3

                (до:http://www.proza.ru/2018/11/10/1418)


  Проблемой было незаметно попасть домой.
  А продержаться теперь нужно до завтрашнего вечера. Вот добреду назад, и придётся ждать, пока погаснут окна в квартире.
  Тихо открыть дверь. Послушать: уснули ли? Сняв обувь между дверей, на цыпочках в темноте подойти к своей комнате. Неслышно отпереть и войти. Закрыться изнутри. Снять   одежду и рухнуть в кровать, почувствовав: сколько сил отнял этот вечер.
  Утром проигнорировать соседский стук в дверь. Меня нет дома.
  Дождаться, когда все уйдут. Сходить на кухню, поесть. Помыв посуду, оставить её на видном месте, на столе. Чтобы соседки вечером ответили обеим на звонки: вроде не ночевал, а днём был, ел, опять ушёл. Это уже по-иному волнительно для Леры и Тильды. Ну, негодяй, загулял у девки, но с собой покончить не собирается.

  «И чего связался с этой малолеткой?» – ругал себя на следующий день, лёжа в постели. Одна девица, похоже, Джульетта, никак не могла уйти, поэтому я не мог выйти.
  «Зачем мне проблемы той красивой девчонки? Не с жиру ли бесится? Мало мне своих? Кто я ей, и кто она мне? Нет, конечно, порыв благородный, по зову сердца, но вряд ли ей я должен поведать о Звезде по имени Солнце.
  Однако теперь деваться некуда. Вечером придётся идти туда. Лучше её не ждать. Приду – нет её на набережной, пойду на мост прыгать».
 
  Джульетта сегодня явно не собиралась никуда уходить, поэтому у меня созрел иной план. Я оделся, словно пришёл с улицы, выждал момент, когда она ушла в комнату, выбрался в коридор и скрылся между входных дверей. Пошумел замком, погремел ключами и открыл дверь. Разделся в прихожей и пошёл на кухню ставить чайник.
  Джульетта тут же вышла.
  - Привет, Виталик!
  - Привет, Джульетта!
  - Тебя тут обыскались твои женщины…
  - Меня нет ни для кого. А вот-вот вообще могу уехать далеко и надолго.
  - Так и передать?
  - Да, не сочти за труд.

  Поев, я всё-таки решил для гарантии свалить из дома. Могли нагрянуть, узнав о моём отбытии. Только объяснений мне не хватало. 
  Взял все оставшиеся деньги. Покутить что ли напоследок?  Что бы мне ещё хотелось на этом свете?
  Поломал над этим голову и не понял, что именно. Может, потому и ухожу?
  Вставил наушники плеера, включив песню «Крэйзи». Она меня всегда успокаивала и на время мирила с миром.
  Пожал плечами  в ответ на не услышанный вопрос Джульетты, показав на уши.
  И ушёл.

  Я – не знаток английского, но как-то пытался перевести эту песню о безумии. Благо, текст был не слишком сложен. Пелось о том, что он помнит, когда сошёл с ума. Это оказалось даже приятно. Исчезли заботы. До этого он знал слишком много. Видимо, для того, чтоб быть счастливым. Те, кто считают себя нормальными, ошибаются. Они-то и есть сумасшедшие. Почему нет? Только сумасшедшие способны таким сделать белый свет. Но каждый приходит в этот мир не случайно, и умирает, лишь выполнив своё предназначение.
Maybe I'm crazy,
Maybe you're crazy,
Maybe we're crazy,
Probably…
 Возможно, я сумасшедший,
  Возможно, ты сумасшедший,
  Возможно, мы сумасшедшие…
  Возможно…

  Классный припев, он меня особенно заводил. Надо же было написать такую песню…
  Каково же моё предназначение? Пересказать кому-то историю Солнца? Кому это нужно и что это способно изменить?
  У этой девочки не было взгляда волчицы. Возможно, к её ситуации больше подходила песня «Сплина» о той, что ходила голой на лестницу, и что хотела даже повеситься… вспоминая тех, о ком плакала, и ненавидя тех, о ком плакала… Зачем мне это знать? Мы даже именами не обменялись. Ей плевать на меня. Почему нужно за неё переживать? Она сейчас в школе, а топится для разнообразия – в перерыве между занятиями и сном. Ладно, слишком много о ней думаю.
 
  Я свернул на 18-ю линию, чтобы выйти на набережную Шмидта.
 
