Изгой

          АЛЕКСЕЙ БОЛЬШАКОВ.






ИЗГОЙ.























                ОГЛАВЛЕНИЕ:


ГЛАВА 1. Первая любовь……….05

ГЛАВА 2. Надругательство……..15

ГЛАВА 3. Странная семейка…....21

ГЛАВА 4. Бунт изгоя………………45

ГЛАВА 5. Страшная ночь……......53

ГЛАВА 6. Первое убийство……..69

ГЛАВА 7. Убежище………….…..…75

ГЛАВА 8. Схватка..…………...……95

ГЛАВА 9. Перерожденная душа.107

ГЛАВА 10. Добыча………………..131

ГЛАВА 11. Увидеть море и
Умереть…….……………………….147

ГЛАВА 12. Жажда крови……...…167











                ГЛАВА 1.
                ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ.

  Борис рыдал, уткнувшись в подушку. Он был раздавлен, опущен, он испыты-вал самое тоскливое чувство, какое когда-либо знал. С холодящим душу ужасом он вспоминал то, что произош-ло пару часов назад, и эти воспомина-ния были невыносимы.
  В свои неполные семнадцать лет Борис не знал девушек, он сильно стеснялся, не умел и не хотел общать-ся с ними. Вот только весной, уже не-сколько лет подряд, им овладевало невнятное беспокойство, которое гене-рировало тоску, обостряющую чувство собственной неполноценности, одино-чества и горя. На этот раз тоска была сильней, чем прежде. Пришедшая весна пробудила в нем неясный трепет, странные, непривычные ему желания. Борису хотелось ликующей радости, чего-то нового, неизведанного. Охва-тившее его весеннее влечение подчи-няло разум, не давало покоя. Проснув-шийся инстинкт будоражил кровь и требовал выхода.
  Борис тосковал, он хотел любви. И у него был конкретный объект для обо-жания – одноклассница Леночка. С ней они пришли в школу из одного детского садика и учились в одном классе столь-ко лет, но в последнее время девушка стала отчаянно нравиться Борису. В ней было нечто таинственное и притя-гательное, она была стройна и хороша собой. Длинные, слегка вьющиеся светлые волосы, правильные черты лица, очень живые голубые глаза де-лали Лену очаровательной. Борису нравилась ее озорная улыбка, чувст-венный рот, ее веселость. Ему каза-лись неотразимо привлекательными и внешность ее, и манера держаться. В отличие от Бориса, девушка не была замкнутой и уступчивой, она нередко спорила с подружками и кричала на парней. Но и эта противоположность их характеров импонировала Борису. Он иногда с затаенным восторгом, украд-кой, наблюдал за ней, ему доставляло удовольствие слышать ее голос, про-сыпаться и идти в школу в радостном предчувствии, что он опять увидит Леночку. Он все чаще и чаще думал о ней, его все сильнее влекло к этой милой девушке. При ее появлении сердце Бориса начинало отчаянно стучать, он не смел заговорить с объек-том своего обожания, просто любовал-ся этим милым созданием. Он, пожа-луй, был влюблен. И это была первая, несмелая, тайная, тревожная, полная юношеских надежд и мечтаний любовь, пока еще до конца неосознанное, но очень сильное чувство.
  Вот и сегодня Борису хотелось уви-деть Леночку, его словно магнитом тянуло к ней. Но занятий в школе не было: начались весенние каникулы. Зато намечалась дискотека. Борис был уверен, что Лена придет, и он решил первый раз в жизни пойти на школьную вечеринку.
  Если бы не Леночка, Борис не пошел бы никуда. Он по природе своей был очень робким юношей, не любил шум-ных компаний и громкую музыку. Но на этот раз желание увидеть девушку было сильнее его комплексов и стра-хов. Проснувшаяся в нем несмелая любовь влекла его на дискотеку, на-полняя сердце смутной надеждой.
  Он, сильно волнуясь, пришел в шко-лу и сквозь кривляющуюся в танце толпу сразу увидел Леночку. Она тан-цевала в компании одноклассников. В своей синей блузке, облегающей тон-кую талию, и модных джинсовых шта-нах девушка казалась особенно при-влекательной. Борис присел в сторонке и с жадным любопытством стал смот-реть на Леночку. Ей так шла эта коф-точка, она танцевала так увлеченно, искренне, легко согласовывая свои движения с ритмом музыки.
  Из школьного динамика лились ве-селые мелодии. Песенка про убежав-шую электричку сменилась песней о том, как хорошо проснуться утром и петь, затем последовала незнакомая Борису песня в быстром ритме на ино-странном языке, а девушка все танце-вала в свое удовольствие.
  Борис не пытался присоединиться к танцующей толпе. Он совсем не умел танцевать и чувствовал сильный внут-ренний страх перед скоплением людей. Он тихо сидел в сторонке в надежде глазами встретиться с Еленой. Юноша очарованно смотрел на девушку, толь-ко на нее одну, а она не обращала на него внимания.
  Но вот, наконец, Лена решила пере-дохнуть. Она выбралась из танцующей толпы и встала в сторонке в зале у окна. Какая-то неведомая сила толкала Бориса к этой девушке. Он не знал, да и не пытался разобраться, откуда в нем это странное, непреодолимое желание немедленно подойти к Леночке. Однако при одной лишь мысли о том, что необ-ходимо будет поговорить с ней, у Бори-са усиленно забилось сердце и потем-нело в глазах. Но подходящий момент настал, нужно было действовать. И он преодолел свой страх, несмело и неук-люже, сильно волнуясь и стесняясь, приблизился к девушке и остановился возле нее.
  Борис ощутил слабый аромат, исхо-дивший от ее тела, и подумал, что этот запах духов отдаленно напоминает ему запах первых подснежников в его лю-бимом лесу. Девушка накрасила губы и слегка подвела глаза, что еще больше подчеркивало выразительность ее лица. Борис хотел сказать ей что-нибудь доброе, но не мог выдавить из себя ни звука. Щеки его пылали как в огне, у висков вздулись упругие вены. Ему не хватало воздуха, сердце стре-милось выпрыгнуть из груди. У него совершенно не было навыка общения с девушками. Он не знал, что говорят в таких случаях, не знал, как ведут себя. Борис застыл перед Леной, бессильно опустив руки, не зная, что предпринять. Он всегда был очень робким, застенчи-вым юношей, он всегда волновался, когда нужно было разговаривать с людьми. Сейчас перед ним стояла девушка, которая так нравилась ему, а он чувствовал нечто близкое к панике, хотя всего лишь несколько минут назад мечтал пообщаться с Леной.
  Впервые в жизни Борис испытывал такое. Да, он был пугливым юношей, он боялся гнева матери, боялся людей. Но не до такой же степени! Его страх пе-ред этой симпатичной девушкой пре-взошел все мыслимые пределы. Ему захотелось немедленно убежать, поки-нуть эту дискотеку и больше не появ-ляться здесь никогда. Однако ноги не слушались его. На его организм словно нападал паралич: он не мог двигаться, не мог говорить.
  Меж тем девушка подняла на Бориса свои большие голубые глаза, их взгля-ды встретились, и он сразу понял, что Лена недовольна его присутствием. Эти глаза, казавшиеся совсем недавно такими милыми, теперь выражали неприязнь, были чужими, враждебными ему. Борис почувствовал, что девушка смотрит на него с выражением такого же презрения, какое он часто улавли-вал во взгляде своей матери. Очарова-ние сразу же померкло, мир вокруг обрел прежнее враждебное очертание. Борис ощутил, как кровь постепенно уходит из тела. Он опустил свои глаза, чтобы скрыть свой стыд.
  А девушка продолжала недовольно смотреть на него. Она поняла, что Борис сильно волнуется, ему настолько неловко и неестественно, что даже ноги у него подгибаются. Но ей не нравился этот странный, сосредоточенный в себе, нелюдимый, высокий, очень худой мальчишка с грустными глазами. И вид у него какой-то затрапезный, и молчит он все время, а если и говорит, то виноватым голосом, словно ему неловко, потому что приходится все же раскрывать рот. Он даже двигается как пришибленный, смотрит обычно в землю, будто стыд за свое существо-вание не позволяет ему поднимать глаза на прохожих.
  В его внешности и поведении не бы-ло ничего такого, что могло бы заинте-ресовать эту симпатичную барышню. Как и другие ребята, она считала Бори-са ничтожеством. Одноклассники не любили и игнорировали его. Он казался им угрюмым, жалким, неполноценным.
  Нет, у Лены совсем не было интере-са к этому забитому юноше. Она была тайно влюблена в Леху Большова и сильно расстроилась, что Леха не пришел на дискотеку. А с этим нелю-димым Борькой она не хотела иметь ничего общего. Зачем он подошел и пялился на нее?
  Девушка понимала, что она красива и нравится многим парням. Около Лены увивался Юрка Мальцев, симпатичный, сильный, уверенный в себе, пусть и непутевый парень. Лена уже целова-лась с Юркой и ходила с ним в кино. А этот Борька стоял перед ней такой напуганный, потерянный, некрасивый, непонятный. Он словно оцепенел от волнения и страха. Девушку сильно раздражало его присутствие. Затянув-шаяся пауза казалась ей нелепой.
    Что? Что ты хочешь?   наконец спросила она.
  Борис вздрогнул и покраснел еще больше. Он по-прежнему ничего не мог сказать ей, ему совершенно некуда было деться.
  Вдруг рядом образовалась группа парней. Они приблизились незаметно и остановились в нескольких шагах, с интересом поглядывая на Лену и Бори-са.
    Смотрите-ка, никак шибздик к Аленке пристает! – услышал Борис голос Юрки Мальцева. - Шибздиком ребята называли Борьку между собой. Это была самая обидная кличка в клас-се.
    Ой, пристает! – улыбнулась Лена.
  Бориса удивил ответ девушки. Он ни к кому, никогда не приставал. Присут-ствие ребят еще больше смутило его. Он понял, что сейчас пацаны будут насмехаться над ним. Но первой заго-ворила Лена:
    Ну, что уставился? Может, потан-цевать со мной захотел? - Она спроси-ла это с презрением, ей было стыдно перед ребятами, что нелюбимый всеми Борька посмел приблизиться к ней, словно находиться рядом с этим чужим парнем было позорным. А он словно остолбенел. Потом, немного опомнив-шись, промычал что-то совсем невнят-ное.
    Я с таким дебилом танцевать не буду,   не терпящим возражений тоном опять сказала девушка.
    Да он на тебе жениться вздумал! – пошутил Юрка.
    Я ничего такого, я ничего не хочу,   наконец-то прорезался извиняющийся голос у Бориса. – Можно, я пойду?
  Но было поздно. Под одобрительный смех Юрка сказал что-то неприличное про сексуальные способности Бориса.
    А у него женилка-то хоть выросла?   спросил Дима Фролов, Юркин друг. – Давайте-ка посмотрим!
    Пойдем, выйдем в рекреацию!   потребовал Юрка.
  Борис боязливо втянул голову в пле-чи, словно опасаясь немедленной физической расправы. Он не хотел никуда идти, однако Юрка схватил его за плечо и стал увлекать за собой. Борис, подозревая неладное, упирался, но сзади его подталкивали, и он подчи-нился. Лена и несколько Юркиных друзей вышли следом.
  Из всей компании Борис больше все-го побаивался Юрку Мальцева. Тот занимался в секции бокса и ударил его пару лет назад на перемене, неожи-данно, без видимых причин. Просто подошел и сильно дал кулаком в живот. Борис, корчась от боли, упал. Он не умел сопротивляться и получил от Юрки еще один удар ногой под зад.
  Впрочем, неформальным лидером класса был вовсе не Юрка, а Леха Большов. Леха сумел расположить к себе почти всех ребят, в него были тайно влюблены несколько девушек. Его уважали и слушали, он умел убеж-дать, с ним было весело, он был иногда судьей в спорах одноклассников. Даже Мальцев считался с его мнением.
  Вот и в тот день, когда Юрка напал на Бориса, Леха подошел к ним и спро-сил: «За что ты его?». «А чего он та-кой?»   недовольно пробурчал Маль-цев. Леха помог Борису подняться и отряхнуться. Он сказал пацанам, что б больше они Борю не трогали, и Бориса оставили в покое.
  Ребята не любили Борю потому, что он не участвовал в их играх, не ходил с ними в кино, не слонялся по улицам. Даже в школе на переменках он ста-рался уединиться и почти все время молчал. Он любил стоять у окна в рекреации и наблюдать за тем, что происходит на улице.
  Борис с ранних лет был крайне не-общительным ребенком. Еще в детском саду он избегал игр с ребятишками и подолгу сидел одиноко в сторонке. Повзрослев, он по-прежнему сторонил-ся компаний, говорил редко и осторож-но, словно не был уверен в своей пра-воте. Он не знал о чем разговаривать со сверстниками, а если и отвечал на их вопросы, то очень резко, словно хотел побыстрей отвязаться от любого своего собеседника.
  У него не было друзей, Борис не де-лал никаких усилий, чтобы подружиться с кем-нибудь, ни к кому не ходил в гости и никого не приглашал к себе. Мальчик скрывал ото всех свои мысли и чувства. В классе Борис сидел на задней парте в одиночестве, а после уроков спешил домой выполнять мно-гочисленные обязанности, возложен-ные на него матерью. Учеба давалась ему легко. Он был одним из лучших учеников. Отчасти еще и поэтому его недолюбливали ребята. Некоторым одноклассникам казалось, что Борис смотрит на них надменно и свысока. А он просто был одиночкой. Мальчишка не испытывал неприязни к окружавшим его людям, но был застенчивым и роб-ким. Он жил погруженный в себя, ста-рающийся уединился ото всех.
  Природа не обидела Бориса ростом, однако девушкам он не нравился. Де-вушки любят открытых, общительных парней, таких как Леха Большов, а на Борю никто не обращал внимания. Над ним лишь посмеивались, но на на-смешки одноклассников Борис не отве-чал.
  И драться он не умел, точнее ска-зать   не хотел; ему проще было усту-пить, обойти конфликтную ситуацию. Впрочем, ребята понимали, что Боре покровительствует лидер класса и не трогали странного юношу. Даже драч-ливый Мальцев обходил его стороной.
  Борис ни с кем не общался и лишь Леха Большов иногда разговаривал с ним. К Лехе Борис сохранил чувство благодарности, относился с уважением и неким почтением, так, как относятся иногда уже взрослые люди к своему хорошему, в меру требовательному и доброжелательному начальнику. Борис мог бы выполнить любую просьбу Лехи, любое его поручение, но Леха ни о чем не просил. В глубине души Боря хотел бы, наверное, подружиться с Большо-вым, но у того была своя компания.
  В этот раз Лехи на дискотеке не бы-ло. Отсутствие Лехи стало широкой темой для обсуждения. Говорили, что у него серьезно заболела мама.



                ГЛАВА 2.
                НАДРУГАТЕЛЬСТВО.

  Борис не хотел никуда выходить в сопровождении Юрки и его друзей, но деваться было некуда: его буквально вытолкали из зала в рекреацию. Борис стоял, окруженный со всех сторон ребятами, не пытаясь как-то оправ-даться, разрядить ситуацию. Ему хоте-лось только одного   чтобы его остави-ли в покое.
  Но Юрка наседал, измеряя против-ника свирепым взглядом.
    Что ты, поганец, к нашим девушкам пристаешь? – злобно спросил он.
  Борис пробормотал что-то невразу-мительное о том, что он ни к кому при-ставать не собирался, и нервно повер-нулся, порываясь уйти, прорваться сквозь кольцо ребят. Всем своим видом Борис показывал испуг, нежелание с кем-либо конфликтовать. Однако полу-чил подзатыльник. Подросток не видел, кто ударил его сзади, но удар получил-ся сильным. В глазах у Бори потемнело от боли и страха. Он почувствовал, как знакомый ему паралитический холодок, поднимаясь волной от ступней к бед-рам, сковывает движения. Борис понял, что его ударят еще. Но мысли сопро-тивляться не было. Он лишь прикрыл голову руками и сжался в страхе. И этот страх предопределил ситуацию. Ведь бьют, издеваются над тем, кто боится. Люди, как и животные, порой, интуитивно чувствуют страх противника и это воодушевляет.
  Очередной удар последовал неза-медлительно. Бориса крепко пнули ботинком по ягодицам. Он не упал и не обернулся, чтобы посмотреть, кто пнул его, и тут же получил сильный удар кулаком между ребер. Борис громко ахнул и прогнулся животом вперед. Из глаз его посыпались искры. Но он снова удержался на ногах, только дрожал всем телом.
    А мы сейчас посмотрим на его бо-гатство,   сказал сзади Юрка.
  Бориса схватили за плечи, он ощу-тил чьи-то руки в своих трусах. Эти руки пытались спустить с него штаны вместе с трусами!
  Ребята ожидали, что Боря будет как-то защищаться, кричать и психовать, но он ничего не предпринимал, лишь вцепился в штаны, пытаясь удержать их. Испуганный и сломленный, он ощу-щал себя совершенно беспомощным. Только когда Юрке удалось сдернуть злополучные штаны, Борис сделал попытку наконец освободиться от на-валившихся  на него одноклассников, но получил удар в солнечное сплете-ние. Он вырубился на несколько секунд от сильной боли и темноты в глазах. Мальчишка словно провалился в мгли-стую бездну, упал на пол рекреации и потерял сознание. Однако довольный голос Юрки: «Смотрите-ка, писька у него совсем маленькая!»   и ехидный смех одноклассников быстро привели Бориса в чувства. Он понял, что лежит со спущенными трусами, а ребята смеются над ним. И вместе с ними весело смеялась Лена. Она смеялась над его беспомощностью, смеялась громко, враждебно. Дрожь проняла Бориса. Мир окончательно рухнул. Горячая волна крови от жгучего стыда хлынула по всему телу. Бедняга вско-чил на ноги, пытаясь натянуть трусы, вырваться и убежать, однако получил новый сильный удар ногой под зад и упал на четвереньки.
  Чувство неспособности противосто-ять всей этой стае переполняло Бори-са. У него, наконец, началась истерика, которую так ждали одноклассники. С воплем отчаяния, он вскочил с пола. Топая ногами и дергаясь, Борис попы-тался было вновь натянуть на себя штаны с трусами, но кто-то сзади сдер-нул их опять. Мальчишку трясло, он метался по рекреации, вцепившись в свои штаны, пытаясь вырваться из окружения. Его толкали, он даже не плакал   он визжал. И это забавляло пацанов. Никто не пришел на помощь Борису, никто не вступился за него. Вскоре, однако, кто-то закричал: «С него достаточно, уходим, а то Зинаида увидит!»   ребята быстро разбежались, оставив Борю в покое.
  Парнишка остался один, униженный и оскорбленный. Тело его продолжало дергаться от напора чувств и собствен-ной беспомощности. Он опустился на пол рекреации и тихо плакал, без всхлипываний и вздрагиваний. Жгучие слезы отчаяния и стыда сами собой катились по щекам и капали на одежду. Его никто не пытался утешить. Он никому не был нужен. Борис плакал не столько от физической боли, сколько от мучительного осознания собственного бессилия, своей неспособности проти-востоять толпе, неспособности избе-жать унижений. Они издевались над ним потому, что он был не такой как все, потому, что считали его изгоем. Но Борис по натуре своей был уступчи-вым, добрым юношей. Он старался избегать ссор, старался уступить, отой-ти. В его облике проглядывалась некая покорность судьбе, покорность людям и обстоятельствам.
  Вот и сейчас страдальческое выра-жение застыло на его лице. Борис сидел неподвижно, несчастный и жал-кий. Слезы продолжали струиться по его щекам, а из зала доносилась весе-лая музыка.
  Поплакав так в одиночестве минут десять, мальчишка спустился на улицу и с тяжелым сердцем побрел домой. Матери не было. Из соседней комнаты слышались детские голоса: к сестре пришла подружка.
  В опущенном состоянии духа Боря шлепнулся на кровать. На душе было неимоверно тяжело. Он с презрением и ужасом вспоминал, как лежал со спу-щенными трусами, а все вокруг радост-но смеялись над ним. Сволочи! Подле-цы! Накинулись скопом на одного. Откуда такая жестокость? Ведь он не сделал никому из них ничего плохого! Борис привык стойко переносить все обзывательства и оскорбления, он просто не обращал на них внимания. Но зачем они надругались над ним?
  Ему было жаль, нестерпимо жаль себя. Он понимал, что его унижали, над ним измывались не потому, что он был подлым и гадким, не потому, что он был неряхой или негодяем, даже не потому, что он приставал к девушке   всего этого не было,   а потому, что он не мог постоять за себя.
  Чувство беспомощности и неполно-ценности переполняло его. Но излить свою душу, попросить совета или за-щиты было абсолютно не у кого.





































































                ГЛАВА 3.
               СТРАННАЯ СЕМЕЙКА.

