волной, леденя сердце и заставляя содрогаться легкие. А вертолет меж тем двигался по улицам, по которым совсем недавно ездили машины, гоняли мопеды и двигались всем довольные зеваки с фотоаппаратурой на шее. Где теперь они все? Тоскливый взгляд Ларисы обошел внутренности вертолета. От силы человек тридцать. Может, чуть больше. А остальные? Сколько отдыхающих было? Тысячи? А местных жителей? Вряд ли меньше. А теперь лишь вода, вода… Ну, и рыбы с крабами. Последние так и вовсе не против такого поворота: еды прибавилось. Желудок сжало, Ларису скрутило, но наружу ничего не вышло, благо все, что съела, уже потеряно. Лишь едкая горечь на губах…
Вертолет обогнул аэропорт со стороны фасада, двигался над привокзальной площадью, оставляя за собой рябь и покачивающиеся на воде трупы каких-то животных. Лариса даже думать не хотела, каких именно. Когда они почти пролетели последний ангар, вернее то, что им когда-то было, из-за башни радиоэлектронного контроля выплыл детский бассейн. Только вместо воды в нем, как селедки, упакованы мужчины, женщины, в центре виднелись дети: три девочки и двое мальчуганов. Белобрысый викинг встрепенулся, подскочил к борту. Он едва не выпал, перегнувшись через борт. Несколько секунд вглядывался, потом глаза вспыхнули, он закричал:
-Violetta, my love! Are you alive!
Все, кто был в лодке, вскинули головы: мужчины, женщины, дети. Вряд ли их всех звали одинаково. Но реакция у всех была абсолютно идентичной. Все закричали, размахивали руками, призывая на помощь. Кто-то плакал от облегчения, размазывая слезы, кто-то просто смотрел отчаянными глазами. Лишь одна из женщин помедлила, словно колебалась. Но затем, все-таки решившись, подняла глаза. Приложив руку козырьком ко лбу, она молча вглядывалась в кричащего. И словно солнышко пробилось через плотный заслон грозовых туч: скорбные складки у губ разгладились, выражение неверия сменилось жгучим счастьем, глаза засияли:
-Raphael, oh God! It's you?..    
Лариса поднапрягла свои знания английского и дальнейшая речь превращалась прямо в мозгу во что-то более или менее осмысленное:
-Да, свет моих очей, это твой плюшевый зайчик!
-Ты все-таки нашел меня!!!
-Я никогда тебя не брошу, ведь я люблю тебя!
-О, милый.., -женщина внизу улыбнулась с такой любовью и благодарностью, что Лариса едва не разрыдалась. –Я тоже тебя люблю! Больше жизни!
-Эй, там наверху! –нетерпеливо перебил взаимные потоки патоки толстяк в белой майке и трусах, раскрашенных попугаями с орхидеями. –Вы нас собираетесь поднимать? Спускайте троса!
Вокруг Ларисы загудело. Люди переглядывались.
-Но у нас нет места…
-Куда ж еще?
-Мы бы рады, но вертолет и так перегружен, -ответил капитан. –Придется подождать, пока вернемся.
На импровизированной лодке прямо-таки обалдели от такой отповеди. На минуту все смолкло, даже слезы у особо чувствительных барышень высохли. Как-то мгновенно. Потом глаза начали расти непропорционально быстро относительно приплюснутых фигур. И особенно у дядьки с попугаями на штанах. В этот момент он здорово напоминал филина в помеси с лягушкой.
-Какого хера!? –возопил он, как резанный. –Вы что, издеваетесь!? У нас тут две беременных бабы, у одной причем воды вот-вот отойдут. Вы о чем, мать вашу, думаете!!?
-Я думаю о тех людях, которые уже на борту, да и о вас тоже. –ответил динамик сухо. –Если мы возьмем на борт хоть одного, то будет перегруз, а если останемся хоть на минуту для любовных ли бесед или просто, чтобы поперепираться, то просто не дотянем до базы. А вы знаете, насколько жесткой бывает вода, когда в нее падаешь на скорости в двести километров?
После такой тирады у всех лица стали, как у тульских коз, которые, забравшись на пригорок,  вместо зеленого выпаса обнаружили песчаные барханы.
-Да что ты мне заливаешь? -заорал лысый, работая на публику. Он воздел руки, губы затряслись, слюни брызнули во все стороны. -Как вы вообще можете об этом заикаться!?? У нас тут роды никто принимать не умеет. А если мать или ребенок погибнут? Или оба? Кто за это отвечать будет!?
Вокруг Ларисы загомонили, кто-то потребовал скинуть линь, пока не поздно, кто-то посадить вертолет на воду. И с каждым словом градус напряжения нарастал и нарастал. Даже Лариса почувствовала поднимающуюся ненависть и возмущение. В салоне зазвучал слегка раздраженный голос капитана:
-Хорошо. Я полностью с вами согласен, абсолютно. Поступим так: сейчас мы снизимся и вы произведете обмен. Вы за борт, ну, или в лодку(тут уж на ваше усмотрение), а роженицы и дети на ваше место.
В вертолете наступила тишина. Женщины опустили глаза, мужчины осторожно посматривали друг на друга, но молчали, словно воды в рот набрали. Капитан выдержал паузу, затем динамик выдал скупо:
-Я так и думал.
Моторы взревели. Вертолет резко накренился вверх и вбок, отчего лодка уплыла назад и скрылась под днищем. Вертолет взял курс на открытое море. Через две минуты под днищем скрылась последняя крыша и дальше они неслись над водной гладью, покрытой мириадами обломков, мусором, который совсем недавно был чем-то ценным, выполнял какую-то функцию, а быть может, дарил толику радости и счастья, как вон тот лопоухий заяц, покачивающийся рядом… Лариса свела брови, с тревожным чувством всматривалась во что-то бултыхающееся. С низким ревом вертолет пронесся мимо. Лариса схватила за руку сидящего напротив солдата.
-Вы видели? Там кто-то есть! Нужно срочно развернуться.
Вояка вскинул брови, спросил в недоумении:
-Who? Dog? Seems, dog.
-Нет! -воскликнула Лариса. -Это ребенок. Шилдрен. Андестенд?
-No. Where's the baby? You just thought. We fly low. Everything flashes. It's easy to make mistakes.-ответил солдат, разводя руками.
-Именно, что низко, -возразила Лариса, вскакивая. -Я видела собственными глазами.
-Мадам, успокойтесь, -на плечи Ларисе легли тяжелые ладони солдат. -Мы во всем разберемся. Эй, Родриго, глянь, что там.
  Сидящий напротив Ларисы военный пожал плечами, со скептической ухмылочкой достал бинокль. Пока он подкручивал окулляры, Лариса вся извелась, ведь с каждой секундой они отдалялись от места трагедии. К тому же не известно, сколько сил оставалось у ребенка. Солдат несколько секунд водил окуляром из стороны в сторону, видимо, искал, потом замер. Вскочив, он заколотил кулаками по борту, закричал:
-Damn you!.. Hey, cap'n, let's turn it around. The Russian fool is not lying: there really is a baby.
-Сам идиот! -озлилась Лариса. Желваки заиграли, скулы пошли красными пятнами. -Глаза сперва разуй, а потом выводы делай.
Солдат вскинул руки, заморгал растерянно. Похоже, думая, что имея автомат, он может говорить все, что в голову взбредет. Но не тут-то было.
-I'm sorry, missus. I didn't mean to insult you.
-Оставь свои извинения при себе, -сверкнула глазами Лариса. -Лучше ребенка спасай.
Солдат пристыженно умолк, только закричал:
-Правее, кэп. На десять часов.
-Ох уж мне эти принципы гуманизма, -проскрипело крайне недовольное из динамиков. -Грохнемся мы, ребята, с вашими невинными ребенками. Поминайте тогда, как звали.
Но вертолет командир все же развернул. Совершив крутой вираж, с надсадным ревом машина пошла в обратном направлении. Через две минуты вертушка оказалась примерно над местом трагедии. Но на волнах трепало лишь зайца. Сердце сжало так, что Лариса ощутила внутри почти физическую боль. Солдат честно всматривался, но лишь развел руками:
-Сори, но.., -однако, девушка посмотрела на него с таким отчаянием, что слова у него застряли в глотке.
Ни слова не говоря, он нырнул вниз в полной экипировке с высоты шести метров. Плеск! Брызги взлетели до самого вертолета, оставив привкус соленого горя на губах. Люди вокруг загомонили, столпились возле люка, накренив вертолет. Капитан заматерился, турбины надсадно ревели, стараясь выровнять машину, чтобы не перевернулся. Солдата не было минуту, две. Уже не только пассажиры, но и его напарник с беспокойством посматривал на часы. Бормоча нечто нелециприятное по поводу нарушения устава, он начал раздеваться. Пальцы тряслись, никак не зацепляли пуговицу. И в это время, словно синий кит выбросил воздух, снизу выметнулся Родриго. На руках у него обвисало тело ребенка. Мальчик лет трех, голова безвольно болталась, руки и ноги, как осенние плети виноградной лозы: без надежды и перспектив на будущее. В салоне сразу заплакали. Сперва трое, потом уже ревела вся женская половина. Да и у по дефолту сильной на глазах навернулись слезы. Двое солдат скинули лини с корсетом, спрыгнули следом. Родриго и ребенка закрепили, подняли на борт. Следом залезли и остальные. Капитан, который торопил их на протяжении всего процесса, выдохнул с облегчением:
-Наконец-то. Все: по коням. Теперь хоть Папа Римский от акул брассом удирать будет, не остановлю. –проворчал он. -Так и знайте.
Набирая скорость, вертолет понесся в сторону чернеющих на горизонте гребней.
Ребенка откачали, благо среди присутствующих имелся врач да и солдаты не забыли, что им вдалбливали в учебке. После пяти минут реанимационных действий маленькое тельце содрогнулось, изо рта вырвался фонтан мутной воды. Малец кашлял, разрывая легкие, покраснел. Когда немного прокашлялся, заплакал, маму начал звать. Женщины вокруг заквохтали, оттерли солдат. Тетка лет сорока накинула на плечи ребетенку платок, вторая сунула в руку мятый сникерс. Но мальчугана их подарки, похоже, интересовали мало. Его худенькие плечи содрагались, по щекам катились градом  слезы. Размазывая трясущимися ручонками слезы и сопли по лицу, он все время звал и звал самое дорогое для него существо на белом свете.
-Да заткните вы уже его, -с раздражением проворчал рыжий  с обширными залысинами бюргер лет пятидесяти. По местной моде он одет в белую рубаху с коротким рукавом и весьма широкие шорты веселенькой салатной расцветки. -Орет, как резаный.
Ох, лучше бы он молчал... Что после этого началось, сложно представить.  Разве что если видели, как стая собак накидывается на забредшего на их территорию чужака, тогда да: где-то около. И то в малой степени. Тетки едва его не разорвали. Он слабо отгавкивался, но это не спасло мужика от десятка тумаков да нескольких клоков вырванных с корнем волос. И если бы ни солдаты, вполне бы вероятно, что его бы отправили вплавь добираться до места назначения. Так сказать, чтобы ощутил всю полноту и глубину собственной ошибки.
-Да что я такого сказал? -вяло отгавкиваться бюргер, прикрывая лицо заросшими рыжими волосами лапами. –Он же и в самом деле… Покоя от него нет.
-Щас я тя успокою, -уперев руки в боки, пообещала тетка. –Так успокою, что покойникам и не снилось. –она вперлась в круг обступивших бюргера женщин, раздвинув их, словно примадонна тучи руками перед очередным самым последним уходом со сцены.
Откуда ни возьмись, в крепкой крестьянской теткиной руке возникла сковородка. Да не современная дюралевая с тефлоновым покрытием, которая, наверное, и в реке-то не утонет, а старая добрая чугуняка. Мужик враз взопрел, морда вытянулась. Только и успел сказать: «Мама…», -как получил прямой наводкой в лоб. Маленькие поросячьи глазки сошлись в кучку, а по салону, перекрывая рев двигателей, прокатился густой тягучий звук, от которого так повеяло Родиной, что в груди Ларисы защемило.
-Теперь я знаю, из чего делают колокола, -задумчиво поглаживая подбородок, сообщил молодой лейтенант. На вопросительный взгляд товарища пояснил. –Из старых сковородок.
Бюргер откинулся на стенку вертолета, закатил глаза, нелепо завернув голову. В груди Ларисы екнуло. Она покосилась на тетку. По ее набундюченному лицу не скажешь, что та когда-либо о чем-нибудь сожалела в своей жизни. Но если этот отвратительный тип все же окочурится, то посадят, как пить дать. Лейтенант поправил автомат, присел рядом. Нащупав вену на шее, с минуту не двигался, шевеля губами, потом выпрямился.
-Живой. –десятки глаз смотрели на него с немым вопросом, на который лейтенант дал вполне определенный ответ. –Спит только. Здоровым и оччень глубоким сном. –он укоризненно глянул на виновницу торжества.
Тетка хмыкнула, вскинула подбородок. Отряхнув довольно-таки широкие рабоче-крестьянские имени Ильича ладони, она скрестила руки на груди. Сковородка при этом в них отсутствовала. Но если вспомнить, с какой скоростью та появилась в мозолистых теткиных дланях, ухо держать следовало востро.

Глава 10.
До соседнего острова добирались не более получаса. За это время снизу проплыли две посудины. Одна на боку с длиннющим парусом, вторая километров через десять вполне себе целая, только вот обе неподвижны, если не считать движением легкое покачивание на волнах. И никого из экипажа…
-Летучие голландцы, -словно подслушав мысли Ларисы, вздохнула женщина лет тридцати с усталым заплаканным лицом.
-Почему? –нахмурив мохнатые брови, поинтересовалась тетка.
-Никого нет.
-А, может, они в трюме, -встрял загорелый дочерна мускулистый дед, сверкая абсолютно лысой головой. –Спят.
-Вряд ли, -бросил через плечо один из солдат, который осматривал все внизу через бинокль. –Вы бы спали после такого? Нет? И я бы нет. –он кивнул вниз, где метров через сто от катера покачивались на волнах два тела. –Вот и хозяева. Скорее всего.
Кто-то тяжело вздохнул, но на этот раз никто снизиться не предложил. То ли потому, что не верили в то, что можно плавать вниз лицом и оставаться при этом живым, то ли потому, что из кабины начали доносится нелицеприятные отзывы о конструкторах-дебилах, которые не могли сделать бак на десяток-другой литров больше и тогда бы не пришлось... Как раз под днищем замелькали прибрежные скалы, мотор закашлял, ревнул напоследок и смолк. Вертолет провалился на десяток метров, Лариса ощутила, как тело стало легким-легким, словно перышко. Пол ушел из-под ног, пальцы начали отрываться от поручня. Лариса закричала, а вместе с ней заголосило еще человек двадцать. И, судя по децибелам и обертонам, не только женщины.
После секундного обморока мотор завелся, пол прыгнул навстречу, со всхлипом выбив воздух из легких и заставив прикусить язык. На глазах навернулись слезы. Голова Ларисы оказалась за бортом, воздух свистел, срывая жгучие капли, норовил разорвать рот. Лариса с ужасом смотрела, как падает, кувыркаясь один из солдат. Его тело за несколько секунд приблизилось к скалам, до Ларисы долетел предсмертный полный ужаса и безысходности крик, что оборвался распустившейся на месте падения алой розой. Девушка отдернула голову, зажмурилась изо всех сил. Ее затрясло, к горлу подкатил комок. Сглотнув пару раз, она отползла от края. Правда, сделать это она смогла лишь на полметра, так как ноги уперлись во что-то мягкое.
-Эй! Перестань пихаться!! –возмутилось это мягкое. -Здесь люди.
-Простите, -прошептала Лариса, но вряд ли ее кто услышал.
Она прижалась спиной к обшивке, отодвинулась, сидя на корточках, наощупь от проема. Правое плечо обдувало холодом, а левое уперлось во что-то большое и теплое, что прогудело ласково:
-Что, милая, сильно испужалась?
Лариса приоткрыла один глаз, глянула вверх. Там стояла та самая бой-баба и смотрела, как баобаб на чахлый цветок лютика. С такой же снисходительностью и трогательностью, едва ли ни сюсюкала. Наверное, большая любительница детей. Ну, или кошек на худой конец: кто его знает, как у нее в семейном плане повернулось с такой-то слонопотамностью. Щеки Ларисы чуть покраснели, она отвела взгляд, мазнула  им по раскрытому проему.
-Там человек упал. Солдат. –прошептала она. –Только что.
-Да, милая. Я видела. -женщина тяжело вздохнула. –Но мы-то живы.
В это время вертолет тряхнуло. Зубы клацнули. Чуть дальше из глубины ее успокоили:
-Это ненадолго.
Лариса прищурилась, вглядываясь в полумрак. Там ухмылялся идеально ровными зубами тот самый старикан. На фоне дочерна загорелого лица чеширская улыбка сверкала особенно ярко. Расставив ноги-тумбы пошире, тетка уперла руки в боки. Сдвинув брови, она прогудела с угрозой:
-Ты б попридержал язык, старый хрыч. Да и за ручку тоже бы попридержался. А то неровен час инфарктик схватит, когда падать будем.
-Вряд ли, -дед ухмыльнулся, кивнул на раскрытый проем, где за кучерявым холмом открылась поляна в четыре футбольных поля. А на ней в армейском порядке расположились три палатки с красными крестами во всю крышу. Еще одну рядом торопливо собирали работяги в спецкостюмах цвета хаки. Средь них виднелись люди в белых халатах. –Осталось совсем чуть-чуть –дотянем.
Но у Вселенной на этот счет оказалось особое мнение, ибо после двух судорожных толчков ощущение от полета несколько изменилось. А именно: они стали слышать друг друга. С низким свистящим гулом замедляющих вращение винтов вертолет устремился вниз. Несколько боком причем именно тем, где светлел проем. Поэтому визги и вопли несколько обескураженных происшествием пассажиров не замедлили перемешаться с сожалеющим вздохом из кабины:
-Эх, говорила мне мама: «Учись, сынок». –Сейчас бы сидел в офисе, в потолок поплевывал, кофе глушил да секретарш в промежутках между планерками щупал.
-А я завещание так и не написал, -сообщил старик, глядя посерьезневшими глазами на быстро вырастающие в размерах палатки.
-Конец оттягивал? –понимающе ухмыльнулся толстяк.
Лариса с ужасом смотрела то на них, то на разбегающихся с криком людей внизу. Внутри все заледенело, сердце оборвалось, понимая, что еще несколько ударов и все: ее не станет. На глаза навернулись слезы, изо рта рвался крик, но ни того, ни другого не исторглось на волю: ломая крайние ветки, вертолет рухнул на одну из палаток. Треск, скрежет сминаемого металла, мгновенная боль и темнота.

Пик, пик, пи-ик.., -слышала Лариса в полубреду-полусне. Несколько раз пищащие звуки пропадали, растворялись, а в месте с ними растворялась и она. Сколько так длилось, она не могла сказать, но в один из моментов к пиканью присоединились голоса, звук шагов. Слов она не различала: кажется, говорили не на русском. Странно… Почему не на русском?.. –проплыло ленивым головастиком в мозгу. - Ах, да… Она же в Испании. Культурно отдыхает. Лариса горько усмехнулась, зажмурилась изо всех сил.
Голоса становились то громче, то тише, одни пропадали, другие занимали их место, сменяли друг-друга, затем снова исчезали. Через какое-то время послышался легкий цокот, щелчок, ноздрей коснулся запах спирта. В руку чуть выше локтя укололо, Дернувшись, Лариса охнула и распахнула глаза. Сбоку стояла медсестра, давила на поршень пятикубового шприца, отчего что-то прозрачное переливалось из него Ларисе в вену.      
-Что это? –прошептала девушка едва слышно. По руке побежали мурашки, по венам потекло что-то горячее, даже обжигающее. –Ой! Жжется.
 Она хотела отдернуть руку, но мило улыбающаяся медсестра погрозила пальчиком с аккуратно постриженными ноготками телесного цвета. Она придержала руку, приговаривая что-то успокаивающее, улыбнулась. Влив все до последней капли, медсестра вытянула иглу. Прилепив ватку с лейкопластырем, смуглая, как Кармен, жрица Гиппократа бросила шприц в ведро на нижнем ярусе тележки, толкнула ее к следующей жертве.  Наверху поднос, полный склянок и шприцов. Лариса повернула глазные яблоки, но этого оказалось мало –пришлось поворачивать голову. Но лучше бы она этого не делала: в затылок словно кол вогнали. Это, во-первых, а во-вторых, она обнаружила себя в огромной вытянутой палатке. Ее грязная с рыжими пятнами койка ничем не выделялась среди двух десятков таких же, на которых постанывали, ругались, а может, и молились на разных языках особо тяжелые из пострадавших.
Палатка установлена то ли на бетонных плитах, то ли на асфальте, потому как колесики подпрыгивали, то и дело норовили провернуться, встать поперек. Вслед за колесами и пыточный инвентарь дергался, звякали склянки. Лариса проследила, к кому подкатили тележку, судорожно отдернула голову. Но хоть и зажмурилась, перед внутренним взором все                                равно осталась картина белой мумии. Запеленато все: от макушки до края белой простыни, прикрывающей всю нижнюю половину тела до верха груди. Но, судя по общей неподвижности, ниже тоже мало хорошего. На белом фоне в обрамлении обожженных век голубые глаза горели особенно ярко. Мученический взгляд устремлен вверх. Лариса проследила за ним. Натянутый на алюминиевый каркас там хлопал под порывами ветра зеленый полог. Солнце хоть и с трудом, но пробивалось через плотный материал, благодаря чему даже при отсутствие лампочек глаз можно и не выкалывать. Да и в приоткрытые торцы солнце вливалось, словно расплавленное олово.
Через пару часов боль малость приутихла, Лариса осторожно осмотрелась. Ее койка располагалась примерно по центру помещения: в травяном полумраке она разглядела девять лежаков по правую руку и на один больше по левую. У противоположной стены симметрично. Кто-то, как и она, лежал в беспамятстве, а кто и вполне в себе: постанывали, скрипели зубами, девочка лет шести плакала, звала маму. Но той все не было, а медсестра, что периодически подходила к ней, слабое утешение. Напротив Ларисы у другой стены палатки стонал, ругался сквозь зубы бородатый мужчина. На его покрасневшем от напряжения блестящем от пота лице читались нешуточные муки. Впрочем, было от чего: его ногу вытянули, подвесили, пробив спицей на тросиках через блочок, да еще гирьку прицепили. Похоже, на перелом со смещением. Сперва Лариса думала, что ему больно из-за спицы, но позже по обрывкам слов догадалась, что беспокоит иное: отсутствие возможности сходить в туалет после трехдневного воздержания. Да не по-маленькому: для мужчин это решалось бутылками около кровати. А вот более весомые.., гм, результаты отложить так просто не удавалось. Лариса прислушалась к себе… Пока для нее это проблемой не стало. Впрочем, ничего удивительного: некоторые, лежа в больнице, ощущали желание облегчиться по-крупному через неделю, а те, кто не ел ничего, кроме глюкозы через вену, и вовсе –через две.
Несмотря на приоткрытые торцы, воздух в палатке представлял собой ядреную смесь лекарств и болезни. Два дня Лариса лежала, постепенно приходя в себя. Кормили их так, словно детей в яслях, да и те голодными останутся. Порции умещались на чайном блюдце. То ли еду всю смыло, то ли здесь последователи лечения через голодание. Как бы там ни было, но бурчание животов по всей палате серьезно мешало уснуть. К тому же этот запах… Вроде бы должна была привыкнуть, но он усиливался день ото дня. На третий стал настолько сильным, что она не выдержала, крикнула:
-Сестра! Сестра, помогите!
Но ее никто не услышал. Возможно, из-за того, что голос из-за болезни ослаб так, что и мышь пискнет громче, а может, просто никого рядом не было. Однако, больше она смрад этот терпеть не намерена. Еще немного и выблюет все то немногое, чем угостили на этом экзотическом острове.
Бросив вороватый взгляд по сторонам, Лариса вытащила капельницу из вены, села на кровати. Стены палатки тут же поплыли в простонародном хороводе. Лариса судорожно ухватилась за нержавеющие дужки кроватного каркаса, в попытке выбраться из черной метели. Та вилась все сильнее, сознание сгорало в пламени бытия, застилало взор черным пеплом. Еще бы чуть, и все бы скрылось за черной пеленой, но… Все-таки она сумела удержаться на грани. Спустя какое-то время Лариса обнаружила себя все там же и даже не кверху тармашками. Пальцы вдавились в дужки так, что, казалось, еще немного и те сомнутся. Сердце колотилось, будто всерьез хотело выпрыгнуть и полететь поперед такой медлительной хозяйки. Малость отдышавшись, Лариса осторожно слезла, подождала, пока не осядет всколыхнувшийся пепел и пошла к выходу. Почти у каждой койки стояла аппаратура с дисплеями, на которых бежали кривые, сменялись данные, асинхронно пикало. Что, впрочем, неудивительно: люди то разные. Странно было бы, если бы у всей палаты сердце билось, как у одного человека. Можно заподозрить эксперименты какой-нибудь группы спятивших гениев.
Что интересно, но если всех гениев сперва объявляют сумасшедшими пособниками сатаны, втаптывают в грязь, всячески унижают и, в конце концов, сжигают на костре, то через несколько поколений канонизируют. Причем если при жизни их творение объявляют бредом сивой кобылы, то уже следующее поколение пользуется плодами их ума, как само собой разумеющимся и еще удивляются: «А что, разве можно иначе?» Их отцы и деды сказали бы, что можно. Всего полвека назад машины казались чем-то диковинным, а водовоз на лошади –вполне себе адекватным реальности. А где теперь этот водовоз? Где лошадь? Оба стали чем-то вроде египетских пирамид или мамонтов.
От кровати до кровати, пережидая слабость и тошноту, Лариса добралась до выхода. На крайней койке лежал тот самый бодрый старикан, с которым они летели в вертолете. Он читал какой-то журнал в глянцевой обложке. Космополитан… Нда… -девушка поморщилась. -Впрочем, как стимул к выздоровлению, вполне сгодится. Лариса окинула его беглым взглядом. Нога в гипсе,  голова перебинтована. На фоне этой белизны лицо смотрелось, как у какого-то араба или бушмена.  Дед перевел взгляд с весьма интересной темы, судя по его сосредоточенному виду. Единственный глаз вспыхнул, как алмаз в полуденном солнце.
-О, дорогуша! –обрадовался дед с неподдельной искренностью. –И вы здесь. То-то мне почудился знакомый голос.  Как вы? Согласитесь, кормят здесь ужасно!
Лариса поморщилась, пережидая приступ тошноты и головокружения, ответила:
-Поверьте, это беспокоит меня меньше всего.
Дед вскинул единственную бровь.
-Что-то случилось?
-Еще бы. –Лариса слабо улыбнулась, мотнула головой назад. –У меня по соседству персонаж из «Мумии». Так если в первый день от него еще пахло, то теперь.., -Лариса приглушила начавший набирать обороты голос, прошептала все еще с экспрессией, косясь по сторонам. –Теперь от него просто смердит, простите за грубость речи. Понимаю, что это жестоко по отношению к нему, но ничего не могу с собой поделать: меня просто выворачивает.
Дед покивал, погладив ее по плечу, добавил с сочувствием:
-Понимаю, понимаю. Капитан сильно обгорел. Почти девяносто процентов кожи сгорело. Как еще держится, ума не приложу.
Лариса охнула, прижала ладошки к губам. На глаза навернулись слезы.
-Это.., -голос дрогнул, -это наш капитан?
Дед кивнул, невесело улыбнулся.
-Да, дочка… -глаза потемнели, лицо как-то враз постарело. –Кроме нас двоих он единственный, кто выжил. Только нас с тобой выбросило на еще не разобранную ткань палатки, а он горел заживо, зажатый в кабине, как окорочок в микроволновке.
Перед глазами промелькнули десятки лиц: мальчишка, которого подобрали по пути, боевая тетка, затурканный толстяк…
-Это что.., -голос дал петуха, Лариса ощутила, как земля уходит из-под ног. –Все погибли?
-Да, милая, -старик смотрел на нее с сочувствием. –Все. –его голос как бы отдалился, а сам дед со своей кроватью начал отъезжать куда-то в светлое пятно, а вокруг обступила тьма. Так странно… Словно лебедь по озеру. И колесики не скрипят… -Что с тобой, дочка? Тебе плохо?
-Все окей, даже олрайт, -возразила Лариса заплетающимся языком и стекла на пол бесформенной грудой мяса и костей.
-Гм, -пробормотал дед, шкрябая в затылке. –Какая впечатлительная. –он бросил хмурый взгляд в журнал, где на глянцевой обложке какая-то худосочная деваха расхаживала по подиуму в мужском костюме, проворчал. –Феминизм, эмансипация… Сдуру бесятся: против натуры не попрешь.

-Ну, кикиморы болотные, ну, дают стране угля, -донеслось до Ларисы словно через ватное одеяло. –Кто ж так одевается. Это ж надо! Выйди на улицу, так все сороки слетятся. Срам один! –не унимался знакомый голос. –Мода. Едрить ее! Даже моя старуха на себя мешок из-под картошки напялила. Дырки вырезала эдак небрежно, дойки до пупа и шасть по улице вдоль сельсовета, как по подиуму. Аграфена Поликарповна из дома Кокошкиных. Тьфу!
Лариса приоткрыла веки, заранее улыбаясь. На соседней койке все тот же дед, разве что вместо бинта на виске прикреплен лейкопластырем марлевый прямоугольник. Дед полулежал на боку, вытянув загипсованную ногу и с негодованием комментировал извраты современных модельеров.
-За что вы так? –со слабой улыбкой осведомилась Лариса.
Дед словно и не замечал, что Лариса была в беспамятстве. Во всяком случае продолжал с тем же напором, который она слышала сквозь сон:
-Да ты посмотри, милая, что пишут. –он сдвинул очки на переносицу, зачитал поверх дужки. –В этом сезоне для женщин после тридцати вошли в моду рубашки и пиджаки. Особо отметим, что брюки в эту коллекцию не входят, что придаст представительницам прекрасного пола особый шарм и неиссякаемую популярность. Нет, ты представляешь!? Стыдоба какая.
Лариса тонко улыбнулась, сдвинула плечики.
-Почему же… Просто нынешних мужчинок мало чем удивишь, вот и приходится выкручиваться.
Дед покачал головой, протянул задумчиво:
-А я то все думал да гадал, зачем бабка моя дембельский пиджак из кладовки достала. Выстирала, выгладила, все дырки, что моль проела, заштопала так, что комар носа не подточит. Я уж грешным делом решил, что готовит к проводам на тот свет, место на кладбище присматривать начал, а оно вона, значит, как… -дед насупился, брови сошлись на переносице, он хряснул кулаком по койке, отчего та жалобно заскрипела. –Не иначе курва старая решила все ж таки Петьку –кореша маво дособлазнять. Полвека прошло, а она никак не уймется. –дед наклонился, зыркнув по сторонам, сообщил доверительно. –Послал он Графку-то на танцах тогда подальше в лес по грибы да по ягоды , а сам с Людкой миловаться на сеновал полез. Но Графка у меня –баба настырная. Еще раз десять то на свадьбе, то на поминках к Петьке подкатывала, но он кремень, да и знал, что я к ней неравнодушен. А дружбу за-ради бабы рушить –последнее дело. Да и не любил он ее, а вот Людку –дело другое. Но померла намедни сердешная. Вот Графка и возбудилась на старые дрожжи. –дед скрутил журнал в трубочку так, что бумага заскрипела, а может, то его челюсти фарфоровые. –Ну, ничего! Дай бог добраться до дома. Я те устрою Юдашкина со Зверевым в придачу! Только бы самолет хохлы не сбили да террористы проклятущие в чемодан бомбу не закинули.
Лариса встрепенулась.
-А когда обещают?
-Через пару дней.
-Неужели опять через Мадрид, -простонала с полузакрытыми глазами Лариса. –Это ж полдня в аэропорту торчать.
-Так зачем дело стало? –удивился дед. –Для таких случаев куча микроэкскурсий предусмотрена. Выбирай на любой вкус и цвет. Море и пляжи такие, что и Канарам не уступят.
Лариса содрогнулась, плечи передернулись.
-Ннет, только не море! Видеть его больше не могу.
Дед покивал, понимающе улыбнулся.
-Да… Турпоток после недавнего явно снизится.
-Еще бы! –хмыкнула Лариса и осеклась. Взгляд застыл на дедовской койке. Она медленно огляделась, перевела взгляд обратно. –А где?..
Лицо деда потемнело. Тяжело вздохнув, он отвел взгляд.
-Увезли.
-Куда? –не поняла Лариса. –На процедуры?
-Можно и так сказать, -нехотя ответил дед. –Обмоют, приоденут, в гроб цинковый запакуют да в холодильник, пока самолет не прибудет.
-Что-о-о!? –Лариса задохнулась, словно получила удар под дых. В глазах защипало, зеленый полумрак расплылся акварельными красками. –Как же так? Мы же только вчера…
-У него гангрена последней стадии. Зараженная кровь проникла в мозг. Отключились сразу сердце, легкие, почки и печень. Может быть, где-нибудь в центральной клинике его бы и спасли, но здесь, в полевых условиях…
-Да… Я понимаю, -сказала Лариса тихо. Они помолчали, девушка вытерла слезинки, спросила едва слышно. –Ему очень.. было больно?
На плечо легла теплая шершавая ладонь, слегка сдавила.
-Нет, -заверил Ларису дед. –Капитану давали морфин. Он ничего не чувствовал. Ни ожогов, ни заражения. Похоже, даже запахи не улавливал.
-Хорошо, хорошо, -прошептала Лариса. Она легла на спину, закрыла глаза..
Нужно заснуть поскорее, чтобы время пролетело побыстрее. Два дня, всего два дня…
Посреди ночи проснулась от поскрипывания, приглушенных голосов. Повернувшись на левый бок, приподняла голову. Через три койки двое дюжих санитаров переложили больного на носилки и застегнули на нем черный мешок. Во рту пересохло, Лариса сглотнула тягучую слюну. Перед внутренним взором пронеслись кадры из стремительно приближающегося городка, разбегающиеся люди, крики и раскрытые в ужасе глаза. Ее затрясло, ледяная лапа сдавила внутренности, перекрыла кислород. Девушка почувствовала, что не может вздохнуть. И от этого, от понимания того, что это ее могли вот так увозить в черном мешке, паника поднялась и захлестнула темной волной. Лариса свернулась калачиком на своей кровати, уткнувшись лицом в подушку, тряслась, как осиновый лист. Она всхлипывала, по лицу градом текли слезы, за несколько секунд пропитав подушку так, что хоть выжимай.
-Тихо, доченька, тихо, -Лариса почувствовала, как ее укрывают, гладят по голове. –Все хорошо, все в порядке. С тобой ничего не случится, все уже позади.
-Он умер, -полу утвердительно прошептала она.
-Да. Это жизнь. Несправедливая, странная, порой отвратительная, но жизнь.
 Лариса помотала головой, возразила в подушку:
-Нет, это не жизнь, уже не жизнь.
-Но не для тебя, - настойчиво повторил дед. Ласково поглаживая девушку по голове, он сказал убежденно. –Тебе, как и мне, повезло. Хотя я считаю, что нет ничего случайного. Любой случай – лишь непознанная закономерность. Знаю лишь одно: вселенная дала нам еще один шанс. Зачем-то мы еще нужны. Не знаю, правда, зачем, но попробую оправдать ее доверие.
-Как? –спросила Лариса глухо в подушку. Ее уже почти не трясло, всхлипывания затихали.
Дед пожал плечами.
-Пока не знаю. –он на миг задумался, губы тронула мечтательная улыбка. –Наверное, съезжу к дочери, внуков посмотрю.
-Вы думаете, в этом все дело? –с некоторым сарказмом поинтересовалась девушка. –Чтобы с дочкой увидеться? Не мелковато ли?
Дед помолчал, елозя взглядом по бетонному полу, нехотя пояснил:
-Мы двадцать лет не общались.
-Почему? Она уехала в другой город?
-Нет, -ответил дед с кривой улыбкой. -Это сделал я. –он помолчал и добавил так, словно каждое слово из него вытаскивали клещами. –Мы крепко поссорились. Из-за ребенка.
-Вот как? –Лариса вскинула брови. –Интересно, почему?
-Она забеременела от человека, с которым я меньше всего хотел бы на тот момент породниться, -ответил дед с предельно мрачным видом. –Ладно бы захотел жениться, так он даже ребенка не признал. Сказал, что был лишь одним из… Подлец. –дед скрипнул зубами. -Так что еще бабушка надвое, а то и на семеро сказала, чей ребенок.
-Можно было назначить ДНК –экспертизу, -все еще с некоторой неприязнью сказала Лариса.
Дед пожал плечами.
-Не захотела. Гордая. Вся в мать. Даже в суд обращаться не стала. От аборта наотрез отказалась: мол, не убийца. А сын за отца не отвечает. Каким воспитает, таким и будет.
-Правильно сделала, -одобрила Лариса. –От нас многое зависит, если не все.
-Так-то оно так. Наверное, вы правы. Но тогда у меня в голове билось единственное: яблоко от яблони недалеко падает. А папаша его… Более мерзкого типа я еще не встречал.
-И проецировали злость на ребенка и дочь? –с пониманием покивала Лариса.
Дед развел руками.
-Теперь-то я понимаю, что был прав не во всем, но тогда просто взбесило ее неповиновение и детская философия. Ей самой еще учиться надо, жизнь налаживать, а не с дитем маяться.
-И вы ее бросили? –полуутвердительно спросила Лариса.
Дед сморщился, как от зубной боли, потом все-таки выдохнул:
-Получается, что так. Я надеялся, что она одумается, понимая, что просто не вытянет двоих, свяжется со мной, но она все не звонила и не звонила, а потом я узнал от знакомых, что родила, учится на заочке и работает.
-Сильная женщина. –покачала головой Лариса.
-Вся в мать, -с ноткой вины и гордости подтвердил дед.

Глава 11.
Два дня прошли в томительном ожидании. За это время из палаты увезли троих: двух в черных мешках и одного без оного. То ли мешки закончились, то ли ему не в светлое будущее холодного морга. Правда, на такой жаре и морг раем покажется. Но на следующий день место выбывших оказалось занято. Похоже, новеньких подселили, когда задремала. Все трое с переломами рук, ног, а третий еще и синий, словно его перепутали с куском ветчины и долго шлепали специальными колотушками по мягким и не очень местам.
Дед болтал без умолку. Словно плотину прорвало. То ли так отвлекал от тягостных мыслей, то ли просто поддался стариковскому инстинкту передачи знаний будущему поколению. Даже когда Лариса отлучалась по делам сугубо личным, словесный поток не иссякал. А когда возвращалась, дед обращался к ней так, словно Лариса и не покидала лекционного зала. За эти два дня она узнала всю его жизнь, начиная от борьбы полов с сестрой-двойняшкой, что началась еще в материнской утробе и окончилась лишь с его уходом в армию, кончая шестью женами и десятью детьми.
-Вы представить себе не можете, дорогуша, что начинается, когда все одновременно соберутся у меня дома. Сущий ад!
Лариса улыбнулась, кивнула с пониманием:
-Отчего же? Могу: у меня подруга в детском саду работает. Так я к ней приходила пару раз.
Дед отмахнулся.
-Так то по необходимости. А вот когда в доме такой кавардак да еще с бывшими женами…
-Конфликтуют? –хмыкнула Лариса.
-А вы как думаете? –ухмыльнулся дед. –Давно иль недавно расстались, но они все ж соперницы. Даже, когда улыбаются, волчий оскал проглядывает. Того и гляди вцепятся друг другу в глотки.
Лариса засмеялась, понимая ситуацию целиком и полностью. В течение следующих нескольких часов она узнала тяжелую судьбу русского солдата в Афгане. И про плен у моджахедов, и про победное возвращение после взятия их группой стратегической высоты и создания на ней блок-поста. И про медсестру Тамару, с которой он познакомился в госпитале.
От небывалого потока информации у нее разболелась голова. Не то, чтобы объем впечатлил, но вот качество… Если бы рассказывал о том, какая певица больше ботокса вколола или очередную подтяжку сделала, это да, это интересно. Или как в очередной раз опозорилась Волочкова с  Королевой на пару. А про войну да работу –это только сон нагоняет. Лариса усиленно моргала, топорщи глаза, стараясь не вырубиться, но по всей видимости не устояла, так как очнулась от того, что ее кровать ходила ходуном. Сердце заколотилось, разгоняя адреналин по жилам, Лариса распахнула глаза, подскочила. Рядом стояла медсестра и обеими руками трясла кровать. И лицо ее не предвещало ничего хорошего.
-Собирайтесь: через два часа вылет. –сообщила медсестра на смеси английского с испанским.
Лариса кивнула, ошалело смотрела ей вслед, потом оглянулась вокруг. Вся палата кипела, бурлила. Кто мог, тот самостоятельно складировал нехитрые пожитки. Неходячим помогали санитары и те, кто мог сам передвигаться. Дед сидел на кровати, с некоторой растерянностью оглядывался по сторонам.
-Что-то потеряли? –отдавая дань вежливости, поинтересовалась Лариса.
-Да вот все думаю, что мне собирать-то, –дед слабо улыбнулся. –Из моего только шорты да футболка. И та на последнем издыхании.
Лариса подумала, ответила доверительно:
-Признаюсь, у меня кроме этого халатика тоже ничего нет.
-Как говорится, все свое ношу с собой.
Не прошло и двадцати минут, как за стенами палатки послышался скрип тормозов, нетерпеливо пробибикало. Пострадавшие сорвались с места, словно спринтеры при звуке выстрела на старте. В проходе сразу возникло столпотворение, кто-то закричал рассержено.
Дед покряхтел, сползая с кровати, оперся на костыль.
-Поможешь мне, дочка?
-Конечно, -Лариса подхватила его под руку. –Обопритесь на меня.
-Спасибо, -старик с благодарностью и чуть смущенно улыбнулся. –Всю жизнь только я помогал, а тут вона как приключилось: чувствую, что еще могу, но тело подводит. –он с неприязнью покосился на загипсованную ногу. –Прямо, как инвалид.
-Ничего, -утешила девушка, -заживет. С вашей энергией еще вперед молодых поскачите.
Дед вздохнул невесело, сполз с кровати. Лариса положила его руку себе на плечо. Так и пошли: в час по чайной ложке. Мимо бодро протопали санитары с лежачими, в палате опустело. Лариса думала, что они будут последними, заторопилась, слыша снаружи нетерпеливые окрики. Дед морщился, пытаясь не отстать, едва ни падал.
-Потише, дочка, потише, -попросил дед сквозь зубы. Лоб покрылся испариной, по лицу катились мутноватые капли, срывались с покрытого седой щетиной подбородка. –А то и вторую доломаем.
-Простите, -прошептала Лариса, чувствуя некоторый стыд.
Едва переступили порог, на голову, плечи брызнуло расплавленное олово, ударило по глазам. Лариса прищурилась, но это помогло слабо. Солнце здесь просто озверевшее. Отражается от плит, листьев, людей и жалит, жалит, жалит…
В двадцати шагах от палаты двухэтажный автобус. Перед ним нетерпеливо переминаются с ноги на ногу четверо санитаров с носилками. Еще шесть носилок с больными лежат на земле. Лариса остановилась, думая, что надо пропустить болезных, но все оказалось иначе:
-Заходите, - из автобуса нетерпеливо помахала давешняя медсестра, -только вас ждем.
-Гм? –Лариса вскинула брови, покосилась по сторонам. –В самом деле? А они?
-После.
Лариса с дедом доковыляли до дверей, медсестра помогла подняться. И тут Лариса поняла, почему ждали именно их: весь первый этаж переоборудован для лежачих больных. Железные койки в два яруса прикреплены к стальным трубам, прикрученным к полу и потолку. Койки не только справа, но и слева. И уже все заняты. Интересно, куда же остальных? Лариса скользнула взглядом по одной стороне прохода, по второй. Ага! То, что показалось ей сперва ограждением от несанкционированного выпадения, оказалось такими же койками, в данный момент поднятыми. Медсестра указала взглядом на лестницу, ведущую на второй этаж, будто Лариса не в состоянии догадаться, что сибаритство не для всех. Наверху битком. Осталось три пустых сидения: одно рядом с водителем и два примерно в середине салона. Ну, первое понятно для кого: представители власти всегда стремятся пролезть вперед, мала ли щель иль велика. А оставшиеся для них с дедом. Во всяком случае стоя она ехать не намерена.
-Можно я к окошку сяду? –попросила Лариса. –Хоть будет что рассказать, а то кроме моря ничего и не успела посмотреть.
Дед покосился на нее как-то странно, чему-то ухмыляясь, но кивнул:
-Да, дочка, садись, конечно. Я здесь уже третий раз, так что оценить местные красоты успел вполне. Ну, а тебе они, думаю, запомнятся надолго.
-Уж это наверняка, -сделав большие глаза, согласилась Лариса. Она протиснулась к окну, унаседилась. –То, что случилось, забыть невозможно.
Она вздохнула, на лицо набежала тень. В глазах деда промелькнули искорки, но при виде опечаленного лица Ларисы угасли. Он покряхтел, кое-как примостился рядом. На спинке переднего кресла карманы, как в самолете. Лариса с некоторым интересом пошарила там, извлекла инструкцию и бумажный пакет. В инструкции в картинках описывалось, как применять пакет в случае, если начнет тошнить. Лариса посмотрела на деда, спросила возмущенно-недоумевающим шепотом:
-Они, что? Издеваются? Или здесь одни дауны живут?
Дед пожал плечами, сообщил меланхолично:
-Европа… -на первом этаже грюкало, скрипело. Дед оживился. –Если не были в Штатах, обязательно съездите.
-Зачем? –удивилась Лариса.
-Там эти перлы на каждом шагу, -пояснил дед. –Покупая однажды простую шариковую ручку, я получил в придачу книжицу с инструкцией по применению и списком того, чего нельзя с ней делать категорически. Причем все в картинках, в цветных.
Лариса вскинула брови.
-Да неужели? И что же, например, нельзя?
Дед покосился по сторонам, но вроде русских вблизи не видать, шепнул с ухмылкой:
-Например, не рекомендуется доставать ею из задницы застрявшую там стиральную резинку.
Девушка зажала рот рукой, глаза полезли на лоб:
-О господи! А резинка то как там оказалась?
-А на это есть другая инструкция, -сообщил дед словоохотливо, -для резинки, где говорится, что нельзя ею чистить зубы и стирать налет с языка во избежание проглатывания. 
-И все в цветных иллюстрациях? –не поверила Лариса.
-В самых, что ни есть, высококачественных. –заверил дед. –Видно каждый волосок, каждую, гм, морщинку. Это же даже не рисунки, а фотографии с разрешением в десять мегапикселей.
Лариса не нашлась, что сказать, только покачала головой со смесью неодобрения и отвращения. Автобус, наконец, тронулся, к ним поднялась медсестра и вытащила злополучный мешок, а затем и инструкцию. Объяснения длились с полчаса. Все это время они двигались по прямому как стрела тоннелю, сотканному из зелени склонившихся друг к другу ветвей. Солнечные лучи время от времени пробивали плотный полог, кололи в глаза. Лариса осторожно посматривала вокруг. Неужели все воспринимают этот тупизм всерьез? Похоже, на то. Кроме одной-двух харь явно славянской наружности, что слушали эту ересь с малость прибалдевшим видом, с остальных можно было писать картину «Явление Христа народу».
Наконец, поток простых истин иссяк и вместе с тем автобус выехал из-под зеленого свода. Не то, чтобы деревья вовсе исчезли. Нет. Они остались по обе стороны дороги, но начали понемногу опускаться вниз. Или дорога подниматься. Минут десять автобус двигался по этой насыпи, пока не подъехал к горе. И там, где шоссе с разгона бодало изрезанные трещинами песчанистые склоны, темнело сопло тоннеля. На обочине поблескивали под солнцем неизменные знаки запрета обгона и движения пешеходов. А как же боевики, в которых крутые мачо преспокойно ездят по встречке? Да еще в шахматку играют с автоматами наперевес? Лариса добросовестно наморщила лоб, но после минутных усилий лишь пришла к выводу, что все в точности, как в реале: до поры до времени.
Через минуту автобус вылетел в залитое желтым огнем пространство. Лариса прищурилась, ожидая, когда глаза привыкнут к солнцу. В это время в салоне кто-то завизжал, потом еще, еще. Лариса озадаченно таращилась на двух дурех спереди, оглянулась на столь же неприятные звуки за спиной. Там ряд бледных лиц: пять мужских и одно женское. Если мужики просто несколько напряглись, то у девчонки лет пятнадцати все обстояло гораздо хуже. Несмотря на то, что девица явно азиатского происхождения, глаза расширены до мультяшного, рот некрасиво раззявлен.  Лариса проследила за ее взглядом и почувствовала, как у самой волосы зашевелились. Была бы шляпа, наверняка бы помялась об потолок. Автобус несся со скоростью под восемьдесят километров. И все бы ничего, однако, если справа гора вздымалась, то слева соответственно наоборот. Причем так наоборот, что наоборотее просто и быть не может. Словно огромный повар рубанул не менее массивным тесаком по слоеному пирогу. При этом автобус несся опасно близко к краю. А колесо время от времени зависало над бездной. Каким чудом они еще не свалились, одному Богу известно.
-Держитесь! –крикнула медсестра. –Сейчас начнутся виражи.
Лариса проводила застывшим взглядом соответствующий знак предупреждения, после которого последовал истошный крик:
-Todos desviarse a la derecha!
-Что!? Что он сказал!? –закричали на разных языках.
Медсестра быстро оглянулась на дорогу, где из-за поворота показались наваленные камни, глаза расширились. Девушка уцепилась одной рукой в стойку, а второй махала, визжа, как резанная:
-Todo el derecho! All right! Вправо, всем вправо!
Похоже, если кто и сообразил, что требуется, то среагировали немногие. Автобус за десять метров от камней резко взял влево, а затем в другую сторону. И, естественно, его накренило так, словно водила исполнял трюк в третьем перевозчике. Лариса изо всех сил старалась отклониться вправо, но, видимо, сил недоставало. Ее прилепило щекой к стеклу, открывая колоритный вид лежащей в паре километров ниже долины. И хоть длилось это всего секунду, а то и меньше, впечатлений ей хватило.
Автобус чиркнул задранными колесами по камням и бухнулся на все четыре. Визг и крики длились еще секунд десять, пока медсестра не крикнула:
-Хвати-и-ит! Перестаньте!! Все кончилось!
Вопли и визг мало помалу стихли. Особо визгливые натуры косились озадаченно по сторонам, не веря, что остались живы и даже целы. Общее оцепенение закончилось на счет три. После чего примерно половина потянулась за бумажными мешками и лишь две трети отправили свое: «Бе-е-е!» -по назначению. Лариса видела через кресло, как на втором от нее текла по спинке смесь полупереваренных анчоусов с грибами. По всему салону потек кисло-горький смрад желчи в дикой смеси с соусами местного изготовления. Хорошо хоть питались все одинаково, а то от разнообразия и саму бы вывернуло. Впрочем, если не проветрить, такой исход вполне вероятен. А что делалось на нижнем ярусе, одному богу известно. Хотя, если брать во внимание поднимающееся оттуда зловоние, догадаться несложно.
Задержав дыхание, Лариса толкнула стекло, но то по закону подлости не уступало в тугости родным лиазовским из ее солнечного детства. Воздух рвался наружу, норовя разорвать легкие. Но проще красиво откинуть задние копыта, чем дышать той гадостью зеленоватого цвета, что плавала сейчас по салону. Сзади протянулась чья-то волосатая рука, с легкостью преодолела сопротивление закостеневшей резины. Лариса высунула голову, с шумом вытолкнула и тут же втянула в себя такой прекрасный свежий воздух. Что еще человеку для счастья надо? Кто-то подергал за юбку.
-Сядьте, пожалуйста, на место.
Она оглянулась. Ну, конечно: медсестра. Ей, как и стюардессе, в общем-то все ровно: заблюют или обгадят салон. Лишь бы шею не сломали. Впрочем, и самой такого не особо жаждется. Набрав напоследок воздуха так, что все мужчины начали заинтересованно поглядывать, Лариса села. Дед наклонился к ней, прошептал на ухо:
-Ох, не завидую ж я вам.
Лариса покосилась на него, похожая на хомяка из старого советского мультика. Подумав, что перед смертью не надышишься, а информация лишней не бывает, выдохнула:
-Почему?
Дед показал в воздухе что-то воздушное, пояснил с ухмылкой:
-Так амбре.. должно быть стоит такой, что хоть топор вешай.
Лариса вскинула брови, спросила озадаченно:
-А вы разве не чувствуете, гм., этот аромат?
-Увы, -дед развел руками, -у меня ринит. Хотел бы чувствовать, но не могу. Ни хорошее, ни плохое. Так что в конкурсе ищеек мне не участвовать.
Лариса улыбнулась, наморщила носик:
-И не стоит: поверьте на слово.
Пару раз еще объезжали выкатившиеся за обочину камни, правда, уже не так рискованно. И все равно у двух женщин желудки не выдержали. То ли просто от тряски, то ли вспоминали, как совсем недавно их испытывали на прочность. Уже перед съездом на дорогу к аэропорту за спиной прогрохотало, взвилось облако пыли. Все, как один, оглянулись, женщины заохали. Среагировал и шофер. В зеркале отразилось его вытянувшееся лицо. Да и было от чего: сотни камней размером от барана и выше пронеслись буквально в полуметре от зада автобуса, по крыше заколотил щебеночный град. Дед поскреб затылок, выдал глубокомысленное:
-Еще бы чуть и хана.
Лариса медленно, стараясь унять дрожь, отвернулась, уцепилась обеими руками за впередистоящее кресло. На реплику спутника только скосила глаз. Если бы попробовала прокомментировать, выдала б зубами такую трель, что любой чечеточник от зависти убился бы о свою же подкову.
Дальше дорога пошла поспокойнее. Хоть и виляла, как гулящая девка, но не так интенсивно, как в начале, а будто в конце трудового дня: плавно и вальяжно. Несмотря на то, что ехали по насыпи, напряжения не чувствовалось. Возможно, виной тому щебеночные обочины шириной с полосу. А если учесть, что за обочиной перед склоном установлены стальные отбойники, и вовсе камень с души. Хотя, если хорошенько разогнаться, и бордюр не спасет, но все-таки, все-таки...
Автобус ехал с крейсерской скоростью.. запорожца. Видимо, в свете последних событий водитель решил судьбу на прочность не испытывать. Впрочем, если судить по лицам пассажиров, на тот свет никто особо и не торопился. Если кто и страдал подростковым синдромом бессмертности, то за неполный час исцелился, как бабка отшептала. Через десять минут из-за поворота показалась площадь с параллелепипедом аэровокзала посередине. Фасад отделан зеркальными панелями. Чуть вздрагивая на стыках, по нему несутся на голубом фоне легкие клочья облаков. Они движутся чуть наискось, пересекая фасад по диагонали, с разбега ныряют в тень на отмостке.
Подъехали к центральному входу. По бокам две скорые и группа санитаров. Неужели они ожидали, что рассыплемся по дороге? –подумала Лариса. –Фиг вам! Не дождетесь. Автобус остановился, на нижнем ярусе загрюкало, заскрипело, вскоре из-за переднего бампера показались санитары. Одна пара, вторая… И у всех носилки с лежачими пассажирами. Через пятнадцать минут топот и скрип внизу стих, зато вокруг автобуса вырос минилазарет на открытом воздухе. По капельнице бы каждому да медсестру с ведерной клизмой. Пассажиры уже начали волноваться, со всех сторон Вавилонский гомон нарастал по экспоненте. Похоже никому не хотелось задерживаться в таком хоть и гостеприимном, но вместе с тем и непредсказуемым местом. Тут по ступенькам зацокало, показалась жгучая Кармен в синем чепчике с красным крестом:
-Организованно, не толпясь, начинаем по одному спускаться, -сообщила она командирским голосом. –Посадка через час, так что зарегистрироваться все успеем.
-Это с такими-то шустриками? -дед обвел задумчивым взглядом охающих да ахающих пассажиров. –В то время, как здоровым дают два часа?
-Я думаю, им виднее, -Лариса пожала плечами. –Просто так говорить не будут. К тому же, сами знаете, что два часа –с большим запасом.
Но судя по ломанувшимся в проход болезным, Ларисин оптимизм мало кто разделял. Ну, разве что дед. Да и то вынужденно: без палки и Ларисиной поддержки передвигаться мог только ползком. В теории и на одной ноге скакать можно, но он уже не тот юный кузнечик, что пробегал десяток километров в полной боевой выкладке в бронежилете третьего класса, да еще по гористой местности. Теперь и на банный полог с опаской посматривал, сразу пути отхода намечал.
 В результате этих, а также прочих неназванных обстоятельств, они с Ларисой оказались в арьегарде. Впрочем, это не сильно сказалось на общей скорости передвижения их контуженного отряда. Пока лежачих перекладывали на специальные каталки, ходячие толпились рядом, нетерпеливо посматривали в сторону главного входа. Тут же парковались такси, из них выходили люди, неспешно вытаскивали из багажников сумки. Так же безо всякой суеты вытягивали длинные ручки, отправлялись в здание. Некоторые не спешили, садились на скамейки. Кто-то курил, кто-то жевал шоколадный батончик. На лицах написана сосредоточенная задумчивость, отрешенность, словно они уже не здесь, а за тридевять земель в прекрасном далеко, а пред нами лишь бледные тени банального сегодня. Как будто они и существуют сейчас лишь для того, чтобы жить завтра. На их веселую кампанию посматривали по большей части равнодушно и лишь некоторые с малой толикой ленивого любопытства. Словно стоило им отвернуться, и все шестьдесят человек растворятся, как мираж, как марево над раскаленной дорогой. Примерно так же ощущаем себя, когда в новостях показывают очередную аварию, катастрофу, унесшую сотни жизней, или гражданскую войну где-нибудь в Сомали. Что мы чувствуем, попивая кофе с печеньем? Легкую мимолетную печаль? Сожаление? Если и так, то это проходит, стоит лишь отвлечься на то, что собака столкнула горшок с цветами или муж пришел домой с подозрительным запахом духов. Хотя совсем недавно по меркам истории (лет двадцать назад) все воспринималось намного острее. Почему? То ли из-за нескончаемого потока негативных новостей мы попросту отупели, пресытились, то ли просто очерствели.
Лариса оглядывалась, думая, как бы пристроить деда на одну из каталок. Она пару раз окликнула санитаров, но те пробегали мимо, целеустремленные, как муравьи. Может, в самом деле не понимали по-английски, а может, просто прикидывались. Сзади заскрипело, словно кто-то катил такую же каталку, раздался знакомый голос:
-Позвольте вам помочь?
Внутри екнуло. Лариса оглянулась, глаза расширились в радостном удивлении.
-Борис? –все еще не веря, спросила она.
Он стоял перед ней в защитной униформе спецназовца, держал кресло-каталку. Глаза смеялись, губы сами собой поползли вверх.
-А то кто ж еще? –солидно прогудел он. –Русский солдат в воде не горит и в огне не тонет. –Лариса с дедом синхронно вскинули брови. Только у девушки соболиные, а деда седые и мохнатые, как у филина. Борис скривился в некотором смущении. –Гм.
Но Лариса опустила детали. Со счастливым визгом прыгнув к нему, она повисла на шее Бориса, как обезьянка на пальме. Девушка целовала его в лоб, щеки, глаза, губы, верещала:
-Борис, о Господи! Живой! Я же думала, утонул, а ты здесь. –она отстранилась, спросила с жадным недоумением. –Но как? Я же видела, как тебя накрыло волной с девятиэтажку, а то и выше.
-У страха глаза велики, -ответил он с пренебрежительной ухмылкой. –Всего лишь этажей на семь потянет: по словам очевидцев.
Где-то в другом мире деликатно кашлянуло. Лариса нехотя опустила ноги. Как оказалось, она уцепилась не только за шею, но и забралась на него, словно хотела залезть за пазуху и там свернуться в клубочек. Дед смотрел на них со снисходительной улыбкой. Он балансировал на здоровой ноге, чуть опираясь на сломанную. Лариса спохватилась, метнулась к нему, виновато улыбаясь:
-Ох, простите! –она помогла деду сесть в коляску, кивнула на Бориса. – Знакомьтесь. Это мой друг и товарищ по несчастью Борис Игоревич Мещорский. А это.., -Лариса запнулась, щеки заалели, она посмотрела на деда, сказала с раскаянием. –Ох, как же… Мы с вами так и не представились друг другу…
-Ничего страшного, -дед похлопал ее по руке. –Это наша национальная традиция. Я бывало узнавал имя девушки лишь на следующее утро после тесного знакомства в постели.
Борис нахмурился.
-Ух, ты! –Лариса погрозила деду пальчиком. –А вы шалун. –она протянула ему ладошку. –Карманова Лариса Анатольевна.
Они обменялись рукопожатиями, глаза деда на миг блеснули острым, он задержал ее ладонь в руке на пару секунд дольше обычного. Похоже, хотел что-то спросить, но не стал.
-Добронравов Мстислав Семенович. –дед кивнул, делая вид, что снимает шляпу. –Занимаюсь автомобильными перевозками по всей России. А вы?
Борис с Ларисой катили коляску вслед за их группой. Первые уже втянулись в темный проем откатной двери, медсестра нетерпеливо посматривала на отставших, но пока помалкивала.
-Домохозяйка, двое детей, муж. –предупреждая следующий вопрос, пояснила. –Дети в Сочи у бабушки, а муж полетел то ли в Марокко, то ли в Тунис. –в голосе проскользнули нотки раздражения, брови сошлись на переносице. –Ему видите ли надоели европы сраныя.
-Что вот прямо так и сказал? -ухмыльнулся Борис, переглянувшись с дедом.
-Слово в слово.
Дед посмотрел на Ларису, перевел взгляд на Бориса.
-А я думал, что…
На щеках Ларисы проступил румянец, она отвела взгляд, заверила торопливо:
-Нет, нет, что вы… Мы просто оказались соседями в самолете, а потом поселились неподалеку.
-А потом эта волна.., -Борис помрачнел.
 Лариса подхватила его под руку, прижалась щекой к плечу. Такому надежному, широкому, пахнущему настоящим мужским потом, а не слабым заменителем, коим является одеколон или, стыд какой, духи. Конечно, же с добавкой «мужские». Дед покосился через плечо, но ничего не сказал. Курортные романы –одни из самых сладких и непродолжительных. Они кружат голову, словно сирень весной, наполняют душу сладким щемом, предчувствием чего-то небывалого и волшебного. Однако, редко, когда перерастают во что-то серьезное. Что, впрочем, неудивительно: любовь любовью, а жизня жизнью.
Мы были метрах в тридцати от входа, когда раздвигающиеся двери сомкнулись за последней каталкой. Медсестра уже вся истопталась. Плясовая по ходу герла. Хотя если учесть злобно прищуренные глазки и не менее плотно сомкнутые тонкие, как червяки, губы, не до танцев ей сейчас, не до танцев. Когда они подъехали, медсестра не удержалась, прошипела:
-Спасибо. Дальше мы сами. –она взялась за спинку кресла.
Борис нахмурился, отстранил ее руку.
-Позвольте я все-таки довезу их до регистрации. У вас и без того дел невпроворот: нужно проконтролировать здесь и там, чтобы особо шустрые пациенты не разбежались, как овцы по углам.
-Ну, хорошо. -медсестра нехотя кивнула, но потом напомнила. –Но не забудьте, что через час у нас рейс на Берлин. Там так же потребуется ваша помощь. С коляской.
Борис шутливо козырнул, протолкнул представительницу малой механизации через отпрыгнувшие двери. Лариса нагнулась к нему, косясь назад веселым взглядом, шепнула на ухо:
-Мне показалось или она к тебе неравнодушна?
Борис вздрогнул, отшатнулся.
-Чур меня!
-Ты чего? –Лариса вскинула брови. Красивая женщина.
-Что есть, то есть, -согласился Борис. –Но стерва та еще.
-Так красивые все стервы. –резюмировала Лариса. –Правда, Мстислав Семенович?
-А то как же, -подтвердил дед важно. –Особенно, если неудовлетворенные. –Лариса засмеялась, вскидывая голову, отчего длинная созданная для поцелуев шея открылась во всей красе. –Они ж, как кошки переменчивы. Разозлишь –шипят, а приласкаешь –муркают.
Лариса посмотрела на своего спутника, сказала с намеком:
-Да, мы такие. Стервозность –это лишь маска. Защитная маска под которой прячется самый обычный пушистый зайчик от жестокости внешнего мира. Но стоит лишь протянуть руку, согреть озябшее сердце, и о чудо! На месте чертополоха расцветет прекрасная благоухающая роза.
Глава 12.
На стойке регистрации процесс меж тем шел полным ходом. Каталки прогоняли через напольные весы, администраторши в красной униформе что-то отстукивали, затем распечатывали билеты. Тем, кто в состоянии, отдавали билеты из рук в руки, ну, а кто под капельницей или в бессознанке, прикрепляли билеты к каталке, как к багажу в обычном рейсе.
-Хорошо хоть бирку на палец не вешают, -проворчал дед.
Перед ними толпилось еще человек двадцать. Народ самый разнообразный и разнокалиберный из нескольких стран и множества городов. Однако, как Лариса догадалась по обрывкам разговора стюарда и стюардессы, почти все из стран бывшего СССР, а также непосредственно к нему примыкавших. И лишь малая толика приехала из Европы. Впрочем, ничего удивительного. Наверняка, администраторы подобрали пассажиров по территориальной близости. Во всяком случае она бы сделала именно так. Лариса вздохнула, покосилась на Бориса. Она не хотела начинать этот разговор, но лучше сейчас расставить точки над «и», чем мучится тягостной неопределенностью.
-А как ты оказался средь волонтеров? –начала она издалека.
Борис стиснул зубы, после долгой паузы нехотя ответил:
-Волна смыла меня.. вместе со всеми в открытое море. Пока несло, пару раз обо что-то шандарахнуло. -он показал лейкопластырь на предплечье и затылке. –Поэтому, когда меня вытащили, я был в отключке, раздутый от воды, как грелка. Но откачали.
-А остальных? –робко спросила Лариса.
Борис помолчал, ответил с тяжелым вздохом:
-Только двоих.  Больше никого не нашли. И то один умер, не приходя в сознание. –предупреждая вопрос Ларисы, пояснил. –На катере спасателей оказался некомплект –двое моряков запутались в браконьерских сетях, когда затаскивали на корабль. А тут волна… Смыла парней за борт, и больше их не видели. А у меня особых повреждений не оказалось, так что вызвался помочь, а теперь вот… -он развел руками.
-Но когда ты собираешься домой? –настойчиво спросила Лариса. –У тебя же, наверное, есть семья, дети.
Борис помолчал, пропуская мимо проталкивающуюся стюардессу. Проводив ее прямую спину тоскующим взглядом, качнул головой:
-С женой в разводе, детей нет. Из родителей один отец, но тот поймет, надеюсь…
Лариса отвела взгляд, печально вздохнув, согласилась:
-Да, наверное… Если отец…
Борис, словно не чувствовал возникшей неловкости, а может быть, потому, что слишком хорошо ощутил, заявил бравурно-приподнятым голосом:
-Знаешь у меня какой батя? Все войны, какие только были после ВОВ, прошел, БАМ строил, Днепрогрэс. Исколесил матушку Россию вдоль и поперек, -Борис горделиво выпятил грудь, -уж если на льдине по Северному торговому пути к финам приплыл, то мои идеи вряд ли покажутся ему чем-то из ряда вон выходящими. Наоборот, как бы не разочаровался.
Лариса вскинула голову, с грустью смотрела Борису в лицо, стараясь поймать его взгляд, но тот ускользал… Словно боялся увидеть то, что может изменить его решение. Лариса печально улыбнулась, заметила:
-Похоже, ты его очень любишь.
-И не только, -подтвердил Борис. –Горжусь и уважаю.
Лариса опустила взгляд, делая вид, что разглядывает пол, сказала тихонько:
-Да, в наше время -это редкость. –она бросила взгляд на стойку регистрации, где осталось трое, вздохнула. –Ну, что ж… Наша очередь подходит. Давай прощаться.
Борис, который, по всей видимости, готовился еще долго расписывать приключения отца и собственные планы по реализации Эдипова комплекса, спал с лица.
-Что, уже? –он растерянно покосился на регистраторшу. Та делала большие глаза, намекая, что давно пора: немцы ждут. –Ах, да, конечно…
Он потоптался с самым мучительным видом, который деду доводилось видеть, потом чуть раздвинул руки:
-Обнимемся что ль на прощанье? –буркнул Борис.
Лариса молча подошла к нему, прижалась так крепко, что ни вздохнуть, ни выдохнуть, прошептала с тоской:
-Где ж ты был? Почему мы раньше не встретились?
И хоть вопрос этот относится к разряду риторических, но Борис все же попытался ответить на него с чисто мужской непосредственностью, вернее просипеть:
-Тык… Работал, наверное.
Лариса грустно улыбнулась, сунула ему в руку какую-то бумажку.
-Будешь в Москве, обязательно позвони: я буду рада тебя повидать.
Борис сжал в кулаке упаковку от жвачки, на котором карандашом для подводки бровей чернел телефонный номер. Он смотрел вслед Ларисе, которая прошла регистрацию вместе с Добролюбовым, поддерживая того под руку. Тягостное предчувствие сдавило внутри. Борис ясно ощутил, что больше они с ней не встретятся никогда.

