Тройное убийство

   Пересадка в аэропорту.
   Для понимания ситуации не важно, кто, куда, в какое время летит: все аэропорты мира одинаковы во всем, кроме уровней цен и децибел. Хотя, возможно, есть аэропорты с реально низкими цена-ми в системе торговли duty-free и с нормальным ароматным кофе во всех заведениях.
   Расскажу о случае, происшедшем со мной в одном из московских аэропортов, совсем недавно.
   Не существенно в каком именно и в какое время года: в аэропортах всегда осень.
   Прилетел мой рейс по расписанию, бумаженцию регистрации для иностранца, которому Москва, от рождения, столица, получил.
   Регистрацию на следующий рейс спокойно прошел в обычной очереди.
   Досмотрели меня быстро.
   Чемодан сдал: куда транзитному пассажиру податься?
   Пе-ре-кусить.
   Знание аэропортов, крайне редко вынуждает меня что-либо, кроме кофе, выбрать. Не то, чтобы был миллионерски жаден, но платить в пять и более раз больше, за порцию любого блюда для новорожденного или, уже пафосно немыслимую цену, за некую небоскребной высоты кухню, не мое. Уверен, что и не ваше, так как, способные бросать деньги бездумно, мою прозу, не читают: не их.
   Кофе был стандартно теплый, обыденно не кофейно ароматный, но, на безрыбье и хек – мачо. Так что, пейте, транзитный свое транзитное, и не транзите вслух, ибо децибел и так хватает.
   Забеги не устающих, нигде, детей.
   Мерное посапывание преклонного возраста авиатуристов, обязательно, с каким-то чтивом на коленях и в опавших очках.
   Повсеместное тыкание, народными массами, пальцами в ноутбуки, в планшеты, в мобильные телефоны.
   - Да прилечу я, при-ле-чу!
   - Ты сама покупала мне этот билет: откуда я знал, что до сле-дующего рейса семь часов!
   - Не пил я… Не пил… Только вводуууу. Ввввоооду. Во-ду! Не кричу я. Не кри-чу! Да все кричат, а я молчу. Не простыл: устал. Да, люблю. Уже целую. ... Мужчина, не подскажете, где бар?
   - Нет у меня никого. Сплетни. Один лечу. Да, в командировку. Она не шалава – секретарь. Ну и что, что летит этим же рейсом? Со мной еще три сотни людей летит и половина из них женщины!
   Обычная атмосфера аэропорта: мечты одних, разлуки других, несчастья третьих и общее, тайное, предвкушение взлета: высоко-высоко-высоко! С обязательным ароматом разно векторных примет и глубоко спрятанного зайчика страха в твердой уверенности: если что, то не больно…
   Да, что я так подробно обо всем том, что каждый летавший знает не хуже меня.
   Чашечка была маааленькая настолько, что я заказал еще одну. До вылета оставалось более трех часов.
   - Не возражаете?
   У столика стоял мужчина, почти моих лет, по крайней мере не моложе точно.
   Комфортно красиво просто одетый для дороги.
   - Так я присяду?
   Не скажу, что свободных мест за другими столиками или полностью пустынных столов не было, но отчего не скоротать время с новым человеком? Тем более, что общаться меня никто не заставляет.
   Тем временем, не дожидаясь последовавшего моего легкого пожимания плечами, незнакомец уже разместился напротив меня и, предвкушая, удовольствие, сделал первый глоток. Выражение его лица вызвало сочувственно довольную улыбку на моем.
   - Полное херьмо!
   - Оригинально. Запомню, если не возражаете.
   - Легко, на память! Не кофе, а убийство.
   - Увы: тройное убийство.
   - Не понял?
   - Каждый аэропорт, всегда, тройное убийство любого пасса-жира. Убивают наше время, наши деньги и нашу свободу.
