Экспромт Александра Абдулова

Эту встречу судьба мне подарила в сентябре 1989 года.
Как член редколлегии «Правды», я  был командирован в Испанию на праздник братской газеты «Мундо обреро», органа испанской компартии.
По давно заведенной традиции, такие обменные поездки практиковались ежегодно. Главный редактор «Правды» Виктор Григорьевич Афанасьев, например, летал, как правило,  во Францию, на праздник «Юманите». Мне до этого доводилось бывать в Польше (тогда еще я работал в Белгородской областной газете и был приглашен  в Опольское воеводство, с которым «дружила» наша область), потом, уже от "Правды" - в Чехословакии, на  празднике газеты «Руде право», позже – в маленьком государстве Сан-Марино в самом центре Аппенинского полуострова, еще позднее, в феврале 1991 года – в Китае… Ну, а в этот раз предстояло лететь сначала в Мадрид, где меня должен был встретить собкор «Правды» Валерий Волков, а с ним – в Барселону,  собственно на праздник газеты.
Мое место в самолете оказалось у иллюминатора, в первом ряду после бизнес-класса. Накануне вечером я прихватил из редакции свежий номер «Правды» и теперь в ожидании взлёта просматривал материалы. Два места рядом со мной долго оставались незанятыми. Лишь когда входные двери салона с шумом захлопнулись, передо мной выросли фигуры попутчиков. От неожиданности я чуть не онемел: это были Александр Абдулов и Александр Адабашьян.
Надо сказать, четверть века журналистской работы к тому времени почти излечили меня от присущей с юности застенчивости. И всё же при встречах с людьми известными, публичными я невольно испытывал некий комплекс. Одно дело, если ты общаешься с человеком по работе, выполняя редакционное задание или  собственный творческий замысел, - тогда собеседник тоже уважительно понимает, что у тебя к нему непраздный интерес. Но совсем иначе себя чувствуешь,  когда встреча оказывается случайной. Остаться  равнодушным, безучастным – вроде бы невежливо. Проявить любопытство? Но ведь публичный человек – прежде всего человек, ему тоже иногда хочется отдохнуть от назойливого внимания окружающих. Вот и решай, как быть…
В моём случае ситуация разрешилась просто. Абдулов, едва только разместился в соседнем кресле, тут же заинтересовался:
- «Правду» читаете? Ну и как? Действительно, правду пишет?
В вопросе звучала ирония. В те позднеперестроечные годы  стала уже банальной шутка, что, мол, в «Правде» нет правды, в «Известиях» нет известий, остается лишь «Труд», да и тот за две копейки…
- Стараемся, - уклончиво ответствовал я, не принимая вызов.
- То есть?! – удивился Абдулов. – Вы что же, работаете в этой газете?
- Да, - подтвердил я.
Сосед непритворно удивился и протянул руку:
- Саша. Будем знакомы.
Слово за слово, в разговор включился и Адабашьян. Наскоро обменялись мнениями, что называется, о текущем моменте, нравах  современной отечественной прессы и насущных общественных проблемах. Тем временем самолет набрал высоту, и стюардесса стала разносить напитки и еду. Нам, как пассажирам эконом-класса, она принесла подносы с закусками и по стакану красного вина, потом проследовала мимо в бизнес-класс с  бутылками коньяка. 
Абдулов взволновался. Перехватив стюардессу на обратном пути и понимая, что давно ею опознан, он полушопотом высказал обиду:
- Милая девушка, ну почему такое неравенство? 
Девушка, явно польщённая вниманием знаменитого пассажира, с улыбкой ответила:
- Такие правила! – и вернулась к рабочему месту.
Но когда ей снова пришлось проделать тот же путь, Абдулов опять попытался достучаться до её сердца. И оно дрогнуло.
- Хорошо, - еще более чарующе улыбнулась стюардесса  и почти прошептала: - Только по чуть-чуть!
Абдулов  галантно поцеловал ей руку. А едва она скрылась за пологом бизнес-класса, склонился под сиденье своего кресла и выволок недюжинный саквояж. Раскрыл его, и из пасти саквояжа на нас нацелились стволы как минимум дюжины … коньячных бутылок!
Я расхохотался:
- Зачем же было толкать бедную девушку на служебное преступление?
- Тактика! – поднял палец Абдулов. - Конспирация!
После чего обратился к Адабашьяну:
- Саня, где у нас спецпаёк?
Адабашьян ненадолго отлучился и вернулся с другим саквояжем, из которого были извлечены наливные  помидоры, утренней свежести огурцы, исполненные аристократического достоинства балык и сёмга, прочие вкусности. Размещая всё это на наших утлых столиках, Абдулов пояснил, откуда что взялось. Оказалось, летят они с тёзкой на кинофестиваль в Сан-Себастьян, накануне друзья провожали его в ресторане «Узбекистан», а поскольку он родом именно из этой солнечной  республики, то и  снарядили его в ресторане как родного…
Роскошный ужин, да ещё и в компании с такими яркими, блестящими попутчиками – для меня, журналиста, это был воистину дар небес! Но, оказалось, самое яркое действо ждало ещё  впереди.
