Елисейские поля. Нотр Дам де Пари

Сюжет.
Джиакомо знакомит Юргена с кузиной Луизой, которая родилась при Датском Дворе, а тот его со своими братьями и многочисленными родственниками при Французском Дворе - де Гизами. Они оказываются из одной династии Медичи - Борджиа. Их жизнь в Париже, Сите, прогулки по Елисейским полям не всегда безопасны. В соборе Нотр-Дам де Пари разгорается пожар. Луиза чуть не гибнет из-за своего шута-карлика. Джиакомо ранит короля из-за молодой любовницы Фике, которую мужчины - вельможи французского двора разыгрывают в карты как приз. Луи-Филип, первая шпага Франции, убивает на дуэли жениха Фике. Джиакомо в маске нападает на короля Франции. Луиза защищает брата от гнева короля. Выходят наружу любовная связь кузенов
Приятели Юрген и Джиакомо проводят лето во Франции. По дороге в Фонтен красавец Мишель вместе с Луизой де Гиз проникает в особняк в квартале Кармелиток и похищает ларец с реликвиями. Юрген, известный в Версале как Мессир Жебодуи, собирает совет для раскрытия тайны ларца.
ЕЛИСЕЙСКИЕ ПОЛЯ, НОТР ДАМ ДЕ ПАРИ
"A Special Present Fashion"
"Just for you, a gift for you.
A special blessing ateleou..."
Anonymous
Ferento. Zheiltaim.
Anonymous
Елисейские поля представляли собой просторную дорогу возле Сены неподалеку от Сите. Луиза любила выезжать туда часто в сопровождении Д'Эбре и Мишеля. Это занятие могло отнимать у них все утро вплоть до трех часов полудня. Воздух на Елисейских полях был чрезвычайно свежий, мягкая шелковистая трава радовала глаз, и сама местность напоминала Луизе разливы Нила или рек в Месопотамии, где она жила ребенком. Среди шуршащей осоки и лилий Елисейских полей она чувствовала себя такой же счастливой. Птицеловы, поставлявшие дичь ко двору, охотились с борзыми на гусей, которых было полно в преддверии Парижа, за что он в шутку назывался венецианцами "Гусиным городом". В Париже было неспокойно. Братья скрыли от Луизы, что её прогулки по Елисейским полям приходились обычно как раз на нередкие битвы в городе между чернью и холопами. За ворота простому люду выходить было нельзя, для этого на въездах в город стоял конвой. Только аристократы выезжали на прогулку в окрестности Парижа.
Они въехали в лес. Дорога, проложенная двуколками, в центре поросла травой. Зелень уже слегка пожухла от жары и потеряла свежесть и блеск. Они ехали молча, каждый упиваясь своими ощущениями от поездки, как вдруг им навстречу выбежал медвежонок, это было целое событие. Луиза испугалась, рядом могла быть медведица. Они повернули назад, полагая, что заехали слишком далеко в глушь. Медвежонок побежал за ними. Обернувшись, они развернули коней. Мужчины решили взять зверя с собой. Мишель заарканил медвежонка, ему помог Д'Эбре. Так в зверинце Гизов оказался молодой медведь.
Для Луизы пробраться во дворец под охраной двух шпаг, Д'Эбре и Мишеля, было любезным и занятным происшествием. Она никогда не чувствовала страха в присутствии орущей толпы. Совсем иное впечатление от прогулки имели мужчины, сопровождавшие графиню. Юрген при Дворе его имя было Мессир Жебодуи из окна Лувра уже выглядывал их, возвращавшихся с прогулки, с видом орла, который высматривает добычу и собирается поужинать ею. С тех пор, как он встретился с Джиакомо и познакомился с его сестрой они объединились в одну семью. Так легче было противостоять этому неспокойному времени. Но Луиза и не подозревала об угрозе. Милый, уютный Сите с домиками добрых, улыбчивых располневших бюргеров, ароматами свежего хлеба и жареного мяса казался ей романтичным городком покоя, достатка и любви. Когда толпа возмущалась, - "чернь хочет хлеба", - только и думала Луиза, проезжая мимо. Её в городе любили. Белокурую Луизу при дворе звали Флер де Лиз, а Джиакомо называл её Бьянка. Она была не слишком высока ростом, но привыкла носить высокие каблуки и поэтому казалась парой для высоких мужчин, её братьев, как все думали, а на самом деле кузенов и близких родственников. Острый подбородок с ямочкой, овал лица сердечком и яркие светлые глаза, вьющиеся сами золотые волосы и прямой нос, - делали её, если и не жгучей французской кокеткой, то весьма запоминающейся, привлекательной и даже обольстительной. Как свои греко-римские аналоги, она и была сложена, ведь де Гизы были наполовину итальянцы. Как и у всех, но не слишком явно, у неё была родовая черта - небольшая выпуклая нежно-розовая родинка у припухшей нижней губки, которая придавал её лицу иногда капризное, иногда насмешливое, иногда надменное выражение. Это эротический изыск делал её наиболее желанной мужчинам. Братья любили свою Луизу, ни бог, ни черт не знают, до какой именно степени. Невозможно было для них, не исполнить и малейшей прихоти Бьянки-Луизы, но при этот они тщательно и эгоистично охраняли от малейшего вреда пошлости её юную непосредственность. Хотя мужчины при Дворе между собой поговаривали "Там где Бьянка будет пьянка".
В тот день Юрген получил в зверинец прекрасного питомца. Он выдрессировал медведя настолько, что позднее ни одна поездка Луизы за пределы Парижа не обходилась без этого кровожадного зверя. Зимой Гизы уезжали на родину их предков, в Италию - Флоренцию и Венецию, города искусства и роскоши. Д'Эбре скучал по Венеции, её странной и страстной атмосфере, и конечно же, Луиза желала бы сопровождать его. Чудесное убранство изысканных комнат, роскошные наряды венецианок, венецианские неги прельщали воображение каждого, кто когда-либо это увидел. Он уехал бы немедленно, но Луиза наотрез отказывалась ехать без Юргена, и Мишель не любил этот холодный сырой город. Однако Венеция была неизбежна - вся знать оставалась там на зиму. Лето Двор проводил на родине. Въезд в Париж начинался с Триумфальной арки. Это означало, что город - столица целой области, которая имеет своего короля, герцогство и Двор. Руби, Лоренсо и Луи часто оставались во Флоренции на всю зиму и большую часть лета, поэтому вырваться для Руби в Париж к Луизе было особенным удовольствием. Луи де Гиз был художником при дворе Медичей, он также много времени проводил в Венеции подручным мастером в мастерской скульптора Джотто ди Медичи. Возлюбленный Луизы Пион Джотто был занят в Италии, и не так часто вырывался в Париж. Он был их великим художником и архитектором. Он не отпускал Луизу от себя, соскучившись по племяннице, когда она приезжала в Венецию. Её брат Франсуа, напротив, в основном не покидал Французский Двор, занятый его архитектурой, убранством парковых ансамблей. Он был для Луизы гидом в Версале и Фонтенбло, где она могла появляться в любой территориальной близости от королевских привилегированных мест отдыха. Они никогда не расставались с Луиджи, для которого Париж и его дворцовые ансамбли были местом празднеств, королевских выездов и охот, где он мог блеснуть своим умением и статью на фоне Французского Двора.
Вечером, когда при Дворе устраивался шумный праздник, Джиакомо и Д'Эбре сбегали развлекаться в город. Иногда их сопровождала любопытная Луиза, переодетая в мужске платье. Для Лу это было всего лишь приключение. Братья отправлялись туда мародерствовать. На повсеместный разврат прямо на улице Луиза, Джиакомо и Д'Эбре не обращали никакого внимания.
Арами де Гиз часто присоединялся к первым двум, сопровождая Луизу в город. Он был настолько привлекателен и силен, что одним только взглядом мог покорить женщину, тут же падавшую ему в руки, и убить нападавшего мужчину одним ударом клинка. О его приключениях и схватках шли легенды по всему Парижу. Джиакомо, Д'Эбре и Мишель мало ему в этом уступали. Следует ли говорить, что Юрген не отпускал Луизу одну почти никогда, поэтому ночные прогулки по Парижу без него не обходились.