Коляску пришлось отдать, поэтому в комнату проверки Лариса ковыляла вместе с дедом на парочку. Здесь стандартные процедуры: снять верхнюю одежду и обувь, вытащить все металлические предметы, телефоны. Потом нужно все богатство сложить в отдельные ящики и на транспортерные ленты. В общем ничего необычного за исключением того, что почти половина народа на каталках. Да еще минус в том, что каталки через металлоискатели не проходят, как ни крути. Так что пришлось лежачих перегружать вручную, что вызвало нарастающий нервоз, как средь персонала аэропорта, так и у медсопровождения. А если учесть, что осматривать и ощупывать на предмет опасных вещей обязали девиц не более двадцати, да еще довольно таки симпатичных, то дело – труба. В возрасте или нет, ходячие или не совсем, мужики враз стали беспомощнее младенцев. Зато после ручной обработки выходили разрумянившиеся, словно из парной. Даже Добролюбов приободрился, смотрел петушком. Явно успел кого-то пощупать на предмет яйценоскости.
Несмотря на помощь из соседних отделов, пока осмотрели, пока одели, самолет пришлось задержать. Хорошо хоть, что прислали его по линии Российского МЧС. Для вызволения сограждан, ну и соседям заодно помочь.
На летное поле вышли с первого этажа, однако, автобусов не наблюдалось. Сперва Лариса не обратила внимания, куда это увозят лежачих, потом дошло: в трюм грузового самолета. Огромный, как ангар, тот подкатил кормой и остановился с ювелирной точностью в пятнадцати метрах от выхода с аэровокзала. Ровно настолько, сколько нужно, чтобы все поместились с разгонным запасом в пару метров.
Так как самолет лестницами не оборудован, погрузились довольно споро: не прошло и десяти минут, как все осматривались внутри. Лариса предполагала, что увидит что-то наподобие автобуса: койки для лежачих и кресла для остальных, но все ее радужные мечты разбились о суровую действительность. Спарта тихо плачет у стеночки, взывая хоть к какому-либо комфорту. Как оказалось, совершенно напрасно.
Каталки подогнали к стенам, у которых из пола торчали кольца, санитары пристегнули нержавеющие ножки обычными полицейскими наручниками. Лариса оглянулась по сторонам, всмотрелась в полутьму салона, но никаких намеков на кресла, стулья или хотя бы скамейки. Сбоку толкнуло, девушка оглянулась. Это дед показывал на прикрепленную к потолку трубу. Лариса с недоумением посмотрела на деда, на трубу, опять на деда.
-И что?
-Держись, красавица, за поручень. Во избежание, так сказать.
-Чего?
-Падения, знамо дело. –дед почесал в затылке, добавил  раздумчиво. –Как минимум.
-А что еще может быть? –с сарказмом поинтересовалась Лариса. –Это хоть и воздушный океан, но вряд ли утонем.
-Оно то, конечно, так, -согласился Добролюбов, -но только здесь хоть и ямы, но воздушные. Так что простым ушибом можешь и не отделаться.
-Замечательно, -еще ядовитее согласилась Лариса. –Двенадцать часов висеть на поручне… Что может быть лучше?
-За неимением и рак –рыба, -отметил дед философски. –Да и не двенадцать, а всего четыре.
-Почему? –Лариса встрепенулась. –Обычно же одна –две пересадки.
-Ну… -дед пожал плечами. –Ситуация у нас не совсем стандартная, вот и самолет соответствующий подобрали. Или ты, дорогуша, решила, что мы каждого к порогу под белы рученьки?
-А что, разве не так? –Лариса похлопала ресницами, изображая наивную дурочку.
Дед оперся о каталку, на которой постанывал толстенный немец с перебинтованной головой. Он что-то бормотал по-своему, по дойчляндски, с ужасом косясь по сторонам налитым кровью глазом.
-Мы хоть и самая добрая и всем прощающая нация в мире, но не настолько. –отрезал дед. –Пусть радуются, что доставим на большую землю. Главное –живыми, а что малость потрепанными –это дело житейское. Шкурка хоть и потрепана, но цела, а это для них главное.
-Еще не вечер, -с жутким акцентом сообщил немец и закрыл глаза.
 Похоже, по своей протестантской сущности он не мог смотреть, как перевозят людей. Настоящих людей. А ведь только себя они и причисляют к оным. Пусть бы сами русские в своих скотовозках летали, но как посмели их –венцов творения поместить в столь жуткие условия!? Нонсенс. Грубейшее нарушение прав. Но вот протестовать почему-то никто не посмел. Хотя недовольные морды Лариса не заметить просто не могла. Видимо, все же решили сделать скидку на русскость. А, может, им просто кортело убраться поскорее и подальше, абы еще какая-нить гнусность ни приключилась.
Под потолком прохрипело, словно кого-то только начали душить, прокашлялось. Тишина, а затем раздался полный оптимизма рев:
-Дамы и господа, ляди и их поклонники, приветствую вас на борту своего малыша. Звать его Антошкой. Я его очень люблю и потому прошу не обижать. Ну, а кто не внемлит, и начнет гадить окрест себя, отправлю в свободный полет. –все замерли, уставились в темноту с тревогой и непониманием. Динамик хмыкнул. - Да ладно, пока действует презлупенция невинности, не будем о грустном. Рад, что летели не напрасно, хотя в последнем случае могли бы и топливо сэкономить. –он хохотнул. –Но народец оказался живучим. Глядя на высоту волны, не думал, что кто-то выплывет, однако, поди ж ты…
-Демократ, -саркастически одобрил дед, -рыночник.
Щелкнуло, потом вновь взвизгнуло, раздался уже другой голос, не менее веселый:
-Говорит зампом по тылу. В общем второй, мля, пилот. Пока командир с бодуна морщит лоб, пытаясь понять, шо это за хрень многокнопочная перед ним, объясню вам правила перелета. –он сделал паузу и сообщил значительно. –Как видите или слышите, я не сказал «безопасного» потому, что не хочу врать. Ик! –ой, простите. Что-то меня подташнивает после шести литров пива. Но иначе никак. Надо же было снять похмелье после двухнедельного запоя. Однак, ик, и здесь вины моей нет. Капитан сказал: «Ты будешь пить!? Будешь!?» -ну, а слово начальника –закон для подчиненного. Не мог же я его бросить в трудную минуту борьбы с двумя дюжинами зеленого змия в облике контрабандного армянского пойла, ик, именуемого с гнусной прямотой «Ара рад». Поэтому я бодро отсалютовал: «Рад стараться, товарищ полковник!» -после чего мы пропали для общества на две недели. Но вы можете не переживать: это было вчера, а сегодня мы трезвы, как матовое стекло туалетной кабинки.
-О майн год, -простонал немец на ломаном русском, отыскивая беспомощным взглядом двери. Но единственным выходом был тот, через который они сюда попали. И он задраен. Наверное, где-то есть еще и аварийные, но завалены ящиками. –За что мне это?   
-Наверное, ваш дед воевал во время Второй мировой? –предположил Добролюбов.
Немец дернулся, сделал попытку приподняться.
-Да. Но при чем здесь?
-Карма, дорогой мой, -любезно объяснил Добролюбов. –Вселенная –странная штука. Ты думаешь, что все прошло, все забылось, а для нее все произошло только вчера, а то и сегодня.
…-Безопасным полет не назову еще и потому, как в наше время и от мороженного можно скопытиться. Но пугать не хочу и не буду: железо хоть и старое, но надежное. Как тайота. Гремит, скрепит, но едет. Домчим с ветерком. Даже на одном моторе. Теперь отдельно о ремнях безопасности. Для тех, кто их еще не нашел, спешу сообщить радостную весть: их нету. Поэтому, дорогие дамы и господа, а также прочие иностранные граждане, рекомендую держаться за все, что только отыщете. Ногами, руками, а также зубами, у кого такая возможность имеется. При подъеме бывает некоторая тряска, но она должна пройти, как только выйдем на режим горизонтального полета. –к его голосу начал примешиваться хрип или храп. Сразу и не разберешь. -За сим прощаюсь. Капитан обблевался на панель управления и пузыри пускает. Придется брать бразды правления в свои трясущиеся после перепоя руки. –в его голосе появилась торжественность. –Так помолимся же, друзья, ибо…
Связь захрипела и оборвалась. Даже при двух из пяти плафонов Лариса отчетливо разглядела белые лица будущих воздухоплавателей. Синие от ушибов морды посерели, превратившись в некое подобие трупов, над которыми старательно поработали вездесущие кровососы.
За бортом загудело, слабенько взвыло. Пол под ногами дернулся, начал мелко подрагивать.
-Выезжает на взлетную, -сделал умозаключение Добролюбов.
-А? –переспросила Лариса, приложив ладонь к уху. –Ничего не слышу.
-Взлетаем, говорю! –прокричал дед, напрягая связки, и для понятности мотнул головой вверх.
Лариса закивала, ухватилась одной рукой за коляску с немцем, а второй за поручень. Снаружи натужно взревело, пол дернулся так, что по всему салону звон –это каталки попытались остаться на родной земле, но силовые службы, то бишь их неотъемлемый инвентарь –наручники направили смутьянов к светлому будущему зарождающегося капитализма.
-О майн гот, -прошептал немец, вцепившись в каталку, как в родную, -мы умрем!?
-Конечно, дорогой, -приободрил его Добролюбов, -все умрем. Когда-нибудь. Кто раньше, кто позже, но будем там все.
После столь обнадеживающих перспектив беднягу затрясло, как в конвульсиях. Но так, как он крепко-накрепко вцепился в нержавеющие поручни каталки, то и она запрыгала вместе с ним.
-Успокойтесь, -попыталась уговорить буяна Лариса, но куда там. –Это просто шутка,- Лариса бросила укоризненный взгляд на Добролюбова, -специфический русский юмор.
-Черный, -подсказал дед любезно.
-Да, да, -Лариса закивала. –Очень черный юмор. На самом деле риск разбиться в самолете, гораздо меньше, чем на поезде или в автомобиле. Даже пешком сейчас ходить небезопасно. Особенно в ваших странах: то и дело исламисты норовят в толпу въехать или ножами пошпынять.
Немец открыл один глаз, шевельнул обескровленными губами:
-Эта статистика для нас. А вы русские никакой логике, а тем более статистике не подвластны. Вы непредсказуемы, что смертельно опасно в нашем мире. Вы создали двигатели, которые выводят корабли в космос, но не можете собрать движок с автоматической коробкой на обычный автомобиль. Именно из-за этого вас и не любят. Потому, что не понимают, а значит, боятся.
Лариса открыла рот, чтобы возразить, но увидев прищуренные глаза Добролюбова, решила этого не делать. Что толку переубеждать, если у человека мнение уже сложилось. Да и что она скажет? Чем аргументирует? Тем, что мы самый добрый и толерантный народ? Что многонациональны? Тем, что у нас никогда не сжигали ведьм? Тем, что у нас не было рабства? Бесполезно. В нас в первую очередь видят великана. А добрый он или злой - не так уж и важно. Всяк того, кто больше его, относит к опасностям. Идут двое мужиков навстречу. Так каждый прикидывает ширину плеч и рост возможного супротивника. Если в свою пользу, то испытывает некоторое удовлетворение. Если нет, то инстинктивно ищет способ, как его забодать. Представляет, как вывернется, придумает чего-нибудь, а то и вовсе скажет: «Ну и что? Сейчас другие критерии: главное –мозг». Мол, даже самый здоровый не сильнее погрузчика или подъемного крана. А придумали их явно не интеллектуалы с железными мышцами.
Так что, куда ни кинь, а жопа сзади. От инстинктов не уйдешь, пока живем в этом теле. В первую очередь все и вся анализируется на предмет опасности. Пусть потенциальной или, как сейчас модно говорить, возможной. Потому, что любой, вне зависимости от веры и национальности, скажет одно и то же: «Добрый карлик лучше доброго великана». Потому, что, если карлик разозлится, его можно просто отпнуть в сторон   и идти заниматься тем, чем считаешь нужным. А вот с великаном такое не пройдет. А еще наше странное пренебрежение к комфорту, которое на западе просто не могут понять и принять. Ведь, действительно: сверхзвуковое оружие создали, а АКПП до сих пор у кого-то в долгом ящике пылится…
Лариса оглянулась по сторонам. Оказывается, не только их сосед выстукивал чечетку каталкой, но и еще десятка два храбрецов. Лязг стоял такой, что в затылке ломило. Но внезапно все кончилось. Лариса сперва не поняла, в чем дело, но затем дошло: самолет оторвался от взлетной полосы. Все сжались в комок, шарили взглядами по обшивке. Наверное, трещины искали. Даже немец распахнул оба глаза, с тревогой вслушиваясь в надсадное гудение за тонкой алюминиевой стенкой. Пол чуть наклонен назад. Лариса чувствовала себя так, словно всю зиму сидела на кремовых пирожных: зад ощутимо тянуло к злополучному острову. И продолжалось это минут десять, после чего пол выровнялся и двигатели заработали как-то ровнее. По всему трюму пронесся мощный выдох облегчения. Кто-то вяленько захлопал. Лариса, хоть и не телепат, но отчетливо услышала: «Слава богу! Мы живы!!» И чего они так боятся, -подумала девушка меланхолично. -Наверняка, же так летают каждый день. Все-таки запад есть запад. Им сложно нас понять. Что есть жизнь? Всего лишь мгновение по меркам Вселенной. Так ли уж важно, какого размера это мгновение? Вряд ли… Для Вселенной важнее то, что ты успел сделать, как его истратил.
Народ постепенно расслабился, то тут, то там слышались приглушенные голоса. Однако, через полчаса лета в самолете ощутимо похолодало. Лариса передернула плечами, посмотрела на свои руки: кожа пошла пупырышками, белесые волоски встали дыбом. Лариса обхватила себя руками за плечи, мелко дрожала. Дед стоял рядом, втянув голову в плечи, мрачно зыркал по сторонам из-под кустистых бровей. Лариса оглянулась на звон и цокот. Половина народа, включая сопровождающий персонал, выступали в ансамбле с зубодробильным инструментом. Малость похоже на ложечников, но есть своя специфика.
Над головой взвизгнуло, засипело, раздался хриплый голос:
-Говорит капитан… Ээ… -он словно пытался вспомнить, чего он капитан. –Ах да... Полет проходит нормально на высоте девять тысяч метров с копейками. Температура за бортом –минус сорок градусов по цельсию. Малооблачно, ветер попутный –девять метров в секунду. По прогнозам, если ничего не случится, прибудем раньше графика минут на десять. Судя по звукам, доносящимся из салона, о погодных условиях народ догадывался…
-Печку включи, русишь швайн! –крикнул кто-то из лежачих. –Мы криоген не заказывали!
…-Настоятельно не рекомендую касаться руками, а тем паче языком наружной обшивки. Если кто в детстве лизал таким макаром качели, поймет. Ну, а тем, чье детство прошло средь ноутбуков и смартфонов, предлагаю поверить на слово. В противном случае придется лететь в весьма интересном положении весь оставшийся путь, так как бойлер сломался, да еще забыли воды к тому же набрать. Остается, конечно, вариант с биокранчиком, но это уж на ваше усмотрение, ха-ха. –щелкнуло, связь оборвалась.
Пассажиры оглядывались друг на друга. Те, кто около стен, опасливо отодвигались. Пусть на полшага, но все же. Через минуту снова щелкнуло, уже другой голос молвил:
-Дамы и господа, в целях соблюдения оптимально-минимального комплекта общечеловеческих ценностей, вам раздадут одеяла и валенки, благо везем попутно в Сибирь. Помните нашу доброту и приверженность гуманисти.. гедони.., ага, гедонистическим принципам. Для тех, кто не знает, как ими пользоваться, нашим дружным коллективом разработана подробная инструкция.
Не прошло и минуты, как в сопровождении санитаров из кабины показался второй пилот. В одной руке монтировка, в другой –топорик. Они подошли к одному из ящиков, потоптались. Пилот махнул рукой, Лариса услышала что-то вроде: «А ну их этих пломберов на хер!» -после чего в два движения выломал стенку. На пол посыпались с мягким тумканьем вставленные один в другой коричневые валенки на резиновой подошве.
-Налетай, народ. С пылу с жару. Кто не хочет пятки отморозить, рекомендую. Эксклюзив от мадэн ее Раши –на него смотрели с некоторым непониманием. –А! –догадался пилот. –Инструкция? Вот она родимая. –он вытащил из кармана смятую бумажку, разгладив на том же ящике, пришпилил ее здоровенным охотничьим ножом к уцелевшей стенке. –Пользуйтесь, пока я добрый. –он оглянулся на сопящего санитара. Тот осторожно отколупывал стальную ленту, которой обмотан стоящий рядом ящик два на три и высотой метра в два. –Ну, чего ты там? Каши мало ел? А ну, подь в сторону.
Пилот взял топор поудобнее и ну махать. Через минуту на пол вывалился ворох одеял вперемешку со щепой и сломанными досками. Пилот вытер пот со лба, помахал рукой:
-Здесь, я полагаю, и без инструкций обойтись можно. С одеялами каждый знаком. У вас какой фильм ни посмотришь, так пострадавших обязательно в одеяла закутывают. Будь это на Аляске или в субтропическом Лос-Анджелесе. По привычке, видать. Только у нас закутывать некому. Самообслуживание. Разве что возлеженцам можем сделать исключение по доброте душевной.
Народ переминался в нерешительности, оглядывались друг на друга. Видать, пытались разгадать злонамеренные козни проклятых комуняк. Лариса подошла первой, губы дрогнули в улыбке. На бумажке авторучкой намалеван карикатурный человечек: треугольник, кругляшек вместо головы и две пары палочек в виде ног и рук. На валенки мастерства не хватило, поэтому под ногами просто корявая надпись «валенки» и стрелка от них в сторону ног рисованного человечка. Обувшись, она взяла еще пару, подхватила два одеяла и отнесла это все к деду.
-Благодарствую, -пробормотал Добролюбов.
Скинув пляжные тапки, он всунул посиневшие ноги в валенки, потопал.
-Ну, как? –поинтересовалась Лариса и добавила с обидой. –Мои размеров на десять больше.
-Такая же ситуация, -признался дед. Прищурившись, он гляделся по сторонам. Малознакомые с русским изобретением пассажиры обувались с неловким смехом, шуточками, разбирали одеяла –Судя по тому, что налезли всем, размер тут один: не меньше пятидесятого. Одно утешает: вальс не танцевать.
Лариса прыснула со смеха, согласилась:
-В них в самый раз по снегу да на охоту. Даже по рыхлому пройдешь, как Христос по воде.
Через десять минут валенки разобрали. Лежачих обули, укрыли одеялами. Синие лица постепенно обрели естественный цвет, то тут, то там сверкали в улыбке голливудские зубы. Однако, счастье было недолгим. Ко второму часу полета похолодало так, что даже в одеяле стало зябко. Стены побелели от инея. Немец, который возлежал от них метрах в двух, начал трястись так, словно чего-то испугался, но это вряд ли: видимых причин не было. Зубы цокали, но Лариса расслышала довольно таки отчетливое:
-Руссишь швайн!
Она поморщилась, дед усмехнулся, ничего не сказал. Прошло еще минут сорок и бедолага стал дрожать меньше. Правда, судя по его лицу, вряд ли отогрелся. Лариса не успела додумать свою мысль, как Добролюбов снял с плеч одеяло и накрыл немца. Подоткнув двойную теплоизоляцию под бока, он отошел к Ларисе.
В салоне настала тишина, если не считать мерного шума двигателей. Народ переводил взгляд с Добролюбова на немца и обратно. На лицах написано непонимание и некоторое недоумение. Молчание сменилось приглушенным шушуканьем. Лариса толкнула деда локтем:
-Вы с ума сошли!? –прошептала она, злобно щурясь. –Он нас свиньями обзывает, а вы ему нате, пожалуйста. На блюдечке с голубой коемочкой.
-Он бы не добрался до аэропорта, -ответил дед, потирая озябшие руки. –Уже засыпал от холода.
-Но он бы вам не помог! –прошипела Лариса.
-Откуда видно? –пробормотал Добролюбов.
-Да посмотрите же вокруг! –едва не вскрикнула Лариса. –На вас же пялятся, как на блаженного, или на редкое никому не известное животное в зоопарке.
Добролюбов невесело усмехнулся, покачал головой.
-Запад есть запад, восток есть восток… Но… Я не мог иначе.
-Это что? –повысила голос Лариса. –Наше славянское милосердие!? Да вы замерзнете. Еще лететь часа полтора. Вы же не морж? Даже если и так, то пневмония или бронхит вам обеспечены.
Дед пожал плечами, отвернулся, будто его крайне заинтересовали морозные узоры на обшивке. Возмущенно фыркнув, Лариса отвернулась в другую сторону.

Глава 13.
…Прошло полчаса. Лариса нет-нет, но бросала взгляды на своего незадачливого спутника. Как тот ни храбрился, но нос покраснел, руки тоже. Это первая стадия. Но когда кожа побелеет, наступит вторая. Это значит, что организм остыл так, что кровь отступила на самые важные позиции: защищать внутренние органы. Она уже хотела предложить разделить одно одеяло на двоих, как послышались шаги. Из тесно сгрудившейся толпы вышла молодая пара. Лет по двадцать, не больше. Парень сбросил с плеч одеяло. Протянув его Добролюбову, сказал на английском:
-Возьмите. Вы совсем замерзли.
-Найн, -дед отмахнулся. –Не надо.
-Возьмите, -сказал парень настойчиво и пояснил. –Нам с Хелен и одного хватит: все-таки у нас медовый месяц, так что огонь горит.
Чуть поколебавшись, дед улыбнулся, качнул головой.
-Лады, паря, -он протянул руку. –Спасибо.
-Вам спасибо, -парень козырнул.
Девушка чуть приподняла край одеяла. Парень скользнул вовнутрь, приобнял ее. И так, укутавшись, словно единое целое, они отошли к своим. Лариса смотрела на них, насупившись. Дед, заметив ее взгляд, толкнул в бок.
-Ну, и чего опять не так?
Не отрывая от группы иностранцев подозрительного взгляда, Лариса прошипела сквозь стиснутые губы:
-Ладно мы –простофили, но какая этим.. капиталистам проклятым корысть?
Дед хмыкнул, от глаз разбежались лучики морщин.
-Какие бы ни были терки у наших лидеров, но не стоит отказывать людям в простых, базовых чувствах. Всем нам: азиатам, европейцам, исламистам, китайцам -не чужда благодарность. У всех есть пословицы и поговорки наподобие нашего: «Как аукнется, так и откликнется». Так что мы не слишком уж и далеки друг от друга. Но есть одна проблема. Мы стоим в огромной комнате, заполненной сотнями, тысячами кривых зеркал. С закрытыми глазами. И еще вдобавок старательно отгораживаемся стенами национализма, шовинизма, расизма и прочих измов. А когда открываем, когда стараемся понять, мы видим не реальность, а то, что показывают кривые зеркала желтой прессы, подтасовки и откровенной лжи политиканов. Так, может, стоит сделать шаг навстречу, оставив за спиной этот кривой мир?  Или боимся узнать правду? Боимся осознать, что те, кого считали чудовищами, мерзкими насекомыми, не имеющими права на жизнь, такие же люди-человеки, как и мы? Что они так же, как и мы, испытывают боль и радость, отчаяние и любовь, что у каждого есть дети, он чей-то сын или дочь? Что все наше отличие в разных точках зрения на один предмет. И будь католик рожден в семье православного или в мире ислама, то неужто его отношение миру осталось бы прежним?
Лариса помолчала, ковыряя взглядом пол. Вздохнув, призналась:
-Простите. Я была… не права.
Дед вскинул брови да так, что те едва на затылок не уползли. Хлопнув себя по коленям, он сказал озадаченно:
-Вот так-так… Услышать такое от женщины… Это ж, как гром среди ясного неба. Сейчас или град с лошадиную голову выпадет, или фонтан нефти посреди Домодедова.
-Лучше газа… Фонтан газа. -на ломаном русском прошептал укутанный до самого носа немец. -Он сейчас в тренде.
Как словом, так и делом. Пол накренился в сторону кабины пилотов и вправо, скрипнули колесики, заклацали растянутые каталками наручники.
-Оо! –потеряв равновесие, дед ухватился за каталку. –Совсем с ума посходили! Предупреждать же надо!
Лариса придержала Добролюбова под локоть, сама едва ни сверзившись, покосилась по сторонам. Двое все-таки упали, сейчас с оханьем поднимались, опираясь на руки соседей. Остальных же хоть и качнуло, но на ногах удержались, что, правда, не помешало им покрыть трехэтажным матом все русское в общем и этот самолет, в частности. Лариса поморщилась, протянула с сарказмом:
-Какая культура, какая порядочность. Сколько слов, пафоса, а на деле –пшик. Только и можете, что перед камерами пыжиться, галстук поправлять, словно невзначай, демонстрируя наманикюренные пальчики. А чуть что, ведете себя, как портовые грузчики. Недаром говорят, что, если хочешь узнать, чем заполнен кувшин, тронь его. –Лариса скривила губы в брезгливой гримаске. -Да вот только прикасаться к такому.. не имею ни малейшего желания. –Лариса прервалась, опустив глаза. Она прижала палец к губам, словно задумалась, но через несколько секунд вскинула взгляд. –Ах, да… Хочу еще заметить, что вы, граждане, пилите сук, на котором сидите, то бишь летите.
Половина явно смутилась столь откровенной отповеди, отводили глаза, прятались за спины друг друга, но остальные зело разозлились, аж морды покраснели. Если бы не специфические отличия, ни в жизть не отличить от разругавшихся в хлам комбайнеров с подшефного хозяйства имени Ильича. В следующие пять минут Лариса услышала много новых слов по большей части романской группы. Не все из них оказались знакомы, однако, частое употребление родного до боли «фак» помогло заполнить пробелы в изучении иностранных языков.
Хлопнула дверь, из капитанской кабины выдвинулся пьяный в дупель мужик. Его раскачивало из стороны в сторону, колени подгибались. Но любая система требует статической определенности. Для этого пришлось распереться одной рукой в ящик с печатью в виде перечеркнутого фужера, а второй в дверку туалета. В нее тут же по закону бутерброда кто-то начал долбиться изнутри. Но капитан сей малозначащий факт оставил вне сферы своего высочайшего внимания. Оглядев оччень начитанными глазами смолкнувшую толпу, поинтересовался, насупив брови:
-Шо за шум, а драки нет? Не-ик!-порядок. –мужик вытер тыльной стороной руки слюнявые губы. - Я так понял, что кому-то тут что-то не нравится. Ик! На моем самолете, на моем альбатросе. Ик! Не любите вы, сволочи забугореые, ласточку мою ненаглядную. Ик! Так это можно решить легким движением руки. –он качнулся к стене и навалился на рычаг экстренного отпирания аварийного люка. В толпе заорали, к нему бросилось сразу трое, ухватили за руки. Мужик зарычал, отмахнулся, зарядив одному локтем под дых, а второму в глаз, проревел. –А ну прочь, собаки шелудивые! Я вам покажу, как хрен на Русь-матушку подымать. Я вас породил., то бишь спас, ик,  я вас и убью. –сообщил он напоследок и обмяк, свалившись неопрятной кучей жира и костей.
Спасенные оторопело смотрели на тихо похрапывающее у их ног чудо двухнедельной небритости. Один из мужиков по виду типичный бюргер крякнул, покосился на дверь кабины пилота. Пол наклонился еще круче, самолет потряхивало, переваливало с боку на бок. Дверь со скрипом приоткрылась и так же неторопливо закрылась. Однако, картину Репина «Приплыли» успели увидеть все. Рядом с креслом пилота стояло второе. Хотя «стояло» -это слишком громко сказано. Кресло переведено в положение лежа и в таком же виде, разбросав руки, храпел на нем второй пилот, запрокинув голову назад. Рот раззявлен, из уголка губ вытекала слюна. Она тянулась клейкой нитью к полу, где уже собралась приличная лужица размером с чашку.
-А кто-о упра-авляет са-а-мо-олето-ом? –по-эстонски растягивая слова, осведомился поджарый господин в солнцезащитных очках.
Все посмотрели друг на друга, начали пожимать плечами. Глаза при этом округлялись все больше и больше, рты раскрывались, но ни звука оттуда не вылетало, пока не прозвучало сакраментальное:
-По-олага-аю, что-о никто-о.
-Откуда вам известно!? –вскрикнул по поросячьи бюргер, толпа зашумела.
-Та-ак их дво-ое-е, -флегматично заметил эстонец, а может и фин. –А на автопилоте не садятся.
Шум смолк. Несколько мгновений немого молчания, затем с криками: «Ааа-аа!» -ломанулись в кабину пилота. Дверь бухнула о переборку, едва ни слетела с петель. В проеме возникла давка, затрещали ребра, кто-то жалобно вскрикнул. Человек десять протиснулись в рубку, остальные напирали сзади, кто-то поскользнулся на слюнях, смачно факнул. На второго пилота смотрели со смесью бешенства и отвращения. Хотя в паре глаз промелькнула жалость. Правда, по поводу чего, понять так уж сразу и нельзя.
Приборов столько, что не хватит пальцев на руках и ногах. Разве что задействовать всех, кто вперся сейчас в рубку. А вот кнопок горящих и тихо притаившихся –вообще не сосчитать. По сути вся кабина сверху до низу представляла собой один сплошной пульт управления. Десять взглядов обежали кабину и столь же синхронно уперлись в распростертое тело. Бюргер задал в пространство сакраментальный вопрос:
-Кто-нибудь умеет управлять.. этим?
Высокий широкоплечий, но жутко костлявый парень с лошадиным лицом ответил неуверенно:
-Я обучаюсь в летной академии на последнем курсе, -все с облегчением выдохнули, -однако, моя специализация –гражданская авиация: боинги и аэрбусы.
-Но это же самолет. Такой же самолет! –наехал на него бюргер. Он навис над студентом, как коршун над цыпленком. –В чем проблема?
-Это военный самолет. –возразил парень дрогнувшим голосом. –Русский военный самолет.
При последних словах лица вытянулись, как у стада тульских коз, даже в глазах бюргера проступило понимание. Он вздохнул, сказал с сочувствием:
-Да… На них разве что белые медведи сумеют.
-Или пингвины, -поддержал кто-то из толпы.
-Не.., -ответил голос из народа, -пингвины не сумеют. Даже королевские.
-Почему?
-Они ж из Антарктиды.
Самолет затрясло, вой двигателей становился все сильнее. Чтобы удержаться на ногах, люди хватались друг за друга, за кресла, за приборы. В глазах рябило от сотен перемигивающихся лампочек. Бюргер обвел отчаянным взглядом помещение, схватив студента за грудки, встряхнул, как тряпичную куклу:
-Но ты хоть можешь сказать, куда мы летим? –прорычал толстяк. –Хотя бы примерно.
Парень покосился на приборы, проблееял:
-Могу даже точно: вниз.
-Как это вниз? –рыкнул бюргер менее уверенно. –Они что решили разбить самолет? Вместе с нами? Может, они поэтому и упились, как свиньи, чтобы сдохнуть, ничего не чувствуя?
-Не могу знать, сэр, -ответил парень. –Но, судя по показаниям альтиметра, до земли осталось пять километров и расстояние все сокращается.
В кабине словно включили цветофильтр: все превратилось в черно-белое кино. Серые стены разнонасыщенной яркости, сонм бледнолицых в стране теней. Даже их предводитель сменил краснорожесть на нечто невзрачное и серое, будто посыпанное пеплом.
-Мы все умрем, -сообщил кто-то растерянно и столь же бесцветно, словно уже смирился с неизбежным концом. –Мы умрем сегодня, сейчас.
В ответ тишина и трагичность на лицах. Даже дыхание стало слабым, словно и мозг понимал: все, кирдык, не стоит даже трепыхаться. Однако, не все так думали. По толпе прошло какое-то странное колыхание. Главным образом ниже пояса. В обморок что-ли кто-то решил упасть, -мелькнуло в голове у Ларисы. Но, как оказалось, ее умозаключения не имели ничего общего с реальностью. Между ног пробрался на карачках мальчишка лет десяти. Поднявшись с колен, он отряхнулся, сообщил серьезно:
-Нет.
-Что «нет»? –не понял бюргер.
-Я не дам самолету разбиться, -так же серьезно пояснил парнишка.
Бюргер поморщился, погладив его по голове, сказал со смесью раздражения и безнадеги:
-Иди мальчик к маме, не мешай нам думать.
-Я умею управлять этим самолетом. –насупился мальчишка.
В толпе послышались невеселые смешки. Студент летной академии вздохнул невесело:
-Если я не смогу, то ты и подавно.
-У меня дома авиасимулятор. На той неделе я как раз летал на такой громадине, -мальчишка улыбнулся застенчиво, -люблю все большое.
В толпе мелькнуло несколько улыбок. Все в детстве любили большое и страшное, мечтая в тайне вырасти шварценейгерами да сталонне. Кто-то сказал:
-Пусть попробует: терять-то нечего.
-Может стоит попытаться разбудить? –бюргер кивнул на храпящего пилота.
-Бесполезно, -стюард махнул рукой. –Я его даже пинал –ноль эмоций.
-Хороший сон –залог здоровья, -резюмировал стюард.
Десять взглядов опустились на пускающего слюни пилота, скрестились на стюарде. И было в них что-то большее, нежели недоумение. Во всяком случае стюарда словно корова языком слизнула. Бюргер посопел, двигая жирными складками на лбу. Они у него дюже покраснели, с переходом в багровость. Видимо, сие явление означало крайнюю степень мозговой деятельности.
-До земли всего два километра, -нервно напомнил студент.
Бюргер тяжело вздохнул, махнул рукой.
-Ладно, парень, действуй. Но помни. –он вскинул палец. –На кону жизнь и твоих родителей.
Пацан посмотрел на него без улыбки, сообщил серьезно:
-Они умерли.
Два десятка глаз смотрели на мальчишку со смесью жалости и опасения. Что и не мудрено: самые отчаянные –это молодежь и старики. Первые потому, что им еще нечего терять, а вторые потому, что все важное и не очень осталось в прошлом. Как и они сами. Словно здесь только зыбкая тень, лишь отзвук былого, а настоящие они где-то там, за гранью бешено мчащегося сегодня.
Однако, вопреки предубеждению мальчишка справился на отлично. За километр от земли он выровнял полет, нахлобучил наушники.
-Сядь во второе кресло, -малец посмотрел на бюргера, кивнул на храпящего пилота. –Мне понадобится помощь.
В наушниках пищало, стоял треск помех, затем раздался торопливый взволнованный голос:
-Борт триста пятьдесят один, борт триста пятьдесят один. Как слышите? Говорит диспетчер номер два аэропорта Домодедова. Прием?
Пацан щелкнул тумблером на наушниках, шепнул:
-Скажи им, что выделили линию.
Немец пожал плечами, сделал большие глаза, но повиновался. Все-таки подчинение старшему у них в крови. А в данный момент старшим оказался тот, кто лучше разбирается в ситуации.
-Ээ, товарищ… Нам срочно нужна полоса для посадки, -сообщил бюргер на ломаном русском. –У нас аварийная ситуация.
Несколько мгновений затишья, затем раздался уже другой голос по-строже и мощнее: 
-Борт триста пятьдесят один, доложите обстановку. Почему так опасно снижаетесь? Кто у штурвала? Где капитан Похеров?
Немец покосился на мальчишку. Тот показал пальцами на него: мол, ты такой толстый и важный, что сойдешь за пилота. Бюргер поморщился, как от сильнейшей зубной боли, ответил с тяжелым вздохом:
-Капитан По.., гм, и его помощник не здоровы. Шибко не здоровы, -добавил немец по подсказке мальчишки. –К сожалению, они не могут управлять самолетом, поэтому пришлось нам самим…
-Ну, Похеров, ну, скотина! –рявкнуло в наушниках так, что услышали все в кабине. –Снова гад ужрался и Мирового за собой утянул. А ты сам то кто? Что-то мне твой шнапсовский акцент не по ндраву. И кто это еще за «мы»?
-Ме-ениа зовут Ганс Мюллер, -от волнения акцент стал заметен намного сильнее. –Йа помогаю одному специалисту по са-омолиотам.
-Что за спец? –нетерпеливо спросил голос. –Дай ему в ухо.
-Что-о? –немец оттянул наушник, посмотрел на черную выемку в недоумении. –За-ачием?
-Да не парься: сленг это такой. Чурбанам и прочим особо забугровым недоступен. Андэстэнд? Трубку ему дай: пару слов сказать надо.
Малец, что все это время сидел в наушниках, время от времени подправляя штурвал и щелкая кнопками, помотал головой, завязал невидимый бантик на губах. Немец скривился, сообщил обреченно:
-Увы, сэр. Он немой.
-Да твою ж мать! –выругался голос. –Бухой, тупой да еще и немой. Подобралась же компашка.
-Простите, сэр, -немец насупился, -но…
-Ладно, проехали. И не в такой жо… Ох, пардону просим. Тут же одна европа, едрен ее. Культура, значица. Гей-парады и чайлдфри разгуливают не отпизжено. В общем ухи, надеюсь, у твоего спеца волосами не заросли?
Немец покосился на насупленного парнишку, ответил нерешительно:
-Нет, сэр, вроде бы нет.
-Тогда так: если посадите самолет в целости и сохранности, с меня ящик шнапса и два ящика пива. Сорт на выбор. Ну, а если нет, все равно проставляться придется. Ха-ха.
Ганс крякнул, не придав значения последней фразе, глаза мечтательно заблестели. Он погладил массивное брюхо, но тут же посмурнел. Покряхтев, немец сообщил нерешительно:
-Боюсь, сэр, мой.. напарник предпочитает сладкое.
-Баба что ль?
Самолет дернулся, перевалился с боку на бок. В наушниках вскрикнуло:
-Эй, эй, я же пошутил! Сладкое, так сладкое. Ликер, пару коробок конфет, шоколад…
Немец, что искоса следил за реакцией мальчишки, торопливо влез:
-Да, да, шоколада и побольше. Всякого, разного.
-Договорились. Слушай мою команду: даю полосу…
За стеклами кабины земля быстро приближалась, они продавились сперва через один облачный слой, затем через второй. Сперва Ларисе казалось, что они садятся на заснеженное поле. Но, когда за стеклом замелькала бело-серая вата, поняла, что это и есть облака. Наконец, блеклые клочья остались позади, справа протянулась лесополоса, слева -зеленые поля, перемежающиеся с клочками березовых рощ. А прямо –посадочная полоса. Справа и слева по асфальту тянулись желтым направляющие, а прямо по центру бликует красным пунктир самолетных катафотов.
-Опустить закрылки, -скомандовал мальчишка тонким звенящим голоском и сам же нажал какие-то кнопки. Зажужжало –самолет словно кто-то потянул за хвост –народ всей дружною толпою едва ни размазали горе-пилотов об панель управления. Но кое-как удержались. Самолет все снижался, снижался.  –Выпустить шасси, -зажужжало, на табло загорелся какой-то индикатор. Малец сдвинул брови, потянул на себя рычаг. Он весь как-то подобрался, впился взглядом в стремительно мелькающий под брюхом асфальт. Отжав кнопку, сказал в микрофон.  –Всем внимание: садимся.
В кабине затаили дыхание. Что делалось в салоне, Лариса не знала, но догадывалась. Если кто и прожил жизнь атеистом, то сейчас молился всем богам, о которых знал доподлинно или слышал хотя бы краем уха. Как бы там ни было, но испугаться толком никто не успел потому, как на счет «три» колеса коснулись земли. О чем возвестил толчок в ноги. Мягкий, словно страус садился на перепелиные яйца.
Земля мелькала за стеклом, как бешеная. Катафоты слились в одну полосу, словно звезды от эффекта Доплера. В сотне метров проносились какие-то постройки, ангары. Малец потянул на себя второй рычаг–загудело, самолет ощутимо сбросил скорость. Во всяком случае зеленые полосы по обе стороны окна распались на отдельные деревья, как будто несешься на авто. Пусть и на пределе скорости, но она становилась все меньше. И с каждым мгновением Лариса чувствовала себя лучше, спокойнее. Умом понимала, что разбиться можно на шестидесяти столь же надежно, как и на ста шестидесяти. Однако, ум умом, но чувства кричали, что становится все безопаснее и безопаснее.  Справа мелькнул и скрылся за крылом заходящий на посадку по второй полосе зеленый самолет «севеэйр», вдалеке показались ряды припаркованных собратьев.
-Снижай скорость, снижай, -вкрадчиво бормотал немец, внося свою лепту. –Вот так, молодец.
Малец если и обращал на него внимание, то не более, чем на надоедливо жужжащую муху. Он оттянул рычаг на себя до конца и в этот момент движение остановилось. Все молчали, смотрели неверяще то в окно, то на друг друга. И только, когда из салона донеслись сперва одиночные, а затем перешедшие в шквал рукоплескания, очнулись.
-Ура! –крикнула Лариса и обняла парнишку. Она поцеловала его в щеку, сказала горячо. –Ты просто молодец! Твои родители бы гордились тобой!
Его взгляд потемнел на миг, но вокруг так орали, восхищались, поздравляли и его, и себя с тем, что остались живы, что его губы сами собой поползли вверх. Немец тоже орал вместе со всеми, растеряв присущую национальности тяжеловесность. Он же и подхватил мальчонку на руки, посадил на шею. Так всей толпой, крича и улюлюкая, и вывалились в салон.  К парнишке тянулись руки, всюду счастливые лица, блестящие глаза. Словно и не было тех страшных дней, когда каждый потерял кого-то из родных и близких. Велика сила человеческая. И достаточно ему малого. Хотя остаться в живых –основной инстинкт. Так что ничего удивительного в таком всплеске энтузиазма нет.
Кто-то дернул-таки рычаг аварийного выхода. Сбоку отстрелился люк, с шипением распрямился надувной трап. Внизу уже с воем сирен подлетали машины скорой помощи и красно-белые пожарные бегемоты. Лариса заметила через то и дело исчезающие из-за спин пассажиров просветы около трех красных и две желтые машины.
Люди прыгали, подбадриваемые голосами снизу, женщины вскрикивали, как на аттракционах, но тоже соскакивали довольно смело. Впрочем, и пищали то они скорее для порядку, надо же свою женскость подчеркивать. Инстинкты есть инстинкты. Рулят даже в такой ситуации. Особенно в такой.
Лариса с дедом спускались в числе последних. Когда съехали, ее за руку поймал мужчина в форме майора МЧС. Он помог подняться, спросил скупо:
-Где капитан? 
Лариса поправила растрепавшиеся волосы, сдула в сторону непослушную прядь. Оглянувшись на темные зев аварийного выхода, ответила в некотором затруднении:
-Не знаю… Бдит, наверное. Он же капитан. Вот и покидает корабль последним.      
Офицер с майорскими погонами поморщился, рыкнул с отвращением:
-Что за народ. Спелись, и суток не прошло. Покрываете, как лучшего собутыльника. Как еще самолет в таком состоянии ни расхренакали к чертям собачьим, -майор с неодобрением покачал головой, оглянулся на топтавшегося неподалеку солдата. Судя по вакууму во взоре и опущенным плечам, служба того не особо прельщала. –Эй, Петренко, хорош ночевать!
Тот вздрогнул, вытянулся по стойке «смирно». Он таращил красные, как у кролика, глаза прямо перед собой. Во всей морде лица неистовое стремление тащить и не пущать. Не важно чего. Лишь бы был приказ даден. Похоже, действительно, спал сердешный. Как конь, стоя. Умаялся.
-Да, товарищ командир! Есть, товарищ командир! Что прикажете, товарищ командир!?
Лицо майора смягчилось, рычащие нотки хоть и не ушли, но малость сгладились.
-Молодец, Петренко. Умеешь порадовать. Убери сперва батут и трап подгони. –солдат ринулся к надувным сходням, начал трясти, эмитируя бурную деятельность. Заметив усмешку Ларисы, полковник дернул щекой. –И кликни Рататуева: пусть подсобит. –солдат заметался, словно пес за кончиком хвоста, но на половине третьего круга рванул в сторону ангара с воплем: «Валерка, Валерка! Беги сюда! Командир зовет!»   
-У вас прям, как в армии, -улыбнулась Лариса. –Командир –отец солдатам.
Майор самодовольно улыбнулся, огладил густые усы.
-Почему «как»? Это военный самолет. Поэтому и встречают вас люди не простые, -он кивнул на три скорые и две пожарки. Уже без мигалок, но из окон выглядывали что медбратья, что пожарные в униформе близкой к защитной. Он бросил взгляд на трап, где на фоне темного проема показалась тоненькая фигурка ребенка. Капитан нахмурился, бросил взгляд по сторонам, но родителей не видно. Толпа потерпевших постепенно всасывалась в двери аэропорта. –Эй, малец, а ты чего отстал? Давай щустрее, а то трап едва ни убрали.
-Я сейчас, дяденька милиционер, -заторопился мальчуган, садясь на резиновый спуск и добавил, оправдываясь, -просто, когда еще посижу за настоящим пультом управления. А то все мышкой да тачпадом. А здесь все вживую.
Он скатился, а майор подхватил его внизу, поднял в воздух обеими руками. Майор держал его худенькое тельце перед собой на вытянутых руках, в глазах разрасталось изумление.
-Так это ты управлял? –спустя секунд десять выдавил он. –Один?
Мальчишка шмыгнул носом, ответил настороженно:
-Ну, я. –и добавил на всякий случай. –Просто помогал одному дядьке. Кажется, его Гансом звать.
-Скромняга, -Лариса потрепала мальчонку по голове. –Скорее этот боров помогал. Да и то лишь сидеть в соседнем кресле да важно посапывать. Он сам самолет посадил. Я тому живой свидетель. Да и товарищ Добролюбов не даст соврать.
Дед, что переминался с ноги на ногу в паре метров, кивнул с мукой на лице:
-Как два пальца… То исть девка правду грит. Малец –вундеркиндер натуральный. Даже ни грамма нитратов. Не было б его с нами, собирали б вы сейчас наши косточки по углам да закоулочкам в радиусе пары километров.
Майор покрутил головой, протянул в изумлении, медленно опуская мальчишку на плиты:
-Ну, ты даешь стране угля, паря! Много чего бывало за почитай тридцать лет воздухоплавания, но чтоб такой шкет Руслана посадил, да еще так изящно… Никогда! У тебя батя, наверное, летчик?
Мальчишка потупился, помолчав, ответил нехотя.
-Нет. Он в шахте работал, уголь добывал. А мама людей лечила…
-Вот оно как, -хмыкнул майор и замер. –А почему ты говоришь о них в прошедшем времени?
Мальчишка не ответил. В глазах тоска. Опустив плечи, он побрел к выходу на летное поле. Майор смотрел ему вслед с сочувствием. Лариса, проходя мимо, шепнула:
-Погибли они, оба.
Майор покачал головой, догнав мальчика, придержал за плечо.
-Слушай, малец, как тебя звать-то?
-Степаном, -глядя под ноги, ответил мальчишка.
Словно не чувствуя внимания, он продолжал идти.
-Давай, Степка, я отвезу тебя. Домой. Или куда скажешь. Есть, где переночевать?
-Бабушка осталась. Во Внуково живет, -ответил тот глухо. –Но она еще не знает…
Майор тяжело вздохнул, кивнул Ларисе.
-Что ж… Кому-то придется... Поехали?
Мальчишка остановился, потом обхватил майора, прижался так, что не оторвать, заревел.
Майор стоял, не зная, что делать, затем опустил широкую ладонь на стриженный затылок, осторожно погладил.  Дед обронил, проходя с Ларисой мимо:
-Эх, паря… Вот и кончилось твое детство.

