Французская мелодрама матушки Екатерины II, гл. 2

Глава II,
в которой Иоганна оказывается в центре тонкой дипломатической игры, а её собственный замок подвергается осаде.

Регентское управление Ангальт-Цербстским княжеством вдовствующей княгиней Иоганной продолжалось пять лет - до совершеннолетия  сына, которое наступило в августе 1752 года. Получив в Швейцарии  вполне приличное для эпохи Просвещения образование, восемнадцатилетний Фридрих Август обещал быть хорошим правителем. Его родственных связей через дедушек, бабушек, дядей (один из них был королем Швеции), тётей и старшую сестру Екатерину ему вполне бы хватило, чтобы удерживать свое игрушечное княжество в нейтральном состоянии относительного благоденствия среди клубка противоречий, которые накопились в европейской политике того времени. Но не сложилось…
Эпоха Просвещения, увы, никак не способствовала умиротворению просвещенных монархов. А сложившаяся к этому времени система мирных договоров, союзов и коалиций так запутала отношения больших и малых европейских держав, что все ждали только момента и личности, которая разрубила бы эти узлы. Такой момент настал в августе 1756 года, а личностью был король Пруссии Фридрих II.
Не наша тема разбирать предпосылки и прочие исторические понятия, приведшие к этой войне, а просто зафиксируем, что Семилетняя война на Европейском континенте (а она фактически охватила полмира от Северной Америки до Индии) началась с нападения прусской армии на Саксонию. Интересно, что некоторыми историками, в основном почему-то немецкими, это нападение считается «оборонительным»: мол, на Фридриха все равно бы напали его соседи – Австрия и её союзница Франция, поэтому он и был вынужден напасть первым.
В этом есть свой резон, ибо, как говорит один из современных политических деятелей: если становится ясно, что конфликт неизбежен, то бей первым! Ну, как-то так…
И в этот момент ушлые дипломатические советники и послы разных европейских держав вспомнили, что княгиня Иоганна Цербстская является матушкой великой княгини Екатерины Алексеевны Романовой. А в это время её любезная дочь в далеком от европейского театра военных действий Санкт-Петербурге крутила роман с дипломатическим стажером Станиславом Понятовским, который, находясь при елизаветинском дворе, был опекаем английским посланником, а поскольку Англия являлась союзницей Пруссии, и в то же время канцлер Бестужев был сторонником не ссориться с Англией, а сам получал щедрые «субсидии» от австрийского двора… . Уф, ну опять мы увязаем в политическую трясину! Короче говоря, изощренному уму французского министра иностранных дел Рулье показалось разумным дать новому посланнику Людовика XV при российском императорском дворе маркизу де-Лопиталю  следующее поручение: «Мы надеемся, что по приезде в Петербург вы, прежде всего, озаботитесь узнать о степени влияния цербстской княгини на свою дочь».
По приезде в российскую столицу французский посланник сразу же оказался в центре дворцовой жизни, характерной для последних лет правления императрицы Елизаветы. А так как императрица стала побаливать, и дела по управлению страной, а тем более европейская политика, её сильно утомляли, то и отношения при императорском дворе были весьма запутанны и неясны. В этом зыбком состоянии елизаветинские придворные составляли коротко живущие компании и группировки, ориентировались то на канцлера Бестужева, то на вице-канцлера Румянцева, то на английского посланника Уильямса, то на австрийского, ну и т.д. и т.п. Великая княгиня Екатерина Алексеевна, в силу свойств своего характера, старалась угодить и поладить со всеми. Поэтому де-Лопиталь так и не смог понять ориентацию Екатерины и подтвердить или опровергнуть мнение, оказывает её мать Иоганна влияние на дочь или же нет. Правда, он отдал должное её правильному французскому языку и уму, но отмечал, что «её здесь признают упрямою и фантазёркою». Зато  французский посланник точно узнал, что императрица Елизавета Петровна по-прежнему терпеть не может мать Екатерины - Иоганну Цербстскую - и считает её интриганкой.    
К этому времени великая княгиня Екатерина уже успела получить солидную сумму «субсидий» от английского посланника и в лице Уильямса нашла себе стабильную финансовую и перспективную политическую опору.  Поэтому, здраво рассудили в Париже, нужно все же действовать через матушку - так будет и дешевле, и, что так характерно для французского мировоззрения, - чувствительнее. Новый министр иностранных дел Франции кардинал Берни так напутствовал тоже маркиза, но уже де-Френа, направляемого резидентом в Цербст:  следует «внушить великой княгине {речь об Екатерине} через посредство её матери, цербстской княгини, надлежащие чувствования» - т.е. склонить жену российского наследника престола на сторону французских интересов. Маркиз Де-Френ, который прежде был заурядным офицером королевской гвардии, должен был регулярно информировать о своих успехах на этом поприще посланника в Санкт-Петербурге де-Лопиталя, чтобы согласовать степень материнского воздействия на Екатерину. Отсюда видно, что французы, как люди романтические, решили сделать ставку на семейные отношения в цербстском семействе. Этот, на вид такой невинный, прожект обернулся полной катастрофой для Иоганны Цербстской, её сына - владетельного князя, да и для самого княжества. 