Почти никто не знал в лицо знаменитого Калиостро, которого при дворе Луиза и её братья называли просто Ювелир. Он жил в Лувре вместе с Юргеном в окружении своей родни Рауля, Джон-Миля и Андре. Внешность Джон-Миля поражала каждого, кто получал возможность хоть раз взглянуть на него. Все черты - выразительные черные глаза на белом юношеском лице с нежным румянцем, алые губы и глубокая ямочка на подбородке. Это лицо в обрамлении светлых, как серебро, струящихся волос выражало всегда горделивую победу над каждым, которую непреклонно утверждали черные густые брови. Они были похожи с Анри-старшим, Андре и Луи. Жермон де Гиз, самый прекрасный и величественный из герцогства, неотступно сопутствовал королю, так что на Луизу и братьев ему практически не хватало времени. Однако, когда выпадала свободная минута, все они наслаждались его великолепным обществом, наполненным остротами. Он был прирожденный бретер и дефло хорошеньких фрейлин, соответственно все молодые Гизы, и особенно Джиакомо, были его внимательными и почтительными учениками в вопросах "чести". Следует отметить, что при короле также все время были дон Алонзо и Фердинандо де Гизы, министры короля. Луизу в дворцовых забавах и шалостях сопровождали ее кавалеры два Анри де Гиза, младший и старший. Старший, или Анри Венецианский, любил устраивать розыгрыши на карнавале вместе с Луиджи, малышом Анри и Луи де Гизами.
Многочисленное семейство герцогов де Гизов жило при Французском Дворе, который был в родстве с домом Медичи, семья которых была с Гизами так же в давнем родстве, отсюда следует, что Гизы были принцы крови во Франции, как и в Италии. Луиза пообедала в обществе своих братьев в комнате Юргена. Лувр не был тем местом, где приятно находиться. Обед затянулся, Жебодуи снял камзол и его рука в белой сорочке потянулась к гитаре. Затем играл Д'Эбре, Джиакомо, инструмент переходи из рук в руки, Луиза с наслаждением слушала. Незаметно настал вечер, и на Соборе зазвонил колокол. Пора было на вечернюю мессу. Арами, д'Эбре, Мишель и Джиакомо, не слишком религиозные, решили прогуляться по вечернему Парижу. На молебен Нотр-Дам вечером Юрген отправился с Луизой, которую сопровождал её личный шут, карлик-горбун.  Когда они появились в соборе, было еще мало народу. Они остановились в холле перед входом в зал. Стеклянные двери открывали анфиладу кресел и алтарь. Слева был малый орган, и над залом на балконе довлел над публикой большой. Красный бархат алтаря заставлял трепетать каждый нерв, прямо над аналоем в вышине парило мраморное распятие.
Луиза и Юрген прошли вперед и сели слева от алтаря на боковой скамье у стены. Здесь было ближе к малому органу, и открывался вид на алтарь, весь зал и балкон. Карлик сел возле ног своей хозяйки. Луиза по обычаю была одета в черное, её светлые кудри были забраны вверх, на глухом корсаже с белым кружевным воротником, достаточно пуританским и одновременно очень соблазнительным, красовался большой золотой крест с самоцветами на массивной золотой цепи. Её покрывала драгоценная шёлковая мантилья из Испании. Постепенно зал заполнялся народом, скоро он был уже полон, заняты были даже самые дальние ряды. Почти весь город собрался на службу. Ровно в 8.00 перед публикой вышел "падре", и послышался мужской хор.
Месса, как всегда, захватила её полностью. Звуки органа, как органза, окутывали весь зал, заполняли каждого, настолько плотно, что казалось, трудно было дышать. Время бежало, как песок, складываясь в замысловатые узоры. Под конец слева от Луизы присела пожилая дама в густой черной вуали. Когда Лу отложила молитвенник, склонившись, дама внезапно поднялась и с требником Луизы быстро направилась к выходу. Требник, усыпанный бриллиантами, стоил баснословно. Луиза от неожиданности резко повернулась, и ее шелковая мантилья застряла в щели скамьи, к которой графиня де Гиз оказалась прикована. Юрген не заметил этого, так как бросился вслед за воровкой, чтобы отобрать у той ценную вещь. Однако этого инцидента было достаточно, чтобы в кафедральном соборе началась паника. Ужасная давка образовалась у входа. Луиза в беспокойстве ожидала Юргена, боясь порвать мантилью, но даже при желании она не могла бы двинуться с места. Молодые Рауль и Джон-Миль, которые пришли позже и заняли места в центре зала, пытались пробраться к сестре через хлынувшую толпу, и им едва это удалось, как дурак-горбун, кривляясь, преградил им путь. Нужно знать, что безумные часто обладают недюжинной силой. Люди сновали мимо, боясь горбуна, перебираясь через ряды. Луиза пожалела, что Мишеля нет сегодня с ней рядом, чтобы избавиться из плена шелка её усилий не хватало. Лу заметила наконец и Юргена у выхода, так же обеспокоенно пробиравшегося к ней с требником в руке. Карлик, беснуясь перед Раулем и Милем, схватил крест Луизы и с силой потянул на себя. Графиня поняла, что ей нечем дышать, и её сознание помутилось. Внезапно она почувствовала, что шёлковая ткань, натянутая как штандарт, поддалась с резким звоном. Мишель, вскочив на лавку, одним ударом меча разрубил мантилью. Он подхватил горбуна под мышки, сжав запястья так, что тот заголосил от боли, выпуская золотую цепь распятия. Луиза ахнула и, потеряв равновесие, упала на руки подбежавшего Юргена, который её обнял. От гнева он убил бы карлика, но сейчас его беспокоило, что неф начал заполняться дымом. Где-то опрокинули светильник. Луиза почти не дышала, когда он вынес графиню на воздух. Там под открытым звездным небом ей стало лучше, но не на столько, чтобы идти пешком, и Юрген отнес её на руках. Эта странное шествие: впереди карлик, за ним Юрген с бесчувственной девушкой, Рауль и Миль, а за ними Мишель со шпагой наголо посреди толпы, вызвала внимание народа, не меньше чем горящий Нотр-Дам. Люди перешептывались, что какой-то карлик-горбун, обезумев, чуть не убил графиню Флёр де Лиз.
Дрожащая и бледная, в Лувре, в своей постели Луиза с благодарностью сжала ладонь сидевшего рядом Мишеля. Возле кроватки Лу сидел бедняга карлик, которого она наотрез отказалась отдать Юргену. Он тоже хотел спасти госпожу.
- Как ты смог пробраться ко мне? - тихо спросила Луиза Мишеля.
- Я все могу, - ответил он взволнованно, целуя её в лоб. - Спи...
Юрген улыбнулся, расслышав их разговор.
- Как зовут воровку? - спросила Луиза Юргена, когда Мишель ушел.
- Эсмеральда... - коротко ответил он, задувая свечу, и тоже покинул комнату.
Луиза заснула, ей представлялась Эсмеральда, силясь увидеть которую она срывала мантилью с головы этой женщины, и в окружении черных кудрей видела свое, искаженное злобой лицо. Лу металась по своей постели во сне, и Юрген пришел её проведать. Она успокоилась только в его объятьях. Утром когда она проснулась, его уже не было в комнате, и Луиза сочинила об прошлом вечере:
"Дирижабль Нотр-Дам уносился под облака, когда играл в нем орган, звуча сквозь века. Ты почуял меня когда-то, что я злобная как геката. И сказал: эта злоба пусть - разобьем о мою грудь. Что помнит холод смерти ристалищ, когти фурий, клыки чудовищ..."
К ней постучали, и вошел Джиакомо. Целуя руки Луизы, все еще лежавшей на постели, он спросил, как та себя чувствует.
Лу разжала ладонь, отдавая ему клочок бумаги. Джиакомо, улыбнувшись, дочитал до конца.
- Ты самая нежная из женщин, как ты можешь называть себя злобной Гекатой? - поинтересовался он.
- Мне кажется, я вижу будущее и оно темно.