  У Бориса не было, совсем не было близких ему людей, которым он мог бы довериться, рассказать о своих пере-живаниях.
  Мать? Нет, к матери Борис обра-титься не мог. Она никогда не была для него другом и не поддержала бы сына в трудную минуту. Мать имела привычку лишь насмехаться над ним и выиски-вать у него недостатки. Для Бориса она была совсем чужой. Мать не разгова-ривала с сыном без особой необходи-мости, никогда не рассказывала ему о своей жизни, не учила его ничему. Ее жизнь была тайной для сына, но и она совершенно не интересовалась жизнью своего ребенка. Все время матери заполняла работа и воспитание дочери. А в отношениях с сыном была непро-ницаемая завеса, которую мать при-поднимала лишь в случае, когда ей что-то требовалось от Бориса. Она не одобряла его поступки, не содейство-вала Борису в его делах. Мать словно отреклась от родного сына и постоянно внушала ему, что ничего путного из него не получится.
  Татьяна же, сестра Бориса, находи-лась еще в том возрасте, когда не умеют понять чувства и трагедию окру-жающих. Да и не захотела бы она вы-слушать брата, не стала бы сочувство-вать и утешать. Также как и мать, она смотрела на Бориса как на ничтожест-во. Между ними не было родственной связи и душевного единения, характер-ной для близких людей. Да и чисто внешне они не походили на брата и сестру. Борис был худым кареглазым юношей со слегка вьющимися темными волосами и нехарактерными для моло-дого человека огненными вспышками румянца на щеках. Сестра его, зелено-глазая блондинка, по комплекции больше напоминала мать. Она еще не имела того заметного лишнего веса, который набрала ее мать, но была вполне упитана для своего возраста.
  Борис был старше сестры на семь лет, но дистанция между ними была огромна. Они разговаривали только в случае острой необходимости, а их разговор сводился обычно к несколь-ким коротким обыденным фразам. Таня не понимала брата и не хотела об-щаться с ним, да и Борису разговоры с заносчивой сестренкой не доставляли удовольствия. Сестра поглядывала на старшего брата с превосходством, потому что чувствовала себя главнее, значимее его.
  «Это не наша порода!» – не раз го-ворила мать Танечке, и сестра не счи-тала Бориса за своего близкого родст-венника. С ранних лет она отделилась от брата стеной непонимания, равно-душия и безразличия. Девочка жила в своем мире, куда вход старшему брату был заказан. Она видела, как к Борису относится мать, и брала с нее пример. Нет, она не стала бы утешать брата, скорее наоборот, посмеялась бы над ним.
  Чем же заслужил Борис такую неми-лость?
  Он родился в простой, приличной с виду семье. Боря был довольно позд-ним, однако совсем не любимым ре-бенком. Валентина Михайловна, его мать, долгое время вообще не хотела иметь ни семьи, ни детей. И только когда ей перевалило за тридцать, серь-езно задумалась о том, что пора бы выйти замуж и родить девочку, помощ-ницу в хозяйстве. Но родился сын, очень похожий на мужа, отношения с которым у Валентины Михайловны не складывались.
  Все знакомые отмечали редкое сходство Бориса и его отца. И Вален-тина Михайловна сразу невзлюбила сына, ту генетику, которую передал ему отец. У Борьки были отцовские глаза, карие, большие, глубоко посаженные, такие же толстые и безвольные губы, такой же высокий лоб, такие же широ-кие плечи и узкие бедра.
  Эта похожесть на ненавистного му-жика раздражала Валентину Михай-ловну. Рождение такого ребенка было для нее недоразумением, она не испы-тывала к новорожденному никаких теплых чувств. Так бывает иногда, в редких случаях природа не награждает женщину любовью к своему ребенку. Происходит некий генетический сбой, устраняющий материнский инстинкт. Подобное случилось с Валентиной Михайловной. Свое негативное отно-шение к отцу ребенка она перенесла на сына.
  Отец Бориса был человеком слабо-характерным, недалеким и скупым. Валентина Михайловна презирала его. Ей не стоило вообще выходить замуж за Владимира, который совсем не нравился ей. Но она расписалась, потому что посчитала, что так надо. Все подружки Валентины давно имели семьи, а она все еще ходила в одиноч-ках.
  Брак с Владимиром был ее первым официальным браком. По молодости Валентина пару лет жила с мужчиной, который был заметно старше ее. Он привез ее в Тулу из глухой курской деревни, поселил в своей квартире и содержал. Валентина не любила сожи-теля. Она уехала с солидным дядькой без любви, лишь для того, чтобы вы-рваться из отчего дома, отойти от скуч-ной, тяжелой крестьянской жизни. Их союз оказался неудачным. На каком-то этапе сожитель стал избивать Вален-тину, она ушла от него, осела в Туле, работала на кондитерской фабрике и жила в общежитии.
  Длительное время после расстава-ния с сожителем Валентина Михайлов-на старалась избегать лиц противопо-ложного пола. Она не умела и не хотела любить мужчин. Ее нельзя было назвать писаной красавицей, но и изъ-янов во внешности у нее не имелось. Обычная, довольно симпатичная де-вушка, на которую иногда обращали внимание парни, только она не отвеча-ла им взаимностью.
  Но время шло, ухажеров станови-лось все меньше, а желание быть как все и иметь семью все чаще заявляло о себе. Тут и подвернулся Владимир, которому понравилась скромная с виду девушка. Владимир был младше ее на пару лет и имел свой дом в поселке недалеко от Тулы. Этот дом оставила ему бабушка.
  «Все лучше, чем комната в общежи-тии»,   подумала Валентина и приняла предложение потенциального жениха.
  Они прожили вместе девять лет. Первое время Валентина Михайловна еще терпела мужа. Она была холодной женщиной и испытывала отвращение к близости с Владимиром. Мать Бориса смотрела на супружеские обязанности как на вынужденный физиологический акт, крайне неприятный и болезненный. Она старалась по возможности освобо-диться от ухаживаний супруга, который только раздражал ее. Спали они обыч-но порознь. Тем не менее, Валентина Михайловна вскоре забеременела и родила сына. Борис был плодом выну-жденной, противной для Валентины близости с неприятным ей мужиком.
  После рождения первенца отноше-ния с мужем разладились окончатель-но. У Валентины часто и неожиданно менялось настроение, она могла в любой момент из-за какой-нибудь ерунды разразиться бранью и прокля-тиями. Так она разряжалась на муже, выпуская свой пар.
  Отец Бориса работал на заводе сле-сарем, а мать сидела дома. Чем доль-ше они жили вместе, тем чаще ссори-лись. Валентина Михайловна подозревала мужа в многочисленных изменах. Владимир отрицал свою связь на стороне, однако Валентина не вери-ла ему.
  Валентина Михайловна старалась показать мужу, что она   главная в их семье. Если Владимир ей хоть в чем-то перечил, спорил с ней, женщина стано-вилась злой и агрессивной, сыпала оскорблениями, могла впасть в истери-ку либо оставить маленького ребенка мужу и надолго уйти к соседям.
  Своего первенца Валентина Михай-ловна наградила крепким организмом. Почти сразу по выходу из родильного дома она отказалась от кормления грудью и перешла на искусственные смеси. Ее не слишком беспокоило благополучие собственного ребенка, но Борис рос на редкость здоровым маль-чиком. С ранних лет мать приучала сына молчать, вести себя тихо и неза-метно. Она всегда ругалась, если Боря кричал или громко плакал. Смеяться Борис практически не умел. Его отли-чительной черной стала некая печаль-ная задумчивость.
  Когда Боря был маленьким, вечно недовольная мать частенько привязы-вала его веревкой к кроватке, чтобы он не мешал ей делать домашнюю работу: мыть посуду или готовить еду. Иногда она оставляла привязанного сына в доме одного: уходила в магазин или к соседке поболтать. Борис привык быть один. Он рос вялым и замкнутым ре-бенком. Мать не скрывала, что предпо-чла бы сына побойчей. Она частенько называла его гаденышем или ублюд-ком.
  Валентина Михайловна считала, что воспитывать такого сына не нужно, потому что это занятие бесполезное: воспитывай, не воспитывай   все равно со временем вырастет «такая же сво-лочь, как и его отец».
  Все раздражало Валентину Михай-ловну, но более всего ее собственный сын. В сыне ей не нравилась и внеш-ность, и манера говорить, и его мягкий характер, и то, как он ходит, как ведет себя. Валентине Михайловне всегда удавалось найти повод для недоволь-ства. Она словно стремилась лишить своего ребенка всякого права на ра-дость, постоянно учила сына с тревогой относиться к окружающим и никому не доверять. Она внушала Борису, что кругом   одни враги. И дети в садике нехорошие, и воспитатели плохие, и соседи – гады, и продавцы в магазине негодные. Но самый плохой человек   его отец. Мать постоянно говорила ребенку, что его отец   «сволочь из сволочей».
  Сколько Боря помнил себя, все вре-мя в их семье происходили ссоры, скандалы. Словесные оскорбления в адрес друг друга мать и отец сыпали как из рога изобилия. Они ругались постоянно, по любому поводу, почти каждый день. Муж никогда не был для Валентины дорогим, любимым, желан-ным, только сволочью, дебилом, под-лецом. И Владимир отвечал ей взаим-ностью. До рукоприкладства дело не доходило, но детство Бориса проходи-ло в атмосфере ненависти и злобы, он хорошо запомнил всю эту ругань роди-телей, хотя отец ушел от матери к другой женщине, когда ему было всего семь лет.
  В тот период мать ходила беремен-ная. Несмотря на постоянные ссоры с мужем, надежда родить девочку не оставила Валентину Михайловну и она решилась забеременеть вновь. Теперь уже муж подозревал жену в супруже-ской неверности. В последнее время Валентина стала кокетничать с посто-ронними мужчинами, по-прежнему отказывая Владимиру в близости. У него же активно развивался роман с другой женщиной, которая вскоре стала его новой женой.
  Не дождавшись рождения второго ребенка, муж оставил Валентину Ми-хайловну. Покинув жену, Владимир полностью устранился из жизни жен-щины, своего сына и маленькой девоч-ки. Он оставил им жилье и считал, что этого достаточно. Валентина Михай-ловна подала на алименты. Бывший муж согласился перечислять деньги на двух детей. Он не стал выяснять отцов-ство девочки, хотя сильно сомневался, что она   его дочь.
  В период своей второй беременно-сти Валентина Михайловна совсем потеряла интерес к воспитанию сына. Она перестала следить за ним. Даже завтрак не успевала приготовить ему вовремя. Сын ведь мог покушать и в школьной столовой. Валентине Михай-ловне очень не нравился этот мальчик, своими чертами, своим поведением и привычками казавшейся ей маленькой копией Владимира, таинственным воплощением предавшего ее мужика. После ухода мужа Валентина подсоз-нательно стала смотреть на Бориса как на главного своего врага, он стал предметом ее нападок. Все время мать была чем-то недовольна. Все, что делал Борька, было, по ее мнению, плохо.
  Борис не слышал от матери доброго слова. В лучшем случае она звала его Борькой   не сыночком, не Боренькой, даже не Борисом, а Борькой,   как буд-то он вовсе не был ее родным сыном. При любом удобном случае мать не упускала возможность упомянуть, что Борька растет «сволочью, почище, чем его отец». Мать внушала сыну, что «ни одна приличная женщина с ним жить не будет». Она пичкала подростка расска-зами о наглых девках, которые, потеряв всякий стыд, лезут на шею парням, а Борька может понадобиться лишь гулящим бабам для того, чтобы одура-чить и обобрать его. Отчасти поэтому Борис боялся девушек.
  Валентина Михайловна была эмо-циональной женщиной. На людях она вела себя нормально, держала негатив в себе, но дома освобождалась от гнева, срывая свою злость сначала на муже, а затем на сыне. Разряжаясь, Валентина чувствовала себя лучше, спокойней в этом враждебном ей мире. Унижая ребенка, мать словно возвы-шалась в собственных глазах. Ее саму унижал, порой избивал первый ее сожитель, ей причинял нравственные страдания Борькин отец.
  После рождения дочки   а Танечка родилась, когда Валентине Михайлов-не было уже сорок два года   мать целиком сосредоточилась на ее воспи-тании, а на Бориса возложила различ-ные домашние дела: он должен был наносить воды, сходить в магазин, растопить печку. Валентина Михайлов-на строго спрашивала, если Борис не успевал вовремя выполнить ее поруче-ния. И постоянно бранила сына за то, что он делает их недостаточно ловко.
  Первое время после ухода отца Бо-рис пытался угодить матери, старался делать все так, как она требует. Но мать все время была недовольна. «Принеси то, принеси это, сбегай в магазин, посмотри за сестрой»,   таков был ее лексикон. И Боря носил, бегал, смотрел. Но матери было все не так. Вскоре Борис понял, что угодить мате-ри он просто не в состоянии. Она руга-лась, если Борька задерживался, когда ходил в магазин, ругалась, если сын не успевал наносить воды или растопить печку, ругалась, когда он с опозданием забирал сестренку из детского садика, ругалась, когда Борька начинал делать что-либо без ее указаний. Своим пове-дением мать отбила у сына всякую инициативу, подавила всякое стремле-ние к самостоятельности.
  Борька вызывал у Валентины Ми-хайловны неприязнь, которая со вре-менем только росла. Мать обращала внимание только на недостатки сына. Все его поступки она воспринимала критически. Валентина Михайловна почему-то решила, что у Борьки есть склонность к лени и вранью. Хотя для этого не было веских причин. Она счи-тала его неуклюжим и неловким. Но его неловкость была следствием затормо-женности, неуверенности в себе, вы-званной страхом перед матерью и людьми.
  Свое нежелание тратить время на ребенка Валентина Михайловна оправ-дывала сказкой о том, что сын растет негодяем и его необходимо наказы-вать. За малейшее неповиновение мать готова была обрушить на сына громы и молнии. Она постоянно выис-кивала поводы, чтобы в виде наказания не приготовить ему обед, заставить его стоять в углу, мыть туалет или посуду. Прикрываясь наказанием, она не поку-пала ему подарки на дни рождения и праздники. Она не била его, но посто-янно придумывала все новые и новые поводы, чтобы наказать сына за ма-лейшую провинность. Мать могла раз-будить Бориса прямо среди ночи толь-ко для того, чтобы заставить его убрать ботинки, оставленные не на месте. Она могла ворваться в детскую комнату в самый неожиданный момент и «навес-ти порядок»: разбросать неубранные со стола книги и открытки, выкинуть его игрушки. За серьезную с ее точки зре-ния провинность Валентина Михайлов-на могла посадить Борьку в холодный погреб на пару часов. После мамаши-ных экзекуций Борис чувствовал себя порой как побитая собака.
  А еще мать любила рассказывать знакомым, какой нехороший у нее сын. Она говорила, что Борька от рук отбил-ся, растет вредным, злобным, непо-слушным, неуклюжим и нелюдимым, помогать ей совсем не хочет. Конечно, это было не так. Вредничать Борис просто не умел. Мать слушался и по-стоянно помогал ей. И воду носил, и в магазин ходил, и сестрой занимался, когда это было нужно. Но матери все было мало. Ее отношение к сыну похо-дило на отношение капризной барыни к своему нерадивому холопу.
  Когда в их дом приходили люди, Ва-лентина Михайловна частенько звала сына и начинала ругать его при посто-ронних. Она рассказывала, какой Борь-ка грязнуля и лодырь, отчитывала его за малейшую провинность, за любое пятно на одежде, за то, что не успел принести воды или убраться в своей комнате. Гостям мать говорила, что сына невозможно воспитывать. Она часто сравнивала Бориса с отцом, уверяя, что «Борька будет даже хуже, чем его негодяй отец».
  С гостями Валентина Михайловна была подчеркнуто вежливой и любез-ной, и только когда гости уходили, выражала недовольство их визитом. Мать не любила гостей, и они в их дом приходили довольно редко. С соседями мать со временем переругалась и терпеть их не могла. Заходили иногда сослуживицы с работы. После развода с мужем, как только немного подросла дочка, Валентине Михайловне при-шлось устроиться на работу в охрану на молочную фабрику. У нее было несколько приятельниц, с которыми она могла посплетничать, помусолить люд-ские грешки. Им Валентина рассказы-вала о конфликтах с соседями, о том, как ей не везёт и как всё плохо вокруг. Мать Бориса жаловалась на свою жизнь: муж ее предал и бросил с двумя детьми, денег присылает мало, зарпла-та маленькая, сын нехороший, на рабо-те сплошные интриги.
  Время от времени, в периоды отно-сительного спокойствия, Валентина Михайловна не нападала на сына. Она стирала и готовила, наводила порядок в доме, обещая себе больше не заде-вать ребенка, но срывалась на сле-дующий же день. Борис действовал матери на нервы. Ей доставляло некое тайное подсознательное удовольствие причинять своему ребенку боль, не столько физическую, сколько мораль-ную. Бить, тем более на людях, она его стыдилась. Так, могла иногда дать легкий подзатыльник для острастки. Но морально мать постоянно унижала сына, пользовалась любой возможно-стью напомнить Борису о его никчем-ности. Она намеренно внушала Борьке, что он хуже своих сверстников.
  Одно время Борис никак не мог по-нять, почему мать считает его таким плохим. Но постепенно мальчик пере-стал пытаться доказать свою состоя-тельность, жил не задумываясь, при-нимая все как есть. Переубеждать мать, ругаться с ней было бесполезно. Этим он мог лишь усугубить ситуацию. И Боря смирился с бесконечными при-дирками, с той ролью, которую выбрала для него мать.
  Валентина Михайловна постоянно выражала сыну свое презрение и Бо-рис, пришибленный этим, старался вести себя «тише воды, ниже травы». У ребенка развился сильный комплекс неполноценности, отягощенный стрес-совым восприятием мира. С возрастом Борис становился все  более замкнут в себе и нерешителен. Его отличали замедленные движения, опущенный в землю взгляд. Прежде чем что-либо сказать или сделать, он колебался, как бы задумывался, словно не был уве-рен, следует ли ему вообще что-либо говорить или предпринимать. Если же ему приходилось что-то делать на глазах матери, он и вовсе терялся, руки у него начинали дрожать и простейшие его действия в самом деле оказыва-лись неуклюжими.
  У Бориса выработался подсозна-тельный страх, что он хуже других, что окружающие люди будут ругать его или смеяться над ним, если он начнет с ними разговаривать. И Боря не шел на контакт, боялся заговорить с кем-либо, что-то попросить или рассказать. Мальчик не знал, как себя вести со сверстниками, остерегался взрослых. Он словно прятался ото всех. В нем явно чувствовалась беззащитность, не способность постоять за себя. Борис никого никогда не ударил. Мальчишка стойко переносил все свои обиды и никому не жаловался. Но ему внушили, и он был глубоко убежден в собствен-ной бездарности. В его сознании со-зрел вывод, что он   никчемный ребе-нок со сплошными недостатками и примитивными наклонностями, унасле-дованными от негодяя отца. Боре каза-лось, что он безнадежно отстал от сверстников и не имеет права участво-вать в их играх. Он боялся показать всем свою несостоятельность и чувст-вовал себя отверженным, обреченным покорно сносить все унижения и стра-дания.
  Боря жил в вечном напряжении, он не мог предвидеть поступков матери и постоянно был готов к неприятностям, ибо жизнь его была такова, что в лю-бую минуту можно было ожидать гнева. Иногда он даже не знал, с какого края может прийти этот гнев на этот раз, какую причину мать найдет, чтобы выплеснуть на него свою злость. Он не имел права перечить матери, спорить или просить ее. С матерью Борис об-щался как человек, который всем ей обязан и до конца жизни не сможет расплатиться за ее благодеяния.
  Валентина Михайловна же совер-шенно не стремилась понять, чем жи-вет ее сын. Она не расспрашивала Бориса, не проверяла у него уроки. С сыном мать не здоровалась, ни разу не поцеловала его, ни разу не пожелала ему спокойной ночи или доброго утра. Валентина Михайловна никогда не рассказывала Борису о себе, о своих родителях, о том, как она жила до его появления на свет. Разговаривали они преимущественно о делах. Иногда мать передавала сплетни про соседей или говорила гадости о Бориных одно-классниках и своих сослуживцах.
  Своими словами и действиями Ва-лентина Михайловна не пыталась пробудить в Борисе никаких добрых чувств, напротив, она старалась на-строить его против окружающего мира, внушить неприязнь к людям. И Борис, уязвимый и чувствительный, смотрел на мир испуганными глазами. А Вален-тина Михайловна словно не замечала, с каким ужасом и на нее саму смотрит ее собственный сын. Она не представ-ляла, какую боль причиняет Борису, его неокрепшей душе. Мать считала себя выше сына, она хотела руководить его жизнью и не думала о том негативном влиянии, какое оказывает на Бориса ее ругань и оскорбления. Она привыкла унижать сына, будто не понимая, что коверкает ему этим жизнь. Она и не хотела понять, что замкнутость, нелю-димость Бориса проистекает из-за страха перед ней. И этот страх влияет на все его поступки. Мать сделала сына изгоем, не задумываясь о последстви-ях.
  И все же, справедливости ради надо сказать, что Боря не был заброшенным ребенком. Валентина Михайловна стыдилась учителей и побаивалась соседей, которые могли донести о плохом ее обращении с сыном. Ее волновало мнение окружающих, она понимала, что по внешнему виду сына будут судить и о ней самой. Она поку-пала Борису нормальные вещи, вовре-мя стирала ему белье и гладила одеж-ду. Борис был опрятно одет и знакомые Валентины Михайловны не могли запо-дозрить ее в плохом отношении к сыну. Только вот еду специально для Бориса она не готовила и не интересовалась, сыт ли сын. Мать оправдывалась тем, что ей одной нужно растить маленькую дочь.
  К дочери Валентина Михайловна относилась по-другому. Нельзя сказать, что она испытывала обожание, восхи-щение ребенком, которое испытывают порой матери к горячо любимым детям, но Валентина заботилась о дочери и от сына требовала, чтобы и он заботился о своей сестре.
  Танюша была единственным чело-вечком, к которому мать сохраняла симпатию. Валентина Михайловна смотрела на дочь как на шанс изменить свою жизнь. Дочка должна была стать ее опорой в старости.
  Таня была маминой дочкой. Мать оберегала ее, проявляла к ней снисхо-ждение, потакала ей и во всех спорах с братом обязательно брала ее сторону. Конечно, она ругала иногда и Таню, но дочь никогда не ощущала того пренеб-режения, которое испытывал со сторо-ны матери Борис. Сыну Валентина Михайловна откровенно показывала, что его интересы ничто по сравнению с интересами дочери. Дочь была, несо-мненно, значительно важнее брата в этой семье. И по характеру она сильно отличалась от Бориса, росла вполне нормальной, общительной девочкой, имела много подружек, с которыми играла во дворе и даже приводила иногда в гости. Мать была довольна ею. И только с братом Таня не хотела дружить. Танечка, которую Борис нян-чил, подмывал в младенчестве, за которой ухаживал, возил на прогулки в коляске, чуть повзрослев, стала смот-реть на брата глазами матери.
  Татьяна росла избалованной девоч-кой, лучшая, самая вкусная пища не-пременно доставалась ей. Валентина Михайловна частенько прятала от сына фрукты и сладости, чтобы дать их потом дочке. Питались брат и сестра чаще всего отдельно. Сначала мать готовила Танечке, а Борису достава-лось то, что останется. Да и не нрави-лась ему стряпня матери. Мать любила обильно снабжать все свои блюда луком, а Борис терпеть не мог лук. Он научился делать себе яичницу, омлет и разные каши, а когда мать давала ему деньги, ходил в дешевую поселковую столовую.
  Конечно, Борису не нравилось, что мать всецело была поглощена воспи-танием дочери, а он занимает в их семье подчиненное положение. Но Борис смирился со своей ролью.
  Вещами матери и сестры Борьке было запрещено пользоваться катего-рически. Как-то раз, пока мать была на работе, Борис решил вымыть пол у себя в комнате, а заодно и в прихожей. В комнатке сына Валентина Михайлов-на убиралась крайне редко с тех пор, как родилась Танечка. Она могла при-браться, если кто-то должен был прий-ти в их дом. А так уборкой в своей комнате Борис занимался сам.
  Вот и в тот раз он взял стоявшую на кухне миску, но не успел уложиться до прихода матери. Она пришла чем-то недовольная и с порога набросилась на Борьку: «Ты зачем нашу миску взял, негодяй? Мы же с Таней с ней в баню ходим, а ты тряпку половую в ней по-лощешь! Брал бы свое ведро». Но ведро было грязным. Сестра недавно справила в него нужду, потому что идти в сортир на улицу было холодно. «Я вымою миску»,   попытался  оправдать-ся Борис. Но Валентина Михайловна схватила мокрую тряпку и с криком: «Пошел в свою сральню!»   огрела сына тряпкой по спине. С некоторых пор комнату сына мать стала называть сральней. Борис не всегда убирал за собой и в комнате действительно час-тенько был беспорядок, что служило Валентине Михайловне поводом в очередной раз отругать Борьку.
  Мать не разрешала сыну брать по-суду, кроме выделенной ему старой кастрюльки, в которой Борис готовил себе омлет и каши. Она страшно руга-лась, если Борька нарушал ее запрет. А он не понимал, какая разница в какой кастрюле он приготовит себе пищу.
  На Бориса смотрели как на прока-женного. Но он вовсе не был грязным, вонючим, заразным, злобным, вред-ным, гадким. Нет, он был добрым, отзывчивым, но совершенно не забо-тился о собственном авторитете и не пытался самоутвердиться. У него не было чувства собственного достоинст-ва, он привык уступать и казался трус-ливым.
  Парадокс в том, что люди тихие и добрые, но не любящие компаний, сплетни и скандалы, люди, не стремя-щиеся к лидерству и привыкшие усту-пать, часто воспринимаются в общест-ве насторожено, с подозрением. Со-всем не так, как они того заслуживают.
  Вот и Борис был тихим, беспро-блемным ребенком. Он не хулиганил и не вредничал, никогда не врал: маль-чишка совсем не умел врать. И в быту был на редкость непритязателен. Спал на старой металлической кровати, довольствовался простой пищей и не требовал от матери модных вещей. Борис быстро прощал все свои униже-ния и обиды, но был скрытный и нелю-димый, и его не любили.
  Учителя Борю хвалили, но считали слишком замкнутым. Его классный руководитель даже рекомендовала Валентине Михайловне показать сына психологу, но матери было не до Бори-са.
  Несчастного ребенка не очень-то жаловал и отец. Когда они жили вме-сте, Борис тянулся к отцу, ему нрави-лось быть с отцом. Батя покупал ему игрушки и конфеты, не обижал и не ругал, даже защищал его от нападок матери. Но все же Боря не чувствовал любви и со стороны отца. Он уделял ему слишком мало времени. Батя це-лыми днями работал, а по выходным предпочитал уходить куда-то из дома. После расставания с матерью отец общался с Борисом лишь по телефону, да и то редко. Валентина Михайловна была категорически против любого общения детей с Владимиром, она всеми силами стремилась оградить Бориса от отца. Когда бывший муж изредка звонил, Валентина Михайлов-на всегда бросала трубку.
  Однажды она нахамила своему не-посредственному начальнику. Как-то раз на работе заболела сменщица Валентины Михайловны, и начальник охраны решил позвонить ей домой, попросить, чтобы она вышла на подме-ну. И надо же такому случиться, в это же самое время Борису звонил отец. Его звонки немного опередили звонок начальника. Первый раз Валентина Михайловна как обычно бросила труб-ку. Но отец позвонил опять. Недоволь-ная настойчивостью бывшего мужа Валентина Михайловна снова бросила трубку телефона. И сразу же раздался очередной звонок   дозвонился началь-ник охраны. «Чтоб ты сдох, козел пога-ный! Больше не звони сюда, сволочь!»   услышал злобный крик Валентины ее начальник и сразу же послышались короткие гудки. Начальник изумился: на работе Валентина Михайловна была на хорошем счету, ни с кем не ругалась, трудовую дисциплину не нарушала.
  С работы Валентину Михайловну не выгнали. В советские времена за по-добные недоразумения увольняли редко.
  Покинув бывшую жену, отец не прие-хал к детям ни разу, он только по-здравлял их с днями рождения и по праздникам. Собственно, праздники в их семье не было принято отмечать. Валентина Михайловна не любила праздники, не любила накрывать праздничный стол и делать подарки. Отец же исправно присылал Борису открытки, иногда передавал машинки, немного денег, модную рубашку или штаны.
  Один лишь раз, пару лет назад, Бо-рис сам решил съездить в город к отцу. Ему вдруг захотелось увидеть своего родного батю и его маленького сыниш-ку. Пришлось самостоятельно ехать на электричке до Тулы километров три-дцать, а потом на автобусе несколько остановок.
  Отец жил с молодой   моложе мате-ри лет на десять   женщиной в ее квар-тире. Встретили его не слишком при-ветливо. Нет, не прогнали, накормили обедом, поговорили о школьных делах. И все же Борис чувствовал, что отцу было как-то неловко перед женой за появление старшего сына. Как Борису не понравилась новая жена отца, так и женщина была не рада визиту отпрыска своего мужа. И не могла это скрыть. Дома Борис рассказал матери, что приняли его не слишком радушно, и пожалел об этом: мать в порыве гнева не раз напоминала ему, что он никому не нужен, даже «собственному батьке и его шлюхе».
  Боря и сам понимал, что он не нужен ни отцу, ни матери, которая живет с ним, а не сдает его в интернат, потому что боится, что люди будут осуждать ее, если она откажется от своего ре-бенка.
  Борис был угнетен и несчастен. Но нельзя сказать, что он люто ненавидел мать или кого-либо еще. Он ни к кому из людей не испытывал сильных чувств. Ни любви, ни ненависти. Была обида, жгучая обида на мать и на окру-жающий мир. А еще был страх. Он нахлебался унижений и боялся жить на этом свете. Он часто плакал, прижав-шись головой в подушку, стараясь не показать свои слезы матери и сестре. Борис любил поплакать, словно слезы могли что-нибудь изменить. Он чувст-вовал себя уродиной и иногда убегал из дома в лес, чтобы побыть в уедине-нии, а когда лил затяжной дождь и зимой в холода, он забивался в угол своей комнатки и предавался унылым переживаниям.

































































                ГЛАВА 4.
                БУНТ ИЗГОЯ.

  Вот и сейчас, вернувшись с дискоте-ки, Борис рыдал у себя в комнатке в любимую подушку. Он плакал от обиды и гнева, от низости и подлости, от не-возможности сопротивляться своей судьбе. Плакал потому, что вся школа будет теперь смаковать его унижение.
  Он жил в сплошном негативе и с ранних лет чувствовал себя обиженным и обделенным. Его детство было на-полнено нравственными страданиями. И это детство закончилось таким вот страшным образом.
  С мучительной болью и стыдом Бо-рис вновь и вновь переживал свое малодушие в школе. Его страдания были невыносимы. Он не видел для себя дальнейшей перспективы. Вечно недовольная мать недавно объявила ему категорически: «Как школу закон-чишь   кормить тебя не буду. Мне нуж-но дочку поднимать. На тебя батька деньги давать не хочет, и ты мне не нужен».
  Он никому не был нужен, и ему не хотелось больше жить. В его жизни совсем не было живительного источни-ка   любви. Его никто не любил, и он не любил никого. Он не любил мать, пото-му что она постоянно была в плохом настроении и все время унижала его. Он не любил сестру, потому мать нау-чила ее презирать его. Он не любил отца, потому что тот бросил его, про-менял, как говорила мать, на какую-то шлюху. Он больше не любил Лену и совсем не любил свою жизнь.
  Да он и не умел любить. Умение лю-бить впитывается с молоком матери, учит любви и добру в первую очередь мать, которая должна окружить ребенка своей нежностью и заботой. Но Бориса кормили искусственными смесями, а мать внушала ему сплошной негатив.
  Он как-то спросил мать, почему она его не любит. «А за что тебя любить?   удивилась Валентина Михайловна. – Растешь такой же мразью, как и твой отец». Но родители любят своих детей просто так, потому что они   их дети. И эта любовь передается друг от друга.
  Впрочем, один лишь раз Борис во-преки всему все-таки сумел влюбиться, несмело и неумело, но это закончилось позором. Унижение, которому он под-вергся, представлялось ему чудовищ-ным. Его существование не имело больше для него никакого смысла. Вся жизнь казалась ему сплошной нелепо-стью. Он не знал радости, ему неоткуда было ждать сочувствия и помощи. Он больше не мог сносить унижения и твердо решил расстаться с жизнью. Предаваясь отчаянию, он думал о том, что обязательно покончит с собой уже сегодня или завтра.
  Борис и раньше размышлял о том, как бы расстаться со своей несчастной жизнью. Как-то раз после жесткой ссо-ры с матерью он даже ходил по поселку в надежде найти такое место, где ему никто не помешает повеситься. У него была с собой бельевая веревка, и он нашел уединенное место на окраине, но даже не попытался ничего предпри-нять. Просто просидел часа два в за-брошенном сарае в оцепенении и вер-нулся домой. Он не смог сделать даже это!
  Однако сейчас Борис принял твер-дое решение. Он больше не смало-душничает и доведет до конца свой замысел. Он успокоился, вытер слезы и стал обдумывать план действий. Мож-но было повеситься на ремне. У него был знакомый, Саша Зайцев, который свел счеты с жизнью в школьном туа-лете с помощью ремня. У матери в комнате в шкафу висит отцовский прочный ремень, нужно будет незамет-но взять его. Сейчас в комнате сестра с подружкой. Придется подождать. В школу идти опасно. Лучше будет пове-ситься на дереве в лесу, там никто не помешает…
  Вдруг мрачные размышления Бори-са прервал грохот в прихожей. У Бори-са сжалось сердце   это пришла мать. От страха быть униженным опять он свернулся в клубочек на кровати и притих, понимая, что мать наверняка будет недовольна испачканным костю-мом   он не успел, вернее, был не в состоянии оттереть следы своего позо-ра.
  На матери было не до костюма. Она споткнулась о ведро и выражала недо-вольство по другому поводу.
    Ах, ты, сволочь,   услышал Борис,   опять воды не принес! Так ты и хату не натопил?! Ну-ка иди сюда!
  Борис вспомнил, что мать велела ему натопить печку и наносить к ее приходу воды. Скандала было не избе-жать. От мысли, что сейчас ему при-дется объясняться с мамашей, Борис ощутил свинцовую тяжесть внутри. Но он привык подчиняться и вышел к ней, сутулый, не уверенный в себе, не знающий с какой стороны ждать напа-дения на этот раз.
  Мать пришла злющая. Узкие плотно сжатые губы, на щеках красный румя-нец, глаза, излучающие злобу,   все это выдавало ее крайнее раздражение, что предвещало приступ гнева, готовность разразиться недовольной бранью.
  Борис знал такое состояние матери, по ее лицу легко было определить ее настроение. У нее всегда, когда она была злой, красный румянец выступал на щеках. От гнева ее бледное лицо наливалось кровью. В такие моменты все на свете раздражало ее, ей невоз-можно было угодить, ничем на свете нельзя было ее умилостивить. Такую мать Борис боялся пуще всего. Он старался не попадать ей под руку, старался уйти с глаз долой, когда чув-ствовал, что мать готова сорваться.
  Но уходить было поздно. Борис по-нял, что его дурные предчувствия нач-нут сейчас воплощаться в ужасающую реальность. Свидание матери с любов-ником явно не удалось и он, Борис, будет расплачиваться за это. А холод-ный дом   всего лишь предлог.
  Борис знал, что у матери появился ухажер, дядька с соседней улицы. После ухода мужа Валентина Михай-ловна вела тихую жизнь, в которой не было места для мужчин. По крайней мере, Борис ни разу не видел, чтобы кто-то из мужиков ухаживал за мате-рью. Борис даже думал, что матери и вовсе мужчины не нужны. Но в послед-нее время у нее появился поклонник. Борис видел этого толстого, гладко выбритого дядьку, который пару раз ненадолго заходил к ним. Он даже не стал знакомиться с Борисом. Боря не знал, насколько серьезными были его отношения с матерью. Он подумал, правда, что этот дядька может быть отцом его сестры, но напрямую спро-сить у матери не решился.
  А Валентина Михайловна словно расцвела с появлением в ее жизни мужчины. Даже к сыну стала относить-ся добрее.
  Сегодняшней встрече с кавалером мать, по-видимому, придавала особое значение. Несмотря на выходной, она встала рано утром, накрутила бигуди, стала готовить голубцы.
  В первый день весенних каникул Бо-рис проснулся, ощутив приятный запах, исходившей с кухни. Это был запах тушеного мяса и капусты. Мать его готовить не любила, старалась сделать что-нибудь на скору руку. А тут такой роскошный запах пробудил в Борисе зверский аппетит. Он пробрался на кухню и зачерпнул ложку из кастрюли, только что снятой с плиты. Но мать подскочила к нему и злобно схватила кастрюлю.
    Вот, сволочь! – заорала она.   Не для тебя сделано! Тебя пусть твой батька голубцами кормит. Совсем, сволочь, деньги перестал присылать. На шлюху деньги есть, а на сына нет. Езжай к нему, поживи хоть недельку. А-а, не нужен ты ему? Верка, зараза, тебя не принимает?
  Борис не ответил ей ничего, он сразу сник и поспешил удалиться к себе в комнату. День начался неудачно.
  А голубцы Валентина Михайловна унесла с собой. Хотела порадовать ухажера. Видно, что-то не сложилось у них, и мать явилась взбешенная. Она, тяжело дыша от злости, переполняв-шей ее, надвигалась на Бориса. Бросив свирепый взгляд на сына, мать спроси-ла:
    Ну, что скажешь, подонок?
  Борис покраснел, открыл, было, рот, но удержался от оправданий, ощущая, как огромной волной в нем закипают чувства.
    Почему ты, ублюдок, хату не нато-пил? – опять спросила мать.   Хочешь, чтобы Таня простудилась?
  Валентина резко, больно ударила сына рукой по затылку. Это было слиш-ком. Борис не мог больше терпеть!
    Да пошла ты, гадина поганая! – вдруг громко, неожиданно для самого себя крикнул Борис и на миг испугался своих слов. Он всегда был спокойным, смиренным, сдержанным, никаких срывов, никаких истерик.
    Что ты, что ты сказал, мерзавец?! – мать тоже не привыкла к тому, что сын оскорбляет ее. – Сейчас я тебе, покажу, кто из нас гадина!
  Мать залепила ему звонкую пощечи-ну. Гнев охватил Бориса. Он поблед-нел, правая рука его сжалась в кулак и автоматически, словно помимо его воли, ринулась в направлении лица мамаши. Он попал ей чуть выше челю-сти, разбив губы и нос. Мать слегка отпрянула назад и всем своим боль-шим телом стала оседать на пол. Из ноздрей у нее хлынула кровь. Она прерывисто, интенсивно дышала, слов-но силилась заплакать, и не могла ничего сказать от неожиданности.
  Борис не стал помогать мамаше подняться. Не дожидаясь ее реакции, он быстро, с редкой для него быстротой и решительностью, схватил на ходу свою куртку и бросился прочь из дома.
  Первый раз в жизни он ударил чело-века. И это была его собственная мать! Первый раз мать получила такой отпор со стороны сына. Она была так оше-ломлена, что некоторое время в недо-умении сидела на полу и не могла прийти в себя. Ей в голову никогда не приходила мысль, что сын сможет поднять на нее руку.
  Вот, наконец, она слегка очухалась. Злобный крик ее пронзил воздух:
    Да будь ты проклят, сволочь! Чтоб ты сдох в муках, подонок проклятый! Чтоб духа твоего больше здесь не было! Попробуй только вернись! Уде-лаю!
  Борис услышал вопли отходящей от удара матери. Нет, он к ней не вернет-ся. Он больше не будет жить, он боль-ше никогда не увидит эту женщину. Он столько времени находился от нее в зависимости и терпел все ее выходки! Но до этого дня даже не осознавал, насколько сильна его неприязнь к ма-маше. И вот то, что таилось у него внутри, выплеснулось жестоким ударом по ее лицу. Его бунт не был случайным, хотя он и не подозревал, что может поднять руку на мать. Если бы инци-дент в школе не послужили толчком, он, возможно, продолжил бы терпеть ее, но его ненависть все росла и требо-вала выхода. Она могла выплеснуться в любой момент, быть может, даже в более жестокой форме. Он когда-нибудь должен был выплеснуть свой негатив или покончить с жизнью.
  Валентина Михайловна этого не по-нимала. Она вообще не думала на подобные темы и считала свое поведе-ние вполне допустимым. Ей нужен был всецело покорный ее воле, послушный и забитый сын, который должен был знать свое место.




















