Железная чума. Глава 10

          Домой шли, почти не разговаривая, и улыбок на лицах я не видел: в телеге лежали погибшие товарищи.
          Правил лошадью молчаливый Ильзат, постоянно оглядывавшийся назад. В хвосте нашей нестройной колонны рядом с Полиной шагали еще четыре девушки. Одна из них была невестой парня.
          – У них тут строго, – объяснила Полина. – Потеряешь невинность до свадьбы и все – ты уже отверженная. Пусть пока у нас поживут.

          Всех женщин Витька отправил на базу стройматериалов: благо, там освободилось немало шалашей. Два мужика, оба среднего роста, лет под пятьдесят, строили маленькие утепленные домики.
          В свое время всю территорию базы забетонировали. Вот прямо на этом бетоне два строителя выкладывали четыре кирпичных столбика, а на них сооружали жилище. Каркас из брусков, утеплитель – плиты из каменной ваты, обшивка – древесные плиты – вот и домик почти готов.

          Нашлись умельцы и на улице Овражной. Небольшие печки, склепанные из алюминиевых листов и выложенные изнутри кирпичом, как раз подходили для отопления маленьких домиков с одним окошечком.
          Внутри таких жилищ – всего одна комната, а места в ней – только для кровати, печки, маленького стола да пары табуреток. Особо не разгуляешься, но для двоих места вполне достаточно.

          – Может, и нам такой же построить? – сказала Катя после экскурсии на базу.
          Если честно, я и сам предпочел бы жить в таком маленьком домике, а не в огромном Витькином доме.

                *   *   *

          Большой по-прежнему гнет свою линию  и не пускает к нам жить одиноких. Женщины, отбитые у бандитов, и девушки из татарской деревни поселились на базе. Только днем многие из них приходят к нам. Смотришь, а меха на кузнечном горне качает не Зоя, а пришедшая в гости женщина. Сама же спутница нашего инженера с ножницами в руках вертится вокруг еще одной новой подруги – прическу ей делает. И обе при этом улыбаются  и о чем-то оживленно разговаривают. Отвлечешься от своих дел и видишь, как девушка в длинной юбке с головой, замотанной платком, увлеченно колотит молотком, делая гвозди из латунной проволоки.
          Одна из таких девушек стала подругой Кати, по-моему, самой близкой. Гуля, невеста Ильзата – красавица, недаром на нее бандиты позарились. А с моей Катей они только комплекцией схожи – обе невысокие и ладные.
          Гуля часто к нам прибегает и о чем-то болтает с моей ненаглядной, да и сама Катя нередко ходит к подружке на базу.
          Ильзат невесту не забыл и приходит к ней. Только, похоже, не очень-то у них клеится.

          Однажды я видел, как Катя разговаривала с парнем.
          То, что моя Катенька может говорить быстро и много, я прекрасно знал. В этот раз она выглядела еще и убедительно. По крайней мере, Ильзат слушал ее очень внимательно, то глядя Кате в лицо, то опуская взгляд. Казалось, моя любимая полностью подчинила собеседника. Это ощущение усилилось, когда она закончила разговор и властным жестом отправила парня обратно в деревню.

          Заметив меня, Катя подошла. От ее властности и убедительности не осталось и следа – рядом стояла моя милая и жизнерадостная возлюбленная.
          – Ты что ему говорила? – спросил я.
          – Ничего особенного. Если он мужчина, то должен принять решение.

          Последние слова я никак не предполагал услышать от нее. Все-таки мы плохо знаем других людей, даже самых близких.

                *   *   *

          – Эй, рыженький! Я тебе нравлюсь?
          Женщина, только что подстриженная Зоей, с улыбкой смотрит на меня. Не знаю, что у нее на уме, но, по-моему, понравиться она должна любому мужчине: уж больно хороша.

          – Рыженькому нравлюсь я! – решительно заявляет подошедшая Катя.
          Красавица продолжает улыбаться, только смотрит она не на меня, а на Катю. Кажется, веселья в ее взгляде поубавилось, да и улыбка стала другой. Наверно, плохо ей одной. Мне без Кати точно было бы тоскливо.

                *   *   *

           На улице Овражной жили люди преимущественно средних лет и пожилые. Дети вырастают и не хотят жить с родителями – обычная история. Увы, даже та молодежь, которая переехала отсюда в наш же город, после катастрофы в родных местах так и не появилась.
           Родители детей не дождались и остались в больших каменных и бревенчатых домах. Обрушившиеся крыши и потолки общими усилиями подлатали, а вместо чугунных угольных котлов сложили кирпичные печи.