Лучшее что де Гизы видели в анфиладах Лувра это портьеры. Шелка были основным и наиболее ценным достоянием дворца. Следует знать, что Лувр не всегда был там, где сейчас. Во времена де Гизов и герцога Наваррского, а пока что Джиакомо Казанова, Лувр был в Сите на Ратушной площади. Вот примерно в этот период там впервые появилась госпожа Помадур миловидная ещё и добродушная бургерша. Высокая неприступная крепость или древний рыцарский замок Старого Лувра ничем не был похож на "дом-лягушек". Она выходила из своей комнаты по распоряжению Мадам де Медичи только если мессира Жебодуи, Юргена и Луизы не было в городе. И пока они отсутствовали принималась за наведение порядков, то есть меняла фурнитуры и обивки мебели. Шелка стали привозить в Старый Лувр и украшать ими всё вокруг, и даже открыли портьерный магазин неподалёку. И сама госпожа Помпадур отмеряла шелка покупателям. Шёлк вошёл в моду в Париже так, что окончательно вытеснил воспетый романтиками тончайший батист. Помпадур занимала всё больше популярности в Старом Лувре. Гизы вынуждены были переехать в Версаль к королю, что не мало взбесило мессира Жебодуи, который был весьма недовольной особой и ему трудно было угодить, он отличался нетерпеливым и несговорчивым нравом. По его мнению, в Лягушатнике сделали павильон Тюлли, где были только шелка.
Мадам Помпадур достигла высот утончённого вкуса, заведя моду на  картины на шёлке с драгоценными красителями шеллаков востока. Мода изменилась - манжеты сняли с платьев и к воротникам пришили шёлковые мантильи. Луиза первая модница Парижа чуть не погибла в давке Нотр-Дама из-за такой детали одежды. Шелка ей приносил горбун, но не бесплатно, Луиза платила из собственной казны, вкус у графини был великолепный и она заблестала в Венеции. Если это слишком громкая фраза, то во всяком случае её заметили в обществе де Гизов, которые отличались редкой мужской красотой. Юргена шелка не интересовали. Он был в восторге от оружейных складов, которые располагались в Алом бархатном поде в дальнем крыле огромного куба Старого Лувра. Походы в ту часть дворцовой сокровищницы для него происходили торжественно и с шиком. Изрядно выпив бургунского, Юрген один направлялся в оружейницкую. В искусственном свете алых штофов он долгими минутами разбирал оружие и любовался прекрасными образцами. Это была испанская и ливийская инкрустированная техника, встречались драгоценные, усыпанные крупными алмазами и жемчугом предметы военной гордости шахов Аграбы или Багдада. Разложенные россыпью на визинских пёстрых коврах револьверы, мушкеты, рапиры с позолоченными эфестами ювелирной работы, сабли в сафьяновых чехлах с бахромой, сумки-патронташ, расшитые золотом и стразами, перевязи и сёдла создавали впечатление грота Али-бабы. Такая атмофера стала надушенным шлейфом де Гизов, флёр сказочной роскоши отразился в их манерах и поведении.
8-й квартал Елисейских полей делает угловой поворот на Версальскую дорогу, сюда прибывает королевский курьер, на уголье этом стоит Зеркальный особняк, малый почтовой ретаерт - прогулочной чете надо оправиться и отдохнуть перед въездом в Лувр. Это постоянное обиталище королевы-матери французских кавалер гвардейских Людовичеств. Все вести из Версаля сначала достигают её ушей. А поскольку новостей из Версаля так мало что дождя над знойной пустыней - в её придворном покое все известия и остаются. Из-за этого двора Лувра достигают лишь слухи. Все сторонятся и перешёптываются, осведомлённость стоит дороже родовитости и степень приближенности к материнству тронноутров делает карьеру фаворитты и всеобщее внимание прелестям знати. Её Нюис католический сан опирался на её стратиджи мессира Леонеля. Ему достигалась приятная вольность выносить исповеданные пикантности в песенный ряд, тому помогала дружба его святейшества с де Виттами.
Синий будуар Нюис особенность Зеркального дворца Елисейских полей. Здесь проходили брифинетии и проповедовал пастор, возможно, Сам Леонель. Их сходство с Бекингхемом можно было обсуждать, но Леонель духовное лицо. Сын венца бывал у матери чаще, приезжали дамы, вездесущая мадам Кокнар привозила пирог к обеду и оставалась до вечера. Обсуждения касались политики Франции, Ла-Рошели, праздников, моды на шитьё, фурнитьюр Версаля.
ПЕРВАЯ ШПАГА ФРАНЦИИ
NAMELAZZ (в переводе: БонПари)
Rose, oh, rose,
Giakome tulip.
Ginerol Ginevra luli.
Rose noare Magheik ambrose
Ginereighte me Ripa nose.
Rose, oh, rose.
Zer love rose noare rare
Onemor Tulip tulipai -
Ire iunio Lui play
Morgheisha meur aling
Anemor liazoli
Meitfuil Rose-mare...
Anonymous
Братья де Гизы всячески ухищрялись прятать Луизу де Гиз от Луи-Филипа. Он был страстным волокитой даже в своем возрасте "апре-миди". Среди аристократов при Французском Дворе существовал обычай выигрывать любовниц при помощи жребия и шпаги. К счастью, Луиза была королевской крови, и у малышки были взрослые братья, орудовавшие мечами не хуже пера и кисти. И все же при Дворе споры из-за женщин разгорались часто. Как уже говорилось, роль дефло, в основном, доставалась Жермону, но Луи-Филип то и дело отнимал у него пальму первенства. Следует отметить, Людовик был Первой шпагой Франции по естеству и закону. Однако мало кто превосходил и де Гизов. Когда Луиза чуть не погибла в Нотр-Дам де Пари, граф Анри де Гиз в черной полумаске и плаще сопровождал новую фаворитку короля Фике в Лувр. Дама явно отдавала предпочтение своему молодому провожатому. Анри поместил королевскую любовницу в одной из спален Лувра. Мужчины собрались за ужином в гостиной короля в купе с будущим женихом и довольно много выпили. Кавалер де Бюсси присоединился к ним, когда спор по поводу жребия был в самом разгаре. Известие о прибытии красавицы возбудило общество ещё больше. Жених заявил, что немедленно отправляется к ней, однако король преградил ему путь.
"Вы еще не допили вино, дорогой друг, - остановил его венценосный развратник. - А жребий?"
"Будущий муж недовольно выругался. К черту жребий, к черту всех".
Жермон, который тоже присутствовал там с Алонзо и Фердинандо, резко осадил оскорбителя. Но нужно знать французского короля. Он выхватил шпагу, все последовали его примеру. Луи-Филип сильным выпадом заколол своего соперника. Возмущенный Джиакомо содрогнулся, когда тело будущего новобрачного вынесли вперед ногами. Так как больше никто не оспаривал первенство, король направился в спальню девушки. Однако около комнаты наткнулся на человека в маске с мечом в руке. Джиакомо преградил дорогу королю, и завязался поединок. Огромная толпа собралась вокруг них. И первая шпага подвела своего обладателя, Анри прошил бок короля, став первым фехтовальщиком Парижа, отодвинув святейшую особу монарха на второе место. Но не дальше ли простирались его амбиции?
Когда Луиза уже спала в своей комнате, Мессира Жебодуи вызвали к королю, который лежал с кровоточащей раной в своей спальне. Королева билась в слезах в соседней комнате. Он осмотрел рану и узнал знаменитый укол де Гизов. Король был почти при смерти. К счастью, Луиза узнала об этом инциденте только утром, когда к ней зашел Анри.
Они тихо разговаривали у окна, их шепот был почти неразличим. О чем же они так скрытно беседовали? Луиза упрашивала брата посмотреть на эту красотку, яблоко раздора, из-за которой разгорелась такая трагедия. К счастью, Джиакомо не был под подозрением, Луизе пришлось свидетельствовать при дознании, что тот сразу вечером отправился к сестре. Но не просто посмотреть на Фике хотела Луиза, а присутствовать на близости де Гизов с этой девственницей, ибо тот по праву желал свой приз. Уже раз или два сестра, переодевшись в мужское платье, разделяла его приключения. Ему понравилось обожать женщин в её присутствии. Про семью Гизов шла слава развратной породы. Но то была игра, в которой венценосная кровь знаменитых и вероломных католиков, навевавших ужас на всю Европу, была лидирующей причиной. Гизы были всего лишь виновны родиться с ними в одной семье, как не может быть виновный тот, кто становится рабом своих любовных желаний, и все же эта слава могущественных и порочных родственников преследовала и де Гизов. Однако этой семье также сопутствовала слава самых талантливых и изысканных людей своего времени.