                ГЛАВА 5.
                СТРАШНАЯ НОЧЬ.

  Борис бежал по улице к лесу. Солн-це уже зашло за линию горизонта, большая часть неба была темна, кроме кусочка с той стороны, где садится солнце. Там еще пылали кроваво-красные, медленно гаснущие тона. Несколько ранних звезд слабо мигали в бесконечной высоте. Заканчивался самый неудачный день в несчастной жизни Бориса. Ночь постепенно спус-калась на поселок, сгущавшийся су-мрак поглощал темнотой очертания деревьев и домов.
  Борис быстро преодолел несколько сот метров, которые отделяли его дом от леса, и вступил в неприветливую чащу. Тут было мрачно и совсем темно. Но Бориса не смутила наступавшая ночь. Он знал основные тропинки и уверенно ориентировался даже в по-лумраке.
  Он и раньше убегал в лес после ссор с матерью и просто для того, чтобы отгородиться от людей. Его вечно на-пряженные нервы не переносили шума и суеты, а в лесу, на природе, он чувст-вовал себя хорошо.
  Несмотря на многочисленные обя-занности, возложенные на него мате-рью, у него оставалось и свободное время, особенно летом, когда не нужно было ходить в школу. И он подолгу бывал в лесу. Зимой здесь было хо-лодно и скучновато, а вот летом он старался быть здесь как можно чаще и дольше. Он бродил по узким тропин-кам, наблюдал за жизнью гусениц, бабочек или муравьев, он мог просто сидеть у ручья, ни о чем не думая. Он нашел здесь полянку, которая стала его пристанищем.
  Вот и сейчас Борис пошел по знако-мой тропе в направлении соснового бора к своей стоянке, спрятанной от посторонних глаз. Поначалу он споты-кался о плохо различимые в тусклом свете звезд корни деревьев, которые в некоторых местах выходили на поверх-ность. Он даже упал пару раз, но про-должил свой путь. И вскоре, словно по заказу, из-за верхушек деревьев вы-ползла полная луна. Она осветила ему дорогу, изливая холодный легкий свет на все вокруг. Было полное безветрие, лес стоял неподвижно, вечер был про-зрачен и необычно тих. Природа слов-но хотела успокоить взволнованного парнишку.
  Слегка попетляв среди невысоких березок и осинок, тропинка вывела Бориса в темный сосновый бор. Он прислушался, затем пролез в едва заметный промежуток между двумя деревьями и очутился на небольшой полянке. Полянка уже полностью осво-бодилась от снега и была застлана мягким пушистым ковром из хвои и шишек. Словно сестры, взявшиеся за руки, могучие сосны окружали полянку со всех сторон почти полукругом. Эта скрытая в деревьях полянка, уединен-ная и тихая, была его собственным тайным местом, островком покоя и спокойствия. Сейчас здесь было со-всем темно, пахло сырой землей и прелой хвоей. Борис решил, что лучше будет все же выбраться назад, на ос-вещенное луной пространство.
  Мать проклинала его не в первый раз. Проклинала, порой, за поступки, на которые просто не обратили бы внима-ние в других, нормальных, семьях. Борис даже не всегда понимал, за что мать проклинает его. Да и сама Вален-тина Михайловна спустя непродолжи-тельное время после инцидента не смогла бы ответить на этот вопрос. Заведется другой раз, вспомнит о быв-шем муже, разразиться тирадой в его адрес, потом перейдет на сына и за-кончит свой монолог: «Будьте вы про-кляты оба, сволочи поганые!» Прокля-тия сыпались из уст Валентины Михайловны подчас только потому, что у нее было плохое настроение, а сын подвернулся ей под горячую руку.
  В тех случаях, когда мать в очеред-ной раз срывала на нем свою злость, Борис прибегал именно сюда. Здесь он отходил от ее упреков, оскорблений и подзатыльников. Здесь он плакал от умиления или досады на жизнь. Полян-ка и прилегающая к ней территория давали ему приют в самые сложные моменты. Он приходил сюда, чтобы успокоиться, услышать журчание сво-его любимого ручья, пение птиц и дру-гие звуки леса. Здесь он чувствовал себя в полной изоляции от окружающе-го мира и обретал так необходимые ему тишину и покой.
  Вот и в этом году он с нетерпением ждал теплые погожие денечки, чтобы можно было бы, как и раньше, уеди-няться сюда. Здесь ему был знаком каждый уголок, каждая тропинка.
  Но сейчас его поразила непривыч-ная тишина безветренного леса. Прак-тически не единого звука. И ветер, и птицы с животными словно затаились, ничем не обнаруживая себя. Такое безмолвие казалось Борису жутким, словно оно было предвестником смер-ти. Он стоял в полном одиночестве посреди этого притихшего величест-венного леса и думал о самоубийстве. Он хотел раствориться, исчезнуть из этой мерзкой жизни, в которую он никак не вписывался. Мир потерял для него всю свою привлекательность, он не хотел больше оставаться всеми от-вергнутым и обезумевшим. Он спраши-вал себя: «Почему все против меня? Что я сделал плохого?»   и не находил ответа.
  Отчаяние захватило Бориса. Он не ждал от жизни больше ничего хорошего и думал, что невозможно что-то изме-нить. У него не было мыслей о возмез-дии, он просто хотел умереть, исчез-нуть, уйти в иной мир, где нет ни горестей, ни печалей, где тихо и темно, тише и темнее, чем сейчас, в этом спящем лесу. Он не видел другого выхода. Судьба оказалась сильнее его. И это было невыносимо!
  Никогда еще в жизни Борису не бы-ло так плохо. Он находился за бортом жизни, в полной беспомощности. Его выгнала мать, его опозорили одно-классники, у него совсем не было де-нег, и никто не мог прийти ему на по-мощь. Он искал избавления и хотел умереть прямо здесь и сейчас. Он был готов без сожаления расстаться с жиз-нью. Смерть казалась ему единственно возможным исходом. Она внезапна, проста и естественна. Человек только перестает чувствовать, ощущать про-исходящее вокруг. И если жизнь прино-сит лишь одни муки и огорчения, зна-чит, смерть   это благо, избавление от всех страданий, всех невзгод. Тем более, все рано или поздно кончается на этом свете, даже сама жизнь, какой бы длинной она ни была. Любой чело-век, даже самый великий, самый счаст-ливый, рано или поздно должен уме-реть. А он умрет молодым. Ему надоело мучиться на этой грешной земле, ему не нужны новые страдания и унижения.
  Конечно, уйти из жизни сложно, но он сможет сделать это! Теперь настал подходящий случай. Борис чувствовал себя приговоренным к смерти, готовым слиться с вечностью.
  Он опять вспомнил Сашу Зайцева. Борис знал этого мальчика. Ему было всего двенадцать, когда он погубил себя. Они ходили с Сашей в одну груп-пу детского сада и жили на соседних улицах. Саша также был замкнутым, малообщительным ребёнком. Постоян-но, почти каждые выходные, а иногда ещё дополнительно и на буднях, его порола собственная мать. Она одна воспитывала сына, воспитывала очень жестко. Боря иногда приходил послу-шать под окна их дома как кричал, плакал маленький Саша, умоляя мать не бить его. Но «концерты» повторя-лись регулярно.
  Что хотела добиться с помощью по-боев мать несчастного ребёнка? Сде-лать его идеально послушным? Или она просто срывала на нём свою зло-бу?
  Вскоре им дали квартиру в Туле, Саша пошёл в школу, а через несколь-ко лет все узнали, что он покончил жизнь самоубийством, нахватав двоек и испугавшись гнева матери.
  Саша погиб в самом начале жизни. Его сердце, наверное, тоже разрыва-лось от отчаяния, обиды и стыда, он сильно страдал от незаслуженных упреков и побоев. Как легко оскорбить и унизить ребенка, надругаться над его неокрепшей душой!
  Бедные женщины даже не понима-ют, что, вымещая на детях свои обиды, постоянно упрекая, оскорбляя и нака-зывая, они обрекают себя и детей на страдания и чудовищные поступки, которые невозможно предугадать.
  Вот и Борис глубоко несчастен и без сожаления уйдет из жизни в вечность. Жаль, что он не смог захватить из дома отцовский ремень. А впрочем, зачем ремень? Кругом полно деревьев. Тоже подходящее средство для самоубийст-ва!
  Не так давно, года два назад, один молодой мужчина спрыгнул с крыши высотного дома в Туле. В школе широ-ко обсуждали эту историю. Мужчина был из Скуратова, Леха Большов знал его. Говорили, что у него были пробле-мы в семье и неразделенная любовь.
  Но зачем ехать в Тулу? Можно прыг-нуть с высоты дерева. Найти дерево повыше, забраться и…
  Борис в самом деле полез на сосну, но в этот момент наверху что-то зашу-мело. С кроны дерева вспорхнула разбуженная крупная птица. Она, гром-ко каркая и мощно махая крыльями, перелетела на другое дерево. Борис нарушил ее покой, ворона была крайне недовольна этим. Она прокричала что-то нехорошее опять и затихла, готовясь продолжить свой сон.
  Ночной шум птицы испугал и удивил Бориса. Ему было непонятно: что де-лает в лесу в этот поздний час одино-кая ворона. Может быть, она преду-преждает его, что не стоит лезть на дерево и прыгать с него?
  Но нет, нужно довести до конца за-думанное. Сейчас он умрет. Всего лишь через несколько минут отойдут на задний план его горе и обиды. Его похоронят на тихом поселковом клад-бище, и никто не пойдет за гробом, никто не пожалеет его, не будет ни цветов, ни торжественных проводов.
  А мать? Может быть, поймет, что именно она виновата в смерти сына? Нет, вряд ли ее будут мучить угрызения совести, скорее, она будет довольна такому исходу. Мамаша говорила как-то, что будет рада, «если Борька сдох-нет».
  А вдруг не будет никаких похорон? Может, его не найдут, и он станет пи-щей для диких зверей, и только осенью какой-нибудь заплутавший грибник случайно наткнется на его скелет и остатки одежды.
  А если он упадет неудачно, запута-ется в ветвях деревьев и не разобьется сразу насмерть, а поломает себе толь-ко руки и ноги и будет лежать здесь беспомощный, умирать долго и мучи-тельно? Вдруг мир небытия не захочет принять его тело, не познавшее еще вкуса жизни?
  Словно вдогонку мыслям Бориса неожиданный порыв ветра прошелся по верхушкам деревьев, и кроны гигант-ских сосен зашумели, задвигались, как бы протестуя против его планов. Не-большой дождичек из хвои и несколько шишек пролетели на землю мимо пар-нишки, сидящего на сосне. Застонали своим заупокойным скрипом стволы старых деревьев. И вновь наступила тревожная зловещая тишина.
  «Может, не стоит бросаться с дере-ва? Нужно ли так рисковать, делать такую попытку расстаться с жизнью?»   подумал Борис и понял, что прямо сейчас не сможет совершить свой задуманный роковой поступок. Лучше будет подождать и повеситься утром. Нет ни веревки, ни ремня? Тогда можно зарезаться или вскрыть себе вены. Нужен нож или, хотя бы, бритва. А можно будет броситься под поезд! Нужно отойти подальше от станции, чтобы никто не видел и не помешал. Спрятаться около железнодорожного полотна, дождаться подходящего поез-да и расстаться с жизнью. Просто, надежно и легко. Как он сразу не доду-мался до этого?!
  Но тут Борис почему-то представил себя искалеченным поездом. Его ос-танки положат в гроб, закроют крышку, опустят в яму и засыплют сырой зем-лей. Он уйдет в вечность. И никогда для него больше не наступит лето, которое он так ждал, и никогда он не увидит море, о котором мечтал.
  Ему вдруг стало страшно, очень страшно. Страх смерти проник в его душу и не хотел ее покидать. Только что смерть казалась ему избавлением, но сейчас он почувствовал, что не сможет убить себя, по крайней мере, в этом темном глухом лесу. Пока он не будет ничего предпринимать. Нужно обязательно дождаться рассвета и хорошо продумать, как лучше рас-статься со своей никчемной жизнью.
  Ощущая стук своего бешено бьюще-гося сердца, трясясь, толи от холода, толи от ужаса, он спустился с дерева и почувствовал облегчение.
  Борис набрал сухой хвои и шишек, сделал из них себе небольшую лежан-ку. Он свернулся клубочком, подтянув ноги к животу, подложил под голову руки, накрылся курткой и попытался задремать. Но сон не шел. Его неот-ступно преследовали воспоминания о событиях прошедшего дня. Он вспоми-нал о своем унижении в школе, чувст-вовал страх и презрение к себе как к ничтожеству, не способному решить самого себя жизни. Волны отчаяния и жалости к себе то и дело захлестывали его, терзающее душу уныние не давало ему покоя. Временами Борису станови-лось так горько и нестерпимо жаль себя, что слезы буквально ручьем лились из глаз его, а внезапная, страш-ная боль пронзала его сердце. Он впадал изредка в полудремотное со-стояние, но быстро выходил из забытья и тяжелые переживания вновь терзали его душу. Казалось, эта страшная ночь никогда не кончится. Вдобавок ко всему он ужасно мерз. Шарфа у него не было, осенняя, совсем не теплая, куртка, служившая ему вместо одеяла, была влажной и не давала тепла. Он надел куртку на себя и наглухо застегнулся. Но теплее не стало. Холод и мрак окружали его. Было зябко, темно и неуютно. Тело пронзала дрожь, зуб на зуб не попадал.
  Борис понял, что больше не сможет уснуть   холод так и будет донимать его. Нужно было пройтись быстрым шагом, чтобы согреться и унять дрожь.
  Жалея, что нет спичек и нельзя раз-вести костер, чтобы согреться, Борис выбрался на освещенный луной луг. Он не знал, долго ли ждать рассвета, он потерял представление о времени и пространстве. Все тело его покрылось мурашками, хотелось есть, но мысли о смерти больше не лезли в голову. Холод и голод заглушали его душевные терзания.
  Борис пошел по едва заметной при свете звезд тропинке, которая вскоре вывела его на узкую проселочную дорогу. Дорога начиналась в районе его поселка, шла мимо песчаного карь-ера и терялась где-то на подступах к деревне Ольгинка. Эту дорогу проло-жили еще в довоенное время, когда карьер использовался для добычи песка. После сильных лесных пожаров жарким летом 1978 года дорогу зачем-то перегородили цементными блоками, сделав невозможным въезд в лес на автомобилях.
  Зимой дорогой никто не пользовал-ся, она была засыпана снегом, да и сейчас, весной, здесь сложно было встретить человека. Только летом и ранней осенью дорога слегка оживала: ей пользовались грибники, да детишки ездили на велосипедах.
  У Бориса велосипеда не было, он ходил иногда по этой дороге пешком на карьер купаться. Карьер был неболь-шой, но глубокий. Вода в нем была мутной и пахла гнилой листвою. Маль-чишки приезжали купаться сюда и из поселка, и из деревни Ольгинка   карь-ер располагался как раз между ними.
  Выйдя на дорогу, Борис побежал по ней, чтобы согреться, но, достигнув карьера, не стал спускаться к воде, а повернул обратно. Он не подумал о том, что можно было бы покончить с собой, просто утопившись в карьере. Он сумел согреться, даже немножко вспотел и пошел к ручью, недалеко от его полянки. Летом в траве, возле этого ручья, он любил нежиться в солнечных лучах. А в жаркие дни, чтобы не идти на карьер, мог окунуться прямо здесь, в ручье, просто лечь и лежать, перегоро-див своим телом поток воды.
  Борис решил подойти вплотную к воде, чтобы поздороваться с ручьем. Летом ручей был совсем мелким. Но сейчас он наполнился темной талой водой, которая несла прошлогодние листья и мелкие льдинками, и занимал почти все свое русло, едва не выходя из берегов. От воды несло холодом. Борис опустился к самой кромке воды на корточки и ласково, стукнул ладонью по поверхности водной глади. Столбик воды рассыпался легкими брызгами. Борис ощущал обжигающий холод и отдернул руку.
  Темнота понемногу начала отсту-пать. В эти предрассветные часы было особенно холодно. Легкий заморозок кое-где стал несмело покрывать сла-бым инеем мокрую траву. От ручья струился неплотный туман, стеливший-ся легкой пеленой по земле. Сырой лесной воздух делал влажной одежду.
  Борис опять выбрался на проселоч-ную дорогу и сделал небольшую про-бежку. Пока он бегал, стали гаснуть звезды. Рассвет уже затмил собой яркую Венеру, которую Борис держал за ориентир, когда смотрел на звездное небо. Небо на востоке становилось все более розовым. Там, за лесом, лениво вставало солнце, наливаясь всеми своими красками. Лес постепенно ос-вобождался от сумрака ночи. Утренний туман, поначалу скромно сосредото-ченный у земли, обнаглев, стал подни-маться вверх, обволакивая все вокруг влажным холодом. Медленно просы-пающийся лес поглощал этот туман, нехотя впитывая холодную влагу. Утро окончательно победило ночную тьму. Солнечные лучи еще не успели про-никнуть в лесные заросли, согреть деревья и остывшую за ночь землю, но первые птицы уже пробудились и стали вовсю заливаться довольным щебета-нием, предвкушая радостный солнеч-ный день.
  Было ранее чистое и свежее весен-нее утро. Рассветный ветерок лениво теребил верхушки деревьев, окроплен-ных утренней росой. Природа радова-лась наступлению нового дня. Но Бори-су вовсе не хотелось радоваться жизни и наслаждаться природой. Ему по-прежнему было холодно, в животе урчало: голодный желудок требовал пищи.
  Он опять вышел на проселочную дорогу и в нерешительности призаду-мался. Можно было пойти к железной дороге, чтобы осуществить свой вче-рашний план, но уж очень хотелось есть, мысли о еде заглушили мысли о самоубийстве. Борис не ел уже почти сутки, он решил идти назад, в поселок. В поисках съестного можно было бы пойти домой, но Борис дал себе слово не возвращаться больше в отчий дом и даже не рассматривал этот вариант. Он не представлял, куда конкретно он пойдет, просто двинулся к поселку в полусонном состоянии. Мысли не лезли в его уставшую голову, он ни о чем не мог рассуждать. Холод и голод гнали его.
  Он мог бы свернуть с дороги на про-секу и выйти в районе своего дома, но он пошел дальше. Дойдя почти до бетонных плит на входе в поселок, он свернул на тропинку, которая, извива-ясь, вывела его на опушку леса. Здесь плотно друг к другу росли величествен-ные сосны вперемешку с тоненькими березками. Ступая бесшумно по мягкой земле, Борис, словно хищник на охоте, пересек опушку, перебрался через небольшой овраг и вышел на лесную полянку на краю поселка. Отсюда хо-рошо просматривались близлежащая улица и прилегающие к ней дома.
  Было свежее воскресное утро. Солнце уже выбралось из тумана и золотило верхушки домов, но поселок еще по-настоящему не проснулся. Улица была пустынна. Борис прислу-шался. Стояла мягкая тишина, которую нарушало лишь негромкое куриное кудахтанье. Голодному Боре нужно было бы зайти в какой-нибудь дом и попросить хлебушка. Но он не мог, категорически не способен был попро-шайничать и унижаться.
  Борис нерешительно остановился у невысокого деревянного забора, ого-раживающего участок у ближайшего дома. Он довольно долго бесцельно стоял, рассматривая этот небольшой частный дом. Такие старые глинобит-ные дома у них называли саманными. Дом уже отживал свой срок, он казался Борису древним, доисторическим. Боря жил в более добротном деревянном доме, построенном сразу после войны.
  Участок был пуст, калитка прикрыта на щеколду. С задней стороны старого дома находилась небольшая пристрой-ка, именно оттуда доносились куриные голоса. Борис слышал кудахтанье, а слюнки текли по его губам: он очень любил куриные яйца. Они преобладали в его домашнем рационе.
  Голод гнал его. Борис аккуратно пе-ремахнул через невысокий забор, обо-шел дом и направился к курятнику. Он решил рискнуть. Прислушался. Не было слышно ничего подозрительного, только недовольное кудахтанье.
  Борис рывком распахнул прикрытую дверь курятника. Она поддалась легко. Нос юноши обдало тяжелым запахом куриного навоза, но голодный парнишка переступил порог и очутился в малень-ком полутемном помещении с единст-венным окошком на противоположной от входа стене, в которое проникали скупые солнечные лучи. Вдоль узкого прохода у стены располагался покры-тый соломой настил для куриц. По курятнику бегали куры, возбужденные появлением незнакомого человека. Они хлопали крыльями и возмущенно ора-ли.
  Борис пригнулся, так как высота по-толка не соответствовала его росту, и осторожно, чтобы случайно не задеть какую-нибудь из куриц, хаотично мечу-щихся у его ног, приблизился к настилу, где обнаружил целых семь яиц. Яйца были еще теплые, кое-где перепачкан-ные куриным пометом.
  Не обращая внимания на протесты кур, Борис сразу же расколол три яйца и с жадностью выпил их содержимое. Он хотел также поступить и с осталь-ными яйцами, но призадумался, решив, что выпить их все сразу будет слишком много, лучше отнести яйца на стоянку в лесу и, если удастся найти спички, можно будет отварить их на костре. Он аккуратно распихал яйца по карманам своей куртки, думая о том, что можно было бы поймать курицу и продать ее или разделать потом в лесу, однако ловить живность не стал. Юноша ос-мотрелся в поисках того, что можно было бы взять с собой еще, но не уви-дел ничего подходящего. В это время послышалась женская ругань и при-ближающиеся шаги.
  У Бориса перехватило дыхание. Он спешно выложил яйца на настил и ринулся к двери. Прямо на него шла пожилая тетка в темной куртке, наспех накинутой на ночную рубашку. Очевид-но, хозяйка дома и курятника. Борис узнал ее. Она была знакомой матери, женщины работали вместе. Эта тетка приходила несколько раз к ним домой и мать стыдила Бориса в ее присутствии.
  Борис замер, не зная, что делать. Сердце бешено колотилось. Он был в смятении. Все внутри сжалось, от сты-да и страха, что он будет пойман на месте преступления. Волна гнева на-крыла Бориса: опять ему не везет! Надо же было такому случиться: он забрался к подруге матери, не зная, что именно она живет в этом доме.
  Борис хотел выбежать из курятника и проскочить мимо тетки, но не решил-ся: женщина подошла совсем близко. Своим мощным телом она перегороди-ла путь к бегству.
  В страхе Борис отпрянул в глубь ку-рятника и превратился в ничтожный комочек, ожидающий неминуемой расправы.



                ГЛАВА 6.
               ПЕРВОЕ УБИЙСТВО.

