Откровение

Сомнений не было: она заблудилась.
Уже начало темнеть, и погода, как назло, всё ухудшалась. Виола чувствовала запах наэлектризованной духоты в воздухе. Она с тревогой наблюдала, как резкие и хлесткие порывы ветра сгоняют тучи над головой в одно величественное и устрашающее месиво. Гроза и ночь подступали одновременно, двумя чудовищами, готовыми поглотить окрестности без остатка.
«Только бы добраться до остановки, пока не разразилось…» думала Виола.
Она была студенткой четвертого курса факультета естествознания, только вчера окончила практику в деревне и направлялась обратно, в город. Обе её сокурсницы по некоторым причинам отбыли раньше, и ей приходилось возвращаться в одиночку.
Виола порядком сожалела, что отказалась от предложения Егора, местного молодого плотника, подвезти её. Она уловила плотоядные взгляды, которые он всё время искоса бросал на неё, и была уверена, что он обязательно начнёт приставать к ней в машине. Но теперь было очевидно, что выбрать из двух зол меньшее ей не удалось.
Просёлочная ухабистая дорога казалась нескончаемой. Слева расстилались бескрайние поля, справа высилась глухая стена леса. И не было слышно ничего, похожего на звуки автомобилей и грузовиков, которые наверняка бы проносились по шоссе, будь оно поблизости. Поворачивать назад тоже не было смысла. Виола уже и не помнила, куда и на каких развилках сворачивала, и наверняка заблудилась бы ещё сильнее. У неё оставалась лишь одна надежда – встретить кого-нибудь из местных, кто подсказал бы ей, а ещё лучше – проводил. Но чем более тёмными и неприютными становились окрестности, тем менее добрыми воображались ей люди, которых она могла встретить.
В бесплодном блуждании прошло ещё четверть часа.
Мрачное небо, словно раздутое от зловещего и радостного предвкушения грозы, начало озаряться тут и там вспышками молний. Утробно зазвучали раскаты грома, от которых у Виолы по спине побежали мурашки.  Ветер усилился, пригибая к земле стебли пшеницы, развевая длинные каштановые волосы девушки. Виола с нарастающим опасением поглядывала на лес, который становился всё более темным в глубине. Ей мерещилось, что оттуда, из чащи, за ней наблюдают неведомые существа. Виола была одета ярко: голубые джинсы, бело-розовые кроссовки и белый свитер крупной вязки. Всё это казалось таким неуместным, предательски-красочным, привлекающим ненужное внимание.
 «Как же меня угораздило?..» - ругала она себя. Всегда получалась ерунда, когда она пыталась самостоятельно добраться куда-нибудь. Но в городе это было далеко не так страшно, как здесь.
Тьма заполняла всё вокруг стремительно и неровно, словно невидимый художник-демиург небрежно водил громадной кистью по окрестностям. Кромешный мрак наступил так неожиданно, что Виола не успела к этому внутренне подготовиться. Живя в городе, она не думала, что в отсутствие фонарей темнеет так быстро и что вообще ночью может быть так темно. Почти одновременно всё вокруг наполнилось шелестом и шуршанием, словно ожило: начался дождь.
Виола включила фонарик на телефоне, чтобы видеть хотя бы дорогу, и почти побежала. На секунду ей показалось, что всё происходящее – это какой-то дикий и мучительный сон. Она бежит невесть куда, в полной темноте, разбавленной лишь жалким светом фонарика, сверху её нещадно поливает дождь, и кажется, всё это никогда не кончится.
Но вот она увидела пятнышко света вдалеке. Виола выключила фонарик, чтобы убедиться, что ей не показалось. Да, это был свет. Виола продолжала бежать. Пятнышко прыгало в темноте перед её глазами и разрасталось. Сначала оно стало квадратиком, затем несколькими квадратиками, которые оказались окнами дома. И через десять минут злосчастная дорога упёрлась прямо в железные ворота этого дома – одинокого, двухэтажного особняка.
