Суровой прозой о верлибре

В дни празднования 100-летия Иркутского государственного университета, основанного в 1918, мне вспоминались яркие события студенческой жизни в его стенах. Я учился на физическом факультете с 1966 по 1971, участвовал в общественной жизни в качестве редактора стенгазеты факультета и пробовал писать стихи. Одно стихотворение — зарисовка из стройотрядовской жизни — было опубликовано в многотиражной газете ИГУ. Вот оно:

Сосны замерли, будто прислушавшись.
Там, внизу — танцплощадки пятно.
И есенинская взволнованность
с задушевной тоской заодно.
Там — концерт. Математик Володя
нам читает про Шаганэ
и тоскует о русском народе,
о волнистой ржи при луне.
Ну, а мы — на суровом Севере,
только сосны да сосны кругом,
и мечтаем о южном береге
с жарким солнцем, горячим песком.
Только мы бы там долго не пробыли,
потому что мы с Севера, что ли,
и нужна нам сибирская воля
вместо мягкости южных ночей.
О, Есенин! Как жаль — ты не с нами
и не пел ты сибирской красы.
Жаль, не видел ты Бирюсы
и не плавал Байкала волнами...

В той газете иногда публиковались стихи студентов - начинающих поэтов, и существовало ЛИТО (литературное объединение) университета, старостой которого был Владимир Артёмов, а куратором — Ростислав Иванович Смирнов. Один поэтический вечер, организованный ЛИТО в 1969 году, мне хорошо запомнился.
Вечер открыл Владимир Артёмов, в то время студент 4 курса филфака. Он держался уверенно, голос чуть срывался, но речь текла ровно и внушительно. Он говорил о ценности поэзии в жизни общества, о работе ЛИТО и продвижении творчества его участников в печати, огласил программу вечера: выступления поэтов состоявшихся, поэтов начинающих, общая дискуссия.
Первым выступил Виктор Отинов с яркой эмоциональной лирикой, в которой есть мотивы из жизни геологов, с которыми он успел побывать в экспедициях. Запомнились его строки:

Я- климат континентальный,
я склеен из настроений.
Сегодня я — тверже стали,
а завтра — букет сирени.
Ты видишь меня веселым,
безоблачным и туманным.
Тебе не услышать стона
за звоном глухим стаканов...

Вторым выступил Яков Кром, уже известный читателям областных газет своими подборками стихов. Далее, со стихами выступила студентка 2-го курса филфака Татьяна Филимонова,  экспансивная девушка с ниспадающей на лоб челкой. В стихах ее кипели бурные, шекспировского уровня страсти, и присутствовавшая на вечере Анна Селявская, не выдержав, подала реплику с сомнением в том, что девушка действительно пережила в жизни такое. Было еще несколько выступлений, в одном из которых прозвучало эпатажное стихотворение с рефреном «не высовывайся!» И в явном противоречии с этой установкой, на вечере один поэт «высунулся», как говорится, по полной программе.
Это был Александр Сокольников. Он прочел свои стихи в стиле верлибра при молчаливом внимании зала, прерываемом хлопками в ладоши, издаваемой одной девушкой в заднем ряду. Судя по лицам, назревала буря дискуссии, которая произошла позже.
Выступили несколько начинающих поэтов с математического, физического, биологического факультетов. Среди них был физик Валерий Выборов, замечательно тонкая пейзажная лирика которого обратила на себя внимание, и это отразилось в подборке его стихов, напечатанной вскоре в газете «Советская Молодежь» с предисловием Сергея Иоффе. Удивительно то, что одно его стихотворение, услышанное однажды, врезалось навсегда в мою память:

Когда настанут холода
и снежный вихрь закружится,
в полночный час на провода
слетит ноябрь синей птицей.
Когда сквозь первый павший снег
трава восково зажелтеет,
когда застынут вены рек,
а солнце землю не согреет -
когда придёт ко мне беда,
твой гулкий выстрел лес разбудит.
Мой друг, со мной тебя не будет,
когда настанут холода.

