3. Елисейские поля

Джиакомо знакомит Юргена с сестрой Луизой, а тот его со своими братьями и многочисленными родственниками при французском дворе - де Гизами. Они оказываются из одной и той же семьи. Их жизнь в Париже, Сите, прогулки по Елисейским полям не всегда безопасны. В соборе Нотр-Дам де Пари разгорается пожар. Луиза чуть не гибнет из-за своего шута-карлика.


ЕЛИСЕЙСКИЕ ПОЛЯ

Елисейские поля представляли собой просторную дорогу возле Сены неподалеку от Сите. Луиза любила выезжать туда часто в сопровождении Д'Эбре и Мишеля. Это занятие могло отнимать у них все утро вплоть до трех часов полудня. Воздух на Елисейских полях был чрезвычайно свежий, мягкая шелковистая трава радовала глаз, и сама местность напоминала Луизе разливы Нила или рек в Месопотамии, где она жила ребенком. Среди шуршащей осоки и лилий Елисейских полей она чувствовала себя такой же счастливой. Птицеловы, поставлявшие дичь ко двору, охотились с борзыми на гусей, которых было полно в преддверии Парижа, за что он в шутку назывался венецианцами "Гусиным городом". В Париже было неспокойно. Братья скрыли от Луизы, что её прогулки по Елисейским полям приходились обычно как раз на нередкие битвы в городе между чернью и холопами. За ворота простому люду выходить было нельзя, для этого на въездах в город стоял конвой. Только аристократы выезжали на прогулку в окрестности Парижа.
Они въехали в лес. Дорога, проложенная двуколками, в центре поросла травой. Зелень уже слегка пожухла от жары и потеряла свежесть и блеск. Они ехали молча, каждый упиваясь своими ощущениями от поездки, как вдруг им навстречу выбежал медвежонок, это было целое событие. Луиза испугалась, рядом могла быть медведица. Они повернули назад, полагая, что заехали слишком далеко в глушь. Медвежонок побежал за ними. Обернувшись, они развернули коней. Мужчины решили взять зверя с собой. Мишель заарканил медвежонка, ему помог Д'Эбре. Так в зверинце Гизов оказался молодой медведь.
Для Луизы пробраться во дворец под охраной двух шпаг, Д'Эбре и Мишеля, было любезным и занятным происшествием. Она никогда не чувствовала страха в присутствии орущей толпы. Совсем иное впечатление от прогулки имели мужчины, сопровождавшие графиню. Юрген при Дворе его имя было Мессир Жебодуи из окна Лувра уже выглядывал их, возвращавшихся с прогулки, с видом орла, который высматривает добычу и собирается поужинать ею. С тех пор, как он встретился с Джиакомо и познакомился с его сестрой они объединились в одну семью. Так легче было противостоять этому неспокойному времени. Но Луиза и не подозревала об угрозе. Милый, уютный Сите с домиками добрых, улыбчивых располневших бюргеров, ароматами свежего хлеба и жареного мяса казался ей романтичным городком покоя, достатка и любви. Когда толпа возмущалась, - "чернь хочет хлеба", - только и думала Луиза, проезжая мимо. Её в городе любили. Белокурую Луизу при дворе звали Флер де Лиз, а Джиакомо называл её Бьянка. Она была не слишком высока ростом, но привыкла носить высокие каблуки и поэтому казалась парой для высоких мужчин, её братьев, как все думали, а на самом деле кузенов и близких родственников. Острый подбородок с ямочкой, овал лица сердечком и яркие светлые глаза, вьющиеся сами золотые волосы и прямой нос, - делали её, если и не жгучей французской кокеткой, то весьма запоминающейся, привлекательной и даже обольстительной. Как свои греко-римские аналоги, она и была сложена, ведь де Гизы были наполовину итальянцы. Как и у всех, но не слишком явно, у неё была родовая черта - небольшая выпуклая нежно-розовая родинка у припухшей нижней губки, которая придавал её лицу иногда капризное, иногда насмешливое, иногда надменное выражение. Это эротический изыск делал её наиболее желанной мужчинам. Братья любили свою Луизу, ни бог, ни черт не знают, до какой именно степени. Невозможно было для них, не исполнить и малейшей прихоти Бьянки-Луизы, но при этот они тщательно и эгоистично охраняли от малейшего вреда пошлости её юную непосредственность. Хотя мужчины при Дворе между собой поговаривали "Там где Бьянка будет пьянка".
