Полина

Мирон взглянул на часы, висевшие над входной дверью. Без четверти восемь. Можно закрываться. Он работал уже второй летний месяц, почти без выходных, на складе спортивного инвентаря в санатории. Работа была скучной и монотонной, но в последнее время она совершенно его не тяготила. Всё потому, что к нему стала часто заходить в гости Полина – дочка работников столовой.
Полина всё лето проводила вместе с родителями в санатории. Месяц назад ей исполнилось девятнадцать (Мирону было двадцать три). Полину можно было назвать миловидной. Её густые и русые, ниже плеч, волосы сочетались с приятными линиями фигуры, а блеск голубых глаз очень подходил к заразительно-жизнерадостной улыбке. Было лишь одно "но". Она была не в себе. В каком-то возрасте её психическое и умственное развитие застыло. Выглядя взрослой и зрелой, она вела себя как совершенный ребенок. Все в санатории знали о странностях Полины. Но все также знали, что она абсолютно безобидна. Поэтому относились к ней снисходительно и с оттенком поверхностного любопытства, как к глуповато-забавному домашнему питомцу. Полина целыми днями бесцельно шаталась по санаторию, появляясь всюду, где можно было с кем-то поболтать: на лодочной станции, у ворот, на складе, кухне или в спортивном клубе. В последнее время она приходила к Мирону ежедневно и задерживалась надолго.
Мирону нравилось ее присутствие. Он мог подолгу разговаривать с ней о самых нелепых и глупых вещах, и содержание этих разговоров совершенно его не интересовало. Сначала он не мог понять, почему ему так нравится быть с ней. Однако постепенно всё стало очевидно. Полина разительно отличалась от прочих девушек, которые работали или отдыхали здесь и которые так или иначе привлекали его внимание. Они напускали на себя холодности, будучи в чувствах, и улыбались, когда ненавидели. У них всегда и во всём были подвох, задняя мысль, двойное дно. Всё это, именуемое, видимо, «женской загадочностью», стало вызывать у Мирона отвращение.
Полина была настоящей. Всё, что она думала и чувствовала, сразу же появлялось на её лице или вырывалось из её уст. Чаще всего её лицо светилось искренним дружелюбием и добротой, и лишь иногда она простосердечно и наивно печалилась, но недолго: все горькие чувства быстро выходили из неё двумя потоками прозрачных слёз. В ней не было ничего притворного, лукавого, хитрого. Ни разу Мирон не видел, чтобы её глаза вспыхнули злобой или мстительной обидой. Он пытался вести себя с ней так же просто и бесхитростно, как и она с ним, быть таким же открытым, но сознавал, что не способен к этому в такой же мере. Тем не менее каждая новая встреча приносила ему необычайную радость.
Так было до недавнего времени, пока Мирон не осознал с удивлением, что его симпатия переросла в нечто неожиданно большее. Он понял, что влюблён в Полину: в эту ненормальную, в это «тронутую», как иногда говорили о ней за глаза. И он сразу же впал в тоску. Очевидно было, что эти чувства не имели ни перспективы, ни смысла. Не связывать же ему свою жизнь с ней! Даже просто пройтись с ней за руку по санаторию он едва ли посмеет. И родители её никогда этого не позволят. Они, конечно же, немедленно усмотрят в этом злой умысел, примут всё это за жестокую насмешку. Нужно будет, видимо, убеждать их в том, что у него лишь самые чистые намерения… Но были ли у Мирона вообще какие-то намерения? Он был просто влюблён в Полину, и сам не знал, что ему дальше с этим делать.
Вот и сейчас, едва Мирон начал думать об этой ситуации, как всё сразу же показалось ему неразрешимым, безвыходным. Он сидел за своим рабочим столом и задумчиво смотрел в окно, положив подбородок на ладонь. У него было обычное, вполне умное и приятное лицо, хотя и не лишённое выражения какой-то беспокойной самоуглублённости и меланхолии. Нет, подумал он в очередной раз, нужно всё это закончить. Прекратить всякое общение с Полиной... Но как это сделать, если она – это почти единственное, что приносит ему радость?
Его размышления прервал звук шагов на крыльце, и он сразу же понял, что это она. Дверь со скрипом отворилась, и действительно, в комнату вошла Полина. Она улыбалась. На ней было легкое платье, а лицо рдело от румянца, словно она только что бежала. Увидев Мирона, Полина немного удивилась, даже смутилась, словно не вполне ожидала встретить его здесь. Мирону вдруг показалось, что сегодня глаза её полны необычайной теплоты и лучезарной нежности. Кажется, никогда прежде он не видел в её глазах подобного выражения. И тут он осознал, что она, наверно, любит его точно так же, как и он её. И это наполнило его таким опьяняющим и отупляющим блаженством, что сомнения прошедших дней пропали бесследно.