Нашему самолёту предстояла кратковременная посадка в Берлине – то ли для дозаправки, то ли для пополнения пассажирского салона. Почему-то всех нас попросили выйти в зал аэропорта, пребывание в котором сулило часа полтора бессмысленной, неприкаянной скуки. Но… Я бездарно недооценил тот факт, что моими спутниками были АРТИСТЫ!
Едва ступив в тесный, переполненный разноязыким людом зал, Александр Гаврилович  зорким взглядом обнаружил у дальней стены сверкающий лампочками игровой автомат и энергично увлёк нас к нему. Надо было видеть, с каким хищным азартом приближался Абдулов к его призывным огням. Он не шёл – он пружинисто, мягко, словно опасаясь спугнуть, подступал к цели, и встречные  невольно, без лишних слов,  расступались, подчиняясь этому почти хищному, неудержимому движению.
Оказавшись наконец лицом к лицу с автоматом, Абдулов спохватился:
- У вас есть валюта?
Мы оба – и я, и Адабашьян – сконфуженно развели руками. Александр Гаврилович на какую-то минуту увял, но тут же взбодрился и ринулся куда-то вбок – туда, где у кассы обмена валюты толпилась внушительная очередь. То и дело извиняясь, артист быстро продвинулся к желанному оконцу и протянул туда несколько красных советских десятирублёвок. Увы, кассир с улыбкой отвергла предложение: «Это не валюта!»
- Как?! – с неподдельной искренностью возмутился Абдулов. – Здесь, в братской стране, советские деньги – не валюта?!
Очарованная  зрелищем толпа одарила его щедрыми аплодисментами. Но артисту  сейчас зрительского внимания было явно мало.  И, не теряя куража, он вернул нас к бездушному агрегату. Выбрав из кармана один из червонцев, Абдулов вставил  его в разверстое отверстие деньгоприёмника. Мы с Адабашьяном рассмеялись:
- Пустые хлопоты! Прощай, десятка!
- Спокойно! – осадил нас  Александр Гаврилович. – От денег ещё никто не отказывался!
И вправду, автомат  заработал – загремел всеми своими погремушками, заблистал разноцветными огнями, задрожал в страстных конвульсиях – и … почти  с физическим негодованием выплюнул красную десятку.  Толпа, которая  следовала за нами в ожидании непредвиденного спектакля, взорвалась приступом смеха.
- Мало дали! – не смутился Абдулов, явно войдя в импровизированную роль. И, прибавив к  одной купюре другую, снова предложил автомату сыграть. Музыкально-феерический  аттракцион повторился с тем же результатом - и с тем же успехом у зрителей.
Да, я и раньше слышал, что Александр Гаврилович – человек  азартный, когда дело касалось подобных  игр. Да, и в те минуты в нём наверняка бурлил азарт, несколько подогретый коньком. Но – и это главное! – он был АРТИСТ, а потому  мастерски, увлечённо ПОДЫГРАЛ своему азарту, и вся зрительская аудитория в аэропорту Берлина  благодарно, восторженно, щедро отозвалась на его экспромт.
…Вскоре нам подали сигнал к посадке. Рейс продолжался, коньяк казался неисчерпаемым, разговоров хватило до самого Мадрида, где наши пути разошлись. Но  года через три встреча получила неожиданное продолжение.
К тому времени  я увлекся идеей возродить журнал первых русских эмигрантов «Иллюстрированная Россия», выходивший в Париже в конце 20-х – начале 30-х годов ХХ века усилиями Куприна, Бунина, Алданова и других писателей.  И, готовя очередной номер, я позвонил в «Ленком», чтобы взять у Абдулова интервью. Мне показалось, что он, мягко говоря, подзабыл наш совместный полёт, но какие-то смутно памятные детали, видимо, помешали ему отмахнуться от  моего предложения. Александр Гаврилович пригласил меня в театр,   и  разговор продлился часа два или три. Прошедшие годы многое изменили в стране, в людях, и беседа наша была уже в другой тональности, с другим настроением. Абдулов, кажется, так и не вспомнил меня, да это было неважно. Он серьезно говорил обо всем, чего мы касались в разговоре – о политике, об искусстве, о нравственности. Он провел меня по закулисью, познакомил с Олегом Янковским, встреченным в одном из коридоров, увлеченно рассказал о том, как вместе с коллегами возрождал храм, в котором спустя годы  отпевали его самого…
А я до сих пор храню в памяти тот полёт, в котором посчастливилось быть случайным свидетелем, как умеет вдруг распахнуться людям неподдельный, живой и светлый талант.