В тот день Юрген получил в зверинец прекрасного питомца. Он выдрессировал медведя настолько, что позднее ни одна поездка Луизы за пределы Парижа не обходилась без этого кровожадного зверя. Зимой Гизы уезжали на родину их предков, в Италию - Флоренцию и Венецию, города искусства и роскоши. Д'Эбре скучал по Венеции, её странной и страстной атмосфере, и конечно же, Луиза желала бы сопровождать его. Чудесное убранство изысканных комнат, роскошные наряды венецианок, венецианские неги прельщали воображение каждого, кто когда-либо это увидел. Он уехал бы немедленно, но Луиза наотрез отказывалась ехать без Юргена, и Мишель не любил этот холодный сырой город. Однако Венеция была неизбежна - вся знать оставалась там на зиму. Лето Двор проводил на родине. Въезд в Париж начинался с Триумфальной арки. Это означало, что город - столица целой области, которая имеет своего короля, герцогство и Двор. Руби, Лоренсо и Луи часто оставались во Флоренции на всю зиму и большую часть лета, поэтому вырваться для Руби в Париж к Луизе было особенным удовольствием. Луи де Гиз был художником при дворе Медичей, он также много времени проводил в Венеции подручным мастером в мастерской скульптора Джотто ди Медичи. Возлюбленный Луизы Пион Джотто был занят в Италии, и не так часто вырывался в Париж. Он был их великим художником и архитектором. Он не отпускал Луизу от себя, соскучившись по племяннице, когда она приезжала в Венецию. Её брат Франсуа, напротив, в основном не покидал Французский Двор, занятый его архитектурой, убранством парковых ансамблей. Он был для Луизы гидом в Версале и Фонтенбло, где она могла появляться в любой территориальной близости от королевских привилегированных мест отдыха. Они никогда не расставались с Луиджи, для которого Париж и его дворцовые ансамбли были местом празднеств, королевских выездов и охот, где он мог блеснуть своим умением и статью на фоне Французского Двора.
Вечером, когда при Дворе устраивался шумный праздник, Джиакомо и Д'Эбре сбегали развлекаться в город. Иногда их сопровождала любопытная Луиза, переодетая в мужске платье. Для Лу это было всего лишь приключение. Братья отправлялись туда мародерствовать. На повсеместный разврат прямо на улице Луиза, Джиакомо и Д'Эбре не обращали никакого внимания.
Арами де Гиз часто присоединялся к первым двум, сопровождая Луизу в город. Он был настолько привлекателен и силен, что одним только взглядом мог покорить женщину, тут же падавшую ему в руки, и убить нападавшего мужчину одним ударом клинка. О его приключениях и схватках шли легенды по всему Парижу. Джиакомо, Д'Эбре и Мишель мало ему в этом уступали. Следует ли говорить, что Юрген не отпускал Луизу одну почти никогда, поэтому ночные прогулки по Парижу без него не обходились.
Почти никто не знал в лицо знаменитого Калиостро, которого при дворе Луиза и её братья называли просто Ювелир. Он жил в Лувре вместе с Юргеном в окружении своей родни Рауля, Джон-Миля и Андре. Внешность Джон-Миля поражала каждого, кто получал возможность хоть раз взглянуть на него. Все черты - выразительные черные глаза на белом юношеском лице с нежным румянцем, алые губы и глубокая ямочка на подбородке. Это лицо в обрамлении светлых, как серебро, струящихся волос выражало всегда горделивую победу над каждым, которую непреклонно утверждали черные густые брови. Они были похожи с Анри-старшим, Андре и Луи. Жермон де Гиз, самый прекрасный и величественный из герцогства, неотступно сопутствовал королю, так что на Луизу и братьев ему практически не хватало времени. Однако, когда выпадала свободная минута, все они наслаждались его великолепным обществом, наполненным остротами. Он был прирожденный бретер и дефло хорошеньких фрейлин, соответственно все молодые Гизы, и особенно Джиакомо, были его внимательными и почтительными учениками в вопросах "чести". Следует отметить, что при короле также все время были дон Алонзо и Фердинандо де Гизы, министры короля. Луизу в дворцовых забавах и шалостях сопровождали ее кавалеры два Анри де Гиза, младший и старший. Старший, или Анри Венецианский, любил устраивать розыгрыши на карнавале вместе с Луиджи, малышом Анри и Луи де Гизами.