   - Точно, тройное убийство! Прекрасно сказано. Эх, за такое не-плохо бы …
   - Не взыщите, компании не составлю: жалко денег и не хочу рисковать неизвестным качеством продукта …
   - Согласен! Ограничимся никаким кофе.
Мой собеседник сделал еще пару глотков. Оглянул зал. Задумался о чем-то…
   - Тройное убийство… Хотите историю?
   - На рейс не опоздаете?
   - Конвой не даст!
   - ?
   - Шучу-шучу, не пугайтесь. Путешествую не один. Так послушаете?
   - Не возражаю.
   - Итак, Москва, время года, осень. Та ее пора, когда дети уже пошли в школу, а лето называется женским, надеюсь вы меня поняли. Место действия ничем не приметный отдел внутренних дел.
   - Полиция, стало быть.
   - Милиция! Милиция, а исторический период, начало мерзавщины лысо меченного.
   Само определение исторической эпохи уже расположило меня и к рассказчику, и к самому повествованию, ввиду схожести взглядов на тот период методичного уничтожения всего и всех, ради корыстного обогащения нескольких тысяч бандитов.
   - Действующее лицо, главное, старший следователь отдела милиции, майор, осознавший свой 50-летний рубеж, взятым. Холостой. Без излишне вредных привычек. Хохмач, иногда до циника, и романтик, глубоко скрывающий это от окружающих, про-должая обращать боковым зрением внимание на рельефность мелькающих вокруг женщин, особенно не сверстниц.
   Вызванный в тот полдень, в кабинет начальника ОВД звонком дежурного, майор не ждал ничего хорошего от посещения начальства.
Людей в следственном отделе катастрофически не хватало, из-за буйства индивидуальной трудовой деятельности, никак не совпадавшей с действующими статьями за спекуляцию, мошенничество, не говоря уже об операциях с иностранной валютой. Дела не просто множились, а прямо-таки размножались и гора папок в кабинете делала его похожим на старый брошенный архив. О новых следователях и мечтать не приходилось: кто пойдет работать на таких условиях в прогрессирующий сумасшедший дом?
   - Разрешите войти?
   - Вот всегда у тебя одно и тоже: вначале вторгаешься, затем испрашиваешь санкцию. Кстати, аналогично и в работе.
   - Виноват, товарищ полковник. Слаб умом. Плохо образован. Недостаточно трудолюбив. Премия не ожидается?
   - Все, Серега, хохмишь? Меньше шуток – больше звезд на погонах! В школе милиции, за одним столом сидели, а ты, все еще, майор!
   - Увы, не хватило мне дочери секретаря горкома партии, всех разобрали! Да и партии член я вялый-вялый. Вот и некому меня, с вазелинчиком…
   - Ты бы полегче, с терминологией, никто еще не знает куда вся это дерьмократия повернет…
   - Михалыч, вызывал чего? Поболтать? Так у меня, в работе дел, больше чем миллионов у партии, за висяки и базара нема.
    - Вот-вот: дел все больше, а служебного рвения, даже у тебя, все меньше.
    - Осознал. Признал. Взял все на себя. Явку с повинной не про-шу, можно в камеру, начальник, скоро ужин, макароны…
    - Иди к черту! Знаю я, макароны твои: сухие, крепкие и крепленые! Главное, никто в отделе, да что там, в Елисеевском, такие «макароны» часто не находит, как ты потребляешь!
    - Чего тебе, полковник, принести? Неужто все дары мои, испиты?
    - Ничего не надо. Подарок у меня для тебя. Неожиданный. Точь-в-точь, как ты просил!
    - Премия?!
    - Сейчас! Кадра тебе нашел. С университетским образованием. Горит постичь науку следствия. Научишь?
    - В каком смысле? В университетах теперь уже и не доучивают? Недоумка мне в отдел подкинуть хочешь?
    - Прекрати! Красный диплом! С ним никто в милицию и не идет, а этот кадр, сам пришел! Сейчас знакомить буду. Лейтенант, войдите!