Телефон, как по команде, отключился – села батарейка. Виола переводила дыхание, вытирая лицо ладонями, и оглядывалась по сторонам. Никаких строений не было видно поблизости – дом стоял буквально в чистом поле. Это было странно.
Виола потянула на себя железные ворота. Они были не заперты. Виола остановилась в нерешительности. Она боялась зайти во двор, ведь там могла быть собака. Постучаться в дверь этого уединенного жилища было ещё страшнее. Будь здесь какая-нибудь угрюмая и обветшалая лачуга, Виола, конечно же, предпочла бы двинуться дальше. Но дом представлял собой роскошный особняк. Двор был аккуратно посыпан песочком, виднелись цветочные клумбы. Всё это производило впечатление, что здесь живут состоятельные, а значит, приличные люди.
Не в силах больше выносить темноту и дождь, Виола вошла внутрь. От мысли, что сейчас на неё бросится цепной пёс, ей стало не по себе. Но во дворе не было ничего похожего на конуру. Видимо, хозяева не боялись непрошеных гостей. Замирая от волнения, Виола приблизилась к двери. В доме было тихо. Она постучалась. Не прошло и нескольких секунд, как свет в окнах погас. Снова погрузившись в полную тьму, Виола испытала приступ ужаса. Она только теперь осознала весь кошмар ситуации: она, такая слабая и беззащитная, стучится тёмной дождливой ночью в какой-то дом на отшибе, в котором тут же выключается свет. Мысль о том, что сейчас она бездарно умрёт, не успев пожить, в самом цвете юности, парализовала её.
Но мгновение спустя из-за закрытой двери раздался голос:
-Кто?
Голос был мужским и довольно приятным на слух.
-Извините… Меня зовут Виола… Я студентка. Проходила практику в соседней деревне… Я промокла и замёрзла… - пролепетала она таким жалобным тоном, которого сама от себя не ожидала, но который пришёлся как нельзя кстати.
Не сразу щёлкнул замок. Открылась дверь. Виола увидела мужчину, лет тридцати, с довольно интеллигентным, хоть и мрачным лицом, в красивом и дорогом голубом халате. Правая рука у него лежала в кармане, левая сжимала фонарик. Мужчина подозрительно и бесцеремонно в свете фонарика рассматривал девушку, заливаемую с ног до головы дождём, который и не думал прекращаться. Мужчина посветил и рядом с ней, словно проверяя, что там никто не прячется. На лице его явно читалось, что он не хочет иметь никаких дел с этой внезапной гостьей, и это сразу приободрило Виолу. Во всяком случае, он не будет приставать.
-Вы не подбросите меня до остановки? Я заблудилась… В такую ночь мне не дойти самой.
Мужчина помолчал, глядя на неё проницательно и презрительно, словно знал её давно, и не с лучшей стороны.
-Нет, - сказал он.
-Нет? – чуть не в ужасе переспросила Виола.
-Машина сломалась, - сухо объяснил он.
-Тогда… может быть, у вас есть зарядка от такого телефона? – Она показала свой телефон. – Я бы вызвала такси.
-У меня нет зарядки.
-Тогда, может быть, вы сами позвоните?
-Мой телефон здесь не ловит.
Виола хотела что-то ещё сказать, но обескураженно промолчала.
Мужчина ещё несколько мгновений разглядывал её, но вдруг будто смягчился.
-Вы можете войти в дом, если хотите, и переждать грозу, - сказал он.
Виола стояла в нерешительности. Кажется, это было единственным возможным решением, но её переполнял страх. Зайти в дом к незнакомцу было не тем, что она могла сделать с лёгкостью.
Лицо мужчины вдруг скривилось от раздражения.
-Пожалуйста, можете оставаться на улице, - сказал он. - Мне всё равно.
И он действительно начал закрывать дверь.
-Нет, нет, постойте! – вскрикнула Виола.

***

Обстановка гостиной представляла собой несколько кресел, журнальный столик и камин, над которым висело огромное зеркало в роскошной раме. Настенные светильники и хрустальная люстра озаряли помещение приятным, уютным светом.