           Казалось бы, вот она – свободная площадь! Только никто не спешил переселяться с базы в деревню с неприличным названием. То ли их не звали, то ли люди предпочитали жить в шалашах и крошечных домиках, но оставаться в привычном коллективе.
           Зато много принесенных продуктов складывали именно в домах на улице Овражной. Первое время ватага добытчиков чего только не приносила: сахар, сладости, вермишель, специи. Позже добыча стала однообразной: крупы, растительное масло, соль.
          – Сначала из этих складов каждый тащил, что хотел, – объяснил Василий Васильевич. – А потом люди там селиться стали, сбились в банду и хозяевами себя объявили… Мы пришли, а нас не пускают. Большой пообещал их всех взорвать к едрене-фене… В общем, договорились: они нам один склад отдали, а мы пообещали им двадцать гранат, после того как все вывезем… А в том складе только крупа, масло да соль.

                *   *   *

          Наша жизнь состоит из совершенно непривычной для меня смеси вольницы и жесткой, почти воинской дисциплины.
          С одной стороны, никто никому производственных заданий не дает: как-то само собой складывается, что каждый чем-нибудь занимается. Я дом достраиваю, Василий Васильевич землю пашет, Валентина вещи и продукты раскладывает. Без дела никто не сидит.
          С другой стороны, сложилась боевая дружина из парней и молодых мужчин. Командует там Большой, но Максим регулярно с ними проводит учения и тренировки по рукопашному бою. Именно дружина ходит на промысел и приносит все необходимое. Часто с ними едет телега, запряженная Рыжим и, естественно, идет Василий Васильевич. Иногда с дружиной отправляются молодые и сильные женщины.

          Меня не только не взяли в дружину, но и в поход ни разу не позвали. Если честно, немного обидно: я, между прочим, в армии служил, в караулы ходил и из автомата стрелял по мишеням. Еще я из пращи могу гранату далеко бросить. Правда, воевать мне не приходилось, но все равно я чувствую себя обделенным: даже женщин на промысел берут, а меня – нет.
          Похоже, понимает это и Максим: он часто напоминает мне, что кому-то надо и наш поселок охранять, когда все мужчины расходятся. Признаться, совсем тошно стало безвылазно дома сидеть, и я не раз думал, как мне напроситься в какой-нибудь поход.

          – Серега, завтра с нами пойдешь, – вечером сказал Витька. – Развеешься, а то ты тут совсем закис. Катьку тоже с собой бери, а то она тебе скандал закатит.

                *   *   *

          В дорогу отправились, как всегда, большой командой. Мы с Катей шли, держась за руки. Большой шагал впереди и объяснял, что находится по обе стороны дороги. Говорить ему приходилось громко, потому что колеса ручных тележек стучали по дороге.
          – Тут химия: реагенты всякие в мешках, пакетах, бутылках и бутылях. Сюда никто не суется, потому что воняет. Кстати, здесь даже удобрения есть.
          – Так надо на огороде посыпать и Васильевичу на поля дать, – заинтересовалась Катя.
          – Пока не до этого – ответил Витька.

          Слева сквозь прорехи в обвалившемся бетонном заборе виднелась обширная территория, заваленная невысокими кучами рыжего песка.
          – Металлобаза, – объяснил Большой.
          А ведь рыжие кучи – это все, что осталось от стального проката, труб и прутков!
          – Там подальше латунная проволока еще осталась. Сегодня остатки надо забрать. Когда вернемся, сходим, – добавил Витька.
          – Ее и так полно натащили – ответила Катя – Везде эти мотки валяются: и у нас, и у овражных, и на базе.
          – Гвозди влет идут, а из проволоки их делать – милое дело – пояснил Большой – А справа троллейбусное депо. Туда бы тоже наведаться надо… Подстанция, электродвигатели, контактный провод – короче, медь и алюминий. А главное – от дома недалеко.

          Дальше справа пошли заросли кустов.
          – Низина, – продолжил рассказывать Витька. – Канавы да болотины – ничего путного нет.

          Слева от дороги нескончаемой стеной шли кирпичные заборы с рассыпавшимися воротами да здания высотой не более трех этажей.
          – Автопредприятие, строительная контора… Тоже строители… Опять автосервис, – рассказывал Большой. – Ничего особенного, но есть чем поживиться. Только тут больше те промышляют, кто в садах живут.