  Женщина долго не могла уснуть. Она испытывала непонятное, ничем не объяснимое волнение, ее мучила бес-сонница и тупая головная боль. В пол-нолуние у нее всегда побаливала голо-ва и была бессонница. Она вышла даже во двор посреди ночи, посмотре-ла на яркую луну и ополоснула ноги холодной водой из колонки. Она часто мыла ноги на ночь, чтобы погасить волнение и нагнать сон. Однако на этот раз заснуть ей удалась лишь на рас-свете. Проснулась она из-за странного шума, исходившего из курятника. Она подумала, что нужно выпустить кур на улицу и покормить их. Женщина наки-нула на себя куртку и вышла во двор. Дверь в курятник была открыта, не-сколько куриц выбежали на улицу и в возбуждении бегали по двору. Женщи-на удивилась и насторожилась: она хорошо помнила, что вечером как обычно плотно прикрыла дверь курят-ника. Неужели кто забрался? Она выру-галась и решила осмотреть жилище кур, но возле двери замерла, поражен-ная: на покрытой росой доске над вхо-дом ясно проступал свежий отпечаток человеческой руки.
  Еще не совсем понимая, что это мо-жет значить, но, уже предчувствуя недоброе, женщина распахнула дверь настежь и заглянула в курятник. Она увидела сжавшегося в углу парня и сразу узнала его. Это был Боря, сын Валентины, ее сменщицы. У женщины сразу отлегло от сердца. Она поняла, что этот безобидный парень, которого так ругала собственная мать, забрался к ней, распугал ее кур и, похоже, похи-тить ее яйца.
    Ах ты, гад! – заорала тетка. – Что ты делаешь здесь?! Зачем сюда за-брался? Воруешь? Не зря мать ругала тебя, действительно негодяй! Все рас-скажу Валентине, все! Пусть принимает меры!
  Это было слишком! Упоминание ма-тери оказалась чрезмерным для на-пряженных нервов подростка. Кровь горячей волной ударила в лицо, он почувствовал неожиданный толчок в сердце. Странное, нехарактерное для него ощущение лютой ненависти прон-зило Бориса. И эта ненависть быстро трансформировалась в приступ беше-ной злобы. Он отшатнулся и нащупал за собой черенок оставленной в курят-нике лопаты, схватил ее и ринулся к тетке. Он аж трясся от ярости.
  Взгляд тетки встретился с его глаза-ми, чуть не вышедшими из орбит, крас-ными, дышащими ненавистью. И глаза, и лицо воришки были такими, будто он спятил и готов убить кого угодно. Эх, тетка, знала бы она его состояние! Женщина, похоже, поняла, что сказала лишнее, но уже ничто не могло остано-вить Бориса.
    Ы-ы-ы! – довольно громко проры-чал юноша и обрушил хорошо наточен-ное лезвие заступа лопаты на теткину голову.
  Тетка охнула, скорее не от боли   от неожиданности.
    Что ты делаешь, гад?!   недоумен-но спросила она, но негодяй нанес удар, затем еще. Женщина хотела позвать на помощь, но сознание поки-нуло ее.
  Словно чья-то недобрая воля овла-дела Борисом, сделав его сильным, необычайно сильным. Как и в случае с матерью его рука рванулась как бы сама собой, почти машинально, словно без его ведома. И эта рука обрушила лопату на голову бедной женщины. Сокрушительный удар пришелся лез-вием по лбу сверху вниз   тетка была маленького роста, без косынки, с рас-пущенными волосами. Сразу выступи-ла кровавая борозда, которая на глазах Бориса быстро наполнялась кровью. Тетка что-то сказала   Борис даже не понял что   и стала медленно, словно в замедленной съемке, оседать на зем-лю. Алая кровь хлынула из раны, зали-вая ей лицо.
  Но эта кровь лишь усилила ярость Бориса. Задавленная ненависть кипела в нем. Вновь вложив всю свою силу и злость, Борис нанес еще удар лопатой по голове оседающей тетки, затем еще. Она издала слабый, задыхающийся звук, похожий на стон, и затихла. Тетка не пыталась защититься, но Борис, ничего не соображая, продолжал с непонятным остервенением лупить тетку лопатой по всем частям ее об-мякшего тела.
  Что на него нашло? Похоже, он по-терял рассудок. Борис действительно словно спятил, он не мог опомниться, остановиться и восстановить свое помутневшее сознание. Со свирепой ненавистью он лупил тетку, как будто она была исчадием ада, источником всех его бед. Это была мстительная ярость раба, обрушившегося на хозяи-на в предвкушении мига освобождения, ярость помешанного человека, в кото-рого вселился злобный бес. Борис словно не мог контролировать этого беса. А может, и не было никакого беса? Это многолетний страх транс-формировался в слепую ярость. Но эта ярость была ужасна!
  Борис продолжал бить тетку даже после того, как она захрипела в пред-смертной судороге. Поначалу он не испугался этого хрипа и густой крови, в которой успел запачкать руки, свою одежду и старенькие ботинки. Он пер-вый раз видел умирающего   от его рук!   человека и не испытывал никаких эмоций. Однако постепенно он пришел в себя.
  Опомнившись, Борис выкинул лопа-ту. Приступ ярости его отступил, взгляд сосредоточился на тетке. Ее залитое кровью лицо выражало одно лишь бессмысленное изумление, глаза зака-тились. Она лежала на земле вся в крови. Сладковатый запах липкой крови был противен Борису. Отвращение и дурнота переполняли его. Он наконец-то осознал, что убил человека. Это было невероятно, но он только что лишил жизни эту женщину и перепач-кался ее кровью!
  Он ужаснулся содеянному и дрожал как в лихорадке. Потрясение было слишком сильным, сердце вырывалось из груди, холодный пот выступал из каждой поры его тела и струился по ложбинке спины, тошнота подступила к самому горлу. Он упал на колени и уперся руками в землю. Его буквально вывернуло наизнанку. Но желудок был почти пуст, наружу вырвались лишь свежие яйца. Он вытер подбородок рукой, но прошел всего несколько мет-ров и позыв повторился, его стошнило опять, тяжело, какой-то водянистой слизью. Он бросился на землю и не-сколько секунд сидел не в силах поше-велиться. Он не мог нормально ды-шать, глаза его застилала синяя пелена.
  Но постепенно силы вернулись к нему. Не будучи более в состоянии противостоять искушению убежать с этого страшного места, Борис, превоз-могая дрожь в теле, ринулся через двор к калитке, выскочил на улицу, стремительно преодолел поляну. Под-гоняемый злобным собачьим гавкань-ем, он перемахнул через овраг и слов-но во сне, в шоке, ничего не соображая, бросился прочь. Сейчас ему нужно было убежать как можно дальше от этого злосчастного места, и он бежал быстро, как только мог.
  Пробежав несколько километров по лесным тропинкам и сильно запыхав-шись, Борис приостановился, чтобы перевести дух. Но, отдышавшись, он продолжил свой путь. Он шел бездумно в одном направлении, словно во сне, не понимая, зачем и куда он идет. Шел часа, наверное, два, а может быть, и больше. За это время ему никто не встретился: ни зверь, ни человек. И только подходя к деревне Ольгинка, он услышал далекий собачий лай и немно-го пришел в себя.
  Борис понял, что ушел очень далеко и решил вернуться на свою стоянку. Он выбрался на проселочную дорогу и пошел назад, в сторону карьера. Он шел будто на автомате, словно в дур-мане, почти в бессознательном состоя-нии. Мозг его разрывался, в ушах зве-нело, тяжесть и тошнота не отступали.
  Тем не менее, временами он при-слушивался, чтобы не столкнуться с каким-нибудь случайным человеком. Значит, он не окончательно потерял свой рассудок.
  В лесу было тихо. Лишь ветер тере-бил иногда верхушки деревьев.


















                ГЛАВА 7.
                УБЕЖИЩЕ.

  Борис обогнул карьер и, пройдя еще около километра, свернул на тропинку, ведущую к его стоянке. Здесь он был в безопасности.
  К его полянке примыкал небольшой луг, плавно переходящий в смешанный лесок, где мирно уживались осинки, березки и елочки. Летом на лугу росли ромашки, васильки и лютики. По южной окраине луга неторопливо струился ручей. Он замерзал только в крутые морозы и уже давно освободился ото льда. Борис любил подолгу сидеть и, не отрываясь, всматриваться в таинст-венную темноватую воду ручья. Такие посиделки наполняли его душу спокой-ствием.
  С другой стороны ручья была поляна побольше. На верхнем склоне поляны летом росла высокая сочная трава, нижний склон зарос осокой и жирными лопухами. Борис любил загорать в мягкой сухой траве без одежды. Ему нравилось, притаившись, лежать и слушать шум родного леса, рассматри-вать бескрайние голубые небеса, на-блюдать за облаками и самолетами. Он мог часами мечтать о дальних странах и путешествиях. Его не тяготило одино-чество, не волновало, что юношеские забавы и влюбленности обходят его стороной. Наоборот, жизнь в обществе казалась ему тяжелой и пустой.
  Сразу за полянкой Бориса распола-гался густой труднопроходимый ельник. В заросли ельника Борис иногда ухо-дил от грибников, если видел, что кто-то приближается к его стоянке. В ель-ник никто не лез: там были слишком густые заросли и не росли грибы. Борис не хотел встречаться с людьми, ста-рался скрыться в ельнике и пережи-дать, когда грибники уйдут.
  Если обогнуть ельник, можно было попасть в старый малинник и набрать там малины. Вокруг стоянки Бориса были рассыпаны кусты черники, он с удовольствием собирал спелые ягоды и клал их себе в рот. А дальше, в низи-не, недалеко от карьера, была клюква. Но больше всего Борису нравилось собирать лесную землянику. Он очень любил вкус этой ягоды и знал все мес-та в радиусе километра от своей по-лянки, где росла земляника. Малень-кие, необыкновенно вкусные ягодки словно взрывались во рту своим аро-матом.
  Летом лес кормил Бориса. Он мог целыми днями мог бродить здесь, собирать ягоды и грибы. В траве на лугу прятались маслята, под соснами можно было набрать моховиков, а в осиновой роще неподалеку росли крас-ные грибы. Они прятались в опавших листьях и низкой траве. Борису очень нравились эти крепкие грибы с симпа-тичными шляпками. В прошлом году в конце августа их было особенно много. Борис находил их группами, сразу несколько штук в одном месте. Он как-то набрал большой пакет и принес домой. Мать похвалила его. Боря был доволен   так редко приходилось слы-шать от матери добрые слова. Вален-тина Михайловна пожарила грибы с картошкой и Борис, вкусно, плотно поев, был почти счастлив.
  Сама же Валентина Михайловна лес не любила. Она еще девочкой заблу-дилась в лесу и провела там страшную ночь. Только утром случайный грибник вывел ее на дорогу.
  Борис   совсем другое дело. Лес был для него самым лучшим местом. Здесь он мог спрятаться от людей, остыть от гнева матери. Здесь ему никто не до-саждал, здесь было тихо и уютно. Только здесь он чувствовал себя спо-койно и хорошо и был по-своему счаст-лив, как может быть счастлив человек, ощутивший великое единение с приро-дой.
  В лесу он любил помечтать. Он хо-тел отправиться в длительное путеше-ствие, чтобы посмотреть мир, побывать в разных городах и странах. Несмотря на свою замкнутость, Борис был любо-знательным ребенком. В школе его больше всего интересовали география и биология. Он стремился побольше узнать о жизнь за пределами его по-селка, о необычных растениях и живот-ных. Его манили далекие континенты, он мечтал стать образованным челове-ком и после окончания восьмилетки пошел в девятый класс, чтобы в пер-спективе поступить в какой-нибудь ВУЗ. Мать хотела отдать его в ПТУ, но, видя тягу сына к наукам, смирилась. Борис хотел выучиться на биолога или геоло-га, чтобы иметь возможность поездить по свету, изучая природу и животный мир.
  А лето Борис предпочитал прово-дить в лесу. Он наблюдал за жизнью насекомых, ловил бабочек, кузнечиков и жучков. Он любил окунуться в про-хладную воду ручья, который не пере-сыхал даже в жару. Иногда он мог рвануться с места, побежать босяком вдоль ручья, выбежать на проселочную дорогу, домчаться до карьера и, иску-павшись, вернуться назад, чтобы на-сладиться тишиной и покоем на своей стоянке. Много ли нужно неизбалован-ному пареньку, чтобы почувствовать себя счастливым?!
  В лесу Борису никогда не было страшно, наоборот, он ощущал себя хозяином положения, полноправной частичкой природы, существом, которо-го боятся все животные и птицы. Он видел, как в норках здесь прячутся тихие мыши, из-под ног его выпархива-ют птицы и с шумом устремляются прочь, по тропинкам носятся пугливые зайцы, которые иногда подходят к его стоянке и, заметив притаившегося человека, после забавного секундного оцепенения, не разбирая пути, броса-ются рваными зигзагами сквозь кусты в лес. Борис был для них ужасно стра-шен, хотя он никого не обижал. Ему было даже жалко трусливых зверьков: обдерут себе шкуру в колючках малин-ника, будут потом обижаться на добро-го юношу.
  Он не боялся диких зверей. Говорят, что в лесу водятся кабаны, медведи, волки и лоси. Но этих зверей Борис не встречал и не слышал ни одной исто-рии о том, что они причинили кому-либо вред. А вот змеи на луг иногда заползали. Он видел как-то даже гадю-ку. Борис узнал ее по окрасу. Он читал книжку про змей и легко мог отличить гадюку от ужа. Но и змеи, даже гадюки, не пугали его. Боря знал, что змеи не нападают на людей. В случае опасно-сти они будут спасаться, стремиться уползти, спрятаться от человека пока есть возможность, пока не схватят её, или случайно не наступят. По густой траве юноша ходил все же не спеша, стараясь шуметь, что бы разбудить задремавшую змею и дать ей возмож-ность уступить дорогу.
  В лесу у него не было врагов, кроме, разве что, кусачих насекомых. Но он привык к укусам и не обращал на них внимания. Он научился разговаривать с ручьем и деревьями; иногда он разво-дил костер и пек в нем  картошку, при-несенную из дома. Ему нравилось сидеть на земле возле костра, слушать треск сучьев и непрерывно, подолгу смотреть на огонь, ни о чем не думая. Для него это была своего рода медита-ция, хотя он не был знаком с восточ-ными практиками и даже не знал такого слова. Но подобный интуитивный сеанс помогал ему снять с себя негатив.
  Первое время мать ругала Бориса за частые и долгие отлучки, но потом привыкла. Сын не мешал ей дома, а возложенные на него обязанности выполнять, как правило, успевал.
  И Борис шел в свое тайное местеч-ко, где наслаждался смолистым благо-уханием сосен, шумом ручья, ощуще-нием гармонии с окружающей приро-дой. Лес был его единственной отду-шиной. Он мог провести здесь весь день, а в вечерние часы заката за-браться на дерево и смотреть как захо-дит солнце. Он мог здесь делать то, что хотел: загорать, лазить по деревьям, бегать по тропинкам, ловить бабочек или жуков. И никто не мешал ему, никто не лез с руганью и наставлениями.
  Свою полянку с прилегающей к ней территорией Борис нашел почти три года назад, когда бесцельно бродил по лесу. В тот раз он серьезно поссорился с матерью и впервые ночевал в лесу один. Поссорился потому, что мать выбросила его коллекцию открыток и спичечных коробов с этикетками. Эту коллекцию он собирал долгие годы. Открытки с поздравлениями присылал ему отец на праздники и дни рождения, пустые коробки он иногда брал дома   спичками разжигали печь и плиту,   но чаще находил на улице. Для Бориса и коробки, и, особенно, открытки пред-ставляли большую ценность. Он помно-гу раз перечитывал поздравления отца, рассматривал открытки и этикетки. Ему очень нравилась открытка с изображе-ние восхода солнца на море, у него были открытки с Мавзолеем, новгород-ским кремлем, Эйфелевой башней, ленинградским Эрмитажем, автовокза-лом города Сочи. Благодаря открыткам он представлял, как выглядят вулканы на Камчатке, улица Арбат и стадион «Лужники» в Москве, Невский проспект в Питере, городской пляж в Ялте.
  Коробками Борис иногда играл. У него уже давно не было машинок, у него никогда не было солдатиков   мать не покупала ему игрушки. Он играл со спичечными коробками, представляя, что это машины или автобусы. Он возил какой-нибудь коробок по полу своей комнаты, делая остановки возле ножек кровати и стула, пихал в коробок спички, словно это пассажиры садятся в автобус.
  Когда отец с ними жил, на Новый год и дни рождения он обычно покупал сыну что-нибудь: мягкую игрушку, дет-ский пистолетик или простенькую ма-шинку. После ухода отца его подарки стали ограничиваться лишь открытка-ми. Но даже их мать бесцеремонно выкинула. Для матери все его открытки, коробки   был хлам. Она не считалась с интересами Бориса, ей даже в голову не проходило, что у сына может быть какое-нибудь хобби. Обнаружив его богатство не убранным на столе, она просто выкинула всю коллекцию на помойку.
  Борис здорово обиделся на мать и исчез на пару дней. В тот раз, забрав-шись на дерево, он наблюдал здесь закат и восход солнца. Он выбрал величественную, самую высокую сосну в округе. Забрался почти до самой ее макушки. Отсюда были прекрасно видны все окрестности, проглядывался даже его поселок, но он уставился на запад. Слабые лучи клонящегося к закату солнца в тот вечерний час уже не были опасны для глаз. Там, далеко за лесом, красным тускнеющим шаром солнышко величественно опускалось все ниже и ниже к линии горизонта, хорошо различимой с высоты. Вот краешек светила достиг этой далекой линии. Началась посадка. Сначала исчез краешек солнышка, затем его половинка, наконец от светила оста-лась лишь узкая дуга, которая быстро пропала из поля зрения совсем.
  Весь процесс посадки длился всего лишь несколько минут, но скрывшееся уже за горизонтом солнце, словно прощаясь, еще долго посылало свои постепенно блекнущие лучи, окраши-вая небосвод в кроваво-красные тона, медленно гаснущие тона. Постепенно стали появляться звезды, все больше и больше. Борис хорошо ориентировался по звездному небу. Он узнал Большую Медведицу и другие созвездия. Он и дома любил подолгу, запрокинув голо-ву, смотреть в ночное небо. Безоблач-ное звездное небо вызывало его вос-хищение. Он наблюдал за ярким сиянием звезд, за мигающими огнями вечерних самолетов. Ему нравилось следить за искусственными спутниками, путешествовавшими по небосводу в определенном направлении; его заво-раживали падающие звезды и метео-риты, стремительно несущиеся в безд-ну. Ему очень хотелось увидеть летающую тарелку, корабль пришель-цев из других миров. И он с надеждой всматривался в безграничные небес-ные просторы.
  А здесь, в лесной тишине, в полной изоляции от общества, ночное небо казалось особенно величественным. Оно, сплошь усыпанное звездами, таило в себе движение, некую зачаро-ванную жизнь. Борис обводил глазами весь необъятный небосвод, рассматри-вал изогнутую линию Большой Медве-дицы и думал о безграничности Все-ленной и неведомых мирах. И эта бескрайность, это блаженное чувство слияния с Космосом наполняли спокой-ствием его душу. Умиротворенный этой величественно картиной, Борис забы-вал о своих бедах.
  В тот раз, спустившись с дерева, парнишка сделал себе лежанку и по-грузился в глубокий спокойный сон. Спалось ему великолепно. Своеобраз-ная аура леса помогли организму вос-становиться, прекрасно выспаться и отдохнуть.
  Проснулся он ранним утром, на рас-свете, и решил встретить рождение нового дня. Он опять взобрался на высоченную сосну и любовался, как огненно-красное светило не спеша, словно раздумывая: а стоит ли вообще обогревать эту грешную землю, подни-малось в невообразимой дали, пробуж-дая утро очередного дня. Самое обык-новенное утро, тихое и спокойное, похожее как две капли воды на преды-дущее. Лес лениво шумел листвою, запутавшиеся в ветках деревьев сол-нечные лучи будили птиц и дневных животных.
  Проведя ночь и почти два дня в ле-су, голодный Борис со страхом вернул-ся домой. Он опасался гнева матери. Но мать встретила его на удивление спокойно. Она была и сама напугана столь длительным отсутствием сына.
    Где же ты шлялся всю ночь? – спросила Валентина Михайловна грубо, но не слишком злобно.   Я уж в мили-цию собиралась идти.
  Борис правдиво рассказал, что был в лесу.
    Что же с тобой будет, сволочь, ко-гда вырастишь, если уже сейчас не ночуешь дома? – только и сказала мать. Она не обрушилась на Бориса с подзатыльниками, не схватила ремень, не посадила его в погреб, а велела наносить воды, чтобы можно было вымыть посуду и накормить дочку.
  И Борис в очередной раз, скрипя сердце, простил мать. А так понравив-шееся ему место он сделал своей тайной стоянкой.
  В жизни у Бориса было лишь две отдушины   этот лес и книги. Книги заменяли ему реальную жизнь. Он не очень любил книги по школьной про-грамме, особенно слишком толстые   они казались ему довольно сложными и длинными, он еще не был готов вос-принимать идеи Льва Толстого, Гоголя или Достоевского. Он читал лишь ста-тьи с резюме и кратким содержанием таких книжек, как «Война и мир», «Мертвые души», «Преступление и наказание». Гораздо больше ему нра-вились «Три мушкетера» и «Приключе-ния Тома Сойера и Гекльберри Финна».
  Борис был частым гостем в детской библиотеке. Он старался брать книжки о приключениях и путешествиях, чтобы больше узнать об удивительных горо-дах и далеких странах, неизвестных ему зверях, пальмах, баобабах. Самым любимым его писателем был Жуль Верн. Он с упоением читал о круго-светных путешествиях, о необыкновен-ных приключениях и экспедициях. Как и большинство замкнутых людей, Борис был парнем мечтательным, ему хоте-лось приключений, его тянуло к неиз-вестным далям, в душе у него жила надежда вырваться, уйти от этой убо-гой жизни. Он сопереживал героям книг, но настоящую жизнь не знал со-всем. Прогулки и общение с ровесни-ками Борис заменил  книгами. Персо-нажи Марка Твена, Дюма или Аркадия Гайдара были для него персонами более понятными, чем его однокласс-ники. Он не вел дневников и только из книг знал, что такое любовь. Он мечтал жить где-нибудь среди первобытной природы, своими руками добывать себе пищу.
  Он больше любил лес и его обита-телей, чем собственную маму и сестру. Он считал тихую лесную полянку и прилегающую к ней территорию своим убежищем. Неудивительно, что после нелепого убийства ноги сами привели его сюда. Теперь эта стоянка заменяла ему дом.
  В этом году, как и в прошлом, Борис с нетерпением ждал тепла, чтобы мож-но было уединяться в лесу и наслаж-даться природой. Как только стал схо-дить снег, он заходил пару раз посмотреть на свое местечко, свой маленький пятачок, свою полянку, со всех сторон окруженную величествен-ными вековыми соснами. Он предвку-шал скорые погожие денечки, и ему становилось радостнее на душе. Он с нетерпением ждал, когда солнышко полностью растопит снег, когда пол полянки, усыпанный мягким тонким ковром из хвои и шишек, освободиться от влаги, когда просохнут тропинки и можно будет бегать здесь босяком.
  Весна не подвела Бориса. Она вы-далась необычно теплая, ранняя и сухая. Последние дни стояла почти летняя погода. Даже в чаще леса, где в прежние годы в это время было полно снегу, остались лишь небольшие лужи, да и то не везде, а местами. Конечно, лес еще не просох, босяком по тропин-кам не побегаешь, но на пригорках уже вовсю зеленела первая травка. Все пробудилось, ожило после зимней спячки, дышало свежестью. В дневные часы солнце припекало, можно было даже загорать. Пахло хвоей, смолой и прелым листом. Только ягод и грибов, которые могли бы утолить голод Бори-са, еще не было. Но вовсю пели птицы, бегали муравьи и жуки, появлялись первые мухи.
  Над головой у Бориса стучал по де-реву дятел. Он забрался высоко и где-то у вершины сосны без устали колотил своим сильным клювом. Сосны, ско-ванные зимой белым снежным наря-дом, сейчас распрямили свои ветки и пустили смолу. Приятно пахнущая масса застывала густыми капельками на оранжево-желтых стволах.
  Но Борису было сейчас не до дятла, он больше не хотел любоваться приро-дой. Даже здесь, на стоянке, в относи-тельной безопасности он не мог прийти в себя и сосредоточиться. Борис до сих пор находился в крайне возбужденном состоянии. Ему было и страшно, и тошно, и угрызения совести не давали покоя. Он никак не мог очнуться от какого-то странного отупения. Сердце колотилось неровно, он поминутно впадал в задумчивость, но думать не мог: обрывки каких-то мыслей лезли в голову и тут же путались, блуждали. Мысли даже не фиксировались в его голове, а лихорадочно сменяли друг друга; он сразу же забывал, о чем думал несколько секунд назад. Эти мысли или мчались как сумасшедшие, так, что нельзя было сосредоточиться, или напрочь исчезали из головы. С его сознанием творилось нечто невообра-зимое: оно то возвращалось к нему, и он начинал размышлять, то затухало опять. А ему так хотелось осмыслить последние события, понять, что следу-ет делать дальше.
  Ясно было только то, что вернуться к прежней жизни он уже не сможет. У него не было больше дома, ему некуда было идти. Положение его было отча-янное: он ударил мать, забил лопатой до смерти тетку. Прошедшие сутки оказались самыми тяжелым в его горе-мычной жизни. Борис был измучен и напуган. Зачем он убил женщину? Зачем выплеснул свои эмоции таким вот образом? И чем больше он думал об этом, тем становился возбужденнее. Его дикий, безумный поступок никак не вязался с образом доброго закомплек-сованного юноши. Как смог он, тихий мальчик, сделать такое?
  Все вокруг было омерзительным, Борис потерял счет времени. Он пошел к ручью и долго сидел у воды. Весен-няя свежесть ручья и благодатная тишина леса помогли ему немного прийти в себя. Волнение отчасти улег-лось, он опять стал прокручивать в голове последние события. Борис убеждал себя в случайности убийства. Он никого не хотел убивать, но у него не было выбора, ему ничего другого не оставалось. Он убил тетку, потому что она своей руганью и угрозами спрово-цировала его. Он знал ее. Если бы он попался другой, незнакомой ему жен-щине, в нем не взыграла бы такая вот ярость. А эта подруга матери, с которой они обсуждали его недостатки, стала к тому же оскорблять его.
  Имел ли право он убивать? Конечно, никаких прав лишать жизни человека у него не было, но он находился в таком состоянии…
  Он совершил страшное преступле-ние, нелепое и бессмысленное по своей сути. Его поступок был настолько диким, что казался невозможным ему самому. Он удивлялся своему поведе-нию, своей силе и злобе. Он убеждал себя, что убийство произошло помимо его воли. И в самом деле, словно кто-то чужой вселился в него и командовал его действиями. Убийство было совер-шено в порыве неконтролируемой ярости. Оказывается, временами Борис не способен контролировать свои дей-ствия, но в то же время он обладает могучей силой и может постоять за себя. Он раньше даже и не подозревал, что способен обидеть кого-либо, а тут он ударил мать, и затем совершил кровавое преступление. Ударив мать, он словно преодолел себя, набрался злобы и решимости. Накопившаяся в нем злоба требовала выхода. Она и привела к агрессии, убийство стало внезапной разрядкой напряжения и ненависти, реакцией на нечеловече-ские унижения и страх, которые он испытывал постоянно.
  Борис ненавидел свою жизнь, его тревога и раздражение достигли своего предела, выплеснувшись сначала на мать, а затем кровавой драмой на подвернувшуюся под руку тетку.
  Юноша вдруг подумал, что будет сожалеть о смерти женщины всю свою оставшуюся жизнь, но он ничего не мог уже поправить, хоть как-то изменить ситуацию. Сердце его опять стало разрываться на части от жалости к самому себе, по щекам вновь потекли горькие слезы. Он плакал молча и безутешно. Грусть захватила все его существо, на душе было прескверно. Борис понимал весь трагизм своего положения. Ситуация была чудовищ-ной. Он убил человека и ему придется расплачиваться за это, как-то выпуты-ваться из создавшегося безвыходного положения, опять мучиться и страдать. Ему не на кого было надеяться. Душа его маялась. Он устал от гнетущих переживаний, но освободить сознание от мучительных размышлений было невозможно.
  Однако постепенно характер его мыслей поменялся. Они стали какими-то противоречивыми. С одной стороны, он прекрасно понимал, что совершил ужасное злодеяние и раскаивался в этом, но в то же время из глубины подсознания шли непонятные ему сигналы, оправдывающие его поступок. Его не покидало ощущение, будто он освободился от своего злейшего врага, порвал невидимую нить, которая свя-зывала его с ненавистным прошлым. Временами ему стало казаться, что он совершил не страшное преступление, а избавил мир от злой твари, покарав ее за грехи. Удивительно, но помимо сожаления он реально ощущал и некое удовлетворение. Борис вспомнил, что и во время бойни он испытал секундный экстаз, порыв мимолетной радости, который пронзил его, когда он добивал поверженную тетку.
  Как бы то ни было, Борис чувствовал себя опустошенным и разбитым. Одна-ко мысли о самоубийстве больше не тревожили его. В нем что-то перевер-нулось, надорвалось, злодейство в какой-то степени пошло ему на пользу, по крайней мере, избавило от унылой навязчивой идеи покинуть этот мир. Принеся в жертву жизнь другого чело-века, Борис словно освободился от тяжкого, мешавшего ему груза. Ему больше не хотелось умирать. И только смутная, неосознанная тревога так и не покидала его.
  Юноша бродил около своей полянки, странные чувства завладели им. Рас-каяние отошло на задний план. Ему не было жалко тетку, он больше не испы-тывал сильного сожаления. Наоборот, он вдруг ощутил себя взрослым мужи-ком, имеющим право карать людей. В этот момент Борис был чем-то похож на Раскольникова, героя романа «Пре-ступление и наказание». Впрочем, Раскольников убил старуху ради денег, а Борис просто выплеснул на тетку свою злость. Да и Достоевского Боря, по сути, не читал и не знал о пережи-ваниях главного героя романа. У Бори-са была своя драма, которая требовала осмысления.
  Тоска его прошла. Единственное, что огорчало Бориса теперь   возмож-ность того, что его будут искать. Он бросил лопату на месте убийства, заляпал одежду теткиной кровью. Впро-чем, отпечатки пальцев его неизвестны правоохранительным органам, а крова-вые следы можно будет застирать.
  Борис захотел тотчас же избавиться от кровавых пятен на одежде, но вспомнил, что у него нет ни мыла, ни порошка. Подумав, он решил хотя бы размыть пятна в воде и попытаться оттереть их старой травой.
  Солнце стояло высоко, его лучи би-ли юноше в глаза. Он спустился к ру-чью, вымыл руки холодной водой, затем нарвал прошлогодней травы, намочил ее и стал оттирать пятна кро-ви на куртке и штанах. Эти пятна не столько оттирались, сколько расплыва-лись и грязнели от его усилий. Тем не менее, его труд не пропал даром: пятна остались, но были менее заметны и больше походили не на бурые пятна крови, а на обычную грязь, словно Борю забрызгала жижей из лужи про-езжавшая мимо машина.
  Солнышко припекало все больше, еще не так как летом, но Борис, вер-нувшись на стоянку, разделся до пояса и решил позагорать. Он завалился в траву и, повернувшись к солнцу, под-ставил ему свой белый тощий живот. Было тепло, пахло хвоей, молоденькая травка радовала глаз. Он долго лежал на земле с закрытыми глазами, насла-ждаясь теплом. Но уснуть не мог: нерв-ное потрясение мешало ему. Он поста-рался забыться, не думать ни о чем. Просто стал слушать звуки леса: стук дятла, шуршание деревьев и травы, жужжание редких мух. Напряжение стало постепенно уходить, голову за-волокло сонным облаком. Он ненадол-го задремал.
  Однако солнце спряталось за обла-ко, нагрянувшая волна холода привела его в чувство. Он вновь вспомнил до последних подробностей все, что про-изошло утром, и снова ужасное ощу-щение мертвым холодком пронзило его душу, отразившись дрожью во всем теле и электрическим разрядом вдоль позвоночника.
  Стало мучительно тоскливо и страш-но; нет, его больше не волновала за-губленная жизнь женщины. Его стра-шила неопределенность, необходимость что-то предпринимать, как-то выпутываться из создавшегося положения. Он боялся, что его будут искать, поймают и растеряют или на-долго посадят в тюрьму.
  Борис покинул свое лежбище и стал бесцельно бродить по лесу словно зверь, преследуемый голодом, жаждой и страхом. Он тщетно ломал голову, пытаясь понять, как выйти из этой катавасии. Кружилась и болела голова. Сказывалось нервное напряжение и то, что он не ел уже больше суток. Но есть хотелось не сильно, стресс притуплял чувство голода. Борис и раньше знал, что такое голод и мог терпеть его про-должительное время. Вот только поя-вилась и все нарастала ужасная жажда, которая не шла ни в какое сравнение с голодом. Жажда заявила о себе с не-вероятной силой. Сухой язык царапал-ся о сухие губы, пить хотелось зверски. Борис никогда раньше не думал, что отсутствие воды может так терзать человека. Все мысли его сосредоточи-лись на том, где можно напиться. Но чистой проточной воды или родника поблизости не было. По крайней мере, Борис о них не знал. Он спустился к ручью и понял, что эту темную грязную вонючую воду пить нельзя ни при каких обстоятельствах. Он решил, что пойдет в Ольгинку, ближайшую деревню, ки-лометрах в пяти от его стоянки, и там утолит свою жажду. В деревне имелся колодец с отличной родниковой водой. Колонка была и в его родном поселке, который находился ближе к полянке, но идти туда было опасно.
  К счастью, этот дикий день стал по-степенно угасать. Лишь недавно чуть ли не по-летнему припекало солнце, но теперь его сила ослабла, светило пре-вратилось в красный шар, который, запутавшись в ветках деревьев, мед-ленно шел на посадку. Налетел про-хладный вечерний ветерок, с ручья потянуло сыростью и холодом   Борису стала зябко.
  Не дожидаясь пока солнечный свет угаснет окончательно и на землю спус-тятся сумерки, он пошел в Ольгинку. Борис и раньше бывал в деревне, он приходил сюда пару раз на экскурсию и на окраине села обнаружил колодец.





























