Байки у костра

Размер: 32 страницы
Кол-во частей: 10

Описание:
Несколько историй о необъяснимом, рассказанных разными людьми. Все истории даны в литературной обработке. Реалистичность понесла ущерб, но автору показалось, что если в каждой байке сохранить разговорный стиль, то их невозможно будет читать.

========== 1. Дорога ==========

В сентябре бывает очень холодно, особенно по ночам. Я медленно шла по тротуару, ёжась от пронизывающего ветра. Город ещё не спал, но основной поток машин уже схлынул. Эта улица не самая шумная. Вот на проспекте сейчас весело, там толпы гуляющих, пивнушки через каждые десять метров и вообще здорово. По проспекту я тоже люблю пройтись — но только изредка, когда хочу расслабиться, и принципиально там не знакомлюсь. Ни к чему хорошему такие знакомства не приводят. Проверено.

— Девушка, не подскажете, как проехать к драмтеатру? — спросил мужской голос.

Увлечённая своими мыслями, я даже не расслышала шум колёс. Надо же, остановился, хоть я и в джинсах. Когда в юбке, лучше останавливаются, но уж слишком сегодня холодно, чтобы выходить в юбке. Я обернулась и по привычке ответила:

— Тут недалеко, а давайте, я сама покажу! — и, уже садясь в машину, сообразила, что это опель корса. Дала себе зарок не садиться в дешёвые тачки, но…

Я же не настоящая. До настоящей мне как до Москвы пешком, поэтому решила не задирать нос. Мужику было на вид лет тридцать. Дед. Ладно. Он включил клубняк, а после перекрёстка молча протянул мне пятитысячную бумажку. Я, конечно, удивилась, но так у меня уже однажды было, чтобы мужик платил заранее, и ничего особо страшного потом не произошло. Может, он тоже неопытный, как, собственно, и я. Я, между прочим, даже кое-что в водку подсыпать толком не умею. Это на самом деле не так просто, как в анекдотах рассказывают — если спалишься, без башки можно остаться.

Я взяла красную купюру двумя пальцами — указательным и средним — и сказала презрительно:

— Это что?

Не повёлся. Даже не ответил. Вырулил на окружную и дал по газам, меня аж вдавило в сиденье. Ещё один любитель отдыха на природе, знаем таких. Дома жена или деваха вроде меня — постирала ему носки и спит-дожидается. Я спрятала деньги и откинулась на подголовник, наслаждаясь быстрой ездой.

И тут этот придурок выключил фары. Совсем.

— Ты охренел? — завопила я не своим голосом и хлопнула его по ноге.

Он тихо, зловеще так, захохотал, врубил эти чёртовы фары и спросил:

— Что, страшно?

— Пошёл ты, — процедила я сквозь зубы.

Он сбросил скорость, нажал аварийку и поплёлся медленно-медленно. Нас стали обгонять. Мимо промчалась фура, и нашу машинку качнуло ветром. Я ждала, что мужик начнёт меня лапать, но минуты шли, а он сидел с каменной рожей и не обращал на меня внимания.

— Эй, мальчик, — не выдержала я. — У тебя все дома?

Он будто не слышал. Мне эта поездка нравилась всё меньше и меньше, и я втайне надеялась, что его остановят на выезде с окружной — вот тогда-то я и сбегу. Не надо мне такого счастья. Но за пару километров до поста он разогнался, а перед самым постом послушно сбавил до указанных сорока, и нас пропустили. Жаль.

На развязке он свернул на московский выезд, убавил музыку и представился:

— Меня Иван зовут. А тебя?

— Оля. Ты всегда ездишь как обкуренный?

— Ты обкуренных не видела. Местная?

— Что я, сдурела? А если папа свою дочку снимет, или брат сестрёнку? С Белгорода.

Раздался рёв турбодвигателя, и нас на бешеной скорости обогнал какой-то лихач на спортивной тачке. Я однажды с таким ездила и страху натерпелась на всю оставшуюся жизнь. Впрочем, как я сегодня убедилась, напугать человека можно и на старой развалюхе.

— Я был в Белгороде. Там красиво, — мечтательно произнёс Иван.

— Ага, — поддакнула я, радуясь возможности его заболтать. Чтобы сбежать, нужно было выждать удобный момент и попросить остановиться возле кустов. Авось доберусь домой, машин много, а таких полудурков — один на миллион. Мала вероятность, что второй такой попадётся. — Слушай, мне в кусты надо. Притормози.

Он опять захохотал, как привидение из кино:

— Нет, меня на это не купишь. Сиди, мы уже почти приехали.

— Куда приехали? Мне завтра в универ!

— Денёк пропустишь. Никто там без тебя не помрёт.

Я с тоской поглядела на дорогу. Один из моих бойфрендов утверждал, что ночью ездить удобно: пристроишься за какой-нибудь тачкой и видишь, как она все ямы объезжает, да и трасса свободнее. Может, оно и так, но мне с этого не легче.

— Выпусти меня, — сказала я.

— Сиди, я сказал. Тебе заплатили.

— Ага. Пятёрку.

— Для тебя и это много.

— Слушай, Иван, ты что задумал?

— Не боись. Жива останешься.

Я не поверила, но промолчала. Так я ещё ни разу не вляпывалась. В уме роились истории о маньяках, одна другой ужаснее. Ну почему обязательно я?

Вдалеке на асфальте что-то сверкнуло — ярко, как неоновая лампочка, и очень низко. Я никогда не видела таких странных огней и глянула на Ивана. Он продолжал вести как ни в чём не бывало. Я снова посмотрела на трассу и уставилась, как заворожённая, на этот синий огонёк, а когда поняла, что это, сразу захотела отвернуться, но не смогла: зрелище притягивало. Посреди дороги лежал крупный чёрный пёс, раздавленный совсем недавно, судя по свежей крови, и его мёртвые глаза отражали свет фар. Мне вспомнился лихач с турбодвигателем. С обочины сверкнула ещё одна пара синих огоньков, и я успела заметить точно такую же собаку, бегающую рядом.

Иван чуть притормозил.

— Их, значит, двое было, — предположила я. — Парочка.

— А может быть, и нет, — пробормотал Иван себе под нос. — Очень плохое предзнаменование.

— Ты точно обкуренный, — сказала я со смешком. — Тут таких предзнаменований по всей дороге знаешь сколько валяется? Я однажды телёнка сбитого видела.

Он меня не слушал, и я оставила попытки запудрить ему мозги. Чувствуя, что впадаю в панику, перебирала в уме варианты действий. Поговорить с ним по-человечески? Не то. Притвориться спящей? Можно, но чуть позже, а то не поверит. Заболтать? Уже пробовала, не прокатило. Дурочку включить? Ход почти беспроигрышный, но вот это «почти» меня напрягало — мужик хоть и с прибабахом, но далеко не глуп. Истерику устроить? Убьёт ещё. Раньше времени… Лучше всего пока помалкивать. В бардачке перед пассажирским местом такие люди обычно хранят пистолет-травматику. Сделав вид, что чешусь, я протянула руку к бардачку.

— Руки, — негромко сказал Иван.

Я откинулась на спинку. Чёрт, как же меня угораздило сесть в этот драный опель! Пульс у меня, наверно, был за сто. Только бы не разреветься, это его совсем выбесит. Я начала считать встречные машины, дав себе обещание на десятой притвориться, что мне плохо, и потребовать остановки. План был так себе, но до него, слава богу, не дошло: после шестой машины Иван резко затормозил, отчего я чуть не ткнулась в панель, и свернул в лес на грунтовку. Я начала мысленно прощаться с жизнью, и в этот момент у него запиликал телефон.

Иван тронул гарнитуру на ухе и ответил:

— Да, мы уже подъезжаем. Я и моя девушка. Вы нам что-нибудь оставили? Да, везу. Две пятилитровые, — он отключил связь и обратился ко мне: — Ты сможешь сегодня изображать мою подружку? Так нужно.

— Это любая сможет, — сдавленно ответила я. Машина прыгала по ухабам, чиркала пузом по земле, а мимо проползали страшные корявые деревья. — А куда едем-то?

— Что-то вроде бардовской встречи на берегу. Костёр, шашлыки… Ты не против?

— Не против. Только я забыла, каким именем тебе назвалась.

— Олей, — напомнил он. — Мне нравится.

— Ок. А из кого шашлыки жарить будете?

Он снова захохотал, как вампир, ткнул пальцем прикуриватель и, включив подсветку в салоне, попросил меня подать ему пачку сигарет из бардачка. Я открыла крышку и достала сигареты, взяв одну себе. Никакого пистолета там не было и в помине. Раздался щелчок, и мы закурили, выпуская дым в окно. Я постепенно успокаивалась.

— Слушай, а зачем ты вёл себя как маньяк?

— Ты так потешно боялась, — хохотнул он. — Не мог отказать себе в удовольствии.

Я прищёлкнула языком. Кому удовольствие, а кто чуть копыта не откинул. Ладно, бывает и хуже. Когда мы наконец проехали насквозь широченную лесополосу, я увидела вдалеке костёр, палатки и несколько машин. Похоже, он не врал. Шашлыки так шашлыки — где наша не пропадала! Мне полегчало, и теперь я боялась только одного: что придётся слушать бардовские песни.

========== 2. Пикник у реки ==========

Мы оставили машину у самой полосы и оставшуюся сотню метров прошли пешком, держа в руках по здоровенной баклажке. Судя по тому, как шумно нас приветствовала компания, Ивана тут знали и любили. Он представил меня как Олю. Народу было десять человек вместе с нами, и в основном пары — не семейные, как позже выяснилось, но всё равно это сводило на нет мои шансы уехать отсюда с другим спутником. И все уже в возрасте, из молодёжи только я да ещё одна девчонка. Меня припахали строить бутерброды, а Иван ушёл ставить палатку. Краем глаза я за ним проследила: место он выбрал чуть поодаль от общего лагеря, и это было мне на руку.

Два бородатых мужика разжигали мангал, ещё один — без бороды — тренькал на гитаре, сидя на перевёрнутом ведре. Остальные, включая меня, сидели вокруг костра на кусках туристической пенки, не знаю, как эти квадратики называются. Мне тоже такой выдали. На меня после стресса напал жор, и два бутера я уничтожила в процессе готовки.

Сперва мне показалось, что фазу солнышка лесного компашка уже миновала и полностью переключилась на тему шашлыков, но увы. Дрова в мангале весело полыхали, новая пятилитруха была только что откупорена, и у бардов открылось второе дыхание.