    Майор удивился: дело в том, что в приемной, не было никакого лейтенанта.
У окна, маячила некая, выразительно не мужская фигура, в по-шитом на заказ брючном костюме и в не советских туфлях на высоком каблуке. Сомнений в том, что это некая молодая женщина, не оставалось.
    Неужели?..
    Избавь и пронеси!
    Не пронесло и не избавило…
    - Разрешите, товарищ полковник? Лейтенант …рова, явилась для дальнейшего прохождения службы!
    - Знакомьтесь, Татьяна …
    - Просто, Татьяна, товарищи полковник.
    - Что же, Татьяна, знакомьтесь, начальник следственного отдела, майор …ов Сергей Александрович. С этого момента ваш непосредственный начальник, учитель следственного дела, так сказать, один из лучших следователей и лучший хохмач нашего милицейского круга.
    - Хохмач на общественных началах, а майор на обычной зарплате.
    - Вот-вот, ты своими шутками, меня генеральской звезды лишишь!
    - Никогда, Михалыч, я тебе ее еще на столе в школе милиции выцарапал!
    - Так что, приступайте к работе, Татьяна. Ее не обижать! Года хватит, на обучение?
    - Так это смотря чему учить, товарищ полковник. Ежели …
    - Поручик, молчать! Сказал же: не обижать. Место в своем кабинете найдешь?
    - Обижаете: для такого лейтенанта, я даже …
    - Не беспокойтесь, товарищ майор, в вашей квартире мне места не надо. Только в служебном кабинете. Исключительно!
    - Понял? Молодец, лейтенант! Так его, старого ментяру! Вижу сработаетесь. Все, свободны.
    Надеюсь, понимаете, что для старшего следователя не только со средней специальной школой милиции, но и с Высшей, женщина в его отделе воспринималась исключительно катастрофой, как на корабле моряками.
    Ни тебе потянуться, без опаски, что нечто не то вылезет не от-туда.
    Не выговориться, от души.
    Не помахать стволом или дубинкой по задержанному.
    Наконец, даму, уже не привести! Какую? Да никакую!
    Тем не менее, майор решил занять прочную, глубоко эшелонированную оборону, применив все знания, опыт и мастерство, накопленные и выработанные в двух разводах. Оборону, с постоянными рейдами в тыл врага, в целях разрушения всех коммуникаций и принуждения оного к отступлению.
    Естественно, что ни о какой победе и речи быть не могло: полагать, что женщину, даже коллегу, тем более молодую, можно победить, способен только абсолютно ненормальный мужчина. То есть, психически нездоровый, именно по медицинским критериям человек. Исключительно.
    Первый рейд, майор совершил уже в кабинете начальника, открыв дверь и желая выйти первым, как старший по всем критериям. Однако, ошибся, преждевременно победно, оглянувшись на напарницу, подойдя к порогу. Ее удивленно недоумевающий взгляд, широко раскрытых зелено-карих глаз, был пронизан такой иронией, с оттенками явного женского превосходства, что офицер споткнулся, остановился, сделал два шага назад и пропустил кареокую, явно ведьму, вперед.
    Особо стоит отметить радостное выражение лица полковника в этот момент, мол: «Получил? Это - только начало!»
    - Ничего, два шага назад, как утверждал классик марксизма-ленинизма, однозначно, предвещают шаг вперед!В свой новый общий кабинет, лейтенант зашла уже, обоснованно, первой, правда без всякого выражения превосходства.
    Майор подошел к сейфу, открыл его, достал початую бутылку обычной дешевой водки, оттуда же выставил на стол два, предельно немытых, бытовых творения скульптора Веры Мухиной, разлил по полстакана (!) алкоголя и сделал приглашающий жест рукой.