«Плевать на все эти условности, - подумал он. – Плевать на всех. Я найду способ, как мне быть… Во что бы то ни стало…»
Он почувствовал волнующее желание поскорее прыгнуть в эту бездну любви, полную смутно-неизвестного, но такого притягательного будущего. Ни о чём другом он более не мог думать, глядя в её глаза, которые словно излучали свет её души.
-Здравствуй, - сказал он. – Где ты была целый день? Я ждал тебя.
-Мне так стыдно… - ответила она, потупив глазки. – Я  не могу сказать…
-Что такое? Почему?
-В общем… Я следила кое за кем…
-Очень интересно. Расскажи мне.
-Это секрет. Но тебе я, пожалуй, могу его открыть. Но обещай, что ты никому не расскажешь. Обещаешь?
-Конечно…
Полина убрала за ухо спустившуюся ей на лицо прядь волос и наклонилась к Мирону ближе. Он ощущал её прерывающееся дыхание, и его сердце забилось сильнее.
-Ты ведь знаешь Олега? – сказала она заговорщицким тоном, оглядываясь по сторонам, словно в опасении, что кто-то её услышит. Мирон смутно вспомнил Олега, парня, который, кажется, работал на кухне, в столовой.
-Да… - пробормотал он в недоумении.
-В общем… Я в него влюбилась. И сегодня целый день за ним следила! А вчера он забыл на кухне свой свитер. А я потихоньку, пока никто не видел, его в комнату себе утащила. Я взяла ещё одну подушку к себе на кровать, а на неё положила этот свитер. И выключила свет. А свитер пахнет совсем как он. И я подушку со свитером к себе прижала, потом начала целовать и обнимать её крепко-крепко… И мне почти совсем показалось, что он на самом деле рядом. Так я и уснула в обнимку с этим свитером, и всю ночь проспала!
На этом тайный рассказ Полины закончился, и она смотрела на Мирона сияющими глазами, зрачки которых были расширены почти до предела от необычайного восторга. Одному Богу известно, какой реакции она ожидала от Мирона, поведав ему эту нелепую и отвратительную для него историю.
На мгновение ему показалось, будто всё вокруг сотряслось от беззвучного удара.
Несколько секунд он тупо молчал с полуулыбкой, которая так и застыла на его лице в начале их разговора. Не сразу Мирон понял смысл её слов. Но постепенно до него стало доходить.
И он подумал, что если какой-нибудь злонамеренный кукловод, управляющий жизнями людей, решил бы сочинить и разыграть самую нелепо-неожиданную, изощренно-унизительную и постыдную сценку с Мироном в главной роли, то нельзя было придумать ничего эффектнее того, что сейчас произошло. Все составляющие были подобраны в дьявольски верной пропорции. Он был влюблён в ненормальную, а она в Олега, самого немыслимого из всех возможных претендентов. И рассказывала она ему об этом именно сегодня, на пике его розово-зефирных надежд, именно с этими омерзительными подробностями и именно с этим сияющим лицом.
Мирону стало дурно. Он не знал, что отвечать. Ему хотелось исчезнуть.
Полина по-прежнему смотрела на него – вопросительно, пристально, прямо в глаза.
Мирон отодвинулся от неё и встал, внешне холодный и отстранённый.
-Мне пора закрываться, - сказал он, и голос его звучал для него по-дурацки: совсем не его голос.
Полина пожала плечами, блеск в её глазах разочарованно погас. Она вышла вместе с ним на улицу. Пока Мирон закрывал дверь на ключ, она спросила что-то ещё, но он не слушал. Попрощавшись кое-как, он спустился по скрипучим ступенькам гнилого крыльца и пошел прочь по дорожке, выложенной плоскими камнями, мимо деревянных домов с облупившейся синей краской.
Лето было в самом разгаре. Всё вокруг зеленело и благоухало, залитое багряно-безмятежным светом вечернего солнца. Но всё это не радовало Мирона, как обычно, а угнетало.
И тут он, уже слишком поздно, всё понял. Он понял, что за любовь он увидел в глазах Полины, когда она вошла к нему. Любовь эта была адресована не ему, а Олегу. И удивилась Полина встрече с ним, наверное, лишь потому, что в этот момент все её мысли были об Олеге.