Глава 14.

В секторе приема пассажиров пусто, если не считать человек десять на скамейках. Но это так… Скорее всего транзитники. Лариса покрутила головой. Из их рейса никого. Видать, торопились домой. Еще бы: ведь, если судить по статьям из желтой прессы, вероятность встретить медведя с балалайкой на одноколесном велосипеде чрезмерно высока. И результат такой встречи совершенно непредсказуем: то ли балалайкой треснет, то ли ноги отдавит. В общим ничего хорошего не светит. Поэтому, нужно убраться из этой берложьей страны вечного холода и зла, как можно скорее.
Основная часть уже прошла, за углом в коридоре постепенно затихая, скрипели колесики каталок. Лариса вздохнула. Придерживая Добролюбова под локоть, она побрела следом. Со всех сторон зазывают воспользоваться услугами их самого качественного, безопасного и дешевого такси. Из-за переносных тумб заученным речитативом рекламируют такси «убер» и только «убер». Люди подходят, спрашивают. Кто-то отшатывается с большими глазами, узнав цены, кто-то остается. Лариса усмехнулась: монополия диктует цены. Хотя стоит в дубльгисе набрать первое попавшееся такси, доехать можно как минимум на треть дешевле.
На выходе в общий зал несколько автоматов с шоколадками, салатами, газировкой. Цены в два-три раза выше, чем в магазине, но расчет на то, что магазинов в радиусе пары километров днем с огнем не сыщешь. Даже, если до самолета часов пять ожидания, кто захочет тащиться с чемоданами или сумкой, чтобы купить бутерброд? Если и есть такие, то мало. Так что с учетом некоторого эйфорически-индифферентного состояния предполетного ожидания, даже заядлые скупердяи раскошеливаются на шоколадку или салатик. Тем более, если делать нечего, а телефон сел. Ведь с зарядкой здесь туговато. Есть одна розетка где-то на втором этаже. Но с учетом многотысячного потока, это не просто мало, а исчезающе мало.
Десятки пропускных пунктов запружены очередями. Кто-то летит налегке, ну а кто и нет. Лариса прошла мимо одного такого. Около металлоискателя гора коробок: больших и малых, вытянутых и не очень. Смуглолицый кудрявый мужик экспрессивно жестикулирует, что-то доказывает с гортанным акцентом женщине в форме лейтенанта полиции. У той на лице крупными буквами написано отвращение пополам со скукойТа взяла одну из коробок, потрясла. Мужик загорланил сильнее, замахал руками. Лейтенант в раздражении бросила ее на пол.
-Что здесь? Или открывайте показывайте, или вас сейчас арестуют. И вылетите вы не раньше, чем через три дня. –и добавила с мстительной улыбкой. –Это, если не обнаружат чего-либо, вызывающего хоть малейшее подозрение.
Мужик смотрел на нее с бессильной злобой, потом обреченно махнул рукой. Он сказал одному из сопровождающих что-то гортанно-непонятное. Тот вздохнул, начал распаковывать. Лариса дернула уголком губ. Где-то в глубине шевельнулась нехорошее чувство удовлетворения. Мол, понаехали тут. И еще свои порядки устанавливают. Нет уж, чурки чернож.., в смысле, гости дорогие. От нас –хлеб да соль, а от вас подчинение и уважение к нашим законам. Какие б ни были, но это законы. И пишутся они не потому, что делать нечего, а потому, что кто-то мнит, что тожество ислама должно прийти вот прям сегодня, прям сейчас. Терпение, терпение, дамы и господа. С учетом нынешней демографии, если не станем китайцами, то мусульманами -точно. Дагестан, Чечня и Ингушетия плодятся, как мухи. В то время, как остальная страна в глубокой демодупе.
Интересно слышать про то, что мол денег нет. Как содержать ребенка в условиях нестабильности? Но почему этот факт не останавливает мусульман? Да и у нас, чем беднее, тем детей больше. Или у наших бабушек с дедушками денег куры не клевали, когда они рожали по десять детей? Просто не было противозачаточных. Да и аборты особо не поощряли. И пусть половина умирали от болезней, войн, драк, но половина оставалась. И эта половина больше, чем один –два, которые тоже могут умереть, спиться, сколоться. Если бы мы не думали только о своем благе и удовольствии, сейчас не пришлось бы принимать столь непопулярную пенсионную реформу. Вынужденную. Но кто нас вынудил? Мы сами. Потому, что не озаботились о том, чтобы родить детей, которые бы пеклись о нас в старости. Мы танцевали и гуляли, проводили дни и ночи в кафе, тратили деньги на доступных женщин. А потом в бессильной злобой читали закон о том, что пенсии в этом году не будет. Придется поработать.
Лариса довела Добролюбова до скамейки, присела рядом.
-Вам вызвать такси? Или еще лететь?
Дед покачал головой, вытащив из кармана мобильник, сообщил с улыбкой:
-Спасибо, но сын уже едет.
Лариса вздохнула, сказала с грустью:
-Хорошо, когда есть родственники…
Дед посмотрел на нее искоса, поинтересовался невзначай:
-А у вас?
Лариса пожала плечами, ответила со смесью безразличия и обиды:
-Муж где-то во Франции. Отправился с друзьями в тур по Европе. –и добавила ядовито. -Сказал, что хочет приобщиться к цивилизации.
-Свинья, -посочувствовал Добролюбов.
-Еще какая, -с грустью согласилась Лариса.         
Они посидели еще минут десять, наблюдая суету аэропортной целеустремленности, затем Лариса поднялась. Она протянула руку, сказала со вздохом:
-Что ж… Пойду поищу билет в Питер.
-Так вы не здесь живете? –спросил Добролюбов, пожимая ее ладошку.
-Да нет, здесь, в Бутове, -пояснила Лариса. Помявшись, она добавила. –Просто дома пусто, а мне после такого будет там не по себе. –голос дрогнул, в глазах блеснула влага. -Стоит мне только остаться наедине с собой и закрыть веки, как вспыхивают сцены с тысячами утопленников. И почему-то они протягивают ко мне руки, словно я могла, но ничего не сделала.
Лариса резко отвернулась, сказала глухо:
-Желаю успехов. Прощайте, если больше не увидимся.
Дед кивнул. Не дождавшись ответа, Лариса направилась к виднеющимся у противоположной стены кассам авиакомпаний: Уральские авиалинии, Аэрофлот, севенэйр…
Добролюбов проводил ее долгим взглядом, пробормотал едва слышно:
-Как знать, как знать… Мы все –соседи на глиняном шарике по имени Земля. И, как мне кажется, шарик этот не столь уж и велик.               
В Питер в ближайшие пять часов отправлялось два рейса. Один через полчаса Аэрофлотом, а второй Уральскими через пять. На первый она понятно не успевала, так что решила бронировать с пятичасовым ожиданием. Лариса заняла очередь. Она стояла последней за семьей бурятов в количестве двух взрослых разнополых особей и трех детей: двух девочек и мальчика. А перед ними два чернющих негра. Словно только что слезли с пальм: губищи, носищи –все архитипичное для их расы, но по-русски шпарили так чисто, словно пальмы эти произрастали где-то в подмосковном заповеднике. Ну, или на худой конец -в Новосибирском зоопарке. И Лариса не сильно удивилась бы, если бы первый назвался Антоном Ивановым, а второй –Иваном Петровым. Однако, ж нет. Хоть из-за шума в аэропорту полностью не расслышала, но в целом представились чем-то вроде мабуго кабуго. В общем мамбо-юмбо интернешнл.
-Лариска? –на плечо легла тяжелая рука. –Николаева?
В груди екнуло. Лариса медленно обернулась. На нее смотрел здоровенный бородатый мужик в спортивной куртке. В одной руке вытянутый чехол, во второй –сумка с надписью: «Ребок». Его обветренное лицо на миг подернулось маревом, из которого проступило широкоскулое лицо давнего школьного приятеля.
-Петя? –с радостным изумлением спросила она. –Васечкин Петя?
Мужик с неудовольствием поморщился, но из глаз струился свет. Он ухмыльнулся, проворчал:
-Петр Алексеевич к вашим услугам. –мужик поставил сумки, распахнул руки. -Ну, стрекоза, сколько лет, сколько зим. Давай хоть обнимемся что ль.
Лариса улыбнулась, ответила с напусканной важностью:
-Тогда уж Лариса Петровна. –и добавила с нажимом. –Карманова.
-Да хоть Камзолова, -он обнял Ларису так, что затрещали ребра. –Как же я рад!
Воздух вылетел из груди с жалким всхлипом, а ее пышная грудь растеклась по ребрам двумя пакетами с молоком. Даже под мышки сдвинулась, судя по ощущениям. Лариса заколотила по широченной спине кулачками, но это все равно, что слону дробина.
-Пусти, пусти, медведь! –просипела она полузадушенно. –Ра-зда-вишьььь…
Тот чуть ослабил хватку, но по-прежнему сжимал в объятиях. Лариса чувствовала себя в кольце его рук, как журналистка в лапах Кинг-конга: столь же обрекающе, как и защищенно. Огромное, как луна, лицо нависло над ней, губы сложились в умильной улыбке:
-Утю-тю, -просюсюкал Петр. –Какая же ты стала маленькая. В школе тоже ростом особо не отличалась, но сейчас и вовсе –дюймовочка. Сколько мы не виделись? Пять, десять лет?
-Пятнадцать, -выдохнула она и добавила мстительно. –И это не я усохла, а тебя расперло, гризли пещерный. И это еще слабо сказано. Глядя на тебя, Петечка, вдруг остро осознаешь ограниченность невозобновляемых ресурсов. Так и хочется в Грин-Пис записаться волонтером. За права пингвинов бороться.
Петр чуть отстранился, поинтересовался в недоумении:
-А пингвины здесь каким боком?
-Самым прямым, -ядовито улыбнувшись, сообщила Лариса. –С твоим аппетитом и до Антарктиды доберешься.
-Хо-хо! –хохотнул здоровяк и согласился добродушно. –Покушать я люблю. Ну, да ладно. Что мы все обо мне да обо мне. Я, конечно, понимаю: меня много –есть что обсудить. Но все же как ты?
Лариса посмотрела на него с вызовом, но Петр в силу своей огромности даже не заметил этого. Он глядел сверху вниз, как на ребенка. И хотя им обоим перевалило за тридцать, Лариса почувствовала себя маленькой девочкой на коленях у отца. На глаза навернулись слезы, грудь сдавило от пережитых воспоминаний. Лариса сглотнула раз-другой, и заревела, уткнувшись в такую могучую волосатую грудь, что мыши могут играть на ней в прятки… Петр крякнул озадаченно, осторожно погладив девушку по голове, прошептал успокаивающе:
-Ну, что ты, что ты… Все будет хорошо, все образуется…
Лариса заревела пуще прежнего, выливая из себя страх и безнадегу собственного бессилия.
-Нее-ет, -всхлипнула она, -уже ничего не изменить. Ни-и-че-егоооо!
-Да что случилось -то? –недоумевал Петр. –Любимая канарейка сдохла?
Всхлипывая и заикаясь, Лариса рассказала о своей поездке. Петр сочувствующе хмыкал, покачивал головой. Так прошло полчаса. Повествование Лариса заканчивала уже шепотом. Вместе с голосом стихали и ее конвульсии. Петр успокаивающе гладил ее по голове, похлопывал по спине. Когда Лариса упомянула девятый вал, Петр передернул плечами:
-Какая гадость!
-Почему? –не поняла Лариса.
-С детства воду недолюбливаю, -чуть смущенно пояснил Петр. –С тех самых пор, когда в пятилетнем возрасте батя нас с братом плавать учил.
-Не захотел учиться? –глухо пробурчала Лариса в его мокрую от слез рубаху.
Петр усмехнулся.
-Там не спрашивали. Батя у нас здоровый, как сарай. Еще больше, чем я. Правой рукой братана поднял, левой –меня. И с берега, как кутят. Хорошо хоть, камень к шее не привязал. Мне, правда, это мало помогло: ко дну пошел резвым брасом, как томагавк Чунгачкука. А вот братан поплыл. Как щенок, но поплыл. Руками бултых, бултых. И плывет. Я это снизу видел, когда ко дну шел. Тоже пробовал, но безрезультатно. Видать, кости у меня тяжелые. Батя меня, конечно, вытащил, иначе б я здесь не сидел. Но с тех самых пор у меня на воду аллергия. Так и пошло: как лето, брат на речке пропадает, а я по холмам да скалам лазаю. Все ласточкины гнезда проверил. Ящериц каких только ни ловил. Так что надежнее гор только горы. Если знаешь и любишь горы, они ответят взаимностью. Они не предадут, не расступятся. Слушай! –Петр отстранил ее на вытянутые руки, встряхнул легонько. –А давай в Шерегеш махнем, а? Что тебе у сеструхи делать? Я ее помню по школе. Это ж самая скучная вобла из всех, кого я встречал. Очки от Тортиллы, бледные, как у пиявки губы, серые глаза, редкие брови, мышиные волосы…
-Она хороший человек. –поджала губы Лариса.
-Кто спорит? –с напором согласился Петр. –Но это не поможет тебе забыть, -Лариса нахмурилась. Петр вставил торопливо. –Извини, забыть такое невозможно. Но хотя бы отвлечься, чтобы не сойти с ума от такого стресса. –и добавил горячо. –Это не шутки, Лариса. Ты пережила, наверное, самые тяжелые мгновения в своей жизни. И след останется на всю жизнь. Однако, если замкнешься в себе, вряд ли кому-то от этого станет легче.
-Но я не умею кататься на лыжах, -слабо возразила Лариса.
-Не беда! –Петр раздулся от важности. –У меня там двое приятелей в инструкторах. Покажут, расскажут. За пару дней на ноги поставят. Конечно, олимпийское золото не возьмешь, но море впечатлений тебе гарантировано.
Лариса поколебалась, но представив их с сестрой на пару в двухкомнатной квартире в вечно дождливом городе, вздохнула.
-Ну, хорошо. Когда следующий рейс?               


В приемной главврача они расположились втроем: Карманова Л.П –жена потерпевшего, Краснопольский О. С. –капитан милиции и по совместительству старший следователь МВД по поселку Шерегеш, а также младший лейтенант Погоняйло Алексей Павлович. По совместительству стенографист, чем старший следователь бессовестно пользовался при каждом удобном случае. Ну, и секретарша главврача –Лидочка. Та еще фифа, если заглянуть в соцсети. Ну, там губки бантиком, пеньюары, оттопыренные задницы и торчащие сиськи. В общем –полный комплект. Но это там, на просторе инета. А здесь она накрутила хвост, надела очки, запаковалась в костюм –форменная бизнес-леди. Правда, когда наклонялась, чтобы достать бумаги из ящика, вся мужская половина с напряжением следила, не вывалятся ли сиськи из блузки.  И если да, то будет ли уместным поддержать их. Судя по злому лицу Ларисы, эта дилема ей вполне знакома. Но так как внимание направлено не к ней, вызывало понятное раздражение. 
-Господа, -спросила она, нетерпеливо постукивая коготками по столешнице, -мы закончили?
Капитан покосился на Погоняйло. Пальцы лейтенанта порхали по клавиатуре ноута со скоростью крыльев калибри. В некоторые моменты они просто исчезали. А текст заполнял белый фон с такой скоростью, что читать не успеваешь. Интересно, -подумал капитан, -он сам-то понимает, о чем тарабанит? Олег вспомнил предыдущие отчеты лейтенанта, ухмыльнулся. Рассчитаны на то, что деревянную шестеренку никто не заметит. Может, он и прав. И никто их не читает, требуя лишь краткого резюме. Но только не полковник. До чего ж въедливый мужик. Слов нет. Пока сам во всем ни разберется, никаких решений не принимает. Впрочем, у него на то есть все основания. Только на памяти Олега полковник нашел решающие улики в трех делах, просматривая стандартные отчеты с мест преступлений. Что в конечном итоге привело к освобождению одних и поимке совсем иных, гм, товарищей. Олег хмыкнул, вспоминая задержание замглавы Роснано. Только ради того, чтобы увидеть на его холеной морде выражение крайнего удивления и даже ошеломления, стоило получить от полковника выговор за ротозейство и разгильдяйство.
-Айн, момент, -лейтенант проделал несколько манипуляций, используя тачпад и клаву, ноут зажужжал, выплевывая из-под низа тонкие листки бумаги. –Вот. Ознакомьтесь. Если все верно, распишитесь на каждой странице внизу и сзади, и вы свободны, как ветер.
-Да неужели? –Лариса ядовито усмехнулась. –У нашей исполнительной власти в последнее время вежливость в тренде. Так что вряд ли я избавлюсь от вашего внимания, пока нахожусь здесь.
-Вы очень красивая женщина, -дипломатично отметил капитан. Хотя, может, не особо и врал: во всяком случае на лице заметно неподдельное восхищение, -поэтому вам не стоит этому удивляться.
-Значит, у нас такой сервис, да? –желчно поинтересовалась Лариса. –Вип –предложение для красивых? А для очень красивых еще и лимузин к подъезду? Это, наверное, чтобы всякие местные аборигены не приставали. И азеры. Здесь азеры есть?
-Ну, а куда ж без них? –развел руками Краснопольский. –Как лето, так голопузое воинство вываливается из темных закутков дороги ремонтировать.
-Вух, -Лариса картинно смахнула со лба воображаемый пот, -от сердца отлегло. Сейчас зима, значит, остались только аборигены. Но они в ярангах на оленях утром ранним нам не особенно страшны, не так ли, товарищ капитан?
-Вообще-то да, -с кислой улыбкой промямлил Олег. –Как-нибудь справимся.
-Вот и отлично, -Лариса взяла стопку листков, закинула ногу на ногу. –Тогда приступим.
Пока Карманова читала протокол, Олег заглянул в кабинет к главврачу.
-Михаил Георгиевич, можно?
-Минутку. –тот что-то писал на синем бланке. –Сейчас закончу.
Сидевшая рядом старушка недовольно оглянулась на капитана, смерила его с ног до головы подозрительным взглядом. Несмотря на внушительный возраст –судя по сморщенному, как моченое яблоко, лицу, бабка явно разменяла девятый десяток –взгляд, словно у бывалого чекиста. Олега аж мороз продрал: почему-то представил ее за стальным щитом пулемета «Максим». И видел он ее, как и она, сквозь перекрестье прицела.
-Ну, вот, Марья Петровна, ваш рецепт, -подышав на печать, Сафронов шмякнул ею по бумажке.  Оттиск получился сочно-небесного оттенка. Аж сразу на море восхотелось. –Прошу.
 Старушка подозрительно всмотрелась в каракули непонятных символов, нахмурилась. Пробормотав что-то, она спрятала бумажку в тетрадку, а ту в тряпошную сумку.
-Прощайте, Михаил Георгиевич.
-До свидания, Марья Петровна. –с улыбкой сказал главврач, -до следующего понедельника.
Старушка скривилась, проворчала, проходя мимо Краснопольского.
-Типун на ваш великий и могучий. Совсем лечить разучились. Никакого толку от современной молодежи. То ли дело раньше. Сталина на вас нету, живоглоты.
-Как же вы, Марья Петровна, правы, -главврач торопливо забежал поперед старушки, распахнул дверь. –Это просто невероятно! Всецело вас поддерживаю.
-Ясен перец, -буркнула та. - Попробовал бы не поддержать. Ноги б выдернули да с руками поменяли.                               
 Дверь хлопнула, отрезая кабинет главврача от приемной.  Сафронов незаметно, как он считал, выдохнул. Утерев испарину со лба, он повернулся к гостям, лучезарно улыбнулся:
-Итак, товарищ капитан, чем могу быть полезен?
Краснопольский выразительно посмотрел на кресло, главврач всплеснул дланями:
-Ах, да… Что же это я?.. Присаживайтесь. –он указал на стул сбоку от своего стола, обогнув его, расположился на своем месте, посмотрел с ожиданием на Краснопольского.
-Прежде всего, как здоровье господина Карманова?
Главрач сразу поскучнел. Взяв карандаш, он постучал им по столу, скрестил руки на груди.
-Пока не очень. В реанимации, -и добавил, предупреждая следующий вопрос. –Сильное обморожение поверхностных тканей и переохлаждение внутренних органов. Как выжил, уму не постижимо.
-С ним можно поговорить? –в лоб спросил капитан.
-Издеваетесь!? –вскинулся главврач. Он откатился от стола вместе с креслом, смотрел на Краснопольского с нескрываемым изумлением. –Он без сознания, спит. Кормим внутривенно…
Капитан поморщился, спросил нетерпеливо, понимая, что Сафронов сел на своего конька:
-Когда?
-Что «когда»? –не понял главврач. –Ааа… Когда можно будет? –он пожал плечами, поднял взгляд к потолку. –Одному богу известно. Карманов сейчас в реанимации. Туда никому нельзя. По очень простой причине: говорить не с кем.
Капитан сжал зубы, процедил:
-Когда?
-Придет в сознание, мы вам сообщим, -Сафронов поджал губы. –Минимум дня три.
Капитан чиркнул в записной книжке, вырвав листок, положил его на стол.
-Будут новости, звоните по этому номеру.
-Всенепременно, -заверил главврач с фальшивой улыбкой.
Олег кивнул, вышел из комнаты. В приемной все так же: Карманова читает протокол (судя по количеству отложенных листов, дошла до середины), Погоняйло заигрывает с секретаршей. Та раскраснелась, глазки блестят. И куда вся чопорность делась… Единственно, из коридора доносится какой-то шум, весьма напоминающий зарождение шторма. Ручка коридорной двери повернулась, между дверью и косяком образовалась сантиметровая щель. Слышимость улучшилась на порядок.
-Я только спросить, -донесся в щель напористый баритон. –Я буквально на минутку, даже меньше. Может быть, мне и не сюда. Одна нога здесь, другая там. Вы же меня знаете, баб Мань.
-То-то и оно, Славик, -визгливо донеслось в ответ. –Хорошо. И даже слишком. С младых ногтей. Еще под стол пешком ходил, а уже у детей игрушки в песочнице отбирал. А как подрос, так и вовсе… И в очереди ты никогда не стоял, всегда буром пер. Хошь за водкой, хошь в автобус, хоть куда. Так и здесь. –народ поддержал ее недовольным гулом и отдельными выкриками, в которых Олег расслышал пару «гад» и «оболтус». –Есть у тебя совесть или нет? Нам же восьмой десяток пошел, а кому и девятый. Сидеть не можем: все болит. Однако, ж сидим. А ты… Молодой, а ленивый. Стыд и срам!
-А что вам еще делать? –озлился мужик. –Вы на пенсии –торопиться некуда. –и добавил с немалой долей злорадства. –Посидите, пообщаетесь. Чтоб от скуки не скопытиться.
Дверь распахнулась. Мужик вошел и тут же захлопнул ее, отрезая возмущенные крики и гневную жестикуляцию пожилого воинства. Мужик повернулся и замер, глядя на поднявшихся навстречу капитана с Погоняйло. На его опухшей от длительных запоев роже маленькие черные глазки сверкли, как у загнанного зверька.
-Добрый день… -он сделал шаг к кабинету главврача. - Я к заведующему…
Погоняйло преградил путь, капитан нехорошо усмехнулся.
-Сперва изложите просьбу нам. Мы помощники секретаря товарища Сафронова. Он ныне человек крайне занятой, поэтому все дела проходят через нас. Отсеиваем, так сказать, зерна от плевел. У вас как с этим?
Мужик сглотнул, перевел взгляд с капитана на Погоняйло и обратно. Похоже, секретаршу он всерьез не воспринимал. Что и не удивительно: хамы уважают только силу. Он вздохнул, вытащил из пакета синюю бумажку.
-Мне рецепт нужно подписать.
-Вот как? –Краснопольский вскинул брови. –А в коридоре вы говорили, что хотите только узнать. Обманули, значит, стариков? Нехорошо.
Погоняйло сдвинул брови, качал головой неодобрительно. Мужик скривился, бочком придвинулся к кабинету, но как только лейтенант положил руку на дубинку, замер, словно бандерлог перед удавом. Капитан подошел к нему, взяв за грудки, сказал проникновенно, глядя в глаза:
-Значит, так, дорогой. Сейчас выйдешь отсюда, попросишь прощения у народа и смиренно станешь ожидать свое очереди. Если последний, значит, зайдешь последним. И чтоб  ни слова против. Они тебя скота вырастили, кров дали, воевали за тебя, скота, а ты элементарного уважения проявить к старикам не можешь. Пшел вон!
-Я больной, -просипел мужик. –Мне надо.
-Ах, больной? –ласково спросил Олег. –Больной, значит? –он повернулся к лейтенанту, поинтересовался. –Чем мы можем помочь товарищу?
Карманова, забыв про протокол, вместе с секретаршей с интересом следили за разворачивающимися событиями. Лейтенант почесал загривок, предложил в сомнении:
-Есть несколько вариантов, -Погоняйло любовно погладил дубинку. –Этот самый радикальный. Болезнь, как рукой снимет. Враз отобьет охотку по больницам шорохаться.
Мужик сглотнул, спал с лица, но похоже сдаваться не собирался.
-Не станете же при них. Вас потом разжалуют сортиры драить. А то и вовсе на нары.
Капитан отпустил мужика, расправил лацканы.
-Умный, значит? –задумчиво рассматривая его, поинтересовался Краснопольский и оглянулся на Погоняйло. –Похоже, бывалый.
Тот кивнул.
-Наш клиент.
-Что ж, -Олег достал планшет. –Для особо умных у нас есть еще одно универсальное средство. Фамилия, имя, отчество?
-Гапонов Станислав Игоревич, -автоматически продиктовал тот и покосился на планшет. –А зачем вам это?
-Сейчас оформим протокол по нарушению порядка в общественном месте, -не прекращая писать, буднично пояснил капитан,- а потом в отделение. –Доставим на казенном транспорте. Ты ж больной. Так чтоб не сильно ножки утрудить, поможем, чем сможем.
Мужик попятился к выходу, затравленно зыркая по сторонам.
-Но я ничего не нарушал.
-Как же, как же, -радостно сообщил капитан и зачитал по слогам. –Здесь сказано, что вы, товарищ Гапонов, нецензурно бранились, оскорбляли гражданку Карманову и…
-Фетисову! –быстро вставила секретарша, живо блестя голубыми глазками.
-Да, гражданку Фетисову. В то время, как они вам говорили, что нельзя писать в стенной шкаф, вы грубо покрыли их матом и …
-Сделали попытку изнасиловать! –радостно добавила гражданка Фетисова.
-Оо! –неодобрительно покачал головой капитан, снимая с пояса наручники. –Это уже серьезно. По совокупности преступлений вам светит годков двадцать строгого. Но не бойтесь, -успокоил его Олег,-  столько вам не протянуть.
Мужик вспикнул, рванул к двери так, что не всякий кролик б догнал. Миг –и его не стало, только хлопнула дверь и быстро слабеющий топот. Капитан, лейтенант и две девушки переглянулись. Олег крякнул, почесал подбородок.
-Кажись, выздоровел, -сообщил капитан глубокомысленно.
-Внушение, -поддакнул Погоняйло, -великая сила.
-Лечебная, -согласилась Лариса и прыснула, не выдержав. А за ней и остальные.
От хохота они начали сползать на пол. Смеялись минут десять, ничего не видя и не слыша. На странные звуки стали заглядывать испуганно-любопытные старушки, вышел из кабинета и встал на пороге главврач. А когда ему рассказали, Сафронов предложил на полном серьезе:
-А давайте к нам, Олег Степанович? У нас как раз терапевтов не хватает.
После этого ржали на пятнадцать минут дольше. Но потехе час, а делу время. Поэтому, едва хохот перешел в поросячье подвизгиванье вперемешку с соплями и слезами, в дверь заглянула старушка ростом с боровичка. И такая же крепенькая. Лицо породистое, но если в молодости и блистала красотой, то теперь нечто усредненное. В той же степени это характерно и для стариков. Если в юности мы буратины, которых выстругали из поленьев, то с возрастом процесс идет вспять: мы медленно превращаемся в поленья. Прекрасные в своей разности юноши и девушки преображаются в морщинистые пни без всякого полового разделения. Впрочем, удивительного в этом мало: мудрая природа дала нам срок на взросление, размножение, где красота и сила требуются для привлечения партнера и воспитания детей, а после мы медленно угасаем, уступая место подрастающему поколению. Конечно, есть множество примеров активного долголетия. Но даже те, кому в этом повезло или кто поставил себе активный образ жизни в привычку, скажут, что сейчас что… А вот видели бы меня в молодые годы. Это было ого и даже ого-го!
-Михаил Георгиевич? Можно?
-Да-да, Елизавета Кирилловна, пожалуйста, проходите, -он указал кивком на кабинет.
-Чего это Славка выскочил, как ошпаренный? За лекарствами что ли побег? –донеслось из-за приоткрытой двери.
-А то как же, -поддакнул Сафронов. –Санкции есть санкции. Хоть и взяли курс на импортозамещение, но пока то, пока се. В общем спешит успеть, пока не разобрали.
-Ой, ты батюшки, -заволновалась старушка. –Что ж ты сидишь-то, окаянный!? Давай выписывай скорее! Он то молодой ещще, шустрый, а я пока на своих культяпках докондыляю, один аспирин останется.
Сафронов что-то ответил, но что, уже не услышать: дверь окончательно захлопнулась. Лариса как раз дочитала, подмахнув последнюю подпись, протянула планшет лейтенанту. Тот следил за ней неотрывно, словно коршун за цыпленком. Кто-то мог бы со стороны подумать, что девушка тому понравилась, но лишь тот, кто не знал Погоняйло. Такого трудоголика еще поискать. К тому же неплохой физиономист. Так что пялился с единственной целью: понять, где и в какой степени преувеличила и что утаила.
-Все верно? -осведомился он, медленно закрывая планшет.
-Слово в слово, -подтвердила Лариса. –У вас прекрасная память.
Олег с Погоняйло встали, капитан протянул девушке руку.
-Что ж… Спасибо, за сотрудничество.
Лариса поколебалась, но все-таки пожала ее двумя пальцами.
-Рада знакомству.
-Будет какая-то информация, -пообещал лейтенант, -мы вам обязательно сообщим.
Капитан сделал движение к двери, Погоняйло за ним. И едва не боднул из-за остановки первого. Краснопольский поморщился, оглянулся:
-Лариса Петровна, может быть, вас подбросить? Мы как раз мимо санатория едем.
Девушка покачала головой.
-Благодарю, но мне нужно побеседовать с заведующим.
-О муже? –догадался Погоняйло.
-Естественно, -Лариса смерила его уничижительным взглядом, -лейтенант. Или вы полагали, что я, едва выйду, тут же на лыжи встану и помчу во всю прыть наперегонки с местными йети?
Краснопольский усмехнулся, пояснил, покосившись на сконфузившегося лейтенанта:
-Он в реанимации. Дня три к нему никого не пустят. Сами понимаете, мы бы хотели поговорить с товарищем Кармановым не меньше вашего. Но не судьба: он без сознания.
В глазах Ларисы заблестело. Вскинув носик, чтобы не выронить слезы, она поинтересовалась с еле сдерживаемой неприязнью:
-Что? Медаль зарабатываете?
Капитан переглянулся с Погоняйло, губы обоих изогнулись в столь гнусных ухмылках, за которые поубивала бы всех мужиков на свете. Словно знают, где испачкалась, но не говорят. Лариса покраснела, чувствуя нарастающий жар в щеках. А тут капитан решил добить.
-Ээ, гражданочка… -протянул он, словно подзабыл, как ее звать. –Мне только медальки и не хватало. Тут вы правы. На левой стене в дальнем углу как раз осталось пустое место между орденами героя России и За храбрость. Так что да: ээ, горю.

Глава 15.
…Они спускались по лестнице, когда во внутреннем кармане пиджака задергалось. Капитан извлек вибрирующий брусок, посмотрел на дисплей. Номер городской, смутно знакомый.
-Алло? –ответил Краснопольский настороженно.
-Это Денисов. Есть инфа, -донесся из динамика бодрый голос.
-Что за Денисов? –Краснопольский нахмурился. –И где ты номер раздобыл, говнюк?
Голос говорящего враз осел, он затараторил:
-Это лаборатория. Мы., я.. вскрытие сделали, образцы на исследование отдали. Петрович наказал, как результаты появятся, вам позвонить. Вот.., -он с облегчением выдохнул.
Капитан посопел, пропуская старика в клубах морозного воздуха, вышел на крыльцо. Морозец крепчал, начал пощипывать щеки. Зажав телефон меж ухом и плечом, Олег застегивал куртку.
-А чего Петрович сам не позвонил? –поинтересовался он со смесью подозрительности и обиды. -Как-никак не первый год и даже не первый десяток вместе работаем. Совсем забурел: юнцу такое дело передоверил.
В трубке сдавленно запыхтело. Похоже, парню разговоры пришлись не весьма по душе. Но он пересилил себя, сообщил сдавленно:
-Вообще-то я уже пять лет здесь работаю…
-Полы подметаешь? –с насмешкой поинтересовался Олег, забираясь в уазик.
 Погоняйло запрыгнул на переднее сиденье, вставил ключ зажигания. Стартер пару раз с натугой прокрутился, мотор затарахтел.
-Вообще-то я –доктор наук, -с обидой выдала трубка, -у меня семь научных работ и две публикации в серьезных изданиях.
-Это каких? –хмыкнул Олег, растирая руки. В машине дубак, хоть чертей морозь. До отделения пусть и не далеко, но лейтенант все равно не поедет, пока машина не прогреется. Пару раз так мотор гробили, когда на операцию спешили. Потом полгода без премии перед женой оправдывался. В третий раз желания не возникало. –Эксмо?
-Вы о них даже не слышали, -ответило в трубке с дьявольской гордостью.
Олег усмехнулся, проворчал примирительно:
-Ладно, уел. Так что там с Петровичем?
-Ну.., -в трубке запнулось, ответило осторожно. –Приболел он… Самую малость.
Олег ухмыльнулся, переглянулся со скалящимся Погоняйло.
-Ну, дает дед стране угля. Сколько здоровья надо, чтобы спиртяру литрами глыкать. Тебе, наверное, приходится чистящее средство за свой счет покупать? Когда Петрович разойдется?
-Бывает, -уклончиво ответил Денисов и перебил. –Так вам говорить или будете Петровича ждать?
-Не, -Олег помотал головой. –Это надолго. Давай-ка, брат, рассказывай, коль есть что.
В трубке откашлялось, сообщило с важностью:
-Значит, так… Не знаю, как он жил, но умер он не своей смертью.
-В смысле? –Олег вскинул брови. Погоняйло посмотрел на него вопросительно, убрал руку с рукоятки передач, но Олег мотнул головой. Поезжай, мол. –Хочешь сказать, что этот турист убил опытного спасателя? Этот офисный планктон? Да он курицу в лицо, то бишь клюв не узнает. Он же так привык видеть ее ощипанной и без головы, что, наверное, думает, что та растет, как яблоко на дереве. А потом ее срывают и в холодильник по инету.
В трубке хмыкнуло, сообщило с нотками издевки:
-Убили его или нет –это не в моей компетенции. Но то, что у него голова треснула, как переспелый арбуз, могу сказать совершенно определенно.
Капитан поморщился, ослабив галстук, признался:
-Понимаешь, ээ… Тут такое дело… Это мы его, точнее винт, когда вертолет рухнул. Рассекло так, что мозги по всей кабине разлетелись.
-Капитан, -проникновенно сообщил Денисов, –я –не студент первокурсник. Поэтому, уж поверьте, могу отличить рану, нанесенную при жизни, от той, которую нанесли после…
-Фух, -капитан с облегчением выдохнул, вытер взмокший лоб. –Спасибо. А то я уж хотел за сухарями ехать.
-Товарищ капитан, -послышалось нетерпеливое,- не стройте из себя курсантку из института благородных девиц. С вашим опытом и не убедиться, что парень надежно мертв? Простите, но это нонсенс.
-Да, конечно, -Краснопольский снял фуражку, поправив прическу, водрузил головной убор на место, -но кто знает… И на старуху бывает проруха. Мог же он замерзнуть настолько, что сердце практически остановилось, но сам еще жив? Мог.
-Спешу успокоить, -прервал Денисов капитанские самокопания. –К тому моменту, как вы его обнаружили, он был мертв столь надежно, что впору в спецбюро звонить. У него в виске дырка. Поврежден мозг. А с таким не живут.
-А характер?
-Такое ощущение, что саданули булыжником, -в трубке послышался шелест, словно патологоанатом листал тетрадь. –К тому же согласно данным химанализа в мозгу обнаружили песчинки.
-Ну, этого добра там хватало, -отмахнулся капитан и толкнул Погоняйло. –Давай в морг.
-А обед? –спросил тот с недоумением.
-Там и пообедаешь, -ответил капитан безапелляционно. –Там кафешка неподалеку. Заскочим. –он снова поднес трубку к уху. –Алло? Ты еще здесь?
-Конечно.
-Скоро будем. Накрывай на стол.
-Я то накрою, -зловеще пообещал Денисов, -да, боюсь, аппетит у вас пропадет.
-Обижаешь, -капитан подмигнул Погоняйло, -мы парни тертые, нас синяками не испугаешь.
Лейтенант слабо улыбнулся, но кивнул: куда деваться.
Бутербродов не оказалось, зато через дорогу вовсю источал соблазнительные запахи павильон со звучным названием «Беляши». То ли они специальный аэрозоль распыляют, то ли и впрямь так пахнет, но несколько машин, даже проехав, пятились назад. Видать обоняние вернуло.
Прошло полчаса, а лейтенанта все не было и не было. В павильон заходили и выходили довольно часто, но вот серой шапки с кокардой средь них не наблюдалось. После вчерашнего просмотра «Демона-парикмахера» в голове роились всякие нехорошие мысли. А еще этот навязчивый запах. Капитан, решив, что сотрудника или то, что от него осталось, нужно выручать, проверил пистолет и протянул руку к двери. Однако, двери в киоск распахнулись. Но на этот раз выпустили именно того, кого ждал. Лейтенант перебежал дорогу перед фурой, едва ни попав под колеса, ввалился в машину под истошный вопль проносящегося за спиной клаксона.
-Товарищ капитан.., -лейтенант протянул сверток, переключил передачи.
Краснопольский хотел было поделиться, но, взглянув на лопающуюся от счастья морду и масляные губы, понял, что не стоит.
Через десять минут подъехали к кирпичному одноэтажному зданию, окруженному со всех сторон тополями. Видимо, в целях экологии и эстетики. Однако, едва вышли из машины, капитан понял, что даже этих средств не вполне достаточно. Запах формалина висел в воздухе, не смотря на все ухищрения. За спиной послышался странный звук. Капитан обернулся в недоумении. Лейтенант стоял, согнувшись в три погибели, красный, как рак, вытирал мокрые губы. Перед ним в снегу источала пар и запах желчи кучка наспех прежеванного теста с мясом. Лейтенант разогнулся, посмотрев на исторгнутое, протянул с сожалением:
-Эх, мать твою. Такие чебуреки пропали… По сто рублев за штуку.
-Зато в лучших традициях аристократов. И богатство вкуса ощутил, и жирок на боках не растет.
Сплюнув, лейтенант пробормотал что-то про аристократо-дегенератов и поплелся к дверям. Подергал за ручку, но заперто. Зато над дверью поблескивал глазок видеокамеры, а слева кнопка на коробочке домофона.
-Совсем спятили, -пробормотал Погоняйло. –От кого прячутся? От некроманов что ли?
Он вдавил кнопку. Пару минут ничего не происходило. Лейтенант уже замахнулся ногой, но тут щелкнуло, из коробочки раздался строгий голос:
-Но-но! В курсе, что порча государственного имущества преследуется по закону?
-А то. Открывай давай. Не месяц май.
-И даже мартом не пахнет, -согласился голос. –Кто такие? Зачем пришли?
-Свои, -заверил Погоняйло и добавил нетерпеливо. –Открывай давай.
-Свои все на месте, -отпарировал голос, -утром сам пересчитывал. А вы кто?
Капитан разговаривал с кем-то по телефону, посмеивался. Лейтенант озлился, гаркнул:
-Слышь ты, повелитель мертвых! Открывай к едрене матери! Или погон не видно?
-Под курткой? –с недоумением отпарировал голос. –У меня зрение хоть и хорошее, но не как у Супермена. Так что предъявите, граждане, документики, если, конечно, не затруднит.
-Не затруднит, не затруднит, -проворчал лейтенант, вытаскивая задубевшими пальцами корочки. –На, смотри, -он припечатал удостоверение к камере, -буквоед.
-Отодвиньте, пожалуйста, на полметра, -вкрадчиво попросил голос. –Не в фокусе.
Погоняйло уже готов был плеваться и бросаться на дверь, как Александр Матросов на вражеский дзот, но подошел капитан, похлопал по плечу:
-Андрюха, спокойно. Делай, как требует. И так сколько времени потеряли.
Тот попыхтел, но на шаг отошел. Капитан встал, выставил руку с ксивой. В коробочке посопело, словно хозяин некрополя с присущей долгожителям недоверчивостью сравнивал их фотографии с картотекой.
-Олег Степанович! –радостно воскликнул голос. –Что ж вы не назвались?
-Вы бы сразу открыли? –осведомился Олег.
-Вряд ли, -с сомнением отозвался голос, но время проверки бы сократил.
-Намного? –прищурился Олег с затаенной насмешкой.
-Секунд на пять –точно.
Погоняйло сплюнул, пробормотал со злости:
-Гребанные бюрократы. Давить таких в колыбели! И приятно, и обществу польза.
-Я все слышал, -сообщил голос и добавил ворчливо. –Что за народ? Грубость да хамство. Подержать бы на морозце с полчасика, дабы вежливости научились. Ну, да ладно. Заходите, будьте, как дома. Только из уважения к Олегу Степановичу. Но не забывайте, что в гостях.
Щелкнуло, дверь отошла на миллиметр от косяка. Лейтенант сплюнул с досады, рванул за ручку.
Сразу за дверью площадка два на полтора, а дальше спуск. После дневного света лампочки Ильича создавали довольно таки гнетущую атмосферу. Да еще этот запах. Даже запахом его назвать-то сложно. Скорее смрадный коктейль из формалина и гниющего мяса. Щеки лейтенанта раздулись, как у бурундука. Он зажал рот обеими руками, в глазах отчаяние. Погоняйло вертел башкой, пытаясь найти хоть какой-то сосуд, но в обозримых пределах ничего подходящего не было. Взвесив пакет с бутербродами, капитан со вздохом сожаления протянул лейтенанту. Извергнув остатки, тот вытер рот, прохрипел с благодарностью:
-Спасибо, кэп. С меня двойная порция.
-Да ладно, -отмахнулся Краснопольский, -не парься. Все равно пора на диету садиться.
Они спустились в зал, единственным освещением в котором служила табличка с надписью «Выход» у лестничной клетки да красный плафон с надписью «не входить» у дальней двери. К ней-то доблестные служители закона и направились. Изо рта вырывался пар. Хоть и не улица, но явно ниже нуля. Под ногами загремело.
-Аа! Твою мать! –Погоняйло взмахнул руками –пакет выскользнул меж пальцев, уфыркав куда-то в темноту, а за ним и лейтенант.
Гупнуло, затрещало, лейтенант повалился спиной вперед. Если бы не Олег, расшибся о бетонный пол. Тот ухватил сотрудника за шарф, потянул обратно.
-Сспассиббо, -пролязгал зубами лейтенант.
-Ты чего? –капитан вытащил телефон, включил фонарик. –Похоже, беляши не чаем запивал.
Лейтенант не ответил, лишь промычал нечто невразумительное. Краснопольский поднял телефон над головой, крякнул. Они шли по коридору, сформированному из четырех рядов каталок с одной стороны и трех –с другой. И ладно бы просто каталок. Так на каждой по трупу. Все накрыты с головой простынками, за исключением одного. Уже полуразложившийся, кожа слезла, висела лохмами, напоминающими крылья или плавники. А напротив почти такой же синий Погоняйло со злополучной тряпкой в руках. Глаза по полтиннику, взгляд не отрывается от освежеванной туши. Еле выдрав простынь из стиснутых пальцев, капитан набросил ее на труп. Секунд двадцать Погоняйло еще стоял, потом вздрогнул от дружеского хлопка по спине, оглянулся:
-А? Что?
-Пошли. Им уже все равно.
-Да, наверное.., -эхом отозвался лейтенант и поплелся следом. –Странная штука жизнь.
-К чему ты это? –поинтересовался капитан, открывая дверь.
-Возможно, еще вчера они были живы. Строили планы, любили, были любимы. Ругались и радовались. Кто-то хотел купить машину, а кто платил ипотеку. Кто-то ненавидел соседа или его жену. Любил. А сегодня его нет. Вернее, есть, но не он, а лишь его тело. И нет ему дела ни до чего. И оказывается, никуда не нужно торопиться. И солнце встает без него, люди ходят на работу, встречаются, смеются. И не замечают, что нет его. Как будто никогда и не существовал.
-Кто? –спросил капитан.
-Он. –ответил лейтенант отстраненно. –И с нами так будет, да?
Капитан пожал плечами, ответил с деланным безразличием:
-Со всеми так.
-Я так не хочу, -сообщил лейтенант угрюмо.
Капитан хмыкнул, бросил через плечо:
-Думаешь, они так уж этого жаждали? Или твой дед? Помнишь его?
-Смутно,- ответил лейтенант хмуро. –Как старую выцветшую фотокарточку.
-А ведь он жил ярко. Донской казак? Я прав?
-Да, -ответил лейтенант настороженно.
-И умирать он тоже не собирался.
-Наверное, думал, что будет жить вечно, -эхом отозвался Погоняйло.
Олег оглянулся, внимательно взглянул в глаза товарищу. Но в них лишь отражение запретной таблички на фоне вселенского вакуума. Вряд ли сам понял, что сказал.
Дверь отворилась с натугой, издавая при этом такой жуткий скрип, что лейтенант вжал голову в плечи, словно черепашка. Которая не ниндзя. Капитан прошел мимо, хлопнув по плечу:
-Не ссы, Васятка: никого не разбудишь. Ха-ха! У ребят сон отменный. Как у мертвецов.
Лейтенант скривился, глаз зацепился за дверь. Толщиной с лобовую броню танка еще и обшита стальным листом миллиметров по пять с каждой стороны. И, правда: от кого такая? Неужто боится, что кто-то проникнет сюда? Бред сивой кобылы. Кому это может понадобиться? Разве что некрофилам каким-нибудь. Погоняйло тряхнул головой. Впрочем, это же не наружная дверь. Так что объяснение скорее всего иное. Причина может быть банальна: воры.
-А! Господа полицаи! –радостно воскликнул человек в белом со спины халате. Он повернулся от стола с пациентом –и все сходство с доктором пропало. Самый обычный мясник: передник залит кровью, в левой руке кишки, а в правой –устрашающего вида тесак. И капал с него вовсе не клюквенный сок. –Наконец-то! Я уж грешным делом подумал: не померли ли.
-Не дождешься, -проворчал Погоняйло.
Патологоанатом хмыкнул, ничего не сказав. Но по глазам заметно сомнение глубиной с марианскую впадину. Капитан обвел комнату взглядом. Высотой метра четыре размером десять на десять. Все стены заставлены шкафами. Сквозь стеклянные дверцы видны нержавеющие емкости, стеклянные банки с какой-то дрянью внутри. Напротив двери под самым потолком пара вытянутых по горизонтали окон два на полметра. И как только открывают? Прямо по центру стол из нержавеющего листа. На нем тело. Сперва было решил, что мужчина: ярко выраженных вторичных не наблюдалось. Но при более внимательном рассмотрении понял, что ошибся.
Грудная клетка вскрыта, часть внутренностей в эмалированном тазе, а часть держит наш эскулап. Как-то в командировке в Чечне их угощали бараниной. Так резали при них. И изнутри баран мало чем отличался от того, что сейчас лежало перед ними. Почему-то от этой мысли желудок заворочался, словно решил за компанию с братом выдать протест. Наверное, против нездоровой пищи. Сглотнув вязкую слюну, капитан бросил резко:
-Показывай, что там у тебя.
Денисов швырнул ливер в таз так, что брызнуло во все стороны, осклабился:
-Айн момент. –он отсек легкие тесаком, отправил их следом. Капитан ругнулся сквозь зубы: пара капель попала на лицо. Оставив инструмент внутри грудной полости, патологоанатом небрежно вытер окровавленные ладони о передник, набросил простынь на тело. Сделав рокировку с придвинутой к стене каталкой, вытолкал ее в центр помещения. –Прошу.
Капитан посмотрел на покрытое простыней тело, перевел хмурый взгляд на Денисова.
-Ну?
Тот вскинул брови, улыбка померкла, во взгляде недоумение.
-Аа! –в глазах сверкнула эврика. –Показать?
Криво ухмыльнувшись, капитан переглянулся с зеленым, как муромский огурчик лейтенантом.
-Ну, прям Эдиссон.
-А то, -согласился врач с премерзко самодовольной рожей. – Порой сам себе удивляюсь.
Денисов сдернул простыню. Пару раз треснуло: в двух-трех местах кровь пропитала ткань, присохла. А теперь отрывалась с характерным звуком. Тело совершенно обнажено. Серые губы, мучнисто-белое лицо, бледная кожа, словно кровь высосана вся до капли. От паха до подбородка и под грудиной крестообразный шрам. Края стянуты крупными стежками. Толстой ниткой столь небрежно, что чувствуется мужская рука.
Капитан обошел каталку вокруг. Взглянув с одной стороны, со второй, спросил с недоверием:
-Это Ганс?
-А то кто ж еще? –патологоанатом приподнял бровь. –Или не похож?
Погоняйло таращился на покойника, время от времени бросая недоумевающие взгляды на капитана. Тот хмыкнул, подошел поближе.
-Даже слишком. Красавчик, хоть в Голливуд отправляй. Он при жизни то таким не был, а теперь словно пластику у дорогого хирурга сделал.
Денисов самодовольно ухмыльнулся, пояснил с деланной небрежностью:
-На курсы записался, уже полгода учусь.
-А здесь навыки оттачиваешь?
-Ну да, -Денисов пожал плечами. –И клиенты довольны, и мне польза. В его случае, если оставить все, как есть, пришлось бы хоронить в закрытом гробу. А если показать, так родным на всю жизнь кошмары обеспечены.
-Сходят на несколько сеансов к психоаналитику. Тот махом мозги вправит, -предположил Погоняйло.
-Да ну? –Денисов смотрел с насмешкой. –Юсовских фильмов насмотрелись? Это там чуть что не так, бегут к психоаналитику. У нас же к дурничке исторически отношение настороженное. Так что лечатся народными средствами: водкой да рыбалкой.
-Еще бабами, -поддакнул лейтенант.
-Понимаешь, -Денисов одобрительно похлопал того по плечу.
Лейтенант покосился на куртку: не осталось ли отпечатков. А то жена что-то в последнее время весьма подозрительно посматривает. Увидит красное, так по своей бабей дурости подумает на помаду. И не объяснишь, что в морге с местным Франкенштейном обнимался. Да и бабы нынче продвинутые пошли. Заикнись о таком, тут же развод и девичья фамилия по подозрению в неформальных связях с преждевременно усопшими представительницами женского пола.
Денисов сполоснул руки, натянул резиновые перчатки. Он зашел с головы Ганса, аккуратно повернул ее так, что стала видна левая сторона, отодвинул прядь с виска. Обнажилась ямка с неровными краями, в которой виднелась кость и что-то темное. Погоняйло позеленел, с трудом сглотнув, просипел:
-Там что? Мозг?
-О нет, не беспокойтесь. Мозга там нет. –он снял с полки поднос, на котором лежали серые шматки, чем-то напоминающие холодец. –Все, что удалось собрать.
-Понятно, -сдавленно ответил Погоняйло и метнулся к раковине.
Слушая краем уха баранью серенаду на тему неразделенной любви, Денисов сообщил сочувственно:
-Нелегко ему.
Краснопольский дернул щекой, ответил с долей небрежности:
-Адмирала Нельсона всю жизнь мучила морская болезнь, однако, это не помешало ему выходить победителем из самых сложных ситуаций.
-Великие люди, великие идеи, -вяло согласился патологоанатом, крутя на одном пальце поднос. –Но ваш друг не Нельсон. Зачем мучиться, если можно найти другую работу?
-Я люблю эту, -тяжело дыша, ответил Погоняйло через плечо. Он вытер трясущейся рукой рот, разогнулся. В глазах блеснула гордость и упрямство. –И считаю ее очень важной.
-Да-да… Пока отвагою горим, пока сердца для чести живы, мой друг, отчизне посвятим души прекрасные порывы., -слабо и безо всякого воодушевления продекларировал Денисов.
-Золотые слова, доктор! –воскликнул лейтенант. –Вы сами придумали?
Тот переглянулся с ухмыляющимся Олегом, промямлил:
-Гм… Не совсем… -он указал глазами на пролом в виске. –Ну, так что?
Краснопольский внимательно оглядел рану, взяв пинцет, порылся внутри. Он извлек облепленный слизью камешек, прищурился под лампой.
-Действительно камни. –капитан оглянулся на Денисова. –Значит, вы полагаете, что Ганса ударили чем-то тяжелым и твердым в висок?
-И каменным, -подтвердил врач, -если судить по щебню в ране.
Олег хмыкнул, покачав головой, ответил с сомнением:
-Камни могли попасть в рану после аварии вертолета. Тем более, что винт рассек череп.
-Вряд ли. –Денисов показал на висок. –Щебень проник глубоко в мозг, а потом рана закупорилась кровью. Такое возможно лишь, когда человек еще жив. Да и нельзя не учитывать, что сейчас зима. И падали вы на снег.
-Ну, вообще-то верно, -Олег почесал затылок. –Но зачем Карманову убивать проводника? Ладно если бы он был опытным скалолазом. А так только себе приговор подписал.
 Мотор ревел, как на катамаране. Они неслись, разрезая снег так, что по сторонам разлетались белые волны, а позади клубился кромешный ад. Сосны мелькали по бокам, сливаясь в черно-зеленые полосы с вкраплениями белоснежного бизе. Гусеницы отшвыривали снег, словно дорожный снегоуборщик. Если какому зайцу не повезло перебежать дорогу, то откопается он в лучшем случае следующей весной. Да и то не без помощи всесильного светила.
Мелкую траву и верхушки погребенных под снегом елок снегоход даже не замечал. Как, впрочем, и метровой высоты холмы и впадины. Он их просто перепрыгивал, оглашая окрестности бешеным ревом. Словно разбуженный посреди спячки медведь или лось в весенний гон. Руль дергался, норовя вырваться из рук, сидушка каждый раз пиналась, будто испанский форвард при счете ноль-ноль на одиннадцатиметровом на последней секунде матча за звание чемпиона мира. Погоняйло постанывал за спиной сквозь зубы, ворчал, что если раздолбим, то платить конторе. А полковник этому не обрадуется.
Олег усмехнулся, вглядываясь в выпрыгнувший из впадины перелесок. Только и успевай уворачиваться от еловых лап. Не дай бог зазеваться. Снесет –и пикнуть не успеешь. Таких пугал спасатели за зиму штук по шесть с деревьев снимают. В основном скейтбордисты. Хотя на самом деле одно лишь название. Образуется такой спортсмэн после поверхностного изучения темы в вики и углубленного шопинга по магазинам спорттоваров. Ну, примерно, как каратист получается после просмотра серий фильмов про Брюс Ли иже ему подобных киногероев.
…На очередном вильтаже снегоход вылетел с гребня холма и воспарил, аки орел небесный. Вот только пил, кулиль, болель. Посему полет длился недолго, но впечатлений произвел массу. Олег чувствовал, как глаза лезут на лоб, распахиваясь шире очков. А те не в пример больше тортильих. За спиной истошно визжал Погоняйло. Похоже, что чувствительность к запахам не самая большая его проблема. Но вкупе при нынешней ситуации они доставят ему немало запоминающихся мгновений. Олег повел носом, поморщился. Снегоход хряпнулся, как корова из бомболюка, руль вышиб воздух, до треска смяв грудную клетку. К счастью, ребра уцелели, но приятного мало. Так и до беды не далеко. Да и техника в самом деле не своя. Олег чуть снизил скорость.
Снегоход взяли на прокат у лейтенантского кореша. Дед куда-то смылся, наверное, на охоту, так что вариантов не осталось. Разве что пешкодралом на снегоступах. Но с учетом недавнего предельно плотного общения с представителями местной фауны, последнее не весьма воодушевляло. Сперва, правда, Тарасик, который лейтенантский кореш, отказался наотрез, едва Погоняйло заикнулся о причине столь внезапного посещения. Не помогли и увещевания, давление на психику, напоминание про корешей, водку, баб и костерок у речки. Тарасик готов был последнюю рубаху отдать, но только не снегоход. Возможно, потому, что сам собирался на дальний кордон, а может, просто увидел капитана. Хотя с чего бы это?.. Разве можно считать, что он виноват, когда два вездехода, мотоцикл и вертолет превратились за последние полгода в груду железа? Ну, и что, что Краснопольский участвовал в каждом из событий? Может, просто совпадение. В общем ни в какую. Тогда лейтенант озлился, перешел на тяжелую артиллерию:
-Тарасик, а Тарасик? А помнишь, как месяц назад олениху кто-то сбил? По пьяни?
После пяти минут обработки в стиле НКВД кореш сдулся, протянул ключи. Взгляд, который Тарас бросил на снегоход, говорил, что увидеть его он больше не надеется. Кажется, даже скупую мужскую выронил.
…Через час с небольшим прибыли на место. Небо к тому времени прояснилось, ветер стих. Щеки пощипывал легкий морозец, ресницы покрылись инеем, дыхание вырывалось клубами пара, осыпалось изморозью. Олег остановил снегоход в паре метров от подножия скалы, заглушил мотор. Тишина обрушилась, словно занавес. По белому насту бесшумно скользил черный крест, выявляя все неровности рельефа. Олег вскинул голову. Высоко в небе парил орел. А, может, кобчик или еще какой представитель пернатых. Я в фауне не силен,  как биолух не силен в криминалистике. Потому для меня любое крылатое, парящее где-то над головой, орел. Гордый горный орел. Ну, или воробей, если помельче.
В полуметре от земли болталась веревка. Одна. Интересно, -подумал Олег, -а где же вторая? Не на одной же они спускались. Даже с моими куцыми знаниями скалолазания это казалось крайне маловероятно. Более того –непрофессионально. Вот в чем-чем, а в некомпетентности Ганса упрекнуть нельзя. Двухкратный чемпион России по скалолазному спорту, чемпион Европы и мира так просто не обгадится. Это невозможно потому, что невозможно никогда. Привычка –вторая натура. А их с первого урока учат, что два огурца на одном стручке не сидят. Никогда.
-Дай-ка лопату, -капитан протянул руку.
Лейтенант огляделся, но ничего не нашел. Наконец, догадался посмотреть под сидушкой.
-Вот, -он протянул саперную лопатку, пояснил виновато, -все, что есть.
-Сойдет, -капитан прекратил ковырять ботинком твердый наст, всадил лопату по самую ручку.
За полчаса Олег выкопал яму по пояс и диаметром метра в три. Лейтенант топтался рядом, ежился. Особенно ему становилось не по нутру, когда ветер швырял белое крошево в лицо. Да ладно бы так, а то и за шиворот ухитрялся забрасывать.
От капитана валил пар, щеки красные, словно после бани. Лейтенант посматривал на него со смесью зависти и отвращения. На честном, как три рубля, лице видно, что он не прочь и рыбку съесть, и удовольствие получить. Но, похоже, что в природе или-или. В противном случае будешь, как медведь, разбуженный во время зимней спячки: трезвый, злой и голодный.
Олег разогнул натруженную спину, бросил в лицо горсть снега. Тот мгновенно растаял, едва ни зашипел. Посмотрев на сизый нос сотрудника, Олег мотнул головой:
-Давай спускайся. –он воткнул лопату, вылез на бровку. –Согреешься хоть.
-Давай, давай, -проворчал лейтенант, с кряхтением сползая в яму, -а «давай» в Москве.
Но за дело взялся с энтузиазмом. Минут через десять, когда наружу осталась торчать только голова, прохрипел, выкидывая очередную порцию:
-Что ищем то?
-Для начала веревку. –пояснил Олег. –Ну, а там, может еще на что-нибудь интересное наткнемся.
-Например?
-На орудие убийства.
Лейтенант хмыкнул, покачал головой. По его виду не скажешь, что он в восторге.
-Что смешного? –осведомился капитан, наблюдая за работой.
-Да так., -Погоняйло неопределенно пожал плечами.
-Говори, что не так, -нажал Краснопольский.
-Будь я на месте убийцы, постарался бы зашвырнуть, гм, орудие, как можно дальше.
-Так-то оно так, но учти, в каком состоянии их обнаружили, -напомнил Олег. –Возможно, все произошло спонтанно.
-Спонтанно? –не поверил лейтенант и переспросил. -Убить человека? Он что маньяк латентный?
-Копай давай, психоаналитик доморощенный, -проворчал лейтенант. –Это всего лишь предположение. Ничуть не хуже остальных.
-Ну, да, -ухмыльнулся Погоняйло. –Еще скажи, что это самоубийство.
-Почему бы и нет? –Олег пожал плечами. –Пока нет связных фактов, нельзя отбрасывать ни одной версии.
-Тогда Карманова этот Ганс что решил с собой за компанию прихватить? Чтоб в аду не скучать в котле? Или где там самоубийцы маются?
Олег не стал отвечать на шпильку: для конструктивного спора слишком мало данных. А просто так языком чесать он не привык: не баба базарная. Да и после интенсивной работы уже остыл, мало того –продрог. Тем более, что вспотел, хоть выжимай.
Минут через десять лейтенанта пришлось сменить: дышал бедолага, как загнанная лошадь пред пенсионного возраста. В смысле предколбасного. Он даже из ямы вылезать не стал: сил не осталось. Пока капитан играл в шахтера, Погоняйло достал камеру, снял окрестности и подробно место, где совсем недавно висела сладкая парочка.
Веревку нашли минут через двадцать, когда лопата уперлась во что-то податливое. Капитан тянул ее виток за витком, на седьмом –последнем озадаченно присвистнул. Лейтенант отлепился от стены, придвинулся, вытянул шею.
-Что там?
Капитан протянул оба конца.
-Взгляни.
Если один явно заводской: сечение ровно перпендикулярно, края оплавлены от разлохмаченности, то второй хоть и ровный, но плоскость расположена наискось, словно срезана ножом или чем-то подобным. Олег переглянулся с Погоняйло, сообщил медленно:
-Кажется, настало время поговорить с товарищем Кармановым по душам.
-Надеюсь, он очнулся, -согласился лейтенант.