          Справа потянулись садовые участки с попадавшими домиками.
          – Дачи древние. Строили из дерева, на гвоздях – вот и развалилось все, – сказал Большой. – Тут много народу живет, только дикие они какие-то: прячутся и разговаривать не хотят.
          Зря, конечно, Витька на местных обитателей наговаривает: испугаешься тут, если такая орава по дороге идет.
          Вообще, интересно, почему в садах люди обосновались, а через дорогу в бывших автопредприятиях и строительных фирмах никого нет? Ведь там и здания есть и материалы – обустроиться немного, и жить можно.
          Впрочем, если подумать, то делать там нечего: и дров для печки много не наберешь, и земля почти вся под асфальтом да под бетоном – ничего не посадишь. У нас самих огороды большие, а Василий Васильевич еще и целину распахивает.

          Слева потянулся очередной кирпичный забор.
          – Промвентиляция, – сказал Большой. – Хорошо живут: земля свободная есть, а за железной дорогой лес – дров навалом. А еще у них склады с алюминием большие. Мы у них лист для печек выменяли – двое ножниц по металлу отдали, пилу, топор и гвоздей в придачу.
          Справа от дороги из признаков цивилизации остался только мусор в кустах – предприятия закончились.

          – Пришли, – сказал Витька.
          Забор из белого кирпича, шедший слева, повернул и пошел перпендикулярно дороге. Нам открылись большая заасфальтированная площадка и небольшое двухэтажное здание. Дальше тянулся такой же кирпичный забор, который выходил обратно к дороге.
          Крыша у здания отсутствовала, но ниже уже чувствовалась хозяйская рука: входную дверь и окна первого этажа кто-то закрыл листами волнистого пластика оранжевого цвета.
          Когда-то здесь было двое ворот. Теперь бывшие въезды аккуратно закрыли забором из того же оранжевого пластика. Впрочем, в одном из них нашлась калитка, в которую Витька постучал.
          – Открывай, большаки пришли! – крикнул он.
          В ответ раздался собачий лай, а затем детский голос ответил:
          – Сейчас, дядя Витя, открою.

          Нас здесь знали.
          Пацан лет десяти впустил нас, колонна втянулась в узкую калитку, и мы пошли по широкому проезду. Справа и слева торцами к этой дороге стояли длинные кирпичные склады. На крыше первого слева здания копошились мужчины – крепили знакомые оранжевые листы. Кровлю первого справа склада они уже закончили.
          – Большой, гвозди принес? – спросили с крыши.
          – Принес. Спускайся! – ответил Витька.

          Пока Большой отдавал черноволосому мужчине пакеты с гвоздями, петли и колесную пару для тележки, мы с Катей вовсю глазели по сторонам.
          Вдоль складов шла  железнодорожная ветка, рельсы на которой превратились в труху. Похоже, здесь стояли вагоны, но теперь от них остались кучи, состоявшие из обломков железа и зерна. Все это заботливо укрыли пленкой, а сверху ее прижали досками.
          Впрочем, насколько я понял, существовать этому безобразию осталось недолго:  женщины и дети ведрами перетаскивали зерно в склад, на котором мужчины ремонтировали крышу. Мы тоже принялись грузить тележки, уменьшая одну из куч.

          За складами высилась огромная гора из обломков бетона. По-моему, здесь обвалилось что-то, превышающее размером многоэтажный дом.
          – Там элеваторы были, высота – пятьдесят метров, – сообщил Витька. – Тут же хлебная база была. Зерно принимали, сушили, хранили. Мельницы стояли, линии по расфасовке муки в пакеты и в мешки.

          Зерно, лежавшее на путях, оказалось южной пшеницей прошлогоднего урожая.
          – У муки срок хранения маленький: в ней жучок заводится, – объяснил Большой. – А зерно несколько лет пролежать может.

          По дороге домой Витька рассказал историю команды, обосновавшейся на хлебной базе.
          Несколько выживших людей поняли, что в городе им делать нечего – собрались и отправились на окраину. Пришли сюда и увидели обвалившийся элеватор, обломки железобетонного зернохранилища, кирпичные склады, контору без крыши.
          Жители соседней деревни и обитатели бывшего вентиляционного завода увлеченно растаскивали муку и не обратили особого внимания на вновь прибывших людей. А те поселились в одном из складов, загородив досками и пластиковыми кровельными листами все проемы, образовавшиеся при падении ворот и дверей.
          С ними спорить не стали: нет смысла ломиться в закрытый склад, если рядом есть еще три склада с такой же мукой. Будущие хозяева базы собрали все листы кровельного пластика, разлетевшиеся по территории, и стали ремонтировать крышу своего склада.

          Потом им стали помогать наши и вентиляционщики.
          Почему? Наверно, умные люди найдут разные причины.
          На мой взгляд, гвозди, пленка и кое-какой инструмент дешевле пшеницы, полученной взамен. Только мы могли забрать зерно бесплатно, ведь наша команда намного больше, и у нас есть гранаты.
          Может, всем нам нужна дружба?