Джиакомо желал снова привести Луизу в чертог страсти. Порочное желание присутствовать втроем в ночах забавах, делить удовольствия обладания на двоих, хотя та в своей женской природе не могла нести ту функцию, которую желала бы употребить, заставляла содрогаться посвященных в это де Гизов. Но королевская кровь не могла знать отказа, и никто из них не препятствовал времяпровождению этих двоих.
   Mon cher Ciel, mon amour, mon ami,
   Мon destin, mon ame, ma douce vie,
   Ma fleur noir, les etamines l’etoiles,
   Mon chanteur et mon ange genial.
   Notre chateau flotte dans les nuages,
   Notre lit etait l'herbe, quel dommage!
   Quelle douleur, quel plaisir, quel bonheur...
   Je t’embrasse, bien dormir, mon bon ceur.
   Dans le ciel volent et chant les oiseaux,
   Nous sommes — deux les oiseaux amoureux
   Sing celestes deserts la beaute —
   Tu es noble, je suis charmantee.
   Je suis fee, tu es mon roi,
   Mon enigmatique Sphinx, mon lion,
   Je suis ton noir passionnee Rose —
   Delicate, exigeant, dangereuse.
   Mon precieux magique Тulipe saphir,
   T'adore moi — je t’embrasse, bien dormir.
Джиакомо произнёс вслух эти строки. Стихи были о них. Луиза и Джиакомо носили только черное платье по испанской моде. Вдвоем они провели в Испании половину своих лет. Однажды Луи сильно заболела, у неё был жар, она почти бредила. Испанские доктора признали, что бессильны. Джиакомо лег в постель к сестре, согревая её слабые члены своим теплом. Тогда они дали друг другу клятву никогда не разлучаться. Его здоровье и внутренняя сила вылечили Луизу. В память того случая брат подарил своей младшей сестре золотой крест, который она не снимала при разлуке с братом. Чувство, которое они испытывали друг другу, та особенная близкая привязанность, необходимость была сродни колдовским чарам или привороту.
План парка Версаля был тщательно спиритуализирован - рабатки и гардерисы отмечали часовой ноктур после обеденного спальн-отдыха в кущах на шезлонгах или коврах, в шатрах с лентами и цветными хоругвьями. И только Фонтен-садоводчество был запущен и дик. Однажды Людовик выйдя на бон-пари в сад Версаля спросил Fleur Fontaine - карту Фонтенблуа, где жила в основном Луиза де Гиз Флёр деля Кудр. Это едва не стоило ему жизни. Однако ничуть не смутясь г-жа де Шеврез отвечала :"Монсеньор, де Гизы на пути в Париж, ступайте по жёлтым тюльпанам". Кавалькада Жермона де Гиз, почуяв неладное, повернула в Фонтен с полпути. Людовик последовал совету фаворитки, но заблудился в лабиринте тюльпанных тропинок - в том году все тюльпаны Версальского парка были золотисто-жёлтые, что означает "предупреждаю!" - и опоздал к Луизе, её забрали братья. Король-солнце был в ярости - его ранение снова открылось. Он велел позвать мессира Жебодуи, но его не оказалось, именно в ту минуту г-н де Арманьяк получил привилегии мажордома короля Луи де Валуа и его пртцесс м-дль Анны, а де Гизы расположение Двора потеряли, но они и собирались съехать. Людовик выздоравливал медленно, но верно, Арманьяк нашёл мальчика с ловкими пальцами и тот нежно, но надёжно зашил колотую рану. Луизу не желали видеть в Фонтене, она появлялась там всё реже, г-жа де Шеврез произнесла ту самую многозначительную фразу "Я люблю рвать незабудки в лесу - Velvet Petals in Bloa".
СЛУЧАЙ ПО ДОРОГЕ НА ФОНТЕН
"Я поеду туда, где она меня ждёт,
Средь придворных дам, тая словно лёд.
В Сеть моих чудес Донну оплетя,
Там отдамся весь, и найду Дитя..."
Аноним
Тайная дорога на Фонтен блуа начиналась за Латинским кварталом. Если пройти мимо Сорбонны прямо до конца улицы, будет старинное кладбище, за ним начнется лес. Луиза часто проделывала этот путь верхом одна или вместе со своим спутником Мишелем. Быстро проехав по городу, они тихо шагом направлялись в лес. Ехать было далеко, было раннее утро, едва расцвело, сыро и накрапывал мелкий, как пыль дождь. Но путь в ожидании развлечений Двора с красивым и приятным спутником проходил незаметно. Париж ещё спал. Луиза помнила каждую поляну, каждую тропинку, поворот наизусть, указателей не было. Юрген разрешал Лу уезжать в замок вместе со своим другом, в котором никогда не сомневался, Мишель был великолепный наездник и меткий стрелок, и ещё, он никогда не слыл бретером, то есть не ввязывался в истории.
Они оба, Луиза и Мишель, так любили эту прогулку, романтическую, потому что Двор в Фонтенбло находился инкогнито, и путь был тайным. В нужных цветах (курьеры короля доставляли приближенным мандат на цвета лент и платья каждое утро) Луиза и Мишель должны были прибыть в Корт в Версале ровно в полдень к обеду. Юрген присоединялся к своим людям ближе к вечеру. Фонтенбло был Дворцом свиданий для особо приближенных, частных встреч знати, аудиенции короля, эскортов-выездов, охот, если оставались там на несколько дней, театральных спектаклей и фейерверков. Туда ездили развлекаться и заниматься любовью. Для каждого гостя была отведена своя комната, роскошная и большая. Часто Луиза дожидалась мужчин с охоты после полудня в своих покоях, еще не убранная от сна (горничные во Дворце были нарасхват, а дам очень много). Юрген приезжал в окружении друзей, пьяный от скачки в свите короле и охотничьего азарта. Он принимал ванну в своей комнате, со скандалом вызывал к Луизе горничную, после этого в комнату кузины заходил Мишель. Теперь к ним присоединился Арами. А ее любимый брат Франсуа из Фонте и не съезжал, он занимался там парковой и дворцовой архитектурой. Сколько стоили эти роскошные утехи при дворе, Луиза не знала. Дядя Алонзо де Гиз был министром и позволял своим родственникам пользоваться привилегиями знати. Блестящие кавалеры так необходимы были при дворе, на балах и охотах. Повторю, придворные и король жили в замке Фонтен тайно. Весь Париж был уверен, что король со свитой пребывают в Лувре. Но в Лувре слишком мало развлечений для француза.
По дорогам из окрестных сел приходили подводы с хлебом, сыром, вином и домашней снедью. Каждое утро в Версаль привозили свежее молоко. Крестьяне не знали, куда и кому они привозят снедь. Это были личные дворовые короля, но они думали, что служат кому-то из герцогства. Тайна королевского дома сохранялась тщательно. Луиза прекрасно знала, что ждет каждого, кто проговорится хоть кому-то: продавщице в аптекарской лавке, горничной в салоне, модистке, и тому кругу аристократов Парижа, которые видели короля только высоко в театральной ложе или на плацу. Их ждали застенки, пытки и допросы, отлучение от семьи и состояния, ссылка в монастырь или даже эшафот. Курьерская почта короля работала быстро. По торной дороге до Лувра стояли частые поставы со свежими лошадьми. Если было необходимо король мог попасть в столицу за час-полтора. Его ждали. Послы или гости ждали порой и дольше.
В тот день дорога в Фонтен была еще слишком темной. Луиза и Мишель не спешили, ждали пока рассеется темнота, прежде чем войти в лес. Путники спешились, ведя лошадей за собой. Луизе очень нравилось прогуливаться по этой аллее между двумя рядами домов, с еще темными окнами, ее спутник молча следовал за нею. Напротив одного из особняков она остановилась. Он казался ей чем-то особенно привлекателен.
"Подожди, Мишель, - не мог бы ты помочь мне проникнуть в этот особняк?" -
неожиданно попросила Луиза.
Эта просьба была как нельзя странной. Но с принцессой королевской крови спорить было нельзя.
"Мы не можем этого сделать", - все же сказал он.
Луиза обернулась и огромными серьезными глазами поглядела в лицо брата. Одного этого было бы достаточно, чтобы согласиться.
"Это очень важно, поверь мне! тем более, что, кажется, там никто не живет".
"Ну хорошо. - Оставив лошадей под кронами старых вязов, они, оглянувшись по сторонам, подошли к дому".
