Глава 9. Ласковый чёрт Иудушка Головлёв
Меня оживлённо беседующие не заметили, и я встал за колонной, пытаясь вникнуть в содержание разговора. Патрик говорил по-английски, Вероника переводила, затем отвечала Анастасия, а наш отечественный бандит-кинодеятель больше молчал, иногда небрежно кивая головой и что-то полупрезрительно мыча. Пресмыкаться перед Патриком он явно не собирался и такая его позиция мне нравилась, хотя в смысл переговоров я так и не проник.
Я не знал как быть: то ли открыться и приблизиться к участникам буфетного делового застолья, то ли по-тихому ретироваться.
Мои сомнения разрулил Афанасий, бесшумно подошедший ко мне со спины и тронувший за локоть. Он мотнул головой и я пошёл за ним следом в сторону парадной лестницы.
- Пусть потолкуют, - сказал он мне доверительным шёпотом. - Мы люди маленькие - это не наше дело.
- Ты всё? Освободился? - спросил я его тоже почти конспиративно, по-приятельски, чувствуя к нему дружескую симпатию.
- Да. Меня отправили на небеса... или в ад. А ты и не посмотрел мой выход?.. Впрочем, там нечего и смотреть.
- Да я... Охраняю... - сделал я робкую попытку оправдаться за непроявленный интерес к его творчеству. - А ты сейчас в зал?
- Зачем? - ответил он. - Меня тошнит уже от этой пьесы.
- А как же Нина? Она там одна.
- Ну и что? Таким, как она, лучше не мешать. Пусть смотрит без рядом сидящего раздражающего фактора. Я буду либо недовольно пыхтеть, либо засну и начну храпеть.
- Наговариваешь на себя... Я думал, ты подружишься с ней. Она умная и хорошая.
- Не сомневаюсь. Только я ей вряд ли буду интересен. Ей нужны герои-любовники... такие как вы с Маратом и Гришей! А я - характерный...
- Характерные - в миллион раз интересней!
- Молодые женщины этого не понимают. Им подавай принцев. Либо таких толстопузиков как я, но с мошной...
- С мошной ты как раз стал бы совсем неинтересен.
- Почему?
- Потерял бы страдательное обаяние. Превратился бы ... в надутого поляка.
Ему понравилось моё замечание. Он потёр свои руки и многозначительно посмотрел на меня.
- Да... С тобой занимательно вести душевный разговор... Может, пойдём и возьмём бутылочку? Постановка нескоро закончится.
- Нет. Нам сейчас в дорогу. Хочешь с нами в машину? Я договорюсь.
- Хочу!
Афанасий даже выпрямился от радости. Ему нужна была Вероника! Лишь бы только сидеть рядом с ней и дышать одним воздухом.
- Тогда иди к Нине, объяснись и в путь!
- А если швед уже забронировал место в автомобиле?
- Вряд ли... Наш продюсер его еле терпит. Он, ведь, сам - меценат и, возможно, покруче!
- Пожалуй, ты прав... Наши пощедрей, чем люди с Неметчины...
На этом мы временно расстались, и я вновь побежал наверх и, не сбавляя скорости, по-деловому, сразу направился к нужному столику. Все, кроме Патрика, обрадовались моему появлению. А мне понравилось, что наш Иннокентий сухо и решительно попрощался с явно расстроенным шведом, хотя тот и продолжал улыбаться.
"Всё-таки, наши люди естественней!" - подумал я, следуя следом за дамами, которые со спины были поразительно похожи. - "Уж если расстроятся - так шапку оземь и пропадай всё пропадом! Хорошо это или плохо? Наверное, плохо... А может и хорошо. После опустошённости наступает новое качественное наполнение..."
Узнав, что Афанасий актёр из труппы Бергельсона, Иннокентий как бы даже обрадовался. Наверное, это было стилем его существования - забирать всё лучшее у других. Как хороший менеджер богатого хоккейного клуба он высматривал таланты, выращенные в других - более бедных, и пользуясь своей финансовой обеспеченностью, легко и без комплексов уводил их к себе. Рынок есть рынок. Всё покупается и всё продаётся!
