12

                (а ранее http://www.proza.ru/2018/11/12/1426)


  Очнулся я очень слабым. Перед глазами будто танцевали электрические разряды. Пришлось сомкнуть веки.
  - Он пришёл в себя, - сказал хриплый голос.
  «Безликий… - подумал я, - а сообщает, конечно, седому».
  - Так и есть, молодой человек, - подтвердил голос седого.
  - Пока вы болели, мы тут кое-что придумали для вас, - продолжил он.
  - Новую забаву? – спросил я, не открывая глаз, но подумал, что больно он вежлив. Не иначе, как хочет чего-то от меня. И тут до меня дошло, что мог впервые обратился ко мне лично! До этого они обо мне говорили в третьем лице. 
  - Можно сказать и так. Но, думаю, это будет вам интересно, - ответил седой.
  - Вы всегда считали, что мир вокруг устроен неправильно, - вступил в разговор хриплый голос.
  - А разве не так?
  - Для кого как, - уклончиво ответил за него седой, - Но суть нашего предложения вам в том, чтобы улучшить… изменить в лучшую сторону этот мир. Вашими усилиями. С нашей, разумеется, помощью.
  - Для этого недостаточно только уметь летать, - сказал безликий.
  - Да ещё где ни попадя, - добавил седой.
  - Вы сможете исцелять людей, знать всё про незнакомцев, провидеть их судьбы, - пояснил безликий.
  - Но с последним будьте осторожней, - предупредил седой, - Для прорицаний выбирайте достаточно двусмысленную форму, чтоб, в случае чего, могли истолковать свои слова по-другому.
  - Какое же это тогда прорицание? – удивился я, даже открыв глаза, - Это – мошенничество!
  В этот момент я заметил, что седой сильно изменился внешне. Он обзавёлся седой бородой, что-то случилось с чертами лица… Он теперь даже кого-то мне напоминал. Но кого? Раньше я не обращал внимание на разницу между этими могами. Седой был высок, не ниже меня, думаю, тогда как безликий – крепыш среднего роста.
  - Что вы в этом понимаете! – усмехнулся седой, - Реальность настолько изменчива и зависит от столь многих факторов, что возможна лишь некая вероятность предсказания. Мало того, вам никогда не приходило в голову, что предрекая, вы тем самым воздействуете на происходящее? Ведь один пророчество воспримет как рок, и при возникших тяжёлых обстоятельствах перестанет им противиться, считая себя обречённым, тогда как другой, зная наперёд, что должно случиться, позаботится, чтоб оно не сбылось. И вы сядете в лужу. Вот почему оракулы и пророки говорили загадками.
  «Интересно, - подумал я, - это никогда не приходило мне в голову».
  - Скажу больше, - продолжил он, - Именно поэтому люди властные и те, кто при власти, предпочитают воплощать свои представления, выдавая их за предначертания Свыше или за Необходимость. А значит, обладая огромными возможностями, вы легко сделаете то же самое и в предсказании не ошибётесь.
  - Но это тем более обман, - возмутился я, закрывая глаза. Невозможно было смотреть на пляску электрических разрядов.
  И услышал, как седой обратился к товарищу:
  - Я ж говорил, пустая затея. Мы всем недовольны, а делать ничего не будем. Подождём, пока принесут на блюдечке!
  - Не принесут, халявщик, - издевательски адресовался он ко мне, с шумом поднимаясь со стула, а затем, вероятно, обратился партнёру, - Я отказываюсь продолжать эту игру. Пусть дохнет, если хочет. Мне всё равно.
  - То есть, ты сдаёшься? – уточнил безликий.
  - Я не проиграл, - возразил седой, - а выиграл. Он – мертвец, потому как ничего не желает и ни на что не способен. В его кактусе больше жизни!
  - Полый человек, - презрительно продолжил он, - Как и те, кого осуждал ещё недавно. Он никого не сделал счастливым и не собирается сделать. Я считаю, что проиграл ты. Ангелы потому и выродились, что перестали отличаться от окружающих.
