6

                (до http://www.proza.ru/2018/11/12/1396)


  Игоря дома не было. Коробка дороги с паровозиком на ней одиноко стояла на его кухонном столе. Мои опекуны расстались со мной за входной дверью.

  В этот вечер раздались три звонка. Сначала позвонила Лера, интересуясь, как я.
  - Нормально. Игоря нет. В понедельник понесу заявление в милицию. И знаешь, ты в интернете не найдёшь мне телефоны или адреса волонтёров, что разыскивают пропавших людей?
  - Посмотрю, - пообещала она, - Только…
  Она замялась.
  Я ждал.
  - Давай сходим вместе в милицию.
  - Не надо. Я схожу сам.
  - Тогда обещай, что наденешь тёмные очки. С таким взглядом они тебя первого заподозрят.
  - Ладно.
  - А у тебя есть тёмные очки?
  - Да, лежат после Болгарии на тумбочке. Не переживай, обещаю.
  - Позвоню, когда узнаю о волонтёрах. Но перед походом в милицию обзвони морги и больницы.
  - Спасибо. Вы обе – потрясные девчонки. Я рад, что вы нашли друг друга.
  Когда я ей говорил это, то, ей-богу, жалел, что ничего не испытываю. Они заслуживали любви и заботы.   
  - Чмоки-чмоки от нас с Тилем.
  - Тоже целую.

  Через полчаса после этого звонка телефон зазвонил снова.
  «Посмотрела про волонтёров», - подумал я, подходя и снимая трубку. Я постарался сделать свой голос как можно приветливее.
  - Да, Лера?
  В ответ тишина, а потом злобный женский голос принялся меня оскорблять:
  - Уже Лера! Мало тебе, извращенец было Ии, которой ты жизнь поломал! Мразь, дерьмо! Чтоб ты сдох, гад!
  «Её мама, - понял я, - Наверно я это заслужил».
  Она ругалась ещё, в ход пошёл мат, а я слушал, не ощущая ничего. Когда она иссякла, то попросил:
  - Позовите, пожалуйста, Петра Леонидыча.
  Она кинула трубку, но отбоя не было, и скоро мужской голос сказал:
  - Алё?
  - Пётр Леонидыч, у меня к вам просьба. Если от этого вам станет легче, то приезжайте, я сам дверь открою и не стану сопротивляться. Убейте меня, пожалуйста. Я буду вам благодарен.
  Молчание, на фоне которого раздавались женские рыдания, а потом короткие гудки.

  Идя к себе в комнату, я впервые ощущал непонятную тяжесть внутри. Если бы я мог плакать…
 
  Ещё через полчаса опять ожил телефон.
  Я обречённо поднялся с постели и пошёл в коридор.
  Это был её отец.
  - Я внизу, у вашего дома. Спуститесь?
  - Сейчас, только оденусь.
  Я захватил нож побольше, для мяса. Вдруг он приехал без оружия.
 
  Его серая машина стояла у нашего двора.
  Мы не стали здороваться, он предложил для разговора сесть в машину. Тем более, что шёл дождь. Её отец был очень напряжён.
  В салоне он зажёг свет и поглядел мне в глаза. Недолго. Потом отвёл взгляд.
  - Что с вами, Виталий? Наркотики?
  - Нет, меня на днях выписали из дурки.
  - Откуда?
  - Из сумасшедшего дома.
  Он сжал кулак и разжал.
  - Звонок какой Леры вы ждали?
  - Вы её знаете. Были у них с Матильдой, когда… Так они мне сегодня сказали.
  - Аа… понял.
  Мы помолчали. Он смотрел в лобовое стекло, которое заливали струи дождя.
  Я открыл куртку, вынул из-за пояса нож и протянул ему ручкой:
  - Вот, возьмите.
  Он в недоумении оттолкнул его от себя.
  - Зачем это?
  - Убить меня. Я прошу вас. Можно выйти из машины, чтобы тут не запачкать. В тёмное место, без свидетелей. Пожалуйста… Если даже я умру не сразу, то никому не скажу. Лучше в горло. Знаете, где сонная артерия? Думаю, справа. Я найду на ней пульс и покажу вам.
  - Вы – сумасшедший!
  - Да, - кивнул я, - Помогите мне… умереть.
  Он искоса взглянул и отвернулся.
 