                ГЛАВА 8.
                СХВАТКА.

  К деревне проще было идти по про-селочной дороге, но Борис пошел по лесу, рядом с дорогой. Он не хотел, чтобы его кто-то случайно увидел, ему нужно было быть настороже. Он не спешил, он ждал темноты. Темнота была его союзником.
  Только в районе карьера Борис от-клонился от своего пути и, осмотрев-шись, чтобы не было вдруг какого-нибудь случайного человека, спустился вниз к воде. Было совсем тихо. Ему вдруг захотелось намочить руки. Вода была холодной и спокойной, от его прикосновения пошли круги по водной глади. Он зачерпнул ладонями при-горшню вода и долго смотрел на нее, борясь с желанием утолить свою страшную жажду. Но пить такую воду было невозможно. Он вылил воду обратно в карьер и, поднявшись по крутому склону, продолжил свой путь.
  День понемногу угасал, лес все больше погружался во власть тьмы. А ленивая луна затерялась где-то в обла-ках. Борису вышел на дорогу. Он по-прежнему плохо соображал, потому что изнурительная жажда и голод мешали ему думать. Но он без проблем доб-рался до деревни, осмотрелся, вышел из леса и оказался у небольшой кана-вы, за которой просматривалась узкая улочка, ведущая к колодцу. Улица была пуста. В ближайших домах света не наблюдалось. Жители села, похоже, привыкли рано укладываться спать. Борис был этому крайне рад: в его планы не входила встреча с кем бы то ни было.
  Он легко преодолел канаву и оты-скал колодец на перекрестке двух дорог. Это был самый настоящий дере-венский глубокий колодец с мощной цепью и оцинкованным ведром. В де-ревни у многих на участках были ко-лодцы или колонки, поэтому местные сюда за водой приходили редко. Тем не менее, у колодца Борис остановился и огляделся еще раз, чтобы убедиться, что никого нет. Все было тихо и спокой-но. Он взял ведро и стал раскручивать ворот. Со скрипом и звуком бьющихся друг о друга звеньев цепи Борис опус-тил ведро в самый низ колодца, за-черпнул воду и, вновь прислушавшись, стал наматывать цепь на желоб, под-нимая драгоценную влагу. Трясущееся дрожащее ведро, разбрызгивая воду, с трудом поддавалось ему. У измученно-го и обессиленного Бориса едва хвата-ло сил крутить ручку ворота. Он раз-брызгал почти половину. Думая, что он зря зачерпнул целое двенадцатилитро-вое ведро   все равно все не выпить,   Борис поставил ведро на край колодца. Едва отдышавшись, он осмотрелся, опустил голову в ведро и стал с жадно-стью пить, закрыв от удовольствия глаза.
  Какой божественно вкусной казалась ему простая прохладная вода! У него не было никакой емкости, чтобы на-брать воды с собой, и он с нетерпением поглощал влагу, пил много, пил до упора, чувствуя, как вода наполняет тело, пил, не обращая внимания, что где-то неподалеку кричат собаки. Он остановился лишь тогда, когда понял, что не может больше пить   полный желудок не принимает уже воду. Испа-рина покрыла все тело Бориса, хотя и не было жарко. Дышалось легко, он ощущал прилив сил и несравненное облегчение.
  Утолив жажду, Борис вернулся в лес и некоторое время сидел в укрытии в темноте, наблюдая за дорогой и пере-жидая, когда стихнет лай недовольных собак. Вскоре все успокоилось. Поя-вившаяся луна освещала дорогу и постройки. Но Борис все сидел в нере-шительности, хотя улица была безлюд-на. Ему хотелось найти какой-нибудь домик без хозяев, где можно будет обогреться и отоспаться. Наконец он решил осторожно осмотреть село, бесшумно выбрался на дорогу и стал обходить проступавшие в лунной мгле дома. Но заколоченных и явно необи-таемых домов ему не попалось. Он все же приметил небольшой домик на окраине, прошел вдоль забора, чтобы убедиться, что нет собаки. Участок зарос травой, темные окна не выдава-ли явного присутствия людей в доме. Возможно, хозяева не жили здесь по-стоянно. Может, приезжали время от времени. Но в доме могли быть продук-ты.
  Борису сильно хотелось есть, он пе-ремахнул через забор и нерешительно остановился на участке, прислушива-ясь. Все было тихо. Деревня спала, только с соседнего участка доносилось непонятное ворчание дворового пса. Он не гавкал и не выл, просто недо-вольно урчал, толи чувствуя запах чужого человека, толи жаловался со-бачьему богу на свою унылую жизнь. Борис бесшумно пересек двор и оста-новился у входной двери, снова при-слушавшись. Ничего подозрительного. Он тронул дверь. Она податливо под-далась, потому что оказалась не запер-той изнутри. Он осторожно заглянул внутрь. В помещении было темно и тихо.
  Борис колебался. Он не знал, как быть. Ему было страшно заходить в чужой дом, он не умел воровать, он никогда раньше не брал ничего чужого, если не считать злополучных яиц. Но голод как и в прошлый раз гнал его. И он решился. Борис несмело, готовый в любой момент убежать, вошел в полу-мрак маленькой и тесной прихожей. Здесь было совсем темно, но он не стал искать выключатель, чтобы вклю-чить свет, а почти на ощупь пробрался ко второй двери и, открыв ее, оказался на кухне, слабоосвещенной лунным светом, проникавшим с улицы через небольшое окно.
  Борис осмотрелся. В углу кухни сто-ял холодильник. Дрожа от внутреннего возбуждения, он подошел и осторожно открыл дверцу. На секунду зажмурив-шись от света включившейся лампочки, он обнаружил начатую бутылку пива, пару банок консервов   шпроты и какую-то рыбу   и внушительную связку соси-сок, лежавших на верхней полке. Запах сосисок мгновенно усилил его аппетит. Борис вытащил сосиски, оторвал одну из них, в спешке, с нетерпением, очи-стил ее от пленки и запихал в рот. Нежный аромат мяса на пару секунд сковал его челюсти. Он  зажмурился, но затем с бешенством голодного зверя, чавкая от удовольствия, стал быстро жевать свою добычу, одновременно очищая от пленки еще пару сосисок, которые тоже последовали в рот. Ему казалось, что это самые вкусные сосис-ки, которые он когда-либо ел. Но вне-запно каким-то внутренним чутьем он уловил осторожное движение за своей спиной, Борис обернулся и с изумлени-ем обнаружил, что в паре метров от него стоит рослый, мощный, но до-вольно старый мужик. Он был в майке и семейных трусах, а в руках держал кочергу.
  Пока вор уплетал его сосиски, хозя-ин дома, пожилой мужчина, бесшумно проник на кухню с намерением скрутить негодяя. От печки из комнаты он при-хватил кочергу, которую на всякий случай держал наготове. Дед вошел на цыпочках и уже подкрался к воришке, надеясь застать его врасплох. Он со-брался действовать по обстановке. Либо неожиданно схватить вора, рез-ким ударом подсечь его ноги, опроки-нуть и обездвижить, прижав к полу кочергой, либо сначала оглушить его кочергой, а затем уже навалиться и скрутить. Еще секунда и дед схватил бы Бориса, но тот в последний момент внезапно обернулся, заметив деда прежде, чем тот успел что-либо сде-лать.
  Борису понадобилось мгновение, чтобы оценить обстановку и избежать нападения. Бросив сосиски, он отско-чил в сторону, в самый угол кухни. Но дед напирал. Он замахнулся кочергой. Словно в замедленной съемке Борис увидел, что крупная рука деда пришла в движение, и кочерга приближается к его голове. Борис инстинктивно ринул-ся в сторону. Все решили сущие мгно-вения. Борис успел увернуться. Удар пришелся по касательной, лишь слегка задев правое плечо. От удара немного зазвенело в ушах, но Борис не почувст-вовал боли. В следующий момент он был уже в другом углу кухни.
    Прибью, гад! – прорычал дед и двинулся на Бориса, вновь замахива-ясь кочергой для повторного удара.
  На миг Борис испугался, что дед и в самом деле убьет его, но самооблада-ние молниеносно вернулось к юноше, он понял, что надо немедленно защи-тить себя. Как тигр, стремительным рывком, Борис метнулся к деду и пере-хватил его руку с кочергой. Он не испы-тывал больше страха, он спасал свою жизнь, схватив деда за запястье и что есть силы сжав его руку.
  Некоторое время они молча стояли друг против друга, борясь за кочергу. Дед пытался освободиться из тисков молодого вора, совсем еще мальчишки. Дед был мощным и некогда очень сильным мужиком, выделявшимся своей грубой физической силой. Когда-то он неплохо дрался и в схватке мог победить любого. Но возраст и подор-ванное алкоголем здоровье давали о себе знать, хотя дед и не хотел призна-вать этого очевидного факта. Он был уже не тот, он ни с кем не дрался уже более десяти лет, он не мог долго противостоять молодому парню. Рука деда немела, кочерга медленно скло-нялась в его сторону.
    Пусти! – прохрипел наконец дед. Но Борис был неумолим. Кочерга с грохотом повалилась на пол.
  Борис ослабил хватку. Дед вырвался и попытался было нанести удар ногой противнику в пах, но Боря увернулся, он не имел опыта драк, но у него ока-залась очень быстрая реакция. Слегка попятившись, Борис тут же сам сделал молниеносный выпад в направлении деда. Он с такой яростью стукнул деда кулаком по плечу, что тот буквально отлетел к стене и рухнул на пол. Но дед быстро вскочил и изо всех остав-шихся сил бросился к столу в надежде добраться до ножа из ящика. И ему почти удалось это. Дед схватил нож, однако Борис был начеку. Он опять опередил деда, подскочил к нему, перехватил руку с ножом и крепко сжал ее.
    Ах ты, сука! – прокричал дед и по-пытался занести кулак свободной руки для удара.
  Борис заметил это. Его нога автома-тически дернулась вперед, и кончик ботинка попал точно под самую колен-ную чашечку деда. Борис и знать не знал об уязвимых местах противника, он не собирался бить ногой, та пришла в движение словно сама собой. Но получилось очень удачно. Дед  взвыл от резкой боли, нож вывалился из его рук.
  Теперь уже Борис взмахнул кулаком и резко, что есть мочи, ударил в че-люсть деда. Дед лишь в последний момент увидел мощный кулак негодяя перед своим лицом и не успел укло-ниться от удара, обрушившегося на него со страшной силой. Он пошатнул-ся и, не удержав равновесие, повалил-ся на пол.
  Старик упал навзничь, извиваясь от боли. Однако попытался тут же под-няться с пола и закричать, но не успел он очухаться от одного удара, как за ним последовал другой. Участь деда была предрешена.
  Борис ударил кулаком противника резко, вложив в удар всю свою силу. Дед упал, но сделал попытку вскочить. Борис, не теряя времени даром, не дав ему подняться и прийти в себя, ринулся на деда и ногой сбил его. Дед открыл рот в безуспешной попытке закричать. В его широко раскрытых глазах засвер-кали искорки ужаса и, интуитивно уло-вив этот страх, Борис озверел. Он понял, что сейчас убьет старика. Он осознавал, что сильнее деда и спосо-бен лишить жизни этого человека. Чувство собственного превосходства опьяняло его. И в доказательство своей силы Борис нанес удар ногой в висок деда, потом еще и еще.
  Дед, пытаясь увернуться от ударов, катался по полу, оставляя за собой кровавые следы. Он мычал, плевался кровью, но Борис был беспощаден. Ему хотелось бить и бить по сытой роже деда, и он с остервенением бил стари-ка ногами по голове и туловищу. Вновь какая-то необузданная зловещая сила захватила Бориса. Он будто потерял контроль над собой и не мог остано-виться. Во власти азарта юноша все бил и бил, чувствуя волну радостного превосходства над беспомощным по-верженным противником.
  Дед был не в силах защищаться. От ударов он быстро сник и совсем обмяк. Его тело безжизненной массой лежало на полу. Из многочисленных ран по лицу и туловищу струилась кровь. Кровью был заляпан почти весь пол кухни. Но Борису этого было мало. Он схватил валявшийся под ногами нож, подскочил к деду и с размаха всадил нож ему в шею. Сначала он хотел и вовсе перерезать деду горло и отде-лить голову от туловища, но, собрав последние крохи рассудка, заставил себя остановиться. Борис с трудом дышал, он видел в полумраке ночи, как кровь вытекает из раны на шее старика и вторым слоем растекается по полу.
  Борис разделался с противником. Дед был мертв. Борис убил его. Вер-нее, даже не он сам, а нечто засевшее в нем, какая-то агрессивная часть его. И это нечто делало его таким вот силь-ным, кровожадным, неуправляемым. Рядом лежал убитый им человек, но вины, горечи или сострадания Борис почему-то не ощущал. Скорее, он ис-пытывал удовлетворение. Он смотрел на убитого им противника без ужаса, но с чувством собственного превосходства и каким-то злорадством, не знакомым ему ранее.
  Раньше Борис никогда не дрался, он просто не способен был ударить чело-века, предпочитая всегда уступать. Но новые непредвиденные условия про-явили в нем неожиданные способности противостоять врагам. Оказалось, что от природы он снабжен удивительной быстротой и злостью, которая удесяте-ряла его силы. Он умеет бить и уходить от ударов, из него мог бы получиться прекрасный боксер, он может биться, он может постоять за себя, он способен победить в кровавом поединке! И это радовало его.
  Борис переступил через лежавшего на полу старика, и зачем-то взглянул в его лицо, которое представляло собой страшное месиво из крови и синяков. Глаза были дико вытаращены, рот перекошен в беспомощности. Особенно ужасно выглядела огромная кровавая рана на виске, из которой до сих пор сочилась кровь.
  Борису стало не по себе. Его проби-рала дрожь. Он даже присел на корточ-ки возле покойного. В доме стояла гнетущая тишина. А с улицы доносился злобный собачий лай, даже, скорее, не лай, а возбужденные вопли пса, на которые во время драки с дедом Борис не обращал внимания. Соседский пес бешено, истерично гавкал. И эти вопли окончательно привели Бориса в чувст-ва.
  На корточках, стараясь не перепач-каться в крови, он собрал валявшиеся на полу сосиски, затем выпрямился, приблизился к холодильнику, открыл дверцу и достал рыбные консервы. Он распихал по карманам консервы, со-сиски, а также кусок хлеба и коробок спичек, который нашел на кухонном столе у плиты. В комнату он зайти не решился: вдруг там есть еще кто-нибудь.
  Выбравшись на улицу, Борис ринул-ся в сторону от рвавшегося с цепи пса. Этот пес почему-то пропустил его к дому соседа, только немного ворчал. Но во время драки пес почуял нелад-ное и стал громко орать, а когда пах-нущий кровью чужой человек появился на пороге соседского дома, пес и вовсе очумел. Он рвался с привязи, готовый вылезти из шкуры, чтобы разорвать негодяя. Его злобные вопли поддержа-ли и другие деревенские собаки. Вся деревня наполнилось громким лаем.
  Борису почудилось, что деревня вот-вот проснется и кинется ловить его, что хозяин злобного пса сейчас выскочит из дома и спустит собаку с цепи. И дейст-вительно, в окошке соседнего дома вдруг и в самом деле зажегся свет.
  Испуг пронзил Бориса. Будто в бре-ду, он выбежал с участка деда и понес-ся по пустой дороге по направлению к канаве. Преодолев канаву, он оказался в лесу. Но побежал опять, словно за ним гонится целый взвод солдат. Он совершенно не думал, куда и зачем он бежит. Он мчался, не разбирая дороги, по лесу, малознакомому ему в этом месте. Луна спряталась в облаках, и Борис иногда впотьмах натыкался на сучки деревьев, которые сильно били его по всем частям тела. Но он не ощущал боли, бежал как полоумный, уверенно, не сталкиваясь с деревьями, инстинктивно чувствуя крупные препят-ствия. Подсознание его работало на полную катушку.
  И все же он налетел на пенек, спо-ткнулся и упал, больно ударившись локтем о твердую землю. Он не вско-чил на ноги опять, а продолжил лежать, рассматривая почему-то звезды на небе, которые то исчезали в облаках, то появлялись вновь. Он ничего не соображал и был близок к умопомеша-тельству. Что на него нашло? Зачем он сюда прибежал? Ведь никто не гнался за ним, ни единой души не было в лесу.
  От земли исходил тлетворный запах влаги. Сознание Бориса то затухало, то прояснялось опять. Ему не хотелось ничего. Он долго лежал так, восстанав-ливал дыхание и отдыхал. Но станови-лось холодно, Борис поднялся и стал бродить в полутьме по лесу, спотыка-ясь о корни деревьев, пытаясь понять, где он находится.













                ГЛАВА 9.
          ПЕРЕРОЖДЕННАЯ ДУША.