Виола промокла насквозь, вода буквально лилась с её одежды и волос.
-Стойте здесь,  - велел хозяин.
Он ушёл и вскоре вернулся с халатом, подобным тому, который был на нём, но салатового цвета.
-Он чистый, - сказал он и вручил ей халат.
Виола заметила, что он избегает смотреть ей в глаза. Она была так ему противна или он устыдился своей негостеприимности? Она не могла понять. Но её это почти не волновало. Она была слишком рада тому, что оказалась, наконец, в тепле и что сейчас переоденется в сухое.
 Хозяин показал ей, где можно переодеться. Эта была гостевая комната. Из мебели здесь были лишь кровать, комод и узкий шифоньер. Зеркало тоже имелось, но небольшое и овальной формы. Виола переоделась в халат и приблизилась к зеркалу, чтобы привести себя в порядок. Её отражение ей не понравилось. Волосы слиплись от дождя. Округлое лицо, которое обычно привлекало внимание своей кукольной красотой и большими невинными глазами, выглядело бледным, жалким и потерянным – какой-то мышиной мордочкой.
Виола кое-как привела себя в порядок и вышла в гостиную, держа в руках охапку своих мокрых вещей, раздумывая, куда бы их повесить.
Хозяин был здесь. Он снова старательно избегал смотреть на девушку. В руках у него была чашка с чем-то дымящимся.
-Вот. Это какао. Чтобы вы согрелись. Я сам такое не пью, так что не знаю, получилось ли. Давайте ваши вещи. Я повешу над радиатором, они быстро высохнут.
И он ушёл. Виола уселась в одно из кресел и принялась за шоколад.
Он действительно оказался очень странным на вкус: в нем было слишком много какао и сахара. Но Виола с жадностью сделала несколько глотков, чувствуя, как по телу разливается благодатное тепло.
Виола огляделась. В гостиной не было ничего особенного. Не считая одной лишь картины, которая висела слева от незатопленного камина и которую она не заметила сразу. В картине было множество мелких деталей, и Виола встала, чтобы разглядеть их поближе.
Здесь был изображён мужчина, который находился по шею в каком-то водоёме и тянулся жилистыми руками к нависшим сверху ветвям с сочными яблоками. Лицо мужчины выражало какое-то чрезмерное страдание: рот был искривлён, глаза закатились ко лбу – затуманенные, бессмысленные, вожделеющие. На заднем плане, сбоку, отовсюду выглядывали какие-то страшные физиономии, виднелись скрюченные фигурки непонятных существ и загадочные механизмы. Картина эта произвела на Виолу гнетущее, почти тошнотворное впечатление, но она не могла отвести взгляд.
-Нравится?
Этот вопрос так неожиданно прозвучал в тишине, что Виола вздрогнула, едва не расплескав какао. Она обернулась.
Хозяин стоял у входа в гостиную и теперь не сводил с неё глаз.
-Красиво… - сказала она с какой-то виноватой и глупой улыбкой, от которой ей самой стало противно.
-Знаете, что здесь изображено? – спросил хозяин.
Виола деланно задумалась, хотя она уже успела об этом поразмыслить.
-Что-то античное? Какие-нибудь мифы? – предположила она.
Хозяин усмехнулся с невольным презрением.
-Не «какие-нибудь», - ответил он. – Я написал совершенно определённый миф.
-Вы? – изумленно воскликнула Виола.
Хозяин молчал с утвердительной улыбкой.
Виола протянула руку, чтобы поместить чашку на камин, потому что ей отчего-то стало некомфортно держать её в руке. Однако под действием пронзительного взгляда хозяина Виола стала какой-то неуклюжей. Она, не глядя, поставила чашку на самый край, и та, сорвавшись вниз, разбилась вдребезги об пол.
-Господи! – вскрикнула Виола в сильном смущении и бросилась собирать осколки.
Хозяин молча смотрел на это.
-Да оставьте же… - наконец сказал он. – Сейчас я принесу щётку и совок.