Было делом одной минуты подсадить малышку прямо на каменный балкон, куда он тут же забрался сам. Дверь в комнату была приоткрыта. Это была гостиная. Они быстро миновали её и пробрались в коридор. В конце коридора Луиза остановилась. Мишель неслышно следовавший за ней со шпагой наголо (ведь на них в любую минуту могли напасть), остановился тоже.
"Здесь где-то должна быть потайная дверь", - Луиза задумалась.
"Тихо, не стучи сильно", - Мишель понял, что она собирается простукивать стену.
Довольно быстро Луиза нащупала едва заметную замочную скважину в стене.
"Как-то надо открыть дверь, но ключа нет".
Мишель тут же достал кортик и ловко повернув его в скважине. С легким щелчком дверь поддалась. Они оказались в еще одной комнате, она была пыльная и пустая, видимо, сами хозяева о ней не знали. Луиза быстро оглядела комнату и глаза её остановились на дверце в стене за входной дверью. Дверца ниши была старой, обложена багетом, как картина с толстым слоем пыли и покрашена голубой краской в цвет стены. Потребовалась еще одна манипуляция с кортиком. Минуты текли, дверца поддавалась едва. Но наконец замок сдался. В темной нише стояла чудесная шкатулка, точнее небольшой ларец. Луиза быстро достала его и Мишель спрятал его в сумку на бедре. Внезапно вдалеке послышались шаги, в начале коридора возникла хозяйка дома - пожилая дама в пеньюаре. Ее седеющие локоны, выбившиеся из-под чепца за время сна, развевались вокруг головы. Луиза замерла в ужасе. Мишель отступил на шаг к стене закрыв собой сестру, держа дверь потайной комнаты с внутренней стороны. Их сердца учащенно бились. Вскройся это преступление, их могли бы повесить.
К счастью, опасность миновала. Похитители быстро и бесшумно выбрались обратно на балкон, спустились вниз, и их лошади вскоре унесли их в лес. Светало. Путники остановились на одной из полян в лесу, чтобы ознакомиться с содержимым находки. Ларец был узким и длинным, старым, деревянным и совершенно не имел вида, так как голубой бархат сильно потерся. Однако это не накладывало отнюдь печать неценности на его содержимое. Мишель знал, что вскрывать ларец надо осторожно. Старая работа могла хранить тайные ловушки с ядом или лезвиями.
"Давай откроем его вместе с Гизом, он имел в виду, Юргена".
"Да", - разочарованно протянула Луиза, - снова выпуская ларец из ладоней. Она представила лицо своего мессира Жебодуи, как звали Юргена Марч в Париже, и он, словно, приказывал ей поспешить в Фонтен с этой находкой.
Видя расстроенное лицо графини, Мишель де Гиз прижал ее к стволу дерева с поцелуем. Горячий поцелуй, верное средство, подействовал. Личико Лу снова улыбалось. Джиакомо проснулся с улыбкой на лике, достойном Олимпа, и сразу понял, что Луизы дома нет, Сите пробуждалось в одиноком городском прияте. В присутствии Луизы города не замечалось из Лувра, он исчезал - она грезила аркадиией любимой Италии, и утро наполняли италянские возгласы "Джамле!", брызги духов, взлетающие покрывала, плюмажи и аромат бурийского кофе "в постель". Он ещё ощущал усталось вчерашнего дня. Джиакомо создавал для себя уютное местечко в Лувре, где можно было уединиться и выпить бутылочку прекрасного вина, взятого у той самой модистки - "маленькой модистки Арамиса". Утро обещало быть солнечным, он набросал несколько писем из своей деловой корреспонденции. Ему требовались кольцо Ленхвокин, брошь с фиалками и гербовая печатка. Достал хрустяший пакет спелой вишни-черрис, это оставила ему Луиза на завтрак, масляный тонкий багет с трепангом и нетушь - взбитые в сахаре белки. Искомые предметы были доставлены для Трежескои его молодому другу и ученику Казанова. Он не спрашивал лилий в Париже, здесь золотая лилия символ королевской династии Валуа.
Сюжет.
В Фонтен-Версале проходит тайная жизнь французского монарха, Джиакомо приезжает в Фонтен к друзьям, узнав о краже голубого редикюля. Он решает проникнуть в дом, где Луиза и Мишель нашли ларец и, обольстив хозяйку особняка, выведать тайну.
TEVEA KRYSTALL
Anonymous
Фонтенбло был намного дальше, чем Версаль, до Парижа. Но мало кто знал, что две эти загородные резиденции французского монаршего двора были тесно связаны друг с другом. Между ними проходили дороги среди садов и парков, и по сути это была одна резиденция. Даже знаменитые на весь свет фонтаны двух парковых ансамблей образовали единую сеть. Конные и автомобильные прогулки были в порядке вещей, потому расстояние почти не замечалось. Луиза любила эти пригороды Парижа, и знала их очень хорошо, часто она проводила целый день за прогулкой, ведь парки Французского Двора были абсолютно безопасны. После приключения в Латинском квартале Мишель и Луиза приехали в Фонтен к брату-близнецу Луизы, Франсуа. Обняв сестру и брата, Франсуа позвал Лоренсо, который жил в соседней комнате, они выслушал историю пришедших. Ларец они осматривать не стали, а немедленно вместе отправились к Юргену. Мессир Жебодуи ночевал сегодня в Версале, и утренний приезд промокших спутников был для него предсказуем и ожидаем. Он скучал по своей Луизе, Мишелю и друзьям-родственникам. Но это не означало, что после вчерашнего ужина (попойки) у короля, он рано проснулся. Напротив, еще в длинной сорочке и роскошном халате, он, сидя на постели, одевался (а одевался он только сам), проклиная дворцовый этикет с его каждодневной сменой обязательной цветовой гаммы, когда в его комнату зашел слуга с докладом, что к нему посетители. Без вопросов Мессир впустил Луизу и её спутника. Взгляды их были взволнованными, поэтому хозяин покоев невозмутимо запер двери, и посмотрел на пришедших с ожиданием. Франсуа достал ларец, и в нескольких словах посвятил брата в его происхождение. Все это время Луиза молчала, вполовину от беспокойства, гадая, рассердится ли Юрген, и вполовину предвкушая его живой интерес. Ларец был установлен на стол для покера, покрытый зеленым сукном. Что означало, ему придавали особую важность. Луиза потихоньку сбегала и позвала остальных. Бравые и щегольски одетые Гизы столпились у стола рядом с неодетым еще хозяином покоев, являя собой странную картину. Луизу отодвинули чуть поодаль, на всякий случай. На свет были извлечены инструменты, которые всегда были у Юргена. С осторожностью ларец, скорее плоский, чем высокий, был вскрыт, по комнате распространился дурманящий аромат старинного вина и парфюма. Внутри него почти ничего не было на сильно потертом голубом бархате. Но так показалось Лу, которая видела только открытую крышку. Мессир с предосторожностями извлек из ларца связку больших золотых ключей изумительной работы, инкрустированных камнями. Затем связку писем, обернутых лазоревой лентой. Далее появились золотая подставка для пера, красный кубик сургуча, массивный золотой крест на цепи с камнями, жемчужные чётки и коробочка с голубыми карбункулами.
Взгляды мужчин обратились на Луизу.
"Посмотрите под тканью", - прошептала она.
Юрген пинцетом аккуратно приподнял бархат на дне. Под ним лежала богато расшитая полоска голубой ткани.
"Это моя лента!" - ахнула Луиза.
Мессир Жебодуи поморщился, кажется, проговорив "Дьявол..."
Мишель добавил, разглядывая вещи:
"Это принадлежало мужчине, богатому... молодому... И... в таких ящичках хранятся эфесы".
Юрген пожал плечами.
"Эфесница. Новая загадка..."
Мужчины раскурили сигары, располагаясь на диванах и креслах. Луиза налила в бокалы вино. Раздавая бокалы братьям, она с любопытством разглядывала их лица.
"Карбункулы, понятно... - медленно и небрежно сказал Арами, - он ими расплачивался, ну не луидорами же, в самом деле.
"Он много работал..." - младший Анри тоже был задумчив, он вертел в руках набор для письма. Комната постепенно наполнялась сизым дымом.
"Нет, это не может стоить дорого", - в тоне старшего Гиза сквозило раздражение, он был в полном облачении и на груди сиял бриллиантовый министерский орден.
Д'Эбре с улыбкой посмотрел на Луизу, его темные глаза весело сверкнули.
"Как ты узнала об этом, плутовка?"