А мы в три голоса, включая меня, Веронику и Анастасию, вдохновлённые его положительной реакцией, отрекомендовали нашего нового друга с самой лучшей стороны. Особенно старался я - чтобы реабилитироваться за игноранс выхода Афанасия на сцену:
- Видели бы вы, как он играет честных обманутых мужей!
- А нечестных предателей и подонков он сможет? Которые перекинулись на сторону врага в поисках лучшей жизни? - с насмешкой в голосе спросил продюсер. А потом повернулся к сидевшей рядом исполнительнице главной роли. - Виолетта никак не может найти ничего подходящего на роль Духновского.
- Сможет! - без колебаний ответила Ковалевская. - Слышал бы ты, как Афанасий читает "Маленькие трагедии" Пушкина в разных лицах!
- Причём тут Пушкин?! - несколько раздражённо выразил неудовольствие Иннокентий. - У него всё величественные герои, даже Скупой рыцарь. А нам нужен просто мелкий ущербный тип, который благодаря обстоятельствам вознёсся на немыслимую для него ранее высоту и теперь может, используя заполученную власть, всласть издеваться над благородными людьми и казнить их.
- Сможет! - упорствовала Анастасия. - Он на Иудушку Головлёва пробовался, но фильм зарубили. Сказали - сейчас не формат. Народ хочет про убийства и секс.
- Будет ему про убийства... - продюсер-бандит закурил сигарету. - И про секс...
- Я в постельных сценах сниматься не буду! - решительно предупредила Вероника.
- Это не надо, - успокоила Анастасия. - Это я сама смогу...
- Голой всё равно придётся сняться, - перебил Иннокентий. - Виолетта придумала купание в холодном море. Надо будет пробежаться по заснеженному песку и броситься в набегающую волну... Сможете?
- Сможет! - вплёл голос я за Веронику, вспомнив её давешнюю стойкость в ледяной воде ранневесенней речки и беспокоясь за возможный отказ последней из чувства противления. - Она стихийная моржиха. Любит иногда купаться в очень холодной воде.
- Это хорошо, - удовлетворённо хмыкнул бывший бандит. - Я и сам всегда на Крещение ныряю в "иордань".
- Вы верите в Бога? - спросил доселе скромно молчавший Афанасий дрогнувшим голосом.
- А как же? Всё делается с божьей помощью. Без него - никуда!..
Мы надолго замолчали, наверное, чтобы раньше времени не усугублять наладившиеся отношения. Я давно заметил, что люди новой криминальной волны, особенно вылезшие из активистов номенклатурного комсомола, особенно подчёркивали свою близость к Богу, выставляя напоказ нательные золочённые кресты и непременно устраивая со своими сексапильными пассиями венчания в церквах.
Мы сделали остановку только на Рижском взморье, где водитель накачался крепким чёрным кофе чтобы не заснуть. Я походил по берегу в одиночестве, пытаясь услышать отдалённый шум моря. Но над заливом висела глухая темнота, а свет и звуки исходили только со стороны дороги - от проезжающих машин и музыки из нашего стоящего автомобиля.
Зная, что утром мы будем в Каунасе, я попросил вышедшую ко мне из темноты Веронику сделать так, чтобы мы тормознулись в этом городе и посетили музей чертей. Она согласно кивнула, и мы поехали дальше.
Я, в некотором напряженном нетерпении, ожидал когда и как станет выполнять мою просьбу Вероника. А она начала издалека. Пожаловалась, что в силу жизненных обстоятельств долгое время не имела возможности и времени посещать музеи и разные исторические достопримечательности. Анастасия её поддержала и посетовала, что проработав с Костей и Надей достаточно продолжительный срок в Санкт-Петербурге, так и не успела побывать ни в Эрмитаже, ни и Русском музее. Только и случилось посетить Петропавловскую крепость и Казанский собор, да и то лишь потому, что их идейный лидер и режиссёр пытался в этих местах устроить свои представления для музейной публики.