Мирону стало ещё грустнее, ещё досаднее. Поникший, побрёл он к опушке березовой рощи, подальше от людей. Ему нужно было побыть одному и обо всём подумать. Он поднялся на пригорок, с которого открывался прекрасный вид на озеро и окрестные леса. Мирон сидел здесь в задумчивости минут двадцать. Скоро, однако, спокойно-живописные виды природы вернули ему самообладание. Мирон ободрился и исполнился оптимизма.
Он рассудил, что эта влюбленность Полины в Олега ничего не значит. Конечно, его неоправданные надежды о взаимности заставили воспринять её нелепый рассказ как трагедию, но на самом-то деле ничего страшного не произошло. Сегодня она влюблена в Олега, а завтра уже не вспомнит о нём. Она же не в себе!

II

На следующий день, после обеда, Полина пришла к Мирону снова, по обыкновению, как ни в чём не бывало.
-Привет, Полина, - сказал Мирон.
-Привет… - Тут Полина запнулась. Она посмотрела на Мирона с виноватой растерянностью. – Прости, я забыла, как тебя зовут!
Мирон почувствовал, как что-то больно укололо его внутри.
«Спектакль абсурда продолжается», подумал он. Значит, теперь она даже имени его не помнит. И это после почти месяца ежедневного общения! Можно было подумать, что Полина просто зло шутит, но, разумеется, она говорила правду.
-Меня зовут Мирон, - сказал он. – Как ты могла забыть?
-Ах, точно… Прости… У тебя такое имя… - она не договорила и лишь загадочно рассмеялась.
-Ну что, встречалась сегодня с Олегом? – спросил Мирон.
-Да, я его видела.
-Кстати, хотел спросить. Давно вы знакомы?
-Мы не знакомы. Но я увидела его первый раз в прошлую субботу.
-О, это очень давно. И много ты о нём знаешь?
-Я знаю о нём абсолютно всё! Я втихаря выспросила про Олега у кого только можно.
-Например? Ты знаешь, какая у него фамилия?
Полина назвала.
- А когда у него день рождения?
Полина знала и это.
-Может, ты знаешь, какой у него рост?
Полина и об этом была осведомлена к изумлению Мирона.
-Да у тебя отличная память! – сказал он с язвительностью, которую она, конечно же, не заметила. Она лишь широко улыбнулась, довольная, что её похвалили.
С этих пор Полина решила, что Мирону очень интересно знать всё о ней и Олеге, и каждый день, к всё большему раздражению Мирона, рассказывала всё, что у неё лежало на душе по этому поводу. А поскольку она была влюблена, то почти ни о чем другом и не говорила.
Прошло несколько дней. Для Мирона наступил долгожданный выходной. Был полдень, погода по-прежнему отличная, и почти все отдыхающие находились на площадке возле клуба. Кто-то развлекался игрой в бадминтон или настольный теннис. Другие облюбовали скамейки, где беседовали или читали.
Полина тоже сидела на скамейке, в одиночестве. Она наблюдала за Олегом. А Мирон, устроившись неподалеку в беседке, наблюдал за ней. Полина не знала, что Мирон здесь. Вот уже битый час она смотрела на Олега с таким самозабвением, с такой грустной и задумчивой мечтательностью, что Мирону невольно захотелось понять, что же она такого в нём нашла. Он тоже стал смотреть на Олега. Он пытался увидеть Олега глазами Полины. Он представлял, будто он сам и есть Полина. Он воображал, будто он влюблён в Олега. И чем дольше он делал это, тем больше недоумевал…
Ему не нравилось в Олеге решительно всё. Болтая с кем-то из своих знакомых, Олег разражался безудержным смехом, который было слышно, кажется, за пределами санатория. И смех его был каким-то мерзким. Мирон вглядывался в лицо Олега, насколько это позволяло расстояние. Лицо тоже не вызывало никакой симпатии. У Олега были угрюмо-сдвинутые брови и постоянное выражение тупого простодушия. Он был весел, но как-то недобро и неприятно весел.
Мирон знал, что судит пристрастно. Но он не мог, сколько ни старался, найти в Олеге что-нибудь достойное такого мечтательно-влюбленного взгляда Полины. Но может быть, в Олеге было нечто такое, что раскрывалось при живом общении? Однако Мирон точно знал, что Полина ни разу с ним не говорила. Выходит, это было лишь поверхностное впечатление, которого, почему-то, оказалось более чем достаточно.
Мирона охватило бешенство.