Но Виола продолжала торопливо собирать бесполезные теперь кусочки фарфора, сконфуженная от своей неловкости перед лицом этого неприветливого человека. И тут она вскрикнула от резкой боли. С указательного пальца правой руки крупными каплями падала на пол яркая, как красная гуашь, кровь.
-Что ты будешь делать!.. - пробормотала Виола, в отчаянии разглядывая свой палец.
Подняв глаза, она увидела хозяина, который уже успел вернуться и стоял в метре от неё.
Виола оцепенела…
Лицо хозяина было искажено. Вены на его лбу и висках вздулись, глаза источали болезненное, ядовитое бешенство.
-Чёрт возьми! Я же сказал тебе не трогать! – закричал он так гневно, так истерично, что Виола от страха буквально вжалась в пол, совершенно забыв о своём пальце, с которого продолжала капать кровь. Она была похожа на крольчонка, забившегося в угол своей клетки.
Но хозяин, видимо, осознал, что переборщил. С поразительной молниеносностью лицо его снова приняло выражение ледяного спокойствия.
-Иди в ванную, - сухо велел он. – Там есть аптечка.
Счастливая, что можно улизнуть от этого позора, и всё ещё напуганная, Виола почти выбежала из гостиной, хотя понятия не имела, где находится ванная. Оставшись в одиночестве, хозяин несколько мгновений смотрел куда-то в стену пустым взглядом. По телу его пробегали конвульсии. На его лице было отчаяние. И одновременно – выражение нечеловеческих усилий воли, которые он прикладывал для того, чтобы справиться с чем-то, его переполнявшим.
Но вот лицо его опять разгладилось, словно он перешёл какую-то внутреннюю границу. Он посмотрел туда, где лежали осколки. Медленно приблизился к этому месту и присел на корточки. Нет, он смотрел не на осколки.  Взгляд его был прикован к лужице крови. Он смотрел на неё таким упоённым, злобным и безумным взглядом, что будь Виола здесь, она бы, наверное, в ужасе сбежала из дома.
Хозяин опустил палец в лужицу, как в баночку с вишнёвым конфитюром, а затем отправил этот палец себе в рот. Он снова замер, с пальцем во рту, с лицом застывшим и неподвижным, как деревянная доска. Глаза его, казалось, смотрят в глубь бездны...
Он не желал пробовать её кровь, он боролся с собой, потому что знал, что тогда ему захочется больше. С первого же взгляда на Виолу он понял, что её кровь будет чем-то особенным на вкус. Но реальность превзошла, а вернее – просто взорвала все его ожидания.
Это был экстаз. Убийственное блаженство, с ошеломительной лёгкостью затмившее всё, что было до него. Это чувство рассыпалось по его рабски обмякшему телу миллионами серебряных звёздочек тающего наслаждения. Он был сломлен, сокрушён и раздавлен грандиозностью этих невероятных ощущений. Само бытие попросту исчезло, как горстка затхлой пыли, сметённой ураганом.
Какой никчёмной, бессмысленной и убогой теперь виделась ему вся его прежняя жизнь. Эта жизнь представлялась ему не цепью событий, а чередой людей, кровь которых он пил, пытаясь утолить эту постыдную Жажду, переданную ему от таких же, как и он, больных и проклятых предков. И вот сейчас всё это потеряло всякое значение. Он нашёл то, что так давно искал, сам того не ведая. Теперь он знал, что в этом гнусном, отвратительном мире существует счастье. Счастье было в том, чтобы выпить крови этой девушки столько, сколько пожелала бы его душа…
Минула вечность, уместившаяся в две или три секунды, и он вернулся в себя. Оставив на полу щётку, совок и неприбранные осколки, хозяин поднялся на слабых ногах и медленно вышел из гостиной. Сейчас он не хотел ничего, только подольше подержать в себе это ощущение, которое тонким, шепчущим послевкусием играло, постепенно замирая, в каждом нерве его тела.