Спели хором «Солнышко лесное», потом «Как здорово, что все мы здесь», и я это всё слушала, прихлёбывая из стаканчика, и радовалась, что не лежу в канаве с перерезанным горлом. А потом гитару пустили по кругу, и они запели песни собственного сочинения. Одинаковые, как на подбор, все о красоте родной природы — про берёзки там и тучку с бычком, и я уже перестала воспринимать это как музыку: фон и фон, ничем не хуже гула машин, — когда вдруг гитару взяла женщина, старенькая уже, лет под сорок, крашенная в блонд, и заиграла. Не боем, а перебором, и мне понравилось, я даже включила диктофон на запись. Я всегда его с собой ношу, наученная горьким опытом, он висит у меня на шее и включается отработанным жестом, словно я поправляю чехол. Люди думают, что это телефон, и болтают чего зря. А я записываю.

Женщина запела, и с первых слов меня пробрала дрожь: песня была про любовь и очень жизненная, так оно из-за мужиков всегда и бывает.

— Ну, здравствуй, как тебя сегодня

Зовут, и что ты будешь пить?

Дарить цветы уже не модно,

И кто мне станет их дарить?

Присядь со мной у стойки бара

И фразу умную скажи.

Конечно, ты ещё не старый,

Ты просто трудной жизнью жил.

Уйдём за этот дальний столик,

Где так уютно и темно.

Конечно, ты не алкоголик,

Ты просто любишь пить вино.

Под звуки пьяных откровений,

Как незаботлива жена,

Меня ты примешь на колени

И выпьешь свой бокал до дна.

В твоей потёртой иномарке

Мы спрячемся в тени домов,

А через час меня у парка

Ты высадишь — и был таков.

Благодарю за угощенье,

И за любовь твою мерси.

И вновь, дрожа от отвращенья,

Я в три утра ловлю такси.

После её выступления все немного помолчали, а потом кто-то из дядек схватил гитару и начал настраивать. Крутил, крутил — и оборвал вторую струну. Запасной струны или запасной гитары, понятное дело, ни у кого не было. На него забухтели, попытались играть на пяти струнах, но оно как-то не звучало, и я догадалась, что никакие это не барды, а обычные люди, приехавшие на отдых. Барды со своими гитарами ездят и держат в кармане набор струн. Покоцанный инструмент спрятали в багажник, и концерт закончился. Я всё ещё находилась под впечатлением и хотела прослушать песню ещё раз, когда приеду домой: уж очень она была красивая, и словно обо мне. Целый романс, а не песня.

Тут кто-то бросил клич, что угли готовы, народ засуетился, и завоняло горелым жиром. В ожидании шашлыка мы быстро смели бутерброды и уполовинили бутылку. Все разделились на группки. Бородатые мужики притащили из полосы сушняка и обновили костёр. Их спутницы курили и со смехом перешёптывались. К нам с Иваном подошли две женщины — та бабулька-блондинка, которая пела про любовь, и молодая девушка. Завязалась беседа и стрельба сигарет друг у друга. Я скромно молчала, пока они расспрашивали моего спутника обо всяких кредитах, ипотеках и язвах, но внезапно ему позвонили, и он ушёл болтать. Тогда девчонка обратилась ко мне:

— Оля, а вы где работаете?

— А зачем женщине работать? — искренне удивилась я. — Всегда можно пройтись по обочине — кто-нибудь да остановится.

Бабулька закатила глаза — как будто не об этом только что сама распевала, а девчонка нахмурилась и возразила:

— А если он мне противен? Вдруг остановится старый и толстый?

Я бросила окурок.

— Знаешь, когда он достанет десяток стодолларовых бумажек, то покажется тебе красавцем!

Девчонка покачала головой — наверно, сомневалась в моих словах. Вернулся Иван, и женщины ещё немножко поспрашивали его про язву, а потом кто-то объявил, что шашлыки готовы, и мы снова расселись у костра. Бабулька раздала всем пластиковую посуду — тарелочки, с которых всё падает, и вилки, которые ни во что не втыкаются, и пошла основная пьянка. Я отметила, что никто из так называемых бардов не ругается матом, даже мужской состав, и это было непривычно. С тех пор как покинула семью, я впервые оказалась в таком утончённом обществе и на всякий случай тоже не материлась, чтобы не выглядеть дурой.

Шашлык прожарился на редкость хорошо и получился ужасно вкусным. «Обожрусь сегодня, — подумала я, нацепляя на гнутую вилку очередной кусок, — осенние штаны не налезут». Когда дело близилось ко второй бутылке, одна из женщин запустила флэшмоб:

— Ребята, раз уж гитара сломалась, давайте рассказывать истории. Объявляю конкурс! Победителю — приз.

Она вытащила откуда-то из закромов пучеглазенькую плюшевую игрушку и помахала ею над головой. Определённо эта тётка работала в школе или в детсаду — такие любую попойку готовы в утренник превратить. Кое-кто из вежливости одобрительно зашумел, и раздался одинокий хлопок. Я была уже достаточно пьяная, чтобы слушать любые истории, поэтому тоже захлопала — типа я согласна. Но выяснилось, что эта массовичка-затейница написала наши имена на бумажках, скрутила их и высыпала в чью-то грязную кепку, чтобы вынимать по очереди. Чьё имя вынули, тот и рассказывает. Зашибись! Значит, и мне участвовать? Я бы им разного могла рассказать, но ведь не заценят… Я посмотрела на Ивана, и он мне подмигнул. Ладно, хоть не стишок читать с табуретки, и на том спасибо. «Что-нибудь сочиню, пока до меня дойдёт очередь», — решила я и, бросив негодную вилку, ухватила мясо рукой.

— Но, чур, пусть это будут истории о чём-нибудь странном и непонятном! — предложила другая женщина. — О привидениях, вещих снах, колдовстве. Наверняка с каждым хоть раз происходило что-то в этом роде.

Наверно, реальность всех достала, потому что собрание дружно одобрило идею поболтать о потустороннем, и тётка вытащила первое погоняло.

— Оленька! — слащаво провозгласила она, и мне зааплодировали.

Определённо судьба решила надо мной сегодня повеселиться. Я улыбнулась и начала шевелить своими пьяными мозгами, но на ум ничего не шло, кроме дохлой собаки на дороге. Это было самое странное, что я видела в жизни: животное умерло, а глаза всё равно отражают свет.

— История… Про двух собак, — промямлила я, и компания притихла. Мне внимали. — Жили-были две собаки. Он и она. Они друг друга очень любили… Прямо на асфальте. И одна собака попала под машину. А её дружок бегал вокруг и не хотел её бросать даже мёртвую.

Я зависла, и мне кто-то задал наводящий вопрос:

— А что было потом?

— А потом мы с Иваном мимо ехали и увидели их. Часа полтора назад. Вот и вся история.

Тётки зашумели.

— Так это по правде? Что же ты молчала? Надо съездить. Это далеко?

— Километров двадцать от поворота, — сказал Иван со скорбным видом. Ага, пусть он мне ещё расскажет, что ему этих кобелей жалко.

— Нужен бинт! — крикнула массовичка-затейница.

— А там бинтовать нечего, собака всмятку, — сообщила я, облизывая пальцы.

— Это для намордника, чтобы забрать вторую собаку, — объяснила тётка.

Я пожала плечами. Как можно из бинта сделать намордник, я не знала, но была рада, что от меня отцепились с историями. Барды посовещались, выбрали добровольцев — мужика без бороды и девчонку, те залезли в белую десятку и пьяные поехали. Я заглянула в телефон и увидела два пропущенных звонка от мамы, но отзваниваться было поздновато, и я взяла ещё кусочек шашлыка. На первую пару гарантированно завтра опоздаю. Чёрт их дёрнул устроить пикник посреди недели!

========== 3. Дальняя родственница ==========

Однако игра продолжалась. Теперь мне ничего не грозило, я расслабилась и приготовилась слушать. Затейница потрясла кепкой и вытащила имя следующей жертвы: выпало одному из бородатых мужиков. Он крякнул, поставил стакан на землю и протянул руки к огню. Мы ждали. Я незаметно включила диктофон.

— История о детстве, — начал рассказчик. — Было мне лет пять или шесть…

— В таком возрасте человек не может себя помнить! — перебила затейница. — Я психолог, я знаю!

— Но я же помню, — растерялся мужик.

— Значит, вам было десять лет или двенадцать! — отрезала женщина.

— Хорошо. Мне было десять или двенадцать. И мы всей семьёй поехали в гости к родственнице — папиной двоюродной сестре. Так-то мы с ней не общались, но тогда случилось что-то важное, не то свадьба, не то похороны, и у неё собралась родня со всей страны. Помню длинный стол, уставленный едой, и много проходных комнат. Народу было так много, что я испугался и спрятался под стол.

Тетя была полная и черноволосая. Помню её круглые румяные щёки и густые брови. Волосы она укладывала в пучок и ходила в застиранном халате, а уж как от неё несло потом — слов нет. Что поделаешь, в советские времена считалось нормальным принимать гостей в халате и купаться раз в неделю.

Взрослые ходили, разговаривали, гремели посудой, и среди этой суеты тётя улучила момент и зазвала меня на кухню. Она заглянула под скатерть, поманила меня пальцем и строго сказала: «Идём». Я к тому времени уже твёрдо знал, что старших надо слушаться, и вылез. Она крепко взяла меня за руку и отвела в свою замурзанную кухоньку, где всё было покрыто жирным налётом, даже плафон под потолком.

Она усадила меня на табуретку и велела сидеть смирно, а сама достала из шкафа пыльную бутылочку, побрызгала на меня водой из неё, перекрестила три раза моё лицо и что-то очень быстро прошептала. Слов я не разобрал. Затем убрала бутылочку и дала мне какую-то сладость — не то пряник, не то рогалик, велев скушать.

Я послушно стал жевать, но не успел съесть и половины, как меня замутило. «Кушай, кушай, так надо», — приговаривала тётя и подбадривала меня кивками. Кое-как я одолел всё лакомство, и тётя довольно засмеялась. «Вот теперь можешь идти», — разрешила она.

Вот вроде бы и всё. На следующий день мы уехали, и с ней я больше не виделся. Но через неделю со мной начали происходить странные вещи! Я обнаружил, что боюсь темноты, хотя до этого был послушным ребёнком и укладывался спать без капризов. Мать измучилась со мной. Оставшись ночью один, я орал благим матом, и не помогали ни тумаки, ни уговоры.