Глава 16.
               
Однако, в этот день осуществить задуманное не удалось: вернулись под вечер, а время посещения в больнице уже истекло. На другой день тоже не вышло: полковник вызвал на ковер, потребовал подробный отчет. Что, где, когда и почему еще не нашли убийцу. И особо его интересовало следующее: какого хрена сделал с вертолетом!? Ну, что тут скажешь? Что спасал двух отмороженных альпинистов? И даже с одним это с горем пополам удалось? Так эта отмазка не прокатывала никогда. Котлеты отдельно, а мухи, то бишь техника, отдельно. Так что пришлось применить старый надежный метод: вытянуться по швам и, выпучив глаза, разводить руками:
-Не могу знать, ваше высокоблагородие!
Пол дня длилась моральная экзекуция и разбор полетов в прямом и переносном смыслах. Освободился капитан из пыточной около восьми. Выглядел он и чувствовал себя, как выжатый лимон. На столе записка от лейтенанта. Капитан развернул ее нехотя, вяло пробежал глазами: «Клиент скорее жив, чем мертв. Сегодня перевели в палату. Завтра разрешат посещения». Нормально. Все равно сегодня я способен добраться лишь до кровати. Наверное, даже мыться не стану.
Как думал, так и случилось. Желудок вяло буркнул и затих, уставший не меньше хозяина. При виде кровати ноги подкосились и капитан захрапел еще до того, как голова коснулась подушки.
 С утра кофе, зубы, туалет и аллюр три креста. Что значит, руки в ноги и галопом на остановку. В этот раз повезло трижды: снега нет, маршрутка пришла вовремя и даже влез, не смотря на толпу желающих. Через две остановки выходить, и снова никто не толкнул, в спину не плюнул: «Мент поганый». Настроение взлетело, как альпинист по траволатору. А когда пересек порог отделения без десяти восемь, и за пять минут добежал до кабинета полковника, не опоздав на восьмичасовую разнарядку, и вовсе взыграло, аки цырковой жеребец пред полным залом.
Полковник строг, но милостив, аки отец родной. А то, что пару раз упомянул «экара», можно даже не брать во внимание. Один только минус -лейтенанта отрядили ловить банду карманников. Те появились буквально неделю назад. И как чума обрушились на местных жителей, толкущихся, как селедка в бочке, утром и вечером в забитых маршрутках. Они не хуже фокусников вытаскивали кошельки, снимали часы и кольца. И делали это столь незаметно, что человек хватался пропажи, лишь решив заплатить за обед или глянуть, который час. Пришлось организовать пару рейдов. Но помогло не очень. Это если быть предельно толерантным. А коли уж начистоту, то у двух оперов под прикрытием сперли удостоверения и табельное оружие. Мало того прицепили собственными наручниками за пояса к поручню. И когда парни рванули за подозрительными мордами, то едва ни перевернули автобус. Таких матов наш маленький городок не слышал со времен первопроходцев, что тонули в болоте, до потери пульса искусанные комарами да оводами. В общем забавного мало, хотя, конечно, со стороны не скажешь. И в ключе сих событий полковник решил усилить отряд по поиску карманников лейтенантом. Хоть Олег и возражал, мол ворье –это не наш профиль, но полковник резонно ответил, что единственный подозреваемый по вашему делу находится сейчас в больнице. Обмороженный, как бройлер в бирюсе. И деться в таком состоянии никуда не сможет. Нужно лишь допросить –и дело в шляпе. В целом капитан бы с ним согласился, но лишаться напарника не хотелось жутко. Да и Погоняйло смотрел так жалобно, что капитан сделал еще одну попытку:
-Вениамин Петрович, но мы же убойный отдел. Не с руки как-то ворьем заниматься.
Полковник прищурился, желваки вздулись, как кастеты.
-Не ваш профиль говоришь? –поинтересовался он с угрозой и грохнул кулаком по столу. –А то, что весь отдел обосрали с ног до головы, тоже не ваш профиль!?
Он бросил на стол газету. Втянувшие было головы в плечи сотрудники вытянули шеи. Глаза забегали по строчкам, а губы сложились в сокраментальное: «Твою ж мать!»
На первой полосе крупным планом двое полуголых мужиков в кожанках на голое тело и в милицейских фуражках танцевали вокруг шеста. А заголовок гласил: «Стриптиз в маршрутке номер девять».
-Мало того, -продолжал рычать он, -что оружие украли –не знаю, как за него отчитываться –так еще и с дерьмом смешали. –он оглядел притихший зал налитыми кровью глазами, рыкнул. –Найдите мне этих ублюдков в течение недели. Иначе премии всем нам не видать до самого Нового года. –он перевел тяжелый, как каток взгляд на двух мужиков. Несмотря на внушительные размеры они ухитрились спрятаться за двумя миниатюрными девушками стажерками. –А вас это особо касается.                               
В общем лейтенант за компанию со всей конторой ловил щипачей, а капитан входил в наполненный запахами лекарств и болезни холл местной больницы с пакетом яблок в левой и неизменной папкой в правой. За стойкой регистратуры все та же, накрашенная, как Верка Сердючка, тетка. Олега она заметила и узнала. На морде, мерзко блестящей от прущего из широченных пор жира, проступила гадостная ухмылочка. В маленьких поросячьих глазках ясно читалось, что сейчас-то она оторвется по полной. Наверное, неделю месть обдумывала. Но не тут-то было. Сделав вид, что не заметил ее воинственно расширенных ноздрей, капитан кивнул охраннику и направился по лестнице на второй этаж. За спиной что-то верещало, но Олег решил не обращать на это внимания. Мало ли чего не так. Бабам всегда что-то да не нравится. Может, хвост прищемила или лапу, а может, и того банальней –критические дни. Хотя у некоторых критические дни превращаются в критические месяцы, а те в критические годы... Печально, но бывает. Как это ни странно, но мы сами творцы своего настроения. Все зависит от отношения к проблеме. Если посадить оптимиста и пессимиста на дно самого глубокого колодца, то увидят они совершенно разное. Хотя, казалось бы, колодец и в Африке –колодец. Пессимист увидит конец, а оптимист –начало. Ведь глубже уже падать некуда –остается один путь –к солнцу. И соответственно чувствовать себя они будут совершенно по-разному. Хотя находятся они в абсолютно одинаковой ситуации.
Около палаты номер пять сидел сержант Терещенко. Если кто видел Тараса Бульбу –хоть фильм, хоть картину, сразу сможет представить его облик. Разве что вместо шапки –фуражка, да взамен шаровар –штаны с лампасами. Правда шириной такой, что шаровары отдыхают. Терещенко стукнул в этом году полтинник, но он как был сержантом двадцать лет тому, так и остался. Говорили ему, чтоб шел учиться, но он лишь похмыкивал, мол, доволен своей работой, большего ему и не надо. Да и кто сказал, что выше должность, значит, что-то большее? Хотя, наверное, значит… Больше денег, власти, но и больше ответственности, больше работы, как бы это ни казалось странным. Ведь слесари да диванные хомячки уверены, что начальство только по курортам шастает, да секретарш в кабинетах раком ставит. А работают только они –цвет и соль трудового класса. Но Терещенко то ли знал об этом, то ли догадывался, но в генералы не рвался. Мол, их хватает, а вот опытных сержантов, чтоб обучили молодняк, помогли на ноги встать, не так уж и много. Так что он на своем месте. Крыша над головой есть, с голоду не пухнет, машина под жопой. Пусть старенькая тойота, но еще ездит. А главное –жена и две дочери. Умницы, красавицы. Одна в медицинском учится на терапевта, а вторая программирование осваивает в МГУ. Хоть и странно для девочки, но сейчас футбол и даже бокс потеряли гендерную принадлежность. Конечно, поставь команду мужчин против женской, результат предсказуем. Так что от гендерности никуда не уйти, но говорить об этом не принято. Всюду продвигается идея равенства мужчин и женщин, но было бы логичнее не равенство по сути, а равенство возможностей. То есть, если может женщина биться наравне с мужчиной на данном поле, пусть бьется. Но тогда уж, если совсем следовать банальной логике, нужно отменить разделение на мужской и женский спорт. Ведь само понятие мужского и женского, чего бы то там ни было, есть прямое указание на неравенство полов. А так выставь самую сильную женщину в данном виде против самого сильного мужчины и смотри, кто победит. Хотя и смотреть особо не чего. Хотя, наверняка, можно найти то, в чем женщины сильнее. Например, в общении. И детей пока только они могут рожать. Пока…
Впрочем, в нашем стремительно набирающем обороты технологическом мире остро нужны рабочие руки. Мужских уже не хватало. Так что понятие равенства введено вовсе не для того, чтобы осчастливить женщин. Нужно было побудить их вылезти из-за плиты и добровольно трудиться на благо прогресса и техноцивилизации.
-Как он? –капитан протянул руку, кивнул на дверь.
 Терещенко отложил газету. Есть же еще такие чудаки? Гораздо проще и удобнее получать новости из инета. Они обменялись рукопожатиями. Сержант пожал плечами, огладил усы.
-Очнулся. –прогудел он и добавил неторопливо. –Жена приходила до обеда. Пару часов общались, ушла вся заплаканная.
-Когда? –капитан нахмурился, раскрыл планшет. –Слышал, о чем говорили?
-Да минут пять назад. –пояснил сержант. –Должны были встретиться.
Капитан повертел головой, словно надеялся увидеть истаивающую тень Кармановой. Однако, кроме неизменных бабок да изредка контингента помоложе никого не наблюдал.
-Наверное, в гардероб спустилась, -предположил капитан, расстегивая куртку. Топили в больнице, как в советские времена. Он вытер пот со лба, разделся, бросил куртку на скамейку. –Пусть полежит, ладно Денисыч?
-Без вопросов, кэп.
Олег кивнул, вошел в палату. Не стандартная бесплатная на шесть-восемь коек, а специальная на одно место. Впрочем, денег у этих ребят хватает –могут позволить.  Карманова не узнать: многие, наверное, видели фильмы про бродячие мумии? Так вот: на спецкресле с приподнятой поясницей расположилась она самая. Разве что бинты не трехтысячелетней давности. Белые, как потолок. Но наложены столь же плотно. Из обеих рук к капельницам тянутся шланги. По ним двигается полупрозрачная жидкость, капает в колбочки, а оттуда дальше. В ноздри тоже всунуты шланги, на лице маска. Рядом с кроватью перемигивается разноцветными огоньками шкаф спецоборудования. На двух экранах двигаются кривые, графики, бьется синхронно с пиканьем пульс, пробегая экстремумом от края до края монитора.
На звук хлопнувшей двери почерневшие веки дрогнули, открылись. Странно видеть синие глаза в обрамлении обугленной кожи. Вроде бы не горел, а поди ж ты. Значит, мороз способен ожечь не хуже огня. Капитан снял фуражку, присел на стул для посетителей.
-Доброе утро, Сергей Иванович.
Карманов неверными движениями снял маску, потрескавшиеся губы дрогнули в насмешливой гримасе, сквозь трещинки блеснуло алым:
-Кому как, капитан, кому как…
Олег усмехнулся, отвел взгляд.
-Да, есть такое, -согласился он и побарабанил по планшету. –Вы знаете, кто я?
-Да, жена рассказала. Приношу свою глубочайшую благодарность, -прохрипел он едва слышно.
-Не стоит, -капитан отмахнулся. –Это моя работа.
В глазах Карманова блеснули искорки упрямства.
-Стоит, еще как стоит. Может, это не сильно мужественно, но мне жизнь нравится, и я бы хотел еще немного покоптить это грешное небо.
-Хорошо, -капитан раскрыл планшетку, взял ручку. –Но вы должны помочь мне прояснить некоторые моменты. Пока что картинка не складывается.
-Спрашивайте, -разрешил Карманов слабым голосом.
-Во-первых, меня интересует, каким образом вы здесь очутились. Ведь по словам вашей жены вы должны сейчас рассматривать достопримечательности Парижа.
Карманов поежился, поправил с ощутимым напряжением:
-Не только: у нас был запланирован большой тур по городам Европы. Но начать, она права, я должен был с Франции.


…Аэропорт Шарль –де –Голь встретил футуристическим дизайном полигональной трубы пересадочного терминала. Самолет подъехал почти вплотную, расположившись в одном из лепестков ромашки, составленной из десятков таких же авиолайнеров.
-Похоже, выход прямо в здание аэропорта? –с некоторым удивлением отметил Антон.
Сергей захлопнул планшет: отдух отдыхом, но, когда ты директор крупной фирмы, отдых –это лишь работа в несколько иных условиях. Благо управление предприятием можно осуществлять удаленно: слава интернету и 1С! Ушлые парни, понимая, что мир стремительно влетает в эру глобализации и всеобщей компьютеризации, создали нехилое подспорье, мобилизируя это самое управление. Так что, даже находясь на Ямайке, могу совершенно спокойно подтвердить сделку или одобрить ту же самую зарплату. А в отдельных случаях и штраф выписать.
-Да, -подтвердил он, выглядывая в окно. –Похоже на то.
-Здорово. –восхитился Антон с нотками зависти. –С корабля на бал.
-Ну, не совсем уж и так, -не согласился Сергей, -но где-то около.
-Почему у нас так не сделают?
-Много перестраивать надо. А это деньги.
-Зато какое удобство. –отпарировал Антон. –Не нужно спускаться, выходить в холод и дождь. К тому же при перелете из региона в регион не у всех одежда соответствующая.
Сергей хмыкнул, вспомнив, как однажды прилетел в январе из Москвы в Египет. С минус двадцати в плюс тридцать пять. Но здесь все просто: скинул куртку, да и всего делов. Но вот обратно, когда теплые вещи оставил в багаже и вышел из самолета в шлепанцах и легкомысленных шортах с цветастой футболкой на голое пузо… В общем что-то с чем-то… После тропиков в арктический антициклон под минус тридцать… Хорошо стюардесса одеяло одолжила до аэропорта добраться. Я, конечно, отказывался: я де –мужик, но все-таки по многочисленным просьбам трудящихся сдался. И не зря. Даже в одеяле звон слышен на пару верст. А уж без оного…Джингл бенс, джингл бенс, джингл, джингл бенс! Только бубенцов с оленями не хватало для колорита.
По красным дорожкам их тургруппа вышла в то самое здание, что снаружи смотрелось икебаной в ножнах. Внутри дизайн стилизован под ту же округлость и обтекаемость, напоминая то ли про изменчивость форм, то ли выражая общеевропейскую философию толерантности и терпимости. Хотя, если хорошенько подумать, то это вполне себе связано. Любовь и вязка, день чудесный. Любят, короче, здесь это дело. Можно даже сказать, боготворят. Как еще вместо церквей такие же обтекаемые фаллоимитаторы не взгромоздили, не понятно. А что? Вполне закономерно, если на месте разрушенных языческих капищ воздвигали христианские храмы и церкви. Так почему же сейчас не пойти тем же путем, исповедуя философию Экклезиаста о том, что все возвращается на круги своя? Прав старик, прав. Только с поправкой на современные технологии.
Прямо перед выходом в гигантскую икебану подпрыгивал, размахивая плакатом, типичный представитель Европейского союза: кудряво-лохматый, смуглокожий, небрежно-неряшливый. Здесь, если присмотреться, народец вообще за одежку не парился. Одеваются, кто во что горазд: куртка, штаны, ботинки. Все самое обычное. Безо всякого выпендрежа и показухи. Кому как удобно. Вот и у чудика перед нами нечто подобное. Разве что шерстяной шарф в два витка и шапка-ушанка с большой красной звездой малость портили впечатление. Глядя на несколько десятков приближающихся к нему хмурых морд, мужик побледнел. И без того выпуклые навыкате глаза расширились еще больше. Он сглотнул, замер, как бандерлог перед Коа. Даже перед двумя десятками Коа. Сергей подошел к нему первым, схватил плакат.
-Не мельтеши.
Он всмотрелся в корявую надпись на смеси кирилицы и руглиша, ухмыльнулся. А гласила надпись следующее: «Русские, ко мне! Здесь есть водка и сало в шоколаде. Да здравствует Сталин и великий Советский Союз!»
-Пливет. –выдавил их гид, глядя на Сергея и подошедшего Антона снизу-вверх. Он натянуто улыбнулся. –Ээ, я Рашид.
Сергей с Антоном переглянулись. Антон демонстративно посмотрел по сторонам, обошел гида со спины, прорычал, насупив брови:
 -Где медведь?
-М-м-медведь? –зазаикался Рашид и захлопал ресницами.
-Ну, да: медведь. Белый или, на худой конец, бурый.
На глаза парня навернулись слезы, он затараторил, путая русский с английским, немецким и французским. Но общий смысл, кажется все уловили:
-Медведь в зоопарке. Простите, простите меня! Я знал, что без медведя вам просто невыносимо, но смотритель зоопарка не отпустил Роберта. Роберт –это медведь. Его так зовут. Уж я как выпрашивал, молил, сулил горы золота, ведь для вас это раз плюнуть. Вы же привыкли золотом разбрасываться. Но Леон не разрешил. Только прошу вас, на надо в него стрелять из С-400: он мой друг. Я буду очень опечален, если его убьют на глазах всего зверинца. А уж как звери огорчатся…
На него смотрели, как на помешанного. Мужики переглянулись, смех грохнул так, что затряслись остекленные стены. На них испуганно оглядывались, обходили по широкой дуге. Смеялись до слез минут десять. Две девушки, судя по смущенным мордочкам, даже уписались. Антон отсмеялся, вытерев слезы, хлопнул парня по плечу:
-Вот что я тебе скажу: дядюшка Джо почил больше полвека тому, земля ему пухом. Медведей я видел только в зоопарке и их чучела в музее. А таких шапок, как у тебя, у нас уже лет двадцать не носят.
-Значит, -с робкой надеждой осведомился гид. –Вы меня не зарежете только потому, что я не успел на красное знамя пришить серп и молот?
Антон ржанул, похлопал парня по спине.
-Не боись: солдат ребенка не обидит. –он приобнял гида за плечи, сообщил дружески. –Меня Антоном зовут, это вот Сергей, -он махнул рукой назад, сообщил небрежно, -ну, и остальная банда. Сами представятся, если что. Тебя то как звать, чудило?
-Ан… Ананд. –и густо покраснел.
-Ананд, Ананд, -попробовал на вкус имя Антон и повернулся к Сергею. –Вроде нормальное имя.
Тот погладил выпирающее брюшко, согласился с важным видом:
-Вполне. Главное, чтобы не Онан.
-А кто это «Онан»? –робко спросил гид.
Антон почесал львиный загривок, сообщил вполголоса, косясь на восторженно глазеющих по сторонам девушек:
-Ну, это человек, который любит себя.
-Эгоист? –догадался Ананд.
Одна из девушек, кажется, ее звали Еленой, начала прислушиваться. Антон замялся, пояснил еще тише и осторожнее:
-В целом –то да… Если брать, так сказать, глобально. Себялюб в общем.
-Себялюб, -покивал Ананд с неодобрением. –Да, это нехорошо. Мы живем в обществе, не в лесу. Надо любить и других.
-Тебя, меня, всех! -согласился Антон жизнерадостно. –Это так толерантно и мультикультурно, что слезы от умиления наворачиваются.
-А что означает твое имя, Ананд? –тихо подкралась Елена.
Тот посмотрел по сторонам. На него смотрели с ожиданием. Вздохнув, ответил обреченно:
-Ананд означает счастье… -и потупил глазки.
-Вот оно счастье-то привалило, -спародировал Антон ворону из мультика про домовенка Кузю. Все засмеялись, глядя на багровые уши гида. –Не упустить бы.
-Это вряд ли, -вздохнул Ананд. –Эту неделю я с вами.
-Не печалься, паря, -Антон хлопнул его по плечу. –Познакомишься поближе, поймешь, что русские такие же люди. Не звери, не безумцы и не рас****яи, мечтающие потерять атомную бомбу или ингредиенты к ней. Обычные парни и, -он сделал поклон в сторону женской половины, -прекрасные дамы. Кстати, ты знал, что самые красивые женщины живут в России?
-Ннет. –тот заискивающе улыбался, косясь на нависающих над ним здоровяков. –Правда?
-Разве есть сомнения? –Сергей показал взглядом на девушек.
-Нет, нет. Вы абсолютно правы. Глаз не оторвать.
Девушки довольно захихикали, усиленно начали строить глазки. Сергей хмыкнул.
-Ну, а коли так, веди нас, Вергилий, по всем кругам ада.
-Вообще-то тут нравы строгие, -покосившись по сторонам, вполголоса сообщил Ананд.
-Как в Германии? –осведомился с ленцой Антон.
-Ну, не так уж, но и не Голландия –это уж точно.
-Жаль… -вздохнул Сергей. –Ну, тогда давай, что у нас там по плану…
-Никаких планов, -заявила Елена, протискиваясь между ними. –Сперва отель, горячая ванна и ужин, а уж потом все остальное. Никуда этот Париж не денется.
Ананд проводил ее внимательным взглядом, согласился замедленно:
-Да, лучше всего начать с отеля.
-Почему? –осведомился Константин. Самый молодой из группы он глазел по сторонам, словно хотел вобрать в себя, как можно больше информации. –Почему с отеля?
Ананд пожал плечами.
-Не потащитесь же вы с вещами на Эйфелеву башню.
С этим доводом согласились все, даже Константин, ибо мало того, что тяжело, так их просто не пустят, заподозрив террористов из страшной, злобной России, что спит и видит, как бы разрушить прекрасный эльфячий мир лувров да нотердамов. Мордред собственной персоной. А господин Путин неизменно перед картой мира в мечте захватить Латвию, Эстонию и главное –Литву.
К Эйфелевой башне подъехали в половине девятого. До открытия оставалось полчаса. На улице рассветный полумрак и довольно прохладно. Хотя на табло через улицу показывало плюс пять, но влажность давала о себе знать.
Группа приехала в неполном составе. Ананд нервничал, поглядывал то на часы, то на прибывающий народ. С каждой минутой мерное гудение нарастало, все больше напоминало шум прибоя. Полюбоваться символом Парижа контингент собрался довольно разнообразный и весьма многоязычный. Хотя, если присмотреться, можно выделить две большие группы: европеоиды и монголоиды. Причем, если в последних доминировали китайцы, то первые словно только что спустились с Вавилонской башни. Сергей насчитал только языков около десятка, а сколько еще народностей, которые используют одинаковый язык. Негров, кстати, совсем мало. Сергей заметил только двоих. Да и то они особого энтузиазма в изучении культурного наследия не проявляли. Один с сотней косичек на голове, полуголый, весь увешанный бусами постоянно пританцовывал. Похоже, в этом ему ничего не мешало. Улыбка до ушей, хоть завязочки пришей. Второй кучерявый, как баран, кутался в просторный балахон, зябко передергивал плечами. Странно, ведь по улицам они бродили толпами. То ли уже побывали, то ли кроме рэпа с баскетболом им и нах ничего не надо.               
 -Простите, -Ананд тронул Антона за рукав. –Вы не знаете, где Пьер с Николя?
Тот скривился, сплюнул.
-Я за ними не слежу, -он отвернулся, добавил раздраженно. –Не маленькие, не потеряются.
Гид посмотрел на небритую рожу Антона с некоторой тревогой, вздохнул.
-Да не грузись, -Сергей поправил темные очки. Зачем они, правда, не совсем понятно: солнце еще даже не выбралось из-за спин многоэтажек. –Ребята устали с дороги, расслабились. Мы с ними всю ночь гудели. Так гудели, что дым коромыслом.
Ананд моргал непонимающе.
-Гу-гудели? Чем гудели?
-Да не чем, а как, чудило. Так что и чертям в аду жарко стало.
-Надеюсь, -заволновался гид, - в отеле ничего не спалили? А то страховка на это не рассчитана.
-Не боись, -Сергей ухмыльнулся. –Только пара сломанных стульев, да вот это. –Он приподнял очки. Под левым глазом расплывался багрово-синий кровоподтек. –Так что спят сейчас мужики. Обблеванные, но зато довольные до усрачки. 
Гид медленно выдохнул. Тревога из глаз хоть и не ушла полностью, но малость приутихла.
-Ладно. Отправимся без них. Если что, с другой группой сходят.
-Да мы им фотки покажем, -отмахнулся Антон. –Дома.
-Почему дома? –не понял Ананд. –Разве им не интереснее узнать сейчас?
-В течение двух последующих недель им будут интересны лишь две вещи: бабы и бухло.
-А драки? –напомнил Сергей.
-Об этом и говорить не стоит, -Антон пожал плечами,- само-собой разумеется.
Ананд нервно сглотнул, затеребил пачку билетов. Похоже, такая перспектива его не совсем радовала. Однако, делать нечего. Народ вокруг заволновался, сдвинулся с места. Вымученно улыбнувшись, гид вскинул над головой руку.
-Все за мной: нас ждет прекраснейший вид с высоты птичьего полета.
-Сразу на самую верхотуру? –оживился Антон. –Там я еще не был.
-Нет, -покачал головой Ананд. –Начнем, как у вас говорят, по маленькой.
В открытые двери народ вливался сплошным потоком. Ананд чуть ли не подпрыгивал, поторапливая отстающих. Антон кривился, постанывал сквозь зубы: каждый шаг отдавался в затылке, словно какой-то садист лупил кувалдой по беззащитно попискивающему мозгу. Наконец, он не выдержал, прошипел сквозь зубы:
-Какого рожна бежим? На пожар что ли? Или вы, как леминги? При звуках волшебной дудочки бежите к краю и дружно прыгаете вниз?
Все вскинули головы. Переплетение решетчатых конструкций изгибалось четырьмя исполинскими лапами. Они соединялись высоко вверху в единую конструкцию, образуя нечто вроде четырехухой шапочки.
-Башня не резиновая: пускают группами. Если в первую не успеем, ждать минут десять, не меньше. Это если никто не опередит.
Антон нахмурился. Сплюнув под ноги, прорычал угрожающе:
-Хрен у меня кто проскочит: халявщиков с детства не люблю.
-Да, да, -согласился гид. –Но лучше все-таки поспешить.
Что они и сделали. Хоть и одни из последних, но попали в первую группу. Пока пыхтели по ступеням, гид начал рассказ:
-Эйфелева башня является самой узнаваемой архитектурной достопримечательностью Парижа. Кроме того, она самая посещаемая и самая фотографируемая достопримечательность в мире. Мало кто знает, но сейчас Эйфелевой башни могло и не быть. Построенная в 1887 году она проектировалась как временное сооружение –служила входной аркой Парижской Всемирной выставки 1889 года.
Трехсотметровая башня вызвала в обществе неоднозначную реакцию. Считалось, что дерзкая металлическая конструкция будет подавлять архитектурный облик города, нарушать неповторимый стиль столицы, сложившийся много веков назад. Времена проходят, меняются и мнения. Сегодня, пожалуй, нет на свете человека, который бы не был знаком с силуэтом Эйфелевой башни. По крайней мере из тех, у кого есть телевизор или доступ к инету.
-Да, -проворчал, отпыхиваясь, Сергей. –Бушменам и на хрен твоя башня не нужна.
-Пожалуй, -согласился Антон, вытирая мутные градины пота, -не все из них знают даже о Париже. А то и не догадываются о существовании самой Франции.
-Мы сейчас говорим о цивилизованном мире, -вскинув нос, с усилившимся акцентом отпарировал гид, -а не о всяких там русских якутах.
Антон нахмурился, на скулах вздулись тугие желваки.
-Маугли херов. Пару лет, как с лиан слез, а уже цивилизация, -проворчал он, меряя гида недобрым взглядом с ног до головы.

Глава 17.
 Едва поднялись, Ананд поманил их к оградке, принял такой важный вид, словно собственноручно по меньшей мере половину города построил, а то и весь целиком и полностью. Ветер трепал волосы девушек, да и представителям мужского пола взвихрял прически.
-О Париж! -воскликнул гид, описывая руками пространство от края и до края небосвода. –Мы находимся на второй смотровой площадке на высоте 115,73 метров. Вдалеке на севере – «Холм мучеников» или Монмартр –высочайшая точка Парижа, возвышающаяся примерно на 130 метров над уровнем остального города.
-А почему так назвали? –полюбопытствовала одна из девушек. Быстрая, как лисичка, она и внешне на нее походила рыжим хвостом и хитрыми желтыми глазками. –Там ведьм сжигали? Я фильм смотрела. В нем показывали, как во времена инквизиции сжигали всех красивых женщин весом до 50 кг. Потому, что согласно Молоту ведьм метла больше не поднимала.
-Нет, -покачал головой Ананд, -борьба с ведьмами –это явление средневековых разборок внутри христианского сообщества. А название связано с зарождением христианства, как религии.
-То есть? –наморщила лобик Алиса.
-В галло-римскую эпоху на холме возвышались два храма в честь богов Марс и Меркурий. Благодаря месторождению гипса Монмартр стал одним из самых богатых районов в округе. В это время там построили множество вилл и храмов. Позже каменоломни, где добывали гипс, послужили убежищем для первых христиан.
-Это ужасно, -воскликнула ее подружка. Полненькая невысокая черноглазая хохотушка.  –Жить в подвале в жутких условиях без света, душа и интернета. Теперь я понимаю, почему этот холм так назвали.
Гид поджал губы, покачал головой.
-Нет, не за это. –он посмотрел строго на подтрунивающих над девушками мужчин, повысил голос. –Примерно в 272 году здесь обезглавили за проповедь христианства первого епископа Парижа Дионисия, пресвитера Рустика и диакона Елевферия. Согласно легенде, после обезглавливания Дионисий взял отрубленную голову в руки, омыл ее в источнике и прошел около шести километров. Там, где он упал замертво, основали место, которое впоследствии стали называть Сен-Дени. В средние века Монмартр был местом паломничества верующих.
-Да.., -протянул Антон задумчиво, -если раньше за веру шли на костры, не отрекались на аренах Колизея, где людей травили львами, то сейчас за нее от вкусной булочки не откажутся.
-Откажутся, -не согласился Сергей, следя исподлобья за двумя неграми. Те медленно пробирались через толпу к группке туристов то ли из штатов, то ли из Англии. Три блондинки и два парня с характерными чертами лица оживленно переговаривались, парни пренебрежительно посматривали на город, словно на что-то мелкое, не достойное их внимания. –Помнишь Афган?
-Ислам? –догадался Антон. –Да, те ребята упертые. Сколько ни заставляли сало жрать и вино пить, только плевались и матерились по-своему.
-Но один все-таки начал, -мрачно напомнил Сергей. –Помнишь, как рыдал?
Антон скривился, передернул плечами.
-Не напоминай. Мне потом самому стыдно было, хоть со скалы. Таким говном себя ощутил…
-Поэтому ты их  и отпустил?
Антон пожал плечами, отвернулся. Гид меж тем продолжал с воодушевлением:
-Перед нами жилой массив 7-го квартала Парижа. Как видите, выстроен в классическом архитектурном стиле, характерном для этого города: множество лоджий, пилястр, поясков, устремленные ввысь контуры, чем-то перекликаются с готическими образами. Обратите внимание на крыши. Мансардного типа, жилые, что, впрочем, неудивительно для нашего климата. Стальные скаты комбинируются с черепичными. Везде окна. Что в оцинкованном верхе, что в более наклонном черепичном скате. Окна возводят таким образом несколько сотен лет…
-Сравнили, -проворчал Антон. –Выпало бы два метра снега, не только окна б не понадобились, но и крыши бы провалились до самого подвала.
-А теперь перейдем к западной стороне, -жизнерадостно выдал Ананд и повел толпу против часовой стрелки. Сделал он это так синхронно с остальными группами, что Сергей заподозрил тайный сговор. –Перед вами мост Бир-Хаким (1903-1905 года постройки) через Сену, с проходящим поверх него поездом метро.
Антон облокотился на перила. Мост двухэтажный, как автобусы в Лондоне. Поезда метро движутся поверху, а машины по нижнему полотну. Под мостом серые воды Сены. Один из катеров как раз проходил под ним в нашем направлении, а второй типа баржи совсем недавно вышел из-под него. Если на первом человек двадцать туристов в цветастых одежках, то на барже явно какие-то грузы везут. Во всяком случае контейнеры в два ряда. Вряд ли просто так стояли.
-А теперь посмотрим на северо-запад. Перед нами во всей красе раскинул крылья Дворец Шайо –современный музейный центр. В здании расположены Музей флота, Музей человека и Музей архитектуры.
-Красиво, -протянула Катенька, придерживая трепещущий на ветру локон. –Словно лук, нацеленный на вон те высотки.
-Скорее самострел, -поправил Ананд. –А те высотки –это знаменитый парижский деловой центр –Дефанс.
-Ничего особенного, -наморщила носик девушка. –Москва –сити намного красивее. Да и чем он таким знаменит? Я, к примеру, о нем только сегодня услышала.
Гид посмотрел на нее со смесью жалости и презрения, как смотрит белый сахиб на воинов тутси.
-Вообще-то, -пояснил он с нотками превосходства, -Дефанс или Ла-Дефанс считается самым большим деловым центром Европы. Его так же называют парижским Манхэттеном. В нем проживают 20 000 человек, и каждый день на работу приезжают порядка 150 000 служащих из более 1500 фирм и организаций.
-Сто пятьдесят тысяч? –хмыкнул Антон. –Не впечатляет.
Ананд нахмурился, продолжил чуть уязвленно:
Строительство квартала, с его пешеходной зоной длиной 1,2 километра и шириной 250 метров, началось в 1955 году. Первое офисное здание открыли в 1958 году. Сейчас в Дефансе располагается множество штаб-квартир различных банков и страховых компаний. Наиболее впечатляющими зданиями являются Башня Areva, Manhattan, Gan, CNIT(Центр Новейшей Индустрии и Технологий). Однако, самой известной постройкой по праву считается Большая арка Дефанс, современный вариант Триумфальной арки.
-И чем же она так известна? -поинтересовалась скептически настроенная девушка. –Если про Триумфальную арку я что-то слышала. У нас в Москве стоит такая же, то про местную ничего.
Ананд всплеснул руками, покраснел, выдал что-то на индише скороговоркой.
Катенька похлопала ресницами, догадалась:
-Аа, правда глаза колет.
Гид закрыл на минуту глаза, потом выдохнул три раза.
-Еще у президентов Жоржа Помпиду и Валери Жискара д’ Эстена возникла идея обозначить парижскую историческую ось величественным архитектурным шедевром. Работы начались в 1983 году после конкурса «Лицо Дефанса» по инициативе президента Франсуа Миттерана. Их цель –продолжить историческую ось Парижа, которая вела бы от Лувра через обелиск на площади Согласия и через Триумфальную арку.
-Да неужели? –вскинула бровь девушка.
-Именно так, -отрезал Ананд, повышая голос. –Я понимаю, что вам в вашей замороженной Москве такое сложно помыслить, ведь вы с медведями на пару полгода спите в берлогах, а следующие полгода выбираетесь из них, но это не умаляет шедевральности нашей архитектуры.
-Вашей? –с намеком поинтересовался Антон.
Вокруг хихикали, но гид вскинул нос и ответил, отметая все инсвинуации:
-Так точно. Что примечательно, конкурс собрал 484 проекта со всего мира. Победителем стал новаторский проект датского архитектора Йохана Отто фон Спрекельсена. Он задумал Большую Арку Дефанс, как вариант Триумфальной арки 20 века, что на площади Шарля де Голля. Монумент по задумке должен был быть посвящен человечеству и идеям гуманизма, а не военным победам. После смерти архитектора 16 марта 1987 года его помощник –французский архитектор Поль Андрё –закончил строительство. –гид перевел дух и закончил с подъемом. –А теперь пора наверх! Самое интересное открывается с верхней площадки, с высоты 276 метров.
Пока они трамбовались в лифт, а тот со скрипом преодолевал ярус за ярусом, Ананд разъяснял местную специфику:
-Стоит отметить, что в ветреную погоду наверху задувает «не на шутку». В туман же и вовсе ничего не видно. –он обвел группу внимательным взглядом, задержал его на легкомысленных нарядах девушек. –Будем надеяться, что сегодня погода порадует. –и добавил с сомнением. -Хотя для вас это должно быть привычно.
Но надеждам не суждено было сбыться. Едва двери лифта раскрылись, порыв ветра раздул их щеки через радостно раскрытые рты и вывернул веки. Мужики заматерились, а девушки счастливо запищали, придерживая трещащие от напора платья.
-Ничего, ребята, -прищурившись, Антон проломил поток ветра, подошел к ограде, -мы же суровые русские медведи. Нам их слабый ветерок нипочем.
Мужики не очень уверенно загудели, потащились следом. Девчонок начало колотить, едва вышли из лифта. Но мужская половина не подкачала, одолжили куртки и пиджаки. Проверив, что все собрались, Ананд сообщил, перекрикивая свист ветра:
-Перед вами панорама северной и северо-восточной части Парижа. Где-то посередине между нами и горизонтом видна Триумфальная арка на площади Шарля де Голля, возведенная по распоряжению Наполеона в ознаменовании побед его Великой армии (1806-1836).
-Какая ирония! –хмыкнул старичок в круглых, как у Чехова очках. –Аналогичная Триумфальная арка есть и в Москве. Кстати, возведена примерно в те же годы в честь победы русского народа в Отечественной войне 1812 года, победы над Великой армией Наполеона.
Гид вскинул брови, недоверчиво покачал головой:
-Да, неужели? А я слышал, что русских все только и делают, что побеждают. Даже пьяные жандармы и уколотые копы.
-Поменьше боевичков смотри, юноша, -посоветовал старичок строго, -а историю изучай получше, коль уж ты работаешь в такой сфере. Пригодится.
-Зачем? Меня в Россию и на цепях не затащишь. –он передернул плечами. –У вас же даже летом минус семьдесят по Цельсию.
-Затем, -ответил дед медленно, -что у вас на западе стали забывать или сознательно искажать исторические события.
-Это какие? –осведомился гид с иронией.
-Кто кого раком ставил, -жестко пояснил дед и добавил с примирительной улыбкой. –В смысле в позу римлянина, завязывающего сандалии. Не хотелось бы напоминать. Без особой необходимости. Но если вынудите…
Ананд промолчал, переваривая, потом все-таки решил не вступать в спор со старшим поколением, протянул руку вправо:
-На северо-востоке мы видим le Grand Palais, Большой дворец –крупный культурно-выставочный центр, построенный в 1897 году к всемирной выставке 1900 года. Дорога к нему идет через великолепнейший мост Александра III. Его заложил в ознаменование франко-русского союза император Николай II в 1896 году. Мост назвали в честь отца русского царя –императора Александра III.  Далее мы видим Лувр. Королевский дворец, резиденция французских королей в период с начала 14 века по конец 17-го. В качестве музея впервые Лувр открыл двери для посетителей в 1793 году во времена французской революции. Сегодня Лувр –один из крупнейших и старейших музеев в мире. К наиболее знаменитым экспонатам можно отнести Венеру Милосскую, Джоконду, Нику Самофракийскую, свод законов Хаммурапи и многие другие признанные во всем мире шедевры. Если хорошенько присмотреться, то внутри дворцовой композиции можно увидеть  «злополучную» пирамиду, являющуюся современным входом в музей Лувра. Сколько толков и мнений высказано за и против. Сколько негодования относительно испорченного исторического облика дворцового комплекса…
-А это что? –Катерина протянула руку вдаль через Лувр. –Парковка?
Ананд усмехнулся. Похоже, его не первый раз об этом спрашивают.
-Нет. –он покачал головой. –Это Национальный Центр культуры и искусства имени Жоржа Помпиду. Здесь расположены Музей современного искусства, богатейшая библиотека, выставочные и концертные залы и так далее. –он обвел рукой вокруг Центра, спросил весело. –Можете себе представить, сколько толков и дебатов вызвало его сооружение в 1977 году? К тому же в самом центре старинного квартала Бобур.
Мужики понимающе хмыкали, девушки хлопали невинно глазками.
-Далее возвышается собор Парижской Богоматери или Notre Dame de Paris.
-Странно, -проворчал Антон. –Я думал, что богоматерь еврейская была, а оно вона как…
Девушки захихикали, но гид сделал вид, что не услышал очередное хамство, повысил голос:
-Итак: панорама северо-восточной части Парижа. Прямо перед вами площадь Альма и тоннель под Сеной, в котором разбилась принцесса Диана.
Девушки заохали, как стадо овец прильнули к ограждению.
-Бедненькая, -посочувствовала Катенька. –Такая молодая… Какая трагедия.
-Шлюха она эта ваша принцесса, -буркнул доселе молчавший мужик в кожаной кепке. –Наркоманка и алкоголичка. И жалеть ее нечего: успела погужевать так, что вам и не снилось.
-Что-о-о!? –у прекрасной половины человечества враз выросли клыки и вылезли когти, закапала ядовитая слюна. –Да как ты смеешь, мужлан!?
Если бы не кореша, мужика б разорвали: ишь покусился на святое. Но из мужской солидарности встали грудью на пути озверевшей демократии. Хоть и рискуя остаться без глаз.
Сергей чуть повернул голову, следя за вышагивающими перед ним мегерами. Глаз прищурены, шипят, хвостом по бокам колотят - вот-вот бросятся:
-А ты, Петр Иванович, сдай назад. Твоя истина она не для широкого круга. Боюсь, не поймут тебя. Сожрут и косточек не оставят.
-Я костлявый –подавятся, -донеслось из-за спин, но громкость на пару десятков децибелл снизилась. –Бесовское племя. Ишь как за родственницу впряглись.
Глаза у женщин загорелись. Мало того и в соседних группах начали прислушиваться. Понимая, что так недалеко и до кровопролития или сбашнискидывания, Ананд торопливо встрял:
-А теперь представляю вашему вниманию восточную часть Парижа. Внизу простирается седьмой округ Парижа. Это относительно молодой район города, который образовался в 19-м веке в результате расширения городских границ. Здесь расположены многочисленные ведомства, министерства, штаб-квартира ЮНЕСКО. Но, пожалуй самая, интересная достопримечательность округа, конечно же, помимо самой Эйфелевой башни –это Дом Инвалидов. По сути, как и по названию –это один из первых в Европе дом призрения заслуженных армейских ветеранов. Построенный к 1674 году, замок достиг своего расцвета к концу 17 века, когда в его стенах постоянно проживало более 4000 ветеранов в весьма строгом подчинении своду церковных правил и военному регламенту. Дисциплина тут была еще та. В окопах и на передовой было свободней. Да и еще, -Ананд поднял вверх палец, сделал таинственный вид. –Здесь похоронен Наполеон.
-Чтоб он в котле вертелся, как пропеллер, скотина малорослая, -донеслось недоброе из-за спин.
Гид с усилием растянул губы в улыбке, продолжил чуть громче обычного:
-Геометрия Парижа крайне симметрична и сферична. Множество секторов сформировано зданиями клинообразной формы…
-Как кусочек торта, -вставила Катенька.
-Так точно! –обрадовался Ананд и кивнул вниз. –Отсюда открывается прекрасный вид на Марсово поле, названное так в честь бога войны –Марса. С середины 18-го века использовалось, как военный плац, площадь для проведения парадов и смотров войск.
-Только и осталось, что парады проводить, -вставил свою лепту Петр Иванович. –Жополизы юсовские.
Гид скривился, как от зубной боли. Кажется, после нашего отбытия он заречется с русскими связываться. Если и знал язык, постарается забыть в кратчайшие сроки. Ананд вздохнул, продолжил с искусственным подъемом:
-В ближайшей перспективе –здание Военной школы, далее проспект Сакс и высотка Монпарнас. Это уже 15-й округ Парижа. –он обвел группу взглядом иисусика. –Вы обратили внимание на тот факт, как охотно и доброжелательно встречают все новое и необычное в архитектуре города парижане? За сто лет к Эйфелевой башне успели привыкнуть и вроде бы даже полюбить…
-О шустрые, -шепнул Антон Сергею. –Просто образец толерантности.
Сергей ухмыльнулся, глядя на насупившегося гида.
…-В 1974 году местный электорат переключился на 210 метровую башню только что построенного делового центра Монпарнас. Время, конечно, не стоит на месте, привыкли и к башне, а теперь все внимание сосредоточено на луврской пирамиде.
-Ну, прям наши тилигенты. Хлебом не корми, дай языками почесать.
-Для того и создают всякое скандальное, чтоб народец от проблем отвлечь, -согласился Сергей.
Вокруг начали прислушиваться. Похоже, что в других группах или шпионы, или эмигранты. Ананд успокаивающе улыбался. Мол, что с этих русских взять. Привыкли к автократии, вот и выискивают везде и всюду подвох.
-Прошу сюда, -словно в хороводе они перешли на другую сторону. –Перед вами юго-восточная сторона. Здесь располагается 15-й спальный округ Парижа.
-Ну, и чем он знаменит? –зевая, поинтересовался Антон.
-Здесь, по меньшей мере, -пояснил гид, проживает 225 тысяч человек. Этот округ считается самым густонаселенным в Париже.
-Эка невидаль, -буркнул Антон, наблюдая из-под приспущенных век за двумя неграми. Те прибились к группе из пяти девушек и трех парней студенческого возраста, делали вид, что крайне заинтересованы архитектурными шедеврами французской столицы. –В термитнике круче.
-А теперь юго-западная сторона, -Ананд повел их группу против часовой стрелки. –Обратите внимание на крыши. Как разительно они отличаются от крыш седьмого округа.
-Да, гм, -Сергей покачал головой в удивлении. –А ведь стоят напротив друг друга.
-Другая эпоха -другие решения, -бодро пояснил неулыбчивый старикан, выбираясь из-за спин. –Так называемый техностиль. В нем построены практически все здания в советское время.
Гид повел их дальше.
-Западная часть. Вы видите уходящую вдаль Сену. На набережной расположились небоскребы комплекса «Фронт Сены», башни «Никко», «Тотем», «Кристал», «Новотель» и многие другие жилые и общественные высотки. –он кивнул на окруженную двумя полукольцами белую многоэтажку. –Дом Радио. Построен в 1963 году. Аналог московского Останкино.
-Да неужели? -проворчал дед. –Судя по всему, в этот раз не мы собезьянничали.
Ананд поджал губы, продолжил:
-Престижный 16-й округ Парижа раскинулся на северо-западе. Строго говоря, это район посольств, включая РФ(всего более 90 стран), которые расположились в этой части Парижа. Ну, и наконец, панорама северной части Парижа. Булонский лес –главный лесопарк Парижа (865 га). В ближайшей перспективе –знакомый уже нам Дворец Шайо и сады Трокадеро.
Поднялся ветер. Девицы с визгом прижимали платья, юбки, придерживали шляпки. Накрашенные и расфуфыренные как на парад они с завистью посматривали на простенько одетых европейцев. Наиболее распространенное –куртки да джинсы. Простенько, но зато практично в условиях плаксивой зимы и местоположения.
По сумрачным лицам видно, что народ устал. То с одной стороны, то с другой слышалось бурчание. Причем человеческое или животное, то есть в животе, разобрать сложно. Уже мало кто реагировал на очередные красоты, изредка щелкали фотоаппаратами, вяло слушали сопровождающих. На лицах безразличие, взгляды тусклые, явно не о пейзаже думали. Но никто не уходил. Наверное, по принципу: «Коль заплатили деньги, так нужно воспользоваться по полной».
…-Слева –аристократическое кладбище Пасси, где похоронено множество знаменитых людей: композитор Клод Дебюсси, граф Георгий Брасов (племянник Николая -II), писатель Вивьен и многие другие. Прямо перед нами дворец Шайо. Построен к Всемирной выставке 1937 года. Где-то здесь располагались идеологические противники: «Рабочий и колхозница» напротив «фашистского орла».
-Проститутки, -проворчал дед. –И нашим, и вашим. Пришли немцы –вывесили фашистский флаг, пришли красные –серп и молот. А сейчас и вовсе –доллар с евро в обнимку.
-Но санкциями нас душат, не смотря на экономику. –напомнил Сергей.
-Всегда так было и будет: как только мы начинаем на ноги вставать, -ответил дед. –Да и куда им деваться с подводной лодки, когда юсовские базы под боком. Что эта обезьяна с ядерной дубиной скажет, то они и сделают.
-Да, -согласился Антон, заиграв желваками. –Раньше хоть и гадили, но не так явно. А теперь всем наплевать: облили помоями и еще денег за это требуют. Твари!
Он смотрел с явным недружелюбием на группу штатовских туристов. Негры, оказались большими ценителями прекрасного, придвинулись к студентам вплотную.
-Парижский Манхеттен –Дефас. Стоит отметить тот факт, что район начали застраивать в середине 50-х двадцатого века, когда Европа не знала небоскребов. Это была абсолютная новация, и та еще тема для бурных обсуждений парижан на предмет испорченного горизонта, испохабленного вида священного Булонского леса и так далее. -Ананд повернулся к слушателям, сообщил с чувством выполненного долга. –Ну, что ж, дамы и господа. На этом наша экскурсия подошла к концу. Если кто-то хочет, можно сфотографироваться на память…
-Видишь двух негров? –Антон толкнул Сергея в бок.
Тот оглянулся.
-Ну?
-Ты берешь правого, а я левого. Как в «Царь горы» в детстве.
-Ты чего? –не понял Сергей. –Спятил? На хрена мне эти афры?
-Потом объясню. Нет времени.
Он в два прыжка преодолел разделяющее пространство, шандарахнул всем корпусом начавшего оборачиваться негра. И хоть тот вымахал под два метра, но Антон шириной превосходил раза в полтора, что и решило исход схватки.  Негра снесло с ног, из белой ладони выпорхнул невесть откуда взявшийся нож. Блеснув на солнце, тот рассек щеку одной из красоток и упорхнул навстречу ожидающим свою очередь. Сергей навалился на второго, выкручивая руку. Но парень оказался силен, как бык. Оба пыхтели, таращили глаза. Сергей напрягался так, что едва не лопались вены. Он давил изо всех сил и при этом видел, как дуло пистолета медленно поворачивается в его сторону. Ну, все, –подумал он обреченно, -кабздец. Еще секунда и на одну дырку во мне больше станет. Но тут мелькнуло что-то блестящее, со смачным хрупом разлетелось на негритосовском черепе осколками стекла вперемешку с золотистой жижей. Грохнул выстрел. Пуля с визгом срикошетила, кто-то охнул. Мощно пахнуло солодом. Негр свалился под ноги неопрятным мешком, открыв давешнего ворчуна, а за спиной немая толпа. С неприязнью взглянув на негра, дед буркнул:
-Скотина. Такое пиво пропало.
-Ничего, дед, я тебе два куплю, -Сергей, отсапываясь, протянул ему руку, выдохнул. –С меня причитается.
-Дед, дед, -проворчал тот. –Я не дед, а Анатолий Борисович, вообще-то.
-Заметано, -Сергей с чувством пожал сухую, но твердую, как дерево ладонь.
И тут послышался крик. За ним второй, третий. Толпа заволновалась, вздулась пузырем, распахнулась. Нетвердой походкой выдвинулся Антон. Одной рукой он тащил за шкирку нокаутированного негра, а второй зажимал бок. Сергей с непониманием смотрел на его бледное лицо, на пальцы, меж которыми сочилась красная жижа. Антон дотащил груз, швырнул поверх первого.
-Свяжите, -мотнул головой он. –Вырубил, но вряд ли надолго.
Мужики запереглядывались, тупо смотрели то на него, то на кучу из двух преступников. На лицах такое выражение, что хоть сейчас в отару. Один из этой толпы вегетарианцев проблеял на ломаном русском:
-Но у нас не -е-ечем.
Антон сплюнул сгусток крови, прохрипел сквозь сжатые зубы:
-Тогда есть два варианта: либо подставить шею под нож, либо подставить задницы. Черножопые очень любят белые задницы, знаете ли, -он заметил, что пара мужиков задумалась, добавил злорадно. –Но не эти ребята. Фанатики. Так что они просто вас заррэжут, как неверных собак.
На лицах страх и риторический вопрос: «А куда смотрит полиция?» Две женщины сняли с плеч нечто эффемерное, похожее на тюль, начали неумело связывать руки бандитам. Сергей покачал головой. До чего ж дошел прогресс. Что с сильным полом стало? Совсем с этой феминизацией мужиков в тряпки превратили. Ни инициативы, ни агрессии. Беее-ее! Бееедные овеее-ечки. Каа-ак же сильно бьются се-еерде-е-ечки.
-Ты как? –Сергей подошел к Антону, стиснул руку. –Ол райт?
Тот скривился, ответил с сарказмом:
-Ну, конечно. Олрайтее не бывает. Сейчас только дирол с ксилитом зажую для белоснежной улыбки и пойду интервью давать.
Антон на секунду отнял руку. Ладонь вся в крови, густые капли тяжело падали на пол. В толпе заохало, человек пять осели, словно из спины вынули стержень. Причем на трех женщин пришлось двое му… В общем тех, у кого вроде бы должен быть член.
-Эй! Вызовите скорую! Черт!! -Сергей сдернул пиджак, снял рубашку. Свернув в три слоя, протянул Антону. –Прижми плотно. Пуля прошла навылет?
-Да. -Антон стиснул челюсти, со злости пнул стрелка. –Меткий гад. И как через толпу поцелил?
-Дед помог, -пояснил Сергей с неловкостью. –Огрел афру бутылкой по башке. Иначе б тот прострелил мне печень.
Антон покосился на деда. Тот пожал плечами: мол, бывает.
-Да уж… -Антон шатнулся. –Можно я присяду, а то в глазах что-то темнеет?
-Да, конечно. –Сергей помог товарищу сесть, постелил пиджак, оставшись по пояс раздетым. –Да вызовите же скорую!
-Уже. Скоро приедут, -пояснил очкастый эмигрант.
Скрип и повизгивание подъемного механизма сменились гудением открываемой двери. Но вместо последователей Гиппократа появились двое жандармов в круглых кепках а ля Луи де Финес, а за ними сыпанули горохом ребята в черных брониках и такого же цвета масками на мордах. Они орали на своем картавом, направляя автоматы на Антона, Сергея и остальных из их группы. Сергей вытаращил глаза:
-Да вы что!? Совсем охренели!!? Это ж не мы, а на нас напали!!!
Но его не слушали. Тыкая в бок автоматом, заставили отвернуться, прислониться к стене. Сзади застонало, Сергей обернулся. На лежащего на животе Антона надевали в это время наручники. Тряпки отпали, кровь заструилась свободно. Сергей рванулся, заорал, бешено вздувая жилы:
-Вы что, суки, творите! Его же ранили, когда спасал ваших гребанных янки! Вы что, нахер!!?..
Но докончить фразу не дали. Последнее, что запомнил, это летящий в лоб приклад.