- А мы не будем проезжать литовскую столицу? - спросила Вероника.
- Нет, - ответил водитель Иннокентий. - Вильнюс в стороне. Рядом с Белоруссией. Мы можем заехать в Каунас, если не торопитесь. А можем и его оставить в стороне. Быстрее доберёмся вдоль берега.
- Не надо оставлять в стороне! - воскликнула Вероника. - Там, ведь, есть достопримечательности?
- Ещё какие! - торопливо вступил и я, став перечислять. - Костёл Витовта, княжеский замок, музей Чюрлёниса...
- Чюрлёниса?.. - переспросила Вероника. - Это в смысле чертей по-литовски? Как-то я слышала о таком...
- Чюрлёнис это композитор. И художник. Вроде Айвазовского. Только более современный. А про чертей я даже и не знаю. Разве может быть такой музей?
- Может, - твёрдо сказал Иннокентий. - Туда и заедем. Мне надо кое с кем там почирикать неподалёку. А вы погуляете по экспозиции. На другие места у нас сейчас времени нет. Каждый съёмочный день влетает в копеечку. Сразу начнёте работать.
- Вот тоже Карабас-Барабас... - вздохнула Анастасия. - Тогда едем сразу в Палангу. Обрадуем Виолетту спозаранку. Как раз подоспеем к её утреннему кофе.
- Нет. Мне нужны деньги. Пока вы будете бродить среди чертей, а потом подкрепляться в забегаловке каким-нибудь тамошним свекольным супом или пельменями с брусникой, я успею смотаться в Урмас. Он любит с утра делать обход.
- Разве он не в Клайпеде?
- Зимой в Клайпеде дуют холодные ветра с моря. Он уже старый. Боится простудиться. На зиму предпочитает перебираться в глубь страны.
- У него там зимняя квартира? Как медведь перебирается в берлогу?
- У него берлог не бывает. У него только стоянки и лёжки. Он всегда в движении, потому и такой бодрый.
"Тоже охотник. Всё понимает!" - отметил я машинально, больше соображая о ком он говорит. Неужели о дяде Жоре?
- Как Локис? - всё-таки спросил я.
- Как Локис, - подтвердил Иннокентий. - А ты что - знаешь литовский?
- Разве для этого требуется знать их язык? По-моему, достаточно общих знаний.
- Не скажи. Я сам о нём узнал только недавно, когда Виолетта посоветовала посмотреть этот фильм, чтобы я проникся, чего она добивается. Ей нужен тайный мистический ужас, какого в военных фильмах раньше не бывало. Я не против. Пусть. Это и в тему, и новаторство...
Пересечение двух границ отняло значительное время и в Каунасе мы оказались когда уже вставало солнце. Хозяин автомобиля высадил нас на пешеходной улице Лайвес - аллее Свободы, препоручив заниматься нами своей подруге и предупредив, чтобы в конце своего путешествия мы ожидали его в упомянутом музее. Напоследок он посоветовал нам подкрепиться не ожидая его, потому что потом мы сразу отправимся в Клайпеду.
Этот совет мы исполнили сразу в первом же встречном маленьком уютном кафе, напившись чаю и кофе с горячими булочками.
- Ты знаешь что-нибудь про Каунас? - спросила меня Вероника, прихлёбывая горячий кофе с молоком.
- Знаю, что здесь учинил самосожжение некий студент в знак протеста против советского режима, а потом в городе начались волнения.
- Когда это было?
- В семидесятые... Об этом я узнал от литовских туристов, с которыми задружил на Чёрном море. Приятные ребята - три девушки и парень. Они держались особняком, но меня сразу включили в свою компанию.
- Показался?
- Наверное. Им понравилось, что я очень точно воспроизвожу фамилии литовских деятелей и, вообще, кое-что знаю об их стране, хотя особенно ей никогда не интересовался. Между прочим, одна из них была русская, но лихо говорила по-литовски.