  - Я ухожу, - сказал он.
  - Иди, - спокойно отозвался безликий, - а мы ещё поворкуем.
  Воцарилась тишина. Я лежал, не открывая глаз, и думал. Седой, который теперь кого-то удивительно напоминал мне, был не так уж неправ. Больше того, он был совершенно прав.
  - И это тебе нравится? – спросил безликий, - Ты готов с таким итогом уйти?
  - Я – не отсюда, - попытался я закончить разговор.
  - Старая песня! – парировал он, - Каждый второй здесь заводит её, когда прищемят хвост, и забывая, когда ему прёт. Так у вас выражаются об удаче. Но ты, мне казалось, понимаешь это.
  Раз он обратился ко мне на «ты», то явно не хотел подлизаться. Ладно, начистоту так начистоту!
  - Разве не вы с ним устроили здесь то, отчего жить не хочется?
  - Нет, - только и ответил он, да так, что я сразу поверил.
  - А кто же?   
  - Это уже не важно. Знай только, что не мы. Эта вселенная никому не принадлежит. Поэтому в ней можно делать всё, что угодно. По-моему, её создавал двоечник. Натворил дел и сбежал. Ты любишь переиначивать тексты, поэтому выражусь в твоём вкусе об этой вселенной. Пустое место свято не бывает.
  В этой вселенной полно лазов, чёрных дыр и кротовых нор, неведомых, незарегестрированых туннелей. Туда и оттуда постоянно шастают неопознанные существа, которые не визуализируются!
  Я невольно усмехнулся: «Или визу…али…зируются, как вы с седым».
  И мысленно услышал, как негодующе «фыркнул» безликий. Как же, я дерзнул сравнить их, могов, невесть с кем!
  Но он продолжил:
  - Мы тут появились по вашим представлениям о времени довольно давно, и поначалу не успевали удивляться её устройству. Но что устройство! Больше всего удивляло то, что обитатели сего недоделанного мира, не зная иных, считают его лучшим из существующих! У вас вообще любят выбирать одного из одного, превознося его до небес. И столь же быстро забывают, едва появится новый кумир.
  Беда ещё в том, что эти хомо изначально созданы такими, что не желают меняться. Совсем как ты.
  Мы помолчали. По идее, мне надо было что-то ответить, но что? И тут меня осенило.
  Я спросил:
  - Скажи, Твоё Можество, вы с седым вцепились в меня, потому что в предках у меня ангелы или из-за любопытной психологической задачи? Поспорили с ним, что во мне осталось от тех, достойных существ, например.
  Видимо, я попал в точку, потому что безликий некоторое время молчал. А потом ответил:
  - Ты прав. Без или. Оба условия.
  «Ладно, - подумал я, - по крайней мере, тут он со мной не играет. Или… пришло время раскрывать карты».
  - Скажи, - вновь спросил я, - а Мессинг был ангелом?
  - Мессинг? – повторил он, - На твоём месте я бы спросил о Леонардо… Нет, ангелов не осталось. Но, в определённом смысле, Вольф им был. До конца любил и был верен одной женщине, зная все её недостатки и даже день её смерти. Никому не желал зла. Если б остальные были похожи на него, жизнь у вас была бы иной.
   - Но ведь Мессинг читал мысли и провидел. Он точно предсказал начало вторжения Гитлера в СССР и день окончания войны. А вы толкуете лишь о степени вероятности предсказаний. Как ты это объяснишь?
  Мне показалось, что внутренне безликий довольно усмехнулся. Он явно радовался, обнаружив во мне не столь глупого, как прежде считал, собеседника!
Его слова это подтвердили. 
  - Умница! Ты прибавляешь на глазах. Мало кому это удаётся перед смертью. Обычно их мысли путаются, и они ни о чём, кроме сохранения своего жалкого существования думать не в состоянии.
  Последнее, конечно, было мрачной шуткой. Или – напоминанием, чтоб не расслаблялся, указанием на дистанцию между нами.
