Полигон

Рассказ мой будет больше понятен людям, так или иначе имеющим, или имевшим, некоторое отношение к военной авиации. И все же иногда при воспроизведении в памяти забавных случаев из прошлой жизни в удивительной стране, называемой авиацией, возникает непреодолимое желание поделиться воспоминаниями даже совсем с незнакомым человеком, случайно оказавшимся рядом. В конце концов, несправедливо предавать забвению происходящие в нашей непростой жизни смешные вещи.
Читателю видно из начала рассказа, что его название связано не с полигоном твердых бытовых отходов. Речь пойдет о наземном авиационном полигоне, а если еще конкретней, об авиационном полигоне Ленинградский. Но ни к городу Ленинграду, ни к Ленинградской области это не имеет отношения. Авиационный полигон расположен вблизи станицы Ленинградской, что в Краснодарском крае, на территории военного совхоза. Это всего лишь в пятнадцати километрах от станицы Кущевской, где дислоцируется учебно-боевой авиационный полк Краснодарского авиационного училища. А речь пойдет о начале восьмидесятых годов прошлого столетия, когда я был командиром авиационного звена в эскадрилье, летающей и обучающей курсантов иностранных государств на фронтовом истребителе МиГ-21БИС.
Программа летного обучения курсантов выпускного курса подходила к концу (какого государства, не скажу из соображений политкорректности – скажем так, – смысл которой будет понятен ниже). Но, как иногда случалось, в установленные сроки закончить программу не представлялось возможным по той простой причине, что в осенний период количество летных смен со сложными метеоусловиями значительно превышает их количество с простыми метеоусловиями. А завершающим видом летной подготовки являлись полеты на отработку боевого применения со стрельбой неуправляемыми ракетами. Прогноз синоптиков был таков, что сроки окончания программы летного обучения никак не совпадут со сроками, прописанными в межгосударственном контракте. С одной стороны, новоиспеченные летчики, которые должны были пополнить ряды военно-воздушных сил своей страны, рвались на родину, где их ожидал самый приятный результат четырехлетнего обучения – присвоение офицерского звания, а с другой – выпуск из училища недоученных летчиков – не очень красивая история. Да и летному составу пора было уходить в очередные отпуска после многомесячной изнурительной работы в заднем кабинете (так мы называли кабину летчика-инструктора спарки, то есть, учебно-боевого истребителя МиГ-21УМ).
После недолгого совещания с участием переменного состава, то есть, курсантов нашей эскадрильи, консенсус был найден: все полеты – и контрольные, и самостоятельные, предусмотренные программой по данному виду подготовки, выполняем на спарках, а в летные книжки – основной документ летчика, курсанты записывают необходимое количество самостоятельных полетов (такие полеты мы в шутку называли полетами с опытным пассажиром). Разумеется, при их выполнении летчик-инструктор ни при каких обстоятельствах (за исключением угрожающих безопасности полета) не должен был вмешиваться в управление, чтобы у курсанта создавалась полная иллюзия того, что он летит самостоятельно. Но, как говорится, быстро сказка сказывается…
Чтобы закончить программу на полигон, нам нужна была всего одна летная смена. И она состоялась, но какая это была смена! Облачность восемь-девять баллов, а местами и до десяти с нижним краем восемьсот метров, верхним… Впрочем, неважно, каков был верхний край, потому что весь полет с заходом на цель на высоте тысяча пятьсот метров выполнялся практически в облаках. Это предполагало идеальное знание летным составом мишенной обстановки на полигоне и умение выйти на заданную цель при отсутствии визуальной видимости ориентиров, то есть, только с использованием радиотехнических средств самолета и наземного оборудования. Этого было у нас не отнять, поскольку на полигон мы летали регулярно, не создавая перерывов, как для бомбометания, так и со стрельбой из пушки и пуском неуправляемых ракет.