   Дело в том, что эту водку майор держал, исключительно, для дезинфекционных мероприятий или для подследственных. Аналогичное назначение было у граненой тары: в целях прорастания взаимного доверия, достижения чистосердечных показаний и признания вины задержанными. Хотя, стаканы, еще использовались в качестве пепельницы, что было видно отчетливо.
   - Не пью, при исполнении служебных обязанностей, что и Вам советую.
   - Настучишь?
   - Стучать по голове, как и по иным частям тела, выпивающему мужчине, вне социалистической законности, которую собираюсь соблюдать, не советуя Вам нарушать.
   - Не по мне стучать! Начальству!
   - У женщины, достаточно методов воспитания, вне упомянутых Вами. Кстати, мужчине, предлагать коллеге, особенно даме, пить то, что сам он не потребляет, да еще из пепельниц? Товарищ майор…
   - Как догадалась?
   - По этикетке бутылки, возраст которой старше моего и по отсутствию видимости граненности тары, ввиду полного стирания та-ковых многолетней грязью.
   - Неплохо, Ватсон.
   - Таня, просто Таня. В противном случае, вынуждена буду при-думать и Вам погоняло: век дюшеса не видать, писку затупив, в натуре!
Майор не смог сдержать смеха, быстро разрядившего обстановку.
   - Зачет. Все папки приведи в порядок. Систематизируй и, что нужно, сдай в архив. За сколько сделаешь?
   - С Вами медленнее, одна быстрее.
   - За сколько?
   - Полагаю в десять раз быстрее, с самой ранней даты на папке.
   - За три с половиной месяца?! Сутки.
   - Договорились: трое. Начну завтра.
   - Не понял, полдень сейчас, отчего не сегодня? Пачкануться боишься?
   - Не вопрос: я разденусь? Только белье я тоже сниму: за его стоимость два ящика, любимого Вами «Арарата», точно купить можно. За верхнюю одежду, мира социализма, и говорить не стоит.
   Высказавшись, лейтенант начала, спокойно, равнодушно, медленно, расстегивать, отчего-то брюки, а не блузку, как это, обычно привычно для нас, делают женщины, в приятно предвкушаемой обстановке.
   - Стоять! Завтра, так завтра. Только я предпочитаю молдавские коньяки, отменный вермут «Букет Молдавии», можно их же херес, только сухой.
   - Да Вы гурман, в алкоголе! Только армянские коньяки, значительно мягче. Доверьтесь молодости.
   - Да знаю я, только в Кишиневе сокурсник мой по Вышке полковничает. Вот и …
   - Товарищи майор, этак Вы и до реальных взяток …
   - Лейтенант, идите …
   - Куда?
   - В архив! Узнайте порядок оформления дел для сдачи. Все, конец вольнице…
   - Слушаюсь, товарищ напарник!
   Лихо повернувшись на высоченных, по крайней мере для ОВД, каблуках через левое плечо, новый следователь вышел из кабинета, бросив в воздух цитату классика марксизма-ленинизма.
   - Свобода – есть осознанная необходимость!
   Человек, даже мужчина, привыкает ко всему.
   Новый сотрудник не сразу нашел общий язык с коллективом. Женщина, особенно среди мужчин, это и лакмус, и тест. Причем и для себя, и для окружающих.
   Для себя, насколько понимает: как, с кем и где именно себя вести. Главное: зачем и для чего?
   С мужчинами проще: для одних, женщина, всегда, побуждение быть лучше внешне и внутренне. Для иных, стремление доказать се-бя и проявить свое нутро. Жаль, что частенько тупо, глупо и неприглядно.