Многочисленное семейство герцогов де Гизов жило при Французском Дворе, который был в родстве с домом Медичи, семья которых была с Гизами так же в давнем родстве, отсюда следует, что Гизы были принцы крови во Франции, как и в Италии. Луиза пообедала в обществе своих братьев в комнате Юргена. Лувр не был тем местом, где приятно находиться. Обед затянулся, Жебодуи снял камзол и его рука в белой сорочке потянулась к гитаре. Затем играл Д'Эбре, Джиакомо, инструмент переходи из рук в руки, Луиза с наслаждением слушала. Незаметно настал вечер, и на Соборе зазвонил колокол. Пора было на вечернюю мессу. Арами, д'Эбре, Мишель и Джиакомо, не слишком религиозные, решили прогуляться по вечернему Парижу. На молебен Нотр-Дам вечером Юрген отправился с Луизой, которую сопровождал её личный шут, карлик-горбун.  Когда они появились в соборе, было еще мало народу. Они остановились в холле перед входом в зал. Стеклянные двери открывали анфиладу кресел и алтарь. Слева был малый орган, и над залом на балконе довлел над публикой большой. Красный бархат алтаря заставлял трепетать каждый нерв, прямо над аналоем в вышине парило мраморное распятие.
Луиза и Юрген прошли вперед и сели слева от алтаря на боковой скамье у стены. Здесь было ближе к малому органу, и открывался вид на алтарь, весь зал и балкон. Карлик сел возле ног своей хозяйки. Луиза по обычаю была одета в черное, её светлые кудри были забраны вверх, на глухом корсаже с белым кружевным воротником, достаточно пуританским и одновременно очень соблазнительным, красовался большой золотой крест с самоцветами на массивной золотой цепи. Её покрывала драгоценная шёлковая мантилья из Испании. Постепенно зал заполнялся народом, скоро он был уже полон, заняты были даже самые дальние ряды. Почти весь город собрался на службу. Ровно в 8.00 перед публикой вышел "падре", и послышался мужской хор.
Месса, как всегда, захватила её полностью. Звуки органа, как органза, окутывали весь зал, заполняли каждого, настолько плотно, что казалось, трудно было дышать. Время бежало, как песок, складываясь в замысловатые узоры. Под конец слева от Луизы присела пожилая дама в густой черной вуали. Когда Лу отложила молитвенник, склонившись, дама внезапно поднялась и с требником Луизы быстро направилась к выходу. Требник, усыпанный бриллиантами, стоил баснословно. Луиза от неожиданности резко повернулась, и ее шелковая мантилья застряла в щели скамьи, к которой графиня де Гиз оказалась прикована. Юрген не заметил этого, так как бросился вслед за воровкой, чтобы отобрать у той ценную вещь. Однако этого инцидента было достаточно, чтобы в кафедральном соборе началась паника. Ужасная давка образовалась у входа. Луиза в беспокойстве ожидала Юргена, боясь порвать мантилью, но даже при желании она не могла бы двинуться с места. Молодые Рауль и Джон-Миль, которые пришли позже и заняли места в центре зала, пытались пробраться к сестре через хлынувшую толпу, и им едва это удалось, как дурак-горбун, кривляясь, преградил им путь. Нужно знать, что безумные часто обладают недюжинной силой. Люди сновали мимо, боясь горбуна, перебираясь через ряды. Луиза пожалела, что Мишеля нет сегодня с ней рядом, чтобы избавиться из плена шелка её усилий не хватало. Лу заметила наконец и Юргена у выхода, так же обеспокоенно пробиравшегося к ней с требником в руке. Карлик, беснуясь перед Раулем и Милем, схватил крест Луизы и с силой потянул на себя. Графиня поняла, что ей нечем дышать, и её сознание помутилось. Внезапно она почувствовала, что шёлковая ткань, натянутая как штандарт, поддалась с резким звоном. Мишель, вскочив на лавку, одним ударом меча разрубил мантилью. Он подхватил горбуна под мышки, сжав запястья так, что тот заголосил от боли, выпуская золотую цепь распятия. Луиза ахнула и, потеряв равновесие, упала на руки подбежавшего Юргена, который её обнял. От гнева он убил бы карлика, но сейчас его беспокоило, что неф начал заполняться дымом. Где-то опрокинули светильник. Луиза почти не дышала, когда он вынес графиню на воздух. Там под открытым звездным небом ей стало лучше, но не на столько, чтобы идти пешком, и Юрген отнес её на руках. Эта странное шествие: впереди карлик, за ним Юрген с бесчувственной девушкой, Рауль и Миль, а за ними Мишель со шпагой наголо посреди толпы, вызвала внимание народа, не меньше чем горящий Нотр-Дам. Люди перешептывались, что какой-то карлик-горбун, обезумев, чуть не убил графиню Флёр де Лиз.
Дрожащая и бледная, в Лувре, в своей постели Луиза с благодарностью сжала ладонь сидевшего рядом Мишеля. Возле кроватки Лу сидел бедняга карлик, которого она наотрез отказалась отдать Юргену. Он тоже хотел спасти госпожу.