  Никто не преследовал его. Можно было спокойно пойти к себе на стоянку. Нужно только найти дорогу.
  Огромным усилием воли Борис при-казал своему помутившемуся разуму сосредоточиться. Сознание вернулось к нему. Он обнаружил, что находится в темном, совсем незнакомом ему месте. Он потерял ориентацию. Он не знал в каком направлении и сколько времени он бежал, а затем петлял. Борис пошел по ближайшей тропинке в надежде выйти на проселочную дорогу или к железнодорожному полотну. Но тро-пинка, повиляв, растворилась в темном лесу. Борис понял, что заблудился окончательно. Он вытер мокрый от пота лоб и присел на пенек отдохнуть. Дальше идти не было смысла. Вот если бы увидеть луну и звезды   можно было бы хотя бы примерно определить на-правление своего движения. Бориса трясло легкой дрожью, ему вроде бы не было холодно, даже пот выступил на его лице, но дрожь не унималась. Осо-бенно тряслись коленки.
  Победа над дедом принесла ему удовлетворение. Он не хотел думать об этом, но мысли сами лезли в голову, его мозг хотел анализа ситуации. Во время убийства он вновь испытал экс-таз. Ему было немного стыдно за это, но он ни в чем себя не винил. Убийство произошло из-за необходимости само-обороны. Дед напал первым, а он, Борис, вынужден был защищаться. Конечно, сейчас он испытывал досаду, сожаление, что в порыве злобы при-шлось убить человека. И ради чего? Ради горстки несчастных сосисок? Ему не было жалко деда, но он корил себя за то, что не взял ничего, кроме короб-ка спичек и продуктов. Можно было бы поискать деньги и драгоценности, за-брать такое нужное ему одеяло или теплые вещи. Зря он удрал, не прове-рив комнату.
  Его размышления прервал далекий гудок паровоза, тащившего тяжелый состав. Значит, железная дорога спра-ва, а идти нужно, скорее всего, в об-ратном направлении. Проселочная дорога должна быть там. Она выведет его на стоянку. Куда же исчезла луна? Почему она не освещает ему путь?
  Но Борис не двинулся с места, а так и сидел на пеньке с закрытыми глаза-ми, может быть, полчаса, а может, больше. Ему не хотелось куда-либо идти. Возбуждение его сменилось апатией и безразличием. Он забыл даже о том, что сильно голоден и у него есть сосиски. И только холод постепен-но привел его в чувства. Он побрел туда, где, по его мнению, должна была быть нужная ему дорога. Темнота на-чала понемногу блекнуть. Кое-где в низинах появился предутренний легкий туман, сквозь облака прорвалась луна и немногочисленные неяркие звезды, которые постепенно растворялись в небесах и исчезали.
  Эта ночь прошла для Бориса срав-нительно быстро, хотя он и не спал совсем. У него жутко гудела голова, болело ушибленное кочергой плечо. Во время драки и бегства Борис не ощу-щал боли, но сейчас ушиб напомнил о себе. Он, как неприкаянный, бродил по лабиринту тропинок, пока не вышел на проселочную дорогу, ведущую к карье-ру. Рассвело, погасла луна и все звез-ды. Борис решил ускорить шаг, чтобы поскорей добраться до своей полянки. Там он чувствовал себя в безопасно-сти.
  Людей, как обычно, не было. Утро выдалось тихим, безветренным, на-сквозь пронизанным радостным птичь-им пением и первыми ласковыми сол-нечными лучами, пробивающимися уже сквозь ветви деревьев. Воздух был по-весеннему свеж и прозрачен. Просвет-ленное голубое небо полностью очи-стилось от облаков и поглотило по-следние звезды. Только слева, высоко над головой Бориса, пролетал ранний военный самолет, портя своим белым следом небесную чистоту.
  Борис шел на стоянку, стараясь не думать об убийствах. Им владело странное чувство. Он жестоко убил старика, однако это не сильно волно-вало его. И если после первого убийст-ва он хоть и оправдывал себя, но пе-реживал, пытался понять причину своей жестокости, то теперь ему было все равно. Он старался вычеркнуть из своего сознания последние события. Мук не было совершенно: случилось то, что случилось. Ему уже не нужно было выглядеть в собственных глазах паинь-кой, ему было безразлично, что о нем будут говорить люди. Он старался не думать даже о том, что придется отве-чать за содеянное, что его, возможно, уже ищут. Он больше не думал о тюрь-ме, не думал о наказании.
  Возле своей полянки Борис сразу пошел искать что-нибудь для костра и довольно быстро набрал сухого хворо-ста. Без особого труда он разжег кос-тер. Огонь, недовольно фыркая и ис-крясь, разгорался все сильнее. В азарте Борис стал торопливо бросать сухие ветки в костер, пламя взметну-лось в высоту, разбрасывая во все стороны свои искры, превращая в пепел безжизненные сучки. Борис напугался, что дал пламени слишком много пищи и теперь вот искры могут воспламенить ближайшие сосны. Но все обошлось. Он пододвинулся к огню поближе и стал смотреть на пляшущие язычки пламени. Он не думал о том, что пламя костра могут заметить слу-чайные прохожие, он не думал ни о чем, он просто хотел согреться. Его слегка знобило, ему хотелось хоть ненадолго снять с себя влажную одеж-ду. От жара костра юноша быстро вспотел, он снял с себя ботинки, куртку, влажные носки, почти вплотную под-ставил ступни к огню.
  Борис сожалел, что не нашел в доме деда картошки. Ему очень хотелось картошки с молоком. Он с удовольст-вием съел бы и кусочек сала, но при-шлось довольствоваться сосисками. Однако и они неплохо утолили чувство голода.
  И тут юноша увидел большое крова-вое пятно на рукаве своей куртки, чуть ниже плеча. Нет, это опять была не его кровь. Он даже не мог вспомнить, как вляпался в эту кровь: во время убийст-ва он старался быть аккуратным. Он удивился, что не обратил внимания на пятно раньше. Он стал осматривать одежду и нашел еще несколько пятен на штанах и следы крови на ботинках. Он решил, что все это нужно будет опять оттирать, только не сейчас, а чуть позже, когда он отдохнет.
  Меж тем пламя быстро пожрало принесенный хворост. Дров больше не осталось, костер постепенно угасал. Борису вдруг стало страшно, что костер потухнет совсем и не удастся развести его опять: спичек было мало. Он ощу-тил сильный первобытный страх, кото-рый испытывали люди каменного века, приучившие огонь. Почему-то казалось, что если костер погаснет, то произой-дет нечто ужасное, непоправимое. Это был совсем другой страх, не такой, какой Борис испытывал, проникая в курятник и хату деда,   без усиленного сердцебиения, без готовности к агрес-сии. Это был более знакомый Борису неосознанный беспокойный страх пе-ред неопределенностью, это была болезненно-мучительная тревога, какую он испытывал ранее постоянно. Так дома он боялся прихода матери, именно такой страх не позволял ему сопротивляться, спорить, отстаивать свои интересы, требовать и атаковать, когда было нужно. Этот страх парали-зовал его волю. Он уступал, уходил с дороги, этот страх не давал ему нор-мально общаться с людьми. Это был инстинктивный страх человека перед возможными неприятностями. Такой страх испытывали древние люди перед злыми духами и неизвестными им силами природы.
  Волна страха, накрывшая Бориса, волной прошла по всему его телу, он быстро сгреб и кинул в слабый огонь комок хвои, валявшейся под ногами, но костер лишь задымил густым едким дымом. Влажная хвоя не хотела гореть, она лишь поглощала пламя. Борис надел ботинки и побежал за сухим хворостом. Он принес охапку хвороста, но огонь совсем затух. Однако страх его уже прошел. Прошел так же вне-запно, как и появился. Борис не стал даже разжигать костер сразу, а пошел опять, чтобы набрать больше сухих сучьев. Рядом со стоянкой он нашел небольшое бревно, которое еще не просохло, но Борис притащил и его.
  Однако потухший огонь никак не хо-тел разгораться снова. Первый раз, действуя на автомате, Борис сумел почти сразу, со второй спички, разжечь костер. Теперь огню почему-то не нра-вились принесенные Борисом сучки и щепки. Юноша потратил почти весь коробок, он нервничал и был уже бли-зок к отчаянью, когда, наконец, несме-лые язычки огня стали аккуратно пожи-рать свою добычу. Захрустели веточки, появились жар и запах от дымящегося хвороста и хвои.
  Пока Борис занимался костром, солнце окончательно прорвалось сквозь завесу леса и высоко повисло на нежно-голубом небе. Ослепительно светящийся шарик посылал на землю лучистые потоки энергии, появившийся легкий ветерок слабо трепал камыши и верхушки деревьев.
  День был сухим и теплым. Юноша радовался солнечным лучам и даже совершенные им убийства не портили его настроение. Лишь тупая боль ушибленного плеча слегка напоминала о случившихся событиях. Борису хоте-лось понять, почему он опять испытал внезапную радость, когда добивал деда. Наверное, это было новое, не-знакомое ему ранее чувство превос-ходства, чувство полной победы и безграничной власти над поверженным противником, у которого он отнял жизнь. Расправившись сначала с тет-кой, а потом и с дедом, Борис как будто избавился от своего страха перед людьми. Что-то изменилось в нем, добавило в его сознание уверенность. Он словно освободился от гнета, слов-но стряхнул с себя свой комплекс не-полноценности. Он понял, что может постоять за себя и не будет больше терпеть унижения. И тетка, и дед по-гибли от его рук, но их смерть словно возвысила Бориса в его собственных глазах. Он больше никого не боялся, он готов был покарать любого, кто перей-дет ему дорогу.
  Последнее преступление оконча-тельно переломило его характер. Он словно прозрел и не был уже прежним беззащитным мечтательным добрым юношей, который боится гнева матери и не может дать сдачи сверстникам. Он стал загнанным жизнью злобным без-жалостным зверем.
  Произошло его внутреннее переро-ждение. Борис не изменился внешне, но переродившаяся душа его больше не испытывала нравственные страда-ния, он перестал раскаиваться, он полностью оправдывал себя. И если раньше он боялся насилия, молчал и терпел, то теперь судьба встряхнула его, позволив совершить ему сразу два убийства.
  Он больше не чувствовал себя изго-ем и «тварью дрожащей». Ощущение собственной ничтожности ушло. Всего за пару дней он превратился в совсем другого человека. Может быть, потом он осознает весь ужас содеянного, всю трагедию своего положения, может, изувеченные тетка и дед будут являть-ся ему по ночам, а пока он просто очень устал от злоключений последних дней. Он был в состоянии полной от-решенности, физического и нравствен-ного истощения. Апатия вытеснила страх и тоску. Он не думал о самоубий-стве, он не думал ни о чем: в голову не приходило ни одной стоящей мысли. Он перенервничал за последние дни, его тело и голова требовали отдыха. Он так устал от недосыпа и стрессов, что не мог больше стоял на ногах.
  Не смея противостоять страстному желанию броситься на землю и за-снуть, Борис, не снимая испачканной одежды, словно бездомный кот, нако-нец-то дождавшийся весеннего сол-нышка, устроился здесь же, в траве на открытом месте у медленно затухаю-щего огня. Он провалился в тяжелый сон без сновидений. Очнулся юноша из-за того, что ему стало жарко на солнце.
  Борис вышел из состояния полуза-бытья и не сразу вспомнил, почему он находится здесь, в этом лесу. Некото-рое время подросток так и лежал, не шевелясь. Он не знал, как долго спал. Он словно вынырнул из небытия, про-снулся не отдохнувший, с тяжелой головой, так, как будто его только что включили. Сознание было туманно. Мысли и воспоминания мешались друг с другом. Он, словно человек потеряв-ший память, пытался понять, как ока-зался в этом месте, почему ему так неуютно, так голодно и тоскливо. А вспоминать о том, что произошло, совершенно не хотелось. Борис с на-деждой думал: вдруг все, что случилось с ним   лишь сон, плод его фантазий. И никаких убийств не было, и мать свою он не бил, потому что просто не в со-стоянии ударить ее.
  Пришедшие воспоминания потрясли его, он так надеялся, что все закончит-ся кошмарным сном! Вот он проснулся, полежит немного, вспомнит сейчас, почему он на самом деле оказался в лесу на голой земле, отряхнется и пойдет домой. Но мозг его постепенно прояснялся, в памяти постоянно всплывали четкие картины жуткой расправы, на куртке, ботинках и штанах были видны четкие пятна крови.
  И тут до слуха его донесся подозри-тельный шум, легкое шуршание травы, как будто кто-то осторожно крался в его направлении. Шуршание было слабым, но Борису вдруг ни с того ни с сего показалось, что его выследили и кра-дутся, чтобы застать врасплох, аресто-вать за убийство деда и тетки. Сон как рукой сняло. Испуганный Борька вско-чил на ноги, сердце его бешено заколо-тилось. Он не знал, в какую сторону бежать, и метнулся на свою незамет-ную для посторонних глаз полянку. Здесь он осмотрелся, выглядывая из-под дерева.
  Оказалось, шум исходил не со сто-роны зарослей, откуда действительно можно было подкрасться незаметно, а из прошлогодней травы на лугу под боком. Борис подумал, что это   змея. Но, внимательно всмотревшись в тра-ву, он увидел, что на него испуганно смотрят маленькие глазки ежика. Ежик затаился, когда недалеко от него про-бежало страшное существо   человек.
  Борис решил, что к нему пожаловал его знакомый еж, посещавший стоянку и в прошлом году. Этого зверька он даже кормил как-то прямо из рук прине-сенной из дома халвой. Отломил кусо-чек и поднёс к носику ежика. Тот высу-нул острую мордочку и давай потешно орудовать своими зубками: кусать и, аппетитно чавкая, жевать халву.
  Боря выбрался из своего укрытия. Увидев приближающего человека, ежик сморщил нос, недовольно фыркнул, развернулся задом к Борису, но убегать не стал, а втянул мордочку в иголки, свернулся, сгруппировался и превра-тился в колючий фыркающий клубок. Он был явно не рад появлению здесь человека. Борис где-то читал, что ежей едят, но даже сильный голод не мог заставить его надругаться над колючим созданием. Наоборот, он предложил ежику остатки хлеба, однако ежик про-игнорировал его предложение. Он даже не вытянул мордочку из своих иголок.
  Борис решил успокоить, погладить незваного гостя. Но ежик злобно заши-пел, он чуть не подпрыгнул, выпячивая свои иголки. Нет, это был не его старый знакомый. Того можно было спокойно трогать, он интересовался остатками пищи, принесенной из дома. А этот едва не повредил Борису ладонь. Боря решил наказать злобного ежа. Он огля-нулся в поисках палки. Но палки побли-зости не было. Тогда юноша подцепил носком ботинка недовольный шипящий клубок. Еж угрожающе фыркал. Бориса накрыла волна злости. Он с силой пнул ежа. Тот пролетел несколько метров в воздухе как футбольный мячик и при-землился в самом центре поляны. Попав в траву, ежик некоторое время лежал неподвижно, затем стал пыхтеть, высунул свою мордочку и, прихрамы-вая, устремился в заросли кустов, туда, откуда пришел.
  Борис догнал убегающего ежа, пи-ная, выкатил его ногой назад, на откры-тое пространство. Затем подскочил к свернувшемуся ежу, расстегнул ширин-ку и зачем-то окатил беднягу своей мочой. Надругавшись над колючим существом, Борис отпустил его. Парню вдруг стало жалко ежика. Зачем он унизил, обидел его? Зачем едва не лишил жизни беззащитное создание, которое не причинило ему никакого вреда. Пусть бы ежик бежал себе, куда хотел.
  Раньше Борис не обижал и не пы-тался обидеть никого-то из обитателей леса. Он только наблюдал за ними. Боря никогда не посещал зоопарк, ему интересны были даже живые зайцы, ежи, белки.
  Он вспомнил, что не видел еще свою знакомую белку, которая частенько прыгала здесь по веткам деревьев в прошлом году. Как-то раз полуобгло-данная шишка шлепнулась с сосны прямо на его голову. Боря посмотрел наверх. На крупной ветке сосны сидел рыжий зверек. Белка не обращала на человека никакого внимания, она со-рвала очередную шишку и стала спо-койно вышелушивать ее.
  Вольный зверек поразил Бориса, он зачарованно смотрел на ее дальние прыжки. Забравшись на высокий сук, белка соединяла вместе лапы, вытяги-вала вперед свой острый носик, наце-ливаясь глазами на желанную точку полета, затем начинала в нарастаю-щем темпе раскачиваться взад и впе-ред, набираясь сил, создавая дополни-тельную инерцию своему телу, и смело прыгала в полет к намеченной точке. При этом зверек широко растопыривал лапы, словно создавая «парашют», затем выпускал острые коготочки и, подлетев к ветке, крепко хватался за нее.
  Борис хотелось приручить белочку, он заманивал ее семечками, прикреп-лял на ветки хлеб и печеную картошку, но дикая белка никак не шла на кон-такт.
  Впрочем, сейчас белка его больше не интересовала. Он перестал испыты-вать интерес к живой природе, у него были другие задачи. Борис очистился от прилипших травинок и листиков, рассмотрел синяк на плече, которое немного опухло и болело, и пошел к ручью оттирать пятна крови.
  Вернувшись, он погрелся еще в лу-чах уходящего солнца, которые пото-ком лились на луг через щель между деревьями. Борису по-прежнему хоте-лось спать. И он задремал опять прямо здесь, на лугу. В его воображении возникло злое красное лицо матери, и Боря понял, что ему нужно срочно ее убить. Он почувствовал, что мать оли-цетворяет собой темную силу, которая мешает ему жить, и чтобы избавиться от этой злой силы он немедленно дол-жен задушить свою мамашу. Если он не убьет мать, то мать убьет его. Боря проник в ее комнату. Мать лежала на боку, отвернувшись к стене. Он под-крался незаметно, сзади накинул на шею удавку и стал с остервенением затягивать ее.
  Он душил мать, со всей силы стяги-вая удавку, но мать никак не хотела умирать. Она повернулась к нему со злорадной улыбкой, захохотала и стала оскорблять его последними словами. И вдруг Борис понял, что у него нет сил задушить это толстое создание, что мать его бессмертна, она постоянно будет преследовать его.
  Борис застонал от бессилия, осла-бил свою хватку и проснулся в холод-ном поту. Он открыл глаза и опять не сразу сообразил, где он. Однако до-вольно быстро мысли вернули его в этот реальный мир. Хорошо, что он видел мать лишь во сне. Страшный сон немного растворился в его сознании, но ощущение отчаяния и бессилия оста-лось.
  В последнее время Борису и дома стал сниться этот навязчивый сон, который тревожил его. В реальной жизни мать он боялся, вреда ей не делал и только позавчера сорвался, ударив ее. Он стал думать о матери, пытаясь понять, почему он столько времени терпел ее издевательства и был таким беззащитным. Он вспомнил, что даже жалел мать, когда она плака-ла. Эта жестокая властная женщина тоже плакала иногда, а он сочувство-вал ей.
  Первый раз Борис услышал, как ры-дает мать, в ту ночь, когда отец обви-нил ее в измене. Мать была беременна Татьяной, а отец никак не мог поверить ей, что именно он   отец будущего ребенка.
  Борис слышал, как отец кричал на мать, что она нагуляла ребенка. Мать поначалу оправдывалась, но отец не хотел ее слушать. Он кричал, что пра-вильно ее избивал Марков, с которым она жила раньше.
  Маленький Боря вовсе не расстро-ился, что какой-то незнакомый ему Марков поднимал руку на его мать. Боря почему-то испытал даже удовле-творение по этому поводу. Ему нрави-лось и то, что отец кричит на мать, а она вынуждена оправдываться.
  Но затем мать сама перешла в ата-ку. «А ты мне не изменял?!»   кричала она. «Не выдумывай!» «А кто, сволочь, с Веткиной гулял?! Мне бабы все рас-сказали!»
  После скандала отец собрал вещи и ушел, а мать плакала в спальне на-взрыд. Борис был еще мал, он только готовился идти в первый класс, но от этого плача у него бегали по спине мурашки, ему было не по себе: как это   его мать и плачет?!
  Он долго стоял перед дверью спальни, прислушиваясь. Затем без стука вошел. Мать сидела на кровати, ее плечи вздрагивали от рыданий, слезы ручьем текли по лицу. Борис замер пораженный. Он никогда не видел, чтобы его мать вот так давала волю своим эмоциям. У Бориса даже задрожали коленки. Мать, которая своей несправедливостью, своими бесконечными упреками и унижениями заставила его пролить столько слез, теперь рыдала сама.
    Не плачь, мама, не надо,   несмело попросил Борис. Он очень редко назы-вал ее мамой. Она в лучшем случае звала его Борькой, а он старался без особой надобности и вовсе не обра-щаться к ней.
    Уйди! – потребовала мать, не злоб-но, а как-то отрешенно.
  Вскоре родилась Танечка. Но еще несколько раз Борис, проходя вечером или ночью мимо комнаты матери в туалет, слышал характерный шум и всхлипывания. На людях мать его никогда не давала воли своим эмоци-ям, а по ночам иногда предавалась печали.
  Впрочем, Борис и сам скрывал от окружающих свои слезы. Он боялся и не любил мать. Временами, после того как она срывала на нем свою злость, он ненавидел ее, но ненависть быстро отступала. Оставалась засевшая глу-боко внутри обида и страх. В то же время иногда ему было даже жаль свою мать. Она не любила работать, но вынуждена была кормить двоих детей и чувствовала себя глубоко несчастным человеком.
  Больше всего Бориса раздражало лицемерие матери. Он хорошо помнил, как мать принимала Зинаиду Олеговну, когда та пришла к ним домой. Визит классного руководителя проявил всю фальшивость и неискренность мамаши. Накануне визита мать принесла Борису железную дорогу, паровозик с вагончи-ками, рельсами, станцией. Борис и прежде хотел иметь такую дорогу, но игрушки, тем более дорогие, Валентина Михайловна сыну не покупала.
  В тот день мать прибралась в ма-ленькой комнате Бориса, хотя делала это довольно редко, заставляя сына самого подметать и мыть полы у себя. Она ничего не выкинула, ничего не спрятала, только аккуратно вытерла пыль, расставила по местам Борины вещи и сделала хорошую влажную уборку пола. С вечера у нее было по-ставлено тесто, и утром мать напекла пирожков. Борис удивлялся такой пе-ремене в ее настроении. Он подумал сначала, что мать хочет загладить свою вину за то, что она ударила его пару дней назад потому, что он толкнул Татьяну. Толкнул случайно: сестренка пыталась отобрать у него книжку с картинками, которую он читал ей. Борис отпихнул ее, а она упала и заплакала. Мать прибежала с кухни и, не разбира-ясь, с ходу дала сыну кулаком по лицу. Дала не слишком сильно, но синяк у глаза появился, и Борис ходил с ним несколько дней. Подзатыльники мать давала ему постоянно. Она воспитыва-ла сына руганью и подзатыльниками. Сказал что-то не то или воды вовремя с колонки не принес   получай. Но вот чтобы кулаком по лицу   такого еще не было. И ремнем сына она не порола. Один лишь раз, когда Боря ходил еще в детский садик, мать пыталась наказать его ремнем. На прогулке Борис вышел за ограду садика и пошел прогуляться по улице без разрешения воспитате-лей. Он дошел до пруда, который нахо-дился на окраине поселка, довольно далеко от его дома. Здесь его и нашла перепуганная воспитательница, кото-рая все рассказала матери.
  Валентина Михайловна решила строго наказать Борьку. Вечером она заперлась с ним в комнате на шпинга-лет, сняла штаны и стала больно бить ребенка по попе ремнем. Борис заорал, вырвался из рук матери и бросился под стол. Валентина Михайловна попыта-лась схватить сына. Борис не давался, бегал от мамаши вокруг стола, громко вопя и плача. А она, хлестая вдогонку ремнем, пыталась поймать маленького негодника. В этот момент как раз при-шел отец.
    Прекрати немедленно! – закричал он. – Не смей трогать ребенка!
  Отец толкнул дверь. Она не подда-лась.
  – Ну-ка открывай! – потребовал отец.
    Да пошел ты! – огрызнулась Вален-тина Михайловна и, схватив, наконец, сына, поддала ему хорошенько. Борис усилил свои вопли.
  Отец ударил по двери раз, затем еще раз. Хлипкая щеколда не выдер-жала   отец вбежал в комнату, схватил и крепко сжал руку жены, держащую ремень.
    Не сметь!!! Не сметь трогать ребен-ка! – громко кричал отец.
    Ай, что ты делаешь! – взвыла мать. – Мне же больно! Пусти.
    Не трогать больше ребенка! – опять грозно потребовал отец.
    Ну и воспитывай своего ублюдка сам! – крикнула Валентина Михайлов-на.
  Поступок мужа, его решимость напу-гали мать. Она показывала потом зна-комым синяк на своей руке, но сына больше не била и не порола. Борис был благодарен отцу за его поступок.
  И вот спустя почти десять лет Боря пришел в школу с синяком. А в воскре-сенье к ним пожаловала Зинаида Оле-говна. К Зинаиде, которую считали весьма строгой и требовательной учи-тельницей, Борис относился с уваже-нием. Она вела его любимые, наряду с географией, предметы   химию и био-логию. Особенно Борису нравились лабораторные работы по химии, когда нужно было что-то смешивать, экспе-риментировать. Борис любил смотреть на то, как взаимодействуют вещества. Эти реакции, словно колдовские пре-вращения, были похожи на сказку, а он чувствовал себя волшебником.
  Классного руководителя мать встре-тила с преувеличенной любезностью. Сразу усадила пить чай со свежими пирожками. Без конца извинялась за скромный прием   что поделать, прихо-дится экономить,   за то, что не угляде-ла за сыном, он упал и расшиб себе глаз.
  Борис не возражал, он не смел пе-речить матери даже когда она говорила неправду.
    А чего ж он худой-то у вас такой? – спросила Зинаида Олеговна.
    Так не есть ничего. И не заставить. Даже шоколад не ест, прошлый раз дала, так он его выбросил.
  Шоколад ему мать, конечно, не поку-пала. Недавно она действительно оставила ему плитку шоколада. Но этой плитке было несколько лет, ее невоз-можно было раскусить. Она где-то завалялась, и мать отдала ее сыну.
  Обычно, когда к ним заходили гости, Валентина Михайловна жаловалась им на свою тяжелую жизнь и на бывшего мужа. Вот и в тот раз она подняла свою любимую тему:
    Отец Борькин, вы его не знали? Кабель еще тот! Когда вместе жили, гулял все время. И заначки прятал. И сейчас денег на сына давать не хочет. Дерьмо человек…
    Не стоит об этом при ребенке, – прервала ее Зинаида Олеговна.   По-чему он у вас такой нелюдимый? Со сверстниками совсем не общается. Может, к психологу имеет смысл обра-титься?
    А-а, ходили мы к психиатру. Ника-кого толку. Посмотрел, по коленкам постучал, отклонений не нашел.
  Борису крайне неприятно было слу-шать свою мамашу. Но в диалог жен-щин он вмешаться не смел. С ранних лет мать не позволяла ему перебивать себя, когда она с кем-то разговаривала и строго наказывала сына, если он нарушал этот запрет.
    Как ученик он проблем особо не доставляет,   сказала Зинаида Олегов-на. – Ленится, конечно, но способности к обучению у него есть. Математик его хвалит. Химию любит.
    У меня отец тоже способным был,   сказала Валентина Михайловна, она приподнялась из-за стола, обняла Бориса за плечи и попыталась поцело-вать его в щеку.
  Борис отшатнулся. Мать не целова-ла его никогда, даже в детстве он не знал ласки с ее стороны. А тут в при-сутствии учительницы она прониклась вдруг к нему такой вот нежностью. Ее неестественное показное поведение было противно Борису. Он боялся гнева матери и ее придирок, но сми-рился с этим, а такая неискренность возмутила его до глубины души. Ма-маша напялила на себя маску доброй любящей матери и теперь обманывала, разыгрывала свою роль перед учи-тельницей.
  Борис, не оборачиваясь, не спросив разрешения, выскочил из дома. Он не мог даже вообразить себе, что мать способна его поцеловать. Но она сде-лала это только для того, чтобы произ-вести благоприятное впечатление на учительницу.
  Возмущенный Борис в тот день дол-го шатался по улице без дела, ожидая, когда уйдет Зинаида Олеговна. В глу-бине души он надеялся, что визит классного руководителя сделает мать добрее, что отношения в семье нако-нец-то наладятся. Однако ничего в их жизни так и не изменилось, Борис про-должал страдать. А железную дорогу мать унесла. Боря так и не узнал, у кого она взяла ее напрокат.
  Вот и сейчас, в этом вечернем лесу, Борис думал не столько о совершенных им жестоких убийствах, сколько о пове-дении своей матери. Но как он не пы-тался, так и не мог понять ее, не мог простить.
  Становилось все темнее. Быстро похолодало. Надвигалась очередная ночь. Борис озяб, у него закончились спички, он не мог развести костер и согреться. Хотелось пить и есть. Но открыть рыбные консервы, взятые в доме деда, он не мог   консервного ножа не было.
  Дождавшись темноты, Борис снова пошел в деревню. Ему нужно было найти что-нибудь съестное и набрать воды. Кроме того, его преследовало непонятное ему желание пойти к дому деда и хотя бы одним глазком посмот-реть, что там творится после убийства, обнаружили ли труп или нет. Бориса словно тянуло на место преступления. Но он пересилил свое желание, обо-гнул деревню и вышел из леса с проти-воположной от дома деда стороны.
  Ночь опять выдалась тихой. По небу неспешно проплывали редкие облака, которые иногда закрывали яркую, почти полную луну.
  С этого края деревня освещалась фонарем. Была отчетливо видна не асфальтированная дорога и несколько домов по обе стороны от нее. В конце дороги все терялось в темноте.
  Борис долго прислушивался, затем подошел к ближайшей хате, покрутился возле забора, заглянул во двор. Тихо, света нет. Он распахнул калитку и, стараясь двигаться бесшумно, прибли-зился к дому. На этот раз дверь оказа-лась запертой. Постояв немного в нерешительности, юноша заглянул в окно в надежде разглядеть в темноте обстановку. Это было окно на кухню. Сквозь тьму пустого помещения про-сматривались холодильник и стол. Борис потрогал оконную раму, затем аккуратно подцепил ее створку. Стекло слегка задребезжало, рама поддалась, окно открылось.
  Если бы створка старой деревянной рамы не поддалась, можно было бы уйти и поискать другой вариант. А так путь на кухню был свободен. Борис, убеждая себя, что он только посмотрит, есть ли в доме продукты, влез в окно. Ему опять было страшно лезть в чужой дом, но он сумел сделать это почти бесшумно. Спустившись с подоконника, юноша замер, вновь прислушиваясь. Дом безмолвствовал. Может, не было никого, может, хозяева крепко спали. Борис слышал лишь стук своего беше-но колотящегося сердца. Приятно пахло хлебом. Он осторожно подошел к столу и действительно обнаружил начатую неубранную буханку. Рядом лежал столовый нож. Он взял буханку, но резать не стал, просто откусил со-лидный кусок и стал жадно жевать, затем открыл дверцу холодильника. И вдруг из комнаты раздался голос. Бо-рис почувствовал, резкую боль в ушиб-ленном плече. Он хотел убежать, но вместо этого схватил нож и двинулся на звук. Он подошел к двери в комнату и распахнул ее.

























































                ГЛАВА 10.
                ДОБЫЧА.

  Старушку разбудил осторожный скрип оконной рамы на кухне, словно кто-то пытался с улицы влезть в поме-щение, но делал это нерешительно. Она приподнялась на локте и с надеж-дой подумала, что эти звуки ей чудятся, но явственно услышала, как кто-то очень осторожно спустился с подокон-ника на пол. Женщина обернулась на звук и села на кровати, ощущая волну страха, накрывшую ее. Луна освещала ее комнату через неприкрытую на ночь занавеску. Часы показывали половину двенадцатого. Она спала совсем не-много.
  У старушки был не по годам чуткий слух. Она услышала скрип половиц, не такой, как скрипят иногда по ночам рассохшиеся старые доски, а резкой и тяжелый. Скрип был вызван ногами постороннего человека. За дверью явно кто-то был и вел себя крайне осторож-но. Конечно, это вор. И пока вор орудо-вал на кухне, в мозгу женщины про-мелькнули две мысли. Сначала она решила, что это случайный бомж за-брался в поисках пропитания. Но затем в голову пришла мысль о гораздо бо-лее страшной опасности: этот человек мог знать о ее сбережениях и залез к ней за ее деньгами. Сердце старушки тревожно забилось. В сильном испуге она притаилась, инстинктивно ощупы-вая солидную пачку денег, вшитую в ее матрас. Но поняла, что вор, осмотрев кухню, наверняка зайдет и к ней в ком-нату.
  Надеясь, что у нее все-таки орудует обычный бомж, старушка решила по-дать голос.
    К-кто здесь? – с небольшим заика-нием, стараясь говорить как можно громче, спросила она.
  Женщина хотела своим криком спуг-нуть грабителя. Но крика не получи-лось, голос ее предательски дрожал от страха.
  Услышав явственный женский голос, Борис захотел немедленно убежать и сделал уже пару шагов по направлению к открытому окну, но остановил: он больше не был тем пугливым и заби-тым мальчишкой, который боялся лю-дей и при любой угрозе всегда убегал.
  Юноша был относительно спокоен, руки его немного тряслись, но мозг работал четко. Злобная решимость овладела им. Он схватил лежавший на кухонном столе нож и, подчиняясь неведомому инстинкту, той страшной силе, которая уже руководила его ра-зумом во время прошлых убийств, рывком распахнул дверь в комнату.
  На кровати, сжавшись, сидела ма-ленькая седая старушка в ночной ру-башке. Она вся напряглась и с ужасом глядела на Бориса. Даже в темной комнате он почувствовал наполненный животным страхом взгляд пожилой женщины. И этот страх воодушевил Бориса. Он ринулся к старухе.

