И пустота

На город опустились сумерки. Звёздная простыня накрыла небо, заманивая поднимать на себя глаза влюблённых парочек. Двое ехали в машине: один пристёгнут, один нет.  Лёгкий запах вина разносился по салону, опьяняя каждый кубический сантиметр пространства автомобиля.
- Что у тебя случилось?
- Дерьмо, чувак, просто полное дерьмо, которое люди называют любовью.
- Любовь - прекрасное чувство.
- Если она взаимна, а если нет, то это болезнь, а не прекрасное чувство.
- И ты болен?
- Похоже на то. Как в стихе: “я вами болен…”, а дальше не помню, хоть прямо сейчас придумывай всё по новой.
- Так придумай.
- А вот и придумаю. Так-с: я вами болен, но вы подобны СПИДу!
Истерический смех раздался внутри автомобиля. Он разрывал голосовые связки, вырывался сквозь рот, заполняя окружение, выползал сквозь окна и улетал прочь в неизвестном направлении.
- Да, хорошую строчку я придумал, но лживую, грязную, отвратительную.
- Я давно хотел спросить: почему ты удалил это стихотворение и рассказ, ведь они были хороши?
- Может быть, но там ложь, кругом одна ложь, а я ненавижу ложь. Ненавижу неправильные концовки, они выматывают, заставляют надеется на лучшее. Это всё равно, что тебе дали бутылку вина не пино-нуар, как ты заказывал, а мерло, и ты пьёшь, пытаясь себя обмануть, что это то, что ты просил, хотя понимаешь, какую гадость тебе подсунули, а сделать ничего не можешь, потому что ты сидишь один где-то далеко в пустыне. И вроде бы тебе должно быть плевать на вкус вина, потому что тебя гложет жажда, но ты извращённый эстет.
- Я не понимаю такого сравнения.
- И не нужно. Поверни сейчас на право, чтобы выехать на главную улицу.
- Хорошо.
Лязг тормозов пробуравил мысли. На улице царил штиль, создавалось ощущение, что даже падающий лист полетит идеально по прямой вниз. Но машину это не волнует, ей важна скорость, движение, быть управляемой, она едет вперёд и сама создаёт себе ветер, сама несётся, пробивая воздух, унося два тела с приведениями в конечную точку, которую даже они сами не знают.
- Что-то хреново мне.
- Пить меньше надо.
- Да не в этом дело, на душе мне хреново. Я – мертвец.
- Никакой ты не мертвец, ты ведь чувствуешь, что-то ощущаешь, даже стишки клепаешь ночью, так что ты ещё как жив.
- Это не означает, что я жив. Я – мёртв, это как у Ходасевича: “и снова ровен стук сердец; кивнув, исчез недолгий пламень, и понял я, что я - мертвец, а ты лишь мой надгробный камень”. Вот и я – мертвец, но без надгробного камня. Просто ходячий труп, который чего-то ждёт. Как кто-то сказал: “мы умираем ровно столько раз, сколько теряем близких нам людей”. Я добит.
- Если скучаешь, то позвони или напиши ей.
- Скучать в одну сторону, писать в одну сторону, звонить в одну сторону, а в ответ слышать практически всегда одно молчание. Молчание порой может ранить больнее слов, но ещё больнее ранит безразличие.
- А безразлична ли она к тебе?
- По ощущениям - да, а ощущения – это всё, что у меня сейчас есть.
- Может она… Не знаю. Занята постоянно?
- Всё может быть, но время не программа с определённым алгоритмом, всегда можно найти пару минут. Да и смысла никакого нет, если человек сам не старается поддержать общение, и не тянется к тебе.
- Будь рядом, ты же этого хочешь.
- Хочу, но если человек не желает, чтобы я был рядом, тогда что я могу сделать, кроме как навсегда уйти?
- Но ты не хочешь уходить, так что перестань себя корить и продолжай жить.
- Легко сказать. Влюбиться по-настоящему впервые за несколько лет, признаться, получить моменты счастья и всё потерять. Ха, меня даже бросили по сети. По сети! Не смотря в глаза, просто написали сообщение и всё. Это высшая степень презрения к человеку и его чувствам, а я продолжаю, сука, убиваться по утерянным отношениям.
- Такова жизнь.
- На хрен такую жизнь. На остановке меня высади, я один погуляю.
- Главное с собой ничего не сделай.
- Даже не планировал, ты меня ещё в Нижний Новгород не свозил.
- Да, да.
Остановка. Одно слово, которое символизирует полное отсутствие движений, отсутствие стремлений, возможность о чём-то подумать. Всегда нужно вовремя остановиться, особенно при движении в темноте, потому что один неверный шаг и можно упасть, никогда больше не поднявшись.