Глава 18.

Пробудился Сергей от удара об пол фургона. Следом зашвырнули еще троих, после чего ему показалось, что поезда смерти во время ВОВ –это еще не самое худшее. Здесь оказались все мужики из их российской партии. Даже дед притулился в уголке. Правда, Антона не было. То ли его просто отделили, то ли все-таки сперва в медсанчасть. Как позже выяснилось, второе было ближе к истине. Пока тряслись на их хваленых европейских дорогах, Сергей чувствовал, что лицо расплывается, словно дрожжевое тесто. И когда открылись двери, он видел мир через две столь узкие щелочки, что даже не дзот, а нечто похожее на нанощели меж нанографеном. А когда их вытащили, тыкая автоматами под ребра, и довели до здания, выполняющего по всей видимости роль тюрьмы, шторы закрылись окончательно.
Их отвели в обезьянник, заперли с какими-то бомжами. Те что-то вякали про парле франсе, пробовали наезжать, но окончилось это дело весьма плачевно. Сперва для самого активного из лягушатников, которому Сергей даже с перекрытыми шторками едва ни сломал шею, а потом и остальным досталось. Правда, когда ворвался GIPN -местный ОМОН, то отметелили всех подряд. Хотя нашим прилетело все-таки побольше. Что особо никого и не удивило.
-Твари, наполеоновские вы****ки, -постанывал дед где-то неподалеку. –Всю требуху перетряхнули. Ироды.
-А не надо было офицера кусать. –хохотнул кто-то слева. –Повис на руке, как бульдог.
-И вовсе я не кусал, -отпарировал дед неприязненно. –Баба я что ли? Нечего дубинкой махать. Я ж такого беспредела не ожидал, распахнул варежку, а он тут, как тут.
-Петька, ты видел рожу того парня? –ржанул третий.
-Откуда? -прогудело справа. –Они же в масках.
-Так у него даже маска поседела! А глаза едва ни выпали. Ха-ха! –захлебнулся от хохота весельчак. –Он, наверное, подумал, что его грызанула заразная крысо-обезьяна с Суматры.
-Чем это заразная? –настороженно поинтересовался дед.
-Вирусом бешенства. Ну, это после которого превращаются в жутко голодных агрессивных тварей, пожирающих все и вся.
-Батюшки святы, -перекрестился дед. –Насмотрятся всякой гадости, а потом на людев бросаются. У меня ж даже зубов то нету.
-Ха-ха! –послышался хлопок по плечу. –Теперь то уж точно нету: забрали в качестве бесспорной улики агрессивного поведения России в отношении невинных французских граждан. А как фактурно смотрелись на его рукаве. Ха-ха! Тебе б клыки еще подлиннее. Тогда б вся лягушачья кодла обгадилась.
-Зато б доходы психоаналитиков скаканули.
-Ха-ха! Хо-хо!!
-Смейтесь, смейтесь, -проворчал дед. –Но, если из-за нас санкции дополнительные введут, дома нас по головке не погладят.
-Захотят и так введут, -сообщил Сергей, морщась от пульсирующей боли в затылке. –Нашим западным в ковычках друзьям причина не нужна, хотя она и есть. А повод всегда найдется.
-Какой? Мы и так, как воробушки на жердочке. Уже и дышим через раз.
-Да какая разница? –раздраженно ответил Петр. Кажется, это здоровенный мужик с усами «а ля запорожский казак» и могучими покатыми плечами. –Любимая канарейка сдохла –русские отравили. Град пошел –русские с генератором погоды балуются. Телка не дала -тоже происки русской мафии, науськивающей подконтрольных шлюх не исполнять свои обязанности, тем самым подрывая моральный дух и мужскую доминантность французских граждан. Или, например, Лион проиграл какому-нибудь Кану. Явно русские хакеры нагадили. Санкции! Немедля!!!
-Да за это вовсе убить можно, -подтвердил кто-то справа. –Покусились на святое.
Кормили их ряда вон плохо: вода и овсяная каша. Правда, дед аж трясся от радости, все бормотал про диету, к которой он с бабкой все никак не мог приступить, а тут такое щастье привалило.
-И как ты это жрешь? –с нескрываемым отвращением спросил Петр. Он поковырялся ложкой, попробовал капельку. –Там же ни мяса, ни масла. Она даже не соленая.
-Зато какая полезная, -отпарировал дед, облизывая тарелку и посмотрел на Петра вопросительно. –Так ты не будешь?
-Издеваешься? Есть этот клейстер? Да его даже собака жрать не станет.
-Да и крысы тоже, -сделал вывод Андрей. Рыжий, конопатый с широкими залысинами, он пододвинул чашку в угол, из которого поблескивали черные бусины. –Даже носом не ведет.
Не знаю, всегда ли здесь так кормят, но похоже, что нет. Иначе чего ж местные бомжы, занявшие вторую половину клетки, так перевозбудились? Сперва бородато-лохматая братия переругивалась с охранником, а потом градус начал повышаться. Один из картавых заорал, потом второй, третий. А следом и остальные подключились.
-И этим местные порядочки не нравятся, -сделал вывод Петр.
Словно в подтверждение его слов бомжи начали швырять миски через решетку. Большая часть, конечно, с грохотом отскакивала, расшвыривая клейкую массу по всему узилищу, но кое-что долетало и до адресатов. Вопящий охранник вскочил, закрываясь руками, но это ему не помогло: строенный бросок увенчался абсолютным успехом. Били навесным огнем –явно кто-то служил в артиллерии –поэтому теперь на плечах и на козырьке прилипло по хорошенькой такой лепешке. Со стороны казалось, что на него нагадил гигантский голубь, ну, или летающая корова на худой конец. Все это дело с тяжелым шмяком падало на грудь, стекало по отутюженной форме. Бледный как полотно жандарм смотрел на них бешеными глазами и молчал. Так же молча, не сводя с них глаз, он поднял трубку, сказал два слова.
Мужики сперва не врубились, чего это бомжарики заткнулись и стали суетливо прятаться друг за друга да и за них тоже, но когда вбежали трое с пожарными брандспойтами, все стало ясно. Кристально ясно. Те, кто решил повозмущаться, вмиг раздулись, словно гелиевые шарики. Кто страдал от запора, пробило до самого ануса, не хуже ведерной клизмы. Так что теперь штанцы точно не перепутать. Возможно, не всякому такая процедура пришлась по вкусу, но возражения пресекались самым коренным образом: рот то один, а это значит, что не только пищевод, но и легкие забиты ашдвао по самую гортань. Так что все протесты свелись к сокраментальному: «А буль-буль буль-буль буль-буль», -выпученным глазам, хрипу и кашлю. К несчастью ситуация застала Сергея с распахнутыми глазами и раззявленным в недоумении ртом. Соответственно досталось ему по полной. Он даже думать не мог, упал на пол, загребая руками, пытался выплыть из темного пруда, в который кинули его мальчишки тридцать лет назад. Так раньше учили плавать. Тогда он не выплыл. Если бы не брат… Но сейчас его не было. И темный ужас накрыл Сергея с головой. Он колотил руками и ногами по ужасно твердой воде, пытаясь вздохнуть, но не мог. И вот, когда паника черной пеленой окутала мозг, что-то изменилось.
 Легкие разрывало от страшного кашля, в голове мутилось. Сергей хотел вздохнуть, но не мог. И вот, когда перед глазами замелькали черные мухи, завивающиеся в вихри пепла, в легкие попала толика воздуха. Мелькающие пятна, какофония звуков распались на отдельные фрагменты, приобрели утерянный было смысл. Сергей осознал себя все в той же камере, стоящим на коленях в луже воды и блевотины. Он отчаянно кашлял, а рядом блевали и так же сотрясали воздух конвульсивно дергающиеся легкие еще двух десятков мужиков.
Когда Сергей по стеночке, по стеночке воздел себя в вертикальное положение, картина предстала удручающая. Где руки, где ноги, хвост –не разобрать. Все смешалось в доме обломовых.  Кто лежал плашмя, пускал пузыри, кто стоически перенес экзекуцию в гордой львиной позе, а теперь перхал столь же отчаянно, как и он минуту назад. Лишь двое оказались на своих двоих –здоровяк Петр и дед, имя которого он так и не удосужился выяснить. Вода стекала с обоих ручьями, капала с носа, усов Петра. Тот стоял, как скала, смотрел исподлобья на сворачивающих шланги жандармов. Полицейских собралось перед камерой человек десять, картаво перешучивались, тыкали в арестантов пальцами. Сергей ощутил нарастающую ненависть. Сейчас он готов был рвать всю ментовскую братию, не разбирая пола, расы, возраста и национальности. Один из них с характерными усиками и погонами майора подошел вплотную к решетке, спросил с насмешкой:
-Alors, les cochons? Vous aimez l’eau? Ga t’excite?
Сергей повернулся к деду, прохрипел:
-Что эта обезьяна вякнула?
Дед почесал затылок, ответил неуверенно:
-Здоровьем интересуется. Спрашивает, не нужно ли чего.
-Вашими молитвами. Скажи, что приглашаем к нам. Хлебом, так сказать, солью угостим.
-Prie, crapaud. Viens en Russie. La-bas, tu te fais baiser comme tu aimes les cretins francais.
Усы у майора задергались, как у припадошного таракана, зубы скрежетнули. Сергей смотрел, как вся честная компания, вытащив дубинки, придвигается к клетке, спросил шепотом:
-Чего это они? Ты чего им сказал? Не перепутал ли, старый?
Дед пожал плечами, ответил, опасливо отодвигаясь в угол:
-Слово в слово. Добавил только, что любить их будем долго и тщательно.
Сергей сглотнул, глядя в зверски перекошенные рожи.
-Кажется, им такая перспектива пришлась не очень по душе.
-Гордые, наверное, -согласился дед. –Европа. Забыли, видать, как их драли вместе с их императором. И не зимой, как описывают, а летом.
-Ты б еще татаро-монгольское иго вспомнил или Ледовое побоище.
-А я и не забывал, -проворчал дед. –Я хоть и стар, но ничего не прощаю. Все записываю.
-Да брось. Сколько веков прошло. Скажи им лучше, что обид не держим. –и закончил с подъемом. -Русские с французами –братья навек.
-Не брат ты мне, гнида черножопая, -сообщил дед на корявом французском. -Драть мы вас хотели во все щели. А авианосцы свои запихайте себе в очко поперек. Для удобства. Вас же теперь в гейропе много. Чтоб всем места хватило.
После такого побратания разъяренно вопящая жандармерия в полном составе с дубинками наголо ворвалась в камеру. Сергей в первую же секунду схлопотал удар по черепу, который отправил его в состояние «грогги». Мало что соображая, почти на инстинктах он отмахивался, задев одного, второго. Свои или чужие, он не разбирал. Да и в таком месиве, когда по два тела приходилось на квадратный метр, различить что-либо было не реально. В конце концов, перед глазами вспыхнул звездный свет первого дня творения, отправив его в бесконечный полет по светящемуся тоннелю… Однако, до финиша он так и не добрался.
Очнулся Сергей от мерного капанья. Он повернул голову, отчего в затылок вонзился осиновый кол, слабо простонал. Сквозь узкие щелки разглядел, что капало с потолка. В камере предельно чисто и свежо. В лужах воды копошатся постанывающие тела. Пара человек сидела прямо на полу, прислонившись к стене. В одном из них Сергей узнал Петра. И без того широкое лицо, сейчас и вовсе превратилось в таз с маринованными шашлыками. На мужике живого места не было. А если учесть, что кровоподтеки спускались по шее под разорванную рубаху, то страшно представить, что творилось под ней.
-Петро, -позвал Сергей слабым, как у младенца голосом. –Ты как? Живой?
Тот усмехнулся разбитыми губами, напоминающими раздавленные сапогами колбаски:
-Как тот хот-дог, оброненный в День победы на Красной площади.
Сергей слабо засмеялся, заохал от боли в ребрах. Если и не сломали, то трещины обеспечены.
-А где дед?
-Забрали. Я его как ни защищал, но отвалтузили и меня, и его, а потом уволокли. За ноги, башкой по полу утащили, твари.
-За что они так? –вздохнул Сергей с горестным недоумением. –Мы ж им грубого слова не сказали. А они, как звери.
Петр тяжело вздохнул. Ответа не было.
Жрать не давали весь день и ночь. С учетом того, что от овсянки гордо отказался, в животе бурлило, как на первомайской демонстрации. Деда притащили только на следующее утро. Раскачав за руки –ноги, швырнули прямо от порога. Если бы не Петро с Алексеем, шандарахнулся б болезный прямо о бетонный пол. А так поймали. Правда, сами не удержались, на жопы бухнулись, но это не башкой.
В обед на следующий день после некоторых «разногласий» прикатили стол с тарелками, уставленными картошкой с котлетами, мисками с салатом и компотом. Внутри взыграло, Петр потер руки, сообщил радостно:
-Ура! Жизнь налаживается.
Сергей оглядел клетку, где наши уже балякали с местными. Ну, как могли: жестами, да пытались научить друг друга русскому да французскому: общая беда сблизила. Чего не скажешь о жанжармах. Охраняли их теперь трое: один белый, араб и негр. Все здоровые, зубами скрежетали так, словно вот-вот накинутся. Хотя что бы им помешало? Потом бы сказали, что злобные русские террористы набросились, пытаясь овладеть личным оружием с целью покушения на президента республики. Именно так. Ни больше, ни меньше. А такое карается смертью. В общем, раз-два и концы в Темзу. Ан, нет. Кроме немузыкального сопровождения, их гляделки ничем конкретным не заканчивались. А вечером их посетила дама в черном. Не пиковая, но в деловом костюме и говорила по-русски так, словно родилась где-нибудь в Рязани.
-Я –обдусмен России в Париже Покровская Людмила Николаевна.
Сергей приподнялся на локтях, сказал с ехидной усмешечкой:
-Приятно познакомиться. Рад бы предложить присесть, да стульев нема.
Она огляделась по сторонам. Ей тут же притащили два стула: араб –офисный, вертящийся, а негр тот, что остался –о четырех ножках.
-Мерси боку, -женщина поблагодарила с милой улыбкой.
Опустившись в офисный, она закинула ногу на ногу, отчего в их клетке, да и в паре соседних послышался усиленное, словно эхо, глотательное движение. Жаркое дыхание и четыре десятка голодных взглядов казалось не произвели на нее никакого впечатления. Но Сергей заметил дрогнувшие уголки губ.
Женщина раскрыла планшет, пробежав глазами по бумагам, сдвинула брови.
-Итак, -она вскинула взгляд. –Не буду ходить вокруг да около: ваше положение незавидное.
Сергей обвел глазами камеру -словно специально созданный для экскурсий средневековый каземат - саркастически ухмыльнулся:
-А то мы не догадались.
-Прекрасно, -женщина захлопнула планшет, перекинула ногу на ногу, вызвав общий вздох. –Значит, для вас не новость, что жандармерия рассматривает в качестве приоритетной версию о проникновении на территорию Франции под видом туристов русскую ОПГ с целью захвата заложников и взрыва главной жемчужины страны –Эйфелевой башни.
-Чего!? –Сергей почувствовал, как глаза лезут на лоб. –Дамочка, вы в своем уме? Чем мы по-вашему собирались взорвать стальную башню? Нестиранными носками?
Женщина поджала губы, сообщила сухо:
-В мусорном ящике обнаружен пакет с серпом и молотом и надписью: «Русские не здаются!» -догадываетесь, что внутри?
-Надпись то хоть на русском была? –поинтересовался дед с иронией.
Женщина на миг сбилась с накатанной тропинки, но потом тряхнула головой:
-На французском, конечно. А что?
-Вопросов больше не имеем, -дед развел руками.
-Зато я имею, -сказал Сергей с угрозой. Он встал, медленно приблизился к решетке. Араб дернулся было к нему, но белый придержал. –Например, насчет Антона. Как же с ним? Или придумаете что-нибудь такое же гнилое, как в Солсбери?
-Зачем? –женщина приподняла брови. –По словам очевидцев вы набросились на мирных граждан Франции, пытаясь выхватить у них нож и пистолет, которые в процессе самозащиты оказались не в том месте и не в то время. Почему вы это сделали?
Сергей заскрежетал зубами, вокруг загудели, как шмели в растревоженном улье. Он чувствовал, как красная пелена застилает взор. Сейчас он, действительно, готов был растерзать эту самодовольную суку и по меньшей мере половину картавых сволочей.
-Да как?.. Да что!?.. –Сергей чувствовал, что задыхается от гнева. Наконец, заорал, брызгая слюной. –Вы спятили там совсем что ли!!? Да эти черножопые ублюдки хотели ваших же юсовских шлюх порезать, как кроликов! Если бы не мы, у вас бы вся башня сверху до низу была бы залита кровью, как пирамиды у инков! Вы вообще соображаете, что несете!?
 Жандармы заорали, подскочили. Они заколотили дубинками по прутьям решетки, забежало еще несколько, в руках винтовки. Если бы они зашли в клетку, хрен бы им что помогло. Сергей чувствовал, как за спиной разрастается ненависть, клубится, окутывая мозг фантасмогорией мелькающих сцен, где не было любви и дружбы, лишь только смерть, смерть и реки крови, оторванные головы и руки, выколотые глаза и внутренности на загаженных мухами плафонах. Сейчас бы не посмотрели на оружие. А стрельба бы привела только к еще большей жестокости.
Но жандармы, похоже, поняли, что шутки плохи -даже не подумали подойти. Мало того, и те, кто колотил дубинками, отодвинулись. В глазах лягушатников Сергей с удивлением и некоторым удовлетворением увидел страх. Привыкли, суки, что, только покажут кулак, как все становятся раком. Но не учли, что дикому зверю не страшен нож, и палка не аксиома. Он не отступит, не предаст, но бросится вперед. Пусть погибнет, но умрет, повиснув на шее врага. Только обдусменша не сдвинулась ни на шаг. Она сидела в кресле, щурясь, словно от сильного ветра, не смотря на крики из-за спины и вполне понятные без всякого французского жесты.
-Боятся за бабу, -понимающе хмыкнул дед. –Как бы мы ее ни загрызли.
-Не за нее, а за лычки, -скривил губы Сергей. –Еще премию снимут.
Через минуту, когда шум затих сам по себе, обдусменша сообщила, как ни в чем не бывало:
-Муниципалитет готов проявить милосердие и не выдвигать обвинение в теракте.
-Неужели? –Сергей вскинул брови. –По-моему, этот вопрос не в его прерогативе. Для этого есть прокуратура.
-И тем не менее, -продолжила обдусменша. –В данной ситуации обвинение не выдвинут, если вы в свою очередь не станете поднимать шума. Как понимаете, это никому не нужно.
-Еще бы, -Сергей усмехнулся. –Если башня –самая посещаемая достопримечательность во Франции, то только дурак захочет резать курицу, несущую золотые яйца.
Дед хмыкнул, добавил с пониманием:
-Журналюги растрезвонят по всему миру. И суток не пройдет, как каждый узнает, что здесь режут и взрывают. Так что трусливых европейцев с жапами повыметет, как метлой. Да и остальные не сильно возгорят.
-При наличии выбора, -согласился Сергей, -предпочтут менее опасные экспонаты.
-Например, съездить на деревню к дедушке. Там для нынешней молодежи есть множество интересных занятий. Даже экстремальных.
-Каких это? –Сергей вскинул брови.
-Привязать к коровьему хвосту кирпич и пройти краткий курс молодого дойца.
Сергей ухмыльнулся, согласился:
-Незабываемые ощущения. Общение с животными оно порой такое трогательное.
-Ага, -подтвердил дед. –После таких курсов некоторые и вовсе оставались в деревне. Коровам хвосты крутить. –и пояснил. –Больше-то они ни на что не способны.
Обдусменша слушала-слушала, морщилась, в конце концов, прервала:
-Давайте оставим ностальгические воспоминания для более подходящей обстановки. Вы согласны?
За спиной загудело, донеслись выкрики:
-Давай уже скорее! Достала эта дыра!! Хорош клопов кормить!!! Нет, мы останемся здесь в знак протеста против Европейского самодурства! –донесся голос из толпы. –Свободу Лумумбе!!!
На крикуна оглянулись. Это оказался щуплый мужичонка, как две капли воды похожий на Чехова. Шляпку бы еще да трость –и вперед на баррикады. Дед покряхтел, спросил с прищуром:
-Это какой Лумумба, сынок? Патрис который?
-Ну, да,- ответил мужичонка настороженно. –А что?
-Жаль тебя огорчать, -дед похлопал мужика по плечу, -но тот давно свободен.
-Да? –мужик явно расстроился. –Даже так?
-И уже успел помереть, -добавил дед с неловкостью, словно отбирал конфетку у ребенка.
Мужик помолчал, собираясь с мыслями, спросил похоронным голосом:
-Как это случилось? Англичанка, поди, нагадила?
-Она самая, -подтвердил дед. –Расстреляли парня с соратниками, закопали, а через пару дней вырыли. Наверное, проверить, не оживет ли, как Иисус. А чтоб не было поводов для легенд, труп расчленили и сожгли в серной кислоте.
-Жаль, -тяжело вздохнул мужичонка. –Достойный человек был. Теперь таких нет.
-Да, -согласился дед. –Убили его за то же, за что Россию сейчас давят.
-За что?
-Самостоятельности захотел. Независимости. А кому это понравится? –дед махнул рукой, подошел к решетке. –Ладно, дочка, что там надо подписать? Давай сюды.
Один за другим они подписывали собственные показания, согласно которым никого не видели и ничего не слышали. Что не имеют претензий к гражданам Франции: Жюлю Бертини и Денису Лино. Кроме того, они обязываются по первому требованию явиться в комиссариат для дополнительных разъяснений, коли таковые потребуются.
Сергей подписывал последним. Ни слова о бомбе и оружии. Словно ничего и не было. Словно после любования видами Парижа они страстно возжелали ощутить вкус баланды местной Петровки, 38. Она же Бастилия. Бывают же экскурсии. В Гулаг, например. Так и здесь. А для большей реалистичности упросили показать телесные воздействия на особо опасных преступников.
-Да… -Сергей покачал головой, восхитился. –Ну, и придумщики ж мы, ну и молодцы!
Обдусменша пролистала протокол, поставила в конце и свою визу.
-Ну, что ж, -она кивнула жандармам, один из которых загремел ключами. –Вы свободны. Но помните, что вы не в России. Здесь свои законы и правила. Извольте соблюдать.
-Да знаем- знаем, -проворчал дед. –Со своим уставом в чужой монастырь нефиг соваться.
-Именно, -подтвердила обдусменша. –Шаг влево, шаг вправо –попытка побега. Прыжок на месте –покушение на общеевропейские, общечеловеческие ценности, то есть на демократию.
-Последнее –просто ужасно, -вздохнул Сергей. –Как же жить после  этого?
Обдусменша проигнорировала инсвинуации, стояла в паре метров, ждала. Всю группу построили в две шеренги по пять человек. Один из бомжей сунулся было следом, но получив по лбу дубинкой, залетел обратно и упал на задницу. В камере заорали, в жандармов полетели маты, плевки, но, едва вышли в коридор, звуки как отрезало.
Конвоировали в так называемой коробочке: двое по бокам, по одному жандарму спереди и сзади. Группу вывели во двор. Солнце словно кувалдой ударило по глазам. На небе ни облачка, жара плавила асфальт, вздымалась в сияющий чистотой аквамарин полупрозрачным маревом. В шести метрах от здания размечена чуть потертым белым парковка на десять мест. На ней пять машин в ряд: два черных фургона и три рено, один мотоцикл с треснутой фарой. В один из таких фургонов их и запихали. Как Сергей и предполагал, кондишеном и не пахло. Через десять минут езды он начал сомневаться, что слово душегубка имеет русское происхождение, а через двадцать в мозгу дозрела мысль, что их заключение продолжается. Просто он сейчас переживает очередной кошмар, находясь все в той же камере. Избитый до полусмерти и потому бредивший на всю катушку. Наверняка, у него жар. От того и столь реальные галлюцинации. Некстати вспомнился фильм про комнату 1408. Внутри похолодело, на загривке вздыбились волосы.
Через пять минут очередной этап их мучительного путешествия подошел к концу: фургон остановился. Довезли их, правда, до самой гостиницы. Сергей думал, что хотя бы тут кто-нибудь принесет извинения, но куда там… Ни слова, ни полслова, хоть самим за ними иди. Не говоря уж об официальном на бумаге. Хоть бы пиво поставили. Но нет. Эти картавые алжиронорманы с самыми надменными мордами захлопнули двери и фьють: только дым из-под колес. Мужики проводили фургон хмурыми взглядами, дед сплюнул. На том и порешали. Ни слова не говоря, тесной группой потопали на ресепшн.
-Добрый день! –поднял взгляд от экрана монитора прилизанный, как гомик, метродотель. Но десять хмурых избитых рож в помятой одежонке стерли улыбочку на раз-два. –Ээ… Чем могу помочь?
Сергей тяжело оперся о стол, буркнул:
-Ключи давай, -морда неумытая. –Новичок что ли? Постояльцев не узнаешь.
Тот побледнел, отступил на шажок, но все-таки проблеял с вымученной улыбкой:
-Можно ваши документы? А то ключи так просто не отыскать.
Скривившись, Сергей достал паспорт, бросил на стол. За ним и остальные. Метродотель открыл один, второй, смотрел то в паспорт, то на мнимых постояльцев. Сергей, у которого чесалось все тело и жутко зудела голова –наверняка, от тесного знакомства с местными люмпенами –спросил нетерпеливо:
-Не похожи?
Метрдотель помялся, ответил с виноватой улыбкой:
-Нет, нет, как же… В целом конечно, но вот с некоторых ракурсов…
Если б тебя пару суток по полу мордой возили, посмотрел бы, куда макияж и подевался.
-Простите, -метродотель стесненно улыбнулся, подал документы, а затем и ключи. –Распишитесь.
Сергей подмахнул в книге справа от фамилии, забрал связку.

Глава 19.

…За полчаса успел лишь принять душ, подумал, где бы перекусить: в животе бурчало и ворочалось, словно полуголодный медведь перед зимовкой –как в дверь постучали. Кто бы это мог быть? –подумал он, открывая. И в следующую секунду пожалел: банда в сборе. Девять негритят  и три девчонки. Откуда они прознали, уму непостижимо. Все при параде, за исключением морд. Но тут уж ничего не попишешь: не маску же одевать. Паранджу бы, да вот незадача: для мужиков такая услуга не предусмотрена. Дед в блатном кепоне в стиле девяностых и зеркальных тортильих очках.
-Еще не готов? –удивился он. –Тебя ж только ждем.
Сергей вскинул брови, придерживая дверь, пробормотал в затруднении:
-Вообще-то я никуда не собирался.
-Вот чудак, -дед протиснулся, а за ним вдвинулись и остальные, расселись на диванах, девчонки забрались в кресла, выжидательно уставились. –Мы же только откинулись –надо отметить. Или ты собрался с горя заказать жрачки в номер и набить пузо так, чтоб стало тяжело дышать?
Сергей, который и хотел сделать именно так, отвел взгляд, пробормотал с фальшивым возмущением:
-Да ты что, Петрович!? Как мог такое подумать?
-Ну, да, ну, да, -покивал тот, закуривая. –Тогда у тебя пять минут.
Сергей уложился в три: благо вещи по приезду не поленился распаковать. Пальцы тряслись, завязывая шнурки. В черепе металась одна мысль: если доберутся до бара, буянить начнут прямо здесь. Передерутся, посуду перебьют да заблюют все. Лучше уж в специально отведенных для этого местах. А то убирай потом.
На улице постепенно темнело. Зажглись фонари. Народ торопился в куртках и плащах с поднятыми воротниками, чему способствовал мелкий мерзкий дождик, весьма характерный для осени средней полосы России, но здесь почему-то весьма не ожидаемый. Что и не удивительно: все-таки приехали за сменой впечатлений, а тут на тебе знакомая до боли морось. Кафе искали долго, выбирая не слишком красивое и богатое: в таких вероятность встречи с местными цыганами довольно мала. Но, как назло, попадались одни рестораны. Замерзшие и насквозь промокшие они плюнули, решив хотя бы пожрать да согреться, а там чем черт не шутит: поскреби белого воротничка, отыщешь обычного мужика. А тому если в суп плюнуть, можно и по морде схлопотать. Чего нам, собственно, и надо.
Но в заведение их не пустили: мол фейс-контроль. Впрочем, будь я на месте охраны, сделал бы то же самое. Одни морды чего стоят. Даже без учета того, что не у всех костюмы. Дед, конечно, начал права качать, девчонки поддержали, но остальные благоразумно ретировались, оттащив буяна под руки. Больно уж парни прицельно присматривались к ним, словно выбирая место, куда-бы всадить пулю. Да и из кобуры у них не огурец выглядывал.
Кто-то из девчонок предложил вернуться в гостиницу, но на нее посмотрели так, что та мигом сдулась до дюймовочки, затерялась за спинами. Протопав пару кварталов, заметили бутик с выставленными за стеклом костюмами. Уже закрытый и с красным огоньком сигнализации.
-Эврика! -воскликнул дед, подбирая с мостовой невесть как попавший сюда кирпич. –Грабь награбленное, как завещал вождь всех времен и народов.
Сергей не успел перехватить руку. Булыжник вылетел, как снаряд, и угодил прямо в центр. Стекло разлетелось на сотни осколков, с грохотом и звоном осыпалось вовнутрь, пара осколков упала на брусчатку. Девчонки втянули головы в плечи, присели на корточки. Мужики покосились по сторонам, но на улице ни души. Только два ряда машин по обеим сторонам дороги. И тишина… Разве что где-то за пару кварталов отсюда сработала сигналка. Мужики малость выдохнули, Андрей покачал головой:
-Ну, ты, дед, даешь. Тебе б революции устраивать на заказ. Не ты, случаем, в царя бомбу кидал?
-Дед мой, -ухмыльнулся Петрович. –У нас в роду, куда ни ткни, одни бунтовщики да декабристы. Так что я еще сдерживаюсь.
-Хреново, что от коммунизма отказались, -посочувствовал Сергей.
Дед вздохнул, в глазах промелькнул флер былых воспоминаний:
-Да… Тогда б я развернулся во всю ивановскую и даже петровскую. Был простор для деятельности. –он тряхнул головой, ухмыльнулся. –Ладно, и так неплохо. Пошопингуем?
Долго уговаривать не пришлось. Все понимали, что затишье бывает и перед бурей. Наверняка, уже кто-нибудь снимает на смартфон, а то и размещает в какой-нибудь соцсети. Здесь же любители стукнуть в органы. Это у нас стукач –нечто мерзкое и презираемое, а у них активный гражданин, выполняющий свой долг по поддержанию порядка.
Свет включать не стали. Под ногами хрустело, в полутьме хватали что-то более или менее похожее на пиджаки. Девчонки куда-то запропастились. Дед, как кот вокруг столба с сосиской, прохаживался вокруг манекена. Костюм на том сидел, как влитой. Брюки, шляпа –все элегантно, словно сшито лучшими портными Парижа. Ах, да… Мы же и так в Париже… И тут вдалеке послышался вой сирены, стих, а потом начал приближаться. Сергей заметался по магазину, но девушек, как след поостыл. Он выругался, рявкнул:
-Где эти сучки!? –он скрипнул зубами, белки сверкнули в темноте. –Твою ж мать! И на минуту оставить нельзя. Если из-за них спалимся, я их собственными руками…
В дальнем углу шевельнулись клубы тьмы, зацокало.
-Ой, мальчики, -на свет, падающий от фонарей через разбитую витрину вышли представительницы слабого пола. –Вы не представляете, что мы нашли…
-Прекрасно представляю, -Сергей с Андреем подхватии обеих под руки, поволокли к выходу.
-Куда вы нас тащите? -возмутились дамы. –Там еще столько интересного.
Сергей выглянул на улицу. В кварталах десяти от них из-за поворота выскочила мигалка в паре с сиреной. И они быстро приближались.
-Еще минута и вы примерять будете модную пижамку от кутир мадам де Бастиль.
Алена раскрыла хорошенький ротик, захлопала длиннющими ресницами.
-Ой! Как интересно. Дебастиль… Красиво звучит. Не слышала про такого кутюрье. Это, наверное, восходящая звезда. Где он выставляется? Может, сходим завтра?
Сергей едва не взвыл, осознавая, что блондинка –это не цвет волос, а состояние души.
-За мной, -рыкнул он и помчался под стенами домов.
Сергей нырнул в ближайший проулок, побежал, прислушиваясь. За спиной топало, жаркое дыхание взвихряло волосы на затылке. Они успели свернуть еще раз, затаились в каком-то закутке, когда вой сирен стал слышен отчетливо. Секунда-две.. и противный звук стал затихать. Все выдохнули. Дед дышал тяжело, с хрипами, держал под мышкой что-то массивное.
-Нет, -пробормотал он с клекотом, -пора бросать курить. Так и загнуться недолго.
Мерзко пахло гнилыми фруктами и испортившейся рыбой. Сергей щелкнул зажигалкой, поднял руку над головой. Они присели в углу какого-то промышленного здания рядом с тремя мусорными контейнерами. Похоже на торговый центр.
Дед стоял, облокотившись о какого-то мужика. Сергей поднес огонек поближе, сплюнул. То, что он принял впотьмах за человека, оказалось пластиковым манекеном.
-Сбрендил, старый?  А если бы грохнулся или выронил? Сграбастали б всю честную компанию.
Дед бледно улыбнулся, петушиная грудь вздымалась и опадала, как волны в бурю.
-Костюмчик приглянулся. А снять не успел.
Сергей развел руками. Что тут скажешь? Что стар, что млад.
Минут пятнадцать примеряли обновки. Хотя, конечно, мы –это слишком громко сказано. Мужики потратили на смену шмоток разве что треть от этого времени, а затем ждали, пока дамы, восторженно повизгивая, перемеряют честно отобранное у проклятых капиталистов. После смен десятка платьев, когда пошли на второй круг, Сергей почувствовал жгучую ненависть.  Теперь он понимал, откуда берутся женоненавистники. Воззвав к Всевышнему, чтобы дал сил не переубивать никчемных мартышек, схватил в охапку коробки и выбросил в мусорный контейнер. О чем тут же пожалел. Глаза у обеих вспыхнули, как бенгальские огни. В следующий миг Сергей согнулся от сильнейшей боли в промежности. А затем с диким визгом обе набросились на него, выставив наманикюренные когти. Страшное я вам скажу оружие. За пару секунд исполосовали костюм на ленточки. Если бы не мужики в пятикратном перевесе, нашли б его бренное тело в том же контейнере какие-нибудь бомжи. И ведь ни в жизнь бы не подумали на человека. Искали б каких-нибудь пум или медведей.
Вой сирен начал приближаться. Местным же заткнули тряпками рты. Они дрались, пинались, плевались и кусались, пока их оттаскивали подальше, но постепенно вняли миролюбивым речам Петровича:
-Ну, что ж вы, девоньки, на людев –то кидаетесь? Неужто лягушатников мало?
-Мало? Конечно, мало. Где вы их видите? Ни одного самого завалящегося.  -подтвердила Ксения, выплюнув чей-то носок. Она скривила хорошенькую мордашку. –Тьфу! Какая гадость. Не могли платком это сделать? Побрызгали б дезодорантом на крайний случай.
Мужики переглянулись, пожали плечами. Дед сдвинул брови, проворчал недобро:
-Ты за кого нас имеешь, бикса малохольная? За тилигентов вшивых? –он приблизился к девушке, дохнул смесью перегара и лука. –Так их в семнадцатом всех повывели. Кого успели.
-А кто пошустрее, -подтвердил Андрей. –Удряпали во Франции всякие да Штаты.
-Жаль, -вздохнула девушка и пнула его по коленке. –У! Не пихали б тогда дрянь всякую.
Она вырвалась, гордо процокала к виднеющемуся метрах в тридцати выходу на улицу. За спиной вскрикнули, поминая мать во всех ипостасях. Мимо пробежала Алена, догоняя подругу. Сергей оглянулся. Один из мужиков, принимавших участие в усмирении фурий, прыгал на одной ноге, матерился вполголоса. Сергей вздохнул, отвернувшись от горе-стража, направился следом. Они хоть и стервы, но свои стервы. И как бы ни задирали нос, что бы ни говорили, но это наш долг –заботиться о них и оберегать. Феминистки они или нет, верят в равноправие или не очень, но каждую женщину нужно рассматривать, как сестру. Помочь ей, если необходимо, и отпустить, дать идти своей дорогой. Жаль только, что кто-то сорвется в овраг…
Дождь кончился, ощутимо похолодало. С неба посыпалась ледяная морось. Не снег, не град, не иней, а словно застывшая осень посыпала голову пеплом по умирающему времени…
Сергей передернул плечами, ускорил шаг. За спиной послышались торопливые шаги –народ догонял. На улице ни души, редкие машины осторожно пробираются по покрытому ледяной коркой асфальту. Сергей понимающе хмыкнул. Тут сам-то едва стоишь. Как корова на льду. А если с летней резиной, то недалеко и до беды.
Кафе так и не нашли. Да и не особо старались, если честно. Едва завидев скопление машин и яркую вывеску «Monsieur Bleu», направились ко входу. Охрана покосилась на них как-то подозрительно, но все-таки пропустили. С чего бы это? -подумал Сергей, поправляя очки. –Вроде бы прикид неплохой: костюм сменил после ногтевой атаки. Но когда прошли в фойе, причина стала ясна, как на ладони: в зеркале отражалась дюжина разноцветных кексов. Ни одного одинакового пиджака: от красного до фиолетового. И ладно бы так, так и очки окрасили мир соответствующими тонами. На них оглядывались, как на цирковую труппу. Дед поправил бардовый пиджак, протер ярко желтые очки. Мимо как раз проходил чопорный мужик в строгом черном костюме с такой же дамой в роскошном белом платье. Дед нахмурился, буркнул:
-Чего пялишься, абразина? У нас бабла немерено. Зашли тут к одному вашему. Скупили за пару евролямов  коллекцию шмоток. Она так и называется: «Коллесиен арсенсиел». Ферштейн?
-Уи, уи! Тре биян. Се бюи, инабитуел!
-То-то, -хмыкнул дед и отвернулся, поправляя галстук.
-Как интересно, -бросая по сторонам заинтересованные взгляды, Ксюша подхватила деда под руку. –Вы говорите по-французски?
-Есть немного, -дед раздулся от гордости, добавил важно. –В школе изучали, как язык вероятного противника. Еще не забыл.
-А сейчас в основном английский учат. Почему? Французский красивее.
Дед посмотрел на нее, как на куклу-барби, едва ни погладил по голове.
-Гм, действительно… С чего бы это?
Светлый зал, бежевые стулья –кресла, напоминающие по конструкции те, что встретили в аэропорту. С потолка свисают странные абажуры в виде тумбочек или китайских фонариков, запускаемых в небо на праздники.
Их компанию усадили за второй от выхода стол. Хотя скорее это диван, так как именно он определяющ в квартете из двух столов его самого и шести стульев. Дед с пятью мужиками упали на диван, удобно устраивались, а остальные сели за столы.
-Ксюшенька, -умильно вытянув губы, сюсюкал Андрей, -иди к нам. –он похлопал по враз освободившемуся пространству, которое образовал он и масляно поблескивающий глазами сосед. –Смотри, как здесь хорошо. Мягко, удобно, тепло.
Девушка гордо вскинула носик.
-Хм. Еще чего! Куча потных мужланов и я такая красивая и элегантная…
-Стерва, -закончил дед.
-И что? –Катерина вскинула нататуашенную бровь. –Зато красивая.
-С этим не поспоришь. –вынужденно согласился потомок бомбистов.
Официант принес меню, раздал каждому:
-Мадам и месью, шуасес, силь ву пле.
-Уи, уи, гарсон, -Сергей открыл меню, посмотрел в затруднении на картинки. Надписи на французском и продублировано на энглише. Что за дискриминация: не могли сделать пояснения нормальным человеческим языком? Сволочи! Он поколебался, потом с некоторым опасением ткнул во что-то, напоминающее мясо с рисом. –Давай вот это.
-Буассон?
-Ээ.., -Сергей беспомощно покосился по сторонам, бросил взгляд на деда. –Петрович, что ему надо?
-Спрашивает, что пить будешь.
-Де марк, эксклюзиф.
-Тре биан, -официант улыбнулся, обвел взглядом остальных, чьи лица, как две капли воды походили на детей, которым через минуту нужно идти в кабинет к стоматологу. –Эт вуз ами?
-Друзья то? –переспросил дед и обвел вопросительным взглядом честную компанию. –Да то же самое. В смысле ла мем шос кю муа.
Официант улыбнулся, поклонился.
-Мервейлюкс. Ле динер сера прет данс дикс минут.
Он собрал книжки с заказами, удалился в сторону кухни. Ксения взглянула на Петровича, наклонилась через стол:
-Что он сказал? –шепнула она, косясь по сторонам.
На диване все шумно сглотнули: то ли в процессе примерки, то ли изначально лифчика не было, но тяжелые сиськи едва ни вываливались из низкого выреза. К тому же ниппеля сразу заалели, набухли под мужскими взорами. Даже дед перестал воинственно рассматривать вкушающих яства, уставился на нее бараньим взором.
-Так что официант ответил? –настойчиво повторила Ксения.
Дед вздрогнул, отер трясущейся рукой выступивший пот на лбу, прохрипел:
-Сказал, что ради такой прекрасной мадам он доставит заказ в предельно короткий срок.
Девушка выпрямилась, бросив взгляд на часики, вскинула бровь:
-Через сколько?
-Постарается уложиться в десять минут. –с облегчением выдохнул дед.
Официант не приврал ни капельки. Через девять минут стол оказался заставлен блюдами с парующим мясом, обложенным зеленью и какими-то коричневыми штуковинами сложноопределяемого происхождения. Ели сперва осторожно, потом распробовали, налегли так, что только за ушами трещало. Лишь только Лена – Ксюшина подружка с нескрываемым подозрением рассматривала принесенное, расковыривала, словно пытаясь найти то ли кнопки, то ли гранулы с ядом. Андрей закончил первым, отвалился от стола, отдуваясь. Он оглядел ресторан добродушно –сытыми голубыми глазами, обратил взор на девушку:
-Что? Потеряла чего или не по вкусу пришлось?
Девушка пожала плечиками, ответила смущенно:
-Я готовлю сама, поэтому привыкла разбираться с ингредиентами. А здесь что-то непонятное…
-Но ведь вкусно? –не отставал Андрей.
-Да, но…
-Брось. –посоветовал он с улыбкой. -Просто наслаждайся. Мы здесь не для промышленного шпионажа, хотя, конечно, хочется нанести супротивникам урон. Но давай в другой раз. Хорошо?
Большей частью на нее посматривали с любопытством, но один-два с осуждением и даже раздражением. Девушка смущенно улыбнулась, отправила в рот первый кусочек.
Дед лопал, бросая острые взгляды по сторонам. Это молодняк ничего не замечает, пикируется, а мы –старые разведчики нутром чуем, когда нас ненавидят. Вроде бы сидят все из себя недоступные и благородные, а глазенками то паскудными так и водят, так и водят. Где насмешливыми, где заинтересованными, а где и просто равнодушными. Но есть и такие, от которых мороз по коже и волосы на загривке дыбом. Дед откинулся на стул. Ковыряя в зубах, он обвел зал сытым взором и наткнулся на взгляд типичного белого воротничка в компании  такой же засушенной воблы в очках с дорогой оправой. И хоть тот сразу уронил взгляд в тарелку, деда это уже не остановило. Он поднялся, подошел к мужику, прорычал, глядя на него обрекающим взором:
-Те чо, рыло, надо?
Клерк поднял голову, испуганно заморгал:
-Десоле, мэ же не компрендес пас ле рюсс.
-Все то ты понимаешь, -отпарировал дед, засучивая рукава, и добавил уже по француски. –Какого черта пялился на меня ты, жабоглот?
Француз затрясся, пояснил, жалко улыбаясь:
-Извините, месье, если я вас чем-то обидел, но я просто смотрел на часы. Прошло пятнадцать минут, как мы с женой заказали жаркое, а его до сих пор нет. –он оглянулся. Глаза зацепились за остановившегося неподалеку официанта, голос окреп. -Это просто возмутительно! Такое мерзкое отношение к клиентам терпеть просто нет сил! Я стану жаловаться в общество по защите прав потребителей!
Дед оглянулся, крякнул. За его спиной, действительно, висели большие квадратные часы, отделанные в стиле солнечно-платинового градиента. Дед побуравил замершего пингвина суровым взглядом, сказал медленно:
-Ладно, паря, живи покедова, -он хлопнул француза по плечу. –Извиняй, если чего не так.
-Нет, нет, хе-хе, -дробно засмеялся француз. –Это вы меня простите. Я же понимаю: чужая страна. Все вокруг кажется враждебным. Но, поверьте, все не так.
-А как? –проворчал дед. –Если верить ящику, нас ненавидят во всем мире.
-О! –воскликнул француз. –Разве можно верить СМИ и политикам? У первых задача –повысить рейтинги, что автоматически дает рост доходов, а у вторых схожая цель. Найти внешнего врага, чтобы общество объединилось вокруг существующего лидера. Мол, именно он и только он способен противостоять Красной Империи Зла. А все его оппоненты –не иначе, как наймиты Кремля, находящиеся на содержании Путина.
-Гм, -дед почесал щетину. –Вообще-то у нас уже почти тридцать лет, как коммунизм отменили.
-Не важно, -француз отмахнулся. –Это все мелочи. Нужна ось зла. А что может быть безопасней, чем объявить таковой Россию? Мы же прекрасно знаем, что вы первыми не нападете.
-Поэтому и тявкаете на безопасном расстоянии? –хмыкнул дед.
-Именно! –лучезарно улыбнулся француз и всплеснул ручками. –Оо! Вот и ужин! И века не прошло, как говорят у вас в Советах.
-У нас уже не Советы, -несколько раздраженно отпарировал дед. –И так не говорят, и не говорили. Про год, может быть, но не про век.
-О, голубчик, не обижайся, -француз довольно улыбнулся. –Год –тоже неплохо. Хотя вам русским и это не страшно. Вы ведь с медведями в родстве. Значит, заберетесь в берлогу и проспите десять месяцев зимы. А придет лето, тут-то вы и вылезете вместе с подснежниками.
Дед скривился, словно съел с десяток лимонов, запив ведром уксуса. Махнув рукой, он отошел к своим. Ни слова не говоря, дед рухнул на диван. Придвинув к себе столик, начал с остервенением кромсать ножом мясо, словно куклу-вуду, связанную со всеми знатоками России и русской зимы вместе взятыми.
-Ну что? –Андрей толкнул деда локтем в бок. –Вызвал на дуэль?
Дед нервно дернул щекой, ничего не ответив, принялся поглощать подостывшее блюдо. Деда пробовали разговорить то один, то другой, но Петрович отбрыкивался, бурчал, что с такими даунами даже срать рядом не сядет. Их бить все равно, что детей трехлетних. Ни мозгов, ни понимания. Что взрослые скажут, то детишки и лякают. Да еще с таким апломбом, что аж челюсти сводит. Вумные-вумные, как утки. Только не крякают. Андрей разочарованно отмахнулся.
-Ну, Петрович, не ожидал. –в глазах нескрываемое осуждение. –Что ж тебя болтает в проруби, как… В общем, как утлую лодчонку в шторм? То ярый русофил, ультрапатриот, а тут просто амеба полудохлая. Еще чуть и в дерьмократы записывать можно. Тьфу!
Дед отвернулся, в глазах упрямство. Одно дело глаз на жопу натягивать откровенным русофобам, что ненавидят нас по идеологическим мотивам, другое дело аморфной массе, что представляет собой девяносто девять процентов всего населения. Сказали им авторитетные люди в хороших костюмах в авторитетных изданиях, что русские зло, стремящееся всех отравить, продать обогащенный уран террористам, захватить хохлов и нищую Литву, они и верят. Не могут же такие импозантные политики лгать? Причем все? Наверняка, дыма без огня не бывает. Так что если уничтожать, то только всех подчистую. Ну, или хотя бы ту прослойку, которая формирует общественное мнение. Хотя тем самым мы только лишь подтвердим их представление о злобной стране льдистых чудовищ, что всю зиму спят в берлогах, вынашивая планы по захвату мира.
Не удовлетворенный таким исходом, Андрей вертел головой в поиске подходящей жертвы.
-О, Петрович, -он хлопнул деда по коленке. –Смотри, фашист расселся. Важный какой. Как насчет сбить с него спесь?
Дед покосился туда, куда указывал возбужденно потирающий ладоши Андрей, скептически хмыкнул. Через три столика сидело три поросенка. Нет… С поправкой на габариты, три хряка. Судя по облику и вкратчивому похрюкиванию, семья: мама, папа и сыночек –свин. Необъятных размеров задницы еле втиснулись в кресла. Таких, как дед, в нем поместилось бы трое, но здесь и волосок не просунуть меж трещащими конструкциями и прущими во все проемы пластами сала. Им бы всерьез подумать о голодании, так нет: на столе парующие бифштексы, разрумянившаяся птица и крохотные зеленые листики на тарелке. Мол, если зелень, то остальное не в счет. Как бы ни так.
-Да какой это фриц? –дед презрительно поморщился. –Его же ничего кроме брюха не интересует. Такой за пару литров крюгера мать родную продаст, не то что Дойчландию. Ты вспомни военные фильмы, вспомни фашистов. Подтянутые с огнем в глазах. А это? Это просто боров.
-Не знаю насчет боровов –не боровов, -проворчал Андрей, не отпуская темным взглядом немца, -но как только цистерна наполнится, мы с ним сходим пописать. –Он бросил полный мрачной ярости и веселья взгляд на друга. –Ты как, корешь, со мной?
-Пойдем, разомнемся, -согласился Сергей и устроился поудобнее на диване.
Впрочем, потенциальный козел отпущения ждать себя не заставил. Красномордый потный, как после бани, он едва высвободил седалище. Промокнув огромным, как кильт, платком лоб, он потопал в сторону двух дверей со стилизованными изображениями мужчины и женщины.  Андрей проводил его долгим взглядом. Дождавшись, когда толстяк скроется за дверью, он двинулся следом. За ним пристроились еще двое из их компании. Сергей замыкал квартет. Так гуськом они проталкивались мимо кресел, когда с улицы ворвался какой-то парень и заверещал:
-Аледе! Ареллез ла полиц! Ме копине он ете екрасе деван ла порте!!
Андрей, что было взялся за ручку, остановился. Народ вскакивал, люди оглядывались друг на друга, смотрели на официантов. Дед ломанулся к выходу, распихивая народ, с криком:
-Братва, за мной! Драка!!!
-Урря!!! –круто развернувшись, Андрей с Сергеем наперегонки бросились догонять старого террориста.

Глава 20.