   Прежде всего, обострилось либидо, у морально пустых в форме. С такими Татьяна поступала просто, но, по-женски, ярко и изощренно. На однообразные приглашения куда-то, вдвоем, по-ехать, или сходить, подходила к особи близко-близко, на дистанцию теплого дыхания. Медленно нежно теребила пуговицу, чуть выше пупка, и нежным голосом, не высокого тембра, чуть прерывисто, глядя прямо в переносицу визави, широко открытыми глазами ведьмы при исполнении…
   - Зачем же ехать или идти? Разве тут, сейчас, ты не хочешь? Или не можешь? Жаль…
   Понятно, что покрасневший и напрягшийся член коллектива, после этой фразы, мгновенно опадал и исчезал, под громкий хохот всех присутствовавших. Ведь происходило это среди сотрудников, а Татьяна отвечала, на тихий шепот предложения, звонко и четко. Только один раз, услышав подобное предложение в кабинете заме-стителя по политической работе, она промолчала и вышла. На сле-дующий день, после общего построения и получения задач от начальника ОВД она ответила.
   - Товарищ полковник, разрешите обратиться к товарищу под-полковнику, выйдя из строя?
   - Разрешаю…
   Чеканя шаг, на простой, но элегантной обуви, для выезда на место происшествия, лейтенант подошла к замполиту на расстояние, предвестника поцелуя, и, глядя строго ему в глаза, выдохнула, звонко на весь двор.
   - Товарищ подполковник! Согласна на любое Ваше предложение здесь и сейчас, так как терпеть более нет сил!
   Выждав, более чем мхатовскую паузу, добавила контрольный выстрел, в самолюбие.
   - Не можете?! Разрешите продолжить службу?
   Не дожидаясь ответа, лихо уставно повернулась и, под гром-кий хохот всего строя, вернулась в шеренгу.
   Самое странное, что никаких санкций и репрессий не последовало, что вызвало еще больше кривотолков. Всех вразумил, один, проработавший долгие годы в уголовном розыске, участковый пенсионер. Услышав фамилию нового сотрудника ОВД, задумался и поведал, что скорее всего она дочь, известного в определенных кругах генерала разведки, прошедшего всю Отечественную. Такая информация сразу объяснила и манеры лейтенанта, ее истинно деловые брючные костюмы и стремление найти себя в такой неженской профессии.
   Попытки соблазнения достаточно быстро прошли, не бесследно, правда, для пытавшихся. Практически все они получили одинаковое прозвище: «Сейчас не можешь?» Только замполит, до чертиков надоевший всем своими призывами, политическими ин-формациями и стенной печатью, заслужил отдельный персональное: «Здесь и сейчас!»
   Доходило до анекдотов. То, вместо: «Опергруппа на выезд!» - дежурный объявлял – «Сейчас не можешь, с группой, на выезд!». Частенько, вместо обращения по фамилии или званию, говорили о ком-то: «Так это «сейчас не можешь», такой высокий, с двумя деть-ми…»
   Случился и полный конфуз. Замполит, нередко приезжавший ночью или в праздники проверить дежурство, как-то застал очередного дежурного спящим и гаркнул: «Спишь, на посту?!» Мгновенно вскочивший дежурный резко отрапортовал: «Никак нет, товарищ «сейчас не можешь! За время дежурства никаких происшествий не произошло!»
Взаимопонимание и товарищеское отношение, как теплая по-года, медленно, от февральской вьюги, сквозь мартовскую непогоду, апрельское солнышко, воплотилось в лето. Лейтенанта Татьяну зауважали.
   За порядок, наведенный в кабинете, за день и аналогичный, постепенно проникавший в соседние комнаты, уже без ее непосредственного участия.
   За ровное дружеское отношение к каждому сотруднику, независимо от должностей и званий.
   За порядочность в делах и полное отрицание желания прятаться за чужую  спину, перегружать на других свою работу, что так избыточно часто существует в любом коллективе.
   Наконец, Татьяна, откровенно признав свое неумение готовить на одном из дней рождений в ОВД, постоянно баловала, не только майора, кулинарными изысками своих родителей. При том, что за тортами и прочей выпечкой ее отца, реально выстраивалась очередь сотрудников, с тарелками/блюдцами/просто листами писчей бумаги: «Что сегодня к чаю?»