И дело было не только в безответности его чувств. Не только в пожирающей его ревности. Хуже было другое: он чувствовал, что вся эта ситуация глубоко его унижает. Его самолюбие терзалось в адских муках. Он и сам был поражён тем, насколько сильны могут быть эти муки самолюбия. Он попросту не мог сладиться с мыслью, что Полина могла предпочесть Олега ему. И это при том, что Олега она видела лишь издали, а с Мироном общалась ежедневно. Он не мог переварить факт, что Полина знала об Олеге уже всё, что только можно, но могла спокойно забыть его, Мирона, имя. И, как часто с ним бывало, Мирон впал в другую крайность. Он чувствовал себя абсолютным ничтожеством, едва ли не худшим из людей, которые находились на площадке. Его терзал стыд. Ему не хотелось никому смотреть в глаза, словно каждый мог угадать всё, что творится у него в душе, понять, какое он, оказывается, ничтожество.
Но вот Полину кто-то окликнул. Мирон наблюдал за ней до последнего, мучительно предугадывая то, что она сделает. И он угадал всё один в один: перед тем, как окончательно скрыться за поворотом, она обернулась и бросила на Олега последний, долгий, призывный взгляд. Как бы Мирону хотелось, чтобы этот взгляд был обращён ему!
Мирон чувствовал себя разбитым. Тошнота подступала к горлу.
Что делать? Как убить выходной день? Всё было неинтересно. Всё вызывало смертельную скуку. Ему ничего другого не оставалось, как только попытаться разрешить загадку этой влюбленности.
Мирон вышел из беседки и направился к Олегу, который по совпадению остался один. Он приблизился, попросил закурить и как бы ненароком завёл разговор. После пяти минут беседы Мирон был поражен, каким ограниченным существом оказался Олег. Он был даже хуже, чем Мирон ожидал. Манера разговора, интересующие его темы и тупой смех над собственными же плоскими шутками – всё это заставило Мирона немедленно почувствовать отвращение к нему. Однако Мирон никак этого не показывал и лишь деланно улыбался. Вот, значит, идеал, по сравнению с которым, он никто, думал Мирон. Вот человек, достойный любви Полины.
-А ты знаешь Полину? – вдруг спросил Мирон, сам не зная зачем.
-Эта ненормальная?
-Ага.
-Ну.
-Она в тебя влюблена.
-В меня? С чего ты взял?
-Она мне все уши прожужжала про тебя. Рассказала, как спала в обнимку с твоим свитером. Целовала его. И не знаю, что ещё делала, - сказал Мирон с ничего не выражающим лицом.
Олег искренне расхохотался. Это, очевидно, очень его позабавило. И когда он перестал смеяться, выражение задумчивого самодовольства отчётливо проступало на его лице.
 
III
 
Мирон, однако, не мог перестать общаться с Полиной. Это было выше его сил. А она по-прежнему говорила лишь об Олеге. И это терзало Мирона всё больше. Каждый новый день Мирон надеялся, что чувство ревности ослабнет. Но этого не происходило. И в один момент – в какой, он и сам бы не смог припомнить – Мирон начал поддакивать Полине и во всём с ней соглашаться. Он утрировал и доводил до крайности все её слова и замечания, но она не замечала его сарказма.
С Олегом он теперь тоже общался очень часто. Он и сам не понимал, как это произошло. Он не заметил, как начал передавать Олегу всё, что Полина говорила о нём. Он пересказывал всё, слово в слово, не упуская ни единой самой приятной для тщеславия Олега (и самой мучительной для себя) подробности. Мирон видел, как каждая из этих подробностей добавляет новую деталь к самодовольному выражению лица Олега. Он наблюдал за этими изменениями, как ученый наблюдает за крысой, кормя её неизвестным препаратом в ожидании самых непредсказуемых последствий. Мирон передавал Олегу самодельные подарки Полины, записки с сердечками и полевые цветочки, которые она с любовью и песенками собирала на лугу. Всё это обычно выкидывалось в кусты под задорный смех Олега. И Мирон смеялся вместе с ним. И всё больше его ненавидел.
Всё это длилось бесконечно долго. Мирону казалось, что прошло полгода, а то и год, хотя на дворе по-прежнему стоял июль.
Но постепенно (Мирон ждал этого) что-то стало меняться. Меняться не внешне, а у него внутри. Одним жарким вечером, лежа в темноте на влажной кровати, мучаясь бессонницей, слушая заунывное гудение комаров, бившихся о москитную сетку, он осознал странную вещь.