Но обо всем по порядку. В Европе уже вовсю шла война. Поэтому перемещение дипломатов из страны в страну внимательно отслеживалось противоборствующими странами.  Поскольку, по опыту предыдущих европейских конфликтов XVIII века, союзы между европейскими монархами были легко нарушаемы и недолговечны, то члены коалиции – Франция, Австрия и Россия, -  пристально следили друг за другом. Чтобы избежать недоразумений, французский главный дипломат загодя уведомил императрицу Австрии – Марию-Терезию, о готовящейся миссии де-Френа.  Кардинал, правда, умолчал, что главной целью этой комбинации являлась Екатерина, а притворился, что хочет наладить контакты с нейтральным владетельным князем Фридрихом Цербстским. Австрийская императрица эту мысль одобрила. Т.е. материнско-дочерние отношения цербстского семейства стали фактором международной политики, причем на самом высоком уровне.   
По дороге из Парижа в Цербст маркиз де-Френ заехал в Гамбург. Здесь он, конечно же, посетил российского посланника. А им, как нам известно, был бывший герой-любовник Екатерины Сергей Салтыков. Беспечный Сергей Васильевич, в силу своего легкого характера, конечно же разболтал маркизу о том, что через него идет переписка Иоганны с Екатериной, что все письма шифруются, ну а вообще – это большой секрет…   
Как французы умеют хранить секреты, всем известно, поэтому о «тайной» переписке великой княгини с её матушкой через русского посланника - а это лицо вполне официальное, даром, что им был ветреник Салтыков, - стало известно российскому вице-канцлеру Воронцову. А вице, на то и заместитель, чтобы во все времена стремиться занять место самого канцлера. Поэтому граф Воронцов решил, что если достать через французов образец эпистолярного жанра, курсирующего между треугольником: Санкт-Петербург – Гамбург – Цербст, - то это будет самой перспективной интригой, чтобы свалить канцлера Бестужева.
Историографы той эпохи с легким недоумением фиксируют резко отрицательное отношение Екатерины к деловым качествам Сергея Салтыкова. Цитируется её записка, написанная ею, уже когда она стала императрицей, в которой она Салтыкова, как дипломата, приравнивает к пятому колесу в телеге. Чем же можно объяснить такую перемену к «прекрасному как день» Сергею Васильевичу? Представляется, что как раз легкомысленная болтовня Солтыкова с маркизом де-Френом - исполнителем затеянной французами политической комбинации, - сыграла не последнею роль в последующих драматических событиях. Поэтому, зная эти последствия, понять эту реплику Екатерины о своем первом сердечном друге вполне легко.       
Итак, вице-канцлер Воронцов, гораздо более принципиальный в своих про-французских взглядах, чем канцлер Бестужев - в его про-австрийских  (хотя, давно ли вы встречали принципиальных дипломатов?), легко "развел" французов. Он склонил резидента в Санкт-Петербурге де-Лопиталя получить через де-Френа образцы переписки Бестужева и Иоганны, или же, что было бы еще лучше, письма самой Екатерины к матери. Имея на руках свидетельства тайных сношений великой княгини с Цербстом, можно было легко внушить императрице Елизавете подозрения в неподобающем поведении Бестужева, который в то время стал негласным патроном Екатерины. Таким образом письма Иоганны, которые были процитированы в первой главе нашего повествования, в конце концов, оказались в досье по «бестужевскому» делу. Правда, канцлер Бестужев был отстранен от должности и попал под суд несколько позднее, но это - лишь стечение обстоятельств.
Между тем, совершая свою миссию, де-Френ вел себя, как шпион-самоучка. Пытаясь скрыть свои контакты с русской миссией в Гамбурге, он затевает фокус с переодеванием: из Гамбурга выезжает местный купец с приказчиком, в Цербсте же оказывается купец и де-Френ каждый сам по себе. Но эти шпионские игры оказались в поле зрения прусской разведки, и король Фридрих велел следить за французом, так ловко пробравшимся в Цербст через уже охваченные военными действиями территории. Пруссаки, несмотря на нейтральный статус цербстского княжества, пристально наблюдали за происходящим в этом игрушечном территориальном образовании в самом центре Европы. Фридриху донесли, что невесть как оказавшийся в Цербсте «французский офицер» - так идентифицировала де-Френа прусская разведка, - наносит частые визиты к вдове его безвременно почившего фельдмаршала - княгине Иоганне Цербстской.      