Он вышел и пошёл в никуда, не думая о пути, времени, фонарях, но думая о чём-то другом, о том, что казалось ему важнее именно в тот день, в тот вечер, в ту минуту на его жизненном временном отрезке.
“Нужно купить сигареты. Где-то здесь недалеко был круглосуточный магазин, осталось только вспомнить где”.
Улицы заполняли пьяные возгласы людей, кругом царило лето, было тепло, так что все повылезали из своих нор. Проносились машины, мотоциклы, где-то шла драка, где-то гуляли весёлые парочки. Жизнь пребывала в движении и только для него она остановилась и потеряла какое-то значение. Он брёл вдоль улиц, пока не дошёл до круглосуточного ларька около дороги, вход которого был завален бутылками и пачками от сигарет.
“Свиньи, - подумал он про себя и зашёл в магазин”.
Магазин был забит всяким хламом, кучей разнообразных продуктов:  алкоголь, чипсы, газировка, какие-то сладости, протухшие бананы и красно-зелёное пятно на полу слева от входа, покрывшиеся плесенью. Вокруг разносился тошнотворный перемешенный запах продуктов, которые неизвестно сколько времени уже там лежали.
- Здравствуйте, сигареты есть?
- Какие вас интересуют?
- Самые дешёвые.
- Шестьдесят рублей, ещё что-нибудь?
- Нет.
Найдя в кармане замусоленную сотку, он протянул её продавщице. Взяв пачку сигарет неизвестной ему доселе марки, он вышел из магазина. На улице он сразу распечатал пачку и закурил. Горький табачный дым проник в горло, но лёгкие отказались его принять; начался сильный кашель, который чуть не перешёл в рвоту. Докурив сигарету, он взял ещё одну и побрёл вместе со своими мыслями, сам не зная куда.
“Все люди приходят и уходят, просто круговорот людей в природе, смирись уже с этим. Какой же ты дурак, нарушил своё главное правило: никому не доверяй и ни с кем не сближайся! Неужели ты, правда, ожидал, что всё будет хорошо? Наивный. Сколько раз ты пытался уяснить себе, что должен стать бесчувственным? Сколько раз ты уже пытался всё изменить, но всё кончалось одинаково? Обжёгся снова, а сейчас посмотри на себя; выкуриваешь уже четвёртую сигарету за последние полчаса и идёшь, пытаясь заглушить все свои чувства. Смотреть жалко.
 А вокруг эти беззаботные люди. Ненавижу, как же я всё это ненавижу. Пьяные крики. Тупая песня играет. Господи, неужели это Натали, её ещё кто-то слушает?! Сейчас бы броситься под поезд и забыться. Как бы я хотел сейчас навсегда исчезнуть и заставить страдать всех вокруг, хотя и не все этого заслуживают, но плевать. Ненавижу. Снова под ногами валяются бутылки. Мрази, неужели так сложно пронести бутылку до мусорки, которая буквально за углом?!”
Он поднял лежавшую под ногами бутылку и понёс в сторону мусорного бака. На улице сгустилась тьма, время перевалило за два часа ночи. Выкинув бутылку, он побрёл в сторону детской площадки, находившейся за его домом, по пути вспоминая, как с друзьями он буквально пару месяцев назад играл на ней же в догонялки слегка подшофе. Придя на площадку, он сел на качели и поднял голову к небу. Звёзд практически не было видно из-за света четырёх фонарей, которые находились недалеко от этой площадки; немного опустив глаза вниз, он увидел свет в одной из квартир и курящего на балконе мужчину.
- Как было бы здорово, если бы сейчас кто-нибудь просто подошёл, попросил сигаретку и сел поговорить. Совершенно неважно о чём, просто что-нибудь обсудить, узнать о жизни другого человека и таким способом уйти от одиночества. Совсем недавно говорил о ненависти к людям, а сейчас хочу с кем-нибудь поговорить, даже смешно от этого. Я упустил в своей жизни всё, что мог. И что же меня ждёт в будущем? Ничего хорошего, как я полагаю, счастье упущено. Как там Блок говорил:

Прежде, чем уйти и не вернуться,
Ты в последний раз себя проверь.
Лучше всё забыть, простить и улыбнуться,
Чем захлопнуть перед счастьем дверь.

Простите Александр Александрович, но не согласен я с вами. Люди сами бегут от счастья за эфемерными мечтами. Смешно, настолько смешно, что хочется плакать. Даже не понимаю, почему я так убиваюсь. Ну бросили и что такого? Со всеми бывает. Чёрт! Знаю я, к несчастью, почему так убиваюсь. Слишком доверился человеку, чересчур сильно, сделал близким, но снова оказался брошенным и сижу здесь, докуривая десятую сигарету. Близкий никогда не бросит. Чушь собачья! Близкие всегда и бросают, уходят, заметая следы. Это жизнь! Дерьмовая паскуда жизнь и с этим ничего не поделать.