Он понял, что ему всё это нравится. Нравится это страдание. Он нашёл своеобразное удовольствие в том, что он был никем, жалкой пешкой, проводником между нелепой любовью Полины и тщеславным любопытством Олега. Он был словно пробиркой, в которой смешивались их чувства – абсолютно противоположные, но взаимно усиливавшие друг друга. Мирону нравилось быть бесправным наблюдателем этого процесса. Удивительная и извращенная сладость была в том, чтобы быть таким честным и добросовестным передаточным звеном, будучи при этом так сильно влюблённым в Полину и так ужасно мучаясь.
Когда Мирон это осознал, вечера стали другими. Болото страдания, в котором он утопал, засияло новым, изумрудно-ядовитым блеском. Само страдание, конечно, никуда не исчезло, оно продолжало вгрызаться в его плоть, накалять нервы, иссушать силы, медленно и неизбежно толкая его к обрыву, к сумасшествию. И хотя он убеждал себя в том, что находит в этом удовольствие, ночью организм отдавал ему должное, погружая в череду мутных кошмаров, которые были ещё абсурднее реальности.
Как ни странно, Олег и Полина по-прежнему не общались вживую. Один раз Мирон стал свидетелем того, как она крайне смущенно сказала Олегу «Привет», но и тут же испуганно убежала. Она, по-видимому, была так влюблена в него, что попросту боялась реального общения. А Олегу, по-видимому, это общение и не нужно было. Ему нравилось, что она влюблена в него. Ему льстило, что она спит с его свитером, который он решил даже не забирать, потому что он был старым, изорванным и испачканным в краске. Ему нравилось слушать рассказы Мирона о том, как она сохнет по нему, хотя и не показывал этого. Эти рассказы развлекали его, а большего ему было и не нужно. Он не нуждался в общении с Полиной, он не был в неё влюблён, да и не мог быть – в неё, ненормальную. «Только я мог влюбиться в такое существо, только я», думал Мирон, ещё больше терзая своё самолюбие.
И, казалось, вся эта канитель будет продолжаться вечно. Мирон не мог остановиться. Не мог перестать слушать рассказы и вздохи Полины. Не мог прекратить передавать их затем слово в слово Олегу, с потаенным отвращением и ненавистью разглядывая его лицо. Если он надеялся просто испить до дна эту чашу унижений и страданий, то она, должно быть, оказалась бездонной.
Однажды, дослушав очередное красочное повествование Полины о достоинствах Олега и её чувствах к нему, Мирон очень долго молчал и вдруг сказал:
-А ты не думаешь, что должна переспать с ним?
-Что? – переспросила Полина и смутилась.
Мирон посмотрел на неё с холодным любопытством. Интересно, знает ли она вообще, что это такое?
-Ты думаешь? – спросила она.
Ага, значит, она знает. Тем лучше.
-Конечно. Если ты любишь его, тебе нужно сделать это. Тогда он на тебе женится. И увезёт куда-нибудь. Далеко-далеко.
-Правда?
Мирон внимательно посмотрел на Полину и увидел то, что не ожидал увидеть. Эти с издевкой сказанные слова проникли в неё как что-то, имеющее большой смысл. И в её голове тут же зародилось множество мыслей. И в этот момент Мирон испытал холодок страха, предчувствие тёмных последствий – для неё, для него, для всех.
Самое время было возразить, как-то уничтожить в ней эти новые мысли.
-Чистая правда, - сказал Мирон. – Это так всегда и делается, если ты не знала.
Мирон чувствовал, словно кто-то другой говорит вместо него.
Полина смотрела на него доверчивыми, красивыми глазками, а в её глупенькой головке роились какие-то (имеющие лишь для неё одной смысл) рассуждения и смутные сомнения.
-И он, правда, женится на мне и увезёт меня далеко-далеко?! – спросила она наконец.
Бледное лицо Мирона не выражало ни малейшей эмоции.
-Конечно. Далеко-далеко, - эхом отозвался он.
Другой на его месте просто рассмеялся бы, но он чувствовал лишь ледяное отчаяние, мёртвыми, спокойными потоками разливавшееся по телу.
Позже, под сенью клёнов, в темноте, они курили с Олегом. Вдали шумело озеро.
-Ты знаешь, а ведь Полина мечтает переспать с тобой, - сказал он Олегу, глубоко затягиваясь сигаретой.
-Что? Ты серьёзно? – Олег едва не поперхнулся дымом.
-Конечно.
-Но ведь она больная.
-Хочешь сказать, у тебя на неё не…? – Мирон не договорил.
-Почему же. Фигура у неё в порядке. - Олег с задумчивым прищуром втянул в себя сигаретный дым.