Днём было не легче. Мы жили в деревенском доме, и к моей комнате примыкала печка-голландка. Так вот каждое утро я просыпался от того, что в этой печке кто-то дышал. Ровно так, глубоко, словно во сне. Я сначала думал, что слышу дыхание родителей из соседней спальни, но оно раздавалось даже тогда, когда в доме никого, кроме меня, не было. Деревня же, вы понимаете, все выходили в огород затемно, когда я ещё спал. До сих пор меня озноб берёт, как вспомню: родители на огороде, я в доме один стою перед этой печкой, а в ней кто-то дышит. Мать мне не верила, бабка говорила: «Это Хозяин», отец с дедом смеялись. Никто из них не понимал, каково мне оставаться наедине с этим дыханием.

Но если бы только это! Было ещё кое-что. Временами на меня накатывало удушье, и ладно бы ночью во сне — так нет же, среди бела дня, и оно сопровождалось такими тошнотворными симптомами, что я даже не могу их описать. Это было мерзостно, на меня наваливалось что-то невидимое и тяжёлое. Обонятельные галлюцинации стали почти постоянными, причём запахов было два: один, совершенно удушающий, напоминающий жжёную резину, появлялся редко, а второй был не такой противный, зато преследовал меня каждый день — тонкий, сладковатый и не похожий ни на что очень навязчивый аромат. С этими запахами я вырос.

Ну, что сказать? Продолжалось это лет до двадцати пяти, потом постепенно сошло на нет. Но иногда, где-то раз в полгода, со мной опять начинает твориться что-то подобное, и тогда я пью таблетки — те, которые покупают по рецепту или достают по блату. Я достаю по блату, потому что мне нужно водить машину. Кстати, выпивка тоже хорошо помогает. До сих пор не знаю, что это было и связано ли оно с тётиными обрядами, но я точно уверен, что до поездки к ней ничего подобного со мной не случалось.

Детство моё было сильно подпорчено, но сейчас всё хорошо. У меня семья, квартира, машина, работа — могу сказать, что я счастливый человек! И я давно забыл бы об этом ужасе, но буквально полгода назад мой сын сказал, что боится оставаться в своей спальне, потому что в ней кто-то дышит.

Жена считает, что ребёнок просто капризничает. Мы с ней вместе его убеждаем, что ему это кажется и никого в спальне нет, но он не верит и твердит своё: «Там кто-то дышит». Ему пять лет, время детских фантазий, и я надеюсь, они скоро пройдут, но иногда думаю: а вдруг с ним то же, что было со мной? Что, если мой сын испытывает те же страхи и чувствует те же запахи? Что, если его детство отравлено тем же кошмаром, что и моё? И тогда мне становится не по себе.

========== 4. Прошлая жизнь ==========

Рассказчик отхлебнул пива, и его наперебой начали убеждать, что ребёнок не испытывает ничего подобного, а насчёт дыхания фантазирует, причём особенно старалась наша затейница, у которой тоже был сын, и разговор плавно перешёл на подгузники.

До чего там дообсуждались, я не услышала, потому что убежала в кусты. Вернулась как раз к следующей истории. Речь держала… гм, дама. Как я поняла, ей было порядком за тридцать, но выглядела она моложаво: ни седины, ни морщин. В свете фонарей и костра, конечно, много не разглядишь, но эта тётенька для своих лет держалась молодцом и даже не разжирела. Правда, слегка выделялась прикидом — на ней были не джинсы и штормовка, как на всех тут, а цивильные штаны и вязаный свитер. Сто пудов сама вязала.

— О чём будет ваша история? — с улыбкой спросила затейница.

— О реинкарнации, — серьёзно сказала женщина, и теперь уже я закатила глаза.

— Налей пива, — шепнула я Ивану. Он плеснул в мой стакан из пустеющей пятилитрухи, я сделала добрый глоток и почувствовала, что могу слушать что угодно. Под пиво всё сойдёт, хоть солнышко лесное, хоть реинкарнация. Рассказчица начала свою байку:

— Мы привыкли смеяться над самой идеей прошлых жизней, но в последние десятилетия она прочно вошла в наше сознание и обиход. Даже поговорка появилась: наверно, я в прошлой жизни был… и называют какое-то животное. Есть люди, которые верят в переселение душ, и это не обязательно религиозные фанатики. Я общалась с абсолютно нормальной женщиной, которая считала, что помнит своё предыдущее воплощение — будто бы она жила во Франции в начале двадцатого века и работала машинисткой. Она рассказывала удивительные подробности… Но я отвлеклась.

До сих пор не могу сказать, верю я или не верю. Здравый смысл мне говорит, что со смертью кончается всё, но в то же время я сталкивалась с такими доказательствами — сама лично, а не в рассказах других — что менее упрямый человек на моём месте давно бы уже стал приверженцем какой-нибудь модной секты.

Дело в том, что однажды я начала вспоминать. Это началось не так давно, года три назад — сначала во сне, а потом и наяву. Я явственно помнила, что когда-то жила в гражданском браке с парнем по имени Данила. Будто бы мы встречались со школьной скамьи, потом стали жить вместе.

У нас была очень сильная взаимная любовь, мы понимали друг друга с полуслова и ни разу не поссорились. Иногда он уезжал на несколько дней, и я ждала его. Телефона не было — я говорю о стационарном, о сотовых тогда и речи не шло, — и я волновалась. Помню, как радовалась, когда он возвращался. Он привозил мне гостинцы, иногда маленькие подарки.

Мы часто гуляли по городу, взявшись за руки, как дети. По сравнению с теперешним движением в то время на улицах почти не было машин. В магазинах тоже ничего не было — как раз началась перестройка. Мы заходили в продуктовый, в книжный, в галантерею, но ничего не покупали, потому что сидели без денег. Свою тогдашнюю работу я помнила смутно: что-то связанное с дежурством. Грёзы о прошлом были так сильны, что иногда я на час выпадала из реальности, глядя в бесконечность и вспоминая своего парня.

Так продолжалось, пока подруга не привела меня в клуб по интересам, где некий профессор проводил сеансы регрессии. Я уже упоминала эту подругу, она верит в переселение душ и серьёзно изучает эзотерику. Случайно за чашечкой кофе я обмолвилась ей, что меня преследуют навязчивые воспоминания о браке с Данилой, и она пригласила меня в этот клуб.

Справедливости ради нужно сказать, что насильно она меня туда не тащила, просто рассказала, как профессор помог ей вспомнить предыдущее воплощение во Франции и как после этого открытия изменилась её жизнь: она начала свободно говорить и читать по-французски и стала подрабатывать переводами. И, как человек здравомыслящий, она в первую очередь спросила, а не может ли быть так, что в молодости я действительно жила с парнем, просто забыла. Ведь бывают же случаи частичной амнезии.

А вот здесь я должна признаться, что никогда, ни разу в жизни не заводила ни с кем роман. У меня не было даже случайных связей — уж так сложилось. Я по жизни одиночка, любовь обошла меня стороной. Я объяснила это подруге. Сказала ей также, что моя молодость пришлась на более поздний период, когда все уже обзавелись мобильниками, так что лучшим вариантом было списать мои сны и воспоминания на бурную фантазию.

Но они буквально одолевали меня — мне повсюду мерещился призрак Данилы, я помнила его голос, лицо, прикосновения, помнила наши прогулки и вечерние посиделки перед телевизором, и мне хотелось разрубить наконец этот узел. Я как раз получила премиальные и сама попросила подругу отвести меня к профессору, и уже через пару дней прошла первый сеанс регрессии.

Мы занимались в небольшой группе: сначала сидели на стульях, поставленных в круг, и рассказывали о своих проблемах, а потом ложились на спортивные коврики и проводили сеанс под специальную ритмичную музыку. Мне с непривычки было трудно часто дышать, но профессор сказал, что так у всех и потом дело пойдёт легче. Все люди разные, кто-то на первом же сеансе вспоминает сразу несколько предыдущих воплощений, а кому-то нужно долго тренироваться, прежде чем вернётся память. Он оказался прав. Я не бросала занятия и через несколько недель добилась ошеломительных результатов!

Перед каждым сеансом мы по традиции рассказывали, кто что вспомнил накануне. Один молодой парень поделился, что жил в древнем Египте и работал летописцем — он даже нарисовал в блокноте несколько иероглифов и показал нам. Другой молодой человек рассказывал, что жил на другой планете и был капитаном космического корабля, и никто из нас над ним не смеялся. Молодая девушка вспомнила, что жила в Москве в послевоенные годы и погибла от несчастного случая: её застрелили, и на месте раны у неё родинка.

Странное чувство: когда я возвращалась домой, у меня включался здоровый скептицизм. Общение с группой мне нравилось, ничего опасного и вредного в занятиях я не видела, поэтому продолжала туда ходить, но всех, включая себя, считала людьми с богатым воображением, а «воспоминания» — фантазией и не более. На встречах, конечно, помалкивала, там было принято свято верить во всё, что выдал измученный кислородом мозг.

Моё здравомыслие изменило мне лишь однажды — когда я вспомнила себя. Себя и Данилу. Эти воспоминания были очень живыми, и теперь я не посмею заявить, что меня никогда не любили. Да, я провела жизнь в одиночестве, но прекрасно знаю, что такое любовь и что такое счастье. Ради одного этого стоило прийти на сеансы регрессии.

Я вспомнила свою прошлую жизнь целиком. В ней был и Данила, и советские реалии — я бы могла перечислить кучу мельчайших подробностей того времени, но вряд ли они кому-то интересны, кроме меня самой. В группе я была не только старше, но и медлительнее всех, и остальные к тому времени уже вспомнили свои прошлые жизни. За это время мы сдружились, и ребята очень радовались моему успеху.

В доверительной атмосфере групповой встречи я поделилась воспоминаниями, и профессор поздравил меня, сказав, что я проработала свою проблему. Наверно, я и правда что-то проработала, потому что навязчивые видения отступили: теперь я просто помнила прошлую жизнь, как помнят детство или вчерашний день, и это казалось мне совершенно естественным.

Лишь одно оставалось тайной — я не помнила своей смерти в предыдущем воплощении. Об этом вспомнили все, кроме меня. Профессор сказал, что нужно прорабатывать дальше, и одну встречу посвятил целиком моей проблеме. Другие участники тоже хотели мне помочь, и в тот день мы занимались только обсуждениями.

Забегая вперёд, скажу, что это был мой последний день в группе — выяснив, что смогла, я не стала оплачивать следующий курс и больше с эзотерикой не связывалась. А выяснила я вот что.