В дверях столкнулись друг с другом, да еще с каким-то мужиком. Косяки затрещали, а вместе с ними трещали и их ребра. Сергей толкнул его плечом, но мужик не отступал.
-Чего ж ты давишь, -сдавленно просипел он, злобно вращая налитыми кровью глазами, -чего давишь, гнида москальковая!?
-Аа-а! Земеля!! -ухмыльнулся Сергей и саданул мужика под дых. Пока тот, согнувшись в три погибели, отхекивался, Сергей похлопал его по загривку, спросил ласково. –Как там ридна ненька поживает? Как запасы национальные? Если не допер, то я про сало жирное в утесах. Надежно перепрятал? А горилку? Надеюсь, не в одном месте хранишь? А то неровен час ваши злейшие друзяки из МВФ заберут в качестве валютного долга. И цыбулю вместе с ним прихватят.
-Тамбовский волк тебе земеля, -просипел мужик. Как стоял на полусогнутых, так и ринулся на Сергея. –Получай, гаду.
Хоть для разбега места и немного, но на богатых солнцем сельхозугодьях Малороссии краснорожее хохляцкое тело набрало ни много, ни мало, но пудиков шесть, если по ощущениям. Так что удар под дых вынес на улицу Сергея не только вместе с застрявшим друганом, но и с роскошной дверью, позиционируемой, как противовзломная не менее второго класса. Скатившись кубарем по ступенькам, они распластались под ногами у выскочивших минутой ранее. И что же, вы думаете, они увидели с нижнего яруса? Прямо перед рестораном около дороги двое негров трахали двух девок. Прижали их к бамперу джипа, заломили руки и драли так, что жопы трещали. Те визжали, вырывались, в глазах боль и страх, но силы явно неравны. Вокруг столпился народ, кричали, кто-то подавался вперед, но еще двое то ли негров, то ли арабов загораживали своих, угрожая один ножом, а второй чем-то похожим на обрезок палки. Они что-то выкрикивали, злобно скалились. Народ в ответ едва ни причитал, судя по голосам, просили чего-то. Наверное, отпустить. Но, похоже, благотворительность в планы афров не входила.
Сергей медленно начал подниматься. Снизу он видел, как Андрей крадется вокруг машины. Он понимал, что действовать нужно сообща. Если эти твари так себя ведут, то вряд ли побоятся зарезать девушек, или того, кто подвернется. Столь явное пренебрежение общественным мнением говорит о том, что плевать они хотели как на тюрьму, так и на всех вокруг.
Сергей двигался, как замерзающая улитка. Но негра это не обмануло. Он помахал перед носом Сергея палкой, а когда тот продолжил мучительно медленное восхождение, ударил сверху вниз. В плече хрустнуло, Сергей охнул, но устоял. Он выставил перед собой руки, зашептал:
-Стой, стой. Я не причиню тебе зла. Давай поговорим. Просто поговорим…
И не смотря на то, что эта фраза казалась в данной ситуации нелепой, негр остановился и даже попятился. Сергей приободрился, подумав, что все-таки не совсем растерял грозный вид, но через несколько мгновений понял, что рано радовался. Топот ударил в спину бешеным ревом:
-Дю бист эйн абшелишер Аффе! Жест лернст дю, ви мэн юнсер фройен берухт! –что по остаточным со школьной скамьи знаниям немецкого ассоциировалось с обезьянами, которым не стоит трогать наших женщин. Во избежание…
 С этим тезисом Сергей готов согласиться целиком и полностью, если бы не одно «но». Невидимое, но весьма плотное и пахнущее дорогим парфюмом в смеси с мясом и пивом. И вот это нечто спресовало его с афрой, а потом обоих с одним из насильников. А что ощутила женщина, как нижний слой странного бутера, сложно сказать, но можно представить. Во всяком случае застонала она весьма чувственно. У Сергея же от удара выбило дыхание, затрещали ребра. Он вцепился в горло недруга, краем глаза заметив, как Андрей дубасит чем-то странным второго агрессора. Главное не того, что с ножом, а любителя экстремального конца.
Как оказалось, он был не один такой и даже не два. Сирены и топот отодрали Сергея от супротивника, оттащили на пару метров. Руки вывернули в суставах, на запястьях защелкнули что-то холодное. Прижавшись щекой к обледенелой брусчатке, Сергей видел лишь черные армейские бутсы и такие же штаны. Вот кого-то проволокли с безвольно болтающейся головой, затем второго, извивающегося, словно хариус на перекате. А затем настала и его очередь. Подняли рывком, едва не вывернув руки из суставов. С десяток метров протащили, затем зашвырнули в фургон.  Сергей упал на что-то мягкое, матюгнувшееся до боли знакомым голосом, вздохнул со смесью досады и облегчения: все вернулось на круги своя.
Через полчаса тряски и покачиваний Сергея разморило так, что он даже задремал. Очнулся от ледяного ощущения на пузе и противного скрипа. Перед глазами проплывал стальной пол местного воронка. Хотя проплывал –сильно сказано, если учесть, что та мокрая полоска, что удалялась .. или он от нее. В общем образовалась она, похоже, от его слюней, которые размазал Сергей, волочась носом по этому видавшему не одну сотню ног полу. Рубаха задралась к самому горлу, передавила кадык. Тащили его за ногу. Понимая, что вскоре обрыв, Сергей прохрипел не своим голосом:
-Только попробуйте уронить, только попробуйте! Кхе-кхе…У меня каждый зуб стоит, как месячная зарплата всего вашего вшивого нацистского отдела!!
Поняли его или не совсем –перевода Сергей что-то не услышал –но, когда перед глазами показался асфальт, его подхватили с двух сторон, вздернули в стоячее положение. Сергей с облегчением выдохнул, ругнулся про себя: слева подходил давешний капитан. На лице мерзкая ухмылка. И по мере приближения она становилась все паскуднее. Капитан остановился перед строем арестантов. Средь них пара невесть как затесавшихся зевак, толстяк-фриц и те четверо любителей экстремального секса. Только девок куда-то дели. Морды у негров распухшие настолько, что у Сергея аж похорошело унутри. Словно маслицем смазали. Двое утирали кровавые сопли, один лелеял руку, а последний все тряс головой. Причесон у него, как щетка по металлу для болгарки. И почему-то в перьях. Капитан прошелся вдоль толпы. Сергей сразу дорисовал ему плетку в руках, скрещенных за спиной, подкрутил усы на манер кайзера Вильгельма и обул в кирзовые сапоги, надраенные ваксой до зеркального блеска. Капитан остановился перед Сергеем, прогавкал отрывисто, что Сергей перевел, как:
-Давненько не виделись. Кажется, вам у нас понравилось.
Сергей напряг все свои знания, буркнул:
-И я вас люблю, мон амур. Столь же трепетно и нежно.
Капитан хмыкнул, сообщил чуть потеплевшим тоном:
-В этот раз вам повезло: женщины дали показания, а то б я вас суток на пятнадцать засадил: это уже второй арест за два дня. Тенденция, понимаете ли.
-Понимаю, -угрюмо согласился Сергей и спросил буднично. –Наручники снимите?
 Капитан кивнул старлею, тот снял браслеты сперва всей русской компашки, а Сергея, словно в отместку, освободил последним. Растирая запястья, тот указал взглядом на негров.
-А с этими что?
-Годков на двадцать загремят, как минимум, -следак махнул в сторону здания. –С вас показания, а потом можете быть свободны.
-Совсем? –не поверил Андрей.
-Если в третий раз встретимся, то пеняйте на себя. Посадим так, что никакой дед не вытащит.
 Радужным надеждам на теплую постельку и в нее же завтрак желательно с хорошенькой девушкой не суждено было сбыться. Промариновали их почти сутки. Следователи сменялись через каждые двенадцать часов, да еще регулярно ходили обедать, а вот им такие услуги не оказывали. Сперва опросили французов, затем немца, негров, а уж после взялись и за нас. Сказать, что чувствовали себя оскорбленными, значит, ничего не сказать. Андрей готов был взорваться, как закипающий чайник, дед прохаживался по коридору взад-вперед шестой час подряд. Остальные кто дремал, кто с нарастающей злобой за дедом следил. Сергей уловил обостренным нюхом запах жареного цыпленка, в животе раздраженно квакнуло.
Вызывать начали по одному, а затем пошел перекрестный допрос. Негры, понятное дело все отрицали. Ну, конечно, не совсем все: против видеокамер и десятка очевидцев не попрешь –но они настаивали на добровольном акте. Мол, познакомились с девушками в баре Шарлота в двух кварталах от ресторана. Провожая до дома, раскрутили на экстремальный секс. Хотели на эскалаторе, но метро уже закрыли. Поэтому решили отделаться промежуточным вариантом: перед входом в ресторан.
-Но зачем двое с оружием? –поинтересовался следователь, как две капли похожий на Эйкюля Пуаро. Он загасил сигарету в малахитовую пепельницу, спросил, щурясь сквозь дым. –Или это часть игры? Ролевуха?
Один из негров пошевелил челюстью. Далось это ему с изрядным трудом, но все же Сергей разобрал в бормотании:
-Нет. Просто охраняли, чтоб не мешали. А то советчиков, хоть отбавляй.
-Но одна из девушек кричала о помощи, плакала, что подтверждается показаниями свидетелей.
-Это от удовольствия, -криво усмехнулся негр и скривился от боли. –Когда оргазм, бывает и не такое.
-Да, конечно, но судмедэкспертиза зафиксировала на теле множество синяков и ссадин. Как вы это объясните?
Негр пожал плечами, ответил небрежно:
-Девчонка оказалась с замашками мазохистки. Все время просила сделать ей больно.
-Это когда кричала о помощи?
-Да. –негритосы переглянулись. Опухшие морды расширились в еще больших улыбках. На расплющенных в отбивные губах проступили мерзкие ухмылки. –Просила еще и еще. Ну, а мы не привыкли отказывать, когда нас просят. А тем более хорошенькие девушки.
Следак затянулся, красный огонек съел сигарету до самого фильтра. Щурясь сквозь едкий дым, он вытащил из тумбочки и бросил на стол пачку глянцевых снимков. Они рассыпались веером. На них снятые с разных ракурсов лицом вниз две обнаженные девушки средь мусорных баков. Выглядели они так, словно их долго били битами и плетками со свинцовыми наконечниками.
-А на это что скажете?
Один из негров вздрогнул, заплывшие веки даже чуть раздвинулись. Остальные же сидели, как истуканы. По тем маскам, любезно слепленным спецназом вместо лиц, понять вряд ли что можно. Но это простым людям, а вот движение подкожных мускулов, фиксируемых с четырех сторон, не скрыть. Так что выводы сделают, не смотря на правдивость их истории.
-Не понимаю, -ответил негр с запинкой. –Кто это? Зачем вы это показываете?
-Это Николь и Софья, -любезно ответил следователь.  –Их нашли в пригороде Парижа в мусорном ящике два месяца назад. Как вы могли догадаться, они мертвы.
-Сочувствую их родным, -сообщил негр, нервно оглядываясь на друзей, -но мы то при чем?
Следователь помолчал, выдерживая паузу, затем ответил, внимательно наблюдая за лицами подозреваемых:
-У обоих девушек нашли биоматериал одного из вас.
-Чего еще за.? –не понял негр.
-Сперму, -пояснил следователь лаконично.
И без того маловыразительные лица негров вовсе окаменели. Они посмотрели друг на друга, во всяком случае шеи дернулись в соответствующих направлениях, затем самый разговорчивый выразил общее мнение:
-Мы требуем адвоката. Почему допрос ведется без адвоката? Это противозаконно.
Пуаро примирительно улыбнулся, развел руками:
-Без всякого сомнения, без всякого сомнения... Но учтите, что сейчас раннее утро, почти ночь. Так что придется подождать. Ну, а так как сидеть и молчать как-то глупо, почему бы нам не развеять скуку дружеским разговором?
-Вы относитесь к нам предвзято, -настаивал негр. –Так что лучше подождем. Вы же даже не зачитали нам наши права.
Следак наклонился, приобняв негра за плечи, сообщил тому доверительно:
-Я родился и вырос в Алжире, поэтому в детстве дружил, а порой и враждовал, как с арабами, так и представителями негроидной расы. Впрочем, и с белыми отношения складывались по-разному. Так что за пятнадцать лет, прожитых там с родителями, понял одно: дерьмо не зависит от цвета кожи. И с тех пор я делю людей лишь на две группы: на ублюдков и человеков. –он наклонился к негру, поинтересовался. –Так к какой группе мне тебя отнести?
Негр чуть отстранился, голос дрогнул:
-Не понимаю, что вы хотите.
Пуаро улыбнулся, ответил мирно:
-Все очень просто: я хочу правды.
-Но я вам уже сказал, -ответил негр, повышая голос, -что мы не имеем отношения к смерти тех девушек. А сперма –всего лишь сперма. Мало ли чем они занимались. Мы за это время столько шлюх белых поперетрахали, что со счета сбились.
Лицо следователя затвердело. Ни слова не говоря, он подошел к лейтенанту. Тот уже держал синий халат наподобие того, в котором хирурги проводят операции. Лейтенант помог Пуаро облачиться, нахлобучил шапку, очки, в которых пилят лес или работают с металлом. Напоследок он надел кожаные краги и вручил бейсбольную биту. Не поворачиваясь, следователь сказал тихим, но крайне проникновенным голосом, которому почему-то сейчас уделили особое внимание:
-Жизнь человека долгая и непростая. Всякое случается. Так что даже праведники порой совершают поступки, о которых потом жалеют. Повторяю, оступиться может всякий, но кто-то поднимется, отряхнется и пойдет дальше, а другой с удовольствием останется в этом болоте. Тепло, просто и ничего не надо. А чтобы не выглядеть странно, он попытается и других в болото затащить. Чтобы не напоминали о другом мире, о возможности жить иначе.
Негр скривил и без того страшные губы, процедил небрежно:
-Не понимаю, о чем вы. К чему этот рассказ?
-Если человек совершил преступление и признался, искренне раскаиваясь в содеянном, -пояснил Пуаро, -значит, он внутренне готов измениться, встать на праведный путь. А тот, кто врет, изворачивается, оправдывается, достоин…
-Чего? –перебил негр с нарастающей насмешкой и вызовом. –Слушай, мусор, я не паства, а ты не проповедник. Так что, либо предъявляй обвинение, либо отпускай нахер.
-Да, -спокойно согласился Пуаро. –В сан меня не посвящали. Но порой этого и не нужно.
Он развернулся с бейсбольной битой наперевес, взгляд прицельный.
-Да что за ху!?.. –успел вскрикнуть негр и захлебнулся от удара битой по зубам.
Его отбросило на стул, голова запрокинулась. Губы провалились кровавым месивом, он хрипел, глаза расширились, в них плескалась боль и ужас. Вокруг орали, дергались трое других негров, понимая, что следующие на очереди. Сергей со товарищи смотрели на все это в некотором оцепенении.
-Зря ты не сказал правду, -сообщил следак, планомерно работая битой. Негр пробовал уклоняться, но в наручниках маятник сильно не покачаешь. Так что через пять минут он обвис, лишь слегка вздрагивая от особо мощных ударов. –Но ничего. Если не чувствуешь внутренней боли, очищение может наступить и от внешней. А я тебе помогу. Не думай, что я испытываю злость, -добавил он, вбивая нос в глубь черепа, -я чувствую печаль и радость, даруя тебе рождение. Ведь пока ты амеба, мерзкая гусеница, но пройдет совсем немного, и ты родишься человеком. –он устало оперся на биту. Руки по локоть в крови, с биты стекают красные струи, очки залило так, хоть дворники приспосабливай. В кабинете все забрызгано красным, включая и десяток обомлевших свидетелей. Пуаро посмотрел на трясущихся и причитающих на смеси арабского с французским негров, поинтересовался. –А вы, дети мои, как относитесь к очищающему душу раскаянию?
Он повернулся к ним всем корпусом, добрый коровий взгляд сквозь забрызганные красным очки, казалось, смотрел прямо в душу. Следак похлопывал битой по ладони. Каждый раз с нее срывались тяжелые капли, падали в густую багровую лужу. Вот для чего пленка на полу, -догадался Сергей. –А он то дурак думал, что ремонт собрались делать. Потолок там белить или еще чего… Похоже, у ребят-жандармят все давно на поток поставлено. Это мы в «полицейской» Раше еще миндальничаем, а здесь ****ят не по-детски.
Негров трясло, словно три тополя на плющихе. Зубы выбивали немузыкальную дробь.
-Дд-дда, -негры судорожно и столь согласно закивали, что можно заподозрить в неком тайном сговоре. –Мы согласны дать показания. Да, согласны…
-Ну, вот и чудненько, -Пуаро снял очки, спрятал в карман. Губы растянулись в добрейшей, словно у Айболита, улыбке. –Я просто жуть как не люблю насилие. –он развел руками. -Но если надо, то надо. Сами понимаете, ребята, работа такая.
Негры сглотнули, втянув головы в плечи, смотрели на следователя, как темного бога. У страха, говорят, глаза велики. Если раньше я понимал это, как метафору, то глядя на троицу, пялящуюся на следователя, понял, что это реальность. Заплывшие еще совсем недавно морды осунулись, а черные маслины буркал буквально лезли на лоб, следя за Пуаро с собачьей преданностью. Тот окликнул лейтенанта, выполнявшего по совместительству функции стенографистки.
-Как там наши дела?
Стукая двумя пальцами по клавишам, тот ответил через плечо:
-Почти готово. –он хмыкнул. –Сейчас признание негра номер три допечатаю и запущу на принтер.
-Да что ты с ними возишься? –Пуаро поморщился. –Пару слов переставь, да и делу конец. Все равно их показания должны совпадать.
-Я так и делаю. –лейтенант покосился назад. –Что я –дурак что ли, все заново писать? –Он энтерякнул, принтер застрекотал, выплевывая листочки. – Вот, шеф, все готово.
Пуаро проследил, как подследственные ставят автогрофы, отложил биту. Подойдя к столу, он вдавил кнопку селектора.
-Карина, позови, пожалуйста, Сержа с Пьером: прибраться нужно.
-Хорошо, господин полковник.
-И еще… Закажи пять рулонов обоев.
-Что!? –возопило сквозь решетку селектора. –Опять!? Сколько можно!? Пятнадцатый раз за полгода переклеиваем. Вы решили нас по миру пустить? Это произвол! Я буду жаловаться господину генералу!
-Господин генерал в курсе всего происходящего. У нас установлены камеры, через которые он в этот самый момент следит за процессом допроса. Так что, если вас что-то смущает…
-Смущает!? –в селекторе завизжало. –Да я просто возмущена до предела вашими варварскими методами. У нас правовое государство, а не дикое средневековье. Может быть, вам еще дыбу по ебей выписать или итальянские сапожки? Я сегодня же напишу жалобу.
-Ваше право, мадмуазель Лоран, -Пуаро зажег сигарету, выпустил струю дыма в селектор, -но боюсь, господин генерал пропишет вам лишь успокаивающие массажи.
-Какие еще массажи? –насторожилось в селекторе.
-Фирменные от Винсента де Сада.
-Вы умеете делать массаж? –удивилась дама.
-О да, -заверил Пуаро. –И пока никто не ушел от меня недовольным, правда мальчики?
Негры истово закивали, подписывая дрожащей рукой вышку. Из трубки сглотнуло, спросило враз присмиревшим тоном:
-И какой расцветки?
-Розовые, -Пуаро помял подбородок, добавил раздумчиво. –Со слониками. Думаю, что так будет более доверительно. Нужно настраивать людей на более тесные, теплые отношения.
-Записала, -сухо подтвердила секретарша. –Что-то еще?
-Пару валиков, кисть и обойный клей. –Пуаро взглянул на лейтенанта, тот показал, что голоден. –Да… И еще штук десять пончиков и два кофе экспрессо.
Из селектора фыркнуло, зеленая кнопка погасла. Пуаро прочитал показания, отдал их лейтенанту.
-Ну, что ж ребята, -он оглядел нашу многострадальную компанию. –Всем спасибо, все свободны. –Негры дернулись, но следователь покачал головой. –А вас я попрошу остаться.

Глава 21.

До отеля добирались на трех такси. В машине никто не разговаривал, справедливо полагая, что, коль стучать у местных в порядке вещей, то дятлом может оказаться абсолютно любой и каждый. Ну, а таксистам сам бог велел в чечетку играть. Вроде бы едет себе, баранку крутит, ан нет-нет, да ухом шеволит. Явно на ус мотает пудель горбоносый.
Войдя в отель, так же молча в состоянии депрессивного психоза разошлись по комнатам. Даже две женщины, что прошли мимо, многообещающе улыбаясь и вертя крутыми бедрами, не вызвали ни малейшего отклика. Напротив, некое настороженное отторжение. А вдруг и они того, скрытые шпионки Моссада. И хоть курлычат по-французски, но уж больно их картавость с еврейской схожа. А то, что не горбоносы, так для евреев это не параметр. Если мама еврейка, а папа хоть белокурый викинг, то ребеночек все равно кровный еврей. И уж поверьте, воспитает она его так, что у малыша ручка пухлая не дрогнет всадить нож в горло родной бабушке по отцовской линии. По самую рукоять. Ибо гой для еврея –не человек. Его можно обокрасть, обмануть, отнять и изнасиловать жену, убить –все, что угодно. За это согласно Торе еврей лишь будет вознагражден его Богом. А гой –это тот, кто не еврей. Даже пусть ты хоть трижды иудей, то есть ты так считаешь, так как поклоняешься Иегове, назубок знаешь Тору, но на самом деле тебе не стать настоящим иудеем никогда. Ибо иудеем может стать лишь истинный еврей, еврей по крови. И хотя благодаря Христу ихний бог вроде бы и наш тоже, так как бог –Отец, но похоже, как и древнеримские боги, тот же Зевс, Иегова имел любимчиков. Иначе как можно объяснить такую избирательность?
Сергей бросил ключи на кровать, скинув ботинки, завалился на кровать. Как был в одежде, так и бухнулся, тупо уставился в натяжной потолок. В желудке робко квакнуло, но не заметив реакции, обиженно смолкло. В душе сумрачно и непокойно. Словно ежик в тумане, бродили пораженческие мысли, вгоняя в тоску глубиной с Марианскую впадину. События последних дней втоптали в грязь голубую мечту о прекрасной стране свободы и справедливости. О Париж! Город благородных мужчин и прекрасных дам… Где ты, город грез?.. Ежик, ау!.. Медвежонок, ты где?..


…Серая пелена тумана комкалась, клубилась, трепетала под настойчивым звоном. Словно в детстве, когда прятались под лесенкой, а звонок на последний урок все никак не умолкал. Будто тетка Матрена –наша местная уборщица и по совместительству –повелительница звонка –доподлинно знала, что в классы зашли не все. Однако, она не догадывалась, кто конкретно прогуливал, поэтому давила, давила на психику, рассчитывая, что кто-то не выдержит, выскочит, а она тут как тут. И поэтому Сергей не шевелился, лежал, зажмурясь. Он знал, что тетка Матрена не будет звонить вечно, и тогда он сможет снова… Сергей не мог вспомнить, что же он сможет. Курнуть с Федькой подобранные на остановке бычки? Зачем? Он же бросил курить пару лет назад. Да и Федор в том году разбился на вертолете…
Сергей открыл глаза, уставился перед собой. В черепе звенящий вакуум. Вяло моргнув пару раз слипшимися ресницами, повернул чугунную голову направо, налево. В висках стрельнуло, затылок заломило. Сергей простонал, осознав, наконец, что звонит телефон. Брать трубку не хотелось до свинячьего писка. Подождал минуту. Телефон смолк. Не успел Сергей с облегчением выдохнуть и повернуться на другой бок, как мобильник запиликал снова. Чертыхнувшись, Сергей взял смартфон, взглянул на номер. Антон. В груди екнуло. Может, случилось что. Надо ответить.
-Антоха, кореш, как сам!? –преувеличенно бодро осведомился Сергей. –Уже выписали?
-Отказную накатал, -ответил Антон слегка раздраженно. –У них уж если мухи на лету дохнут, то я скончаюсь, к бабушке не ходи. А ты то чего затихарился?   
-Да, так.., -Сергей неопределенно пожал плечами. –Вчера только лег, вырубило, словно выключателем щелкнули.
-А… Ну, да, бывает, -согласился Антон. –У тебя есть планы на вечер?
Сергей обвел мутным взором комнату, взгляд зацепился за холодильник.
-Конечно, -ответил он бодро. –Полно. И на день, и на вечер. Да и ночью найду, чем заняться.
-Да, ну? –удивился Антон. –И каких же? Не поделишься? А то, может, и мне присоединиться?
-Планирую опустошить бар, отоспаться, а завтра утром в состоянии «не кантовать» отправиться на пароходе в Франкфурт на Майне. Как тебе?
-Да ты что, Серега? –воскликнул Антон возмущенно. –Да этого добра и дома навалом. Стоило ли переться так далеко, чтоб нажраться до усрачки?
-А что? –отпарировал Сергей. –Экзотика: в Париже, в Па-ри-же! –он поднял палец, помахал перед трубкой. –И до усрачки. Кто еще так может? Только русский патриот.
-Да ладно тебе, патриот хренов, -с насмешкой перебил Антон. –У кого дети в Англии учатся? Или они тоже диверсию устраивают, обучаясь на двойки? Понижают общий бал, а с ним и престиж Кембриджа?
-Они у меня в Оксфорде, -проворчал Сергей.
-Не один хрен? Нет, паря, так не пойдет. В восемь вечера состоится показ  то ли Фауста, то ли Джульеты Ромеувой в Гранд Опера.
-В старой или новой?
-Без понятия, -отпарировал Антон. –Ее еще Гарнье звали.
-Ясно, -покивал Сергей и поинтересовался со скрытой насмешкой. –А как насчет билетов? Насколько я знаю, их на сайте заказывают. И то, если моргнул минут на пятнадцать, днем с огнем не сыщешь.
-Ну, уж, так и не сыщешь? -хмыкнул Антон. –Спроси портье. За дополнительную плату у него, что угодно, достать можно.
-Даже кролика из шляпы?
-Это самое легкое из возможного. –заверил Сергей. –Плюс штуку еврошкурок –и тебе открыт проход туда, куда раньше лишь императора пускали.
Сергей поморщился, отодвинул штору. Серые тучи беспросветной пеленой окутали город, сыпал мелкий дождь. В паре кварталов дома теряли четкость, а еще метров через пятьсот сливались в однообразно –серую туманную муть. Внутри нарастала тянущая пустота и отвращение. Хотелось только одного –забиться под одело и провести там всю зиму, пока не выйдет солнце и не выпарит эту мерзкую слякоть.
-Ну, а мне оно надо? –спросил он с сомнением. –Да и следак предупредил, чтоб больше ни во что не ввязывались. А то не доедем до дома.
-Ты что, зассал?! –с напором выдала трубка. –Поверил мусору? Да что он может? Какие у него доказательства? Да и не делали мы ничего. А что пара морд разбита, так это издержки туристического бизнеса. Как в баре. Разбитые стулья и сломаные кии входят в стоимость жратвы и питья. Так что гуляй, Вася: будет хоть, что вспомнить в старости.
-Эх.., -Сергей поколебался, но махнул рукой, -ладно. Но все же, как насчет билетов?
-Что я по-твоему зря пузо грел на казенных харчах? –самодовольно осведомился Антон. –На всю группу заказал. –Так что давай не опаздывай. В семь около гостиницы.
-На такси поедем?
-На метро. Там остановка рядом. Да и посмотрим, как французики ездят. Интересно же, какие нравы. Уступают старикам и женщинам или тум полное равноправие, как декларировано.
-Ладно, естествовед -любитель, -проворчал Сергей. –В семь в холле.
До обеда провалялся все еще в смутном состоянии, но потом заказал еду в номер, подкрепился, выпил кофе и тревоги как-то затушевались, улетучились. Хотел даже пройтись по городу, но все ж таки решил дождаться общего похода. Не то, чтобы боялся, просто не хотелось опаздывать, коль пообещал.
За два часа до намеченного уже побрился, надел костюм, начистил туфли. Сел на стул, посидел, затем вскочил, начал мерить комнату шагами. Десять до окна, поворот –восемь до дивана и обратно. Так повторялось невыносимо долго, а когда в нетерпении решил взглянул на часы, то прошло лишь пятнадцать минут. Чертыхнувшись, Сергей решил больше не смотреть, но легче сказать, чем сделать. За это время он весь извелся: заболела поясница, ноги гудели, а ногти изгрыз до самого основания. И все-таки с горем пополам Сергей дождался намеченного момента и вышел из квартиры ровно без пяти семь. Когда дошел, на часах над входом загорелось семь ноль-ноль. Удовлетворенно хмыкнув, Сергей спустился с последней ступеньки, окинул собравшихся скучающим взором:
-Еще кого-то ждем?
-Как догадался? –Антон хлопнул по подставленной руке.
-По отсутствию глупых шуточек и довольно хихикающих дур.
-Шшш! –Антон воровато оглянулся. –Не поминай лихо.
Сергей ухмыльнулся, но не стал развивать тему. И вовремя: дверки лифта распахнулись. Вместе с тремя арабо-французами вышли и наши мадам. Раскрасневшиеся, глазки блестят, блудливо бегают. Словно у дойных коров, которых то ли уже подергали за дойки, то ли этот процесс еще впереди. Хихикали, слушая воркование вытанцовывающих кавалеров. И хотя обе по-местному ни бум-бум, но тут особо полиглотом быть и не нужно. Что еще хочет мужик от истекающей соком телки? Понятно, не гипотезу о происхождении вселенной обсудить.
-О, мальчики, привет! Вот и мы! –радостно сообщила Катерина. –Это Анри и Жак. Они живут с нами на одном этаже. Любезно пригласили показать нам город. У них есть приятель –владелец ресторана. Он для таких гостей приготовит бесплатное угощение.
-Прекрасно, -проскрипел дед, рассматривая приятелей с нескрываемой враждебностью. –Скажите этим.. товарищам, что с удовольствием принимаем их приглашение. И сразу после театра посетим это злачное место. Так сказать, один за всех и все за одного.
Катерина, как могла, на пальцах объяснила суть вещей. Французы аж с лица спали. Хотели конфеткой полакомиться, а тут такое приданое с двухнедельной щетиной на разбитых мордах. Судя по затравленным взглядам, ловеласы осознали, что если и не разорят их кореша с выпивкой, то уж морды начистят, только в путь. И только сие обстоятельство сформировалось в их куцых мозгах, как кавалеры испарились, оставив в воздухе извиняющиеся улыбки Чешира пополам с феромонами ужаса.
Девушки посмотрели вслед с явным сожалением, затем повернулись и смерили соотечественников уничижительными взглядами.
-Эх, вы, -с укором выдала Катерина и направилась к выходу. –Каких мужчин спугнули.
Сказать, что обидели, значит, ничего не сказать. Мужики помрачнели, чувствуя, что в данный момент их рассматривают чем-то вроде мебели, ну, или на худой конец в качестве собаки. Нет, стаи собак. И это ранило до глубины души. Сергей поджал губы. Хоть ни с одной из них не собирался мутить, но такое отношение задело, еще как задело.
-Дурочки, -сказал он вслед с раздражением. Думаете, увидели вас да растаяли? Не смотрели вы «Хостел». Может быть, они уже жабьи шкурки поделили.
-О чем вы? –не поняла девушка. Она чуть наклонила голову. –При чем здесь деньги?
-Мы на западе. А деньги здесь при всем. Так что не удивляйтесь, если завтра очнетесь где-нибудь в застенках одного из замков, а к вам подходит маньяк с пилой. Зачем? Чтобы отобедать вашими сладкими окорочками. Ну, или крылышками. Кто что любит.
 -Фу! –Катерина наморщила носик. –Какая гадость! Замолчите немедленно. Это Париж, а не какая-нибудь Словакия.
-Еще бы, -согласился Антон. –Это лишь значит, что опыта у ребят побольше. Набили руку.
-Перестаньте! –взмолилась Елена. Лицо позеленело, глаза страдальческие. –Меня сейчас вырвет.
Мужики загоготали довольные, как слоны, но решили нестойкие души не испытывать. Однако, вместо благодарности получили два ненавидящих взгляда. Могли бы овеществляться, вспыхнула бы гоп-компания веселеньким фейерверком и осыпалась на изумрудный газон серым пеплом.
 На метро до театра добирались не более тридцати минут. И хоть город –миллионник, но в вагоне половина мест оказалась свободна. Народ простой, такой же, как на поверхности. Одеты без затей: джинсы, куртки, шапки, шарфы. Негры, арабы, метисы, мулаты. Белых если треть наберется, и то хорошо. Может, в метро их мало из-за приезжих, а может, просто мало. В общем информация о том, что Франция превращается в очередное Морокко, кажется, не далека от истины.
Гранд Опера если и могла поразить своим видам, так только экзальтированных дур, млеющих при виде горшка самого Рамзеса третьего. А так по мне московские Башни Федерации или канадские Абсолюты намного красивее. Во всяком случае именно при виде этих чудес инженерной мысли начинает усиленно биться сердце, а душа воспаряет ввысь. Туда, где небо постепенно чернеет и даже днем сияют беспощадные звезды. А мрамор и золото этого Опера… Ну., скажем, не впечатляют.
Но девчонки едва не падали в обморок. Глазищи по полтиннику, только и успевали фоткать. Сперва фасад, золотых то ли ангелов, то ли просто мужиков в встопорщенных накидках. А когда зашли внутрь, у них и вовсе слюнки потекли. А Ананд только подбавлял масла в огонь, вещая жирным, напыщенным голосом о том, что спокойно можно было почерпнуть из Википедии:
-История этого здания неразрывно связана с именем Наполеона третьего. Именно его суеверность послужила причиной строительства новой Парижской оперы. Событие, которое привело к такому решению, произошло в 1858 году, когда император находился неподалеку от театра Ле Пелетье, где на него совершили покушение. Неудачное. Однако, погибло несколько человек из его свиты. После этого театр в глазах Наполеона обрел дурную славу, в результате чего император приказал возвести новый оперный театр, так как являлся тонким знатоком этого вида искусства.
-И что? –саркастически поинтересовался дед. –Из-за простой блажи вот так вот взяли и построили?
-Это же монархия. Слово императора –закон. Впрочем, и нынешние демократии в этом отношении мало чем отличаются. –отпарировал Ананд и продолжил. –Перфект Парижа Жорж-Эжен Осман, желая угодить императору, с энтузиазмом ухватился за эту идею. Он объявил конкурс на лучший проект здания Оперы, в котором приняло участие более ста пятидесяти архитекторов. Внимательно изучив каждый из них, Осман выбрал эскиз тогда еще практически неизвестного Шарля Гарнье, поразившего его своим размахом и роскошью. Причем архитектор проявил не только свой профессиональный дар, но и талант мудрого политика, заручившись поддержкой супруги императора.
Катерина наморщила лобик, сказала нерешительно:
-Но ведь, насколько я помню из уроков истории, в то время во Франции гремели революции, республики сменяли монархии, империи и наоборот.
Ананд кивнул, пояснил с удовольствием:
-Строительству этого грандиозного сооружения не помешала даже нестабильная политическая обстановка. Конечно, сроки возведения увеличились, но все же в 1875 году парижане увидели прекрасное творение великого мастера, успевшее к тому времени послужить тюрьмой и местом казней во время падения Парижской Коммуны.
Лена оглянулась на сверкающие золотом стены, мраморные полы, зябко передернула плечами:
-Что прямо здесь и рубили головы?
-Правда, звери? –хмыкнул Ананд и пояснил. –С тех пор у нас комуняк и не любят. Простите, если обидел ваши чувства.
Девушка покосилась на него, ответила с раздражением:
-Вообще-то у нас тоже недолюбливают, если что.
-Да? –Ананд оглядел их так, словно сомневался в психическом здоровье. –Странно…
-Какие красивые колонны, -восхитилась Ксения, проводя рукой по изумрудным узорам.
Ананд кивнул, пояснил довольно, словно сам принимал участие в строительстве:
-Для строительства камни свозились со всей Европы и колониальных стран Африки. Это можно увидеть по разнообразию оттенков, сохранивших свою неповторимость до сих пор. По задумке Гарнье строение должны были украшать многочисленные статуи.
-Да, уж, -Сергей повернулся вокруг своей оси, -статуй тут хватает.
-Хоть жопой ешь, -согласился беспардонный дед.
Ананд поморщился –эльф, блин, из предместий Сиднея –продолжил:
-Для реализации задуманного привлекли таких известных скульпторов, как Гюмери, создавшего крылатых богинь гармонии и поэзии; Лексана –автора пегасов по бокам фронтона; Милле, который высек из камня Аполлона, державшего в поднятой руке лиру. Между колоннами сейчас находятся бюсты великих композиторов, выполненные из бронзы. К ним относятся Бетховен, Бах, Россини, Моцарт, Мейербер и другие…
Мимо проходили строго одетые парочки, совсем редко одиночки. Фраки, вечерние платья, негромкий говор, строгие лица. Эти звуки сливались в шуршанье, словно тысячи насекомых терлись друг о друга панцирями. На них практически не обращали внимания. Правда, Сергей уловил пару косых взглядов. И чего в них было больше: презрения или ненависти –он не понял. Ананд обвел рукой внутреннее убранство.
-Посмотрите, насколько театр величественен и прекрасен: ряды изумительных колонн, гирлянды сияющих теплым солнечным светом люстр в окружении расписанных золотом стен. Внутренняя архитектура здания представлена огромной парадной лестницей, роскошным зрительным залом и фойе с фонтаном. Кроме того, здесь размещается собственная библиотека и две школы балета. В то время, когда в театре нет представлений, в нем проходят многочисленные экскурсии.
-А сколько людей здесь помещается? –поинтересовался дед.
-В своих залах театр способен разместить 2200 человек, а на сцене -450 артистов. –с готовностью ответил Ананд. –Как вы успели заметить, здание декорировано множеством колонн, скульптурами богов Древней Греции, нимфами и пухленькими Амурами. Стены и потолки украшены замысловатыми мраморными фризами. При создании интерьера использовалось сусальное золото, бархат и лепнина в стиле барокко. –они зашли в зал, начали продвигаться к своим местам. Ананд указал куда-то вверх. Все задрали головы. –Особого внимания заслуживает огромная люстра, вес которой составляет более шести тонн. Вокруг нее потолок ранее украшали старинные фрески, которые со временем стали осыпаться.
Они разместились прямехонько в центре зала. Над головой негромко позванивал хрусталь гигантской люстры. Едва унаседились, Ксения, что все рассматривала потолок с нескрываемым интересом, сказала:
-Но ведь сейчас тут все по-другому.
Ананд кивнул, пояснил:
С 1964 года потолок декорирован росписью, принадлежащей кисти Марка Шагала. На стенах также размещены картины известных художников, зеркала в золоченых рамах, барельефы композиторов. –Ананд покосился на деда, добавил с усмешечкой. –Кстати, вам известно, что Марк Шагал русский?
-Да неужели? –дед вскинул брови. –Еврей он пархатый, а не русский, хоть и родился в Российской Империи на территории будущей Белоруссии.
-И все же было много возражений против того, чтобы над французским национальным памятником работал еврей –белорус. Да еще с неклассической манерой письма.
-Во Францию, как, впрочем, и в другие страны много народу переселилось. –встрял Антон. –Вы и сами не коренной француз, однако, ж это не мешает жить и приносить пользу вашей новой родине.
Ананд заелозил, указал глазами на занавес. Все чувствовали, что эта тема для него не входит в число самых приятных.


Меж тем свет в зале погас, загремела музыка, занавес раздвинулся. Открылась комната средневекового ученого, стол, заваленный манускриптами, книгами, глобус. За столом, опершись о кулак, сидит, склонившись над книгой, мужчина в черной хламиде. Седые волосы выбиваются из-под черной шапки, серебро бороды ниспадает на грудь. На умудренным знаниями челе заметны глубокие раздумья, сомнения и страх.
-О время, как ты быстротечно! –вскрикивает мужчина в муке. –Уж скоро смерть придет ко мне.
Фауст роняет голову на руки, рыдает в отчаянии. Но проходит минута и он решается. Залитое слезами лицо поднимается к потолку, Фауст взывает к злому духу –и перед ним появляется Мефистовель. Заостренные черты, изломанные брови, багряный плащ и небольшие рога.
Смущен, испуган Фауст, отмахивается, пытаясь прогнать духа, но тот ему:
-Не стоит черта вызывать из ада, чтоб тотчас же его прогнать!
Фауст отступает на шаг, на лице отчаянная надежда борется с отвращением:
-Что дать мне можешь ты?
Мефистофель кружится в танце вокруг Фауста, с пафосом предлагая мирские блага:
-Злато, славу, власть без меры!
Но Мефистофеля это не привлекает. Грустно улыбаясь, он качает головой:
-Лишь молодость во мне бы вызывала интерес.
Бес подбегает на носочках к Мефистофелю, заглядывает снизу-вверх в глаза с крайне хитрым выражением на испещрённом пороками лице:
-Я здесь всегда к твоим услугам, но потом ты будешь мой! Пиши, здесь вот!
Фауст колеблется, то свет, то тьма мелькают на челе. И прямо из воздуха материализуется образ прекрасной Маргариты.
-Юность прелестна, ты взгляни сюда, мой доктор!
В глазах Фауста загорается желание и просыпается надежда. Решившись, он подписывает договор и выпивает свой кубок, который должен был стать для него последним, но теперь в нем эликсир вечной жизни, что и подтверждает Мефистофель: «Здесь яда уже нет, здесь жизнь и младость!» -после чего преображенный в юношу Фауст отправляется с бесом кутить и развлекаться.
…Вечеринки, танцы, кутерьма. Вино льется рекой, смеющиеся лица, обещающие неземное блаженство улыбки дам. И вот в разгар веселья появляется Мефистофель. Он исполняет злые и едкие куплеты о власти всемогущего золота:
-На Земле весь род людской
Чтит один кумир священный,
Он царит над всей Вселенной,
Тот кумир –телец златой!

В умилении сердечном,
Прославляя истукан,
Люди разных каст и стран
Пляшут в круге бесконечном,
Окружая пьедестал,
Окружая пьедестал!

Сатана там правит бал,
Там правит бал!
Сатана там правит бал,
Там правит бал!

Этот идол золотой
Волю Неба презирает,
Насмехаясь, изменяет
Он Небес закон святой!

В угожденье богу злата
Край на край встает войной;
И людская кровь рекой
По клинку течет булата!
Люди гибнут за металл,
Люди гибнут за металл!

Сатана там правит бал,
Там правит бал!
Сатана там правит бал,
Там правит бал!

Сергей нахмурился, слушал с явным неудовольствием. Заметив это, дед наклонился слева, шепнул на ухо:
-Судя по пьеске, сейчас весь мир еще тот… бардак.
-В смысле? –Сергей дернул ухом, словно корова, сгоняющая надоедливого овода.
-В прямом и переносном, -любезно пояснил дед. -Только вместо балов –дискотеки, а Черные мессы заменили на оргии в ночных клубах. Любые желания за ваши деньги. Все официально, разрешено законом. Лишь бы налоги платили.
Антон, что хоть и следил с интересом за развивающимся на сцене действе, вставил веское:
-Да, ты прав: везде. Почти везде…
Дед кивнул на парочку через два ряда: мужчина в строгом европейском костюме с иссиня-черной бородкой, женщина в хиджабе, украшенном вычурными геометрическими узорами:
-Ты про них что ли? Так у них тоже интерес.
-Какой? Разлететься на миллион шматков мяса?
-Семьдесят две черноокие девы. Девственницы кстати. Они ждут их у ворот рая, куда попадают все праведники. В том числе и отдавшие жизнь за идею.
Антон поморщился, сообщил с некоторым отвращением:
-Не впечатляет. Если заглянуть в историю любого народа, дефлорация считалась не благом, а нелегкой обязанностью и ответственностью. В некоторых странах за нее даже платили деньги.
Мужики осклабились, кто-то вздохнул с завистью, сообщив, что не против устроиться на такую тяжелую работу. Наверняка, за нее еще и доплачивают, как на каком-нибудь заводе по производству азотных удобрений.
Вокруг зашикали, начали оборачиваться. Дед с Антоном показали, что отныне будут немы, как рыбы.  Что уже онемели и вообще их здесь отродясь не было. А это так… фантомы. Призраки оперы.
…Меж тем на сцене Мефистофель ведет себя крайне вызывающе. Он предлагает всем великолепное вино, затем предсказывает гибель Вагнера в первом же бою, уверяет, что Зибель не сможет сорвать ни одного цветка, чтобы он тотчас же не завял, и соответственно преподнести их Маргарите… Мефистофель поднимает бокал и с порочной усмешкой предлагает:
-Тост совсем невинный: за Маргариту!
Разгневанный Валентин пытается достать шпагу, но она переламывается. Тогда все догадываются, кто перед ними. Мужчины вскидывают крестообразные рукояти мечей –чтобы изгнать дьявола. Тот неторопливо удаляется, бросая им насмешливо через плечо: «Увидимся мы скоро, господа, прощайте!»

Глава 22.

Свет в зале мигнул и погас. Все ждали, затаив дыхание, думая, что это входит в задуманное режиссером действо. Тем более, что музыка играла, держала в русле событий. Сквозь звуки литавр донеслись полукрики-полувсхлипы, глухие удары, словно уронили что-то тяжелое. И в следующий миг вспыхнули все светильники. Сергей заморгал, ослепленный столь резким перепадом, не сразу понял, отчего по залу прокатилась волна рокота. А когда в глазах перестали плясать огненные кляксы, в груди екнуло: вдоль стен, по всем проходам и по углам в ложах стояли люди в черных одеждах. На лице спецназьи шапки, в руках автоматы, а грудь… Чертов дед! Накаркал хрыч старый. На каждом из них надето что-то вроде жилетки. Разве что вместо кармашков –мать их за ногу! –красивые такие, аккуратные цилиндрики, соединенные проводами в единое целое.
Кто-то закричал, обнаружив распростертые тела. Сергей оглянулся. Судя по широченной улыбке от уха до уха и еще брызжушей, хоть и затихающей струйке крови, парень -не жилец.  Музыка всхлипнула и смолкла. За сценой началось шевеление, драпировки заколыхались, начали появляться недавние персонажи: возмущенно вопящий на пару с Фаустом Мефистофель, Маргарита, ее воздыхатель с братцем. Но получив короткие удары прикладами под дых, со всхлипом склонились перед грубой силой. Люди все появлялись и появлялись. Наверное, человек с триста выгнали из-за кулис, переправив в зал.
Те курлыкали, блеяли перед сценой, как стадо перепуганных овец, пока трое боевиков не вскинули автоматы. Прогремели очереди, с потолка посыпалась пыль, крошево камней. Несколько человек вскрикнули, двое упали с пробитыми осколками головами. Но остальные смолкли, в ужасе глядя на страшных террористов. На сцене десять человек полукругом и одиннадцатый в центре полумесяца. На голове зеленая повязка, зеркальные очки, широкая окладистая борода.
-На Фиделя Кастро похож, -с ностальгией сообщил дед. –Только берета не хватает.
Сергей скрипнул зубами, ничего не ответил. Не хотелось, чтобы из-за старого маразматика пристрелили в числе первых. Они все равно будут, ведь нужно устрашить толпу. Она слишком огромна, чтобы оставить ей разум. А если отдать все во власть инстинктов, когда единственная мысль: «Жить, жить, жить!!!» -тогда и делай с нами все, что хочешь.
-Всем молчать! –гортанно на неплохом английском заявил мужик на сцене. –Слушайте нас -и никто не пострадает. Всем оставаться на своих местах и не делать резких движений. Сейчас по рядам пройдут доблестные мюриды и свяжут руки. Это исключительно для вашей же безопасности: наши бойцы находятся в ключевых точках, так что при малейшем подозрительном движении, том, что мы воспримем, как угрозу, стреляем без предупреждения.
Что и происходило в течение следующего часа. Народу оказалось немало, однако, и пластиковых хомутов, которыми стягивали за спиной запястье, притащили несколько мешков.
-Запасливые, -проскрипел дед зубами и тут же получил рукоятью пистолета по затылку.
Он обмяк, склонил голову на грудь. Сергей смотрел в пол, рядом ненавидяще сопел Антон.
Тех, кто в ложе, согнали в зал, разместили, как в загонах под стенами. Двери изнутри забили досками, закрыли на замки с тросиками. У всех вывернули карманы. Сергей думал, что ограбят, как обычно, но отобрали лишь мобильники и то, чем можно было разрезать пластик или пырнуть кого-нибудь на худой конец. Всякие ножницы, ножи, пилочки для ногтей. У одного господина в национальном японском костюме извлекли из-под полы икебану. Когда окончили, откуда-то с краю вывели группу из трех мужчин и двух женщин. Почему-то сразу показалось, что это юсовцы. Впрочем, он рано радовался. В спину уткнулся холодный ствол, над ухом гаркнуло:
-А ну-ка встать! Шурали?
-Нет, -Сергей сделал попытку отступить, но народ стоял плотными рядами. Мало стоял, так в спину тут же уперлись кулаками, вытолкали навстречу бородатому арабу с подбритыми усами. Суки услужливые. Коллабы, мать их! Что ж… Он выпрямился, сцепив зубы, протянул руку. –Карманов Сергей Иванович. Приятно познакомиться.
Араб оскалился, дернул руками, сжимающими автомат, отчего Сергея согнуло пополам. Дыхание вылетело со всхлипом. В голове звон от непонимания и обиды. Сверху гортанно прорычало, словно горилла или шакал:
-Много болтаешь, гяур. Топай к своим, а не то попадешь в ад калекой с выбитыми зубами. Как ответ будешь держать перед ангелами смерти?
-Они такие же мои, как и твои, -прошипел Сергей сквозь зубы. –Нашел родственничков.
За что получил прикладом еще и промеж лопаток. Чтобы не хряпнуться, пришлось бежать быстро-быстро, но какой-то весельчак дал подножку. И последние метры до сцены Сергей пролетел, как пушечное ядро. Вот только твердости не хватало. Задрапированный бархатом фронтон даже не копыхнулся, хотя ощущения возникли пренеприятнейшие. И в этот момент Сергея осенило, что имели ввиду умники под выражением «взрыв мозга». Ничего так себе… Правда, когда проморгался, особых разрушений не обнаружил. Даже как-то жаль. Такой удар, а из результатов лишь рог аккурат посреди лба. Как нарочно. Целился, и то так бы не попал.
-Вставай! –его подняли пинками. –Быстрей, шакал!
Сергей стиснул челюсти, понимая, что словами тут вряд ли поможешь. Обиды и выпендрежи пока придется засунуть себе глубоко.. В общем туда, где всегда темно, тепло                                  и вкусно пахнет. Здесь не знают, что такое вежливость и сострадание. Здесь в чести грубость, сила и жестокость. А этим трем понятиям сейчас он ничего противопоставить не мог.
Подгоняемый пинками и ударами приклада Сергей взбежал на сцену, врезался в толпу юсовцев. Кому-то наступил на ноги, кого-то задел локтем, но те лишь вздрагивали, не смея поднять глаз. Понятно: действуют по новейшим инструкциям. Если попал в плен к террористам, старайся не выделяться, не смотреть в глаза, не разговаривать. Иначе, если тебя все ж таки прибьют, страховая родственникам не заплатит. Ибо отдельным пунктом прописывает: «Не будь героем».
Из зала притащили кучерявого всего в наколках, кольцах и серьгах парня, зашвырнули на сцену, а следом принесли видеокамеру.               
 Бородатый в зеркальных очках указал на чемпионов по синхронному дрожанию:
-Можешь заснять?
Журналист или механик –кто их сейчас различит – торопливо закивал:
-Да, сэр, конечно, сэр. Я профессиональный киномеханик, закончил…
Бородатый отмахнулся, толстые губы изогнулись в презрительной усмешке:
-Мне плевать, что и на ком ты кончал. Готовь аппаратуру.
Парень так старательно закивал, на лице такое неописуемое счастье, что еще нужен, значит, не убьют вот прямо сейчас, что Сергей чуть не сблеванул. Пока механик выставлял камеру, один из чуркомесов, чем-то напоминающий монгола, притащил сумку. Внутри предупреждающе екнуло. Сергей сперва не понял, с чего бы это организм так среагировал, но, когда начали вытаскивать оранжевое, дошло: костюмы смертников. Их оказалось четверо. Сергей сперва предположил, что приготовили для самых активных натовцев: Штаты, Англия, Франция и Германия –но к своему глубочайшему сожалению ошибся. Сперва выбрали из толпы юсовцев. Когда бородач указал на подтянутого мужчину средних лет с выправкой и гордым ликом потомственного военного, у того словно всю кровь выкачали. Причем на счет «раз». Прям таки невидимый дракула присосался. Юсовец спрятал руки за спину, что-то спросил.
-Чего? –рыкнул бородач.
-Почему я? –чуть разборчивей спросил юсовец. –Почему именно я?
Вокруг сразу образовался вакуум. Конечно, на сколько возможно. Но с учетом бараньей отары пустота даже в пару ладоней довольно ощутима.
Бородач скривился, смотрел на юсовца с нескрываемым презрением:
-Мужчина должен встречать бестрепетно все, что приготовил ему Аллах.
-Но я не мусульманин, -возразил юсовец. –У нас принято самим распоряжаться своей судьбой.
-То есть, если я заменю тебя на ребенка или женщину, ты не будешь против?
-Конечно, нет! –вскричал юсовец с жаром. Кровь прилила к лицу, в глазах вспыхнула надежда. –В нашей самой справедливой и толерантной стране все равны. Мы не делаем различий ни между полами, ни между детьми и взрослыми. Каждый имеет равные возможности. Так что вполне логично, что должна быть и равная ответственность.
На лице бородача промелькнуло отвращение. Он прищурился, повернулся к остальным штатовцам. Его взгляд, словно мощный прожектор на вышке Освенцима, выхватывал из жизни лица, оставляя лишь бледные тени и пустые шкурки, бывшие некогда хозяевами жизни. Все затаили дыхание. Даже в зале ждали с жадным интересом. Только черные фигуры стояли неподвижно. Из узких прорезей масок поблескивали темные глаза. И не было в них ни сомнений, ни колебаний.
-Нет, -бородач покачал головой. –Я –не демократ. У нас мужчина –это мужчина, а женщина –женщина. И если ты этого не зришь, то просто слепец или дурак. Мне стыдно за тебя. Но если ты не хочешь добровольно взять на себя мужские обязанности, то я не дам тебе оскорбить мужской род.
Он мотнул головой и двое мюридов сорвались с места. Они махом переодели вопящего и брыкающегося «героя», пиная в промежутках, швырнули на пол. Тот вопил, рыдал, размазывая слезы и сопли, полз к бородачу.
-Нет, не надо, не убивайте меня! У меня трое детей!! У меня мама больная! –он подполз, начал целовать его берцы, смотрел снизу-вверх, вздымая трясущиеся руки, по искаженному диким ужасом лицу безостановочно текли слезы. –Не надо, прошу вас! Я сделаю, что угодно. –на лице промелькнуло колебание, но он все же выкрикнул с жадной надеждой. –У меня есть деньги, много денег. Свяжитесь с моим адвокатом, он все устроит…
-Гяур! –с непередаваемым омерзением процедил бородач и пнул его в лицо. –Грязное животное. –он кивнул подручным. –Взять его.
Мюриды пинками отогнали одетого в оранжевое на середину сцены, один из них ударом приклада под колена сбил юсовца с ног. Бородач оглянулся на оставшихся, ему передали паспорта:
-Джим Шоу, Этьен Жоли и Сергей Карманов.
В груди екнуло. Понимая, что толку от стенаний не будет, только отделают прилюдно, Сергей подошел первым. В глазах мюридов мелькнуло нечто похожее на одобрение, его одели даже без особых унижений. Ну, разве что пару тычков под ребра. Так, для профилактики.
-Ну, а вы, гордые слуги Евро? Готовы предстать перед всевышним?
Судя по аристократически бледным лицам и подпрыгивающим подбородкам, не очень. Но когда мы рождались, тоже готовы не были. Всегда это боль, стресс. Так и к смерти сложно приготовиться. Тем более, когда вот так: еще час назад шел под ручку с прекрасной дамой, дабы получить эстетическое удовольствие, а теперь стоишь со спелёнатыми за спиной руками, как пациент палаты номер шесть.
Избранных поставили в ряд в пяти метрах от края сцены. Угрожая оружием, заставили опуститься на колени. За спиной мерно дышало несколько человек. Сергей чувствовал сильный запах лука и гниющего мяса. Если боевики и чистили зубы, то точно не вражеским блендамедом.  Бородач встал чуть сбоку, кивнул. Оператор засуетился, сбоку черного раструба загорелся красный огонек. Бородач отставил ногу, начал важно:
-Я Абу Саид ибн Фейрах -генерал народно-освободительной армии сирийского подразделения Исламского государства, -он остановился, выдерживая паузу, продолжил, роняя слова тяжело, словно стотонные блоки Египетских пирамид. –Не скажу, что я рад здесь быть, впрочем, и у вас всех, наверняка, схожие чувства. И тем не менее... –он заложил руки за спину, качнулся с пятки на носок. –Все вы, кто находится в зале, и те, кто смотрит сейчас на меня с экрана телевизоров, компьютеров, мобильников и прочей техники, должно быть, спрашиваете, чего же он хочет. Возможно, даже кто-то догадывается, а кто-то и уверен, делает ставки, кого потребуют освободить, сколько денег запросят. Ну, так не буду разочаровывать. –Бородач криво усмехнулся. Он остановился, из полутьмы за ним следили сотни глаз, как, впрочем, и со всей планеты, дополнил, повысив голос. –Если войска альянса не покинут Афганистан, Сирию, Ирак, в этом зале все умрут. Словно тяжелый занавес, на плечи обрушилась звенящая тишина. Открытые рты, распахнутые глаза… Словом все лица настолько похожи друг на друга, что заподозрить мировое правительство в богопротивном клонировании не составило никакого труда.
Оператор затрясся, взглянул одним глазом поверх камеры.
-Решить вопрос необходимо в течение суток. –весь зал охнул, как один. По губам бородача скользнула неприятная усмешка, он повысил голос. –И еще штрих: вместе с обнародованием и подписанием протоколов о выведении войск во все три страны должны ввезти по триллиону долларов. –По залу прокатился рокот изумления, челюсти отвисли. Мюриды с автоматами наперевес внимательно всматривались в зал, черные раструбы поворачивались вправо-влево. –В качестве компенсации за разрушенную инфраструктуру, сотни тысяч убитых и обездоленных. Ну, а чтоб вы ощутили, что мы не блефуем…
Он повернулся к бойцу, стоявшему за спиной американца, кивнул. Мюрид вытащил из ножен кинжал, приложил к горлу юсовца. Тот завизжал, как месячный поросенок, штанины потемнели. Боец поморщился, одним движением чиркнул по горлу. Из широкого от уха до уха разреза брызнула под напором кровь, визг сменился хрипом, бульканьем, из раны выдувались багровые пузыри. Мюрид секунд десять придерживал содрогающееся в конвульсиях тело за плечи, затем отпустил. Пару мгновений штатовец еще стоял на коленях, кровь затихающим бурунчиком выплескивалась из раны, уже залив пол в радиусе пары метров, затем рухнул плашмя, погнав волну к краю сцены. Оператор смотрел на него, как на призрака. Забрызганное кровью лицо не выражало ничего, кроме ступора. Объективу тоже досталось. Так что те, кто сейчас у экрана, видят шоу в довольно-таки мрачных тонах «а ля багровые реки».
 Сергей оторопело пялился на тело, которое еще несколько секунд назад было человеком с какими-то планами, вселенскими амбициями и гарантируемыми государством правами. В том числе и правом на жизнь. А сейчас это всего лишь куча мяса с супнабором и невычищенной требухой.
Но боевика, похоже, этические мерехлюндии ни капли не взволновали. Во всяком случае он наклонился, вытер нож о еще подергивающего ногой юсовца и с каменным выражением на лице вложил его в ножны. Англичанин, который следил за всем этим действом с малость прибалделым видом, побагровел, задергался. Его горло раздулось, как у королевской кобры, жилы на шее взбухли синими веревками. Сергей опасливо отодвинулся и вовремя: все, что янковский пращур понасожрал в ресторанах, выплеснулось с немалым давлением, угодив прямиком в незадачливого оператора. Тот стоял ни жив, ни мертв, обтекая. Еще не успел обсохнуть от кровавой бани, а тут на тебе. На лицах боевиков проступили нехорошие усмешки. Англичанина с хохотом пнули в спину, отчего тот плашмя упал в смесь крови и блевотины. Его снова вывернуло, он мычал, булькал, боевики ржали. Бородач сдержанно улыбался: унижение врага всегда греет сердце –но потом сдвинул брови:
-Поднимите: захлебнется. Он нам нужен живым. Пока…
Не успели его подручные выполнить приказ, как где-то вдалеке зазвонил телефон. Да не мобильный: те лежали в трех коробках под сценой –а обычный стационарный. Во всяком случае звук доносился предельно простой, как будто Смольный вызывал Владимира Ильича по поводу прорвавшихся в Зимний дворец белых. Спустя минуту к первому присоединился еще один, потом второй, третий. Бородач стиснул челюсти. Сквозь густую поросль особо не заметно, но, что губы превратились в тонких червяков –это факт.
-Это что? –спросил он в пространство, едва сдерживая бешенство.
Ближайший мюрид метнулся за занавес, секунд через десять выбежал с тремя трубками. Но до генерала не добрался метров десять, так как провода оказались коротковаты. Поклонившись издали, он протянул трубки, сообщил виноватым голосом:
-Товарищ генерал, спрашивают вас…
Абу Саид смерил его уничижающим взглядом, прорычал:
-Это что еще за ископаемые? Где ты это отыскал?
Мюрид пожал плечами.
-В кабинете директора. Других там не было.
Генерал фыркнул.
-Дикари. Не удивлюсь, если их спецназ выскочит с суковатыми дубинками.
В левом углу, куда согнали служащих театра, толпа зароптала. Невысокий плотный господин с обширной розовой плешью выпрямился, ответил оскорбленно, слегка заикаясь:
 -Я –директор этого заведения. Франсуа де Бальзак. И заявляю вам со всей ответственностью, что вы находитесь внутри прекраснейшего творения архитектурной мысли. Мало того, это исторический памятник. Гранд опера –настоящее произведение искусства. И поэтому в нем все должно соответствовать. А наши доблестные войска, будьте уверены, уже окружили здание, -сообщил он, высокомерно вскинув подбородок, и добавил. –Так что не только вам, но и мухе не пролететь.
-Очень на это надеюсь.
Де Бальзак заморгал выцветшими на солнце, а может, просто обесцвеченными ресницами, смотрел озадаченно:
-Но вас же убьют. –плечи директора передернулись. -Разве вас это не беспокоит?
Генерал усмехнулся, покачал головой:
-Не особо. А вас?
-Конечно! –толстячок всплеснул руками. От волнения широкое как блин лицо пошло пятнами. –Ведь при штурме пули летят не всегда туда, куда хочешь, а еще и дым. Так что, наверняка, кого-то из невиновных убьют. А главное, что испортят великолепную отделку. А это настоящее преступление!
На него смотрели одобрительно, генерал широко улыбнулся:
-Люблю увлекающихся людей. В этом мы с вами похожи.
-В чем? –насторожился директор. От него отодвинулись, смотрели опасливо, словно обнаружили рядом непредсказуемого террориста. –Не понимаю.
-В том, что ставите дело выше собственной шкуры.
Директор аж отшатнулся, побледнел.
-Как вы можете такое говорит! Жизнь человеческая священна!!!
-Конечно, -согласился генерал. –Но есть и кое-что поважнее. –он обвел руками зал. - Для вас –Опера, представления, искусство. Для меня –дело Аллаха.
Абу Саид приблизился к терпеливо дожидающемуся мюриду, взял одну из трубок.
-А с остальными что?
Генерал поморщился, чиркнул пальцем по горлу.
-Обрежь. Нечего распылять ресурсы. Да и говорить всегда проще с кем-то конкретным.
-Слушаю. Кто на проводе?
-Грег Ковальски –полковник Парижского представительства ФБР.
Генерал усмехнулся:
-Ну, конечно. Как же без международного жандарма. Вы что-то недопоняли из сказанного?
-Ваши действия преступны и возмутительны! –прорычало из трубки. –Вы трусливо убили американского гражданина! Это недопустимо!!
-Ну, да? –Абу Саид вскинул брови. –Неужели?
Он кивнул одному из боевиков. Тот мигом притащил стул из-за портьеры. Генерал унаседился: спина прямая, словно в позвоночник вбили кол, нога на ногу.
-Это даже не обсуждается! Вы убили гражданина США. Как вы посмели сделать это прилюдно и с открытыми лицами?
-Вы забыли добавить «трусливо», гражданин полковник, -любезно напомнил Абу Саид.
-Да, да, -согласилось в трубке и подтвердило с пафосом. – И трусливо.
-Точно так же трусливо, -мирно продолжил генерал, -как и вы смело и героически, сидя за сотни километров на укрепленной новейшей техникой базе, бомбили с беспилотников наши деревни и города, взрывали больницы и школы. А потом обвиняли наши же правительства в миллионах беженцев, что бросились от вашей демократии и гуманизма в ваши же страны. С единственной надеждой, что уж свои страны бомбить не станете.
-Что за чушь!? –возопило из трубки. –Если и были какие-то единичные инциденты, то на сто процентов оправданы. Наверняка, в этих же школах и больницах укрывались опасные террористы, прикрываясь мирными жителями.
-Полковник, -проникновенно сообщил Абу Саид. –Я не вхожу в число ваших избирателей, поэтому не стоит вешать мне лапшу на уши. Мы с вами прекрасно знаем, что принцип «разделяй и властвуй» взят на вооружение давным-давно, но с успехом используется и поныне. Так что, когда после разборов завалов оказывалось, что террористами и не пахло, то вы даже не приносили извинения. Словно так и нужно.
-Ерунда. О чем вы говорите? У нас самое высокоточное оружие в мире.
-О Хиросиме и Нагасаке, о Дрездене –городе музеев и искуств, о Вьетнаме, о Ливии, Ираке, Афганистане, Сирии, о Грузии, Украине и еще о нескольких десятках стран, в которых вы принесли демократию штыков, убив миллионы мирных жителей.
В трубке замолкло, лишь слышалось сдавленное пыхтение. После минутной паузы донеслось злобное, словно там кого-то держали за горло:
-Не понимаю, к чему все это. Что вы хотите конкретно?
Абу Саид вскинул брови:
-Разве я не сказал? Или мой английский недостаточно хорош?
-Даже слишком. Но вы же сами должны понять, что ваши требования совершенно невозможны.
-Почему? –удивился генерал. –Печатные машины сломались? Или с бумагой проблемы? Так могу дать адресок в России: у меня там есть связи. Чего-чего, а деревьев у них, хоть отбавляй.
-Только не из России, -буркнул полковник. –У нас с ними некоторые.. трения.
Абу Саид захохотал, спросил с издевкой:
-Новый эффемизм четвертой мировой? Санкции вашей натовской своры и стая шакалов на границе? Да только им посрать по большему счету на ваше тявканье. Это не Иран и не карликовая Северная Корея. Рашу не побомбишь, сидя за компьютерным экраном. А если бы и решились, останутся от вас лишь рожки да ножки. И контингент ваш миротворческий не введешь, ибо таких «храбрецов» они перемололи за свою историю не счесть.
-Это.. к делу.., -пропыхтело из трубки сдавленно, - не относится. Как вы себе все это мыслите?
-Очень просто, -ответил генерал. –В течение суток вы переводите деньги на несколько счетов, которые я вам скину по мэйлу, подписываете и ратифицируете договора прилюдно в присутствии всех необходимых лиц, после чего все свободны, поют и пляшут.
-Но вы ведь понимаете, что вам не скрыться? –спросил полковник. –Даже, если мы выполним ваши условия, вас арестуют и скорее всего убьют при задержании. И ничто потом не помешает нам попросту заблокировать счета и разорвать сделку, как выполненную под давлением.
Глаза Абу Саида сузились, он сообщил раздельно:
-Поверьте мне, товарищ Ковальски, если бы я не был уверен в успехе нашего дела, я бы не начал его. –генерал растянул губы в улыбке превосходства. –Смею вас заверить, что человек я крайне осторожный и расчетливый. Да, думаю, вы это лучше меня знаете. Не так ли?
-Да, но…
-Осталось одиннадцать часов. –прервал генерал сухо. –А чтоб у вас рассеялись сомнения в серьезности моих намерений, прошу внимательно слушать.
Он направил телефонную трубку в сторону стоящих на коленях пленников, кивнул одному из боевиков. Тот в одно движение вытащил пистолет и выстрелил. Во лбу англичанина образовалась маленькая дырочка, зато затылок разнесло так, что кулак пролезет. Директора с театральной группой забрызгало кровью и крошевом мозгов с костями, а из трубки заверещало:
-О Господи! Что вы делаете!?
-Лишь отправил в ад одного из пуделей, -любезно ответил генерал и отдал трубку мюриду. –До ужаса не люблю эту жополизную породу.