  Когда в темном проеме распахнутой двери появился силуэт огромного че-ловека с ножом в руках, бабушка сразу поняла, что это тот самый изверг, кото-рый убил прошлой ночью Федора Смирнова   об этом говорила вся де-ревня. И вот душегуб забрался к ней! Но старушке хотелось жить, ей очень хотелось пожить еще на белом свете.
    Я дам тебе д-денег! У меня м-много д-денег! – в истерике, продолжая заи-каться от страха, закричала она, пыта-ясь остановить негодяя, но озверевший молодой человек уже несся на нее, замахиваясь ножом.
  Крик старушки не возымел действия. Борис лишь помедлил совсем чуть-чуть, дав пожилой женщине закончить фразу, и нанес ей удар ножом в об-ласть шеи, затем еще удар и еще. В юношу будто опять вселился бес, кото-рый приказывал ему: бей, бей, бей!
  Старушка не сопротивлялась совсем и больше не кричала. Она быстро по-теряла сознание и вскоре забилась в предсмертной судороге.
  Поняв, что старуха мертва, Борис выронил нож и отшатнулся от кровати. Он подумал о том, что старой женщине все равно скоро пришлось бы умирать. А он лишь приблизил этот конец. Он не имел ничего против этой старушки, он не знал ее и не собирался причинить ей вред, но так вышло. Очень жаль.
  На самом деле ему не было жалко покойную. Убивать бабку, действитель-но, не имело смысла, особенно с такой жестокостью. Но Борис больше не сокрушался по поводу очередного убийства. В его неокрепшую юную душу вселился беспощадный жестокий зверь, поглотивший его разум, требую-щий кровавых жертв и оправдывающий его безумные поступки.
  Борису нужно было действовать, он не мог покинуть этот дом ни с чем. Он прислушался и огляделся. Темный дом снова безмолвствовал. Здесь больше никого не было, бабка явно жила одна. На улице тоже на этот раз было тихо. И тут словно какой-то голос в мозгу Бори-са скомандовал: «Ищи деньги, здесь должны быть деньги, бабка говорила что-то про деньги». Он решил обыскать комнату, нашел выключатель на стене и включить свет, не думая о том, что какой-нибудь случайный прохожий может увидеть его в освещенном окне.
  Под потолком зажглась яркая лам-почка, ослепив на время Бориса. Но глаза быстро привыкли, он осмотрел небольшую комнату и не нашел в ней ничего особенного. Комната была об-ставлена небогато. Кроме железной кровати с облупившейся краской, стула, маленького журнального столика у кровати, часов на стене и небольшого комода в углу, в комнате больше ничего не было, если не считать портрета возле кровати убитой с изображением какого-то старика с выпученными гла-зами.
  Столик у кровати не привлек внима-ния Бориса: какое-то шитье, зеркальце, пара пузырьков с лекарствами. Юноша приблизился к комоду, сильным движе-нием руки вытащил верхний ящик и высыпал содержимое на пол. Не было ничего интересного, только женские вещи: кофта, несколько платьев. Во втором ящике оказалось постельное белье. Дрожащими руками он перебрал белье. Словно бывалый преступник Борис целенаправленно искал деньги и драгоценности. Он перерыл весь ко-мод, но ни украшений, ни денег не оказалось. Поиски оказались тщетны-ми. Ему было противно рыться в чужих вещах и острое желание поскорей покинуть помещение не покидало его. В то же время у него была уверенность, что он найдет деньги. Бабка сама ска-зала ему о деньгах, они должны были быть где-то здесь!
  Вдруг Борису почудилось, что стару-ха смотрит на него и шевелится. Он подскочил к ней. Бабка лежала на высокой подушке поверх одеяла. Ярко красная кровь тонкой струйкой все еще стекала с шеи покойной на подушку. Ее ночная рубашка тоже была в крови. Старушка лежала неподвижно с широко раскрытыми глазами. Эти глаза выра-жали изумление и ужас. Она смотрела на Бориса стеклянным взглядом, слов-но вопрошая: «За что?». Загипнотизи-рованный этим безжизненным взгля-дом, юноша долго смотрел на покойную, борясь с острым желанием поскорей убежать отсюда. Но неведо-мый голос опять приказал ему: «День-ги, ищи деньги, у бабки много денег!».
  Борису захотелось выдернуть кро-вавую подушку у бабки из-под головы и выпотрошить ее. Он решил, что деньги могут быть зашиты в подушку, но взгляд его скользнул ниже. Борис обра-тил внимание, что в позе старушки, в очертаниях ее тела, было что-то неес-тественное. Он сначала подумал, что, наверное, так и должно быть. Ведь это   покойник.
  Одна рука убитой, как и положено в таких случаях, безжизненно лежала на краю кровати, но вот другая была в напряжении скручена и пропихнута под матрас. Это показалось Борису подоз-рительным. Стараясь не запачкаться кровью, он приподнял матрац и понял, что бабка вцепилась пальцами в какой-то сверток, вшитый в ткань матраца. По очертаниям свертка, его прямоугольной форме, вполне можно было допустить, что это   пачка денег. Борис сразу понял, что покойная держит именно деньги. В предсмертной агонии, в по-следние мгновения своей жизни бабка вцепилась мертвой хваткой в свои сбережения. Это действительно была мертвая хватка, Борис никак не мог разжать ее пальцы. Он поднял бро-шенный им нож и решил распороть матрац.
  Борис не спешил, потому что все равно никого не было рядом, никто ему не мешал. Он ловко разрезал ткань и, отстранив руку старушки, вытащил пачку денег. Предчувствие не подвело его. Бабка действительно спала на деньгах. Денег было много. Борис никогда не видел сразу столько денег. Но он не испытал радости. Скорее, он удивился: зачем такой старой бабке столько денег. Ради чего копила она их? Лучше бы потратила на себя. Борис мало еще знал жизнь и не сталкивался со скупыми людьми. Впрочем, ему было все равно. Он сунул деньги в карман брюк, машинально выключил свет.
    Все, – как-то буднично сказал юно-ша и вышел из комнаты на кухню. Здесь он опять щелкнул выключате-лем, наполнив светом пространство, взял ковшик и стал жадно пить воду из ведра, стоявшего на маленьком столи-ке у плиты.
  Возле умывальника Борис осмотрел одежду на наличие пятен крови. Убий-ство прошло чистенько. Он почти не запачкался. Виднелись лишь старые, плохо оттертые пятна, пара свежих капель крови на руках была не в счет. Юноша легко смыл их и вылез из от-крытого окна на улицу, не думая о том, что можно было бы спокойно выйти через дверь.
  Борис покинул мертвый дом. Радо-сти от обретения денег у него так и не появилось, как не было и сожалений по поводу того, что пришлось лишить жизни человека. В лесу он еще раз прислушался и оглядел все вокруг, чтобы убедиться, что никого поблизо-сти нет. Он был один, совсем один. Борис больше никуда не торопился, ему не нужно было бежать. Он, слегка покачиваясь от усталости и стресса, не спеша побрел по тропинке, которая вывела его на проселочную дорогу.
  Он шел по мрачной дороге не сооб-ражая ничего, так, как ходят лунатики. Луна освещала путь. Эмоций не было, совесть его молчала.
  Только на стоянке Борис, наконец, пришел в себя и вспомнил про деньги. Он оживился, ему захотелось пересчи-тать добычу. Было темно, но он вы-брался на освещенную луной площад-ку. Деньги были уложены стопкой и перевязаны резинкой. Борис различил десять сотенных купюр, несколько штук по пятьдесят и двадцать пять рублей и много десяток. Мелких банкнот не было. Он насчитал почти пять тысяч полновесных советских рублей. Борис даже не подозревал, что человек может накопить так много денег. Такую сумму его мать не способна была заработать и за три года непрерывного труда. Теперь ему не нужно будет шататься в поисках пропитания, он сходит в мага-зин и купит себе все необходимое.
  Борис подумал, что с такими день-гами он сможет уехать отсюда куда пожелает, может отправиться путеше-ствовать, может съездить к морю. Но радости почему-то по-прежнему не было. Трясущимися руками он пере-считал деньги еще раз и решил, что их нужно спрятать. Он нашел небольшое дупло в дереве у себя на полянке, достал несколько десятирублевых купюр из пачки, остальные аккуратно запихал в сухую консервную банку, которую нашел неподалеку, тщательно обмотал сверток старой травой и спря-тал его в дупле.
  Ночь опять выдалась холодной, Бо-рис снова замерз и не мог спать. После убийства он совсем забыл про спички, забыл про продукты и консервный нож, хотя мог бы поискать все это в бабки-ном доме. Ему больше не хотелось терпеть холод и голод, он решил пойти на железную дорогу и поехать в Орел за покупками. Он знал, что утром, около восьми часов, идет электричка из Тулы в Орел. Он мог бы поехать и в Тулу, до райцентра было заметно ближе, но в Орел люди с его поселка ездили реже, меньше была вероятность, что его увидят знакомые. Кроме того, в Орле Борис никогда не был, как не был и в других городах, кроме Тулы и Москвы, а ему хотелось хоть немножко попуте-шествовать, посмотреть незнакомые места.
  От стоянки Бориса ближайшая же-лезнодорожная станция находилась в его поселке, но он боялся появляться и у себя, и в Ольгинке, где наследил, а потому решил садиться на небольшом полустанке сразу за Ольгинкой. Он знал путь лесом к этому полустанку. Там останавливались электрички и высаживались люди с небольшого дачного поселения, расположенного по соседству с Ольгинкой.
  Борис любил железную дорогу. Его тянуло к железной дороге, там с утра до вечера и даже ночью проносились поезда, унося своих пассажиров в неведомые дали. Поездов было много, но на их станции останавливались только пригородные электрички.
  Борис ходил иногда к железнодо-рожному полотну, слушал  гул прово-дов, сигналы электровозов. Он мог часами сидеть на откосе, провожая глазами проносящиеся поезда, пытаясь прочитать пункт конечного назначения. Он всматривался в окна вагонов и мечтал, что сам когда-нибудь умчится в скором поезде в далекие края. Где-то там, далеко, было Москва, а еще дальше, с другой стороны, было море.
  Лет семь назад Борис сделал попыт-ке добраться до Москвы, но у него ничего не вышло. Тогда он впервые убежать из дома после ссоры с мате-рью. Мать выкинула его котенка, кото-рого он подобрал, когда возвращался из школы домой. Он увидел котенка в пролеске, сразу за домами. Маленький пушистый котенок жалобно мяукал и дрожал от холода. Стояла поздняя осень, первые морозы уже сковали землю, а котенка бросили на произвол судьбы, он потерял кошку, свою мать, и просил защиты у людей.
  Борис приблизился к котенку, тот подбежал к ногам мальчишки, задрав хвост и с надеждой мяукая. Он словно просил: «Возьми меня, я буду тебе хорошим другом».
  Боря погладил котенка. Тот радостно замурлыкал. Мальчишка присел ря-дышком на пенек, котенок попросился к нему на колени, свернулся калачиком, перестал дрожать и заурчал еще гром-че. В котенке было что-то близкое и родное. Борис пожалел его. Он поду-мал, что бедный котенок очень хочет, чтоб он, Боря, стал его хозяином. И добрый мальчик взял котенка домой, тайком от матери спрятал его в своей комнатке, кормил и поил его молоком.
  Валентина Михайловна животных не любила. Через пару дней она обнару-жила котенка и, пока Борька был в школе, выкинула его. Борис искал своего друга по всему поселку, но так и не нашел. Для Бори это был удар. Он решил, что больше не будет терпеть выходки матери и не останется в ее доме ни минуту.
  «Ненавижу мать! Уйду из дома, уеду на электричках. Пусть возится со своей маленькой Танькой, – думал Борис.   Пусть ищет, зовет   а меня нет».
  Обычно, когда убегают из дома, зна-ют, где будут искать ночлег и готовятся к побегу заранее: берут необходимые вещи и продукты, тщательно обдумы-вают свой маршрут. Борис убежал, не думая ни о чем. Это был порыв его уставшей от унижений души, порыв, который смиренный мальчишка не смог сдержать. Ему невыносимо захотелось уехать как можно дальше от своей мамаши. Он схватил одежду и побежал на железнодорожную станцию. Тогда он не уходил еще в лес после ссор с матерью. Да и на дворе было холодно. И он устремился через весь поселок к станции, сел в электричку и поехал в направлении Тулы. Там он собирался сделать пересадку на электричку до Москвы.
  У него не было ни денег, ни вещей. Он не знал, что станет делать в столи-це. Может быть, прибился бы к каким-нибудь беспризорникам. Он слышал о беспризорниках и не боялся стать одним из них. Но в их поселке в то время беспризорников не было, и он поехал в Москву.
  Однако уехал Боря недалеко. У са-мой Тулы в вагон пришли ревизоры. Они проверяли билеты, двигаясь на-встречу друг другу, и неуклонно при-ближались к мальчишке, сидевшему в середине вагона.
  Борис мог бы попытаться проскочить в другой вагон, но он весь сжался и словно оцепенел. Он не был готов к такому повороту событий, и нервный, предательский страх пронзил его тело. Этот страх будто парализовал его тело. Борис не мог двигаться.
  Первой к нему подошла женщина. Она проверила билеты у соседей и обратилась к ребенку:
    А у тебя что?
  Борис напряженно молчал. Нервная дрожь в теле усилилась.
    С кем ты едешь? – спросила реви-зорша.
  Борис не умел врать. Он сжался на своей скамейке, не в силах что-либо сказать. Но женщина не отставала.
    Ты что немой? – опять спросила она.
  Борис по-прежнему молчал.
    Саша, тут странный мальчик, похо-же, один едет без билета и без сопро-вождающих,   обратилась женщина к подошедшему коллеге.
    Отведем его в пикет на вокзале,   сказал мужчина. – Уже подъезжаем.
  Ревизоры так и сделали. В милицей-ском пикете Борю долго пытался разго-ворить какой-то мужчина в форме. Он не отставал от мальчишки до тех пор, пока Боря не назвал свое имя и адрес.
  Вызвали мать. Она говорила что-то про склонность сына к бродяжничеству, его несносный характер, о том, что не доглядела за парнишкой, потому что была на работе: одной приходится растить двоих детей. Их отпустили.
  По дороге домой мать заявила Бо-рису, что сдаст его в детдом. Он тогда здорово напугался: как же так   его и в детдом? Детский дом почему-то стра-шил Борю больше гнева матери.
  Валентина Михайловна, увидев страх сына, потом не раз еще пугала его детским домом, хотя реально отка-зываться от ребенка она не планирова-ла.
  А в тот раз, приехав домой, мать надавала беглецу подзатыльников и посадила на ночь в погреб. Боря тогда сильно замерз. Но больше попыток убежать из дома он не совершал.
  В Москве же Борис первый раз по-бывал лишь в январе этого 1991 года. На зимних каникулах они ездили с матерью на электричках в столицу за продуктами. В последнее время их и так небогатые магазины совсем опус-тели. Мать оставила Таню на попече-ние соседки и ранним утром на первой электричке из Скуратова с пересадкой в Туле они, часам к одиннадцати, были уже в Москве.
  Москва поразила Бориса, мальчиш-ку, совсем не знающего жизнь. Порази-ла, но не понравилась, произвела ка-кое-то гнетущее впечатление. Густая тяжелая масса пассажиров вывалилась из электрички на платформу, заполнив почти все пространство. С этой массой они с матерью выбрались на много-людную привокзальную площадь, кото-рая фырчала автомобилями и автобу-сами. Через дорогу спешили переполненные трамваи. Везде спешка и суета. Все было каким-то напряжен-ным, стремительным. Зараженный выхлопными газами воздух был непри-ятен Борису. Он не принял и не полю-бил Москву. Этот громадный город, огромный не только по размерам и по числу жителей, но, прежде всего, по напряженности своей внутренней жиз-ни, был не понятен провинциальному мальчишке. Здесь сложно уединиться, пробиться сквозь людской поток. Этот город с большим количеством вечно спешащих людей давил на его психику. Борис не любил толпу, физически не переносил многолюдье. Спешка и суета угнетали его.
  Он хотел бы побывать на Красной площади, посмотреть на Кремль и Мавзолей. Открытка с Мавзолеем у него была, пока мать не выкинула ее. Но экскурсии не получилось. Достопри-мечательностей Москвы Борис так и не увидел. Мать таскала его весь день по магазинам. Сначала они отоваривались у вокзала, потом проехали несколько остановок на трамвае и снова стояли в очередях, нагружая сумки продуктами.
  Пока покупали колбасу, гречку, мясо и консервы, опоздали на пригородную электричку, которая отправлялась с Курского вокзала в четыре часа дня. Приехали в Тулу поздно вечером. К ним электрички уже не ходили. При-шлось сидеть на вокзале всю ночь, дожидаться утреннего поезда. Намая-лись так, что мать проклинала все на свете.
  И все же отчасти поездка Борису понравилась. Ему доставляло удоволь-ствие ехать в электричке и смотреть в окно. Там, словно в телевизоре, про-плывали луга и поля, речки и ручьи, деревни, станции, поселки и города с их домами и улицами, величественны-ми куполами церквей. Так приятно было смотреть из окошка на незнако-мый мир, где текла другая жизнь. Бори-са манила романтика дальней дороги, он хотел бы уехать из дома. Ему чуди-лось, что где-то далеко, за лугами и лесами, его ждет счастливая жизнь без страхов, упреков и унижений.
































































                ГЛАВА 11.
      УВИДЕТЬ МОРЕ И УМЕРЕТЬ.

  Не дождавшись рассвета Борис по-шел на полустанок. Ему нужно было согреться. Луна пряталась в облаках, было темно. Борис не знал сколько времени. Он с большим трудом угады-вал тропинку, которая вывела его на песчанку. Здесь было немного светлее.
  «Надо купить фонарик»,   подумал Борис и не спеша пошел в сторону Ольгинки. Он размышлял о том, что на электричках, с пересадками, можно доехать до Крыма. Он где-то слышал об этом, и прошлым летом у него была даже мысль рвануть туда, но уехать без денег и мамашиного разрешения он не мог. Сейчас Борис был свободен от домашних обязанностей, у него появи-лись деньги, он мог позволить себе съездить к морю уже в ближайшее время.
  С ранних лет Боря мечтал увидеть море. Еще отец, когда они жили вме-сте, обещал свозить его к морю, как только пойдет в отпуск летом, но вско-ре он поссорился с матерью и ушел из семьи. Отец рассказывал ему о море, но по настоящему Борис влюбился в море после просмотра по телевизору фильма «Человек   амфибия». У мате-ри в комнате стоял цветной телевизор. Валентина Михайловна разрешала Боре иногда смотреть интересные фильмы.
  Борис шел по темному лесу и раз-мышлял о море, словно и не было никаких убийств. Он больше не думал о своих жертвах, хотя всего несколько часов назад убил уже третьего по счету человека, третьего всего за двое суток! И все же юноша был взвинчен и осто-рожен, он вздрагивал от каждого звука, крика ночной птицы, скрипа стволов деревьев.
  При подходе к Ольгинке восточная часть неба стала просветляться, по-немногу тускнели и гасли звезды, свет все уверенней распространялся по горизонту.
  Борис свернул на тропинку к полу-станку и пошел быстрее. Чем ближе он подходил к железной дороге, тем от-четливей до него доносились гудки тепловозов и стук тяжелых товарных составов. Он без проблем добрался до полустанка, но не пошел на платформу сразу, а притаился в лесочке неподале-ку.
  Короткая платформа и широкая до-рога в садоводство, которая начина-лась у противоположной стороны же-лезнодорожного полотна, были пусты. Борис стал жалеть о том, что сразу не пошел в садоводство в поисках бесхоз-ного домика. Там наверняка были дач-ные строения, обитаемые только ле-том.
  Было прохладно, но Борис не поки-дал своего укрытия. Он наблюдал за дорогой и полустанком. Вскоре пришли мужчина и женщина, а за ними ещё несколько человек, которые остались на платформе в ожидании поезда.
  Борис стал волноваться. Он чуть было не прозевал свою электричку, засмотревшись на собаку, которая бежала по рельсам со стороны Орла. Состав примчался стремительно, без грохота, шума и предварительного оповещения, лишь у полустанка подав сигнал. Борису пришлось выскочить из своего укрытия и быстро бежать, чтобы успеть заскочить в первый вагон. Он и планировал сесть именно в первый вагон, чтобы знакомые, если они ехали в этой электричке, не увидели его на платформе. Борис постоял немного в тамбуре,  пытаясь рассмотреть, есть ли в вагоне люди, которые  знают его. Все, вроде, было спокойно.
  Народу набралось немного, но на каждой станции прибывали все новые и новые люди. К Орлу все сидячие места заполнились и несколько человек стоя-ли даже в проходе. Борис тихонько сидел и смотрел в окошко. Никто не обращал на него внимания. Время летело незаметно. Но по мере прибли-жения к городу беспокойство его нарас-тало, страх неопределенности опять проник в его душу. Он не мог понять, чего он боится. Может быть, контроле-ров? Но он способен был заплатить за проезд, да и билеты никто не проверял.
  В Орле Борис вышел на платформу в общем потоке пассажиров, но возле зала ожидания отстал от основной толпы и, озираясь, поспешил в туалет, не столько ради того, чтобы облегчить-ся, сколько для того, чтобы вымыть лицо и руки, осмотреть одежду на предмет пятен крови. Пятна на одежде были, но они не сильно бросались в глаза и вполне могли сойти за обычную грязь. Оттирать их Борис не стал: кру-гом были люди.
  Покинув вокзал, он прошелся по привокзальной площади, забитой ма-шинами и магазинами. Первое время он всматривался в лица прохожих. Знакомых не наблюдалось, никто не обращал на него внимания, никто не остановил его и не поинтересовался, зачем он приехал в этот город.
  Орел понравился юноше гораздо больше, чем Москва: он оказался не таким спешащим и суетящимся. Конеч-но, и Орел был для Бориса большим и шумным городом, почти таким же большим и шумным, как и Тула. И все же Орлу было далеко до бурлящей Москвы.
  Голова Бориса кружилась от пустоты в желудке. Поэтому первым делом он купил в забегаловке бутылку кефира, внушительную плюшку из белого хлеба, пару пирожных и несколько пирожков с мясом. Он рассчитался первой бабки-ной десяткой, сунул сдачу в карман, вышел на улицу. Сразу же плотно по-кушал на лавочке в скверике у вокзала. Затем он стал обходить магазины на привокзальной площади. В продукто-вом Борис купил себе картошки, спички, сетку для продуктов, мясные консервы, банку сгущенки. В овощном магазине ему повезло   как раз завезли бананы.
  Борису очень нравились бананы, но мать покупала их редко. Бананы были довольно дороги для небогатой семьи Валентины Михайловны и в свободной продаже появлялись нечасто. Послед-ний раз Борис их ел почти год назад. Мать принесла внушительную связку и дала ему один плод, который успел пожелтеть, а остальные спрятала у себя в комнате. Одним бананом Борис, конечно, не наелся. Он лишь разбудил свой аппетит. Но умолять мать рас-щедриться было бесполезно, она не внимала мольбам сына. Через несколь-ко дней Валентина Михайловна дала сыну еще пару бананов. Остальное досталось Танечке.
  Тот сладковатый вкус экзотических для Бориса плодов он хорошо запом-нил. И сейчас, увидев бананы в сво-бодной продаже, сразу же встал в очередь. Он купил себе связку, кило-грамма на два, но не испытал никакой радости от покупки. Борис просто не научился пока радоваться таким ве-щам. Он сразу съел несколько бананов, но, заметив напротив вокзала вывеску «Столовая», решил, что нужно хорошо поесть опять. Конди-
терские изделия, кефир и бананы, конечно, утолили его голод, но хоте-лось первого, хотелось, борща и какое-нибудь мясное блюдо с гарниром.
  В столовой вкусно пахло картошкой и квашеной капустой. Она оказалась не дешевой. У них в поселковой столовой Борис мог покушать за двадцать пять копеек. Несколько раз, когда он был голоден и просил мать приготовить ему что-нибудь, она давала ему денег и отправляла кушать в столовую. Он брал шницель за семнадцать копеек, пюре за четыре, стакан чая и хлеб. Сейчас за обед пришлось отдать больше рубля. Впрочем, денег было не жалко.
  Борща не оказалось, Борис взял та-релку щей, овощной салат, большой шницель с пюре, пару пирожков и ком-пот. Он кушал с большим удовольстви-ем. Никогда еще он не ел так много и с таким аппетитом. Однако шницель Борис доедал уже с большим трудом. Он едва поместился в его переполнен-ный желудок. Количество пищи, приня-той юношей, превысило возможности его организма. Однако сильно хотелось пить. Вишневый компот, совсем не пахнущий вишней, не утолил его жаж-ду. Он купил пол-литровую бутылку лимонада и почти всю выпил ее. И сразу понял, что ему нехорошо. Живот распирало. Пища подступила к горлу и требовала выхода наружу. Борис даже вытянул шею, приподнял подбородок, чтобы не дать пище возможности сде-лать это.
  Ему становилось все хуже и хуже. Искры сыпались из глаз, в висках сту-чало, все кругом окрасилось в синие тона, сознание помутилось, сердце было готово выскочить из груди.
  Борис понял, что вот прямо сейчас, прямо на этом месте он может умереть от обжорства. Совсем недавно он хотел покончить жизнь самоубийством, но теперь ему стало страшно, очень страшно. Смерть, которая всего пару дней назад казалась Борису избавле-нием, единственно возможным исхо-дом, сейчас явно не входила в его планы. Нет, он не должен умереть, он больше не хотел умирать! Ему нужно, очень нужно остаться в живых. Ведь он такой молодой, он так мало видел в жизни! Тем более, было нелепо, стыдно умереть вот так в этой сальной столо-вой.
  Собрав последние свои силы, Борис выбрался на улицу, чтобы отдышаться на свежем воздухе. Пища переполняла его, он, задрав голову, прислонился к колонне, поддерживающей козырек над входом в столовую. Мимо проходили люди, с недоумением посматривая на странного юношу. По-видимому, он походил на пьяного. Кто-то, впрочем, поинтересовался, не нужна ли ему помощь. Нет, Борис вовсе не хотел принимать чью-либо помощь. С трудом передвигая ноги, он отошел в сторонку, в тот маленький скверик, где пил кефир с пирожными. Он прислонился к дере-ву. Искры продолжали сыпаться из глаз, сердцебиение только усилилось. Борис постоял совсем немного и срыг-нул пищу в траву, уже не думая о том, что мимо ходят люди.
  Ему сразу стало легче. Он огляделся по сторонам, осторожно приземлился на ближайшую скамейку и сидел там довольно долго, пытаясь прийти в себя.
  Когда состояние немного улучши-лось, Борис поспешил в туалет на вокзале. У входа в вокзал стоял мили-ционер. Он беседовал с какой-то да-мой. Борис испугался, развернулся, чтобы уйти, но служитель порядка пошел провожать даму в противопо-ложную от Бориса сторону. Путь в туалет был открыт. Юноша привел себя в порядок, но потом вернулся назад и еще долго отсиживался на скамейке в скверике.
  Постепенно состояние его нормали-зовалось, он пошел в хозяйственный магазин, расположенный рядом. Борис внимательно осмотрел прилавок и, волнуясь, купил у молоденькой про-давщицы дегтярное мыло, веревку, приглянувшийся ему фонарик в метал-лическом кожухе, открывашку для консервов и самый большой складной нож. По соседству с хозяйственным располагался промтоварный магазин. Борис зашел туда и выбрал себе теп-лый свитер.
  Пока он ходил по магазинам небо заволокло облаками. Борис собирался купить себе и зонтик, но в этот момент со стороны вокзала до слуха его донес-ся мягкий женский голос диктора-информатора: «Скорый поезд номер сорок пять на Адлер прибывает ко второму пути. Стоянка поезда пять минут».
  Но ведь Адлер   это же на море! Бо-рис знал, что Адлер находится в городе Сочи. И сразу острое желание увидеть море завладело его умом. Ему ужасно захотелось уехать прямо сейчас к такому манящему теплому Черному морю. Сгорая от нетерпения и внутрен-него волнения, он вернулся на вокзал, подошел к кассе дальних поездов и спросил, как можно доехать до Сочи. Кассир сказала, что билетов на сегодня и завтра нет, но можно купить плац-картный билет на сорок пятый поезд на послезавтра. У Бориса оставались деньги, он взял с собой пятьдесят рублей, потратил больше половины, но у него было еще рублей пятнадцать. Билет стоил дешевле, и он попросил выписать ему такой билет. В то время билеты продавались свободно, доку-ментов никто не требовал.
  Наконец-то он уедет к морю! Что он будет делать в Сочи? Да все, что захо-чет! Он понимал, насколько безумны его планы, однако, по сути, ему было уже все равно. Его могли поймать, но, если повезет, он наконец-то увидит море, он сможет осуществить свою давнюю мечту. А после можно будет и умереть. Впрочем, это совсем не обя-зательно.
  Борис стал думать о предстоящей поездке как о приключении. В то же время он сожалел, что придется про-вести еще целых две ночи в своем укрытии в лесу. Он ругал себя, что не взял все деньги с собой и не сообразил сразу, что можно было уехать прямо отсюда в Сочи или Крым. Он вполне мог бы поехать на сорок пятом поезде уже сегодня, если бы сразу купил би-лет. А теперь вот придется возвра-щаться назад.
  Бориса оправдывало то обстоятель-ство, что последние дни он плохо сооб-ражал и находился словно в каком-то страшном сне. Как будто все происхо-дило не с ним, а с вымышленным геро-ем. Он же лишь наблюдает за всем как бы со стороны. Борис старался не думать об убийствах, его больше вол-новала судьба денег. Он стал бояться, что какой-нибудь случайный прохожий найдет его тайник и доберется до денег раньше, чем он сам. Впрочем, этот страх был абсолютно беспочвенным. Никого не было в лесу, никто не знал о его стоянке и, тем более, о тайнике.
  А вдруг случайный зверек или птица заберутся в дупло и утащат сверток? И для таких опасений, вроде бы, не было никаких оснований. Разве заинтересует белку или какую-нибудь птицу сверток с человечьими деньгами? Никакой белке, вороне или дятлу деньги не нужны. Они не станут питаться бумагой, не потащат ее к себе в гнездо. Тем более, деньги упакованы в старую банку.
  Но все же смутная тревога не поки-дала Бориса. Вдруг будет пожар? Или пойдет сильный ливень, затопит дупло и испортит его деньги? Вот и здесь все сгущающиеся облака превращаются в неприветливые тучи, готовые в любой момент обрушиться на землю дождем. Кто знает, как там погода у него на полянке, почти полторы сотни километ-ров отсюда. Может, уже поливает во-всю, и струи воды мочат его богатство.
  Борис с нетерпением ожидал свою электричку   благо ждать оставалось недолго. Он сел в последний вагон, что бы пассажиры передних вагонов не видели, как он сходит на полустанке. Устроился у окошка, ему сильно хоте-лось спать. И Борис уже стал клониться в сон, но тут его сознание уловило, что на смежной лавке, спиной к нему, ка-кие-то женщины ведут речь об убийст-вах в Ольгинке. Борис напрягся, напря-женно вслушиваясь в разговор. Впрочем, вслушиваться ему не потре-бовалось. Одна из дам довольно гром-ким голосом, несколько похожим по тембру на голос Зинаиды Олеговны, рассказывала своей попутчице, что едет к матери в Ольгинку, потому что та позвонила ей и попросила обяза-тельно приехать: у них в деревне каж-дую ночь бандиты убивают стариков.
  Борис покраснел до корней волос и вжался в скамейку. Тетка так и сказала: «бандиты». Его принимают за банди-тов!
    И кого же убили? – поинтересова-лась вторая женщина.
    Прошлой ночью   Федора Смирно-ва. Здоровенный мужик был. Два метра ростом…
    Постой, Федор Смирнов   это тот, которого Тарзаном звали? – опять спросила вторая дама.
    Он самый.
– Да я ж его знаю! Он до пенсии в Ор-ле работал на нашей фабрике. С Ма-шей Дворцовой жил.
    Ну да. Потом в Ольгинку перебрал-ся. Забили его изверги до смерти. А этой ночью Марфу Петрову убили. Утром сегодня соседка зашла   весь дом в крови. Исполосовали ее, бедную, ножом. Похоже, перед смертью пытали. Жила одна, говорят, много денег у нее было, с каждой пенсии откладывала. И вот результат…
    Страсти-то какие! – возмутилась попутчица.   И у кого же это рука на стариков поднялась?
    Явно не местные. Деревенька у нас тихая, все на виду. Убийств с войны не было. Говорят, несколько дней назад какие-то мужики приезжие шастали, выспрашивали: не продает ли кто здесь дом. Скорее всего, они и Федора зава-лили, и Марфу.
    Ой, что творится, что творится!   опять стала сокрушаться попутчица. – Совсем люди перестали Бога бояться, вот и идут на такие преступления.
  Да, Борис боялся свою мать, но ни-когда не боялся и не думал о Боге. Он не верил в Бога, не верил в чудеса и совпадения. Сейчас он совершенно случайно узнал имена своих жертв. У одной было странное имя   Марфа, другого звали Федором. Его соседа-старика тоже зовут Федором. Мальчиш-ки иногда дразнят его: «Дядя Федя съел медведя!»   и он шутки ради пы-тается бегать за ребятишками. И Боря раньше бегал он него. Хороший, доб-рый мужик. А вот покойный пытался на него напасть. Такого не жалко. Да и какая ему, Борису, разница как звали старика и старуху. Сейчас важно было не привлечь внимания, чтобы никто в вагоне не догадался что он, Борис, имеет отношение к этим убийствам. А он физически ощущал, что его щеки предательски пылают румянцем. Хо-рошо хоть, что женщины сидят спиной к нему и не могут видеть его лица, а люди на соседней лавке, мужчина и женщина, увлеченно разговаривают о чем-то своем, не слушают разговоры посторонних и не обращают на Бориса внимания.
  Борис размышлял, как ему быть, чтобы не вызвать подозрений. Сначала он хотел перейти в другой вагон, но решил, что это как раз и может быть подозрительным. Он закрыл глаза и сделал вид, что дремлет, хотя, на са-мом деле, слушал разговор попутчиц со смежной лавки. Но женщины поговори-ли о нерасторопности милиции и пере-шли на другие, неинтересные Борису, темы. Он стал думать, где ему лучше выйти. Можно было сойти на остановку раньше, у другой деревни, но тогда придется долго идти к себе на стоянку по железнодорожному полотну и тем-ному лесу. Немного подумав, он решил, что опять выйдет на полустанке перед Ольгинкой. Вряд ли кто догадается, что он и есть те самые страшные «банди-ты». Тем более, собеседница тетки с громким голосом вскоре вышла на остановке, и Борис успокоился.
  На полустанке он спрыгнул с под-ножки вагона на насыпь: платформа была короткой. Из первых вагонов сошли еще три человека, но Борис, не оборачиваясь, поспешил от них в лес и вскоре вышел на знакомую проселоч-ную дорогу.
  Дорога была пыльной. Значит, дож-дя здесь не было. Однако мрачные облака плотно обложили все небо. Смеркалось. Поглощенное облаками солнце уже пошло на посадку за лесом. Борис подумал, что нужно будет по-спешить, чтобы не искать свою стоянку в полной темноте, но вспомнил, что у него теперь есть фонарик, купленный в магазине у вокзала.
  Он шел и улыбался, вспоминая раз-говор в электричке. В своей предыду-щей жизни Борис почти совсем не улыбался. Казалось, он просто не уме-ет улыбаться. Но сейчас, на лесной дороге, улыбка словно приклеилась к его лицу. Ему доставляли удовольствие мысли о том, что его боятся, о его убийствах говорят, его одного прини-мают за целую банду. Но вдруг его приятные размышления прервал какой-то слабый отдаленный звук. Словно звериным чутьем Борис уловил чело-веческие шаги, он понял, что за пово-ротом кто-то идет по дороге в его на-правлении. Борис испугался: вдруг его увидят! Он сразу свернул, стремитель-но слетел с дороги в сторону, в кусты, бросил сетку с продуктами под ноги, присел и затаился. Он сидел тихо, не шелохнувшись.
  Вскоре на дороге появился одинокий мужчина невысокого роста. По одежде, легкой куртке, кедам и тренировочным штанам, Борис догадался, что человек бегал по лесной дороге или просто гулял, а сейчас возвращается после прогулки домой. Мужчина вовсе не был похож на милиционера, который разы-скивает в лесу преступника.
  Припозднившийся человек не заме-тил спрятавшегося в кустах юношу. Он быстро шел по дороге, почти не смотря по сторонам. Борис, сжимавший дро-жащей рукой острый ножик, испытал облегчение. Он был доволен, что почу-ял незнакомца и вовремя успел усту-пить ему дорогу. Боря понимал, что в таком состоянии мог бы напасть и убить человека лишь для того, чтобы тот никому не рассказал, что видел в лесу подозрительного паренька.
  Звуки шагов быстро затихли, но Бо-рис сидел в своем укрытии еще не-сколько минут, прислушиваясь и ощу-пывая новенький нож. Он решил, что в светлое время суток не будет больше ходить по этой дороге. Но сейчас сво-рачивать со своего пути Борис не стал. Смеркалось, он хотел поскорее доб-раться до стоянки. Он очень устал и еле волочил ноги, легкой болью умо-лявшие об отдыхе.
  Было тихо, сумерки окончательно побеждали день. Окружавший Бориса мрак поглощал все вокруг. К тому же начал моросить мелкий дождь. Фонари-ком Борис стал осторожно разрезать тьму, поначалу опасаясь случайных прохожих. Но больше в темном лесу никого не было.
  На подходе к стоянке дождик пре-кратился. Погода, похоже, решила смилостивиться, небо понемногу стало просветляться. В облачном прорыве прорезалось даже несколько звезд. Борис был измотан. И морально, и физически. Но на полянке, несмотря на свое крайнее утомление, он сразу же поспешил к тайнику с деньгами. С замиранием сердца он сунул руку в дупло и нащупал сверток. От сердца отлегло: все деньги были целы. Он вытащил сверток, запихал пачку денег себе в карман и прислушался. Все было тихо и спокойно. Борис успокоил-ся, достал из кармана деньги и при свете фонарика жадно пересчитал всю сумму. Затем, подумав, опять спрятал деньги в тот же тайник.
  Сильно хотелось спать. Он завалил-ся на свою лежанку и почти сразу за-снул крепким сном без сновидений. Спал он, скорее всего, не более двух часов, когда внезапно проснулся от ощущения чего-то мокрого и холодного на своем лице. Это капли воды проник-ли в неприкрытое пространство между ветвями деревьев и разбудили его.
  Борис нехотя поднялся и перебрал-ся под самую мохнатую сосну на по-лянке. Такое мохнатое, усеянное вет-ками и иголками дерево нужно было поискать во всем лесу. Сосна-красавица служила Борису укрытием от дождя и летом. Под ней ничего не росло: ни травинок, ни грибов, земля была обильно усеяна иголками, сбив-шимися в мягкий коврик. Во время дождя вода стекала на землю по на-клонным лапам сосны словно по жело-бу, и Борис сидел под ветками как в закрытом со всех сторон маленьком шалашике. Прошлым летом Борис хотел сделать себе здесь настоящий шалаш, но передумал: мохнатая краса-вица и так защищала его от осадков. Даже переждав здесь в прошлом году довольно сильную грозу, Борис не промок: сосна выдержала напор влаги и ветра, в укрытии было относительно сухо. Плохо только, что места для лежанки под сосной было мало.
  Как оказалось, вечерние тучи не уш-ли, они лишь обманули Бориса, а затем сплотились и обрушились на землю сильным дождем, который и разбудил бедолагу. Небо и все  вокруг было сплошь черным и мрачным. Зябко тянуло сыростью. Борис достал фона-рик из пакета и подумал, что надо было бы все-таки купить зонтик или хотя бы полиэтиленовой пленки. Он сидел, подтянув колени к подбородку, и круп-ные капли дождя не могли добраться до его тела сквозь мощные лапы сосны. В куртке и новом свитере ему не было холодно, да и ночной воздух казался заметно теплее, чем предыдущими ночами.
  Поднявшийся ветер гнал тучи даль-ше, дождик делался все тише и слабее, он перестал барабанить по хвое и вскоре стих совсем. Удовлетворенные тучи смыли пыль последних сухих дней и поспешили восвояси, небо, наконец, стало проясняться по-настоящему. На смену темным тучам пришли легкие облака, которые спешили вслед за грозными тучами. Кое-где стали про-ступать звезды. Умытая земля отдыха-ла, вдыхая влажный после дождя воз-дух, испаряя взамен тонкие струи запасенного днем тепла.
  Посидев еще немного в своем укры-тии, Борис вылез из-под веток сосны. С ее лап по-прежнему стекали капельки воды. Намокшее дерево словно пове-селело, расправив свои иголки. Сосед-ние деревья также были рады небесной влаге. Но вдруг сосны заскрипели, застонали под сильным порывом ветра и обрушили на незадачливого паренька столб водных брызг вперемешку с иголками и шишками. Он вымок намно-го сильнее, чем во время дождя. Была мокрой и его лежанка. А Борису очень хотелось спать. При свете фонарика он откопал немного сухой хвои под де-ревьями и вновь устроился на ночлег, сняв с себя только влажную куртку.
  Как только он уснул, к нему опять пришло видение, будто он явился до-мой, чтобы удушить мать. Он увидел мать в прихожей, подкрался незаметно сзади, накинул ей веревку на шею и с силой стал стягивать ее. «Отпусти, сволочь!» – потребовала мать, но он стягивал веревку, пока из горла мама-ши не хлынула кровь. Она захрипела в предсмертной агонии, но тут кровь исчезла, голова матери таинственным образом отделилась от тела, взлетела над Борисом и дико захохотала. Борис понял, что мать его бессмертна и про-снулся в холодном поту. Опять повто-рился этот невыносимый сон! Более того, теперь он все видел в красках. Он впервые видел цветной сон, и этот сон был ужасен! Почему-то к нему не явля-лись во сне его жертвы, он все время видел свою мать.
  Испарина ото сна довольно быстро сменилась гусиной кожей. Борис снова почувствовал холод. И в самом деле, стало заметно холодней. Сначала Борис хотел развести костер, чтобы согреться и запечь картошку в мундире. Но вскоре понял, что не сможет сде-лать это сейчас, в темном мокром лесу. Чтобы не мерзнуть, Борис опять натя-нул на себя куртку и стал делать энер-гичные движения руками. Бегать ему не хотелось, он с нетерпением ожидал рассвет.
  Вскоре ночная тьма стала потихонь-ку рассеиваться, небо на востоке свет-лело. Борис вспомнил свой первый дивный рассвет, который он наблюдал на дереве после проведенной здесь ночи. Но сейчас ему вовсе не хотелось лезть на мокрое дерево. Появление солнышка его больше не интересовало.
  Борису осталось провести здесь все-го один день и одну ночь. Но и этого казалось много. Перспектива находить-ся в лесу весь день, а потом  еще и целую холодную ночь вовсе не радова-ла его. Ему не надо было никуда идти, он мог позволить себе отдохнуть, ото-спаться и обдумать свое положение. Но думать не хотелось, депрессивное безразличие завладело им, хотя по природе своей Борис не склонен был к депрессиям.
  Хуже всего было то, что лес не дос-тавлял ему больше той искрящейся радости, которую он испытывал преж-де. Словно нарушилась связь между природой и его раненой душой. Ему не хотелось загорать без одежды, не доставляло удовольствия наблюдать за водой в ручье, ему безразлична стала жизнь насекомых и птиц. Пре-лесть природы уже не действовала на его сознание. Он был равнодушен ко всему. Ему не хотелось даже мечтать, представляя себе предстоящую поезд-ку к морю. Он освободился от пресле-довавших его страхов, однако им на смену пришло какое-то безразличие, апатия. Бориса не тревожило его поло-жение, не пугало то, что его могут ис-кать, что он пропустит школу и не смо-жет поступить в ВУЗ. Сейчас его совсем не волновала собственная кошмарно-нелепая судьба. Он не хотел думать о том, что совершил нечто ужасное, не хотел вспоминать. Юноша предпочел бы поскорее забыть весь ужас последних дней, изгнать из памя-ти воспоминания о проблемах и убий-ствах.

