Слово за слово мы сопоставили факты, даты и прочее. Профессор не знал моего возраста и, проанализировав мои воспоминания, добытые во время сеансов, со стопроцентной уверенностью объявил, что я жила в Орле во второй половине двадцатого века и умерла в конце восьмидесятых. Видимо, смерть моя была ужасной, поэтому память не открывается.

То, что я выгляжу на десять лет моложе, сыграло со мной злую шутку. До сих пор жалею, что не ушла молча. Извинившись, я показала им свой паспорт, и все узнали, что я родилась в семьдесят девятом и в перестроечную эпоху уже училась. То есть, имела место вот такого размера нестыковка. Получалось, что я доживала в Орле свои последние деньки с Данилой и одновременно бегала на уроки в первый класс одной из московских школ.

Я впервые увидела профессора растерянным. Доброжелательное отношение участников мгновенно сменилось неприязнью, и они посмотрели на меня с неприкрытым раздражением. Подруга-француженка отвела глаза. «Ну… я не знаю, — сказал профессор. — Я впервые с таким сталкиваюсь. У меня нет объяснения. Это уникальный случай». Я поблагодарила всех и поскорее убралась оттуда.

Когда я рассказывала эту историю знакомым, они смеялись и говорили: «Будешь знать, как к шарлатанам ходить!» А мне ни капли не смешно, потому что воспоминания были очень живыми и яркими. К шарлатанам я больше не хожу, но почему-то уверена, что профессор помог мне. Он просто не знал, как объяснить такую накладку! Заметьте, он не стал юлить и подгонять факты, а честно признался, что видит такое впервые.

Вы можете поднять меня на смех, но я для себя решила, что та, другая жизнь, была не прошлой, а параллельной. Что, если фантасты правы, и рядом есть другие миры, в которых мы проживаем множество воплощений? Может быть, догадка профессора была верной, и где-то в параллельном городе Орле моя жизнь и вправду трагически оборвалась. Мне хочется верить, что Данила ждёт меня там, и когда-нибудь мы снова встретимся.

========== 5. Волшебник  ==========

Собрание развеселилось, но тут один из бородатых громко выкрикнул, перекрывая общий гул:

— Народ! Есть предложение обсудить все байки завтра в соцсетях, а то мы и за месяц не управимся. Кто там следующий? Тащите фант! И дров надо подбросить, принесите кто-нибудь.

Иван взял топор и пошёл в полосу за сухими ветками, и я оценила, как колоритно он смотрится с топором. Да, ещё не вечер… Судя по всему, мне предстояло спать с ним в одной палатке. Ладно, потом разберёмся. Затейница вытащила фант кого-то из уехавших, отложила в сторону, потрясла кепку и вытащила другой. Выпало бородатому мужику в очках, который до этой минуты сидел тихо. Я начала грызть фисташки.

— История о волшебнике, — объявил новый рассказчик. — Помните песенку «Я работаю волшебником»? Вот меня однажды и угораздило с таким встретиться. Врагу не пожелаю. Десять лет назад мне приходилось часто ездить по разным городам, я поднимал фирму — заключал договоры, тряс деньги с должников и тому подобное. Всё делал сам, некому было поручить. На чём я тогда ездил — страшно вспомнить, но пронесло, слава богу, — он дотянулся до ближайшего полена и трижды постучал костяшками пальцев. — И вот как-то в конце лета я гнал из одного города в другой, и между деревнями меня тормознул бродяга.

А была такая паршивая погода — дождь, ветер, в общем, я ему посочувствовал и остановился. Выглядел он бомжевато — небритый, нестриженый, в мятой одежде, но смотрел трезво и говорил интеллигентно. Представился Никитой. Сразу же пристегнулся, извинился, что нет денег, но пообещал в благодарность зарядить мой автомобиль на удачу. «Это как?» — спросил я. Путь предстоял долгий, а музыку во время езды я не слушаю, у меня от неё голова болит, поэтому болтливый чудак пришёлся очень кстати.

«С помощью потоков энергии, — серьёзно сказал он. — Всё управляется потоками энергии. Нужно просто это знать! Кто постиг эту тайну, у того в руках весь мир».

Обычно такие персонажи не говорят, а тарахтят, как пулемёт, и размахивают руками, но этот вёл себя спокойно и адекватно. Я развлекался. «Поподробнее расскажи, — попросил я, — про потоки. Я, может, тоже хочу управлять».

«С первого раза не получится, — предупредил он. — Тут, как и везде, тренировка нужна. Для начала вспомни детство. Ты мог вызывать ветер? Есть дети, которые умеют управлять ветром. Не все, а только некоторые. Ты умел?»

Должен сознаться, что этот чудик ударил по больному месту. Да, в детстве я был уверен, что могу управлять ветром, но лет в десять эту способность утратил, отчего страшно переживал. «Ну, умел, — ответил я, — а дальше-то что?»

Никита воодушевился. «Значит, у тебя есть способности! Нужно их только развить тренировками. Вот прямо сейчас вспомни, как ты вызывал ветер: свои мысли, ощущения, куда был направлен твой взгляд».

Провокация попала в цель. Да, я помнил, как это делал, у меня это называлось «портить погоду». Я всматривался в землю и ждал, пока станет чуть темнее. И действительно появлялась тучка, а с ней приходил ветер. Иногда я увлекался и продолжал свою игру, и тогда шёл дождь. Я реально управлял погодой, чёрт побери!

«Сейчас ничего не делай, за рулём нельзя, — сказал Никита, — а вечером потренируйся. Начни снова с управления ветром. Если тебе надо что-то изменить в жизни или получить какую-то вещь — просто увеличь поток энергии между собой и этим событием или этой вещью».

«Например?»

«Как бы тебе объяснить… — он нервно щёлкнул пальцами. — Ну, смотри, — он показал на ветровое стекло, — видишь, на небе тучи?»

«Вижу, не глухой», — ответил я.

«Я их разгоню».

Я хмыкнул. Никита уставился в небо и стал водить руками в воздухе. Я готов был поклясться, что произойдёт внеплановое отключение космических лучей или окажется, что из Центра Вселенной сегодня запретили разгонять облака, но нет же! Этот стукнутый мешком и вправду их разогнал! Сначала посветлело, потом прекратился дождь, а через пару минут уже сияло солнце! Я заржал.

«Я увеличил поток энергии», — пояснил Никита.

«Да я понял. Слушай, а ты можешь обратно облака нагнать, а то глаза слепит?»

«Да пожалуйста», — и он снова задвигал руками. Солнце спряталось, и на стекло упали крупные капли.

«А вот дождь убери. Пусть будет просто пасмурно», — попросил я. Никита убрал дождь, и теперь мы ехали при комфортной осенней погоде. Я не знал, что сказать.

Вдруг просветлённый велел притормозить у обочины. Я подумал, что ему приспичило, и остановил тачку, но он сидел и молчал. Мне была дорога каждая минута, и я спросил: «У тебя что, беседа с космосом?»

«Сейчас с правой стороны будет поворот, и нам не уступит дурак на КАМАЗе. Мы вылетим на встречку. Лучше его пропустить».

Никакого навигатора у меня не было, но я примерно знал эту дорогу, поворотов на ней хватало. Я поверил и пополз на малой скорости, хотя у меня и была мысль вышвырнуть просветлённого из машины. «Тормози!» — зашипел Никита, и я, собрав в кулак всё своё терпение, остановился.

Прямо у нас перед носом с грунтовки резво вывильнул гружёный КАМАЗ. Я обматерил водилу и переглянулся с Никитой. А он начал оправдываться: «Я не мог точно рассчитать, когда он выскочит, вот и заставил тебя ждать. Но теперь всё чисто, можешь ехать».

В этот момент моя картина мира покачнулась. Мы ехали вместе ещё час, и он рассказывал о связи событий, гнал что-то о теории вероятностей, и к концу нашего общения глаза мои, наверно, горели нездоровым огнём. Я с нетерпением ждал окончания поездки, чтобы заняться управлением погодой. Было такое чувство, что я нашёл Учителя.

Ближе к городу он попросил остановиться и скрылся за бетонным скворечником. Я подождал его минуту, другую, потом позвал, но он не появлялся. Тогда я вышел и заглянул туда. Никиты не было. На несколько километров окрест расстилалось чистое поле, и я был совершенно без понятия, куда он делся. Потоптавшись на месте, плюнул и поехал дальше один. В конце концов, он же волшебник и запросто мог телепортироваться на другую планету.

На первой же заправке я обнаружил, что исчез не только мой попутчик. Вместе с ним навсегда исчезли телефон, кошелёк и барсетка с деньгами, выбитыми из должников. Энергетические потоки оставили мне только паспорт, за что я им очень благодарен, права и несколько сотенных бумажек в кармане штанов. Договора, свидетельства и прочее улетело в космос.

Я ума не приложу, как, когда этот шельмец умудрился стащить мои вещи, ведь он сидел рядом и был как на ладони! Вам смешно? А мне тогда было не до смеха, я клялся, что из-под земли его достану и придушу. Положение было такое, что хоть стреляйся. Но, как видите, я выкрутился. На бензин мне тогда впритык хватило…

А погодой этот гад в самом деле управлял!

========== 6. Консультация у мага ==========

Он схватил новую пятилитруху, свинтил крышку и налил пены себе в стакан. Мы тоже подставили стаканы, и опять завязалась дискуссия, но её тут же пресекли, договорившись обсудить байку завтра в паблике. Я подумала, что если останусь жива, то подпишусь на их паблик, а ещё твёрдо решила, что голосовать буду за этот рассказ. Мне очень понравился Никита, я бы тоже хотела так уметь обчищать лохов. Но мало ли что мы хотим.

Время перевалило за полночь, костёр полыхал, а затейница уже оглашала имя следующего участника — им оказался второй бородатый бард. Он прокашлялся, но не успел сказать и словечка, как из полосы засверкали фары, и подъехали те самые собачники. Без собаки. Они первым делом побежали к реке мыть руки, и за ними увязалось несколько тёток. От меня не укрылось, каким взглядом проследил за ними Иван: весь подобрался, словно от этого несчастного собачея зависела его жизнь, аж замер неподвижно. Лишних вопросов я задавать не стала и поворочала палочкой угли. Люблю смотреть на огонь.

— Не нашли? — услышала я вопрос.

— Не-а, — ответила девушка.

— А чего так долго?

— Закапывали, — буркнул мужик.