  - Что у вас произошло? На отдыхе…
  - Я её невольно обидел, хотя не желал этого. Она, не дослушав, так это восприняла. И обидела в ответ меня, став вдруг чужой. От этого я сошёл с ума.
  Её отец потряс головой:
  - Ничего не понимаю… Вы что, никогда не ссорились?
  - Никогда. У вас удивительная дочь.
  - Вы любите её?
  - Не знаю. Я выгорел внутри и ничего не чувствую.
  Мы опять помолчали. Затем он сказал:
  - У вас мёртвые глаза… Вам известно, что стало с ней?
  - Ти… Матильда мне сказала, что она – в нервной клинике.
  - У неё мания вины перед вами. Она – однолюбка, как и её мама.
  «Он ничего не знает, - с ужасом понял я, - И не надо ему знать. Правы мои опекуны: здесь с правдой не прожить. Хороший мужик».
  Вслух я сказал:
  - Я не помню, но девушки… Матильда и Лера говорят, что она навещала меня… там.
  Он снова взглянул на меня и отвёл взгляд.
  - Как вас могли выпустить в таком состоянии?
  - Я… не опасен. Разве что для самого себя.
  - Господи! – вырвалось у него, и он принялся бить себя кулаками в лоб, - Господи… за что?! Неужели...
Он осёкся.
  Я положил нож на приборную доску и схватил его за руки.
  - Успокойтесь!
  Он обмяк и не сопротивлялся.
  - Она вас очень любит, - сказал я, - больше, чем мать.
  Он всхлипнул и закрыл лицо руками.
 
  Немного успокоившись, её отец принялся говорить:
  - У них давно были конфликты. И тогда, когда вы первый раз познакомились. Но чтобы до такого дошло… и думать не могли. Я встречался с Ией, когда она перебралась к вам. Она была счастлива. Жена утверждала, что это ненадолго, вы поиграете с ней и бросите. А вот как оно обернулось… Может, я чего-то не знаю?
  - Её мама приходила ко мне в отсутствие… Ии и оскорбляла. Она была очень огорчена.
  Я ушёл тогда… в её пятнадцать лет, как вы попросили. Прошло три года, и мы случайно встретились. На том же месте. Каждый из нас решил, что это – знак. Мы не забыли друг друга.
  Он слушал, опустив голову.
  - Знаете, при каких обстоятельствах мы встретились первый раз?
  - Нет.
  - Тогда спросите об этом у неё.
  - Она не желает ни с кем общаться.
  Я не знал, что на это сказать и сказал, вероятно, не то, что следовало.
  - Все просто посходили с ума… У меня сосед по квартире хотел покончить с собой от несчастной любви. Я его остановил. Это отвлекло меня от самоубийства. А теперь он пропал. В понедельник в милицию пойду с заявлением, если не объявится.
  Он удивлённо посмотрел на меня и отвёл глаза.
  - Вы… кажется, неплохой… хоть и сумасшедший. Только что тут можно поделать? Нормальные-то не могут помочь. Говорите, ничего не чувствуете?
  - Нет. Я будто мёртв.
  - Ой, ё… - вздохнул он, - Идите домой. И нож захватите!
  Когда я выбирался из машины, он сказал:
  - Если у Ии будут хорошие новости, я вам позвоню. Потерпите, не накладывайте на себя руки. Ладно?
  - Попробую, - ответил я и захлопнул дверцу.

  Перед открытой парадной от меня отшатнулся мужчина, подняв руки вверх. Я непонимающе взглянул на него и прошёл внутрь.
  Только у двери квартиры, доставая ключи, я понял причину его испуга – тесак в моей руке.
  «Все пытаются отговорить меня… словно я уже не мёртв», - подумал я, входя в свою комнату. Ничего, завтра побегу.
  Я старался не думать о его словах: «У неё мания вины перед вами». Мной играют, обманывая. Как и его. Иина мать. Моя Ия не могла ТАКОГО и ТАК сказать, как мне было сказано в Болгарии. Это была уже не она. Что они творят с людьми…
  Но как не думать об этом?
  Меня обычно выручали песни. И я забормотал, как нередко делал, одновременно заменяя слова, хотя ни этот ансамбль, ни слом строя стихов в середине текста мне не нравились:
«В этом небе луна,
В этом городе ночь,
В этих окнах темно,
Здесь на улицах дождь,
Вода.

Стены мокрых домов,
Тень слепых фонарей,
Волны сонных машин
Спрятали день
Без следа.

Первые часы
Тайны хранят,
Ночь рассыпала сны,
Но дети не спят,
Дети ждут у окна, дети видят
Хрустальный блеск
Капель дождя
На лицах тех,
Кто по крышам бредет в никуда…
 Луна!

 Сегодня я снова пою,
Пою о тех, кто свалился с Луны.
Сегодня я снова пою
Пою для тех, кто свалился с Луны.

Ночные странники –
Братья собак
Им подали знак,
Их ждут.
В движеньи к истокам
Лунной воды,
В поисках дома
Они топят следы
В болоте минут.
Их поступь легка,
Как белая ночь.
Их лица светлы.
Они чувствуют дождь
Карнизов и крыш.
И так хочется прыгнуть
В открытый пролет…
Но утро, зевая, встаёт…
Спи!
Сегодня я снова пою,
О тех, кто свалился с Луны!
Сегодня я снова пою,
Для тех, кто свалился с Луны!

Какие же ты видишь сны?..»


                (а после http://www.proza.ru/2018/11/12/1406)