Глава 23.

Ковальски держал трубку в вытянутой руке, словно ядовитую змею. Ни слова не говоря, он осторожно положил телефон в гнездо, да так и застыл. Погруженный в себя, словно мамонт во льдах Арктики. Они находились в доме прямо напротив Гранд Оперы. В пятикомнатной квартире, которую изъяли для нужд операции, негде яблоку упасть. Но все слова боялись сказать, не дыша следили за полковником. Питер Вермунт -хоть и лейтенант, но на правах старого приятеля, все-таки решился потревожить тяжкие раздумья шефа:
-Грег… Что случилось?
Тот сидел, сутулясь. Вздрогнув, словно очнулся ото сна, ответил хрипло:
-Шоу убили.
В комнате сперва всех заморозило, а затем словно взорвался снаряд. Волна возмущенных криков, угроз и брани прокатилась от окна до стены и дальше в коридор. Оттолкнувшись от входной двери, она вернулась через секунду угрожающими воплями:
-Штурм! Немедля!! Размажем эту исламскую сволочь по стенам так, что ни один суфий не отличит от тупорылых узоров, мать их. Уу, твари! Под нож!!! Жечь! Напалмом! Гадов косоглазых, -проорал среди прочих непонятно как затесавшийся сухонький старичок-вахтер.
Лица преисполнились праведного возмущения, кулаки вздымались к спрятавшемуся за железобетонными перекрытиями небу, зубовный скрежет перебил бы любую мельницу. Неистовство длилось пару минут, затем так же волнообразно стихло, преобразовавшись в грозный рокот. Питер сдвинул брови:
-Грег, надо решать.
-Штурм? –полковник невесело усмехнулся, поднял голову. В глазах страдальческое выражение, словно болел зуб. Причем давно и серьезно. –Они взорвут здание. Погибнут все: и мы в том числе. А кто выживет, отправится в места не столь отдаленные. Но на весьма долгий срок.
-Но они же не дураки, -возразил лейтенант. –Какой им прок взрывать? Что они получат?
Грэг скривился. В висках постукивали молоточки. И с каждым ударом все сильнее.
-Пока не знаю. Но, что взорвут, понял отчетливо.
На него смотрели ошарашенно. Никому и в голову не приходило взрывать себя. Ладно рисковать ради добычи: триллион жабьих шкурок –это ж свихнуться можно! Но если он ждет тебя в светлом безоблачном будущем, как зайца заветная морковка. Но если только от селедки уши? Так зачем? Зачем!!? Не-по-ни-маю!!!
-И что.. делать? –робко спросил Питер.
Грэг тяжело вздохнул, ответил еще тяжельче:
-Звонить президенту.
-Господин Макрон давно готов вас выслушать, -встрял полковник от местной жандармерии.
Ковальский посмотрел на него предельно выразительно, отчего воинственно вздернутые усы махом поникли, а фуражка ушла вместе с головой в дотоле прямые плечи. Грег кивнул Питеру:
-Соедини с Белым домом.
Питер сглотнул, дрожащими руками набрал комбинацию на клавиатуре. Прямо перед Грэгом сформировалась полупрозрачная комната в старинном добротном стиле. Кресла, столы, стулья –от всего веяло надежностью и величием. Создавалось впечатление, что видишь место, предназначенное для властителя мира. А значит, сидящий в нем и есть он самый: правитель Земли, властелин Вселенной и даже Метавселенной, буде она существует в море темной материи.
Человек за столом нервно настукивал что-то на клавиатуре. Двумя пальцами. Не смотря на свои семьдесят пять, даже сидя за столом, он выглядел массивным и грозным, как надвигающаяся туча.
-Кхм… Господин президент, -напомнил о себе Грэг.
Трамп поднял голову, остро взглянул на собеседника.
-Полковник, господа, -он кивнул собравшимся, по-голливудски улыбнулся. –Рад приветствовать. Как там наши бандиты? Готовы сдаться?
-Не совсем, -ответил Ковальски сквозь зубы. –Продолжают упорствовать.
-Да они просто идиоты! –воскликнул Трамп, вскакивая со своего места. Он забегал по комнате из угла в угол, развернувшись на третьем, вопросил с негодованием. –Неужели они всерьез верят, что мы расстанемся с тремя триллионами? Вот просто так, за здорово живешь?
Скупо усмехнувшись, Грег ответил суховато:
-Похоже, господин президент, они верят в наши демократические ценности.
Трамп насторожился, глаза с покрасневшими белками вглядывались в полковника с настороженностью лесного зверя:
-Это еще какие?
Полковник пожал плечами, ответил с кривой улыбкой:
-По всей видимости те, что болтом вырезаны у нас на флаге: ценность человеческой жизни. То, что каждый человек –это целая вселенная. А там таких вселенных почти две с половиной тысячи, если брать актерский состав и обслугу.
Трамп выпучил глаза, после секундной паузы расхохотался.
-Ха-ха! Вселенная! Ну, уморил!!! Человек, -он показал пальцами что-то микроскопичное меньше ногтя, а потом раскинул руки, словно хотел обнять красотку в стиле Рубенса. –И Вселенная! Ха-ха-ха! Хо-хо-хо!! –на глазах выступили слезы. Трамп смахнул их неверной рукой, выдохнул. –Ух… Ну и ну… Тебе бы, полковник, в шоу сниматься. Любого б комика за пояс заткнул. Кстати, у меня есть в масмедиа связи. Если хочешь, могу дать рекомендации.
-Благодарю, -Грег усмехнулся, чуть приподняв левый угол губ. –Как выйду на пенсию, непременно воспользуюсь. А сейчас вернемся к нашим баранам… То есть к двум с половиной тысячам овечек.
Трамп покивал, на миг задумался, потом спросил быстро:
-Сколько из них американцев?
Полковник вскинул руку, щелкнул пальцами. Тут же в ладонь вложили бумажку. Грег быстро пробежал ее глазами, ответил:
-Триста шестьдесят семь граждан США, пятьдесят три мексиканца, двадцать три бразильца и…
Трамп замахал руками, прервал нетерпеливо:
-Да плевать я хотел на этих желтомордых! Меня прежде всего интересует, сколько исков и на какую сумму впаяют наши мать их законопослушные граждане. –он потер лоб, в глазах замелькали цифры, дзынькнуло, как в автомате. –Порядка десяти миллиардов в худшем случае, а если спецназ зашевелет булками, и того меньше.
-А если они все-таки взорву?
-Не взорвут. Не взорвут и все! –Трамп шмякнул кулаком в ладонь, затем еще раз. Лицо налилось дурной кровью. –Да что они о себе думают!? Кучка жалких погонщиков верблюдов. Как им в голову могли такие цифры прийти? –он остановился перед Грегом, рявкнул так, что слюни полетели. –Нет, ты скажи!?
Грег, а вместе с ним и еще пара десятков присутствующих вытянулись по стойке «смирно», едва не перерываясь, как амебы при делении.
-Не могу знать, господин президент.
Трамп буравил Грега злобно-подозрительным взглядом, словно именно полковник долго и упорно уговаривал неграмотных скотоводов хотя бы запомнить такие сложные слова. Грег стоял ни жив, ни мертв. Посопев для острастки, Трамп прорычал:
-Наращивайте присутствие. Нагоните столько людей и техники, чтобы у них не возникло и тени сомнения в вашей безоговорочной победе. Конечно, это блеф: никто не станет бомбить архитектурный памятник. Но мы должны дать понять, что ребята взялись играть не на своем поле. И даже не в своем дивизионе. Все ясно?
Медленно опустившись в кресло, Трамп сложил руки на стол. Ковальски готов был сквозь землю провалиться, но все-таки не сказать не имел права. Вздохнув, он сообщил обреченно:
-Господин президент.., -Грег сглотнул, сообщил с доверительной настойчивостью. –Они взорвут. Взорвут, если не выполним их условия.
-Бред! –Трамп отмахнулся пренебрежительно, добавил с издевкой. –Полковник, вы бы взорвали себя сами?
-Конечно, нет, но мы –это мы, а они…
-Трусы! Подлые трусливые трусы!! –Трамп шандарахнул кулаком по столу, лицо исказилось гневом. –Мы победим. И это даже не обсуждается.
-Они убили второго. Шоу…
Трамп словно получил под дых, левое веко задергалось. Он скрипнул зубами. Меж стиснутых губ донеслось бешеное шипение:
-Штурм. Не вступая в переговоры. Я ясно выразился?
Грэг кивнул, стоял все так же прямо, пока по небрежному движению президента связь ни оборвалась.

Полковник сидел с минуту в полной тишине, затем спросил в пространство:
-У кого какие мысли?
Главный жандарм протиснулся к нему, сказал за спиной, нервно подергивая глазом:
-Господин президент не испытывает большого восторга от силового варианта. Рекомендовано договариваться, тянуть время. Боевики -хоть и авантюристы, но не полные же идиоты. Вряд ли у них запас еды на год вперед. Если увидят, что нахрапом не взять, обязательно сдадутся. Нам только нужно не сломаться и не нервничать.
Грэг с тупым непониманием смотрел на него, потом в глазах прояснилось:
-Ааа… Ну, да… Скоро выборы. Никто не хочет брать ответственность за гибель тысяч людей. Один- два еще куда ни шло: можно списать на сопутствующие потери, но если сотня, тысячи… К тому же если учесть, что в опере полный интернационал, то международного скандала не избежать. –Грег скривился, словно сжевал целиком лимон без сахара. –Что же делать? Что делать? Меня ж распнут. И за то, и за другое. Куда ни кинь, всюду клин.
По плечу кто-то похлопал, над ухом прокартавили:
-Господин Ковальски…
Полковник насторожился: больно голос специфический. Можно и с местными спутать, но все-таки есть характерные черточки, есть. Грэг обернулся. Прямо перед ним стоял типичный еврей: сутулый от постоянного чтения Торы, в похоронном костюме; из-под широкополой черной же шляпы выбиваются и вьются до плеч черные пейсы. На кривом как ятаган шнобеле посверкивают очки с толстенными линзами. Если такими оснастить батискафы, то с легкостью можно погружаться в Марианскую впадину. Грэг оглядел мужчину с ног до головы, спросил с некоторым раздражением:
-Что вам, свя.., ээ, ребе?
Незнакомец чуть улыбнулся, покачал головой:
-Увы. Но Книгу я читал.
Ковальски поморщился, сказал нетерпеливо:
-Не сомневаюсь. Даже не одну: такие диопритии так сразу не заработаешь.
Еврей улыбнулся, покачал головой:
-Как говорят в России, чтобы носить очки, мало быть умным, нужно еще иметь плохое зрение.
-Вы были в России? –заинтересовался полковник.
Со всех сторон придвинулись, смотрели с ожиданием. Скупо усмехнувшись, еврей протянул:
-Где мы только ни были. Даже по пустыне сорок лет бродили.
-И что вы там только искали? –со смешком осведомился главный жандарм. –Нефть?
-Как раз наоборот, -покачал головой ребе. –Где этой нефти нет. Кстати, хотел бы представиться: Соломон Заави –переговорщик отдела по борьбе с терроризмом города Лион.
Со всех сторон оживленно зашушукались, жандарм схватил еврея за руку.
-Как приятно, как приятно! –он вцепился в тонкую ладошку, тряс, словно в надежде выбить все украденное евреями золото. –Но я вас представлял несколько иначе.
Ковальски бросил взгляд по сторонам, вскинув брови, хмыкнул:
-Не понимаю, чего это вы все перевозбудились. Мало того, что евреев во всем мире, мягко сказать, недолюбливают, а тут еще и переговорщик. Да с кем? Со своими кровными братьями. Что вы с ними тогда не поделили? –он развернулся вместе с креслом, прямо взглянул Соломону в глаза. –И с какой стати еврей решил выбрать такую профессию? Здесь маржа выпадает не часто. А если и случается, то далеко не золотом, а зачастую свинцом в особо крупном.
Вокруг зароптали, Грег с удивлением заметил несколько злобных взглядов. Да еще кто-то из толпы посоветовал не совать свое юсвинячье хлебало в калашный ряд. На всякий случай полковник сдвинулся вместе с креслом к столу, где в среднем ящике затаился пистолет.
-Тихо-тихо! –он вскинул руки. –Возможно, я несколько переборщил, но, как ни крути, а еврейский вопрос существует. Я сейчас скажу крамолу, за которую меня должны тут же распять, но цель настоящего еврея –создание великого государства Израиль на Земле, в котором к великому сожалению гоям места нет. Ну, разве что наравне со свиньями и собаками.
-Не все они такие! –крикнул кто-то. –Это наш еврей! Не тронь его! И вообще тебе здесь не место, морда звездно-полосатая, нацист!
Грег аж взмок, чувствуя, как повышается градус ненависти. Он посмотрел на жандарма:
-А вы что так скромно сопите в тряпочку? Хотите заслать этого золотых дел мастера? –спросил Грег с раздражением. –Да его даже слушать не станут. Просто пристрелят и выбросят за порог. Или мне нужно вам рассказать про их особую любовь?
Жандарм помялся. Покосившись по сторонам, сообщил шепотом:
-Все евреи разные. Кто-то, вы правы, заткнет за пояс фашистов, а за кого не жалко и жизнь отдать. Соломон, кстати, из последних.
-Да неужели? –Грег вскинул брови, оглядел пейсатого более внимательно. –И чем же он таким отличается? Должно быть, в темноте не углядел выпавшую из вашего кармана монетку?
Жандарм криво улыбнулся, кивнул Соломону:
-Покажи.
Заави отступил на шаг, на миг скрывшись за спинами. А когда Грег увидел его вновь, почувствовал, как челюсть отвисает до колен: абсолютно лысый с широкой бородой и выбритыми усами, да еще сняв очки, он походил на еврея, как моська на слона:
-Ашхаду алля иляхя илляллах, уа ашхаду анна мухаммада расулюллах.
-Чего? –полковник вытаращил глаза. –Это что за тарабарщина?
-Нет бога, кроме Аллаха, и Муххамед –пророк его, -пояснил ребе на английском.
Грег смотрел на него с болезненным интересом.
-Гм, -выдал он, наконец, после паузы и спросил осторожно. –А не входит ли это в противоречие с вашими внутренними убеждениями? Есть приборы, которые видят малейшую ложь.
-Детекторы лжи? –Заави пренебрежительно хмыкнул. –Вряд ли такую технику с собой потащат.
Грег показал нечто похожее на автомобильную сигналку.
-Миниатюризация на марше. Инфракрасные датчики сканируют глубинные мышцы, анализируют изменение температуры кожи. Так что любое колебание отразится на дисплее.
Заави с любопытством рассматривал штучку, чуть меньше спичечного коробка.
-Здорово! А по цене как?
-Не дороже среднего смартфона.
-Теперь и не скажешь, что к Мойше за советом ходил. Выведает от и до. –он вздохнул, взгляд потускнел. –О, Яхве, даже и не знаю, хорошо это или плохо.
-Почему это плохо? –нахмурился Ковальски. Он повертел приборчик на пальце. –Разве искренность в семье –не залог долговременных отношений?
Соломон помялся, ответил с извиняющейся улыбкой:
-Моя Сара после рождения Ицхака изрядно набрала в весе. Но на вопрос: «Как я выгляжу, милый?» -я тысячный раз отвечаю, что прекрасно. Хотя мы оба знаем, что полных женщин я не одобряю. Однако, я ее люблю. Ее, но не ее тело. И что вы мне советуете сказать: «Толстая корова, скинь полста кило или сама себя трахай?»
Грег хохотнул, хотя вокруг не особо разделяли его веселье:
-Ну, да. Зато поняв, что не все гладко, она пойдет на липосакцию, сделает подтяжки, и у вас снова вспыхнет искра, которая, дай угадаю, подугасла за последние годы.
Заави скривился, промямлил:
-Так-то оно так, да скорее разругаемся и разбежимся по разным углам.
-Ничего страшного, -бодро сообщил Грег. –Моложе да стройнее найдешь. У нас в просвещенном мире такое давно практикуется. –он хлопнул ребе по плечу. –Не горюй: все женщины взаимозаменяемы. –он хохотнул. –Как собственно и мужчины.
Соломон посмотрел на Грега долгим взглядом, печально вздохнул.
-Не поможет им чудо-коробочка, -ответил ребе несколько невпопад.
-Почему? –даже обиделся Грег. Проверено.
-Потому, -терпеливо сообщил ребе, -что никаких противоречий нет.
-Но как же ваш, кажется, Яхве? Я слышал, что он очень ревнивый и кровожадный бог.
-Яхве  -это творец, всевышний. Безобразный и непостижимый. Аллах –также всевышний, только на арабском. Поэтому никакого разлада. Мы говорим об одном и том же: о всеобъемлющей силе, что создала закон Вселенной, управляет ею или просто является этими законами. –помолчав мгновение, он добавил. –И то, что Мохаммед –пророк, я нисколько не сомневаюсь. Однако, и Моисей пророк, и Христос, и Будда, и многие другие. Правда, каждый из них, хоть и слышал одно и то же, но расслышал свое. В силу ли тугоухости или иных обстоятельств, принадлежности тому или иному народу, географического положения, воспитания, пола, возраста, а также множества иных факторов, но в их видении Творца есть различия. Однако, база у всех одна: не убий, не укради, не прелюбодействуй…
Грег поморщился.
-Избавьте меня от проповедей, святой, гм, отец. Возможно, вы в чем-то и правы, но в вашей Торе черным по белому написано, что за обман, убийство нееврея, еврею прощаются все грехи.
Заави посмурнел, лицо стало несчастным, словно на плечи взвалили все горести мира.
-Да, вы правы, правы… Но любая религия, пусть не столь ярко, объявляет своих последователей сверхчеловеками, что автоматически низводит остальных до уровня говорящего скота.
-Но только в Торе это прописано прямо и недвусмысленно, отпарировал полковник.
-Иудаизм –древняя религия, -ребе пожал плечами. –Тогда люди были более цельными, более правдивыми. Однако, то, что в христианстве не сказано так прямо, не помешало убивать, как собственных братьев, так и устраивать походы за освобождения гроба Господнего. Что есть ничто иное, если отвлечься от банального грабежа, как поклонения идолам.
-Ладно, господин Заави, -Грег хлопнул по столу ладонью, -уговорили. Если есть желание сунуть голову в пасть льву, что ж… Это ваше право. –Грег прищурился, с хитрой усмешкой взглянул в глаза ребе. -Хотя скорее всего идете выручать не всех, а нескольких затесавшихся евреев, что о своем еврействе если и вспоминают, то со стыдом и отвращением. Ну, да что ж делать, -он развел руками. –Такова жизнь.
Главный жандарм протянул Соломону планшет.
-Здесь заснята ситуация вокруг здания и, вдобавок, описано положение в целом. Не знаю, на что они надеются, но покажи такое мне, я б с туалета не слезал, пока под белы рученьки не проводили бы меня ворвавшиеся спецназовцы в камеру три на два с бесплатной кормежкой на всю оставшуюся жизнь. Неплохая перспектива, не правда ли?
-Может, тогда вы и пойдете? –поинтересовался Грег. –Вы все столь красочно описали, что мне вот прям нестерпимо захотелось сдаться на милость доблестной французской полиции.
Вокруг захохотали. Жан Поль замялся, ответил, потупясь:
-Я бы с радостью, но у меня жена и двое детей…
-А у меня трое! -выкрикнул кто-то из толпы. –Тоже мне герой! У меня вообще четверо!! –вторил ему красномордый здоровяк. Кажется, капитан из антитеррористической группы Марселя.
-А у вас, ребе, сколько? –доброжелательно поинтересовался Грег.
Тот улыбнулся, глаза засветились.
-Шестеро.
Вокруг охнули. Кто-то помянул нечистого, кто-то восторженно, но была и пара голосов за свиномордых жидов, что плодятся, как мухи, лелея тайный замысел засеять всю землю. Как будто кто-то мешает остальным выбросить противозачаточные и настрогать детей, сколько сможет. Так нет же: в лучшем случае живут по принципу «Ай киндер», а то и вовсе, руководствуясь собственным удобством, не заводят потомство: мешать же будет, ущемлять, времени на вечеринки и гудеж не останется. Что ж… Тогда не нужно жаловаться, что пенсионный возраст до семидесяти пяти подняли. Не хочешь детей делать –паши, пока копыта не откинешь.
Грег присвистнул, покачал головой.
-И как же ты с ними справляешься? Это ж целый дедсад.
Вокруг согласно загудели, смотрели с ожиданием. Заави улыбнулся, замученное наукой лицо осветилось, словно из-за туч прорвался июльский луч.
-Сара –прирожденная мать. Да к тому же они сами друг за другом присматривают. Порой мне кажется, что с одним бы было бы намного труднее.
-Почему?
-Дети очень сильно нуждаются в нашем внимании. И когда ребенок один, дать внимание и любовь можем только мы. Во всяком случае первые несколько лет. Но как только появляется второй малыш, все начинает меняться. Эмоциональный круг расширяется, что совершенно естественно приводит к уменьшению нагрузки на родителей. А если малыши близки по возрасту, то это просто счастье. Брат или сестра становятся лучшими друзьями, а это многое значит.
-Убедил, -хохотнул красномордый здоровяк с нашивками капитана спецназа. -Джульетта давно хотела второго. Так вот: скажу, чтоб без двойни не возвращалась. А то старшему уже семнадцать –с малышней совсем разные интересы.
Вокруг засмеялись, Ковальски поддержал, затем спросил, резко посерьезнев:
-Не боишься потерять все это разом? Все-таки террористы –народ жестокий и непредсказуемый. Могут пристрелить, особо не разбираясь.
-Боюсь, -признался ребе. –До колик. –его лицо побледнело. –Но это мой долг.
-Странный вы народ, евреи, -пробормотал главный жандарм. –Пищите, но лезете в дырку.
-А у вас не так?
-Конечно, нет, -Жан Поль хмыкнул, пояснил самодовольно. –Страх –это совершенно нормальная реакция организма на угрозу своему существованию. Угрозу стабильности и безопасности. Это подсознательное отторжение тех шагов, что могут привести к беде. А к подсознанию наши психоаналитики советуют прислушиваться. Вот я и того, следую советам специалистов.
Ребе чуть улыбнулся, покачал головой:
-Страх, как мама, старается уберечь свое дитя от всего неизвестного. Будь то хорошее или плохое. Ведь все новое –неизвестность, поворот за гранитным выступом бытия. Что там откроется? Одному богу известно. Вот он на всякий случай и предостерегает.
-От чего? –не понял Грег.
-Да от всего, -любезно пояснил ребе. – Во избежание.
-А вы, значит, гребанные оптимисты, -усмехнулся красномордый. –Богоизбранные, мать вашу. Надеетесь, что ваш Бог спасет вас, не даст оступиться?
Соломон кивнул, ответил с затаенным превосходством:
-Это всего лишь наше внутреннее убеждение при совершенно одинаковых обстоятельствах. Но, согласитесь, разность в поведении огромна.
Жан Поль задумчиво подкрутил усы, Грег сдвинул брови:
-Да.., -протянул он с невольным восхищением. –Если мы не шагнем за поворот, то стопроцентно не свалимся в пропасть. Но стопроцентно не наткнемся и на алмаз, когда будем падать. Но из тех, кто решится, часть так же расплескается по дну ущелья кровавыми лужами, но кто-то все-таки Джек Пот сорвет. Ты про это?
-Именно, -подтвердил ребе и направился к двери.
-Ну, ни пуха тебе, ни пера.
Ребе улыбнулся, но не ответил. Видимо, не верил в мелких бесов. Через минуту он выходил из дверей здания. Всей толпой мы придвинулись к окнам, навалились так, что рамы затрещали. Маленькая черная фигурка казалась с пятого этажа приплюснутой черепашкой, некоей карикатурой, мультяшным персонажем. И невольно задумываешься, как мы сами то выглядим с сотого этажа или с орбиты МКС?
Со всеми нашими амбициями, претензиями, жаждой власти. А никак. Если в первом случае чем-то не крупнее муравьев, то во втором, действительно, никак. Как будто и нет нас, а может быть, и не было. Знают ли о нас во Вселенной? Или хотя бы на соседней планете? Что мы сделали такого, чтобы нас заметили? Пока что все в нашем человеческом стиле: засрали мусором околоземную орбиту. Не более того. Можем, конечно, несколько раз взорвать нашу Землю. И тогда, возможно, через сотни лет какой-нибудь иноразум увидит вспышку, как миллионы вспышек видим мы, и еще больше не замечаем. Часть из-за того, что эти вспышки скрыты различными туманностями, а по большему счету потому, что поднимаем рыло к небу лишь раз. Тогда, когда смолят.

Глава 24.

Сергей обильно потел, хотя не пил уже почти сутки. Во рту Сахара, в голове жар, шея затекла от постоянно задранного состояния. Не то, чтобы его кто-то заставлял, распинал там на дыбе. Нет. Но просто под потолком двигались стрелки часов, а до контрольной точки осталось минут тридцать. До исхода суток –полтора часа, а до момента икс, после которого мир схлопнется в точку и пропадет навсегда, всего полчаса. Конечно, не мир исчезнет, а я. Что, впрочем, лично для меня не имеет особой разницы. Если не будет меня, то как может существовать мир? Нонсенс! И виной всему не боевики. Они, по всей видимости, и не планировали отступать от намеченных планов. Но недавняя попытка юсовцев уговорить ребят, как спелую девку, вызвала лишь смех сквозь слезы. Даже у меня. Бородатый включил телефон на громкую связь, так что от нелепых потуг прощупать их слабые места в груди лишь разрослась досада и жалость. К родителям да учителям. Это ж сколько мучились с такими дебилами? Нет, чтобы еще в младенчестве удавить. Ну, кто станет мусульманину предлагать наркотики, девочек и чемодан с долларами? Или они там кроме своих обдолбанных ковбоев никого представить не могут? Нонсенс. Который будет стоить мне по меньшей мере часа жизни. Ибо пристрелят меня ровно за час до обещанного времени, если не будет выполнен первый пункт их требований: три триллиона жабьих шкурок на указанные счета.
А началось все до банального просто. Около полудня раздался стук в дверь. Все в зале повернули головы к выходу из зала, отчего раздался такой сочный хруст, что у меня в животе разом похолодело: до предела оживленное воображение мгновенно набросало в мозгу картинку сломанной шеи. Есно, моей.
-Абдула, -бородач мотнул головой в сторону прохода. –Сходи глянь.
Один из боевиков сорвался с места, в три прыжка оказался у дверей. Он спросил что-то негромко, выслушал, развернулся:
-Генерал, это Мохаммед Али. Сказал, что переговорщик.
-Какой еще к шайтану Мохаммед? –нахмурился бородач. –Который Касиус Клей?
Мюррид переспросил, затем крикнул через плечо:
-Нет, он мулла из пригорода. Попросили оказать посреднические услуги.
-Зачем?
-Сказал, что в зале есть братья по вере, женщины и дети. И если он может чем-то помочь, то не пойти -харам.
Бородач скрипнул зубами, процедил:
-Кто ходит в такие заведения, тратя отведенное Аллахом время на глупое лицедейство, не достоин великого звания мусульманина. Гони его прочь!
-Но он настаивает. Сказал, что у него предложение, от которого невозможно отказаться.
Бородач прошелся взад-вперед, бросил на дверь подозрительный взгляд.
-Он один?
-Да. –мюрид осклабился. –Остальных и на цепях не затащишь. Боятся.
Боевики заржали, гортанно переговариваясь. Глаза блестят, словно и не разлетятся совсем скоро на множество ошметков. Сумасшедшие какие-то.
-Впусти. Но смотри в оба.
-Да что он может? –боевик пренебрежительно отмахнулся. –Взорвать нас?
Тут уж заулыбались даже самые серьезные из бородачей. Белые зубы сверкали, словно жемчуг. Только вот остальным двум тысячам было не до шуток. Сонм бледных призраков, блин.
Мюрид вытащил ножку стула из ручек, разомкнул канатный замок одной рукой. Второй он держал автомат. И когда в приоткрытую дверь вдвинулся лысый бородач, повторил процедуру с точностью до наоборот. При этом ствол ни на миллиметр не сместился ото лба прибывшего, что последнему явно очень и очень не нравилось. Но приходилось терпеть.
-Ассалями алейкум, -поклонился гость медленно.
-Салям, -буркнул боевик. Ощупав Соломона, он вытащил из кармана айпод и ткнул автоматом в спину. –Топай давай.
Под конвоем Соломон подошел к сцене, поднялся, преодолев три ступеньки. Боевик схватил его за руку, заставив остановиться в трех метрах от патрона. Бородач стоял, широко расставив ноги. Пальцы левой за ремнем, а правая лежала на вызывающе торчащей из кобуры рукояти.
-Зачем ты здесь? –резко спросил он.
-Чтобы помочь вам и им, -Соломон кивнул на жадно слушающий разговор зал.
-А тебе то какая от этого польза? –бородач прищурился, глаза зло сверкнули. –Не все ли равно, умрут ли эти свиньи сейчас или через тридцать-сорок лет?
-Свиньи мне, возможно, и безразличны, -покачал головой ребе, -но среди вас и мои братья по вере. А это совершенно недопустимо.
-Да неужели? -бородач оскалился. Огненный взгляд черных, как маслины, глаз впился в Заади. –Мусульманина смерть не страшит –это ты должен знать. А если это смерть за веру, в бою, мученическая, то мы в единый миг вознесемся в небесные чертоги, где ждут у ворот рая по семьдесят большеглазых чернооких дев.
-Да, да, -горячо согласился Заави, -и смотрят они только на своих мужей. Но все ж таки и на Земле им еще работа найдется. Не правда ли?
-Порой один поступок может обрушить человека в глубины ада или же поднять до уровня богов. И зовется он подвигом, жертвой. Как и в данном случае. –сообщил бородач, глядя в глаза ребе.  –Но тебе этого не понять. Верно?
-Что? Почему!? –Соломон отшатнулся, вскричал в возмущении. –Я знаю Коран, как свои пять пальцев. Любую суру могу наизусть рассказать.
-Верю, -бородач вскинул брови. –Однако, это не дает тебе права называться мусульманином. Больше всего стараются узнать не о друге, а о враге, Соломон Заади. Так же тебя зовут?
Пальцы охранника сомкнулись на руке Соломона, как стальные капканы. Боевики заскрежетали зубами, пара мюрридов выхватили ножи, кто-то передернул затвор.
Соломон поперхнулся, глаза вильнули из стороны в сторону. В зрачках бородача светилась насмешка и неприкрытая угроза. Поняв, что отвертеться не удастся, Соломон медленно выпустил воздух, сдувшись, как пробитая шина.
-Да, вы правы, -ответил он, вскинув подбородок. –И что? Это имеет значение?
-Принципиальное. Был бы ты мусульманином, одели бы сейчас тебя в оранжевый костюм, как предателя веры и достоинства, а так все встало на свои места. –бородач усмехнулся. –Мне даже льстит, что послали такого специалиста. Сколько не перебираю имен, на ум приходит лишь один, кто мог сравниться с тобой по знанию священных текстов: Абдалла ибн Саба. Именно этот еврей, принявший ислам, и обосновал святость духовных учителей –имамов, что и раскололо в конечном итоге ислам на два лагеря: суннитов и шиитов. И прекратилось победное шествие ислама. –бородач вздохнул, кулаки до скрипа стиснулись. –Если бы не он, сейчас бы не было ни проклятых штатов, ни евросоюза. Лишь единый мировой халифат.
-Что было, то было, -мирно согласился Заади. –И назад не вернешь.
-Нет, конечно, -признал со вздохом сожаления бородач. –Но с учетом прошлых ошибок, не допустим повторения подобного. Я не стану тебя убивать, хотя и есть немалое желание. Но впустив тебя, мы признали, что ты гость, а убить гостя –харам. Так что уходи, не теряй зря время.
Соломон смотрел исподлобья:
-А я никуда не тороплюсь, да и у вас особой работы нет. Почему бы меня не выслушать? Да еще кино покажу. Все какое-то развлечение.
В глазах мюридов зажегся интерес, те, кто на сцене, даже придвинулись. Бородач покосился на собратьев, хмыкнул:
-Ну, хорошо. Давай посмотрим, что там у тебя.
Ребе оглянулся на мюрида, тот вытащил айпод из кармана, нехотя вернул владельцу. Соломон кивком поблагодарил, указал взглядом на притулившийся в углу сцены проектор:
-Можно?
Бородач повернул голову, что-то быстро прикинув, разрешил:
-Действуй.
Ребе с помощью двух мюридов установил оборудование, подключил айпод. Из-под потолка опустилось белое полотнище метров двадцать на десять, вспыхнули лучи. На экране мелькнули какие-то кадры вне фокуса, но затем картинка прояснилась. Человек снимал сперва в фойе, шел по лестнице, затем дальше, дальше. И везде на фоне блещущей золотом роскоши, вычурных барельефов, статуй и картин затаились темные фигурки. В шлемах и бронедоспехах они больше походили на киборгов, нежели на людей. Десятки, сотни… Словно черные муравьи, они облепили каждый закуток, а уж за дверью, что отгораживала зал от вестибюля, их скопилось столько, что выражение про яблоко, которому некуда упасть, не казалось таким уж и смешным. Хотя бородача это, похоже, не особо впечатлило. Во всяком случае рассматривал он все это с нескрываемой насмешкой и презрением. А когда картинка сместилась на улицу, где чернота и машины с мигалками перемешаны на пару кварталов столь плотно, что сразу и границы не найти, он хмыкнул:
-Боятся, значит, уважают. Хорошо.
Боевики согласно загудели, заулыбались, вскинули кулаки к своду. Они трясли автоматами, что-то гортанно выкрикивая. Сергей услышал пару фраз про Аллаха. Наверное, прославляли. Идиоты.
Передача закончилась, проектор щелкнул и отключился. Ребе повернулся, обвел руками зал:
-Вы все видели. Зачем вам умирать? Совершенно очевидно, что вам не выбраться.
-Ты так думаешь? –с насмешкой поинтересовался бородач.
-Да, -убежденно заверил Соломон, -я в этом уверен. Даже Халк и капитан Америка не смог бы такое совершить. Ну, разве что Годзилла…
-Да, -задумчиво оглаживая бороду, согласился генерал, -это непросто.
-О чем вы говорите!? –воскликнул ребе. –Пожалейте своих детей. Кто их будет воспитывать? Вас же перестреляют, как куропаток. Даже тела ваши никто больше не увидит. И никто не придет на ваши могилы, не поплачет над вами.
Бородач прищурился, ответил с плохо скрываемым превосходством:
-И все-таки мы попытаемся. Не возражаешь?
-Но как, как?! –возопил Заади с отчаянием. –Если вы надеетесь на потайной ход в подвале, то там нет такового: почитайте вики. Там метровые стены и железобетонный пол. Почему? Да потому, что со всех сторон вода. Строители просто вынуждены были пойти на это, так как строили в воде, на болоте. Так что в подвале можно бомбоубежище делать. Во всяком случае стены точно выстоят.
-Да-а-а… Это проблема, -согласился генерал.
Заметив, что тот колеблется, ребе спросил быстро:
-Значит, вы готовы сдаться?
Мюриды злобно завращали глазами, задышали, как загнанные лошади. Дай им волю, ребе бы разорвали в клочья, но генерал вскинул руку, сказал с хитрым прищуром.
-Смотря какие условия предложишь. Если, конечно, имеешь право договариваться.
Ребе выпятил впалую грудь, горделиво приосанился. Во всем облике появилась уверенность и самодовольство: известно же, что нет никого лучше, чем еврей, если нужно кого-то обмануть, обжулить, ввести в заблуждение, облапошить и так далее…
-Ну.., -протянул он важно. –Меня уполномочили практически на все. В том числе и на разговор о выкупе. Так что, если согласитесь, то уйдете отсюда богачами.
-Опять обтекаемые фразы, -генерал поморщился, -давай поконкретнее.
-Каждому бойцу по миллиону долларов. А вам, как командиру, -десять. Ну, естественно, машину до самолета, а потом комфортабельный полет в любую точку мира.
Ребе заканчивал разговор, ощущая нарастающую волну злости и бешенства. Он поежился, не понимая, с чего бы это. Но оглянувшись по сторонам, вместо радости и алчности увидел на суровых лицах лишь презрение и ненависть. Генерал поджал губы, сказал медленно:
-Вот, значит, во сколько нас оценили… Что ж… Передай своим нанимателям следующее: если за час до назначенного срока деньги не будут переведены на указанные счета, я сперва пристрелю вот того, -он указал на Сергея. –А затем каждую минуту буду отстреливать американца, француза, англичанина, иудея и так далее, пока снова не вернусь к юсовцу. Ну, а в конце: бум! Большой бум!!!
Ребе даже сделал шаг назад: настолько сильную ощутил угрозу.
-О какой сумме идет речь? –пролепетал он.
-О трех триллионах, -рыкнул бородач, нависая над Соломоном. –И не прикидывайся молитвенным ковриком. Не поверю, что ты про это не знал.
-Как же, как же… Слышал, конечно, -сжавшись в комок, заморгал Заади. –Просто в моей маленькой голове столь громадная куча денег не умещается. Я не поверил, поэтому и назвал такую мизерную, -он нервно засмеялся, -сумму. Хотя и она не такая уж и мелкая. Во всяком случае я бы не отказался.
-Не сомневаюсь, -хмыкнул генерал, он похлопал по рукояти,- Вы евреи до денег падки. Как мухи на говно слетаетесь, стоит лишь динар кому-нибудь обронить.
Соломон поморщился, усмехнулся скованно:
-На счет динара не знаю, но за миллионом бы и в сортир слазил, не побрезговал.
Боевики скривились, отшатнулись с выражением сильнейшего отвращения на лицах. Словно Соломон уже вывозился в этом самом прямо у них на глазах. Некоторые бормотали на своем. И, судя по выражению лиц, ничего приятного в их словах не проскальзывало.
-Что ж.., -бородач вытащил пистолет, повертел на манер ковбоя и, не глядя, воткнул в кобуру. –Пристрелить бы тебя, как злейшего врага мусульман, ну да ладно, живи. –он кивнул боевику, что не отходил от ребе ни на шаг. –Абдула, проводи гостя.
Железные пальцы сомкнулись на руке Соломона, его повлекло со сцены, словно бульдозером. Уже перед дверью, когда Абдулла разъединял замок, до Соломона донесся голос генерала:
-Передай мои требования слово в слово. Как понимаешь, от доходчивости твоих объяснений зависит жизнь вот этого, а затем и всех остальных.
Соломон посмотрел на генерала испытующим взглядом, но ни одна черточка на строгом обветренном лице не дрогнула. Заади осыпало морозом, волосы на загривке встали дыбом. Именно сейчас, глядя в лицо бородача, Соломон поверил, что они выполнят свои людоедские обещания. Внутри заныло, желудок сдавила холодная лапа. Мало того, почему-то показалось, что деньги для них вообще ничего не стоят. А, значит, взрыв будет. Что бы они ни сделали, какие бы условия ни предложили. Хотя то, что они хотят, конечно, же выполнено не будет.
Когда выходил, Соломон чувствовал пять тысяч глаз на своей спине. Кто-то всхлипывал, кто-то впал в прострацию, тупо глядя перед собой, но общая атмосфера страха и обреченности давила на плечи, душила, отчего хотелось убежать, так что он с трудом сдержался, чтобы ни ускорить шаг.
Едва за ним закрылась дверь, к ребе метнулись двое в черных комбинезонах.  Подхватив под руки, они практически снесли переговорщика с лестницы. И только, когда все трое оказались за углом, отпустили. Ребе отряхнулся, пробормотал в неловкости:
-Давно меня не носили на руках. Лет с пяти.
Но охранники юмора не оценили. Кивнув, они развернулись, широким шагом направились обратно. Ребе покряхтел, побрел к выходу, совершенно не обращая внимания на культурные ценности. Лоб избороздили глубокие морщины, что и не удивительно: разговор ему предстоял тяжелый.

Госсекретарь стояла за спиной, нервно теребила брошь. Несмотря на кондиционер, ее шоколадное лицо блестело то ли от пота, то ли из-за выступившего от стресса жира. Однако, обвинять Линду в потере самообладания сложно, так как речь, которую они готовили совместно, могла оказаться высоко рисковым мероприятием. Впрочем, Трамп любил такие дела: это прибавляло жизни остроты. А в данном случае особенно. Если все пройдет, как он думает, то рейтинг взлетит до небес. И даже самые упертые демократофилы переметнутся на его сторону. Он самодовольно улыбнулся, поправляя галстук перед зеркалом. Конечно, противно, но он не станет отталкивать их, примет, как отец народа. Все ж таки они американцы, которых он поклялся защищать, не щадя своей жизни. Никто не помешает относиться к ним, как к второсортным недоумкам, коими они, естественно, являются, но внешне он должен улыбаться и излучать довольство, благополучие и агрессивную уверенность. Ведь Америка превыше всего!
Трамп развернулся, одернул пиджак.
-Ну, как?
-Великолепно! –преувеличенно бодро заверила Линда. –Словно на выставку собрались.
Трамп внимательно посмотрел на нее, уловив толику сарказма, вздохнул:
-Ты права: против моды не попрешь, -он распустил галстук, стянул полоску ткани с шеи. Расстегнув две верхние  пуговицы, президент выпятил грудь, став похожим на смесь петуха и бульдога. –Так лучше?
Линда показала большой палец, растянула толстенные губищи в одобрительной усмешке:
-Класс! Ваши избиратели будут довольны. А то бы просто не поняли.
-Да.., -Трамп вскинул кустистые соломенные брови, покивал. –Это важно.
В дверь заглянул глава службы безопасности президента:
-Господин президент, пора.
Трамп оглянулся на Линду, спросил печально:
-И кто тут говорил, что я –самый могущественный человек на планете? Конгресс ограничивает, пресса тиранит, народ ворчит, а тут еще и без охраны шага не ступить.
-Перенести выступление, господин президент? -поджав губы, осведомился седовласый крепыш.
-Нет, Пол,  -Трамп панибратски похлопал его по плечу. –Это такой глупый юмор. Не обижайся.
Крепыш кивнул, на лице не дрогнул ни один мускул. Он распахнул дверь, пропустив персону номер один, двинулся следом. Как по мановению волшебной палочки, с двух сторон возникло пятеро очень крупных парней в черных пиджаках, плюс двое спереди. Оглядываться не стоило: сзади стопроцентно такая же ситуация. У всех белая пружинная гарнитура в левом ухе. Так они шли минуты три по белоснежному коридору. Вдоль стен, словно статуи, расположились чернопиджачные фигуры ростом под два метра. Костюмы раздуты от броннежилетов и оружия, черные очки отражают свет люстр. И если всего год назад это были всего лишь простые очки, как часть униформы: туфли, галстук и зализанная прическа, то теперь это миникомпьютер, дополняющий реальность. Сам Трамп еще не пробовал: все некогда –но демонстрацию смотрел. Такие очки, заточенные под охранный сегмент, позволяли видеть тебя буквально насквозь. И хотя такая перспектива не слишком радовала, но приказ о снабжении всего охранного аппарата такими девайсами он подписал собственноручно. Что они могут увидеть в нем? Старое обрюзгшее тело? Да и черт с ними. Пусть смотрят. Вряд ли что-то новое почерпнут. Зато то, что одновременно могут определить, кто чем вооружен, не несет ли в заднице бомбу пусть маломощную, но способную уничтожить ключевых лиц или еще какую гадость, просто прекрасно. Во всяком случае он лично готов обменять свою «неприкосновенность» частной жизни на безопасность. А остальные… Конечно, правозащитники завопят, когда такие устройства войдут массово в быт, но им придется заткнуться: прогресс не остановить. Люди жаждут видеть и знать больше, жаждут разнообразия. А уж увидеть голую задницу, прикрытую юбчонкой, жаждут и подавно. Ну, а для тех, кто будет особо упорствовать, можно устроить пару терактов, а затем подробно объяснить, что подобного бы не произошло, если бы система дополненной реальности была внедрена повсеместно. Мало того, что этих ребят задержали бы еще на стадии, когда мастерили бомбы. А если б и нет, то уж на выходе из убежища стопроцентно. Для этого достаточно модернизировать установленные видеокамеры. Трамп сморщился, как от зубной боли. Сколько нервов и лет жизни стоило протолкнуть закон о массовом видеонаблюдении. Не понимают идиоты, что никому не интересно смотреть, как вы трахаете жену соседа или подставляете зад догу, а если и так, то такой интерес быстро спадет на нет, ведь в этом деле не придумано ничего нового со времен каменного века: все сводится к фрикциям да оргазму. От позы не зависит, а скорее от нашего отношения к трахаемому объекту да от того, что покушал и выпил. Кого-то возбуждают женщины, кого-то мужчины, кого-то трупы, животные, а кто получает оргазм, когда сходится годовой баланс.
Двое охранников распахнули входные двери. Хлынул поток света, рокот десятков тысяч голосов, жар и соленый запах с побережья. На плечи обрушился яростный свет полуденного солнца. Трамп ощутил, как по спине под костюмом потекла первая струйка пота. Мелькнула мысль, что неплохо бы сделать то ли стадион, то ли еще что-нить подобное для публичных выступлений. Естественно, с полным контролем климата. Влетит, конечно, в копеечку, но нам ли экономить? Напечатаем долларов на пару миллиардов больше, да и всего делов. Благо весь мир подсажен на доллар –будет платить вместе с нами, хоть и пользоваться не станет. Трамп довольно усмехнулся: молодцы отцы-основатели. Сумели весь мир заставить сосать, как Клинтон Монику. И так им эта конфетка понравилась, что никто и не думает отказываться. Разве что Россия с Китаем начали бычиться, но ничего. Пообломаем рога. Санкции для того и придуманы, чтобы всяких упрямцев на колени ставить. Ишь, сволочи, самостоятельности захотели! Нет уж, нет уж. Ни кнут, ни пряник мы из своих загребущих не выпустим.
Трамп быстрым и подчеркнуто упругим шагом подошел к трибуне. Как только в ухе шепнуло, что можно говорить, он вскинул руку.
-Америка! –вскричал он мощно. – А также весь мир! Слушайте меня!!! –он сделал паузу, оглядел море почтительно внимающих голов. –Нас пытаются поставить на колени, заставляют играть по чужим правилам, по которым мы заранее в проигрыше, но этого не будет. С нас требуют три миллиона за жизнь ста пятидесяти американцев и около двух с половиной тысяч остальных посетителей Гранд оперы. –он облокотился обеими руками на подиум, спросил, насупившись. –Дать? Возможно. Но давайте будем честны с собой. Эти деньги пойдут не на строительство школ и детских садов, не на ремонт дорог, а на покупку оружия у наших врагов, а возможно, и у нас, ведь и в нашей стране еще не перевелись подлецы. А как вы думаете, что те ребята сделают с оружием? –он подождал ответа. Кто-то выкрикнул, потом другой, третий. Трамп кивнул. –Правильно: обратят против нас. Участятся нападения, взрывы, теракты по всему миру. И полетят домой нескончаемой вереницей цинковые гробы, в которых винегрет, сделанный из ваших сыновей. Как вам такая перспектива? –толпа шокировано замерла, десятки тысяч глаз неотрывно следили за мировым лидером, на лице которого отпечаталась горечь и нарастающий гнев. –Вижу, что не очень. Так можем и должны ли мы предоставить тем ублюдкам, -он ткнул вверх и в сторону указательный палец, -такую возможность? Нет, нет и еще раз нет! –толпа взревела, как один огромный зверь, к небу взлетели тысячи кулаков. Кто-то начал скандировать: «Трамп, Трамп, Трамп!!!» -но президента если это и обрадовало, то на лице не отразилось. Он смотрел исподлобья, стиснув челюсти, словно готовился вцепиться кому-то в глотку. Вскинув руки, он подержал их раскрытыми ладонями к людям, а потом медленно опустил, призывая к тишине, и толпа затихла, как по мановению волшебной палочки. –Я уверен, что они не взорвут устройства или что там у этих.. вымогателей. Это блеф. Почему? Да потому, что они такие же люди, в которых природой заложен инстинкт самосохранения. Это не обколотые психотропиками девчонки, не обкуренные наркоманы, которым промыли мозги расчетливые мерзавцы, что не спешат подставляться под пули. Эти люди вполне отдают себе отчет в происходящем, а значит, предпочтут сгнить в тюрьме, но не пойти на корм червям. Ведь во всем должна быть выгода, верно? А какая выгода в том, чтобы сдохнуть? Согласитесь, никакой. Они даже не увидят тех денег, которые просят, не пощупают, не услышат хруст новенькой стодолларовой купюры. Так зачем же все это? Ради чего? Я этого не понимаю. А если так, то смысла в их действиях нет и быть не может. Поэтому я принял решение. –Трамп набрал полную грудь воздуха, выдохнул с яростью. –Они не получат ничего, кроме смерти!!! Штурм, штурм, штурм немедля!

Глава 25.