Молчание пеленой накрыло детскую площадку, на время заглушив мысли, бушующие в его голове, и лишь только звук пролетающего самолёта остался висеть в окружающем воздухе. Поднявшийся лёгкий ветер колыхал серо-зелёную траву, курящий мужчина ушёл с балкона вглубь своей уютной квартиры, возможно, лёг рядом с женой и погрузился в её объятия.
Тишина давила на него, возвращала к воспоминаниям, а воспоминания резали его душу по старым шрамам, и, чтобы избавиться от неё, он начал читать стихи. Одни стихи он читал, другие у него превращались в крик. Он читал Есенина, Бальмонта, Ходасевича, Бродского; он кричал Маяковского, Артюра Рембо, Сюлли-Прюдома, Анненского, Пушкина и снова возвращался к Есенину. От “Сыпь, гармоника…” он переходил к “Кошмарам”, от “Кошмаров” к “Не выходи из комнаты”, потом к “Вам!”, дальше к “Sanctus Amor”, к “Я вас любил”, и при каждом прочтении он повторял её имя “среди миров, в мерцании светил”, но всё свелось к одному результату; он взял свой телефон, зашёл на её страницу в социальной сети и, открыв фото, где она улыбается нежной, влюбляющей в себя улыбкой, начал искать в ней хоть самые малейшие недостатки, но слепота чувств не позволяла их увидеть. 
“Глупо, очень глупо продолжать чего-то ждать, когда ты мёртв. Её глаза, её черты, её улыбка, всё это жжётся в душе адским пламенем, разъедая душу изнутри. Каково же Ей сейчас? Не думаю, что легко; нельзя полагать, что бросившему человеку легче, чем брошенному. Им обоим больно, но боль разная. А я так хотел Её касаться, не просто обнимать и чувствовать её тепло, а слиться душой, ощущать абсолютно всё: её чувства, страхи, желания, мечты, стать светлым лучом, который избавит Её от страхов, воплотит желания и мечты в реальность, утихомирит крики, расправит крылья за спиной. Но нет. Как же часто я слышал, что время лечит. Ни черта время не лечит! Оно лишь позволяет забыться, но от воспоминаний не убежать. Не хотел я, чтобы всё так закончилось. Самый главный человек, да? Да я даже не хороший друг, а просто знакомец. Чёрт! Чёрт, чёрт, чёрт! А действительно ли был у меня у самого близкий человек? От близкого не может разить безразличием… Неужели я лишь создал себе иллюзию близкого человека?”
На площадке разразился смех охваченный безумием, смех, который постепенно превратился в плач. И этот плач никто не мог услышать, он был тихий, безмолвный, он был подобен разрушению, игре в разрушение: устойчивая конструкция резко превратилась в пыль.
Немного успокоившись, он поджёг четырнадцатую сигарету, затянулся и отправился прочь с детской площадки, еле пробиваясь сквозь темноту, и не понятно темноту улицы или темноту души.
“Иллюзия. Иллюзия существования, чувств, близости, любви. Ещё не хватало мне скатиться в полный солипсизм. Я лишь хотел найти себе счастье. Неужели я многого прошу? Всего лишь быть  счастливым”.
- Неужели это так много?! – крикнул он в темноту, подняв взгляд к звёздам. За криком последовала пара недовольных возгласов из окон уснувших квартир, но он их не слышал, он пытался услышать ответ на свой вопрос, но никто не мог ему ответить.
“Чувствую себя Маяковским безответно влюблённым в Лилю Брик и готовым ждать всю жизнь неизвестно чего. Ночь движется, время движется. Охренеть!  Уже полчетвёртого утра доходит. Всё вокруг, включая время, движется, а мне охота навечно замереть. Странно это и одновременно невыносимо. И снова в голове “я вами болен…”. Она не может со мной быть. Она не может со мной быть! Не попробовав даже, сказать это, а потом совершенно забыть про меня, и всё, что было, будто и не было. Как же легко, оказывается, вычеркнуть ненужного человека из своей жизни, достаточно всего лишь произнести одну фразу и ей убить человека”.
Он устал от своих мыслей, он начал их бояться, начал бояться своих желаний, начал бояться себя, поэтому он достал из кармана плеер, вставил в одно ухо наушник и включил сборник произведений классической музыки. За “Реквиемом” Моцарта шёл “Зимний ветер” Шопена, потом “Павана к усопшей инфанте” Равеля, “Лебедь” Сен-Санса, и вот именно последнее произведение снова вернуло его к мыслям и воспоминаниям.