   Неоднократные попытки сотрудников соседних ОВД,  похарчиться, пресекались жестко, вплоть до личного обыска с последующей конфискацией найденного! Более того, было объявлено, по всем территориям, что если попытки схарчить не прекратятся, то некие улики появятся на территории расхитителей кулинарного ма-стерства. Нежелание иметь висяки в отчетности, прекратило всяческие поползновения в этой области.
   Отношения майора и лейтенанта тоже выстроились в обычные для милиции.
   Их кабинет приобрел вид образцово-показательного настолько, что когда полковник, спустя неделю после появления нового сотрудника, решил проверить ситуацию, то зайдя в комнату настолько, оторопел что не заметил очередного чаепития с тортом лейтенатского родителя.
   - Однако… Чтобы так, понимаешь, везде!
   И вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь, не вернувшись даже на салютный хохот чаевничавших.
   На происшествия Татьяна ездила не на каблуках. Брючность ее одежды не скрывала красивой фигуры молодой женщины, но и не была вызывающей или вульгарной. Даже прокурорские, попадая с ней на одно место преступления, обязательно спрашивали имя отчество и обращались, не как к следователю обычного территориального отдела, а как к равной.
   Было нечто такое в этом молодом сотруднике, что заставляло любого собеседника чувствовать уважение к себе, даже к преступнику, что не могло не вызывать аналогичного отношения к ней. То ли воспитание, то ли некие отцовские или материнские черты характера, но она заставила уважать себя, уважая каждого.
   Майор перестал выпивать в ее присутствии.
   Не разбрасывал ничего, стараясь соблюдать порядок и чисто-ту, созданный ею. Более того, он признал систему этого самого по-рядка, не чувствуя никакого внутреннего сопротивления.
   Получилось, что она все сделала по его настроению или желаниям, хотя по-своему?! Так бывает в семье, когда супруги любят супруга и живут счастливо долго, но, никакого, ни-ка-ко-го (!), даже намека на некие неслужебные чувства или отношения между старшим следователем и следователем не было.
   Напрочь.
   Ровные коллегиальные отношения.
   Четкие просьбы и своевременная качественная работа. Сработались они, однозначно.
   Старший следователь, прекратил использовать неуставные предметы и, даже, неформальную лексику на допросах! Не то что-бы, его речь стала идентичной лексике фрейлин Его Императорского Величества, но посылал, в присутствии лейтенанта, допрашиваемого только в коридор или в камеру и, слов с заборов, не употреблял.
Касаемо предметов неуставного характера, необходимо пояс-нить.
   Когда майор, был еще молодым лейтенантом участковым, среди множества общежитий рабочего района, накрыл он, случайно, умельца самогоноварения. Избежать реквизиции и наказания, хозяину аппарата удалось не сразу, но раз и навсегда, благодаря профессиональным навыкам.
   Среднее специальное образование строителя и электромеханический техникум, на базе тяги к познанию во многих областях науки и техники, позволили этому сверстнику участкового инспектора, производить не банальный самогон, а алкогольный напиток с тонким ароматом и изысканным вкусом.
   По истечению лет, появилась возможность вискарить. Вкусившие результатов труда умельца, поразились не сходством, а аб-солютным превосходством домашнего продукта, над промышленными западными аналогами. Прежде всего, в последствиях. Качество продукта настолько пленило молодого участкового, что, запретив реализацию алкашам на своем участке, закрыл глаза на сие преступление, регулярно вкушая ассортимент результатов народно-го творчества.
   Научно-технический прогресс, заставлял умельца, постоянно совершенствовать свои изделия. Так, например, задолго до появления резиновых дубинок министра МВД Н.А.Щелокова, самородок изготовил для участкового, уже старшего лейтенанта, кастет. Толь-ко не из металла, а из резины, аналогичной по твердости хоккей-ной шайбе. Такое средство самообороны, табельный Макарова тогда выдавали даже не всем оперативникам, позволяло и раскрываемость повышать, и профилактическую работу результативно вести.
