И ещё о Лёньке

О службе в Германии много есть чего вспомнить. А эту историю рассказал Пашка Даниленко, мой начальник разведки.
Стояли мы тогда в Ютербоге, на самой границе полигона, далеко от штаба дивизии, который находился в Крампнице, на окраине  Потсдама. Неподалёку от Крампница, в Олимпишесдорфе находились многие части дивизии, а главное – большинство служб по техническому обслуживанию техники. Вот из Олимпишесдорфа и гнал Пашка после планового ремонта контрольно-проверочную машину противотанковых ракет (КПМ). Машина эта тяжеленная, четырнадцать тон, на базе древнего автомобиля ЗиЛ-157, похожего на внезапно ожившего доисторического ящера. Двигаться она могла со скоростью, не превышающей 60 километров в час – это по прекрасным германским дорогам. А по полигону она передвигалась потихоньку, пьяно покачиваясь с боку на бок на малейших неровностях из-за высоченного тяжёлого КУНГа. За рулём сидел бравый рядовой Лёня Плюхин, на всю дивизию прославленный своей уникальной способностью «влипать» во всевозможные и невозможные приключения, сохраняя при этом хмурую бодрость безвинного существа. Дозаправиться Лёня, конечно, забыл, а потому лицо его хранило особенно невинное и мечтательное выражение.
На подъезде к Ютербогу шоссе идёт вдоль протянувшейся справа железной дороги, а слева тянутся заборы бесконечных военных складов Альтес-Лагеря. Примерно посредине этих складских пространств дорогу пересекают рельсы железнодорожной ветки, протянутой от разгрузочной площадки через асфальт шоссе в глубину складских дебрей. Тут же есть и съезд на просёлочную дорогу, ведущую сквозь склады к полигону. По этой дороге путь до нашей части вдвое короче, потому ею мы всегда и пользуемся, что позволяет не только сократить путь, но и избежать встреч с придирчивыми постами военной автоинспекции. У этого маршрута есть лишь один недостаток – огромная глубокая лужа сразу при съезде с шоссе, метров двести в диаметре, называемая отчего-то Морем Лаптевых, хотя происхождение этого названия не установлено. Для военной техники лужа эта серьёзным препятствием не является, однако, учитывая свеженькую краску на только что отремонтированной машине, Пашка предпочёл бы длинный вариант пути по асфальту, но, как назло, шоссе было временно перекрыто. Там, где асфальт пересекают рельсы, работали немцы, человек пять, в оранжевых касках и такого же цвета жилетах, перегородив дорогу металлической решёткой. Они дружно стали выставлять ладони с растопыренными пальцами, крича: «Warte, warte! Halten Sie sich f;r f;nf Minuten!»– пять минут, мол, погоди. Паша, как истинный русский, в заверения о пяти минутах не поверил, а потому, вздохнув, скомандовал: «Давай, Лёня, через море». И, тяжело переваливаясь на неровностях, прославленная русская машина вступила в Море Лаптевых, и даже проехала   метров тридцать, перед тем как заглохнуть в самом глубоком месте.
– Не понял, в чём дело? – удивился Паша Даниленко и тут встретился с безмятежно-безвинным взглядом Лёни Плюхина.
– Да просто бензин, наверное… Или с баком что-то, –  сказал Лёня таким тоном, каким говорят: «Подумаешь, делов-то!»
– Убью, студент, – сказал Паша искренне. –  А в дополнительном баке?
(Тут надо сказать, что все военные автомобили в Советских войсках в Германии оборудовались дополнительными баками для повышения запаса хода. Был такой, причём, штатный, шестидесятипятилитровый и на ЗиЛ-157)
– Да вроде есть… кажется, – пожал плечами Лёня.
– Убью, студент! – сказал Паша ещё более искренне.
– Да не дотянусь я, – возмутился Лёня Плюхин. – Что, в воду лезть, что ли?
Тут Лёня внимательней пригляделся к Пашкиному лицу и, вдохнув, бурча что-то под нос, вылез из кабины и попытался с подножки дотянуться до крана переключения бензобаков. После нескольких гимнастических поз он, наконец, потерял равновесие и свалился в воду, которая доходила до колена. Чертыхаясь, открыл бак, заглянул, хотя знал, что он пуст. Закрыл. Ворча, переключил кран подачи бензина и тут замер, услышав дружное немецкое ржанье.
Посмотрел мрачно в сторону веселящихся немецких рабочих, которые от души потешались над незадачливыми русскими вояками, жестикулируя и демонстративно приседая от хохота, держась за животы. «Рус фанер! – кричали они. – Субмарин! Буль-буль!» И ещё много всякого.
И до того обидно стало Лёньке, что он ещё с полминуты не мог двигаться, глядя угрюмо на кривляющихся рабочих. Потом, вальяжный и неторопливый, сделав равнодушное лицо, насвистывая что-то вроде мелодии,  достал из бокового инструментального ящика старое мятое ведро, открыл пустой бензобак, зачерпнув из лужи, влил два ведра воды и закрыл крышку. Закинул ведро в ящик, открыл боковую крышку капота, подкачал бензин из дополнительного бака, спиной ощущая тяжесть воцарившейся мёртвой тишины. Лениво повернулся, сделал немцам ручкой. Те стояли неподвижно с приоткрытыми ртами. А Лёня медленно поднялся на подножку, лениво очистил об неё подошвы сапог, сел в кабину. Машина завелась с пол-оборота.
Уже выехав из Моря Лаптевых, сворачивая за здания складов, Лёня с Пашкой дружно глянули на оставшихся далеко позади рабочих. Те так и стояли, остолбеневшие, сражённые, видимо, до конца своих дней, удивительными боевыми качествами советской военной техники.