***

Он обнаружил себя сидящим в своем кабинете, в кресле. Опьянение от выпитой крови уже отпустило его, и сразу же на него накатила глубочайшая тоска. Сквозь туман, всё ещё окутывавший его рассудок, он осознал, что на его пути к соединению с этим космическим блаженством есть огромная, непреодолимая преграда – молодая, симпатичная девушка. Одно дело было пить кровь людей, которых никто и никогда не стал бы искать или расследовать причины их смерти. Чаще всего это были бомжи и бродяги, одной ногой стоящие в могиле. Их не жаль было выпить до смерти и закопать в лесу. Скорее они должны были благодарить его, что он избавил их от ничтожного существования, если, конечно, мертвые вообще умеют благодарить. Но она? Она молода и красива… И потом, её точно будут искать…
Тут он вскочил на ноги, словно протрезвев. Он совсем забыл о том, что оставил девушку в гостиной, даже не показав ей место для ночлега. А может, она уже сбежала, испугавшись его неадекватности? Опрометью он выскочил из кабинета в гостиную. Здесь было пусто и тихо. Осколки убраны, девушки нет. А если она зашла в кабинет и обнаружила его в совершенно невменяемом состоянии? Он молниеносно взглянул на часы: он отсутствовал почти двадцать минут! Всё что угодно могло произойти за это время. Сердце его застучало. Неужто она сбежала? Он колебался. Оставить всё как есть или броситься за ней, словно дикий хищник, отыскать её в ночи и прямо там, под дождём, утолить свою Жажду? Он выбежал в сени, всё ещё не зная, как поступить. Но вдруг он увидел, что дверь на улицу заперта изнутри на крючок. Значит, она в доме? Он озадаченно вернулся в гостиную. Тут его осенило. Ведь он показывал ей гостевую комнату! Ну конечно, она там! Медленно и на цыпочках, почти не дыша, будто в страхе спугнуть удачу, он прокрался к гостевой комнате. Дверь была плотно закрыта. Он надавил на неё – она не поддавалась, видимо, запертая изнутри. Он постучал и прислушался – напряжённо, кусая губы, нервно впиваясь ногтями в ладони. Послышались звуки. Скрип кровати.
-Да? – донесся женский голосок.
Он почувствовал прилив невероятного облегчения.
-Это я. Я просто хотел узнать, как вы там устроились…
Тут он услышал шаги, затем щелчок замка, и дверь открылась.
-Извините, - сказала девушка. – Я думала дождаться вас в комнате и сама не заметила, как уснула… Я даже не расправляла кровать, легла сверху…
-Вы всё сделали правильно, - перебил он её. – Расправляйте кровать, будьте как дома. Я хотел лишь извиниться за свое грубое поведение… Я был… Был расстроен. Во всём виноваты приступы депрессии. Надеюсь, я не слишком вас напугал?
-Нет, нет… - пробормотала Виола, поражённая метаморфозой, случившейся с хозяином.
-Может, вы чего-нибудь хотите? Я даже не предложил вам еды… (Он всегда хранил немного продуктов на случай, если к нему зайдёт кто-нибудь из людей, да и вообще – чтобы отвести от себя возможные подозрения.)
-Нет, спасибо. Я не ем на ночь. Я лучше просто лягу спать, если вы не против, - сказала Виола, которую сбила с толку эта внезапная доброжелательность.
-Ну тогда не смею больше вас задерживать! Спокойной ночи! – сказал он с подчеркнуто-приятной улыбкой.
-Спокойной ночи! – ответила Виола с улыбкой, натянутость которой не ушла от внимания хозяина.
Она закрыла дверь и повернула замок. Минуту она постояла, слушая  удалявшиеся шаги. Она ничего не могла понять. Но она слишком устала, чтобы думать. Она погасила свет, расстелила постель и забралась под одеяло.
Хозяин медленно вернулся в гостиную и уселся в одно из кресел.