                ГЛАВА 12.
                ЖАЖДА КРОВИ.

  Наступивший рассвет прогнал ночь. Солнышко, искрясь лучами, уже играло капельками воды на траве и ветвях деревьев. Становилось все теплее, пели птицы, пахло хвоей. Свежий воз-дух был насыщен кислородом, дыша-лось легко. Утро выдалось благосло-венным.
  Борис немного отошел от депрес-сивного безразличия, весеннее утро улучшило его настроение. Он понял, что новый день будет теплым и, до-вольный этим, решил хорошо переку-сить. Еды было много, но костер разво-дить ему по-прежнему не хотелось. Он уселся на край своей немного влажной подстилки, достал бутылку лимонада, купленную в буфете вокзала перед отправлением электрички, свои люби-мые бананы и пирожок с мясом.
  После завтрака Бориса вновь потя-нуло в сон, он задремал тут же, на подсохшем немного лугу. Но спал он недолго. Рокот пролетавшего мимо вертолета разбудил его. Спросонья Борис жутко напугался: вдруг, это ищут его? Подняли вертолет, чтобы обозреть окрестности.
  Он кинулся к ближайшей сосне ук-рыться под ее ветками. Но вертолет быстро улетел, а Борис еще долго не мог прийти в себя. Каким нелепым и ужасным было его внезапное пробуж-дение!
  Весь день Борису нечем было за-няться. Время тянулось мучительно медленно. Он хотел бы выспаться, но почему-то никак не мог уснуть. Не-сколько раз к нему приходило полудре-мотное состояние, но сразу же, первый же звук, любой шорох леса приводил его в сознание. Бориса одолевали тоскливые мысли. Он по-прежнему чувствовал себя глубоко несчастным. Все последние дни он был близок к безумию и очень устал от невыносимых размышлений и все растущей ненавис-ти ко всему живому. Он старался меньше думать. Ему не было еще и семнадцати, жизнь только начиналась, он просто хотел уехать отсюда по-дальше, вырваться на волю в мир тепла и сытости. Он не задумывался даже о том, как будет жить без доку-ментов. Он ощущал лишь небольшой внутренний страх, скорее, даже не страх, а хорошо знакомое ему волне-ние от неопределенности, которая ожидала его впереди.
  Кроме того, Бориса мучило и некое смутное желание. Сначала желание было неосознанным, он даже не мог понять, что именно ему хочется. Ус-тавшие мысли его путались, но посте-пенно они приобрели конкретное очер-тание. Он понял, что хочет сходить в поселок. Борис испытывал противоре-чивые чувства. Он мечтал поскорей уехать отсюда, чтобы забыть опроти-вевшую ему жизнь, и в то же время его тянуло в поселок. Как будто там у него осталось недоделанным что-то очень важное. Он сам точно не знал, что именно. Вернее, знал, но боялся при-знаться себе, что его тянет на преступ-ление, ему хочется опять испытать полную власть над своей жертвой, хочется расправиться с кем-нибудь еще, почувствовать торжество своей безнаказанности.
  Разбуженная агрессивность завла-дела его разумом. Совсем недавно он никому не мог причинить физической боли. Но как все изменилось! В нем словно включилась неосознанная про-грамма, толкающая его на убийства. Он превратился в злого отверженного волка, который будет рыскать в поисках новой добычи. Ему нужны были острые ощущения, он хотел забрать еще чью-то жизнь.
  Борис не желал больше связываться и со стариками. Ему хотелось молодой крови, хотелось помериться силой со сверстниками, показать им свое пре-восходство, взять реванш за свои уни-жения. Теперь он чувствовал свою мощь. Какими жалкими, ничтожными стали казаться ему одноклассники! Он вспоминал свои унижения, и сердце его наполнялось гневом, он был готов растерзать всех своих обидчиков. Больше никому не будет пощады!
  Впереди его ждала неопределен-ность, которой он боялся. Он знал, что жизнь его никогда больше не будет прежней, но его не тревожило, что будет потом. Завтра он будет далеко от этих мест. Но этим вечером он должен сходить в поселок.
  Ему зачем-то захотелось вновь ока-заться у курятника, посмотреть, что делается там, на теткином участке. Он не пошел к дому деда, а теперь вот ему захотелось побывать на месте первого своего убийства. Борис вдруг вспомнил, что слышал о том, что преступника часто тянет на место кровавого престу-пления. Он не знал, отчего так проис-ходит. Но он хотел увидеть, быть мо-жет, в последний раз свой родиной поселок и, главное, отметиться, совер-шить очередное убийство. Убивая, он чувствовал собственное величие и могущество. И он хотел повторить эти ощущения, опять испытать скрытое наслаждение, смакуя свое превосход-ство. Ему приятно было вспомнить предсмертную агонию своих жертв, перерожденная душа его требовала повторения пройденного.
  Нет, Борис не считал себя чудови-щем. Жизнь состоит из страданий и смерти. Смерть   вполне естественна. Он просто приближает смерть никчем-ных людей. Он избавил мир от злющей тетки, от напавшего на него деда, от бабки-накопительницы, избавит сего-дня еще кого-нибудь от земных страда-ний. Его воспитывали в убеждении, что он сам   никчемный ребенок, самая последняя тварь. Но своими убийства-ми он подсознательно доказал себе, что это не так. Единственным чувством, которым дышало теперь его тело, было нелепое желание убивать. Ему хоте-лось мстить роду человеческому за свои унижения. И он готовился к ново-му бою.
  Борис понимал, что не сможет под-нять руку на мать, хотя ему и снилась по ночам расправа над ней. Он нена-видел свою мать сейчас даже больше, чем прежде, однако был не в силах покарать ее. Он знал, что власть мате-ри над ним кончилась, но не хотел больше видеть ее никогда. Да и домой он не пойдет. Там его могли ждать оперативники.
  Борис валялся без дела на подсох-шей лежанке и, чтобы занять свое воображение, стал представлять себе, что приведет под угрозой ножа на свою полянку симпатичную девушку, разде-нет ее, привяжет и будет измываться, унижать, избивать и насиловать. Он отрежет ей сосок на груди, вставить во влагалище нож.
  Такие безумные мысли, порожден-ные его нездоровой психикой, впервые пришли ему в голову. Борис почувство-вал, что начал возбуждаться. Его фан-тазия, лежащая за гранью рассудка, поглотила его. Появившееся дикое желание разогрело его воображение. Он стал обдумывать детали в уверен-ности, что сможет осуществить свой план.
  Лучше всего было бы выследить Ле-ну или другую какую-нибудь свою одно-классницу. Хотя   это необязательно. Для удовлетворения сексуальных фан-тазий ему могла подойти любая девуш-ка, какая подвернется под руку. Раньше его скрытое влечение к противополож-ному полу было подавлено, но сейчас власть тела и молодости требовала выхода. Ему страстно хотелось впер-вые испытать девичье тело, хотелось насилия над ним.
  Борис попробовал острие ножа, сре-зав им несколько сучков, и собрался уже идти в поселок. Однако призаду-мался о том, что день в самом разгаре, народу будет много и его наверняка увидят. Лучше дождаться темноты и действовать в потемках. И вдруг как будто что-то пронзило его мозг острой болью, словно кто-то свыше услышал его мысли и грозно окрикнул его. Бори-су стало стыдно за свои мерзкие фан-тазии, похотливое возбуждение сразу улеглось, из глаз его потекли слезы. К тому же приступ кашля настиг его. Это простуда заявила о себе. Вообще-то он был на редкость здоровым ребенком, хотя и не занимался специально заряд-кой и другими оздоровительными про-цедурами, кроме купания летом в ручье и карьере. Его организм стойко перено-сил и холод, и жару. Но пара ночей под открытым небом сделали свое дело. Другой подросток после таких ночевок свалился бы с воспалением легких или сильнейшей простудой. А Бориса про-брал только кашель и легкий озноб. Болеть ему сейчас было никак нельзя. Он подумал, что нужно будет купить меда или малинового варенья. Но это завтра, в Орле.
  Стыд, пронзивший Бориса, быстро улетучился, совесть больше не беспо-коила его. Она словно уснула, удосто-верившись, что этого юношу теперь уже ничем не пронять. Он переступил не-кую незримую грань и принадлежал теперь к той редкой породе «необыкно-венных», а в сущности, бессовестных людей, которым наплевать на нравст-венные нормы, которые считают, что имеют право совершать любые зло-деяния. Он переборол свою склонность к послушанию, переборол свою добро-ту. Он стал сильным и беспощадным. Но если раньше его презирали и уни-жали, то теперь он сам способен уни-жать, отнимать, насиловать. Он больше ни перед кем не будет пресмыкаться и приклоняться, и, если понадобится, ради достижения своей цели готов перешагнуть любое препятствие, пере-ступить через любой труп. Выполняя свои желания, он способен лишить жизни любого, кто подвернется ему под руку. И новое, задуманное им убийство должно будет подтвердить все это.
  Смерть стариков раззадорила Бори-са, он жаждал новой жертвы. Его бунт, бунт изгоя, кровавый и бессмысленный, чем-то был похож на бунт обиженных жизнью людей во время кровавой ре-волюции. Они, совсем недавно унижен-ные и бесправные, выходят громить и убивать прежних хозяев жизни, не задумываясь о сострадании и послед-ствиях, испытывая сладостные чувства в момент расправы над своими быв-шими повелителями, считавшими себя цветом нации.
  Конечно, Борис никого не потащит сюда на стоянку, как хотел раньше. Зачем рисковать? Ведь у него есть цель   попасть на море. Он мечтал поскорее исполнить две вещи: сходить в поселок и отправиться в путешествие. Предстоящая поездка к морю согрева-ла его душу. Теперь он наконец-то был близок к исполнению своей давней мечты. Совсем недавно эта мечта казалась такой отдаленной, трудно выполнимой, и вот сейчас она станет реальностью. У Бориса появились деньги, много теперь уже его личных денег, которые он будет тратить в Сочи по собственному усмотрению. Главное   не проспать после возвращения из поселка.
  Борис решил, что встанет перед рассветом и пойдет опять на полуста-нок за Ольгинкой. Он с нетерпением ожидал, когда же наступит вечер. Юноша так и не развел костер, питаясь всухомятку консервами. Он находился в предвкушении нового убийства. Как только солнышко пошло на посадку, он взял нож, веревку, фонарик и двинулся в поселок. У него почему-то побаливал подбородок. Скорее всего, он ударился где-то, хотя и не помнил где. Мягкая щетина, еще не слишком наглая, окку-пировала его кожу. Он подумал, что хорошо было бы почистить зубы и побриться, словно он шел на свидание, а не охоту. Дома он привык чистить зубы каждый день и испытывал некий дискомфорт, ощущая остатки пищи у себя во рту.
  В последнее время он стал и брить-ся. Приблизительно год назад у Бориса выросли усики, торчащие во все сторо-ны. Они неуклюже свисали к кончикам губ и совсем не шли юноше, делая его облик еще более нелепым. А в послед-нее время стали активно расти волосы на подбородке. Причем, преимущест-венно в двух местах. Переплетаясь, эти волосы образовывали нечто похожее на маленькую козлиную бородку. Усики и бородка стали очередным поводом для насмешек матери, которая сравни-вала сына с козлом. Отпускали шутки в адрес Бориса и его одноклассники.
  В лесу ни бритвенных принадлежно-стей, ни зубной пасты со щеткой у Бориса, конечно, не было. Он решил, что обязательно купит все это в Орле перед отправлением поезда.
  Юноша шел в поселок с твердым намерением совершить свое очередное преступление. Необузданный инстинкт гнал его. В его мозгу словно включи-лась некая программа на убийство. У него еще не выработался свой, харак-терный ему, почерк преступлений. Он был в поиске. Ему нравилось действо-вать ножом и бить им в шею, но хоте-лось и удушить кого-нибудь так, как во сне он душил свою мать.
  С волнением Борис вышел к посел-ку. Здесь он родился и вырос, здесь он знал почти каждую тропинку, каждый дом, почти каждый куст. Этот поселок был для него всем миром. Но он не любил его, не врос прочно корнями в землю, не чувствовал себя здесь хо-зяином. Отсюда он хотел вырваться на свободу. Он знал, что его поселок   вовсе не край жизни, мир состоит из множества других поселков, деревень и городов, которые манили юношу. Здесь же годами, десятилетиями ничего не менялось. Провинциальный поселок был таким же, каким он был десять, двадцать, сорок лет назад. Те же ули-цы, те же дома. Менялись лишь люди. Одни умирали, другие рождались и взрослели.
  Повзрослел и Борис. Он приспосо-бился к жизни, которую ему навязали, он научился терпеть, он привык к уни-жениям и оскорблениям. И вот он при-шел сюда, чтобы мстить. Он вырос, чтобы стать убийцей.
  Темнота уже поглотила землю, за-жглись тусклые фонари. Борис выбрал неосвещенное место под деревьями рядом с улицей и затаился. До его дома отсюда было совсем недалеко. Пере-сечь пару улиц, пройти мимо хлебопе-карни и продовольственного магазина. Но домой он не пойдет. Сама мысль о том, что он может увидеть мать, приве-ла его в нервную дрожь. Он по-прежнему боялся ее и хотел оконча-тельно порвать с этой женщиной, за-быть о ее существовании. Да, во сне он казнил мать, но наяву понимал, что не сможет даже приблизиться к ней. Ду-шить он будет кого-нибудь другого.
  Борис стоял во тьме деревьев и как хищник, выслеживающий свою жертву, неподвижно наблюдал за дорогой. Он чувствовал себя уверенно, он хотел еще раз доказать самому себе, что умеет нападать и биться, что сила на его стороне и он способен убить любо-го, кого сочтет нужным. С каким насла-ждением он отнял бы жизнь у Ленки! Как хорошо было бы встретить Димку! Борис больше не боялся его. Если бы одноклассник появился сейчас в поле зрения, если бы он был один   Борис, без сомнений, напал бы на него. С большим удовольствием он растерзал бы этого негодяя, разбил бы ему лицо, изорвал одежду, задушил, отрезал бы ему член и перерезал горло! Но время шло, а знакомых не было. А он обяза-тельно должен был убить кого-нибудь. Ему так хотелось этого!
  Волнение его улеглось, Борис был спокоен. Удивительно спокоен. Словно не было череды убийств, словно он пришел не за новой жертвой, а просто стоял и отдыхал после трудного дня. Голова его слегка кружилась, но это было, скорее, следствием легкого не-домогания, а не волнения.
  Довольно долго дорога была почти пуста, пару раз появлялись лишь ста-рики. Но вот Борис увидел одинокую девушку. Он не мог рассмотреть ее лица, однако в фигуре барышни угады-валось что-то знакомое. Борис не знал, кто она и как ее зовут. Похоже, девушка была ненамного старше его и он видел ее в школе или встречал на улицах поселка. Скорее всего, живет здесь поблизости.
  Борис решил, что она как раз подой-дет ему. Пусть именно эта девушка станет его жертвой. Конечно, она не унижала Бориса и не надсмехалась над ним. Но кто-то должен был сегодня погибнуть. Борису хотелось увидеть ее кровь и предсмертные муки. Он решил надругаться над ней и почувствовал сексуальное возбуждение. Его не вол-новало, что в этот не слишком поздний час случайные прохожие могут увидеть расправу. Глупые людишки даже не поймут, за что он убьет сейчас эту барышню. Ну и пусть.
  Борис достал свой нож и веревку. Стараясь не шуметь, он вынырнул из темного укрытия. Уже знакомая ему дикая сила вновь завладела им, напол-няя тело энергией и решимостью. Он не чувствовал сомнений и жалости. Жалеть ему было нельзя: жалость   это признак слабости.
  Негодяй быстро нагнал девушку и, не раздумывая, сходу всадил ей нож в бок. Нож вошел легко, почти всем лез-вием. Девушка не сразу поняла, что за боль пронзила ее, она не успела даже обернуться и испугаться, а напавший сзади Борис накинул уже веревку на ее горло и стал душить с остервенением, так, как он душил свою мать во сне. Девушка попыталась вырваться и за-кричать, но крика не получилось: было слишком поздно.
  Чувство превосходства завладело Борисом. Нет, он ничего не имел про-тив этого хрупкого создания. Он просто воплощал свой сон, а заодно освобож-дал ее от земных мук. Девушка не могла обернуться, не могла позвать на помощь. Вскоре она медленно повали-лась на колени, начала хрипеть и пере-стала сопротивляться совсем. Но Бо-рис еще некоторое время продолжал сдавливать свою веревку. Наконец он понял, что дело сделано, и нехотя, без страсти, опрокинул тело на землю.
  Борис не видел ее лица, пока душил. Сейчас он смог рассмотреть его. Сим-патичное личико портила застывшая на нем недоуменная с отпечатком ужаса гримаса. Но большие, готовые вылезти из орбит глаза, застекленевший взгляд возбудил убийцу еще больше. Борис распахнул куртку жертвы, расстегнул молнию на ее джинсах, затем не без труда стащил джинсы до колен и разо-рвал трусики. И тут остановился, не стал спускать с себя штаны и навали-ваться на барышню. Он никогда еще не занимался сексом и даже не видел порнографических фильмов. Интимное место девушки смутило его. В нереши-тельности, он ощупал волосатый лобок и, подняв руку выше, почувствовал что-то липкое на животе. Борис понял, что случайно запачкался кровью, которая все еще струится из-под ножа. Ему вдруг стало не по себе. Возбуждение сразу улеглось. Какой-то щелчок раз-дался внутри головы, словно кто-то ударил его камнем по черепу. Борис почувствовал приближающуюся тошно-ту и бросился прочь, оставив на месте преступления веревку и свой нож.