Десять минут… Абдула проверял видеокамеру, Сайфула –огромный как горный як и такой же мохнатый горбоносый парень деловито вжикал по лезвию ножа, больше напоминающего мачете. Наконец, он закончил, попробовав пальцем, любовно поцокал. Пробормотав что-то гортанное, он повертел лезвие, бросая отражение люстр в глаза. Сергей с трудом сглотнул. Во рту разом пересохло, сердце бухало, словно в вены влили ведро адреналина. Генерал бросил взгляд на наручные часы, брезгливо выпятил губы:
-Что ж… Пора. –он посмотрел в глаза Сергея, сообщил с невеселой усмешкой. –Не очень-то они ценят человеческую жизнь.
-Вы тоже добротой не особо отличаетесь, -процедил Сергей.
-Ты прав, -согласился бородач, -но у нас иное мировоззрение, иное отношение к жизни и смерти. По нашим правилам ты бы попал в джанну.
-А по нашим просто в рай, -невесело усмехнулся Сергей. –Как мученик. Только я в него не очень-то и верю.
-У каждого свои проблемы. -генерал пожал плечами, кивнул Сайфуле. -Но сейчас бы тебе вера не помешала.
На видеокамере зажегся красный огонек. Генерал как всегда стоял метрах в двух в стороне, а мохнатый медленно подходил с садистским оскалом на вырубленном из скалы лице. Он обошел Сергея сзади, приложив мачете к шее, посмотрел на бородача. Заложив руки за спину, тот перекатился с пятки на носок. Глядя в видеокамеру, генерал сдвинул брови, сказал жестко:
-Мы дали вам срок, который вы не выдержали, поэтому смотрите на дело рук своих. –мохнатый схватил Сергея за волосы, рывком отогнув голову назад, обнажил горло. –Обвинять можете только себя, ведь мужчины держат слово…
В это время входная дверь с грохотом влетела в зал, словно ее пнул какой-то великан. Дежурившего в проходе охранника сплющило, пронесло вместе с дверью. Практически одновременно с ней взорвались дымовые и световые гранаты. В течение нескольких секунд зал заволокло дымом. Со всех сторон завопили, закричали, начали кашлять в сотню глоток. В глазах словно вспыхнула сверхновая, но перед тем Сергей успел уловить движение пальца одного из боевиков. Тот простоял у занавеса почти сутки абсолютно неподвижно, словно статуя, а теперь сделал лишь одно движение: отпустил палец с детонатора. И это простое движение вызвало жуткий ужас, от которого внутренности проморозило до самого спинного мозга.
Невыносимый жар, грохот и тугой кулак воздуха ударили в грудь, лицо. Его швырнуло через голову, как заправского акробата, затрещала ткань обреченного на смерть. Руки почему-то оказались свободны. Теряя сознание, он чувствовал, что куда-то летит. На миг наступила невесомость, затем удар, всплеск, секундное помрачнение, после которого он очнулся в воде. В легких смесь гари и углекислого газа, невыносимо хотелось вздохнуть. Он рванулся вверх, но перед самой поверхностью чудом остановился. Там полыхал настоящий ад. Стоило ему высунуться –и одной головешкой было бы больше. Меж тем со всех сторон в воду падали глыбы камня, тела, какие-то доски, куски непонятно чего. Когда, наконец, по прошествии секунд тридцати, которые показались вечностью, пламя отступило, Сергей решился вынырнуть. Хотя вообще-то, даже если  б огонь и не утих, все равно бы это сделал: легкие разрывало, в голове звон, сознание тухло, так что соображал он на тот момент на уровне лемминга на момент окончания своей бесславной карьеры.
Кашлял он минут десять до тех пор, пока гарпун в груди не превратился в некое подобие пластикового ершика для посуды. И только после этого Сергей смог что-то понять в увиденном. Он находился в чем-то вроде бассейна. Стенки выложены белым с золотыми прожилками мрамором. Со всех сторон горящие балки, громадные куски стен, какая-то статуя вверх тормашками. Руки коснулось что-то теплое, а ноздрей странный запах жареного. Сергей оглянулся:
-Твою ж мать! –вскрикнул он, отгребая подальше, и ткнулся спиной в колонну.
Сердце бешено колотилось, глаза вылезали из орбит. Непрошенный гость оказался страшно обгорелым трупом. Он покачивался на до сих пор не успокоившейся воде, раскинув костистые руки. На правой блеснул перстень. Шкура слезла полностью, даже большая часть мяса сгорела. Труп скалился белыми зубами, крупными, как у лошади. Даже мать родная в таком виде не признает, но только не он. Когда минут десять назад перед лицом возникла эта рука, сжимающая полоску металла, что через мгновение должна была оборвать твою жизнь, запомнится каждый волосок, родинка, каждый шрамик. В груди чуть потеплело. Все-таки эта горилла сдохла раньше, -подумал Сергей с мстительным удовлетворением. –Пусть мне тоже прилетело и, скорее всего, достанется еще, но в одном я вам насолил: лишил удовольствия отправить меня на тот свет. Хотя, -подумал он, по лягушачьи загребая воду, -все равно они сейчас в своей джанне плюс моральное удовлетворение от факта, что угробили несколько тысяч неверных. А уж как их сородичи радуются. Это ж какой щелчок по самодовольным жирным евроюсовским жопам. Даже самому как-то приятно. Достали, если честно, твари. И вдвойне было бы приятней, если б сидел сейчас перед экраном зомбоящика и наблюдал сию картину, попивая кофе с булочкой. А лучше с двумя.
Сколько Сергей так плавал на пару со своим злейшим другом, сказать сложно. Балки постепенно прогорели, испуская удушливый дым. Хорошо хоть доступ есть, иначе б финита ля комедия: одним кверхупузным стало бы больше. С последним огоньком погас и свет, Сергей очутился в кромешной тьме. А если подумать, то скорее могильной. Во всяком случае обстановочка соответствовала.
Вода постепенно остывала, в какой-то момент плечи передернулись, по загривку пробежала крупная дрожь. Сергей понял, что замерз. Причем так, что зубовная дробь отдавалась эхом о непрочные своды. Руки-ноги постепенно дубели, движения замедлялись. Мысли шевелились вялые, как слизни после зимовки, силы постепенно истаивали.
Пару раз едва ни заснул, сразу нахлебался, после чего долго откашливался. Хотел было залезть на колонну, но она так угрожающе зашевелилась, к тому же по башке прилетело несколько крупных камней, посыпалась пыль, что экспериментировать расхотелось.
Прошло несколько часов, хотя уверенности в этом он не испытывал ни на грош. Веки слипались, он медленно моргал, чувствуя, что засыпает. Что странно: осознавая, что этого делать нельзя, так как как минимум захлебнется, сделать с собой ничего не мог. И тут наверху послышался какой-то шорох, глухие удары, словно кто-то пытался пробиться к нему. В груди дернулось, заколотилось так, что от давления едва глаза не выпали.
Сергей на всякий случай отплыл к бетонной стенке. Как оказалось, вовремя: от очередного удара наверху затрещало, гулко ухнуло, обрушив несколько тонн камней, перемешанных с деревом и еще, бог знает, чем. Сергей увидел лишь серую стену, рухнувшую в паре ладоней перед лицом. Вместе с вытесненной водой его вскинуло на три метра, шандарахнуло пару раз о что-то твердое, на голову посыпались камни. Зашипев, Сергей нырнул, дождался, пока метеоритный дождь ни кончится, медленно всплыл.
Глаза ослепил луч фонаря, тут же залаяла собака, послышался крик, который Сергей квалифицировал со своим скудным знанием аглицкого, как: «Вы там живы? Все хорошо?»
Выматерившись про себя, Сергей вскинул большой палец, сообщил с бодрой улыбкой:
-Ол райт. Спускайтесь. Румбу забацаем.
Луч фонаря сместился в сторону, Сергей разглядел на фоне неба в окружение руин морду овчарки и мужика в костюме пожарника. Собака возбужденно поводила мордой, впрочем, и пожарник тоже не блистал манерами. Руки в огнестойких перчатках тряслись. Он едва смог вытащить рацию, что-то прокричал. Через минуту послышался топот, грохот и стук скатывающихся камней –в обрамление пролома появилось с десяток голов в одинаково желтых униформах.
-Драсти, -скривился Сергей, из последних сил пытаясь удержаться на воде. –Я, конечно, понимаю, что вы, ребята, попали в оперу, а, судя по вашим не обремененным интеллектом рожам, это вам в диковинку, но не соблаговолите ли помочь, хелп, если не трудно, а то я уже того…
Наверху засуетились, вниз упало сразу три веревки. Двое парней перевалились через край, быстро спустились. На Сергея одели какую-то сбрую, прицепили к свободной веревке, которую тут же повлекло вверх.
Выбрались вполне благополучно. А когда Сергей разогнулся, внутри словно чугунная плита рухнула и придавила желудок. И без того было не сладко, а теперь стало просто паршиво. Плавая в бассейне, он хоть и догадывался, что скорее всего остальным не поздоровилось, но все-таки не верил, что настолько. Сотни спасателей и десятки собак бродили по завалам камней в окружении полуразрушенных закопченных стен, напоминающих своими зубцами то ли древний Колизей, то ли средневековый замок. Только ворона не хватало, каркающего с проросшего через щели тополя. Ну или березы на худой конец.
Время от времени спасатели вытаскивали из-под камней тела, торопливо уносили куда-то в сторону. Сергей проследил за ними взглядом и ему совсем поплохело. То, что он поначалу принял за часть стены, оказалось горой трупов. В черных мешках их складывали вдоль остатков стен в пять рядов. И накопилось их столько, что впору братскую могилу копать.
 По спине похлопали, Сергей оглянулся. Перепачканный сажей парень с открытым забралом шлема кивнул в сторону пролома. Там вдалеке мигали огоньками сотни машин скорой помощи, за временным красно-белым ограждением виднелись люди. Почему-то Сергей подумал, что лишь одна из этих машин окажется задействованной, а остальные вернуться ни с чем. Ведь трупы уже не люди, а бывшие их вместилища.
Его по западному обычаю укутали в одеяла, что в данный момент имело смысл: изо рта вырывался пар, а с затянутого серым неба неторопливо планировали редкие снежинки. Когда Сергея в окружении спасателей вывели из еще дымящихся руин, толпа восторженно взревела, послышался свист, улюлюканье. К Сергею протягивали руки, что-то спрашивали. И в глазах столько надежды, что Сергей скорее догадался, чем понял, что его спрашивали про остальных. Есть ли выжившие или нет. Что он мог ответить старушке, чей сын остался там или девушке, дожидавшейся парня? Что все они лежат, как дрова, за стеной? Что они их больше никогда не увидят. А если и так, то это зрелище станет преследовать их всю оставшуюся жизнь? И поэтому он просто развел руками:
-Не знаю. Там еще много работы. Простите.
Полицейские с трудом смогли создать в толпе проход. Взявшись за руки, они образовали живую ограду. Но люди напирали с такой силой, что по вздувшимся на лбах венам да покрасневшим лицам было заметно, что служителям закона непросто, очень непросто. Сергея почти несли. Во всяком случае страдальческие лица мелькали, как на беговой дорожке.  Через плечи в погонах тянулись руки с фотокарточками, люди чего-то требовали, кричали, молили. Сергей сцепил зубы, смотрел перед собой. Что он мог сказать? Что видел кого-то из них, стоя на коленях в ожидании смерти? Что они были тогда живы? Но это вовсе не гарантировало их пребывание в этом грешном мире на данный момент. Если бы он хотя бы заметил кого-то, подающего признаки жизни. Но увы, ничего, кроме трупов и камней. Вперемешку.
Из скорой, припаркованной задом в конце стометрового коридора, высунулись двое санитаров в синих халатах. Сергея передали из рук в руки, дверцы захлопнулись. Его уложили на носилки, надели кислородную маску, тут же вкололи какую-то капельницу. И хотя он вроде бы не совсем при смерти, но от горизонтального положения не отказался, так как устал как собака. Ноги- руки гудели, словно полые трубы ливневой канализации, в голове легкий шум, а в груди тошнота. Похоже, все-таки дыма наглотался.
Сердце тревожно заколотилось. Состоя в свое время в экзаменационной комиссии по технике безопасности, он запомнил немного, но то, что угарный газ вытесняет кислород, знал доподлинно. И никакие кислородные маски тут не помогут. Угарный газ соединяется с эритроцитами столь крепко, что решить проблему можно лишь переливанием крови.
Но как бы там ни было, но мягкое покачивание убаюкало. Сергей заснул, что называется, без задних ног. Очнулся уже в палате шесть на шесть. На окне и в углах цветы, какие-то карликовые пальмы. Стены лимонно-розовые, словно для новорожденных младенцев готовили или для кисейных барышень. Слева попискивал в такт биению сердца шкаф с тремя экранами. На одном бежала кривая, на втором какие-то данные, а на третьем что-то непонятное. То ли рентгеновский снимок мозга, то ли куча какашек. На правом локте пластырь, из-под которого тянулся пластиковый шнур. По нему от висящей на подобии вешалки нержавеющей штуке стекала красная жижа. Похоже, кровь переливают. На левом подобная конструкция, лишь направление движения в иную сторону. В общем-то логично. Иначе его просто разорвет, как хомячка.
Через полчаса пришла медсестра: широкоплечая и широкозадая тетка в салатовом берете. Посмотрев как-то странно, она заменила высосанную им капельницу на другую, забрала полный пакет его черной кровушки. Сергей проводил ее сожалеющим взглядом: все-таки свое, родное.
-Эй, мадмуазель, фройлен? –но тетка не среагировала, лишь на выходе бросила на него столь же необычный взгляд, словно на редкое животное. Ну, вроде амурского тигра, занесенного в Красную книгу. –Да что же это? –пробормотал Сергей. –Чего ж они так. Виноват я что ли, что другим не повезло? Хотя, может быть, сгущаю краски. Увезли-то тогда, когда еще завалы разбирали. Не может быть, чтобы так вот все трагично.
Как оказалось, он ошибся. Ему еще раз пять переливали кровь, покормили какими-то салатиками, а на следующее утро, когда в окне забрезжил рассвет, в палату вошел мужчина. Белый халат, в руках планшет, короткая с проседью бородка. Он внимательно посмотрел на Сергея сквозь круглые очки, спросил на неплохом русском:
-Доброе утро, Сергей Иванович. Как себя чувствуете?
Сергей приподнялся на локтях, ответил настороженно:
-В целом неплохо. Голова слегка побаливает, но это можно списать на десяток камней, прилетевших во время спасательной операции.
Мужчина чуть улыбнулся, покивал.
-Да… Случается всякое. Всего предотвратить невозможно, -в его глазах мелькнула грусть. –Как бы ни старался.
Он померил температуру, давление, пощупал пульс. Сергей спросил с натужным весельем:
-Ну как? Жить буду?
 Доктор посмотрел на него примерно, как та тетка, сообщил со вздохом:
-Здоровы, как бык. Можно выписывать, но мы подержим вас пару дней, понаблюдаем.
-Зачем? –не понял Сергей.
-Мало ли что, -доктор пожал плечами. –Вдруг осложнения какие.
Но осложнений не было. Сергей боялся, что его задержат для выяснений обстоятельств теракта, но не стали. Ограничились лишь стандартным допросом с картотекой лиц. Двух он опознал, да и то с небольшой уверенностью: бородача да Сайфулу. Но гарантировать не мог: они же сплошь заросшие волосами от глаз до горла. В общем на одно лицо, почти, как китайцы. Разве что тем и бороды без надобности.
Когда шел по коридору к выходу, чувствовал себя не в своей тарелке: преследовали обвиняюще-недоумевающие взгляды. Мол, как ты, чужестранец, да еще русский выжил, а столько хороших людей погибло? Как такое может быть? На нашей католической земле? Сергей пару раз косился по сторонам, но взгляды ускользали, словно ядовитые змеи. Внезапно он ощутил, что его просто боятся. А кого боятся, того и ненавидят.
Ну, и хрен с вами, идиоты, -подумал он с озлоблением, -не больно то и надо. Это вам за Сирию, санкции, Иран, Ирак, Югославию, Ливию, Афганистан и еще кучу стран, в которых вы развязали войны, создавая условия для своих фирм. Это вам за миллионы нерожденных детей, чьи матери остались без работы. Даже мало. Взорви террористы миллион-другой, а то и пару десятков –и то сомневаюсь, что выйдет баш на баш: уж очень долго эти, мать их, сахибы продвигают свои белые ценности, подминая под свой кошелек жизни и судьбы народов, третьего, по их мнению, мира.
Сплюнув с досады на тротуар, Сергей махнул рукой. Одно из такси тут же подрулило к бардюру. Из окна выглянула типично арабская морда, что-то спросила. Сергей с трудом удержался, чтобы не отпрыгнуть. Медленно выпустив сквозь сжатые зубы воздух, он сел на заднее сидение, утешая себя мыслью, что бомба дважды в одну воронку не падает. Ну, если не брать в расчет высокоточные.
-Уи аллер, монсеньер?
-В аэропорт Шарль де Голь.
Араб кивнул, словно к нему каждый день садятся русские, и вывернул на дорогу.

-И после этого вы прилетели в Шерегешь? –поинтересовался капитан, переворачивая уже десятый лист на планшете.
Сергей облизнул языком пересохшие губы, прощупав множество трещинок, но облегчения не наступило: во рту словно проскакал табун лошадей. Причем у них явно что-то не в порядке с желудками.
-Нет, -прохрипел он. –Во-первых, из Москвы в Шерегешь нет прямых рейсов, а во-вторых, я и не планировал куда-то ехать.
-Не до развлечений было? –сочувствующе покивал капитан.
-А вы как думаете? –чуть слышно просипел-рассмеялся Сергей.
Капитан хмыкнул, чиркнул пару строк.
-А как же все-таки здесь оказались? –он внимательно всмотрелся в голубые подернутые болью глаза. –Не силком же привезли?
В двери заглянула медсестра, с самым грозным видом встала напротив, уперла руки в бока.
-Имейте совесть, гражданин начальник. Пациент еще слаб, а вы из него всю душу вытрясли. Пятый час пошел. А если с сердцем что случиться? Кто отвечать будет?
-Сейчас, сейчас, - примирительно улыбнувшись, Олег вскинул руки. –Буквально пару минут. Нужно уточнить несколько деталей, и мы закончим.
Тетка бросила взгляд на запястье, где поблескивали дешевенькие часики, сказала грозно:
-Сморите мне. Две минуты и ни секундой больше.
Капитан усмехнулся, бросил ладонь к виску.
-Есть, товарищ генерал!
Тетка вышла, одарив их напоследок грозным взглядом. Дождавшись, когда дверь захлопнется, Олег повернулся к Карманову. Тот вздохнул, продолжил хрипловатым голосом:
-В аэропорту увидел рекламу, а тут еще позвонил друг старый Петька Строганов. Мы с ним вместе в институте штаны протирали. Так расписывал прелести охоты и экстремального спуска, что я прям загорелся. Никогда раньше не катался, но подумал: «А где наша не пропадала. Бог не выдаст, свинья не съест. Если в такой передряге выжил, значит, это кому-то надо». Так что купил билет и аллюр три креста.
-И вы даже не догадывались, что жена тоже здесь?
-Откуда? Да и не было ее тогда. Она мне рассказала, что на пару дней позже приехала. Тоже, скажу я вам, та еще история.
-Последний вопрос.., -Олег пососал ручку. –Зачем, по-вашему, проводник пытался вас убить?
 Сергей сделал попытку приподняться на локтях, но сил не хватило, тяжело вздохнул.
-Это, товарищ капитан, остается для меня загадкой.
-Что? Даже никаких предположений? –не поверил Олег.
Сергей задумался, ответил нерешительно:
-Может, мне показалось, но после того, как я назвал ему свое имя, он начал вести себя несколько странно.
Олег наклонился вперед, взгляд заострился.
-Так, так. И как же это проявлялось?
Сергей поморщился, отчего с легким треском лопнула тоненькая кожа, в трех местах на губе выступили красные капельки.
-Да бог его знает. Внешне никак, но пару раз ловил на себе странные взгляды, да постоянно преследовало ощущение нацеленного ножа в спину.
Капитан хмыкнул, покачав головой, спросил с недоумением.
-И несмотря на это, вы пошли с ним в горы?
Сергей помолчал, глядя в потолок, нехотя ответил:
-Я от природы толстокожее носорога. Всегда пер вперед, не взирая на препятствия. Мне всякие шестые или седьмые чуйства вообще несвойственны. Так что я даже и не допер сперва, списав на посттравматической синдром легкого евротура.
-И когда ж вас осенило?
-Когда этот гад веревку обрезал, -с досадой ответил Сергей.
Олег с лейтенантом переглянулись, губы дернулись в усмешках.
-Ну, лучше поздно, чем никогда. –сообщил капитан преувеличенно бодро. –А дальше что произошло? Как вы справились с тренированным скалолазом?
-Да никак, -отпарировал Сергей. –Он так торопился добить меня, что, когда спускался по веревке, порыв ветра мотонул нас. К его несчастью, ударился головой. Я сперва не понял ничего, но, увидев дыру в виске, кровь, осознал, что для парня все проблемы остались позади.
Капитан пожевал губы, кивнул, наморщив лоб.
-Мы, в принципе, примерно так же и думали. Но все-таки, почему? Каков мотив? У вас здесь есть враги? Либо вообще? Просто так на такое не идут.
Лейтенант подошел ко входу, подпер дверь спиной. Как по заказу, снаружи начали ломиться, угрожая вызвать милицию, главврача и санэпидстанцию, чем вызвали улыбки у всех троих. Сергей закрыл глаза, тяжело дыша, полежал так с минуту, затем приподнял воспаленные веки.
-Здесь вряд ли, -прохрипел Сергей измученно. –Ну, а за всю жизнь… Да, конечно. Как говориться, только у половой тряпки нет врагов. А я бизнесмен. А бизнес –штука жестокая. Приходится идти по трупам. Не буквально, конечно. Однако, обиду да злобу затаивают многие.
-Можете назвать кого-то? –Олег приготовился записывать.
-Издеваетесь? –Сергей хрипло рассмеялся. –Если всех вспомнить, на среднюю армию наберется.
-Ну, а кого-то наиболее вероятного? Самого- самого, -не отставал капитан.
-Даже не знаю… Случай больно странный. Вы вот сейчас расспрашиваете, и я сам понимаю, что все это произошло спонтанно. Не думал он меня убивать сперва. Не думал и все.

Капитан с лейтенантом шли к машине. За спиной бушевала медсестра, обзывая всех мужиков и «эту парочку в фуражках», лживыми козлами. Капитан накинул на плечи дубленку, нахлобучил шапку.
-Ну, что скажешь?
-Не знаю, не знаю… -лейтенант сдвинул плечами. –Кажется, не врет.
Зазвонил телефон, чертыхнувшись, лейтенант выудил его из кармана.
-Алло? –по мере того, как выслушивал, глаза округлялись. В них проявлялась тревога и досада. –Да, спасибо, Стас, принял.
-Что там? –капитан забрался в уазик, захлопнул дверь.
Лейтенант залез на водительское кресло, включил зажигание. Изо рта шел пар, стекло покрылось инеем, расцвело морозными узорами. Подышав на руки, он вытащил пачку сигарет, выбил одну. Задумчиво помяв в пальцах, сунул обратно.
-Помните, два дня назад отправляли запрос в главное управление по поводу наших подопечных?
-Конечно, -капитан взглянул с интересом. – Ответ пришел?
-Еще какой, -лейтенант вырулил на дорогу. –Оказывается Ганс совсем недавно Ганс. Лет этак десять. А до этого он был просто Антоном Поморцевым.
-И это все? –разочарованно хмыкнул капитан. –Многие в те времена, как только разрешили менять паспортные данные, ринулись переименовываться.
-Нет, не все. Самое интересное в том, что отец этого парня Вячеслав Поморцев работал старшим проходчиком в шахте, владельцем которой и был наш дражайший товарищ Карманов. Это было, кстати, его первое предприятие, полученное в результате приватизации.
-Так, так, -Олег подобрался, в глазах появился хищный блеск. –Дальше.
-Дальше больше. –лейтенант вырулил на шоссе, где в голубой дымке виднелось в паре километров здание полицейского участка. –Примерно лет пятнадцать назад на шахте произошел инцидент: взрыв метана. Погибло более ста рабочих. В их числе и отец Ганса. История мутная. Карманова обвиняли в нарушение ТБ, но дело быстро замяли. Это же были дикие девяностые, когда толстой пачкой денег можно было заткнуть пасть даже бегемоту.
Олег хмыкнул.
-Как будто сейчас не так. –он задумчиво потер подбородок. –Значит, мотив?
-Он самый, -бодро согласился лейтенант и добавил газку.

На следующий день вооруженные новыми сведениями они подъехали к больнице. И увидели, что что-то не так.
-Что за?.. –выругался лейтенант, резво паркуясь к обочине.
Перед главным входом по-хозяйски раскорячились два угрожающе черных гелендвагена. Один даже залез передним колесом на бордюр. Промеж них, перегородив полосу, задним бампером ко входу стоял такой же черный микроавтобус. И тоже мерседес. Сквозь затемненные стекла смутно виднелись люди. Олег с лейтенантом вылезли, начали подниматься по ступенькам. И в это время двери распахнулись. Окруженные подтянутыми широкоплечими фигурами в черных пальто двое санитаров спускались с носилками. Чувствуя неладное, капитан остановился, заглянул в коробочку. Как знал. Закутанный по самый нос на них возлежал не кто иной, как господин Карманов. Не дожидаясь приказаний, лейтенант преградил дорогу, капитан вытащил корочки, махнул перед носом самого мордатого, спросил с угрозой:
-В чем дело? Это наш клиент. Мы ведем расследование по покушению на убийство. И нам нужно его допросить.
Мордатый бросил на корочки безразличный взгляд, перевел льдистые глаза убийцы на Олега:
-И что?
От бесцветного голоса у Олега заныло внутри. Он понял, что с ним разговаривают чисто из вежливости. Но при необходимости просто выстрелят в голову, переступят и спокойно поедут пить кофе с булочкой. Капитан сглотнул, положил руку на кобуру.
-Предъявите ваши документы, товарищ…
-Иванов, -представился крепыш. –Иванов Роман Тереньтьевич –полковник ФСБ. Отдел расследования особо тяжких, включая массовые убийства ОПГ.
Олег заморгал, спросил растерянно:
-Но при чем здесь?..
-Вы сделали запрос в управление, а мы сделали выводы. –крепыш отстранил его, не прилагая особых усилий. -Не мешайте, товарищ Краснопольский. Вы же не хотите, чтобы обвиняемый скончался.. раньше времени?
-Конечно же, нет. В первую очередь я бы хотел выяснить истину.
-Истина на поверхности, товарищ капитан, -спускаясь по ступеням, брезгливо сообщил крепыш. При этом он даже не оглянулся. –Месть за убитого отца. Пусть по халатности, как говорит следствие, но у нас есть данные, что из корысти.
-Какие деньги у простого проходчика? – не поверил капитан, спускаясь следом.
Карманова погрузили, дверцы фургона захлопнулись. Они сели в свои навороченные тачки, одна машина тронулась, следом микроавтобус. Олег думал, что так и уедут, не дав ответа, но последний гелендваген притормозил, окошко приоткрылось.
-Он настаивал на том, что работать нельзя: датчики показывали много метана. Но Карманов в приказном порядке направил людей в забой, так как нужно было выполнить норму, чтобы отчитаться перед инвесторами. Что интересно, судя по архивным данным норму выполнили за неделю до трагедии. Но господин Карманов решил блеснуть, показать, что совковые стахановцы и близко не стояли рядом с новыми русскими. В результате погибло сто двадцать пять человек.
-Никого не спасли?
-Взрыв был настолько силен, что людей просто разметало в клочья.
Стиснув зубы, Иванов что-то негромко сказал. Стекло поднялось с легким вжиком. Выбросив пласты снега и льда из-под шипованных колес, этот бронированный танк ринулся догонять автобус.
А капитан смотрел вслед, мучительно пытаясь понять, почему же столько хороших людей гибнет ни за хрен собачий, а погань всякая живет, да еще поплевывает свысока.

Глава 26.

Прошло полгода. Слушание назначили на среду. Сергей подлечился, буквально лучился здоровьем и уверенностью. Да и с чего бы ему переживать, когда друзья, с которыми у него тогда были дела, да и сейчас еще кое с кем есть партнерские отношения, давно заняли министерские кресла и распоряжаются целыми отраслями. А с главным прокурором Обломаевым Павлом Егоровичем они дружили еще со школы. Даже в армию вместе пошли. Только его забрали в танкисты, а Карманова в стройбат по причине сильнейшего плоскостопия. Да.., -Сергей посмотрел на свой сорок пятый от Гелика Саркесяна, ухмыльнулся. –Ну, зато мозги у него безо всякого изъяна. Работают, как двигатель РД-180, куда там штатовским бизнесбоям.
-Сергей Иванович!
Заранее протягивая руку, к нему подошел с широкой белозубой улыбкой мужчина лет сорока с явными признаками семитских корней. Впрочем, он их особо и не скрывал, так как после перестройки тут же сменил самоназвание с Ивана Ивановича Шмидова на Ицхака Ивановича Шмитерсона. Имечко, конечно, еще то, но лучшего адвоката по уголовке во всей Москве не сыскать.
-Добрый день, Ицхак Иванович, как здоровье, как жена, дети?
-Вашими молитвами, вашими молитвами, -адвокат сел рядом. Стрельнув выпуклыми карими глазами по сторонам, он зашептал на левое ухо. –Разговаривал с прокурором.
-Так, так, -Сергей сделал заинтересованный вид, хотя в принципе знал ситуацию. –И к чему пришли?
-Договорились перевести стрелки на Майорова Андрея.
Сергей вскинул брови.
-Это еще кто?
-Мастер смены, - пояснил Шмитерсон. –По нашей легенде вы не отдавали никаких приказов, не угрожали и вообще не знали о ситуации, а этот мастеришка, желая получить премию, на свой страх и риск повел рабочих в забой. И зная о превышении нормы метана, не остановил работы, не сообщил руководству, а просто набросил тряпку на датчики.
Сергей усмехнулся, покачал головой.
-У-уу-у какой злодей. Прям вскипает страстное желание выкопать его и повесить на Красной площади.
-И он этого заслуживает, -сверкая очами, с придыханием подтвердил адвокат. –Вы должны поверить в это. И выступая перед судом, играть свою роль от начала до конца.
-Роль невинной жертвы? –хмыкнул Сергей. –А меня не порвут на части его родственники и родственники остальных? Все-таки это слишком.
-Не бойтесь: в зале будет усиленный наряд полиции, так что от посягательств вас оградят. Ну, разве что кто-то тайком в заднице пару тухлых яиц принесет.
Сергей поморщился, спросил без особой надежды:
-А без этого никак?
-Всего и Яхве не предвидит. Да и если что, журналисты осветят события в нужном русле: мол, озверевшее быдло напало на спонсора детского дома инвалидов. Как вам такое? К тому же этот парнишка, а теперь уже зек со стажем отсидел свое. Вы разве не помните?
Сергей наморщил лоб, несколько секунд напряженно думал, но все как в тумане.
-Что-то как-то.., -он поморщился, засмеялся деланно. –Вроде как нашли какого-то козла отпущения, что-то ему обещали. Но, признаться, даже не вспомню, как зовут.
-Хоть выполнили обещание? –с интересом поинтересовался адвокат.
Сергей отмахнулся.
-Должны были. Помощников у меня тьма была. Перепоручил кому-то, а проверять лень.
-Будем надеяться, что так. А то отмотать двадцатник ни за, прости Яхве, хрен собачий, не пять шекелей потерять.

Войдя в зал, Сергей ощутил себя на перекрестье сотни прицелов. Главный зал верховного суда РФ размером двадцать на сорок заполнен до отказа. Пока шел по проходу, не смотря на всю толстокожесть, чувствовал все возрастающую ненависть. Словно его заметили не все и не сразу, но, по мере приближения к трибуне, этот дефект исправлялся. Сергей бросил косой взгляд по сторонам. Да, ощущения не подвели. Ни одного сочувствующего, даже нейтрального. Словно свора шакалов, готовых при малейшей ошибке порвать его в клочья.
 Хотя нет, какие из вас шакалы? –мелькнуло в голове беззлобное. –Старые беззубые шавки. Вы же только по приказу и можете кидаться. Никакой инициативы. Выиграю я процесс, так половина от злости сопьется, а дома будет жен мудохать да детишек до истерики доводить. А остальные язву наживут, представляя в бессильной ненависти, как размазывают меня по стенам, вырывают кишки, сжигают и под каток, под каток. Да только не решится. Никто. Проверено многократно. Таких, кто может переступить черту, если и наберется пара процентов, и то хорошо. Но зато будут говорить, что все начальники только баб таскают, да воруют. А они бедные, но честные. И хотя в чем-то правы. Воруют? Да, воруют. Но так начинали все капиталисты. А какая, собственно, альтернатива? Раздать все деньги и доходы с нефти, газа, угля и прочих добываемых ресурсов всем в равных долях? Так пропьют и просрут в первый же месяц, как и с ваучерами поступили. А если что-то оставить в одних руках, сконцентрировать, то хоть создать можно дело, какое-нибудь предприятие. Да, у нас яхты, дворцы, самолеты, но это так, пальцы веером. Жаль, что только это и видят. А то, что сами работают на созданных нами предприятиях, фирмах и даже фирмочках, как-то в расчет не берется. Вот сдохла сотня, другая таких простых и очень простых…  -он внутренне поморщился. -Наверное, плохо. С другой стороны, их на планете уже семь миллиардов и каждый день население увеличивается на несколько сот тысяч. Так что потеря сотни не то что не скажется в плане геоценоза, но даже поспособствует освобождению мест для более молодых и перспективных. А будут они китайцами, неграми, мексиканцами, индийцами, узкоглазыми или в полосочку, как зебра, мне, да и не только мне, как-то без разницы. Главное, чтобы свои тонны выдавали на-гора.
 А если учесть повсеместно внедряемую автоматизацию, роботизацию и искусственный интеллект, то совсем скоро и они не понадобятся. Все, что надо, будут выдавать автоматы, обслуживать автоматы, развозить автоматы. Так что большинство профессий отомрет, исчезнет, останется на полках истории, как те же извозчики, мастера уздечек, трубочисты, водовозы и землекопы. Самая распространенная кстати в прошлом профессия. И что со всем этим народом делать, совершенно непонятно. Оставить, как есть, пропагандируя всяческие перверсии? В надежде, что сами вымрут, озабоченные собственным эгом? Знаю не одного среди своих друзей, кто был бы не против им в этом помочь. Не можешь найти работу? Переобучись, повысь квалификацию. Лень, нет денег, так как бухаешь каждую пятницу? Так зачем тогда ты? В чем смысл?
Сергей подошел к скамье, за которой традиционно располагались подсудимые, сел рядом с адвокатом. Тот кивнул едва-едва, словно они не знакомы, шепнул на ухо:
-Прокурор будет требовать максимального срока, но вы не принимайте близко к сердцу: на то он и прокурор. Работа у него такая. Должен показать, что строг и заботится о простом народе. Тем более, что в следующем году планирует баллотироваться в госдуму.
-Надо помочь мужику, познакомить с нужными людьми, -чуть усмехнулся Карманов.
-Я намекну господину Соколову, что у вас есть возможности? -шепнул адвокат заговорщецки.
-А то как же, -солидно закивал Карманов. –Без этого никуда.
Дверь в правом дальнем углу начала приоткрываться. Молодая женщина, сверкавшая очками за столом справа от подиума с судейскими местами, вскочила, властно провозгласила:
-Встать! Суд идет!!
Под шорох платьев и хруст коленей в зал не вошел, а ворвался высокий мужчина с острым ястребиным лицом. Полы черной накидки развевались, едва не отрываясь, на полметра за ним. Движения широки, размашисты, словно у Петра 1. Следом, приотставая на метр,  чуть ли ни бежали еще двое: мужчина с тройным подбородком на розовом поросячьем лице и женщина лет пятидесяти, более похожая на крыску Лариску из Шапокляк.
Интересно, почему говорят: «Суд идет», -когда идет судья или судьи? –вяло подумал Сергей, вставая вместе со всеми. Или просто сдвиг по фазе? Не в голове, а временной. Возможно, что раньше это провозглашали перед самим процессом, ведь суд, если уж на то пошло, некое действо. Его, наверняка, связывали с божественным актом правосудия, которому толпа должна была внимать с должным почтением, что она и выказывала смиренным стоянием. Наверное, так и было. Это уже позже, отдавая дань быдлизму, которому лень через губу переплюнуть, разрешили через несколько секунд примащивать свои задницы на затертые стулья и скамьи подсудимых.
Судья сел и без долгих предисловий раскрыл лежащую перед собой папку. Пробежав глазами несколько строк, он щелкнул по микрофону –по залу прокатился неприятный звук.
-Дело номер двести семьдесят три дробь один дробь две тысячи восемнадцать объявляю открытым. В качестве обвинения выступает прокуратура Центрального федерального округа города Москвы. Товарищ Рыков? –судья кивнул навстречу встающему мужчине с лицом профессионального чекиста. –Ответчик –господин Карманов Сергей Иванович. Встаньте, ответчик.
Сергей лениво поднялся, демонстрируя лицом и всеми телодвижениями полнейшую уверенность и верблюжье пренебрежение. Зал неодобрительно загудел. Если не доперли сразу, то что-то почувствовали. Во всяком случае, кто товарищ, а кто господин, линию судья провел четкую. Соколов посмотрел поверх очков на одного, на другого, спросил строго:
-Заявления, отводы, неучтенные документы есть?
Оба взглянули друг на друга, искоса, примериваясь, покрутили головами.
-Что ж… Прекрасно. Тогда начнем. Товарищ Соколов, вам слово.
Бульдог кашлянул, раскрыл одну из папок, которых лежало рядышком еще штуки четыре. Высотой вся пачечка достигала полуметра. А если начатую приплюсовать, то ваще туши свет. По залу прокатился тоскливый вздох. С чем, с чем, а со зрением у электората все в порядке.
-В тысяча девятьсот девяносто девятом году в Кузбассе в городе Березовском произошла трагедия на шахте Первомайской: взорвался метан. Погибло сто двадцать два человека. Руководителем и владельцем предприятия являлся на тот момент господин Карманов. Проанализировав дело двадцатилетней давности, руководствуясь новыми фактами и показаниями свидетелей, следствие пришло к выводу, что оправдательный приговор в отношении господина Карманова был вынесен под давлением и безо всяких законных оснований. Факты подтасованы, вина смазана и перенесена на другого человека, который отсидел свое и недавно вышел на свободу. Его мы так же пригласили в качестве свидетеля. Исходя из вышеизложенного, руководствуясь статьями.. УК РФ, Карманов С.И. обвиняется в превышении служебных полномочий, халатности, повлекшими за собой смерть двух и более человек. Кроме того, Карманов С.И. обвиняется в угрозе жизни и здоровья Майорова Андрея Федоровича, Майоровой Ксении Афанасьевны и их детей. Данное обстоятельство подтверждают свидетели Прохоров Александр Константинович и Зубарь Ангелина Романовна. –прокурор сделал паузу, глотнул водички, предусмотрительно набранной секретарем. Перевернув страницу, он кашлянул, прочищая горло, продолжил с напором. –Данное обстоятельство квалифицируется в соответствие со статьей.. УК РФ, как угроза жизни и здоровью, что влечет за собой лишение свободы на срок до десяти лет. Исходя из совокупности сроков, требую назначить Карманову С.И. наказание в виде двадцати пяти лет лишения свободы в колонии общего режима, а также конфискацию имущества для оплаты морального и физического вреда жертвам безответственного поведения обвиняемого.
Прокурор выдохнул, гордо выпрямился.
-Обвиняемый, вы признаете свою вину? –скучающим голосом осведомился судья.
Сергей презрительно выпятил губы, пожал плечами.
-Конечно, же нет.
Судья хмыкнул, покивал.
 -Что ж… Так я и думал. Начнем прения сторон. Товарищ прокурор.
Тот кашлянул, заявил солидно:
-Приглашается Майоров Андрей Федорович.
Со скамьи рядом с ним поднялся сухой, костистый мужчина. Лицо цвета старого дуба. Он шел к кафедре, несколько сутулясь. Плечи напряжены, словно у пса, постоянно ожидающего пинка или удара плетью. Поднявшись на подиум, мужчина остановился в ожидании. Судья сообщил строго:
-Секретарь ознакомила вас с ответственностью за дачу ложных показаний. Но, чтобы потом не говорили, что просто подмахнули какую-то бумажку, напомню, не вдаваясь в подробности. За ложь в зале суда, подтвержденную и зафиксированную протоколом, вы сядете так надолго, что вряд ли уже рискуете выйти из ставших родными вам мест. Вы меня поняли?
Майоров посмотрел на судью. Глаза прищурены, от уголков разбегается сеточка морщин. Словно у полярника, долгие годы всматривающегося в стык неба и торосов. Впрочем, так оно скорее всего и было, если учесть, что зоной его последних десяти лет жизни являлся солнечный Магадан.
-Да, товарищ судья. Досконально.
-Прекрасно, -кивнул тот с удовлетворением. –Господин прокурор, приступайте.
-Представьтесь, пожалуйста.
-Майоров Андрей Федорович, 1975 г.р. Проживаю у матери в городе Кемерово. Работаю слесарем в РЭУ номер восемь. Разведен. Двое детей.
-Расскажите, что случилось двадцать второго июля девяносто девятого.
На лицо мужчины набежала тень. Он вздохнул, сдвинув брови, в сиплом голосе добавилось хрипотцы:
-Работал тогда старшим мастером на шахте Первомайской. Обычный день, обычный спуск.
-Вы получили наряд-задание от начальника участка?
-Да, конечно. И оформил соответствующие наряды на всех ребят.
-Все прошли предварительную проверку у медсестры?
Майоров усмехнулся, сообщил с ноткой презрения:
-Это сейчас за здоровье шахтеров взялись всерьез, а раньше лишь бы уголь добывал.
-Вы хотите сказать, что никакой проверки не было?
-Почему не было? Была, конечно. Во всяком случае через медкабинет проходили все. Все сто пятьдесят ребят за десять минут. Сестра, если и успевала штампы проставить на нарядах, и то хорошо. Да и то от постоянного дыхания на печать у нее несколько раз случались обмороки.
-Понятно… Значит, кто-то из рабочих мог пройти нетрезвым?
Майоров пожал плечами.
-Мог. Кто спорит. Ну, или по крайней мере пронести с собой баклажку.
-А сигареты?
-В чем-чем, а в смекалке русскому человеку отказать сложно, -уклончиво сообщил свидетель. –Нам же жизнь не дорога, а вражеской милостью погнушаемся.
-Да.., -судья постучал пальцами по столу. –С этим мы уже встречались. Что же произошло позже? Когда спустились?
-Мы отработали до обеда, выполнив семьдесят процентов дневной нормы. Перекусили и только хотели продолжить, как прибежал Генка Фадеев.
-Откуда прибежал? –спросил прокурор.
Майоров помялся, ответил с некоторым смущением:
-Да по нужде отлучался. По малой или большой, уж простите, не знаю.
В зале послышались смешки, но среди них несколько всхлипов. Похоже, родственники…
-И не надо, -подтвердил бульдог. –Что сказал господин Фадеев?
-Метан. –стиснув челюсти, ответил Майоров. –С превышением нормы в два с половиной раза.
-Ваши действия?
-Приказал всем достать противогазы, отходить к шахте. И тут же сообщил наверх.
-Что дальше?
-Ребята пошли, а я вместе с Генкой побежал проверить. Все подтвердилось. На всякий случай посмотрели еще пару точек. В одной чуть меньше, а в другой и вовсе триста процентов.
-Что это значило?
-Что надо уносить ноги, пока не поздно.
-Вентиляция не работала?
-Трудилась, как же. Но не справлялась. Видимо, разрабатывая новый пласт, наткнулись на каверну, откуда в шахту под давлением нагнетался метан. И под нехилым давлением, я вам скажу.
-Что произошло после того, как вы добрались до шахты? –спросил прокурор.
-Думал, что большая часть уже на поверхности, а они стоят у раскрытого лифта, галдят в противогазах, как стадо слонов.
-И почему же они остались? Ведь они получили от вас недвусмысленный приказ подниматься?
-Конечно! –подтвердил Майоров. –Однако, мой помощник мастер Кошевой Данила Сергеевич сказал, что господин Карманов, -свидетель кивнул в сторону Сергея, -приказал им возвращаться и работать дальше. Мол, сейчас продуют шахту и вперед.
-Что вы им ответили? –спросил прокурор.
-Чтоб нах..й не слушали всяких дебилов, а лезли немедленно в лифт, -тяжело задышав, прорычал Майоров.
В зале одобрительно загудели. Прокурор скупо усмехнулся, поинтересовался:
-Вот прямо так и сказали?
-Это самый мягкий вариант того, как я слагал его на самом деле.
В зале захлопали в ладоши, кто-то выкрикнул: «Так его, Андрюха, петуха гамбургского!»
Судья окинул всех орлиным взором, заколотил молотком по столу:
-Тишина в зале!!! Еще одно нарушение, и суд пройдет в закрытом режиме!
Возгласы, как отрезало. Народ струхнул, затаились, как звери в норках. Судья пошевелил бровями, как филин, кивнул прокурору:
-Продолжайте, Вениамин Федорович.
-Но ведь вы же начальник. Почему вас не послушали?
Майоров усмехнулся, в глазах мелькнула грусть.
-У нас до сих пор начальник тот, кто платит деньги. А кто ты по должности, мало кого интересует.
-То есть люди ослушались вашего приказа? –не поверил прокурор. -И, не смотря на явную угрозу своей жизни, решили продолжить работу? Почему? Не понимаю.
-Да потому, -сквозь стиснутые зубы ответил Майоров, -что шахта –единственное предприятие на полста километров, где можно заработать денег. Наш поселок и образовался вокруг нее. А когда владелец градообразующего предприятия говорит, что хрен вам, а не зарплаты, а у вас дома трое голодных ртов смотрят на тебя с надеждой, каждый раз проверяют карманы, не принес ли шоколадку или хотя бы леденец, то скажите, как бы вы поступили?
 В зале стало совсем тихо. Лица мрачные, в глазах боль былой утраты. Прокурор опустил голову, помолчав несколько секунд, спросил тихо:
-Как поступили вы?
-Матерясь, как сапожник, поехал на разговор с директором.
-Там кто-то был еще? –сделав паузу, осведомился прокурор.
-Да, -Майоров наморщил лоб. –Начальник участка и начальник охраны труда.
-Вы высказали свои претензии при них?
-Да, конечно. –горячо подтвердил свидетель. Тем более, что эти ребята имели непосредственное отношение к происходящему.
-И что же?
-Все трое в один голос начали петь про повышение подачи воздуха, что это вполне штатная ситуация, которая разрешится буквально в течение часа.
-Разрешилась?
-Петрович, действительно, сделал звонок нашему зампотеху. Тот еще Кулибин был.
-Вы сказали: «Был». Головкин Михаил. - Прокурор сделал пометку в записной. -Он умер?
-Да. –Майоров перекрестился. –Земля ему пухом.
-Что случилось?
-Сердце не выдержало, -сумрачно пояснил Андрей. –Как раз, когда ему звонили, он пытался перенастроить систему. Пришлось на миг отключить вентиляцию, чтобы перезагрузить ЭВМ. И в это время грохнуло. Да так, что здание зашаталось, люстра рухнула прямо на стол. Жаль, что не на Карманова. И это при условии, что офис располагался на втором этаже АБК. Можете представить себе, какой интенсивности взрыв? Это даже не семь балов. После обнаружили пару трещин. Трубы порвало, вода хлестала, свет потух: провода в стенах пообрывало.
Он замолчал, горестно выдохнув, опустил голову. В зале несколько женщин всхлипывали, по скорбным лицам мужчин текли слезы. Несколько сотен человек заново переживали давнюю трагедию. Судья посмотрел на них через очки, но ничего не сказал. Прокурор деликатно помолчал, затем продолжил с усилием:
-Вас обвинили в том, что не вывели людей наружу, нарушив свои непосредственные обязанности. Вы отсидели двадцать лет. Если у вас были свидетели, то почему так произошло?
Майоров потемнел еще больше, глаза сверкнули из-под насупленных бровей.
-Карманов тогда был бог и царь для нашего городишки. На содержании у него находились не только работяги, чинуши всех мастей, милиция, но и ушлые ребята из местной блататы. Так что не стоит удивляться, что наши начальники предпочли засунуть языки в задницы. Тем более, как мне рассказали через год, начальнички враз разбогатели. Собрали манатки и улетели кто в Сочи, а тебешница и вовсе в Москву подалась. Вряд ли баш на баш сменялись, -он усмехнулся, -больно уж ценовой диапазон отличен.
-Понятно, -прокурор бросил взгляд на часы, на дверь.
Судья заметил, спросил нетерпеливо:
-У вас есть еще вопросы к свидетелю?
-Нет, ваша честь.
-У вас заявлены те самые люди в качестве свидетелей, что были тогда на совещании. Вы готовы их пригласить?
Прокурор помялся. Покосившись еще раз через плечо, он ответил сдавленно, словно ситуация взяла его за горло:
-Они… Задерживаются…
-Что ж… Тогда сделаем часовой перерыв. И продолжим уже после обеда. –он стукнул молотком и поднялся. –Всем спасибо.
-Встать! Суд идет! –автоматически крикнула секретарша, вскакивая, словно пионервожатая перед отцом народа.
Народ с шумом, вздохами, хрустом суставов и недовольным гудением поднимался, повалил к выходу. Карманов с адвокатом благоразумно решили не рисковать, дождаться, когда основная толпа схлынет. На выходе их встретили четверо охранников, сопроводили в коробочке сквозь плотные тела к выходу. Вокруг кричали, плевались, пытались ухватить за одежду какие-то люди с грубыми лицами. Оскаленные рты, крючковатые пальцы, пожелтевшие зубы вызывали страх и отвращение. Словно из могил пытались выбраться давно похороненные воспоминания и утащить в свой затхлый и обреченный на вымирание мир покосившихся заборов и ржавых копеек.

Обедали в столовой втроем с Ларисой и адвокатом, а охрана сидела за соседним столом. За стеклом мелькали люди, несколько раз те, кого видел в зале заседаний. Черные немаркие одежды, черные или седые волосы, бесцветные лица, грязь под ногтями. Сергей украдкой вытер вспотевшие руки о скатерть, ослабил галстук. Почему он решил, что под ногтями грязь? Вроде бы не видел, но перед глазами отчетливая картина пожелтевших прокуренных ногтей с грязью под ними. Которая не вымывается, как ни старайся. Потому, что она угольная, въевшаяся в легкие, пропитавшая одежду, забившаяся в малейшие щели и трещины. Наверное, потому, что эта грязь была у тех сотен трупов, которых вытаскивали из завалов, а он стоял с сочувствующей рожей и смотрел, смотрел. Хотя на самом деле не чувствовал совершенно ничего, думая при этом, что друзья, с которыми договорился в баньку да по пивку, уже ждут битый час, а он только их и свое время тратит. К тому же вызвали девочек. Не местных доярок, а из областного центра, студенточек. Свеженьких, горячих. Так сказать, глаза горят в предвкушении легкой наживы, а руки делают. 
Тогда он все же успел, оттянулись по полной, про трупы забыл уже на следующий месяц, отдав на семью символические сто тысяч на похороны, да выплатив зарплаты родственникам. Конечно, постоял еще на кладбище со скорбной миной, но на следующий день уже грел пузо на Мадагаскаре. Не один, понятно, а с братвой в компании свеженького только начинающего загорать мяса.
   Похоже, народ не очень-то и верил в российскую фемиду, да и правильно делал. Потому, как едва сытые и довольные вышли из дверей ресторана, в них полетели десятки яиц. Хорошо хоть не тухлых, но даже простая слизь, в которой оказались вовремя ставшие плечо к плечу охранники, выглядела не очень аппетитно. Уже хотели ретироваться под свист и улюлюканье, но тут подоспела родная мили.., нет, уже полиция. Как будто подсматривали из-за угла, когда же продукты кончатся.
-Все-все, товарищи, разойдитесь! –зычно проревел здоровенный усатый на манер запорожского казака полисмен. Он встал перед толпой, раскинул лапищи, в каждой из которых с легкостью могла поместиться голова любого из них. –Омлет готов.
Народ присмирел, кто-то неуверенно рассмеялся. На охрану посматривали уже с толикой сочувствия, чего не скажешь о забившейся промеж плотных тел парочке.  К тому же подоспели еще три бригады. Людей оттеснили на противоположную сторону, встали цепью.
-Суки! Менты поганые!! –крикнул кто-то из толпы. –Вы кого защищаете!? Эту толстожопую мразь, чья морда того и гляди треснет от украденных у нас денег!?
Стражи порядка завертели бошками, но природа не предусмотрела такого поворота событий. Не смотря на хруст позвонков, обзор ограничился смазанной полосой безликих разгневанных фейсов. Одна надежда на технику. От дверей ресторана пялят ультрасовременные рыла две видеокамеры. Посмотрим чуть позже. Весна, как говорят, покажет, кто где срал.

-Итак, господа, -судья глянул на собравшихся поверх очков. –Продолжим. Господин Кошевой, ваши свидетели прибыли?
Прокурор скривился, ответил после паузы так, будто подымал пудовую гирю:
-Нет, господин судья.
-Другие свидетели, что могут добавить к сути обвинения, подтвердить или опровергнуть, есть?
-Нет, господин судья.
Соколов поморщился, словно прокурор прилюдно обосрался. На лице появилось скучающее выражение. Все в зале, даже последняя поломойка поняли, что обвинение разваливается. Судя по их похоронным лицам, это никого не радовало. Чего не скажешь об адвокате. Сверкая своими выпуклыми семитскими глазенками тот чуть ли ни подпрыгивал. Сразу видно, что в школе отличником был: привык тянуть руку.
-Слово предоставляется защите.
Адвокат вскочил, словно кто через скамейку ткнул стимулом в задницу.
-Защита ответственно заявляет, что все здесь прозвучавшее не более, чем наглая ложь желающего насолить зека. Кроме того, здесь явный групповой сговор с целью завладеть денежными средствами моего клиента, что вдвойне цинично, так мой клиент является крупным меценатом.
-В самом деле? –судья вскинул брови. –И кому же вы помогаете, если не секрет?
Сергей не стал отвечать, лишь важно кивнул, разрешая сообщить информацию, хотя он такой скромный, такой скромный, что ни рубля, а только баксами да евриками.
-Мой клиент отдал девяносто девять процентов своих доходов, движимое и недвижимое имущество в фонд помощи семьям погибших шахтеров. –адвокат передал секретарю бумагу.
Гудение в зале как-то растерянно смолкло, люди переглядывались с сильнейшим недоверием на лицах. Кто-то сказал желчно, что черт под старость в монастырь подался, в надежде грехи замолить. А кто-то просто отмел такую возможность, мол: «Ложь и провокация! Раскулачить его надо, как в тридцатых, да в Сибирь, в самую, что ни есть задницу!»
-Что ж… Это прекрасно. –судья в затруднении взглянул на прокурора. –Товарищ Кошевой, я готов отложить дело, если у ваших свидетелей непредвиденная ситуация.
Прокурор только открыл рот для ответа, как зазвонил телефон. Судья поморщился, но прокурор торопливо выхватил, приложил трубку к уху. Набрякшее кровью лицо страшно побледнело, телефон выпал из ослабевших пальцев.
-Что-то случилось, Павел Александрович? –встревожился судья.
Прокурор сглотнул раз, другой, сказал мертвым голосом:
-Нет смысла откладывать дело.
-Почему? –удивился судья. –Если они задержались в пробках, то назначим на другой день.
-Другой день наступит очень нескоро… -покачал головой прокурор. -В двух кварталах от здания суда свидетелей сбил какой-то обкуренный подросток на украденной камри. Насмерть.
Они смотрели друг на друга. Оба понимали, что это означает. И не только они.

Глава 27.

По случаю победы в суде Сергей с Ларисой зашли в автосалон через улицу и уже через час вырвались из него на новеньком Феррари ярко-красного цвета. Под капотом шестьсот лошадей, бензин льется через тридцать два клапана полноводной рекой. Но для тех, кому каждую минуту на счет падает в тысячи раз больше, чем тратится, такое несущественно.
Приглушенный рев мотора, спортивная подвеска и ни одной кочки. В зеркалах заднего вида быстро удаляются блицы вспышек и крики журналистов, а впереди нас ждет праздничный вечер и море удовольствия. Лариса опустила солнцезащитный козырек. Ожидаемо там оказалось зеркальце. Вытянув губы трубочкой, Лариса сосредоточенно водила по ним липким цилиндриком такого же цвета, как их ферарри, словно знала, что поедем на праздник именно на ней. Хотя, кто их женщин разберет? Даже если и не знала, то подсознательно чувствовала. А может, у нее там просто помад на все случаи жизни. Как тушей, лаков и прочей дребедени отделочно-штукатурного характера.
Словно по волшебству, они попали в зеленую волну. Машина шла под сто пятьдесят, пролетая светофоры, как стелс над ультросовременной российской ракетной базой. И хоть такое уже давно невозможно, но Сергей почему-то испытывал некое болезненно-мазохистское удовольствие от мысли, что эта страна, в которой ему не повезло родиться, окажется в очередной раз униженной и оплеванной. А он улетит в светлое будущее развитого забугорья на этом самом ферарри, оставляя за кормой пылающее пожарище смердящего болота по имени Раша.
Не сбавляя скорости, вылетели на окружную. Двадцать минут по пятой полосе, обходя сумрачных типов в фольсфагенах, шкодах, подержанных мерсах и корейцах, и они свернули на трассу М-21. До Догвиля еще десяток кэмэ, но трассу отремонтировали, расширили, так что езда прошла без всяких эксцессов. Ну, а то, что пару раз пролетели мимо жадно-обалдевших харь гайцов, так расторопнее надо быть, ребята, расторопнее. А то так и не шкребете на бутер, если хлебалами щелкать направо и налево.
Закончив малевать губы, Лариса собрала их в жемок, подвигала, забивая малейшие щели.
-А ты в самом деле все наши деньги перевел в этот, как его.. фонд помощи шахтерам Зимбабве? –словно невзначай поинтересовалась Лариса.
Сергей хмыкнул. Наши… Из твоего в моем состоянии разве что дыры после походов по бутикам с ювелиркой и прочими шмотками –массажами. Решив ее поддразнить, Сергей ответил с предельно серьезным и даже истово-скорбным, как молящиеся бабки, видом:
-В самом. Снизошла, понимаешь, на меня какая-то благодать, -заявил он с придыханием. –Словно рука Бога коснулась моего плеча.
Почувствовав издевку, Лариса насупилась, надула губки.
-Да ладно тебе, Ларка, не плачь. Не такой уж я и Исусик. Фонд принадлежит мне. Как отдал, так и заберу. Я и устав сам составлял. Мол лишь в случае моей смерти отдать деньги этим самым, ха-ха, жертвам. Но умирать я еще до-о-олго не намерен!
 В это время как раз обходили длиннющую фуру. Справа вильтаж, выгороженный бетонными блоками с красно-белыми полосами по бокам. И какой-то дурак несся навстречу. То ли решил, что дорога еще не открыта, то ли пытался обогнать. Сперва вперся не на свою сторону, а теперь не знал, как вернуться. Но Сергей отчетливо видел выпученные глаза на белом, как мел, лице.
-Гребанный камикадзе!!! –заорал Сергей, топя педаль газа в пол.
Рядом визжала, некрасиво скривив рот Лариса. Понимая, что единственный шанс –это проскочить меж спятившим встречным и фурой, Сергей еще прибавил газу, нос в нос обходя фуру, и резко дал вправо. Буквально на микрон не задев истошно загудевший грузовоз, Сергей дал влево. Но скорость была столь велика, что он ничего не успел понять, как со всего маха врубился в бетонный блок. Удар! Взрыв подушек, ожегший лицо. Затем полет вниз головой, за который он увидел несколько пронесшихся снизу машин. Снова удар, затем их завертело и шандарахнуло так, что он услышал хруст костей своих и еще чьих-то, во  рту плеснуло вкусом крови, каждая клеточка взорвалась сильнейшей болью.

Полоса торможения протянулась аж на двадцать метров. Прикидывая, не превысил ли скорость, дед выбрался из своего волкомордого зверя, спустился по лесенке на шоссе. Движение застопорилось. Машины останавливались. Из окон высовывались люди, жадно глазели на страшную аварию. Все десять полос усеивали обломки стекла и куски железа. А за обочиной, надетый на вилы погрузчика дымился искореженный кусок металла, еще минуту назад бывший очень дорогим и очень хорошим авто. Около него суетился народ, но авто завис вверх брюхом на высоте двух метров, так что подобраться к машине оказалось совсем непросто. Дед неторопясь перешел дорогу. Благо никто и не думал его давить: все спешно щелкали своими мыльницами, бросая шокирующие фото в сетевую паутину. А самые продвинутые или двинутые на соцсетях тут же постили, инстаграмили или факетбучили. Во-во. О чем я и говорил. Трое мальцов уже снимаются на фоне аварии. Дед подошел к мужикам. В разбитое окно виднелись двое головами вниз, залитые кровью так, словно недавно забитые свиные туши. Красное медленно капало. Снизу вперемешку с бензином набралась уже изрядная лужа. Оглядев толпу, дед спросил на всякий случай:
-Может, помочь чем?
Мужики оглянулись на старого дальнобойщика, один безнадежно махнул рукой.
-Их так зажало, что разве что болгаркой разрезать. Да и поздно уже, не успеть.
-Почему?
-А как ты думаешь, что это за слизь на вилах погрузчика?
-Да бог его знает, -дед пожал плечами.
-На одном кусок легкого, а на втором –почка. Я –хирург, так что тему знаю, -он нервно рассмеялся. -Их пришпилило, как гусениц в гербарии.
В это время одно из тел зашевелилось, захрипело. Голова качнулась, на них уставились белые от нестерпимой боли глаза, рот распахнут в беззвучном крике. В груди деда екнуло. Это же тот самый спекулянт, Карманов, на процессе которого он сегодня присутствовал. На которого покушался его бедный племяш, умерший под именем Ганса. А вторая.., - не слушая предостерегающих криков, дед залез под днище, откинул длинные ухоженные, а сейчас залитые кровью волосы. –Лариса… С которой они выбирались после цунами. Эх, девонька… -дед сожалеюще покачал головой. -Чего ж ты с таким дерьмом связалась -то? Красивой жизни восхотелось?
-Осторожно! –деда схватили за рукав, выдернули из-под машины. –Кажется, зажигание замкнуло.
И в самом деле наверху затрещало, посыпались искры, повалил дым. Народ в страхе разбежался. И вовремя. С легким гупом пыхнуло, ручеек огня потек вниз, капнул на землю, растекся лужицей. Уж думали, что этим и ограничится, но тут языки пламени появились в салоне.
-Тащите огнетушители! Быстро! –не растерялся дед.
Народ рванул по машинам, но было поздно: буквально за несколько секунд пламя охватило салон, затрещало, повалил черный удушливый дым. К запаху горящего бензина добавился смрад проводки и горящего человеческого тела. Лариса забилась, страшно закричала. Да и Карманов тоже шевелился, только беззвучно. Но искаженное страданием лицо говорило само за себя. Дед смотрел в их лица, смотрел на их шевелящиеся губы, сгорающие волосы, обугливающуюся кожу, трескающиеся зубы, пока пламя не скрыло их полностью. Но даже когда взорвался бензобак, разбросав кучу железа вокруг, он все еще смотрел, испытывая какое-то странное ирреальное чувство. Словно именно здесь и сейчас сошлось все то, что существовало вроде бы и само по себе, но в то же время и не одиноко. Словно все клубки распались, развязав давний узел, не дававший ему покоя уже без малого два десятка лет…
Вздохнув, дед присел на сломанную ветку. Достав папироску, закурил. Впереди долгое ожидание гайцов, а затем еще более долгое общение со следователями…