Да… напрасно он столь резко перешёл к такой явной доброжелательности. Это было очень неосмотрительно и глупо, и у неё, конечно же, возникли какие-то подозрения. Однако куда она денется? Дождь за окном продолжался, настойчиво стучал по крыше, барабанил по стёклам. Нет, никуда она не уйдёт отсюда до утра. А значит, у него есть время всё обдумать. Она говорит, что заблудилась. Никто не видел, что она заходила именно в его дом. А здесь, в округе, немало всяких домов. В паре километров севернее – сады. Справа, через поля, коттеджный посёлок. Почему кто-то решит, что она зашла именно к нему? Когда он всё сделает, то так заметёт следы, что его брат по несчастью – комар – носа  не подточит. А если она успела позвонить кому-нибудь и предупредить? Описать его внешность? У неё наверняка есть телефон! Тут он вспомнил, что она спрашивала его про зарядку для телефона. Значит, позвонить она никому не могла. Какое удивительное совпадение! Или не совпадение? Закономерность? А может, само Провидение хочет, чтобы он это сделал? Может быть, он родился для того, чтобы именно этой ночью совершить именно то, что он хочет совершить? А она родилась именно для того, чтобы именно этой ночью прийти к нему и стать его жертвой. Ведь каждый же рождается для чего-то! Он родился кровопийцей. И его отец был таким же. И все его предки были упырями. Они были рождены, чтобы страдать от ненасытной Жажды, чтобы проживать убогую и опасную жизнь ночного охотника, не знающего, что такое счастье, удовлетворение, покой. Жизнь, в которой нет отдыха от мучающего, терзающего изнутри адского пламени, которое не способна загасить до конца ничья кровь и ни в каких количествах.
Но что случилось с ним только что, когда он попробовал крови этой девушки? Это было не то, что он ощущал, потребляя свиную кровь, которая была основной его пищей. Это не было похоже на донорскую кровь, которую он пил реже и которую ему за немалые деньги поставлял подкупленный в местной поликлинике врач. И весьма мало это походило на кровь бродяг, которых он отлавливал иногда, уезжая в соседние края. Это было что-то совершенно новое, что-то иное. Это было откровение. Он почувствовал себя словно тигр, всю жизнь проведший в клетке на дешёвых потрохах, который вдруг попробовал свежего мяса только забитой лани. Он испытал настоящее счастье – впервые за всю свою жизнь. Он словно всю жизнь блуждал в темноте, которая внезапно озарилась ослепительным светом. Он не знал, что это был за свет и почему он всё озарил. Но он осознавал одну новую истину: напиться крови этой девушки досыта – это теперь самое искреннее, самое величайшее его желание. Это его золотая мечта, идефикс, рай на земле, смысл жизни. Всё слилось воедино в этом желании. То блаженство, которое он испытает, будет наградой ему за долгие годы страданий. И раз внутри его всё желает лишь этого – значит сама природа, сотворившая его, благосклонна его желанию. Сама Вселенная, сам Творец этого желают… Разве хотел он пускать её к себе в дом, зная, какой это будет для него соблазн? Не хотел. Но она вошла. А эта чашка, и эти осколки? Слишком много совпадений! Разве это не предельно красноречивые знаки свыше? Что это, как не цепочка предопределённых событий!
Но что делать с моральной стороной этого дела? Убить молодую, красивую девушку ради своего эгоистического экстаза? Хотя… при чем здесь «красивая»? Значит, будь она некрасивой, это было бы не так аморально? Смешно… Внезапно нелепость всех этих рассуждений стала для него очевидна. Всё это было лишь игрой мозга, чепухой и умственной жвачкой, которую можно пережёвывать вечно.
К чёрту всё. Оно, это чувство, перевешивало все рассуждения со смехотворной легкостью. Оно не нуждалось в том, чтобы доказывать свою правоту, - оно просто обрушивало свою правоту – огненным, сверкающим водопадом, который смывал все двойственности, сомнения, все понятия о добре и зле. Оно беззвучно, но оглушительно вопило: испытай меня и забудь всё прочее!