“Именно под “Лебедя” Сен-Санса меня впечатлил танец балерины Майи Плисецкой. Балет, ох, прекрасный балет, его грациозность, полёт, плавность движений: ну как это может не впечатлять?! Это же удивительно, это волшебно, балет – это жизнь в грации. Как бы я хотел увидеть, как Она танцует в балете. Я просто уверен, что это было бы восхитительно”.
На улице не было слышно ни пьяных возгласов, ни проезжающих машин, казалось, будто весь город вымер. Он вышел в полуразрушенный парк с неработающим фонтаном. Дорожки парка, покрытые  тротуарной плиткой, были полны трещин и ям, по бокам дорожек раскинулись деревья, фонари, уходящие вглубь парка, светили через один, и лишь статуя Феликса Эдмундовича Дзержинского стояла не задетой временем, как напоминание о полном развале.
Пока он шёл по тихому парку, временами перепрыгивая паутину плиточных швов, где-то со стороны деревьев раздалось протяжное мяуканье. Придя на источник звука, он увидел, как на дереве сидел беспородный котёнок серебристого цвета то ли зовущий на помощь, то ли проклинающий всё вокруг.
- И чего ты кричишь? Раз залез сам, то и спустишься сам. И не надо мяукать, я не виноват, что ты там застрял. Предлагаешь мне лезть на дерево и спасать тебя? Мне сейчас уж точно не до тебя, я занимаюсь бесполезным самоистязанием. И не надо на меня так смотреть, давя на совесть, мне и так дерьмово, – он собрался уже уходить, но всё-таки вернулся обратно. - Чёрт!
Подойдя поближе к дереву, он начал на него забираться. Дерево было в форме буквы “V”, разбежавшись, он запрыгнул на него и начал лезть в сторону котёнка, который сидел на ветке, примерно на трёхметровой высоте. Попытавшись дотянуться до него, котёнок оцарапал ему руку, а после пробежал вниз по ветке, спрыгнул на землю и убежал.
- Сука! Конечно, давай, беги, тоже оставь меня!
Он начал спускаться вниз, но поскользнулся и упал, приземлившись более-менее удачно, но всё же отбив себе левую ногу. Оцарапанный и с больной ногой он сел на скамейку и достал девятнадцатую сигарету. После первой продолжительной затяжки его вырвало и продолжало рвать несколько минут. И все эти минуты он наделся на рвоту, как на освобождение, освобождение от эмоций, чувств, мыслей, всего, что накопилось в нём за последние дни. Он надеялся на это, но внушить себе это не удалось. Когда рвота прекратилась, то он докурил сигарету, достал сразу же последнюю и отправился в сторону дома. Время приближалось к пяти утра.
“Прекрасная ночь, просто восхитительная, что хочется поскорее её забыть. За ночь я так ни к чему и не пришёл, не смог ни избавится от своих чувств, ни смириться с ними. Вся ночь прошла впустую, только хуже себе сделал. И был ли в этом какой-нибудь смысл? Никакого. Одно самоистязание и желание вернуться к Ней, просто обречённая любовь, которую рано или поздно я уничтожу вместе с собой. А в груди всё также больно”.
Немного не дойдя до дома, он сел на асфальт, держась за своё сердце.
- Слишком больно, неужели приступ? Как же не вовремя. Надо позвонить в скорую.
Он потянулся к своему телефону и как только смог его нащупать, то его сознание охватил жуткий страх - страх, что это конец, что это его последние минуты.
- К чёрту! Мне нужно позвонить, но точно не в скорую.
Еле сумев достать телефон из кармана, он нажал на быстрый вызов. Пошли гудки, болью отдававшиеся по ушам. Рука его всё также лежала на груди, где боль становилась всё сильнее и сильнее.
- Пожалуйста, ты должна взять, ты должна! Больно, как же больно, тело будто парализовало! Пожалуйста, возьми трубку, ты точно должна её взять, я хочу услышать твой голос, иначе я его могу никогда больше не услышать.
Но из динамика вырывались только гудки. Они продолжали бить по ушам и ему начало казаться, что они отдаляются, затихают и скоро просто навсегда оборвутся. Его глаза начали медленно закрываться, боль не утихала, но он её уже почти не чувствовал. В телефоне раздался голос:
- Алло!
- Мама…
Где-то вдалеке послышались звуки скорой помощи. Первые лучи солнца пробили горизонт и направились в спящие квартиры многоэтажных домов. Наступило утро нового дня.


13.07.2018 – 22.07.2018