Щеки Лу порозовели, но она ответила обычным тоном.
"Мне показалось, что кто-то позвал меня туда..."
Мужчины посмотрели на графиню с недоумением, но молча, за исключением Юргена, он скрыл улыбку, которую могла вызвать на его лице только Луиза.
Фердинанд пил вино, с прищуром прикидывая стоимость золотых вещиц.
"Это могут быть ключи от королевского казначейства," - внезапно сказал он.
Все десятеро посмотрели на него.
Франсуа порывисто встал, пройдясь по комнате:
"Нужно поехать в Лувр к нашему Ювелиру и все узнать".
Юрген склонился над ларцом, опершись на зеленый бархат обеими ладонями.
"Напротив, мы останемся здесь", - словно о чем-то догадывался.
"Но сколько времени прошло? Мы должны прочитать письма," - Лоренсо снова обратил внимание всех к столу, где лежал пакет с бумагами.
"Осторожно, письма отравлены," - предупредил Мессир, надевая тонкие шелковые перчатки.
Внезапно в комнату постучали и вошел Жермон де Гиз присутствовавший на обязательной церемонии пробуждении короля.
Он, быстро посвященный в суть действа, оглядел предметы на столе.
"А где чернильница?" - спросил он.
"Чернильница?" - Жебодуи потер подбородок.
"Чернильница?" - Мишель наклонился над ларцом.
"Чернильница..." - озадаченно проговорил Лоренсо.
"Чернильница?" - Луиза растерялась.
"Чернильница могла потеряться", - предположил Анри.
"Она была очень ценная", - возразил Арами.
"Не бывает ценных чернильниц", - безапелляционно заявил Алонзо де Гиз.
Д'Эбре засмеялся:
"Спросите у меня про чернильницу..."
"Бумаг много, чернила закончились, и он её разбил", - вслух подумалось Луизе.
"Чернильницы-то тут причем?" - протянул Фердинанд.
"Все может быть важно. Это странно, что здесь есть прибор для письма, но нет чернильницы", - ответил Жермон.
"И эфеса..." - добавил Юрген.
Времени было в обрез. Юргену нужно было собираться, Луизе, Франсу и Лоренсо переодеться, всех их скоро ждали на обед, а опаздывать на обед к королю было не принято. Графы разошлись, графиня тоже ушла к себе. Вечером Мессир обещал ознакомить их с содержанием бумаг. Луиза вернулась в свою комнату, и прилегла отдохнуть. В то время в стену у постели тихо постучали.
"Ты здесь, Луиджи?" - спросила Луиза.
"Да, меня посадили под арест в своей комнате".
Луиза вскочила и отворила маленькую дверцу возле изголовья постели. Луиджи, нагнулся входя в ее комнату.
"Что случилось?" - спросила его Луиза, имея в виду арест, уже догадываясь.
"Как всегда", - промычал Луиджи, набрасываясь на фрукты на столе сестры.
После они улеглись в постель, и обнявшись рассказали друг другу о событиях.
"Ах, ну зачем тебе опять понадобилось задирать этих олухов", - сокрушалась сестра.
"Ах, вас могли поймать на месте преступления, - сокрушался брат. - Кстати, - почему-то сказал Луиджи", - приезжает Руби де Гиз.
Лучшей новости Лу и не желала. Он возвращается из Ингле?! Как это вовремя!
Они не стали дожидаться, пока Луиджи освободят от домашнего ареста, и вместе направились на обед. Гизы были уже там, кроме Жебодуи, который находился у короля. Мишель тут же подошел к сестре и поцеловал в щеку, спрашивая как она отдохнула с дороги. Все придворные и приближенные выпивали аперитив. Гизы образовывали оживленную группу, вокруг которой собралось постепенно и все общество. Вскоре показались герольды, появился Мессир в обнимку с Руби де Гизом.
Лицо Луизы просияло. Видеть этих двоих ей было невыразимо приятно.
Завидя милое личико своей кузины, оба тут же подошли к Луизе. Руби нежно поцеловал племянницу и поинтересовался, почему он не видит среди них Джиакомо.
"Он сегодня на службе в Лувре", - ответила она со вздохом.
"Как он отпустил тебя", - пошутил Руби, намекая на их близкую связь.
К ним подошел Лоренсо и обнял кузена за плечи.
"Ко мне, дорогой Руби, он отпустил её ко мне!"
"Я был с ней", - вмешался Мишель с улыбкой.
"Я прошу, всем тихо!" -  Алонзо призвал родственников к тишине.
"Сейчас появится король", - добавил Франсуа.
Д'Эбре, Арами и Луиджи, болтавшие с фрейлинами, обернулись на слова министра.
"Андре тоже в Лувре, ну и, разумеется, наш Ювелир".
"Его Величество Король Франции" - громко и торжественно объявили герольды.
Быстрым шагом в окружении не менее полудюжины фавориток в приемную вошел высокий и сильный мужчина роскошно одетый, но так, чтобы одежда не доставляла ему неудобства. Все склонились с шумом вспорхнувшей стаи птиц. Ни на кого не глядя суверен прошел в столовую Версаля. Обед на 200 персон был обычным делом в Версале, тогда как в Фонтене развлекали публику только сладким, вином и фруктами. Между двумя парками были охотничьи домики-коттеджи, где можно было из достаточного количества снеди приготовить завтрак или закуски. В них по специальному мандату короля останавливались группы охотников, чтобы отдохнуть или привести себя в порядок перед приездом в Версаль, Фонтен или отправления в Лувр.
Длинный стол был накрыт в парадном зале. Официанты обносили гостей вином. Король общался только с группой приближенных. Все прибыли поесть, и пока утолялся голод, оживленных бесед почти не велось. Короля любили, его аура распространяла ощущение богатства, роскоши, выгоды и увеселения. После первого курса блюд дамы удалились в гостиную, им не желательно было много есть, далее пир шел среди мужчин, но некоторые господа также последовали за дамами. Манеры придворных были свободными, почтительными к королю, но без проявлений трепета, который хоть и был, но тщательно скрывался знатью. В течение вечера, когда гости уже расходились по гостиным, обед со стола убирали официанты, и он заново накрывался легкими закусками, сладким и винами. Особых правил проведения вечеров не было, но в каждой из гостиных или курительных комнат устраивалось какое-то "чудо". Пение, пьеса в театре, беседа с интересным гостем, политиком, философом, всегда наивысшего уровня и рода искусства. Эксклюзив. Такие благородные развлечения и назывались жизнью при Дворе. Иногда, и если это не возбранялось до особого пожелания короля на вечер, от гостей отделялась группа и уезжала в Фонтен развлекаться. Такие блестящие кавалькады в драгоценных плюмажах - дамы в седлах, кавалеры с факелами, - проезжали среди садов с играющими светом фонтанами и аллеями фонарей с невероятной помпой. Так великолепно и роскошно было только при французском дворе, перенявшим привычки итальянской и венецианской знати. Это были еще даже не праздничные дни, программа которых обустраивались особо. В тот вечер Луизу и многих приглашенных особенно занимала бильярдная комната. Только что привезенный из Лондона огромный бильярд занимал столько места, что хватило бы для королевской кровати. Его борта и лузы были отделаны в виде замка с башнями. Мужчины, бывавшие в Англии, взяли в руки кии. Среди них были и Гизы. Жебодуи великолепно играл в бильярд и составил лично партию королю. Глаза Луизы сияли от воодушевления и счастья. Выпитое прекрасное вино играло в крови всех вокруг. Но Лу чрезвычайно привлек бильярд, она ценила невероятные способности и умение своего Мессира. Продолжить вечер очень хотелось, и они своей группой поехали в Фонтен. Их ждало еще одно развлечение - кино перформанс.Кино только зарождалось тогда во Франции, эту игрушку - камеру с движущимися картинками на гладкой фресковой стене - не так давно привезли из Венеции. Такие кино спектакли в специальных залах были необычайно модным развлечением. Они являли собой куртуазные сцены, представления старинных и новых пьес. Более всего занимало зрителей, что вместо актеров на сцене действовали художники, что абсолютно не умоляло удовольствия.