«И отчего мне испытывать угрызения совести? – думал он. – Пусть Вселенная мучается совестью, раз уж она наделила меня этой Жаждой. И если она же дарит мне теперь возможность испытать счастье, то зачем мне отказываться? Я сделаю лишь то, для чего я был сотворен. Я был создан вампиром. Она была создана жертвой. Как волк и овечка. Всё по законам природы. И кто сможет возразить?»
Он подошёл к столу и выдвинул ящичек. Здесь, рядом с пистолетом, у него лежал ключ от гостевой комнаты. Нужно лишь немного подождать, когда она уснёт.

***

…Ранним ясным утром Виола гуляла по прекрасному саду, который она обнаружила на заднем дворе особняка. Сад был словно пропитан мягким и нежным сиянием недавно взошедшего солнца. Здесь было столько всяких диковинок, что Виола не могла ничего толком разглядеть: едва она начинала смотреть на что-то, как её взгляд тут же привлекало другое, потом третье: лабиринты из кустов, беломраморные фонтаны, скульптуры, цветники и клумбы с самыми живописными и экзотическими растениями. Всё это было подёрнуто какой-то невероятной и призрачной дымкой. Виола чувствовала себя невесомой, и её уносило всё глубже в сад, который оказался ещё более огромным и разнообразным, чем ей почудилось вначале. Но вот по земле поползли какие-то тени. Небо почернело, его заволокли тучи, такие же страшные, как и вчера, когда она блуждала по полю. И всё вокруг стало блекнуть, терять цвет. С фонтанов посыпалась штукатурка, лепестки один за другим стали вянуть и опадать с цветов и кустов, а скульптуры начали таять и уродливо стекать вниз, словно они были сделаны из воска и плавились от неизвестного источника тепла. Гладкие морские камни, которыми была выложена дорожка, теперь были разбитыми и грязными, заросшими мхом. И идти Виоле было всё тяжелее, словно с каждым шагом на неё набрасывали невидимую железную цепь. И вот она уже не шла, а волочила ноги по каменистой, неровной и пыльной дороге, которая скоро начала лопаться тут и там, пересекаясь глубокими трещинами. Вокруг уже не было и следа от райского сада, лишь выжженная, черная земля, а над ней – дрожащий, горячий воздух. Сквозь колыхающуюся пелену этого воздуха она увидела всполохи черного пламени, источающие густой, ядовитый дым, а в нём какие-то лица – жуткие ухмыляющиеся физиономии… Всё это было уже знакомо ей. Всё это она где-то видела. Где же? Она с трудом могла вспомнить. Вдруг её осенило. Всё это было там, на картине, в гостиной особняка, вчерашним вечером… Эта картина ожила, она окружала её и была реальней любого вымысла. Трещины в земле уже были величиной с овраг, и Виоле приходилось прилагать огромные усилия, чтобы преодолеть их. Внезапно один из оврагов окончательно провалился под землю, распахнув голодное жерло, и Виола повисла над пропастью, успев ухватиться за ветви куста, оказавшегося поблизости. Она взглянула вниз и обомлела от ужаса. Оттуда к ней тянулись, словно два питона, вожделеющие, жилистые руки, черными колодцами зияли безумные глаза и хлюпал губами раззявленный, искривлённый страданием рот. Виола отчаянно старалась удержаться, но пальцы её слабели, не слушались… В этот момент её левую руку пронзила ужасная боль, настоящая боль, и ей сразу же стало ясно, что всё вокруг было сном. Она проснулась. Но пробуждение оказалось в сто крат чудовищнее сна…

***

…Кровопийца оторвался от Виолы. Девушка уже давно не сопротивлялась, лишившись чувств от потери крови. Она неподвижно лежала на кровати. Подушка, простыня и халат – всё это было заляпано кровью, которая продолжала сочиться из вены, прокушенной вампиром на её локтевом сгибе. В окна по-прежнему глядела глухая ночь, и капли дождя уныло барабанили по стёклам.
Вампир сел на край кровати и не шевелился.