Нет, я никогда не пойму людей. Зачем лишать ворон законного корма? Хмурые и протрезвевшие, собачники вышли к костру и сели в круг. Им налили, и рассказчик начал свою историю:

— Тут уже заходила речь об эзотерических кругах, вот и я хочу подкинуть свои пять копеек. В экстрасенсов можно верить, можно не верить, но однажды меня так припёрло, что я обратился за помощью к магу, — услышав сдержанные смешки, он тоже рассмеялся за компанию. — Да, представьте себе, нашёл в газете объявление и поехал к чёрту на рога. Одному страшно было, взял с собой друга.

Ситуация вкратце: кто-то украл огромную сумму денег, и на меня хотели повесить обвинение. Подробности выложить не могу, потому что там ещё и мокруха была — короче, я увяз по самое не могу и уже не чаял остаться живым. Мне ежедневно звонили бандиты, угрожали, шантажировали, рассказывали, что сделают с моей девушкой. Вместе с тем приходили официальные письма и приглашения на допросы — ну, вы понимаете, во что превратилась моя жизнь. Просто так к магам не обращаются.

Я записался по телефону. Секретаршей у мага служила женщина с таким голосом — ей начальником тюрьмы работать нужно или в школе училкой, на детей орать. Не голос, а бензопила! Я чуть не бросил всю затею, когда услышал: «Я слушаю! Говорите! Ожидайте!» Ещё подумал: она что, и дома с мужем так разговаривает?

Конечно, я выбрал не первое попавшееся объявление, а сначала посоветовался с коллегами, почитал форум. Короче, этого мага мало кто знал, но отзывы о нём были самые восторженные. Принимал он на окраине города в своём сельском доме. Я думал, без подвески останусь, пока туда доберусь: не дорога, а сплошные колдобины и каменья.

В общем, мы подъехали чуть раньше условленного времени, поставили тачку на пустыре и сели ждать на лавочке. Деревня полузаброшенная, дома разваленные, и у мага такая же развалюха. Я думал, хоть маг хорошо зарабатывает — да куда там! Брёвна гнилые, рамы покосились, по двору скотина ходит… И вот на крылечко этой хибары вышла секретарша в драном халате и пригласила своим скрипучим голосом: «Входите!» — даже не пригласила, а приказала, ведьма старая.

Ну, я включил диктофон, и мы вошли. Представьте себе советский интерьер а ля кантри: ковёр на стене, кружавчики на кроватях, хрусталь в буфете, круглый дубовый стол с самоваром. И вот за этим столом в громоздком кресле сидит костлявый лысый старик, а глаза у него как пуговицы — ну ничего живого во взгляде! На «Здрасьте» не ответил. Баба его — не знаю, кто она ему была, секретарша или жена — на стулья нам показала и велела: «Присаживайтесь!» — и удалилась во двор, за скотиной чистить.

Мы уселись и молчим. И старик молчит. Тут друг меня пихнул локтем, начинай, мол! И я начал: «Мы, собственно, вот по какому делу». Перечислил всех, кто хотел меня убить, назвал украденную сумму, имя прокурора, статью, которая мне светила — ничего не забыл. Изложил и молчу. И колдун молчит.

Молчали мы, молчали, потом друг сказал: «Любые деньги заплатим, только посоветуйте нам, что делать. Мы не просим найти настоящего виновника — лишь бы от моего товарища все отцепились», — и на меня указывает пальцем. А колдун опять молчит.

Час мы там просидели. Маг ни разу не шевельнулся, по-моему, даже не дышал. Кощей, мать его, бессмертный. Не дождались, пока он заговорит, переглянулись, я положил на стол обговорённую сумму, и мы вышли. Друг возмутился: «Какого хрена ты ему заплатил?» Но у меня принцип: я свою часть договора выполнил, а остальные как хотят. Не выполнили — значит, больше никогда не буду связываться с этими людьми.

Поехали мы обратно. Настроение у меня было, мягко говоря, паршивое. Садиться я не собирался и всерьёз обдумывал, как и когда подамся в бега, но не представлял, можно ли при этом обезопасить своих родственников. Если бы я свалил, под удар попали бы все, кто со мной связан. Вот с такими думами мы с другом и поднимались в мою квартиру, чтобы обсудить положение вещей, а заодно выпить кофе, поскольку голову теперь нужно было держать втрезве.

«А ты диктофон выключил?» — спросил он. Я чертыхнулся и вынул диктофон. Ну, конечно, красная кнопка всё ещё горела, и аккумулятор почти сел. Я отключил запись и подумал, что диктофон для меня теперь второе оружие наравне с пистолетом, а значит, нужно держать его всегда под рукой и в боевой готовности. Дома я первым делом включил его в режим ожидания, чтобы разрядить полностью перед новой зарядкой, а уже потом занялся кофе.

Жизнь катилась к чертям. Вы знаете, каково хлебать кофе и знать, что вот эта самая чашка может стать последней в твоей жизни? Друг тоже сидел бледный — исчезни я, он бы не отмазался. Не помню, кому из нас первому пришла в голову мысль прослушать запись, наверно, всё-таки мне, как главному попавшему. Я хотел её просто удалить, но почему-то запустил.

Прослушали мою короткую речь, а дальше чуть не попадали со стульев. На записи маг говорил! На вопрос «Что делать?» он ответил: «Что я скажу», а после реплики моего друга продиктовал, кому и сколько дать на лапу, кому позвонить, даже номер сказал. Потом на его голос наложился шум мотора и наша болтовня, когда мы в машине переругивались, и всё это время он выкладывал такую информацию, за которую бандиты удавились бы. Я фактически уже был спасён!

Магу этого было мало, и он решил научить нас, как засадить за решётку настоящего вора, назвал его имя, координаты и начал объяснять, где лежит компромат, но тут его слова заглушило хлопанье двери. Запись заканчивалась вопросом друга: «А ты диктофон выключил?»

На самом важном месте... Как мы кусали локти! Ведь буквально нескольких секунд не хватило! Я записал номера и имена в ежедневник, мы прослушали ещё дважды, а потом я всё стёр — нельзя такое в доме хранить. В тот же день позвонил кому надо, и дело повернулось в мою пользу. Да, пришлось попотеть до суда, а потом я переехал в другой город, но это чепуха по сравнению с тем, что мне грозило.

А если бы я не отключил диктофон в подъезде, то и переезжать бы не пришлось, того бандюка посадили бы пожизненно. В конце концов получилось даже лучше — через пять лет его убили, и теперь я могу вздохнуть свободно. Недавно хотел наведаться к магу, спасибо сказать — но не успел, умер он. Что поделаешь, старый уже был. Все там будем. Такая вот история.

========== 7. Странный больной ==========

Мне байка понравилась, хоть он половину и наврал. Подозреваю, что информацию он взял не из заколдованного диктофона, а более прозаичным способом: поймали с друганом кого-нибудь и клещами душу вынули. Небось отпустить живым обещали… Я немножко в курсе, как оно делается, наслушалась. Люблю страшилки, лишь бы самой в них не участвовать.

Ночной утренник продолжался. Подвыпившие барды кинулись уверять мужика, что ему показалось и маг, разумеется, говорил в его присутствии, а не молчал как рыба, но затейница потребовала к себе внимания, выудила из кепки бумажку и торжественно её развернула, приговаривая:

— А следующим участником конкурса будет наш многоуважаемый и всеми любимый… или многоуважаемая и всеми любимая… Ой, моя очередь. Что бы такого рассказать? — она помолчала. — Знаете, друзья, в моей жизни странных случаев не было, я обычный, простой человек, всю жизнь посвятивший здоровью людей. Поскольку моя область медицины — психиатрия, мне прекрасно известно, откуда берут начало всякие полтергейсты и другие потусторонние явления. Но не будем о грустном.

Большую часть жизни я проработала психологом, но изначально выучилась на психиатра. Карьеру начинала в одной провинциальной лечебнице, и там произошёл случай, который можно было бы назвать странным. Ко мне приписали пациента с амнезией, который вбил себе в голову, что он из прошлого.

Его взяли прямо с улицы, где он пытался расплатиться с уличной торговкой довоенными рублями. Не буду называть диагноз, скажу лишь, что подобные отклонения не редкость и давно классифицированы. Ничего оригинального в этом больном не было, за исключением его внешнего вида: он носил коверкотовую серую гимнастёрку и парусиновые штаны, мешковатые и некрасивые. Так не одеваются уже лет семьдесят. Вот признайтесь честно, когда вы последний раз слышали слово «коверкот»?

Санитары у него отобрали старинный плёночный фотоаппарат — не то «Лейка», не то «ФЭД» — что-то очень древнее. Наверно, семейная реликвия. Там и плёнка была, но мы её вытащили и засветили. Больной вообще оказался любителем древностей: кроме антикварного фотоаппарата хранил перьевую ручку и старинный паспорт своего деда, советский, довоенного образца. Почему я думаю, что именно деда? Лицо на фотографии было в точности как у него, значит, имело место родство, а год рождения был записан 1912. То есть, паспорт принадлежал либо деду, либо прадеду. К чести нашего пациента надо сказать, что он был аккуратным человеком — и ручка, и документ прекрасно сохранились, даже бумага не пожелтела.

Ещё у него изъяли на первичном осмотре бутылку французского коньяка 1933 года. Уж не знаю, где он раздобыл такую редкость, это же бешеных денег стоит! Очень странный пациент. Все его привычки говорили о крайней бедности: в столовой боялся уронить крошку хлеба, кашу съедал до последней крупинки, даже воду пытался экономить. И такой дорогой коньяк в кармане.

Собственно, из-за бутылки я и считаю эту историю странной. Ну вот скажите, откуда у нищего больного коллекционный алкоголь, да ещё и в такой идеальной сохранности, с новенькой этикеткой? В конце рабочего дня главный врач пригласил в кабинет меня и ещё одного доктора, чтобы обсудить ход лечения. Мне повезло: я успела поработать под началом у знаменитого профессора А., прежде чем он ушёл на пенсию. Считаю его гением старой школы, сейчас таких специалистов, к сожалению, почти не осталось. Мы сошлись во мнении, что бутылку больной украл, и добавили в его карточку запись «клептомания». Помню, как я волновалась, ведь я впервые сама вела больного, но главный одобрил мои назначения. Бутылку он, кстати, открыл. Отхлебнул прямо из горла и ностальгически закатил глаза: «Узнаю этот вкус!»

Ну… Чтобы рассказ был полным, добавлю ещё несколько слов о больном. Он ничего не знал о современной жизни, не знал, что такое радиация, шарахался от приборов, но при этом казался неглупым человеком — знал немецкий язык, обладал каллиграфическим почерком, безупречно проходил тесты на внимательность и логику. Был довольно начитан, но в образовании имел огромный пробел. Всё, что относилось к периоду с тридцать пятого года по девяносто восьмой, для него словно не существовало. Он не знал даже о второй мировой войне.