Ночью в Фонтен из Лондона прибыли Джиакомо и Андре, со своими юными спутниками Раулем и Джоном. Еще утром Жебодуи, воспользовавшись королевской курьерской почтой, отправил записку в Лувр к своим родственникам... Луиза видела их мельком, прежде чем отправится в опочивальню, и не знала ничего о ночном совете мужчин Гизов. Они собрались все, кроме Ювелира и его молодежи, которые ждали возвращения Джиакомо в Лувр с новостями. Когда Луиза уже засыпала в своей комнате, Гизы решили вновь проникнуть в тот самый дом. Дома в Париже связны между особняками "омнибусом", и если таинственный владелец ларца покинул тайник, то именно так. Лента Луизы с вышивкой и мешочек карбунклов давали образ кокетки, завладевшей сердцем благородного незнакомца. Содержание писем, которые скорее напоминали короткие записки шифром, было мало понятным, но на них встречались вензеля и печати. Д-р Жебодуи предполагал это послания королевы и Бекингема. Писавшая женщина обладала мягким нравом и рука её сохранила аристократичность королевской участи. Итак, делает вывод мессир, Луизу снова спутали с королевой, из-за того что их одежда похожа в обычаях и вкусе. Король исключается, он не перепутает их. Все остальные придворные мужчины под вопросом.
Отправленные иезуитской почтой послания на эсперансо содержали различные намёки на Венецианскую четверку во главе с Леонелем, и подтекст был политическим. В результате путешествие новой четверки во главе с кавалером д'Артаньяном в Форж спасло жизнь королеве, а Луиза с братьями и Двором уехали в Венецию на всё лето. Однако Ювелир остался в Лувре, занятый чтением и расшифровкой содержания ларца.
"... А важно, чтобы душа нашла свою отраду" (в переводе "Liberty Life Oner").
Это был поскриптум одного из посланий, содержащих намёки детоприимства двух взаимственных организмов. Проникнутое грустью, оно в то самое время дарило прекрасные флюиды розовой мечты.
При Дворе вошла в моду испанская одежда и высокие бокалы. Летние застолья короля и королевы стали потёмочными и для узкого круга избранных лиц, имеющих связное происхождение. Чем выше ножка бокала, тем прелестней, казалось, столовая люстрода. Тонкую ножку фужера повязывали узкими ленточками шёлковыми бантами.
Что означали слова "лилом-лила лилер", "лонгфрен-лонфра лантатита"... ювелир должен был узнать, пыточные работали. Он узнал: гофрированные воротники из вафли и веер из страусовых перьев. Эти комплименты рисовали прелестные ножки с сереновыми каплями ногтей. То есть ноги Людовика - по общему приговору. Ювелир вынес очерки вечернему вальду короля. Кардинал подойдя к группе шептавшихся об этом, воскликнул - "я узнаю эту пару на балу у губернатора. Это королева и Бекингем - они танцевали и шептали каждый свою фразу во время полонеза" - "О, нет, я видел так одеты Рауль Бражелон и Эжени де Шеврез", - возразил ему в тон г-дин Портос. "Да, - отвечает кардинал, - но после того, как их господа вышли из зала. Королева передала веер своей служанке, а герцог поручному шёлковые подвязки и воротник". Такая догадливость стоила бы жизни Ришелье, но его спас орден иезуитов.
"Что ж, мы прояснили несколь", - мессир Жебодуи и ле Грандж разговорились в трактире за кружкой вина.
"Ах, мне не даёт покоя чернильница, увидь я её или представь, это многое решило бы..." - Гранжер вздохнул.
"Милый ле Грандж, - мать невозможно узнать, не зная отца этого коронованного ребёнка".
"Да, друг мой, - отвечал тот, - эфеса тоже не найдено..."
Королева была одна. Вечерний праздник огорчил её лиурию восхити. "Как письма исчезли из тайника, где его так надёжно и неизменно хранил Монпельер? Морис наверное съехал после нашего будужура?"... и забыла о той незначительной детали. Всё действо было чертовски продумано и сверено монсеньёрами мушкатор - не подобраться никому. Огласка невзачай придавала ей необычайно грациозного шарма, и даже в глазах короля. Он мужчина, и "ничто не чуждо". В круглом графине "ломака" дутого стекла блестела небольшая порция наслаждения - кушанья вечера были пикантны - чистая свежая родниковая вода. Дальше её ждала верховая одежда и конь Армон. Она наездница и в одиночестве, тогда как с Луизой путешествует компания если это не королевская охота.
"Да будет так:
Пусть счастлив в этот час
И друг и враг
Любовью вокруг нас..." (в переводе "May the Joy @ Happinness around you Today and Allways")
Медленно прочитал ле Грандж одну из ответок. Голубой ответный листок был вложен в конвертик и припечатан сургучом. Алая печать на голубом конверте хранила дивный аромат Фароса. "Древний сургуч, - подумал Ювелир, - из Дельф. Он знатен и богат. И старше, чем может показаться. Но хорош, чертовски хорош собой. Дай-ка я представлю его себе... - Ле Грандж вынул драгоценности и взял в ладонь. - Высокий, изящно, но крепко сложеный, шикарно одетый, возможно в голубой потёртый бархат, вельможа, носящий в руке перо и шпагу одинаково учтиво... Это придворный камердинер, у него ключи в бриллиантах, не запонки".
"Прийдя, увидев, полюбил..." ( в переводе "Deep Soul Spiritual. Rose Cottedge")
"Мой милый Ювенил, Тебя Я полюбил.
Имея чуткий слух, услышал, Я зову.
И в облаке грозы есть шорох стрекозы.
Однако этот бал до Октября проспал.
Те Ангелы, услышь, решили что ты спишь.
И только Я всерьёз не резал Диких Роз".
Ле Грандж задумался, радужный сепий листок в его тонкой перчатке дрогнул. "Он мечтает о ребёнке, хотя это слово ни разу не произносится". Архивариус, как мысленно он прозвал хозяина ларца, действительно хочет наследника. Но при чём тут королева Франции? Да и пристало ли ему дерзать о подлином престоле?
"Тысячи любят тебя - Я умолчу о любви" (в переводе "Thoughts Crazy for You")
"Моменты магии и только для Тебя. -
Томятся наркотические дрёмы...
Я совершаю мысленный обряд,
Святою дланью мы опять ведомы.
И эта свадебная суета сует
Мне никогда теперь не надоест".
"Все эти коды немного с фальшью", - решает Ювелир. Мы смотрели внимательно, но пропустили самую суть этого происшествия - хозяйка знает о находящемся у неё постояльце, его средствах, привычках, вкусах. Они родственны, или я ничего не понимаю в людях. Архивариус, видится, долго и задумчиво крутил леттеры промеж своих надушенных пальцев, листки бархотились и местами формулировки стёрты этим.
"Добрый Иозеф, гравюра-принт" (в переводе "Jh.GraburePrint")
"В библейских текстах нет Христа,
Его прапрадед Лот,
Из трёх... и брага выпита,
Дочерних, сумасброд.
И что есть Ангел для Тебя,
Когда в своём саду,
Отдельно только для Тебя,
Слова отсель нейдут".
"Это игра на деньги, - решает ле Грандж. - Стеснённый в средствах Архивариус всё-таки желает выглядеть пред дамой в превосходстве". Гранджер вспомнил, что господин кардинал всяческими интригами лишает средств королеву, иногда до смешного, у неё нет и насущного.
"Тесс Делиз" (в переводе "Tss, Delisse")
"Виконтесса Делиз видит всех сверху-вниз,
Это в ярость приводит эподу,
А сейчас, жизнь моя, на себя оглянись -
Ты становишься ею, ей богу.
Не забудешь испепеляющий взгляд
Одинокому мануалу...
Есть мгновенье немедля вернуться назад,
Но бывает мгновения мало".
Ювелир сложил письма, закончив чтение, и вышел из своего кабинета, чтобы отдохнуть. Это странное послание касается испанки, жены Карла Бургундского и народных волнений, назревавших в Британии, если это могло затронуть Архивариуса, решает ле Гренджер.
"Однажды" (в переводе "Somevere")
"Быть узнаваемым не отвратимо.
Однажды отчуждение уняв,
Очами слепоты себя пустыми
Меня опять узрит твой чудный нрав.
Быть по сему, знай моё имя".