  В конце концов, командиру прусских гусар, расквартированных на границе с цербстским княжеством, поступил приказ короля по-быстрому захватить французского эмиссара. Офицер, которому это было поручено, сначала затеял похищение, чтобы по-тихому экстрадировать де-Френа на прусскую территорию. Он нанял почтовую карету и послал своих подчиненных выкрасть француза во время его пешей прогулки из замка владетельного князя на съемную квартиру. Но в тот раз де-Френ, видимо, дольше обычного играл в карты с князем и Иоганной, или имел какое-нибудь амурное приключение – он на ночевку в свои апартаменты не вернулся. Ослушаться приказа короля Фридриха гусарский начальник не мог: он решил, что будет разумнее открыто вломиться в дом, где квартировал де-Френ и арестовать француза. Ведь ему поступил приказ схватить «французского офицера, находящегося в Цербсте», а как это сделать, не сказано – так зачем долго рассуждать!?
Этот международный инцидент случился в ночь на 19-е января 1758 г. Причем прусская прямолинейность и напор могут вызвать гомерический хохот, но в Цербсте было не до смеха. Пруссаки, на сей раз не таясь, в количестве малого гусарского подразделения, прискакали в Цербст – это же Германия, там все рядом, - и вломились в дом, где квартировал де-Френ. Однако де-Френ был не трус – ведь он действительно был по роду своей службы офицером, - сначала он забаррикадировался в спальне, а когда бравые гусары преодолели это препятствие, выстрелом в лоб из своего дорожного пистолета прикончил самого настырного из них. 
Начальник пруссаков не обнаружил у повязанного, в конце концов, де-Френа ни офицерской шпаги, ни форменной каски, ни армейского пистолета – разряженный в его гусара дорожный был ни в счет, - ни офицерского патента, в конце концов. А у него был приказ арестовать вражеского офицера-лазутчика! А тут на шум явился и сам владетельный князь Фридрих – городок-то маленький, любой выстрел слышно. Пруссакам ничего не оставалось делать, как униженно извиниться перед князем и самим де-Френом – мол, ошибка вышла, спутали постояльца со шпионом. Бравые гусары, к тому же понесшие летальные потери, покинули территорию нейтрального Цербста ни с чем. Но шум от этого ночного происшествия поднялся на всю Европу!         
Если обычным гражданам нужна тишина и покой, то дипломаты во все времена для оправдания своего высокого жалования и удовлетворения собственного тщеславия очень нуждаются в подобных заварушках. Судите сами: неудачная попытка экстрадировать де-Френа вызвала бурный поток дипломатической переписки и суеты курьеров между европейскими столицами. Дипломаты юного цербстского князя подготовили на имя короля Фридриха II ноту протеста на нарушение пруссаками  нейтралитета  княжества. Князь Фридрих Цербстский эту ноту подписал, и она поскакала в Берлин. Де-Френа же спрятали в княжеском замке, тем самым раскрыв его статус резидента Франции, находящейся в состоянии войны с Пруссией. Сам де-Френ послал жалобу премьер-министру прусского правительства. Главный французский дипломат кардинал Берни, здраво рассудив, что тайная миссия де-Френа раскрыта, убедил своего короля Людовика XV наделить того официальными полномочиями. Король выслал бравому де-Френу дипломатическую аккредитацию при цербстском княжеском дворе. При этом Берни наставлял своего резидента в Санкт-Петербурге Лопиталя, чтобы тот сообщил о происшедшем Екатерине, а также то, «что король очень доволен как её матерью, вдовствующей цербстской княгиней, так и её братом, владетельным князем».
А что же король Фридрих II? Прусский король не спрашивал совета своих дипломатов: во-первых, он велел отдать под трибунал не справившегося с таким пустяковым заданием гусарского офицера, а, во-вторых, направил в Цербст для захвата де-Френа целый эскадрон, усиленный артиллерией.
Ну а что же сама вдовствующая княгиня Иоганна, как повлияла на неё эта затея кардинала Берни и дипломатические пляски вокруг миссии де-Френа, переросшие в реальную вооруженную интервенцию? Следует сказать, что, имея тонкую интуицию и наследственный княжеский такт, Иоганна повела себя очень достойно. Она не повелась на уговоры французов по-матерински повлиять на Екатерину, а даже стала, наоборот, более осторожной в своих посланиях к дочери. По крайней мере, в поведении Екатерины в тот период не было замечено ничего такого, что говорило бы об успехе затеянной французами политической игры.
В итоге «тонкая» французская дипломатия привела к тому, что 23 февраля 1758 года прусское воинство вошло в нейтральное княжество Ангальт-Цербст и расположилось в его столице, наведя свои орудия на замок владетельного князя и взяв его семейство в осаду. Причем командовал этим воинством ни много ни мало, а младший брат короля Пруссии – принц  Генрих.         
     Продолжение следует