-Да, в порядке, - безучастно подтвердил Мирон.
-И на лицо она ничего.
-Да, ничего.
Олег задумался.
-Хм, конечно, можно. Только… А если это всплывёт? Если её папаша узнает? Он же мой начальник. Не думаю, что он будет в восторге.
-Никто не узнает. Она рассказывает о тебе только мне… почему-то. А я никому не скажу.
Это прозвучало так достоверно, так убедительно, что снова холодок страха пробежал по спине Мирона.
-У меня даже есть идея, где это можно осуществить, - продолжал Мирон. – Знаешь заброшенный дом? Доходишь до озера и пара километров направо…
-Знаю-знаю…
-Место укромное, и там редко бывают люди. Там, кстати, есть матрац. Старый, конечно, но ничего: возьмешь с собой покрывало. Назначай время, а я ей сообщу.
Олег посмотрел на Мирона неуверенно и как-то подозрительно.
-Слушай, а тебе-то какая с этого выгода? – спросил он наконец.
-Мне? – переспросил Мирон, стараясь выиграть время, чтобы подготовить ответ. Он медленно затянулся и ещё медленнее выпустил дым.
-Ты же в столовой работаешь?
-Ну да, а где же ещё!
-Реально ли там чего-нибудь выцепить? А то надоела эта однообразная еда. Тогда будем в расчете.
Олег рассмеялся. Это было ему понятно. Все его подозрения испарились.
-Да не вопрос. А что надо-то?
-На свое усмотрение. Конфет там мешок. Я сладкое люблю.
-Ладно, что-нибудь придумаю…
Позже Мирон понял, наконец, зачем он делал то, что делал. В глубине души он надеялся, что этот (скорее всего) грубый и быстрый постельный опыт приведёт к тому, что Полина горько разочаруется в Олеге. Предчувствовал он, что это может привести и к более плачевным последствиям для её не вполне здоровой психики, что это может стать настоящим ударом по её сказочно-розовому миру иллюзий. Но отменить всё означало продолжить это ежедневное мучение.
  Мирон нашёл Полину и сообщил ей время и место встречи. Лицо Полины озарилось необычайной радостью, и она побежала домой, чтобы приготовиться заранее. Мирон смотрел ей вслед, и ему почему-то жгло глаза. Потом он вернулся домой и достал из-под кровати дешевый виски, который хранил на случай бессонницы. Он сделал несколько глотков и лег в постель.
 
IV
 
За весь следующий день Полина ни разу не появилась у Мирона. С трудом продержавшись до вечера, Мирон закрыл склад и тут же принялся искать её, ни жив ни мертв от дурных предчувствий. Он не нашёл её ни в одном из мест, где она бывала обычно.
Лишь ближе к закату Мирон встретил Олега, и от захлестнувшего его волнения почувствовал физическую дурноту.
-Как всё прошло? – спросил Мирон.
-Лучше не спрашивай… - отмахнулся Олег.
-Почему?
-Это было как-то… странно.
-Что именно? Расскажи…
-Не знаю… Когда всё кончилось, мне стало как-то мерзко. Ведь она же того… свихнувшаяся. У меня было чувство, что я воспользовался её отсталостью. (Ого, злобно подумал Мирон, да тебе знакомы угрызения совести?) И ещё… мне кажется, что она всем про это разболтает… - добавил Олег.
Нет, дело было лишь в банальном страхе.
-А где же она сама? – спросил Мирон.
-Кажется, была возле лодочной станции.
Мирон тут же отправился к берегу. Волнение, впрочем, чуть спало. Во всяком случае, Полина жива и здорова, с ней всё в порядке. Но насколько всё в порядке? Вот и знакомый силуэт. Полина сидела на песке и смотрела на заходящее солнце. Мирон внезапно почувствовал необычайный прилив облегчения, его переполняла радость.
Он приблизился к Полине, ему не терпелось поговорить с ней.
Грустная улыбка была на её лице. Или не грустная?
-Как всё прошло? – сразу спросил Мирон, не желая тянуть.
-Ох, это было так чудесно! Только сначала больно. Но ради него я готова была потерпеть. Ради моего любимого…
И она снова перевела мечтательный взгляд на закат.