"Ты делаешь мне больно", - звучит подтекстом одно из письменных свидетельств Архивариуса. Это деликатный и благородный сеньор. Игра слов имеет испанские корни, это настроения нежного идальго. Виньетки и печати наводят на мысль, что он владелец Шервуда. Колкости, которыми дама может изводить любовника, бывают подчас невыносимы, и озвучено начало конца их связи. Письма берёт себе для чтения Лоренсо ди Медичи, друг кардинала де Спада. Письма из таинственного ларца читают все по очередности и возвращают мессиру Жебодуи. Они обдумывают прочитанное, и не выносят суждений пока всё туманное и представления так размыты.
Королева приняла лойдру, чтобы легче дышалось, из рук служанки, держащей на подносе графин и таблетницу.
"Что, господин Арманьяк не приходил?" - спрашивает она мимоходом.
"Нет, ...ссиятельсво", - горничная контесс Буа-Тросси плиест со скромностью.
"Ах, надо же", - Анна супруга Людовика, холодно отворачивается.
"Кажется, он в оружейной палате", - добавляет Буа-Тросси обнадёживающе.
"Вели явиться", - отвечает Анна чуть слышно.
"Сен-сюзет, с удовольствием..." Куртуазные удовольствия контесс де Буа-Тросси отчасти сопровождали отчесмение королевских высочеств её госпожи. Это были лазурные капли утоления жажды, которые контесс ловила с упоением и ожидала с постоянством.
"Цветок молчит" (в переводе "Akkond")
"Цветок во многое проник,
Но нет, молчит цветок.
Милю этеви, эскер диг,
Те иубеск эксерток.
И на ветру продрог:
Сторий на пару строк".
На этих строках из "Кио-киосан", Лоренсо остановился, выделив их особо. Факсимилария изящества кинешмы захватывала утомлённые сердца аристократов. "Эти "лонгфрены" стоят не мало, - рассудил мессир Жебодуи. - что объединяет эти лирики в связную мысль? Один неизменный источник, при почти отсутствии адресата. Никаких подробных, узнаваемых черт. Глубокие тайные помыслы, таинственная вязь". Настало время наведаться к г-же Кокнар. Госпожа Кокнар проживала на улице Ришелье-де-бужурдон в доме с агатовой крышей. Порядки были квакерские и тёмное древо облаток и бусуньер ничем ощутимо не отсвечалось. Это сделал г-н Портос королевский мускортир. До Лувра, где стояла его бригада были 2-3 лье по городской дороге. С чем найти причин для миролюбивого "вторжения" продумал и подсказал кардинал Ришелье. Была найдена их общая кузина, мд-ль Полишь Немур. Ан-енчессия удалилась в палироли павильонов Версаля, чтобы одной и в тиши не позволять куртистанщице Немур исчезнуть из садов обиходной богадельни, где работали вышивальшицы, предугадав следующий шаг кардинала. Однако Полишь давно сбежала оттуда по случаю праздника в Семинарии Моники Бужурье. Пансион находился под покровительством кардинала, и она оказалась в его руках раньше, чем Анна заподозрила неладное. Там ей вынуждено было признать, что у госпожи она видела хрустальный флакон очень милый и дутый, который королева называла "кчинешма". Оказия приехать в городовые дворцы сопровождать д-ра Лемура и г-жу де Буа-Тросси, к внеделённой беременностью Анне от короля Людовика, но нисчем не оконченной. Снадобья - таблетки любви Джиакомо вручил г-ну Портосу возле Сен-Дени имели качество пастилы, и вполне казались конфетами. Коробочка обёрнутая лентой привлекла г-жу Кокнар. Послание красивого мушкетера своей кузине Полишь было открыто и использовалось. Разговоры с Кокнар предстали в чудную картину. Бархотный ларец был изготовлен старинным мастером-часовщиком, и был прежде оснащен барабаном для записи мелодии. Звучала она недолго, его вскрыли и дальше использовали в качестве портсигара. Музыка из валдайского диапазона оранжирована для Версаля и называлась "Фтерапсодия". Было изготовлено два будуара к нему больших по величине из цветных лоскутов ткани обшивки цвета магнолии и флёрдоранджа. В трио они образовали группу для чернильницы большой рубин, чёрного дубового куба дла золотого "жука" с пастилами любви, второе - подставка для пера из чистого золота и шара с "конфетой" (одной порцией удовольствия), с голубым ящичком они уже были знакомы. Это удовлетворило де Гизов, и они отблагодарили г-на Портоса сияющей нагрудной перевязью. Целиком она была достойна самого Людовика, поэтому на г-не Портосе она расшита только наполовину, чтобы не возбудить гнева монарха. Две другие мелодии-инсекты - Танец нимф "дамбл-крамбл" и Горная песенка "Посадобль-лироли".
"Ключами открывалась калитка заднего парка Версальских конюшен Фонтенблуа", - торжественно сообщил Ювелир собранию мужчин де Гизов.
"Скажите ещё спальни короля, милый ле Грандж, - задумчиво проговорил д'Эбре.
Да, Людовик, прекрасный наездник, спал вместе со своим лошадным в жеребячествах, и близкое чувство сродничества связывало седока и его четвероногое животное.
В Версале ждали Моридора Монпельера. Королева проявляла беспокойство.   
"Что Монпельер, принёс ли пакет?" - спрашивала Анна о курьере с версальской дороги.
"Да, госпожа, вам посылка". Это была её лазурная коробка.
Г-н Ювелир исполнил надежды его общества, открыв тайну ларца. Вещицы вернули ровно к праздничному балу, то были подвески, некоторые безделушки, то есть всё содержимое похищенного лорнета. Это фабула романа "Три мушкетёра". Луизе было сказано, что вопрос решённый, ленту ей вернули, и она ею очень дорожила. Суть дела графиню не коснулась, и всё остальное свершилось в строгой тайне - о Подвесках она даже не слышала. Но для неё это была Дверь в волшебно светлый мир Феораванти Пиранези.
Госпожа Карынья иногда в шутку именовала себя госпожой Кокнар ибо они были подруги. Поэтому возможности г-на Портоса в горячем желании раскрыть тайну ларца были сушественно ограничены и следствие Версаля заранее заведомо ушло по ложному пути, поскольку Луиза де Гиз не собиралась прямо назвать тот самый дом в Фонтене, где они с Мишелем де Гиз чуть не пропали в поисках ларца. Луиза знала, что Анри и Джиакомо поддержат её в праве скрыть обиталище Железной маски. Г-жа Карынья при своём возрасте была весьма красива и так знатна, что принарядившись могла почти сойти за саму г-жу де Шеврез, примерно это что Луизу нарядить женой галантерейщика Боанасье. Несведущий посеститель Лувра попадётся на обман, но сам г-н Боанасье не спутает копию со своей женой. Г-жа Кокнар была совершенно невиновна, и её быстро бы увезли из Бастилии. Эта маленькая интрига Флёр де Лиз говорила о её независимом характере и желании одной обладать этой тайной. Любовь награды которой она так жаждала манила уже явственно и сильнее слышен был зов счастья. О, нет! Никто из господ мужчин кроме единственно близкого ей кузена Джиакомо не должен был узнать всей правды о великом герое Железная Маска. У Ундин Карынья была мягкая походка и обворожительные манеры. Седина её почти не портила и казалась натуральным блондом. Туфли слизок она носила дорогие и мягкие из шёлка, домашнее шёлковое платье-халат. Лента с подола платья Луизы была нужна неизвестному мужчине из тайного укрытия Ундины Карынья с её Луизы изножия, это смущало всех де Гизов и приводило Луизу в отчаянье, но в свои сердечные поверенные Флёр де Лиз берёт одного Джиакомо. Прийти в дом Ундины Карынья было для Анри Джиакомо делом решённым за минуты раздумья. Не прошло и нескольких часов, как до него дошли известия о находке голубого ларца с происшествия в поездке Луизы и Мишеля, Казанова был уже в постели мадам Карынья, где вместе с Жаном де Гиз они совратили и принудили к соитию эту ещё прелестную Ундину. Однако почти закончив с ней оба уснули, погружённые в чары Карыньи, так ей удалось скрыться из своего дома в Париже, поэтому расследование г-на Портоса коснулось её подруги г-жи Кокнар. Но не Казановы: Джиакомо разыскивал Ундину, однако не мог найти её тайного убежища. Оставалось одно - наведаться в Иствуд и взять Ундину там. В этом он рассчитывал на помощь Афанаеля Шико - шута короля Лотарингии и давнего друга Джиакомо Казанова, а в действительности шпиона епископа Лангедока Жана де ла Поза.

Продолжение следует...