  Мудрецы якобы утверждают, что в каждом борются зло и добро.
  А я думаю, не в каждом. В некоторых просто нечему бороться.
  Это – пустые, полые люди, не обязательно с трухой в башке, как в мешке. Они могут быть очень неглупыми, прекрасно устраиваясь здесь за счёт других.
  Но всё равно их царства обречены лежать руинами в пустых долинах, над которыми висят мёртвые звёзды…
  А те, кто им служил и поклонялся, будут там же, молясь кактусу в пять утра.
  Ибо ума у них недостаточно, как и решимости, они – не заблудшие бурные души, но полые, просто пустые внутри. Зря они надеются, что тысячелепестковая Роза сумрака расцветёт для них в этом царстве смерти.
  И здесь и там они незрячи, видя то, о чём им скажут,
  бесцветны, тихи, будучи эхом чужого,
  бесформенны, меняясь под «как изволите?»
  без сил и при жизни, хотя бы на жест…
  Заметят ли они разницу, здесь появившись?
  Ведь они не жили.
  Не всё ли им равно кому поклоняться: живому идолу или живому кактусу?
 
  Я много раз перечитывал загадочную поэму-пророчество Элиота о полых людях, стремясь проникнуть в потаённый смысл строк. И прочёл её так, как сказал. 
 
  В одном из более близких к тексту переводов говорится с издёвкой, что
  «Глаз нет здесь
  В долине меркнущих звёзд
  В полой долине
  В черепе наших утраченных царств
  К месту последней встречи
  Влачимся вместе
  Страшимся речи
  На берегу полноводной реки»
  То есть, они погибают в пустыне, не видя реки под носом. Как не видели её и при жизни. И даже не искали.
  «Никто и никогда не вспомнит самого главного
  У безмятежной и медленной реки».
  Как вспомнить то, чего не знал?
  Только иные, чем они, могут надеяться жить, как поётся:
  «На берегу очень дикой реки,
  На берегу этой тихой реки.
  В дебрях чужих у священной воды,
  В теплых лесах безымянной реки».

  Это для них сказано:
  «Мы будем жить с тобой
  В маленькой хижине,
  На берегу очень дикой реки.
  Никто и никогда, поверь,
  Не будет обиженным
  На то, что когда-то покинул пески».

  Не с кем мне жить в этой маленькой хижине.
 
  Я – плохой человек. Я никого не сделал счастливым, никого не спас. Эта девчонка не в счёт. Конечно, можно попробовать ей помочь. Но как? Прыгнуть на её глазах и кричать при этом, чтоб испугалась броситься? Если не удастся отговорить иначе. Почему бы и нет? Да, я – плох, во мне живёт зверь, как и в каждом. Но мой, видно, сильнее… 
  Что ж, если от него можно избавиться, только убив себя, я прикончу его.
  Пусть он чувствует страх, скоро вместе уйдём.

  Некогда меня посетила мысль, что стихи, настоящие стихи, пишет кто-то один, а подлинным поэтам лишь удаётся расслышать их. Тогда эти строки могут быть объединены, как единое пророчество – для каждого, ибо каждый соединит их собственным способом, близким ему, узнав своё. Даже тот, кто совсем не поэт, как я, например. Тут важно искать, не опуская рук, а не уподобляться полым людям. 
  Поэтому-то из Элиота вытекает песня Наутилуса о реке, поэтому в другой песне для меня сказано: как убить в себе зверя. В моём случае – вместе с собой.
  Я готов утопиться хоть сейчас, но… придётся ждать до вечера. Нельзя обманывать доверие. Вдруг я что-то смогу для неё сделать?
  Зверь… Я стал вспоминать эту песню, переделывая её под себя. Здесь скрывается зверь, во мне.
  Он почувствовал страх, впереди его крах.
  Он не спит, он хрипит, слишком сильная боль.
 
  Я остановился у набережной, продолжая напевать.
 
  Он идёт, он вопит, в нём пылает огонь.
 
  …Ты с последней звездой улетишь в этот путь.
  У тебя хватит сил не дождаться утра,
  Этим вечером ты себе скажешь: «Пора!»
  Искры тают в ночи, звезды светят в пути,
  Вдаль лечу и мне трудно кого-то найти...

  Я перешёл набережную и двинулся по гранитным плитам, напевая придуманное.
  Потом я подумал, что, конечно, оборотни морочат мне и поэтам головы, перекупая людей, дурача их, а сами потешаясь.
  Но те, кто поддаются на их посулы, виноваты сами.  Можно повестись на обман –это одно, но не устоять перед искушением, согласиться участвовать в дурном деле… Не считая роковых стечений обстоятельств, вина за поступки лежит на вершащих зло, а не только на тех, кто подбил их на это. Ведь творящие плохое получают выгоду от своего поведения, если не материальную, то хотя бы похвалу.
  Скорее всего, оборотни в нашем мире непобедимы, однако в мир Других быть забранным – надо заслужить. То, что удаётся расслышать поэтам, что нередко невнятно или иносказанием даже им сообщено, всё это – от Других. Не от оборотней же!
  Однако насколько верно слышат поэты… Рерих мучился этим, ища знаки-подсказки и сомневаясь в возможности их прочитать. И писал о том:

  «…Великое "сегодня" потускнеет
  завтра. Но выступят
  священные знаки. Тогда,
  когда нужно. Их не заметят.
  Кто знает? Но они жизнь
  построят. Где же
  священные знаки?»