V
 
Итак, Полина не разочаровалась в Олеге, а наоборот, видимо, влюбилась в него ещё крепче. И катастрофа, которую втайне так ждал Мирон, не произошла. Но ему стало вдруг на всё наплевать. Его охватило странное мрачное спокойствие. Словно все чувства окончательно выгорели у него внутри, и он превратился в пластмассовую куклу, только внешне напоминающую человека. Он больше не хотел видеть ни Полину, ни Олега. Несколько дней он старательно избегал встреч с ними. К нему на склад Полина и сама уже не приходила. А в столовой он появлялся или намного раньше обычного, или намного позже и занимал самый незаметный угол, за колонной, возле клумбы с искусственным цветами. 
На третий день он всё-таки столкнулся с Олегом в курилке. У того было на редкость взволнованное, нервное выражение лица.
-А ты куда пропал? – спросил Олег. – Не видно тебя.
-Наверно, просто не пересекаемся.
Мирон хотел уже уйти, но Олег остановил его.
-Эта Полина, сумасшедшая, меня уже «достала», - сказал он. – Не отходит от меня ни на шаг, лезет обниматься и целоваться, и всё это на глазах у народа. Болтает о какой-то свадьбе и о том, что мы должны с ней куда-то уехать. В общем, несёт полный бред! Ещё немного и всё раскроется. Это была плохая идея. Но, слава богу, я завтра уезжаю.
-Насовсем?
-Да. Нашёл работенку в городе. И платят там получше. На заводе, на конвейере. Питание тоже бесплатно, и за проезд компенсируют.
-Здорово, - сказал Мирон, почти не удивлённый этой новостью. И он с безразличием вспомнил, что так и не дождался от Олега обещанных конфет.
На следующий день Олег уехал. И Мирон сразу же отправился к Полине, чтобы рассказать ей об этом. Не сразу он нашёл её в пустом ещё клубе, где она сидела на подоконнике, листая старый журнал.
-Он уехал, - сказал Мирон без церемоний.
-Кто?
-Олег.
-Как это?
-Вот так. Уехал навсегда. Неужели он не сказал тебе?
-Нет… - пробормотала Полина. – Но ведь, кажется, я только что его видела где-то здесь, недалеко…
-Ну а теперь его уже нет. Говорю тебе: он уехал. Собрал все вещи, сел в автобус и укатил. Нет его.
С минуту Полина молчала, опешив.
-А я? – сказала она наконец.
-А ты здесь.
-Но… ведь ты же сказал, что он заберет меня с собой?
-А куда ты хотела, чтобы он тебя забрал? В соседнюю деревню, может быть? В соседнюю область? И что, там солнце ярче светит? Или единороги по полям бегают?
-Я ничего не понимаю, - проговорила она как-то беспомощно. – Но как же наша любовь? И свадьба? Ведь ты же мне говорил… Ведь это ты мне сказал!..
-Да. Я это всё выдумал.
-Так ты меня обманул?
-Вроде того.
-Но… зачем?
-Потому что мне всё это надоело. Мне надоело, что ты так по-идиотски его обожаешь. Поэтому я и сочинил всю это чепуху.
Полина несколько мгновений обдумывала его слова.
-Но… как ты мог так поступить с нашими чувствами? – наконец произнесла она.
-Какие «ваши» чувства? – вскипел Мирон. – Почему, ты думаешь, он уехал и даже «до свиданья» не сказал? Да ему наплевать на тебя!
-Ему на меня наплевать? – повторила она в каком-то трансе.
-Конечно. Открой глаза. Он мне сам сказал, что ты его «достала»! И что только поэтому он уезжает. Уезжает, чтобы тебя больше не видеть!
Полина молчала в горькой растерянности. Она выглядела такой несчастной, что у Мирона всё сжалось внутри. Он начал сожалеть, что наговорил ей всего этого и в таком тоне. И тогда он понял, что должен признаться, наконец, что любит её.
-Послушай, Полина… - начал он. 
Но он не мог продолжить.
Слова застряли у Мирона внутри. Не сразу он понял, почему. Но внезапно ему всё стало ясно. Он попросту больше не любил Полину. И сомневался, что любил когда-либо прежде. После всех этих дней и ночей, пропитанных безумием и абсурдом, он больше не чувствовал себя кем-то, способным любить. Он ощущал лишь какое-то моральное отупение внутри, и больше ничего.
-Я тебе доверяла…  – сказала Полина вдруг, прерывая его смутные размышления. Голос её был сдавлен от подступавших слёз. - А ты меня обманул…
И этот робкий, совершенно безобидный упрёк неожиданно уязвил Мирона сильнее любого оскорбления. Полина отвернулась, уткнула лицо в ладони и тихо заплакала. С минуту Мирон смотрел, как её тело вздрагивает от рыданий. Он сделал неуверенный шаг к ней. Что-то подсказывало ему, что он должен обнять её, но руки его не слушались. Он будто одеревенел. В этот момент Полина подняла на него заплаканное лицо.
