Про то, о чём не сказал на исповеди

Жаркий крымский полдень. Я и, едва мне знакомый, графоман идём, вжимаясь в тень только что отцветших каштанов. Несколько минут назад мы приняли на грудь хорошую дозу коньяка. Платил мой спутник и поэтому зачитывает меня своими искренними, но, даже от этого, никакого отношения к поэзии не имеющими, стихами. Я пьян и поэтому снисходительно терплю насилие над литературным вкусом.
Так выглядит моё очередное отступничество от принципов правды. В очередной раз я продался. Стыдно мне будет потом. И это чувство возвратится ко мне неоднократно, и, как сейчас, беспощадным глаголом ожжёт сердце моих стихов.
Мы идём, каждый по-своему сытые и самодовольные.
А позади за нами влачится, словно тень, голодный и жаждущий хоть какого-нибудь алкоголя гениальный поэт. Он его получит из снисходительных рук моего собеседника, но только после того, как тот услышит мой неискренний комплимент.
Спустя несколько, совсем немногих, лет, поэт тяжело заболеет, будет страдать в полном одиночестве в неотапливаемой сырой хатке старого Симферополя.
И не я, но бездарный рифмоплёт, почувствует эту беду, придёт к нему, вызовет скорую помощь и тем самым продлит жизнь одинокого гения ещё на целый, безупречно плодотворный, год.
10.11.18