- Как ты смог пробраться ко мне? - тихо спросила Луиза Мишеля.
- Я все могу, - ответил он взволнованно, целуя её в лоб. - Спи...
Юрген улыбнулся, расслышав их разговор.
- Как зовут воровку? - спросила Луиза Юргена, когда Мишель ушел.
- Эсмеральда... - коротко ответил он, задувая свечу, и тоже покинул комнату.
Луиза заснула, ей представлялась Эсмеральда, силясь увидеть которую она срывала мантилью с головы этой женщины, и в окружении черных кудрей видела свое, искаженное злобой лицо. Лу металась по своей постели во сне, и Юрген пришел её проведать. Она успокоилась только в его объятьях. Утром когда она проснулась, его уже не было в комнате, и Луиза сочинила об прошлом вечере:
"Дирижабль Нотр-Дам уносился под облака, когда играл в нем орган, звуча сквозь века. Ты почуял меня когда-то, что я злобная как геката. И сказал: эта злоба пусть - разобьем о мою грудь. Что помнит холод смерти ристалищ, когти фурий, клыки чудовищ..."
К ней постучали, и вошел Джиакомо. Целуя руки Луизы, все еще лежавшей на постели, он спросил, как та себя чувствует.
Лу разжала ладонь, отдавая ему клочок бумаги. Джиакомо, улыбнувшись, дочитал до конца.
- Ты самая нежная из женщин, как ты можешь называть себя злобной Гекатой? - поинтересовался он.
- Мне кажется, я вижу будущее и оно темно.
Лучшее что де Гизы видели в анфиладах Лувра это портьеры. Шелка были основным и наиболее ценным достоянием дворца. Следует знать, что Лувр не всегда был там, где сейчас. Во времена де Гизов и герцога Наваррского, а пока что Джиакомо Казанова, Лувр был в Сите на Ратушной площади. Вот примерно в этот период там впервые появилась госпожа Помадур миловидная ещё и добродушная бургерша. Высокая неприступная крепость или древний рыцарский замок Старого Лувра ничем не был похож на "дом-лягушек". Она выходила из своей комнаты по распоряжению Мадам де Медичи только если мессира Жебодуи, Юргена и Луизы не было в городе. И пока они отсутствовали принималась за наведение порядков, то есть меняла фурнитуры и обивки мебели. Шелка стали привозить в Старый Лувр и украшать ими всё вокруг, и даже открыли портьерный магазин неподалёку. И сама госпожа Помпадур отмеряла шелка покупателям. Шёлк вошёл в моду в Париже так, что окончательно вытеснил воспетый романтиками тончайший батист. Помпадур занимала всё больше популярности в Старом Лувре. Гизы вынуждены были переехать в Версаль к королю, что не мало взбесило мессира Жебодуи, который был весьма недовольной особой и ему трудно было угодить, он отличался нетерпеливым и несговорчивым нравом. По его мнению, в Лягушатнике сделали павильон Тюлли, где были только шелка.
Мадам Помпадур достигла высот утончённого вкуса, заведя моду на  картины на шёлке с драгоценными красителями шеллаков востока. Мода изменилась - манжеты сняли с платьев и к воротникам пришили шёлковые мантильи. Луиза первая модница Парижа чуть не погибла в давке Нотр-Дама из-за такой детали одежды. Шелка ей приносил горбун, но не бесплатно, Луиза платила из собственной казны, вкус у графини был великолепный и она заблестала в Венеции. Если это слишком громкая фраза, то во всяком случае её заметили в обществе де Гизов, которые отличались редкой мужской красотой. Юргена шелка не интересовали. Он был в восторге от оружейных складов, которые располагались в Алом бархатном поде в дальнем крыле огромного куба Старого Лувра. Походы в ту часть дворцовой сокровищницы для него происходили торжественно и с шиком. Изрядно выпив бургунского, Юрген один направлялся в оружейницкую. В искусственном свете алых штофов он долгими минутами разбирал оружие и любовался прекрасными образцами. Это была испанская и ливийская инкрустированная техника, встречались драгоценные, усыпанные крупными алмазами и жемчугом предметы военной гордости шахов Аграбы или Багдада. Разложенные россыпью на визинских пёстрых коврах револьверы, мушкеты, рапиры с позолоченными эфестами ювелирной работы, сабли в сафьяновых чехлах с бахромой, сумки-патронташ, расшитые золотом и стразами, перевязи и сёдла создавали впечатление грота Али-бабы. Такая атмофера стала надушенным шлейфом де Гизов, флёр сказочной роскоши отразился в их манерах и поведении.

Продолжение следует...