- Они были отсюда?
- Нет. Из Шяуляя.
- Очень уютный городок, - включилась в разговор Анастасия. - Между прочим, там впервые в СССР превратили одну из улиц в пешеходную зону, а второй стала аллея Свободы в Каунасе. Мы пройдёмся по ней. Она вам понравится.
- Ещё бы не понравилась! - сказал Афанасий, вытирая салфеткой губы. - Здесь всё нравится, даже местные люди.
- А как же национализм? - спросил я.
- Он у них тут здоровый, - ответил актёр. - Они гордятся своей историей и рады с ней поделиться с приезжими.
Актёр и актриса оказались правы. Мы с удовольствием прошлись по этой замечательной улице, которая сохранилась в первозданном виде, несмотря на вражеские нашествия соседних больших народов во время взаимных разборок, и была очень ухожена.
В музее чертей меня привлекла голова одного старого чёрта. Если убрать рога и бородку, но оставить усы, он поразительно походил на искомого дядю Жору. Я сказал об этом на ухо Веронике, и она остановилась, пристальнее вглядываясь в него, запоминая.
"А ведь он, возможно, где-то рядом. И Арсиноя с ним неподалёку!" - забилось вдруг у меня сердце в волнении. - "А мы собираемся куда-то ехать на съёмки!"
Пришедшая мысль, похоже, спонтанно передалась и моей боевой подруге.
- А что? - обратилась она непринуждённо к Анастасии, как бы походя. - Иннокентий уехал на встречу со спонсором-меценатом?
- Скорее пауком-ростовщиком! - довольно резко ответила Анастасия. - Гадкий тип. Вроде ласковый, так и ублажает всех своим голосом, а на самом деле закабаляет, опутывает нитью с ног до головы и высасывает кровь.
- Какой ужас! - сказала Вероника. - И что? Без него нельзя обойтись?
- Наверное, нельзя... - грустно сказала Ковалевская. И добавила, уже обращаясь к Афанасию. - Вот живой образец, с кого можно лепить образ Иудушки Головлёва! Вы же там проектировали осовремененный образ?
- Проектировали, - согласился тот, печально вздыхая. - Не дали нам ходу, хотя всё так хорошо начиналось.
- Вы заинтриговали! - поспешно вклинился я, испугавшись что разговор уйдёт в другую сторону. - А нельзя ли его живьём увидеть... вашего Иудушку-паука? Или он без надобности не выходит на свет божий из своего тёмного уголка?
- Да нет. Выходит. Он и на съёмки к нам приезжал. Можно сказать, человек публичный.
- Публичный? А как его зовут в таком случае?
- Зовут?.. Иннокентий его шутливо обозначил как дядюшку Джо... или Джорджа. А по имени-отчеству и фамилии я как-то не запомнила, хотя ФИО у него необычное... Вроде Георгий Вильяминович... Или ошибаюсь. Он, ведь, светился всегда без лишнего шума и недолго. Помаячит рядом, поулыбается, обласкает словами да исчезает.
Я не стал её поправлять. Всё было ясно... Или неясно? Что делать? Ехать в Палангу или оставаться здесь?
Свидетельство о публикации №218111101575
И в каждой главе много дум наводит он. Например, тут. Фраза =Здоровый национализм.... Они гордятся своей историей и рады с ней поделиться с приезжими.= вызывает в памяти почти забытытую теорию маркиза ЛаФаета о либеральном национализме. Вот так и загнивают империи и распадаются. Сначала - "мы самые-самые", потом так и быть громко разрешают "цвести всем цветам". А если паче чаяния, после распада, али времени смутного, случилась метаморфоза и после имперской "гусинецы" возникает "имперский" жук, то в конце топчут клумбы, что бы из толпы вновь получить колонну и не либеральничать.
Левин Айзек 01.03.2019 06:21 Заявить о нарушении