Короче говоря, самостоятельных полетов с опытным пассажиром, каковыми они должны были стать в идеале, у наших курсантов не получились. Весь полет выполнял летчик-инструктор (командир звена, заместитель командира эскадрильи, то есть, должностное лицо, которое было запланировано в качестве инструктора с конкретным курсантом), стараясь как можно точнее выйти в облаках на боевой курс с одновременным вводом самолета в пикирование, а курсанту только оставалось после выхода из облаков осуществить прицеливание, нажать на кнопку «Пуск», и вывести самолет из пикирования. А что это такое, и с чем его едят, сейчас расскажу.
Как я написал выше, полет для стрельбы неуправляемыми ракетами для выхода на цель выполняется на высоте тысяча пятьсот метров, истребитель вводится в пикирование с углом двадцать градусов, на участке пикирования уточняется прицеливание, пуск ракет осуществляется на высоте пятьсот пятьдесят метров при скорости восемьсот километров в час. После пуска ракет выход из пикирования должен быть закончен из условий безопасности на высоте не ниже двухсот метров. Скорость при этом около девятисот километров в час. Писать об этом долго, а на самом деле речь идет о секундах. Если не контролировать высоту и начать вывод из пикирования с опозданием, в лучшем случае будет оформлена серьезная предпосылка к летному происшествию (такая была раньше формулировка, сейчас это называется серьезным инцидентом) с последующим наказанием летчика. В худшем – полный рот земли, как мы выражались в шутку. Что это означало, очевидно, разъяснять не имеет смысла.
И это при условии, что летчик видит мишенную обстановку (цель) на протяжении всего полета над полигоном, при построении маршрута, выходе на боевой курс и т.д. А что такое – выскочить из облачности на высоте восемьсот метров в пикировании с углом двадцать градусов, обнаружить цель, исправить отклонение, прицелиться, и выполнить пуск ракет на высоте пятьсот пятьдесят метров? Задача абсолютно нереальная.
В общем, дело было так. Вываливаемся из облаков, за полсекунды доворачиваюсь на цель, которую курсант еще не успел обнаружить, а уже высота и скорость начала вывода из пикирования. Ору не своим голосом по СПУ (самолетное переговорное устройство) «Пуск!» и, не обращая внимания на действия курсанта, вывожу самолет из пикирования с огромной перегрузкой на скорости тысяча километров в час. Боевую кнопку, естественно, он нажимает с большим опозданием (когда самолет находится уже в горизонтальном полете). Слышу в наушниках: «Ого!» – это произнесенное с надрывом восклицание руководителя полетов на полигоне (его зовут Александр Петрович). Перевожу самолет в набор высоты, входим в облака и осуществляем маневр для построения повторного захода на цель. Все повторяется один в один. Третий заход – контрольный, на случай, если в блоке остались ракеты. И так – с тремя курсантами. Или четырьмя, точно не помню. После каждого полета комбинезон можно было отжимать от пота.
А теперь несколько слов о том, что означало «Ого!» руководителя полетов на полигоне Александра Петровича. Для этого необходимо сделать небольшое отступление.
Размеры полигона значительно превышают размеры мишенного поля. Поэтому руководству военного совхоза начальник полигона разрешал частично задействовать его площади для выращивания сельскохозяйственных культур. Ну, какой директор совхоза или председатель колхоза в советские времена не мечтал иметь неучтенные земельные угодья для доклада в инстанции о высокой урожайности! А руководители полетов во время работы полигона разрешали, в свою очередь, проводить работы на этих площадях с учетом, разумеется, возможных отклонений боеприпасов, падающих с неба. Вот и в ту смену, о которой идет речь в моем рассказе, рабочие ковырялись на полигонных полях. И, когда в непосредственной близости от людей начали рваться снаряды, ушедшие с большим перелетом, а те никак не реагировали, Александр Петрович просто обалдел. Все, что он мог сделать, выстрелить из ракетницы в сторону рабочих, но реакции не последовало. А возвращать самолет на аэродром вылета с неизрасходованными боеприпасами – тоже ЧП. Но вскоре облачность начало разрывать, и летную смену закончили успешно в более-менее нормальных условиях. После окончания полетов Александр Петрович подъехал к рабочим с вопросом, почему они не разбежались, когда недалеко рвались снаряды. Ответ сразил его наповал: «Так вы же разрешили нам работать, товарищ подполковник».