  И

  «Иногда кажется, будто звучит
  Царское слово. Но нет,
  слов Царя не услышать.
  Это люди передают их
  друг другу.
  Женщина – воину.
  Воин – вельможе.
  Мне передает
  их сапожник–сосед.
  Верно ли
  слышит он их от торговца,
  ставшего на выступ крыльца?
  Могу ли я им
         поверить?»
 
 
   Однако… если Элиот правильно услышал и верно передал, а я верно его истолковал… то высшая справедливость всё же есть, хотя и не здесь, поскольку у нас на неё нельзя рассчитывать.

  От столь сложных рассуждений у меня заболела голова. Или то погода виновата?
  Усилился ветер, пошёл дождь, от которого захотелось спрятаться. Я натянул капюшон и побежал на другую сторону в поисках харчевни. Попалось кафе, где и решил переждать ненастье и побаловать себя напоследок.
  Ожидая заказа, просмотрел журналы. Сплошная реклама и тому подобная чушь.
  В кафе мне удалось пробыть не менее часа, по моим представлениям. Невзирая на дождь, зарядивший явно надолго, по-настоящему темнеть и не думало. А значит, до встречи у Тучкова моста был вагон времени.
  В книжные в последнее время я перестал ходить.  В самом крупном сетевом – две полочки тоненьких томиков поэзии на самом верху, стихов давно мне известных. Магазины старой книги умирают, и стихов не продают. Говорят: не востребованы. Плохо дело.  Лера говорила, что стихами полнится интернет, и может найти и распечатать мне любое стихотворение… Но я туда не хожу. Ещё одно изобретение оборотней, чтобы успешнее зомбировать нас, подменяя слова.
  Книжные отпали. Оставалось кино. Там, если и не понравится фильм, то можно уснуть.
  Я поехал на Невский.

  Признаюсь, я измучился, таскаясь повсюду до вечера, и чуть не опоздал на последнее свидание. Пришлось нырять в метро, а от Василеостровской бежать к мосту.
  Одинокую, тёмную небольшую фигурку у парапета я заметил издалека. Она стояла и глядела вниз. Что-то внутри меня ёкнуло.
  Мне удалось подойти со спины, но пугать не хотелось, и я медлил позвать её, придумывая, как это лучше сделать.  Она опередила меня, обернувшись.
  - Ты? – вырвалось у неё.
  Я склонил голову.
  Лицо её было мокрым, то ли от слёз, то ли от дождя.
  - Плачешь? – спросил я.
  Она вытерла ладонью лицо и сказала:
  - Дождь.
  И добавила:
  - Ты опоздал. Я уже всякое думала…
  Я вздохнул, и, пытаясь хрипеть, как он, пропел:
  - «Мы успеем… в гости к Богу не бывает опозданий. Так что ж там ангелы поют такими злыми голосами?»
  - Ты веришь в это? – спросила она.
  - Нет.
  - Жаль. А я подумала – веришь.
  - Почему? Церковь не жалует самоубийц. Раньше их даже запрещали хоронить рядом с усопшими иным способом. И не отпевали.
  - У тебя лик иконописный. И взгляд ясный. Подобные люди нож за пазухой не держат. Сегодня я в церкви была. За себя и тебя свечки поставила. Спасителю. Там на иконах похожие лица. А ты ведь вчера спас меня.
  Я поразмышлял про себя, прежде чем отозваться на это. Конечно, что-то в этом было. Лицо у меня удлинённое, нос прямой, узкий и вытянутый. Может, она и права.
  - История с этими лицами, - сказал я, - довольно сомнительная. Если приглядеться, вокруг мы таких лиц не увидим. То есть, писались они с других икон, а те, в свою очередь, когда-то с иных людей, пусть идеализированных. Ты знаешь, что некогда будущую Русь захватили будущие шведы… не улыбайся, так и было, только их у нас именовали вор-ягами сиречь разбойниками. Они правили на Руси около восьмисот лет. Так вот их лица больше похожи. Для этого достаточно посмотреть на современных шведов. Улавливаешь мысль?
  - Ты хочешь сказать, что дальние предки у тебя – викинги?
  - Нет, - помотал я головой, - совсем не это.
  - А что же?
  Я уже забыл сам, что хотел сказать, и потому сказал другое:
  - Спасибо тебе за свечку.
  Она издала смешок.
  - Ты сегодня какой-то не такой…
  - Да, - сказал я, - я сегодня – иконописный.


                (далее:http://www.proza.ru/2018/11/10/1433)