Гадёныш
- У меня есть шансы? – повторил Анатолий Сирарамов с нескрываемым удивлением.
На лице адвоката Тюрина впервые появилась улыбка.
- Вот в чём дело, - произнёс он, - честно признаюсь, я не питаю надежды на вашу осторожность, ни на ваше хладнокровие. Но я питаю надежду на то, что в глубине своего сердца Надежда ещё сохранила к вам некоторую слабость. Коснитесь этой слабости, и, поверьте, за этим последует самое откровенное признание, на какое только способна женщина. Вопрос лишь в том, каким образом найти повод для встречи с ней.
- Она гостила у вас в загородном доме, ответил Сирарамов. – Могу я просить вас пригласить её туда, не говоря о том, что она увидится здесь со мной? – продолжил он.
- Здорово! – сказал адвокат.
Произнеся только одно слово в ответ на предложение Сирарамова, он снова прошёлся по комнате.
- Проще говоря, - продолжал он, мой загородный дом должен превратиться в ловушку для Надежды Лисун, с приманкою в виде приглашения от моей жены и дочерей. Если б вы были не Анатолий Сирарамов и если бы это дело было на пылинку менее серьёзно, чем оно есть, я отказался бы наотрез. Но обстоятельства сейчас таковы, что я твёрдо уверен: сама Надежда будет впоследствии благодарна мне за хитрости по отношению к ней. Считайте меня своим сообщником. Надежда Лисун будет приглашена провести у нас день, а то и два, и вам своевременно будет известно.
- Когда? Завтра?
- Завтра мы ещё не успеем получить от неё ответ, пусть будет послезавтра.
- Как вы дадите мне знать?
- Будьте дома весь день, я завтра заеду.
Анатолий Сирарамов поблагодарил адвоката за неоценимую помощь, которую тот тому оказал, с чувством горячей признательности и, отказавшись от гостеприимного приглашения переночевать в Чижах, вернулся в свою калининградскую квартиру по улице Ольги Кошеватой.
Следующий день был самым длинным для Анатолия Сирарамова. Хотя он знал о своей невиновности и был уверен, что гнусное обвинение, лежавшее на нём, должно разъясниться рано или поздно, всё же в душе Анатолия было чувство самоунижения, как-то инстинктивно державшее его вдали от его друзей.
Люди часто слышат, - чаще всего, впрочем, от поверхностных наблюдателей, - что преступление может иметь вид невинности. Гораздо вернее, кажется то, что невинность может походить на преступление.
Сирарамов отключил все виды связи с внешним миром, и целый день просидел в запертой квартире, осмелился выйти из квартиры ближе к часу ночи.
На следующее утро, перед восходом солнца, неожиданно появился адвокат. Он подал Сирарамову связку ключей и сказал, что ему стыдно за себя первый раз в жизни.
- Она будет?
- Приедет сегодня к завтраку и проведёт целый день с моей женой и дочерьми.
- Ваша жена и дети посвящены в нашу тайну?
- Иначе было нельзя. Но женщины, как вы, может быть, сами заметили, не так строги в своих правилах. Моё семейство не испытывает угрызений совести. Так как цель состоит в том, чтобы свести вас с Надеждой, то моя жена и дочери смотрят на средства для её достижения со спокойной совестью.
- Я бесконечно обязан им. Что это за ключи?
- Белый ключ от гаражного места, красный ключ от комнаты с бассейном, ну а, золотой ключ – от музыкальной комнаты на третьем этаже. Там вы найдёте Надежду, она будет одна.
- Чем мне отблагодарить вас?
- Не таите на меня зла за последствия!
С такими словами адвокат покинул Фофанова.
Анатолий прошёл через гараж в помещение бассейна, поднялся по винтовой лестнице на третий этаж и стал открывать комнату, откуда доносились жалобные аккорды фортепиано. Через несколько секунд Сирарамов открыл дверь и вошёл.
Их разделяла вся длина комнаты. Движение, которое Надежда сделала, встав с места, было как будто единственным движением, на какое она была сейчас способна. Все её душевные силы сосредоточились на нём - объекте своей мести.
У Анатолия промелькнуло опасение, что он появился слишком внезапно. Он сделал к ней несколько шагов и сказал нежно:
- Надка!
Звук его голоса вернул её к жизни и вызвал краску на её лице. Она, молча, двинулась ему навстречу. Сирарамов забыл о цели, которая привела его к ней; он забыл, что гнусное подозрение лежит на его добром имени; он забыл всякие неприятности, о которых обязан был помнить. Он не видел ничего, кроме прекрасной женщины, которую любил, и, забыв все неприятности связанные с ней, схватил её в объятия и покрыл поцелуями.
Было сладостное мгновение, когда Сирарамов думал, что на его поцелуи отвечают. Но не успела эта мысль мелькнуть у него в голове, как почувствовал, что она всё помнит. Сирарамов увидел в глазах её беспощадный гнев, на устах её он увидел безжалостное презрение. Она окинула его взглядом сверху вниз, как бы сделала это с человеком, унизившим её.
- Гадёныш! – сказала она. – Низкий, презренный, бездушный гадёныш!
- Если бы моя честь не была в ваших руках, - сказал Сирарамов, - я оставил бы вас сию же минуту и никогда больше не увиделся бы с вами.
- Я сохранила в тайне вашу гнусность, - ответила она, - и перенесла последствия молчания. Неужели я не имею права на то, чтобы вы избавили меня от унизительного вопроса о том, что вы сделали? Неужели всякое чувство порядочности умерло в вас? Ваше поведение когда-то приводило в восторг. Вы были дороги моей матери и сёстрам, и ещё дороже – мне… А вы взяли младшую силой, изгадив всю её дальнейшую жизнь: ей тогда было всего-то одиннадцать лет!
Наступила гнетущая тишина. В эту минуту молчания Анатолий Сирарамов не зная, что чувствовал он больнее – оскорбление ли, нанесённое ему, или гордую решимость Надежды, которая не позволяла ему разделить её горе.
Надежда вдруг повернулась и с силой ударила его стилетом в сердце. Сирарамов упал, стилет был оставлен в его теле.
Она подошла к стене, сняла хазарский двулезвийный меч и нанизала себя на него. Смерть была мгновенной.
Сирарамов выжил, благодаря трусости: когда он увидел стилет, то сердце его от ужаса сжалось так, что лезвие стилета прошло мимо.
Тело Надежды было перевезено в Крым и похоронено на маленьком кладбище её сестрой Людмилой.
Сирарамов переехал жить в город Киров, где на протяжении тридцати лет Надежда приходит ему во сне.
Свидетельство о публикации №218111001064