Во второй части вечера состоялось обсуждение заслушанных стихов, и в его центре оказалось творчество Александра Сокольникова. Вначале выступили студенты. Одна девушка заявила, что стихов этих она не понимает, как и того, с какой целью они написаны. Другая девушка заявила, что не всем доступно понимание таких произведений, подобно тому, как различную музыку понимают по-разному люди различного уровня подготовки. Если кому-то это непонятно, нельзя считать это бредом. Ей тут же возразили: «Но ведь классическая музыка всем понятна!» Она ответила: «Нет, не вся. Например, музыка Равеля не всем понятна». Разговор продолжился на тему понятности стихов Пушкина, Лермонтова, Блока.
После нескольких задорных выступлений молодежи за и против стихов Сокольникова, его попросили пояснить образ «накрыться лужей». Александр вышел вперед и начал объяснять — неуклюже, сбивчиво. Он говорил, что в рукопашном бою, когда солдат падает, его укрывает тот, кто идет за ним. И когда он, поэт, идет по улице, по лужам с тонким слоем льда, ему кажется, что он может накрыться лужей — той, что оказалась за его спиной. Его спросили «в какой плоскости?» - и он ответил, что в вертикальной, от земли до неба, и когда спросили, от чего накрыться, он ответил «ну, просто накрыться!»
Потом Александр вышел к доске, взял в руку мел и очертил круг, пересек его вертикальной линией, протянув ее до верхнего края доски. Он спросил аудиторию: «что это?» Все молчали, а он ответил сам: «я утверждаю, что это — капля дождя!» Некоторые с ним согласились. Далее он рассказывал о своем необычном видении мира. Например, он выходит утром на улицу и видит над городом голубую дымку. И ему кажется, что это — Париж. Или смотрит на листья клена, и ему кажется, что это — руки, закрывающие лицо от ветра.
Одна преподавательница заявила, что в его стихах нет логической завершенности, четкой мысли, их можно продолжать бесконечно.  Образов много, причем хороших, но они нагромождены без всякой последовательности. Александр ответил, что пишет «единым духом», по вдохновению, и больше не правит стихи. Ему возразили, что великие поэты много работают над своими произведениями, а он, видите ли, считает свои творения каноническими. Он ответил: «Ну, если мои стихи гениальны, то слава Богу!»
Были и хвалебные выступления — о совершенстве образов в стихах Сокольникова, например в его миниатюре

Пчела извлекает
патефонной иглой
янтарную музыку мёда.

Затем выступил известный авторитетный литературовед Ростислав Иванович Смирнов - о традициях русского стихосложения, о преобладающем стиле — силлабо-тоническом, который характерен для русского языка и останется в памяти народа. Всё постороннее, наносное не приживется, исчезнет. «Верлибр не приживается у нас, как не прижился при Пушкине силлабический стиль». В стихах Сокольникова — нагромождение образов, нет организующего начала. «Эти стихи напоминают творчество Велемира Хлебникова, но это — пройденный этап в нашей литературе».
Александр был очень возбужден той характеристикой, что дал ему Смирнов. Он заявил, что в его стихах организующим началом является последовательность мыслей автора, как в песнях бурлаков. Оспаривал он и мнение о верлибре, сообщил, что знает одного крупного поэта, написавшего строки:

Я  возьму меч,
разрублю земной шар пополам
и положу его половинки на твою грудь,
и у тебя будет ребенок,
и он будет сосать из северного полюса.

И он спросил: «Ростислав Иванович, как вам нравятся эти стихи?» Тот ответил: «превосходные!» И Александр сказал внушительно: «Так вот: эти стихи написал я». «Но зачем мистификация?» «У меня нет другого способа спорить с вами!»
В зале поднялся шум, ропот. Сокольников сидел, большой, в зеленой рубашке с засученными рукавами и джинсах, и в рыжеватой броде его сверкали бисеринки пота.
Выступила Анна Петровна Селявская — вначале о всех прозвучавших стихах, что им недостает оригинальности. Как бы нет лица автора. В случае Сокольникова — лицо есть, «может быть, лицо это нам не нравится — слишком выступают надбровные дуги, слишком красивая борода, но оно есть, а лиц других авторов в стихах увидеть трудно». Далее Анна Петровна заявила, что к сожалению в некоторых строках Александра нет должного целомудрия: к примеру, как понимать строки «мы любим женщину толчками, как трогаются тепловозы на полустанках»? Александр оторопел и ответил на это вопросом «а как, по-вашему, любят рыбы?» Та ответила: «Ну, если это считаете нормальным, лучше накрыться лужей!»
В заключение вечера, выступил Владимир Артемов и подвел итоги своей гладкой продуманной речью, предложив в следующий раз, по предложению Ростислава Ивановича, уделить внимание гражданственности в поэзии.
Прошло почти полсотни лет со времен того вечера, и сама жизнь подытожила судьбы поэтов и их критиков, а также их творений. Многих уже нет в живых: В.А.Артемова, опубликовавшего прекрасные исследования творчества Евгения Евтушенко, Р.И.Смирнова, поэта и литературоведа, А.П.Селявской, великолепного лектора и исследовательницы русского  фольклора, хороших поэтов Виктора Отинова и Якова Крома. Столь трудно шедшая к читателям поэзия Александра Сокольникова  приобрела не только популярность, но и место в публикациях. Вспоминая все это, мне приходит в голову настойчивая мысль о не уничтожении, выживании подлинной поэзии, которая остается в памяти современников и пробивается к свету и в свет подобно весеннему ростку сквозь толщу всех наслоений.