Он сделал это. Он выпил столько её крови, сколько хотел. Но что такое? Где космическое счастье, которое было обещано ему той маленькой дегустацией? Само блюдо оказалось разочарованием. Когда он лишь вонзил в девушку свои зубы, счастье замаячило где-то на горизонте его сознания, поманило сверхъестественным сиянием, но с каждым следующим глотком оно почему-то лишь удалялось, пока не исчезло – окончательно и навсегда. И под конец, насытившись, он едва ли бы мог сказать, что пил не обычную свиную кровь. Он испытывал себя точно так же, как и много раз прежде. Это было тупое чувство животного удовлетворения, в котором уже заранее чувствовался тревожный привкус незавершённости, подсказывающий, что вскоре Жажда возобновится с прежней силой. Волшебство рассеялось.
Но тут он понял, что произошло нечто намного более ужасное, чем это разочарование. Он совершил громадную и непростительную ошибку. Он показал Жажде, – этому невидимому зверю у него внутри, – что существует такая кровь. И хотя эта кровь, в конечном счёте, не оказалась божественным нектаром, дарующим просветление, но она сдвинула всю прежде существовавшую систему ценностей. Ясно было, что теперь всё изменится. Бродяги, доноры, свиньи – всё это потеряет прежний смысл. Всё это больше не будет его спасать. Их кровь станет не лучше обыкновенной воды: живот распухнет, но безумие, агония, ярость, ломка – никуда не исчезнут. Жажде будет мало. И чтобы сохранять хрупкое равновесие, держать зверя на привязи, ему придётся периодически бросать в его пасть что-то ничуть не уступающее крови этой девушки. У кровопийцы не было ни малейших сомнений, что всё так и будет. Он слишком хорошо изучил тёмную и прожорливую суть Жажды. А значит, теперь ему придётся охотиться на совершенно других людей… На таких, как она.
Это осознание невыразимо потрясло его, наполнило цепенящим ужасом.
Вампир взглянул на девушку. Он выпил не так много крови – меньше литра, и девушка ещё была жива, хоть и без сознания. Но, видимо, ненадолго.
«Тебя уже не спасти, - подумал он. – И меня тоже…»
Шатаясь, он вышел из комнаты и добрался до своего кабинета. Достал пистолет из ящичка стола и сел в кресло. Затем передёрнул затвор и приставил дуло к своему виску. На одно мгновение он замер, водя глазами: обстановка кабинета была такой неподвижной и мертвой, совершенно чуждой и равнодушной к тому, что он собирался совершить. Нет, лучше, чем сейчас, ему уже не будет никогда. Дальше будет только хуже. Оставалась ещё одна, последняя мысль. Но она была такой пугающей, что он тут же заглушил её отчаянным усилием воли. Он закрыл глаза, задержал дыхание и… не смог выстрелить.
В отчаянии он отбросил от себя пистолет.
Значит, всё будет продолжаться. Лёгкого конца не будет.
Вампир встал и вернулся в комнату.
Ему нужно было что-то делать со всем этим.
Он, как мог, перебинтовал руку девушки, взвалил её себе на плечо и вышел из дома. А затем побрёл на запад, к ближайшему коттеджному посёлку. Он шёл минут двадцать, которые, с его ношей и под дождем, показались ему вечностью. Ещё какое-то время ему понадобилось, чтобы найти дом, в котором горел свет. Из дома была слышна музыка, звучали голоса и громкий смех. По-видимому, люди что-то праздновали. Он скинул с плеча свой подарок и положил его у калитки. Сторожевой пёс залился неистовым лаем. К нему тут же присоединились и другие собаки, из соседних дворов. Кровопийца поднял лежавший на дороге булыжник и со всего размаху кинул его в окно. Разбитое стекло посыпалось с хрустальным звоном. Теперь вампир был уверен, что хозяева выйдут на улицу. Не дожидаясь этого, он пошёл прочь скорым шагом и вскоре растворился в темноте.

***

Виолу спасли, и позже она полностью поправилась. Когда, несколько дней спустя, по её описанию отыскали зловещий дом, он оказался покинутым. Хозяин дома так никогда и не был найден.