Это был конец девяностых, кризис, дефицит во всём. Мы лечили его аминазином и другими доступными препаратами, но память к нему не возвращалась. Он по-прежнему утверждал, что попал к нам из 1935 года через временной портал, и своим местом жительства называл несуществующий дом на несуществующей улице. У него было слово-паразит «портал». Рассказывал, что порталы бывают не только временные, но и пространственные. Через пространственные он якобы попадал в буржуазные страны. На редкость креативный бред! Тогда беседы с больными записывались на кассеты — наверно, эти плёнки и сейчас лежат где-то в архиве. Можно найти и послушать.

Мы дали объявление в розыск, но за три года, что он ещё прожил, никто за ним не приехал. На вопрос: «Кто вы?» он неизменно повторял данные того старого паспорта, который давно сгорел в мусорной печи вместе с перьевой ручкой и прочим барахлом, и просил отпустить его на северную окраину города, где, как он уверял, находится портал. Больной утверждал, что оставил в далёком тридцать пятом году семью и работу, и пытался убедить нас, что работает геологом, хотя понятия не имел, что такое БАМ. Типичный случай бредового состояния.

К счастью, он не был агрессивным и не пытался сбежать, поэтому к нему не применяли вязки. В то время прошла целая череда пациентов, считающих себя богами — вот это был кошмар. Так и говорили: «Я бог!» Кто — Христос, кто — Кришна, кто — Верховный Господь. Всем модитен депо кололи… Это был какой-то наплыв богов, сейчас их меньше стало. По сравнению с этими богами путешественник во времени выглядел тихим и безобидным: всего-то навсего бормотал о тридцатых годах и просился на улицу.

Разумеется, мы не могли отпустить его на прогулку в таком состоянии. Может, он прожил бы и дольше, но я ушла в декрет, и пациента передали в ведение другому врачу. Мой коллега решил во что бы то ни стало вылечить «путешественника» и назначал то инсулиновую терапию, то ЭСТ, то пролонг. И его усилия не пропали даром! Не обошлось, конечно, без побочек, зато наконец-то появился положительный результат: больной перестал бредить о порталах и признал, что является современным человеком. Я его навестила буквально за день до смерти — не узнал. А когда-то ведь так хорошо со мной беседовал, такой вежливый был — золото, а не пациент. С праздниками меня поздравлял.

Умер-то он от гриппа. У нас хоть и объявили карантин, всё равно все переболели, и больные, и врачи. Грипп обычный был, другие легко перенесли, а он свалился. А казалось бы, такой здоровяк, сильный, молодой — тридцати не исполнилось. И похоронить никто не приехал, увезли на общий погост и с бомжами зарыли. Никому не нужен, видать, был.

Говорят, что врачи должны быть равнодушными к смерти, но я с этим не согласна. Да, со временем чувства притупляются, но всех, кого мы не смогли спасти, я вспоминаю с грустью. Поэтому и ушла из практики, получив вторую специальность — мне тяжело смотреть, как мои пациенты умирают. Всегда была атеисткой, но чем старше становлюсь, тем чаще возникает мысль обратиться к Богу. Не к тому, который сидит в палате, а к настоящему. Для меня было бы утешением знать, что тот «путешественник» счастлив на небесах и обрёл покой.

Прошу прощения, если моя история получилась грустной. Я редко её рассказываю, но сегодня сложилась такая дружеская атмосфера, что мне захотелось с вами поделиться. Сколько осталось участников? Четыре? Вот сейчас и узнаем, кто следующий…

========== 8. Открытка ==========

Раздалось несколько сочувственных реплик, кто-то растрогался до слёз, а я на неё разозлилась. Представила себя на месте этого чувака. Что, если он действительно явился из прошлого? Чем чёрт не шутит. Вот каково ему там было в закрытом отделении? До портала, или как его там, всего километр, дома родные ждут, а он тут сидит и таблетки жрёт. Не позавидуешь.

Я опять взглянула на своего спутника. Иван дул пиво стакан за стаканом, у него уже глаза смотрели в разные стороны — похоже, меня сегодня ждёт весёленькая ночка. Сама же я потихоньку начала трезветь, и это было хорошо. Через парочку историй буду совсем трезвая. Пока утешали психологиню, я сбегала к реке и напилась ледяной проточной воды.

Половину следующего рассказа пропустила, поэтому не сразу поняла, о каком заведении говорилось: не то о ПТУшной общаге, не то о женской колонии. Та самая бабулька, которая спела романс, рассказывала о не самом лучшем эпизоде своей молодости. Я навострила уши. Нет, не колония. Всё-таки общага.

— Мне до сих пор стыдно, что я не вступилась за тихоню. Над ней издевались буквально все, даже ночью старались подстроить какую-нибудь гадость. И волосы ей насильно остригли, и зелёнкой всё лицо испачкали, и одежду порвали. Взрослые, казалось бы, девки, а вели себя как школьницы.

Как она это выдержала целых три года — одному богу известно. Меня вроде особо не задевали, но и мне там было тяжело, а уж каково ей — страшно подумать. Начальство всё знало и видело, но вы в курсе, как у нас относятся к подобным явлениям. «Сами разберутся» — вот и все слова.

Меня Кошкой прозвали — я себя в обиду не давала, царапалась. А ей кличку обидную придумали, гадкую, совершенно незаслуженную. И колотили каждый день, это считалось нормой, и никто её ни разу не защитил.

И однажды тихоня — я буду называть её так — получила посылку. То ли от родителей, то ли от жениха, не знаю. Кажется, у неё был день рождения. Мы как раз уехали в колхоз на практику и жили в бараке всей скирдой. Ну, как водится, девчонки имениннице к подарку даже прикоснуться не дали, сами разорвали обёртку и начали делить гостинцы. Конфеты сожрали сразу же, бельишко забрала самая наглая, деньги поделили как могли, книжку стихов порвали на бумагу.

И вдруг одна крикнула: «Смотрите, тут ещё бумага есть!» и отлепила от упаковки большую открытку. «Ха, её кто-то поздравляет!» — зашумели девчонки и потребовали прочитать вслух. Тихоня сидела в углу и смотрела в одну точку. Она всегда так сидела в свободное время, никогда не отбивалась, и я думала, что ей эти издевательства нравятся. А теперь вот кажется, что я ошибалась, вряд ли кому-то такое может понравиться.

Наша заводила взяла открытку, приняла артистическую позу и начала читать, но с первых же слов мы поняли, что веселья не будет. Это было не поздравление, а какой-то бред. В открытке, исписанной мелким почерком, перечислялись наши имена, и после имени шла краткая статья о жизни каждой из нас, в том числе и о том, где, когда и при каких обстоятельствах эта жизнь прервётся.

В бараке всё ещё раздавались редкие смешки, но мы постепенно серьёзнели. Были только факты и даты, например: в таком-то году поступит на работу, в таком-то — родит первого ребёнка без мужа, в таком-то — попадёт под машину и умрёт в больнице, не приходя в сознание. Про каждую.

Открытка пошла по рукам, и про тихоню забыли. Мы пытались насмехаться над предсказаниями, но они выглядели правдоподобно. Про меня, например, было сказано, что я уеду работать в Калугу и там выйду замуж. А я действительно собиралась после учёбы в Калугу!

Настроение испортилось у всех. В статьях был указан только год предполагаемой смерти, и многих она ждала очень скоро, если верить пророчествам. Впрочем, жить и знать, что ты умрёшь в возрасте шестидесяти двух от хронической болезни — тоже несладко. «Давайте порежем открытку и разберём предсказания», — предложила заводила, но никому эта идея не понравилась. Злосчастный кусок картона вернули имениннице и постарались поскорее о нём забыть.

Ну, что я вам скажу? Когда я дежурила по бараку, то стащила у неё открытку и спрятала в своих вещах. Издевательства не прекратились. Кое-как мы закончили обучение и разъехались по разным городам. Я старалась поддерживать связь с девчонками — не потому, что они были мне дороги, ничего подобного, просто хотелось узнать, соврут ли предсказания. Если не сбудутся для них, то не сбудется и для меня, и я смогу жить спокойно.

В то время как раз появился интернет, и я сделала сообщество в одноклассниках, посвящённое нашему ПТУ. Мне удалось разыскать почти всех девчонок, и мы изредка беседовали, поздравляли друг друга с Новым годом и всё такое прочее. Об открытке я молчала — боялась их распугать.

Когда произошла первая смерть, мне стало не по себе. Всё случилось в точности, как говорило пророчество: наша заводила, хулиганка и неисправимая троечница, задохнулась угарным газом, когда отдыхала с семьёй на даче. Погибли все в доме, об этом даже упоминали в новостях. В моём сообществе промелькнула чья-то заметка о предсказаниях: вот, дескать, начало сбываться, — но я её стёрла, не хотелось привлекать нездоровое внимание.

Через пару лет под колёсами погибла вторая девушка. Год был указан точно. Вот тогда-то я впервые по-настоящему испугалась, но, к счастью, у меня хватило ума держать язык за зубами. Открытку хранила как зеницу ока и не показывала ни мужу, ни маме. Недавно я её отсканировала, но в интернет выкладывать боюсь, потому что там есть статья и обо мне. Не хочу, чтобы любопытные тыкали пальцем и отсчитывали, сколько лет мне осталось.

Не думайте, что о пророчестве никто не вспомнил. Когда случилась третья смерть — та девчонка, которая остригла тихоне волосы, умерла в реанимации после хирургического вмешательства, — в нашем сообществе поднялся шум. Утаить шило в мешке не удалось. Мы перебрались из одноклассников в другую сеть и сделали закрытую группу, где делились своими мыслями уже не скрываясь.

Несмотря на внешнюю браваду, тогда в бараке девчонки отнеслись к предсказаниям серьёзно. По крайней мере, своё каждая запомнила. Годы шли, а пророчества сбывались. Благодаря этой открытке последние пятнадцать лет я живу как в кошмарном сне. Мне суждено нести это бремя до скончания своих дней, так как в страшном списке я последняя. Кто-то сделал знатный подарок нашей тихоне на день рождения!

Из двадцати пяти человек нас осталось семнадцать. Каждый день я открываю страницу и проверяю: не стало ли нас меньше? Но недавно я заглянула в группу и похолодела, потому что нас стало больше. Запрос на вступление подала — кто бы вы думали? Та самая тихоня! Я не могла её не принять, хотя чувствую, что это неспроста. Пока она молчит, и мы не знаем, чего ждать. Но мне очень хочется надеяться, что теперь всё будет по-другому… Вы понимаете, о чём я?