  - Я отвечу, не беспокойся. Некоторые вещи не очевидны только глупцам или зашоренным правителям, убеждённым в непогрешимости и собственной гениальности, внушённой им льстецами. Здесь не обязательно быть Мессингом, несомненно, одарённым в ряде отношений, как в плане самопиара, так и создании легенды о самом себе. В последнем ему сильно помогли восторженные поклонники его искусства. Но буду честен, кое-что ему было открыто, хотя большую часть чудес пришлось придумать. Это работало на авторитет артиста, делало сборы, спасало его, наконец, создавая видимость высшего покровительства. 
  Будучи человеком умным и осторожным, не болтуном, он не был ни с кем слишком откровенен.
  За всех провидцев и медиумов откровенно высказалась женщина, некогда не менее знаменитая, чем Мессинг, в девичестве Елена Ган, а позже известная, как Блаватская. Вот её слова:
  «Что ж делать, когда для того, чтобы владеть людьми, необходимо их обманывать, когда для того, чтобы их увлечь и заставить гнаться за чем бы то ни было, нужно им обещать и показывать игрушечки… Ведь будь мои книги и «Теософист» в тысячу раз интереснее и серьёзнее, разве я имела бы где бы то ни было и какой бы то ни было успех, если б за всем этим не стояли феномены? Ровно ничего бы не добилась и давным-давно околела бы с голоду. Раздавили бы меня, … и даже никто не стал бы задумываться, что ведь и я тоже существо живое, тоже ведь пить-есть хочу… Но я давно уж, давно поняла этих душек-людей, и глупость их доставляет мне громадное иногда удовольствие… Вот вы так «не удовлетворены» моими феноменами, а знаете ли, что почти всегда, чем проще, глупее и грубее феномен, тем он вернее удается. Я могу вам рассказать на этот счёт когда-нибудь такие анекдоты, что животики надорвете от смеху, право! Громадное большинство людей, считающих себя и считающихся умными, глупы непроходимо. Если бы знали вы, какие львы и орлы, во всех странах света, под мою свистульку превращались в ослов, и стоило мне засвистеть, послушно хлопали мне в такт огромными ушами!…»
  Полагаю, тут комментарии не требуются.

  Мне оставалось только мысленно признать, что ответ исчерпывающий.
  Я молчал, с грустью переваривая узнанное, и привыкая к новому знанию.
  Поэтому, понимая, что я сейчас испытываю, заговорил мог.
  - Давай договоримся так, - предложил он, - ты подумаешь этот день и эту ночь. Посоветуешься, если найдёшь с кем. Но главное, с самим собой. И завтра скажешь, чего надумал. Попросишь оставить в покое – оставим. Но оставим навсегда. От тебя будет тогда зависеть: протянешь ты свои полгода или нет. Мой прогноз, если хочешь, не протянешь и нескольких дней. Решишь попробовать принести миру дар – поможем. Обставим, коль пожелаешь, не хуже второго пришествия.
  Я открыл глаза. Электрические токи больше не плясали в воздухе. Он был в той же неестественно белой, словно посмертной, маске скорби.   
  - Могу я спросить одну вещь…
  - Рискни.
  - Многим вы предлагали подобное?
  Он хмыкнул:
  - Хочешь узнать, в какой оказался компании? Не скажу. Сам догадайся. 
  Безликий поднялся со стула и направился к двери. У неё остановился и посоветовал, не оборачиваясь:
  - Постарайся встать и поесть. А то не доживёшь до завтра.
  Я не успел и глазом моргнуть, как дверь затворилась за ним.

  «Пожалуй, он прав, - подумал я, - Попробую встать. Погляжу, насколько я плох. И как с полётом…»
  Сел я с трудом, тяжело дыша. Немного отдохнул и спустил ноги в шлёпанцы.
  Идти пришлось, держась за стены. Ноги дрожали, меня шатало. О том, чтобы полететь и речи не шло.