-Уходи… – произнесла она сквозь слезы. – Ты плохой. Я тебе поверила, а ты оказался плохим… Не хочу больше тебя видеть, никогда…
Несовершенный разум Полины подсказал ей, что роль Мирона во всём этом была намного значительнее и зловещее, чем он пытался показать. Но даже теперь в её голосе не было ни злобы, ни ненависти. Одно лишь по-детски горестное, безутешное отчаяние. Мирону стало нестерпимо стыдно смотреть Полине в глаза. Он чувствовал себя изобличённым и проигравшим.
Полина снова отвернулась, продолжая рыдать.
Мирон постоял ещё немного и вышел на улицу.
 

VI
 
Год спустя Мирон снова приехал в санаторий, просто так, толком не понимая зачем. Прошлым летом он уволился через пару дней после разговора с Полиной в клубе и всё это время ничего о ней не слышал. 
Мирон помнил наизусть, где находится дом Полины и её родителей, но был уверен, что никого не найдёт там. Он пошёл от ворот вниз по тропинке, к домикам. Всё здесь было точно таким же, как и год назад. Высокое поле из душистой сорной травы, те же деревья, то же голубое, солнечное небо. И, наверно, всё останется таким же ещё лет сто.
Вот и задняя стена её дома. С виду здесь никто не живёт. Мирон обошёл дом и остановился как вкопанный. Полина сидела прямо здесь, на скамейке, у крыльца. Она была неузнаваема. От прежней весёлой глупышки не осталось и следа. Это было исхудалое, поникшее существо, больше похожее на живую тень. Полина смотрела перед собой, в одну точку. Мирон приблизился. Сердце его застучало от волнения. Полина на него взглянула. Она словно впервые видела его.
-П-привет, - заикаясь, сказал он. – Полина... Ты не помнишь меня?
Она снова безучастно перевела взгляд в сторону. Мирон стоял в недоумении, не зная, уйти ему или остаться. Ему не хотелось уходить. Поколебавшись, он сел с Полиной рядом. Взял её расслабленную кисть и, сам не зная зачем, поцеловал. Полина никак не реагировала. Ее тонкая рука была прохладной и безответной, как у манекена. Мирону стало противно от собственного поцелуя. Ему стало противно от самого себя.
-Полина, - снова сказал он. – Неужели ты действительно не узнаёшь меня? Я Мирон… Посмотри же на меня!
Полина снова послушно посмотрела на него. И увидев её вблизи, он был так поражён, что почти отшатнулся, выпустив её безвольную руку. В глазах её не было даже грусти – только абсолютная, пугающая, мёртвая пустота. В памяти его немедленно всплыло другое выражение глаз, которое он часто видел год назад, когда она приходила к нему в гости. Тогда Полина хоть и была не совсем нормальной, но была полна жизни и по-своему счастлива. Контраст между той Полиной и теперешней ужаснул его. Что именно сделало её такой, пошатнув её хрупкое душевное здоровье в сторону мрака и тотального погружения в себя? Тоска по Олегу? Страдания от того, что Мирон предал и оставил её? Видимо, и то, и другое.
Нет, подумал Мирон, за всё это был ответствен лишь один человек. Полина бы не сидела здесь и сейчас такой, если бы тем летом Мирон не делал то, что он делал. Всё это было следствием именно его действий. Без его вмешательства всё произошло бы по-другому, безболезненно, естественно. Но он тогда настолько был поглощён своим внутренним адом, что даже не заметил, как сотворил для неё другой ад, который оказался в десятки раз ужаснее. Он словно отомстил ей, сам того почти не осознавая, за те муки, которая она, не ведая, ему причиняла. Но разве она была виновата в его страданиях? Она не желала никому вреда. Она просто любила Олега. А всё, что сделал Мирон, было сознательным и продуманным.
И тут только он понял, что никогда и не хотел любви Полины. В глубине души он желал лишь заставить её страдать – так же, как он сам. Он хотел заставить страдать это невинное, безобидное существо. В этом была вся суть игры. И он получил то, что хотел.
Убийственное, свинцовое раскаяние наполнило Мирона. Это чувство было невыносимо. Он поднялся со скамьи. Перед глазами его плясали тёмные круги. Он не имел понятия, что ему дальше делать.
В этот момент в доме послышались неясные звуки. Мирон немного пришёл в себя и поспешил незаметно укрыться за домом. Постояв в нерешительности, он направился обратно к воротам.