========== 9. Старый вампир ==========

Нет, я совсем не поняла, о чём она. Может быть, она надеялась, что с приходом тихони таинственные силы прикончат их всех поскорее, но высказывать эту версию я постеснялась, а другой у меня не было. Честно говоря, меня немного пробрало от этой байки. До этого рассказывали просто странные случаи, но сейчас прозвучала настоящая страшилка. Перед ночёвкой с маньяком — самое оно.

Судя по поднявшемуся гомону, пробрало не только меня, но затейница окоротила почтенное собрание, вытащив следующий фант. Стояла уже глубокая ночь, и всем хотелось поскорее доиграть в конкурс. Выпало девчонке.

Она уже очухалась после неудачи с собакой. Выйдя поближе к свету, тряхнула длинными волосами, потянулась после долгого сидения и начала:

— Что-то у вас все рассказы один мрачнее другого. Мне хочется разбавить эту мрачнуху и рассказать что-нибудь несерьёзное, поэтому вот вам история про вампира! — она кому-то подмигнула, и послышались возгласы «ого!», жуткие завывания и короткий смешок. Девчонка продолжала: — Это случилось совсем недавно, пару месяцев назад. Моя сестра выходила замуж, и приехало столько гостей, что половине из них пришлось ночевать в отеле. Многих приглашённых я видела в первый раз.

Некоторые приехали с детьми. Помню шестилетнюю девочку, чью-то дочку или внучку. Меня поразила её причёска: длинные тёмно-каштановые волосы, укладка «крупные пружины» в два высоких хвоста и закрученные такими же спиральками узкие клетчатые ленты. Причёска выглядела сногсшибательно, ленты были сшиты из того же материала, что и жилетка с клешёной юбкой: красная шотландка с чёрными, зелёными и золотыми клетчатыми полосками. Цвета растафари, заметьте! Но это я к слову. Блики на лентах и локонах так играли, что просто прелесть! Представляю, сколько времени ушло у парикмахера. Я даже позавидовала на её причёску, у меня-то была обычная голливудская коса. Но это я так. Просто очень много красоты было, я постоянно фотки пересматриваю.

Но вот этой самой милой девочки на фотках почему-то нет, и мне очень обидно. Я бы на локоны ещё посмотрела. И ещё одного человека не оказалось ни на одной фотке, и это странно, потому что он всё время мельтешил в кадре и везде лез. Это был бодрый старичок лет шестидесяти, одетый в чёрную тройку. Он носил карманные часы с цепью и вообще словно вышел из чёрно-белого кино. Энергии у него было хоть отбавляй, молодёжь нервно курит в сторонке. Весь день балагурил, руками размахивал, помогал носить кастрюли с едой — в общем, душа компании. Ну, или в каждой бочке затычка, как вам больше нравится.

После ресторана, когда мы все приехали домой, сестра устроила истерику: ей туфли натёрли ноги, и она не могла ходить. Она подняла такой хай, я думала, что муж с ней разведётся. Тут подскочил этот дедок, заохал, притащил откуда-то прозрачный пластырь, которого из-под туфлей не видно, сам облепил ей все пяточки — короче, брак был спасён.

К концу второго дня я очень устала, и этот тип уделял мне много внимания: носился со мной, как с писаной торбой, креслице подставлял, чаёк наливал — ухаживал. Основное застолье уже закончилось, но гости ещё развлекались: кто в карты резался, кто анекдоты травил по разным комнатам. Мама с тёткой едва успевали мыть посуду и подавать еду. Суета сует, короче.

Так вот, ближе к полуночи я и этот старик остались наедине. Я думала, что он ко мне полезет, и уже приготовилась отшить, но фигушки. Я его интересовала не как женщина. Такого экстраординарного интереса к своей персоне я ещё никогда не испытывала!

Представьте себе, этот крендель на полном серьёзе признался мне, что он — вампир, и ему срочно надо совершить жертвоприношение кровью. Для этого нужно вонзить стилет в сердце жертве. А без ассистента он не может! Сколько я выпила за два дня свадьбы, додумывайте сами, но я очень захотела помочь этому милому старику и согласилась участвовать в жертвоприношении. О том, кто будет жертвой, я как-то не задумалась.

«Ты должна произнести заклинание», — предупредил он. Я что-то сказала, типа «эники-беники». «Не то», — с досадой ответил он. Я перебрала несколько заклинаний, но он был недоволен. Ему не терпелось совершить жертвоприношение. Меня вдруг осенило, и я крикнула: «Пусть пятьдесят тысяч бесов придут сюда!»

«Вот-вот, именно оно!» — обрадовался старик и даже запрыгал от восторга. Он достал из-за пазухи длинный стилет — примерно тридцать сантиметров, из матово-белого металла, чуть ли не из платины.

Я думала, что мы сейчас пойдём ловить жертву, но, к моему удивлению, вампир приставил стилет к своей груди. Я остановила его криком: «Но разве не чужую кровь вы собираетесь пролить?»

«Нет, конечно! Это же я приношу жертву, значит, кровь моя!»

«Но я не хочу, чтобы вы умирали!» — я чуть не разразилась пьяными рыданиями.

«Я не умру, я же вампир. Но крови будет очень много, принеси тазы и вёдра. Эта кровь будет обладать особыми свойствами, её нужно сохранить».

Началась суета по сохранению крови вампира, поиск разной тары, бутылок, и в какой-то момент я поняла, что меня дурачат, вампирской крови я не увижу, и в это время надо мной, скорее всего, потешаются остальные гости, подглядывая в щёлочку. Но на старика я не обиделась. Он сумел создать фантастическую атмосферу! Мне плевать, был он вампиром или нет, главное, что я хоть ненадолго поверила в сказку — страшную и захватывающую.

Разумеется, ни капли крови не пролилось, и вскоре нас позвали пить чай с остатками торта, а наутро все разъехались. Свадьба получилась классная. Жаль, что я так и не выпытала у родных, что это был за приглашённый. Я даже не узнала, как его зовут. И ни одной его фотки почему-то не осталось, как и фоток той девочки. Единственное, что удалось выяснить — что он очень дальний родственник со стороны мужа и приезжал на свадьбу вместе с внучкой. А живут они вообще за границей — не то в Молдавии, не то в Румынии. Вот такая история!

========== 10. Игра в прятки ==========

Мы вежливо захлопали. История была неплохая, но на первое место не тянула. Для меня по-прежнему лидировал мужик в очках, подвозивший волшебника-афериста. Я представила, как этому мужику будут вручать призовую плюшевую игрушку, и прыснула в кулак. А конкурс продолжался.

— Иван! — объявила королева бала, потрясая скрученной бумажкой.

Я с интересом взглянула на своего спутника: он допился до той кондиции, когда связный разговор становится делом не то чтобы нелёгким, а прямо-таки недоступным. Но мой Ваня был не из слабаков — он обаятельно улыбнулся, вздохнул и повёл рассказ. На удивление, он даже не заикался.

— Кто в детстве в прятки играл? Все? И я играл… лет до шести. Потом бросил. Сейчас расскажу, почему. Квартира у нас была большая, пять комнат, не считая кухни и прочего, и с советских времён хранилось море вещей — ковры, сундуки, так что спрятаться было где. Чуть ли не каждый выходной наезжали родственники с детьми, и, пока взрослые дулись в карты и в лото, мы играли. В том числе и в прятки — у нас они почему-то назывались «похоронючки».

Мне, как самому маленькому, часто выпадало водить. Искать никто не хотел, и во время считалок старшая сестра подстраивала так, чтобы водил я. В детстве она вредная была, пугала меня придуманными чудовищами, а я верил — ждал, например, что из шкафа вылезет чёрная змея и меня задушит.

Вообще у сестры была такая фантазия, что мама не горюй. Она мне как-то сказала, что тиканье стенных часов на самом деле не тиканье, а звук шагов — это маленькие зубастые человечки ходят по квартире и ищут меня, а когда найдут, то съедят, а из моих костей сделают часовые шестерёнки. И я по ночам вслушивался в это тиканье и представлял себе зубастых человечков. Иногда мне казалось, что оно стало громче, и я думал, что они уже почти нашли меня, и прятался под одеяло с головой.

И вот как-то вечером после очередных пряток-похоронючек, когда гости уехали, она зазвала меня в чулан и спросила: «Ванька, а ты не боишься водить? Ведь ты же стоишь с закрытыми глазами и ничего не видишь». Я уставился на неё, разинув рот. До этого мне как-то не приходило в голову, что водящим быть опасно. Сестра сделала страшные глаза и продолжала шёпотом:

«Вот ты считаешь до пяти и открываешь глазки. А однажды досчитаешь, глазки откроешь, но ничего не увидишь. Ты по-прежнему останешься в темноте. И тогда уже не ты будешь искать, а тебя будут искать. Все. Но не найдут. Останешься навсегда в прятках».

«Врёшь, так не бывает», — сказал я, хотя коленки у меня начали дрожать.

«Ещё как бывает! Думаешь, почему никто не хочет водить? Потому что боятся остаться в прятках». Звучало убедительно. Чтобы меня добить, сестра сообщила, что прятки называются похоронючками не просто так, а потому что водящий может оказаться спрятанным навсегда, то есть, похороненным.

Через неделю, когда сестра с кузенами и кузинами позвали меня водить, я залез в кресло и объявил, что играть не хочу. Они стали меня уговаривать, но я слишком боялся исчезнуть, и они отстали. Игра началась без моего участия, и они перестали меня замечать, лишь сестра изредка показывала мне язык, а я сидел в углу и внимательно смотрел на очередного водящего в ожидании, когда тот исчезнет.

История повторялась каждые выходные, и когда до сестры дошло, что пугать меня прятками уже не получается, она расширила программу. «Ваня, — тихонько сказала она вечером, перед тем как мы разошлись по спальням, — ты думаешь, что в темноте можно остаться, только когда играешь в прятки? А вот и нет! Там можно остаться каждый раз, когда закрываешь глаза. Даже когда просто спишь. Лёг в кровать, закрыл глазки, а утром открыл — и остался в темноте. И никто тебя не найдёт».

Зёрна упали на благодатную почву. Каждую ночь я до последнего старался не закрывать глаза и наутро безумно радовался, что не исчез. Сестра была для меня авторитетом, а посоветоваться с родителями я не догадался. Именно тогда во мне что-то надломилось.