  На кухне было без изменений. Коробка с паровозиком сверху на столике Игоря, а на моём… банка… полная мёда. Откуда взялась? Моги? Пожалуй, в моём состоянии – самое то к горячему чаю.
  Чайника на плите я решил дожидаться здесь же на табуретке. Не чувствовал уверенности, что осилю дорогу в комнату и обратно.
  После еды я разомлел и уснул бы, сидя, но заставил себя встать и проделать нелёгкий путь до постели, куда рухнул и мгновенно уснул, завернувшись в одеяло.

  Во сне я кого-то звал, а он не шёл, и я бродил незнакомыми улочками в темноте, пытаясь его (или их?) обнаружить. Потом я непонятно как очутился в своей комнате и точно знал, что здесь же присутствуют мои родители, только их не видел.
  Я рассказал им о выборе, который мне предложен, и ждал их мнений.
  - Если тебе даже готовы организовать второе пришествие, - начал отец, - то ясно с кем они облажались две тысячи лет назад.
  - Почему облажались? – не удивившись этому слову в лексиконе отца, долго игравшего на трубе, спросил я.
  - Ну, во-первых, он плохо кончил. А на кресте взывал к Всевышнему, вопрошая: за что тот его покинул? Судя же по первым его заявлениям, был обнадёжен Отцом Небесным. «Истинно говорю вам, есть некоторые из стоящих здесь, кто не вкусят смерти, как уже увидят царство божие, пришедшее в силе».
  Во-вторых, евангелия полны свидетельств его упрёков ВСЕМ городам, в которых он проповедовал. Известно, что его не стали слушать в родном селении, но не только. «Горе тебе, Хоразин! горе тебе, Вифсаида! ибо если бы в Тире и Сидоне явлены были силы, явленные в вас, то давно бы они, сидя во вретище и пепле, покаялись; но и Тиру и Сидону отраднее будет на суде, нежели вам. И ты, Капернаум, до неба вознесшийся, до ада низвергнешься».
  И, если уж в родной Галилее не нашлось мест, где бы поддержали, и пришлось ему с горечью заметить: «Нет пророка в своём отечестве», то чего было ждать от похода в Иерусалим, где чужаков не жаловали?
  Но деваться было некуда, на него начали охоту люди Ирода. «Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе!» - вот его слова.
  Чем он закончил – тебе известно. Не помог, не спас всесильный покровитель. «Спаситель! Спаси себя, и уверуем!» - кричали ему, издеваясь. 
  У тебя осталась моя библия, и ты легко проверишь, что эти цитаты не выдуманы мной.
  - Короче, папа, ты – против, - сказал я.   
  - Сам знаешь, тобой играют… Ты можешь быть их фигурой, которой при необходимости легко пожертвуют. А мир…иногда значимый для тебя, он для них – всего лишь доска, на которой развёртывается их игра. И играть они могут совсем не в ту игру, что ты думаешь. Как, к примеру, играют следователи, распределяя между собой роли, кому из них быть «добрым», а кому «злым».
  «Вполне возможно», - подумал я.
  - Конечно, у распятого рабби были последователи, - признал отец, - а среди них немало достойных. Тот же Махатма Ганди, оказавшийся несколько успешнее своего учителя. Он смог с помощью его заповеди о ненасилии прогнать захватчиков, что Иешуа не удалось. Правда, убили и Ганди. А каких завоевателей ты, потомок завоевателей, хочешь изгнать?
  Он замолчал.
Тогда я спросил:
  - А ты, мама, что думаешь?
  - А что я могу об этом думать? Или ты полагаешь, что мать того, о ком сейчас говорил отец, была счастлива, что её сын принял мученическую смерть, сам надеясь на победу? Ведь был момент, когда она и братья пытались его вразумить, уверяя, что у него помутнение рассудка. Тогда он отрёкся от матери своей и братьев.
  - Значит, и ты – против, - вздохнул я.
  И проснулся с тяжёлым сердцем.
  Мама, отец, оба считали меня фигурой жертвенной в руках могов. Самое печальное то, что они были правы.
  Советоваться больше было не с кем, разве что лишь с самим собой.
  Я спросил себя:
  - Виталий, как думаешь поступить?
  И сам себе ответил:
  - Моги не только несравненно могущественнее тебя, но и хитрее. Обрати внимание: у тебя есть всего два выхода, нарисованных ими. Первый – отказаться участвовать в их игре и умереть. Второй – принять участие и тоже умереть. Шансов нет в обоих случаях. Тебя загнали в ловушку.
  Безликий – за продолжение игры, поэтому тебя уговаривает. Седому нужна твоя капитуляция для выигрыша партии.
  Ты потерял всё: любимую, двух женщин-друзей, какой-либо смысл длить здесь своё существование.
  Решай…
 
  Но почему я сомневаюсь, когда ответ столь очевиден?
  Интересно, они делают ставку на моё решение?
  Почему седой не был доволен тем, что я не согласился участвовать? Ведь тогда он выигрывал… Или я чего-то не понимаю? В самом деле, это странно. Но он мог просто издеваться надо мной, добивая. Скорее всего, это.
  - Хамео! – обратился я к нему, - Что ты посоветуешь?
  Кактус, как ему и полагалось, молчал.
  И здесь до меня дошёл смысл иронии-издевательства Элиота и безликого. Кактусы растут в пустынях, где мертво. Полые, что при жизни, что после смерти существа были отправлены поэтом именно в каменистую пустыню, где колючее растение для них – чудо жизни, предел мечтаний мёртвых. 
  Туда же удалялись пророки от людей, чтобы наедине со звёздами слушать Голос Неба, спрашивая Его о живом. Но как заметил мог: пустое место свято не бывает.
  Как становится интересно, когда проникаешь в тайный смысл чужих слов… А ну-ка, напрягись и попробуй дать ответ: чем может быть интересна могам наша вселенная, которую они осуждают за её устройство, но не оставляют?
  «Трудно понять, - признал я, - Быть может, станет легче, если найду наводящий вопрос… Что они любят в своей игре? Они, умеющие рассчитывать ходы наперёд лучше компьютера? Непредсказуемость! А потому и джокеров, символизирующих её. Да, вот в чём разгадка! Наш мир, бесящий их своей абсурдностью и примитивностью, одновременно является скоплением различных разнонаправленных сил, дающих эффект джокера. Вот откуда лишь вероятность предсказаний! Меня не дурили, мне открывали тайну, а я, осёл, отмахивался от неё, осуждая…
  Но…
  Поначалу я не поверил мысли, что напрашивалась отсюда. Неужели? Да, получалось, что в столь непредсказуемом мире возможна лишь игра с непредсказуемым исходом. А тогда… у меня появлялись шансы на выигрыш. Другое дело, что под этим понимать… ради чего включиться в игру.
  Для седого я – не джокер, иначе он проиграет. Он ставит на мою предсказуемость и гнёт в одном направлении, убивая меня раз за разом.
  Безликий надеется, что во мне проявится способность тех, кто некогда отверг высший приказ, оставшись на Земле.   
  Я вспомнил слова безликого, игравшего доброго, что смогу исцелять. Вероятно, это продлится недолго, но кому-то я помогу. Больше ни во что не полезу, а людям буду полезен.
  Я усмехнулся. Прямо в рифму…
  И понял, что вопреки любым разумным доводам приму участие в игре.
  Ибо в этом мире разумные доводы не действуют. Здесь действеннее оказывается другие. И, главным образом, обман.
  Поэтому-то моги и ловили меня на наживку в виде улучшения этого мира, на что им, разумеется, было плевать. Более того, именно такой, как наш мир им и нужен для игры.
  Эх, прав шутник-поэт:
  «Равно
На честных и бесчестных льется
Господень дождь
С небесной высоты,
Но честным всё же
Больше достается:
Бесчестные
Крадут у них зонты». 


                ( и ещё http://www.proza.ru/2018/11/12/1436)