Сестра зорко следила, чтобы мои страхи не ослабевали. Как только она замечала, что я стал бояться меньше, сразу добавляла новую подробность. Прошло уже больше года, как я завязал с прятками, и тогда она придумала Мёртвую собаку, которая якобы придёт за мной. Своими фантазиями сестра делилась на ночь глядя, чтобы я лучше усвоил. Она была большой девочкой и смотрела по телевизору «Сумеречную зону», и теперь я понимаю, откуда она брала сюжеты. Мне ужастики смотреть запрещали — родители берегли мою психику…

Поскольку я тоже рос и уже не так легко поддавался детским пугалкам, сестра решила одарить меня таким страхом, который остался бы со мной на всю жизнь. «Однажды за тобой придёт Мёртвая собака, — сказала она. — Ты сразу её узнаешь, потому что она будет чёрная и очень страшная. Когда она тебя почует, то из её мёртвого тела выйдет душа и увяжется за тобой. И после этого тебе нельзя будет закрывать глаза, потому что тогда ты точно исчезнешь. Теперь наверняка».

* * *

Иван замолчал.

— Ну, а дальше-то? — потребовала девчонка. — Рассказывай, чем кончилось. Я люблю крипоту.

— Не знаю, чем кончилось, — развёл руками Иван. — Простите. Я, кажется, перебрал.

— Иван, мы все надеемся, что вы вспомните окончание вашей истории и потом расскажете! А пока я приглашаю нашего последнего участника, — сказала затейница и позвала безбородого мужика.

— Моя история совсем короткая, — начал он. — Она о запретах. Я всё детство провёл в интернате — не в детдоме, а в таком заведении, куда ребёнка отвозят на неделю, а по выходным забирают. Так решили на семейном совете. Наша семья была очень благополучная, и у матери хватало средств, чтобы оплатить моё проживание.

И на территории интерната в загороженном дворе был домик вроде складского сарая, маленький, кирпичный, без окон и с шиферной крышей, обычно запертый на щеколду. То есть, открывай и заходи. Вот я однажды и зашёл, хотя это было строжайше запрещено. Сколько мне было? Около двенадцати, наверно. Я как раз начал курить и считал себя невероятно крутым.

В свободное от уроков время другие ребята играли в «чу» или в ножички, девчонки прыгали в классики, и к сараю никто не подходил — все боялись нарушить запрет. Я один был такой бедовый, что пошёл против начальства. До того я много раз пытался разузнать про сарай у других ребят, но они сразу становились тихими и переводили разговор на другую тему. Как я понял, они что-то знали, но боялись говорить.

И я решил выяснить всё сам. Пришлось действовать в одиночку, потому что желающих сопровождать меня не нашлось. Как-то вечером, когда мы играли во дворе в футбол, я незаметно отделился от своей команды и приблизился к сараю. Оглянулся, поднял щеколду и вошёл, и сразу понял, почему сарай был под запретом…


* * *

В этот момент Иван тихонько толкнул меня в локоть и шепнул на ухо:

— Идём отсюда. Мне надоело.

— Но интересно же! Последняя байка осталась.

— Я тебе заплатил, — ледяным тоном произнёс он на грани слышимости. Я встала, с сожалением выключила запись, и мы с ним ушли. Никто на нас и не поглядел, все самозабвенно слушали историю.

Единственный туристический фонарь был у Ивана. Должна признаться, пить мой друг умел — его походка почти не нарушилась. Крепкий мужик. Возле костра я пригрелась, но сейчас, по дороге к палатке, у меня зуб на зуб не попадал. Что поделаешь — осень! Я с тоской глянула через плечо на уютный огонёк костра, оставшийся позади, и увидела, как рассказчик жестикулирует. Его голос до меня почти не доносился. Жаль, что не удалось дослушать, теперь всю жизнь буду гадать, что там было в сарае.

Чем дальше мы уходили от компании, тем тревожнее мне становилось. Холодно, темно, мужик подозрительный, да ещё этот лес. Деревья стояли, как чёрные великаны с растопыренными руками. Нет, я ничего против природы не имею, но на неё надо днём выезжать! Чёрт его знает, какие звери тут сейчас бродят, может быть, волки.

Ветер унялся, но облака по-прежнему затягивали небо. Квакнула сигнализация, и мой спутник на минуту залез в машину, что-то там взял, вылез и снова запер. Может быть, водку взял? Хорошо бы. Я нащупала в кармане бумажный пакетик с заранее истолчённой таблеткой.

Но он держал в руке не пузырь, а газовую горелку, которую зажёг, как только мы залезли в палатку. Сразу стало тепло. Внутри были две пенки и два расстеленных спальника. Уютно. Я гладила пальцем пакетик в кармане и мысленно выстраивала события: он наливает водку, потом я вылезаю по нужде и ору, что тут змея. Он бежит убивать змею, а я тем временем прячусь в палатку и размешиваю ему таблетку в стакане. Пальцем. Не хватало только одного ингредиента — водки.

— А у тебя ничего покрепче нет? — спросила я. — А то я уже протрезвела.

— Нету, — огорошил он меня. — Кола есть, — и вынул из сетчатого стенного кармана початую баклажку.

Я отхлебнула. Планы мои катились к чертям.

— Ты где учишься? — вдруг спросил он.

— На филфаке, — кисло ответила я.

— Журналисткой хочешь стать? Или учительницей?

— Не-а, не хочу. Пропускаю больше, чем хожу. Наверно, отчислят скоро.

— А почему филфак выбрала?

— Просто больше никуда не смогла поступить. Мать ворчит: без вышки не проживёшь…

Воздух в палатке прогрелся настолько, что мы сняли куртки. Он выключил горелку и лёг, глядя на меня. Я его недуром побаивалась, поэтому сидела смирно и ждала указаний. Но услышала совсем не то, что ожидала.

— Расскажи что-нибудь, — велел он.

— Баек тебе мало? — усмехнулась я.

— Про себя расскажи. Где живёшь, с кем общаешься.

— Ну… — я замялась. — Я и рассказывать-то не умею. Снимаем квартиру с девчонками на троих. Общаюсь в универе, в клубе, вечером друзей на хату приглашаем.

Он уже храпел. Я вздохнула с облегчением. Сейчас он уснёт покрепче, и я пороюсь в его кошельке, а пока можно и покурить. Палатка была мудрёная, с тамбуром, и в этом тамбуре я и закурила, высунув нос наружу. Не хотелось вылезать на холод. Отсюда я не могла видеть тусовку, и оставалось смотреть только на тёмный лес и прыгающий огонёк сигнализации в тачке.

Я бросила окурок подальше, застегнула тамбур и поползла на четвереньках внутрь. Помнила, что бумажник у него во внутреннем кармане куртки, а ключи — во внешнем. Сигнализация, конечно, брякнет, и он может проснуться. Тогда мне несдобровать. Но пешком до большака ого-го сколько, да и страшно. Если застукает, скажу, что забыла в машине таблетки от башки.

Я просунула голову внутрь и оторопела. Мужика не было. Куртка валялась там, где он её бросил, а от него самого осталась только вмятина на постели. Я перетрясла оба спальника, потом начала ползать по палатке в поисках второго выхода, но единственным отверстием было то место, где я курила. В панике схватила лежащий на полу фонарь и снова всё осмотрела, потом выскочила и стала бегать вокруг, вполголоса зовя Ивана, но тщетно — он бесследно пропал.

Как, ну как он мог уйти, ведь ему пришлось бы пробираться мимо меня! Прорезал палатку сзади? Нет, она целая, и пол тоже целый. Я вдруг поняла, что Иван не вернётся. Не скажу, что испытывала к нему тёплые чувства, но вот так внезапно остаться одной среди его вещей было очень паршиво — всё равно что оказаться рядом с трупом. Дрожащими руками я обчистила его бумажник, распихала наличку по внутренним карманам, взяла ключи и вылезла.

Опель послушно квакнул, и я машинально посмотрела в сторону лагеря. Тусовщики уже разошлись спать, загасив костёр. На секунду мне захотелось побежать к ним с воплями: «Ваня исчез!» — но это была не лучшая идея. Я залезла в машину, стараясь не хлопать дверцей слишком громко. Фары… Чёрт, где в этой развалюхе включаются фары? Я начала тыкать во всё подряд. Слева под рулём нащупала кругляшок с кнопками, покрутила его, и наконец-то фары загорелись. Кажется, я врубила ближние, ну да ладно, мне и этого хватит, чтобы дотащиться до асфальта.

Включила наверху плафон и стала искать, куда втыкать ключ. Ключ был спрятанный внутри пульта, но я такие уже видела: нажимаешь на кнопочку, и он выскакивает. Ага. Воткнула. И тут посмотрела на рычаг коробки передач. Он был какой-то не такой... Это вообще автомат или что? Механика? Чёрт, чёрт! Меня же только один раз в жизни учили ездить на механике. Где он такое старьё выкопал, ведь есть же нормальные человеческие опели с автоматикой! Ладно. Тут где-то должна быть педаль сцепления. Я сняла тачку с ручника и заглянула вниз. Педалей было две. Не машина, а кошмар какой-то. Чёрт, ну что же мне делать? Я и трёх метров не проеду, я даже с места не тронусь. Я вообще не знаю, что с этим рычагом делать! Выругавшись, я выключила фары, бросила ключ на сиденье и вернулась в пустую палатку за фонарём.

Эти пятьсот метров по извилистой грунтовке в полосе стали для меня страшнее всех сегодняшних баек, вместе взятых. Я бежала трусцой и тихонько молилась: «Боженька, если ты есть, сделай так, чтобы меня не съели волки». Широкая резинка фонаря съезжала с моей головы, уши мёрзли, а из-за каждого куста мерещились звериные морды. На полпути я вспомнила, что не стёрла в машине и на ключе свои пальчики, но возвращаться из-за этого и не подумала. Авось меня и так с Иваном все видели. Ушёл в лес и не вернулся, ничего не знаю…

Выбежала из полосы и отдышалась. Здесь, на трассе, всё произошедшее показалось мне страшным сном. Исчезновению Ивана не было разумного объяснения, человек не может ни с того ни с сего взять и раствориться в воздухе — значит, мне померещилось. На самом деле он тайком вылез и ушёл в лес, а я перепила и наслушалась баек, вот и разыгралась фантазия.

Пора было возвращаться к реальной жизни. Издалека приближался автомобиль. Расправив пальцами волосы, я перешла дорогу и не спеша побрела в сторону города.