   Когда капитан заочно учился в Высшей школе МВД, работая в уголовном розыске, он получил подарок, от умельца, ставшего к тому времени приятелем, резиновую дубинку, компактного размера, надежно и незаметно скрываемую под пиджаком или курткой. Кастет, и дубинка коротали свой век, от допроса к допросу, в сейфе, но, в присутствии лейтенанта Татьяны, уже не участвовали в поиске истины,
   Хотя, зелено-карие глаза коллеги, так или иначе, сверкали и вспыхивали, чем-то томительно неясным, для каждого их напарников, во время рабочего дня, их отношения не выходили за рамки Устава внутренней службы сотрудника советской милиции, а за пределами ОВД они не встречались.
   Надо сказать, что питание майора, в рабочее время, полностью перешло на результаты труда родителей лейтенанта. Все было разложено в какие-то баночки, коробочки, кулечки. Появлялись оные на столе наставника жестко в обеденное время, вне зависимости от ситуации и напряженности дня, в теплом, ароматном и по-домашнему вкусном виде.
   Нет ничего лучше домашней еды и не возражайте!
   Майор настолько привык к такому питанию и распорядку дня, что, если Татьяна была на выезде, начинал томиться и рыскать по холодильнику, организованному именно ею через профсоюз, при-чем сразу в нескольких экземплярах для ОВД. Но, как избалованный ребенок или любящий муж, что, впрочем, зачастую одно и тоже, сам не ел – ждал. И дожидался.
   Так они работали.
   Прошло больше полугода.
   «Наступила осень, именно та, которая вокруг нас сегодня» - продолжил, отпив очередной глоток, уже полностью никакого хо-лодного некофейного кофе, мой собеседник.
   Придя домой после рабочего дня, предвкушая пятничный вечер холостяка и субботу-воскресенье, вне дежурства, в надежде на отдыхающий криминалитет, майор, раскрыл холодильник.
   Вызывающе изысканно, смотрела на него литровая бутылка «Букета Молдавии», только вчера занесенная в отдел, подчиненным полковника молдавского МВД, привезшего некие бумаги в Москву. Судя по красному лицу капитана из Кишинева, бумаг был не один ящик и сгружать их то тут, то там, по столице империи было нелегко. Но, служба есть служба.
   Голодным, после пятничного обеда, майор не был. Посему, достал коробку мягкого сыра «Viola», ржаной хлеб и колбасу «Сто-личная», которой, после гайдаровщины, уже никто и никогда не изготовит. Нет ни мяса, ни совести у современных производителей, а из корысти, только говно выходит красивым, хотя и обыденно во-нючим.
   Сделав пару советских, сытно полезных бутербродов, в которых слои всех составляющих одинаковой толщины, старший следователь налил себе половину граненого стакана молдаванского вермута, сделал два глотка и замер в предвкушении их впитывания организмом одинокого мужчины, только переступившего полувековой рубеж, с двумя дипломами об образовании, почетными знаками и благодарностями руководства структуры.
   Профессионально заслужившего генеральские погоны, воз-можно и не с одной звездой, но не рассчитывающего даже на полковничьи, особенно, в наступившей обстановке стремительно прогрессирующей тупости власти минерального секретаря, дерьмократичности его истерик, разливающегося хаоса лжи в степени гнусной брехни обо всем.
   Допив первую полустаканную порцию, и закусив половинкой бутерброда, майор восполнил стакан до прежнего уровня и выпил медленно, насладительно, не торопясь. Только закусил уже черносливом, приехавшим с тем же молдаванским капитаном, но уже с другими, фруктовыми «документами» в Москву.
   Рекомендую: вермут, херес, портвейн или мадеру, закусывайте черносливом! Истинное наслаждение для ценителей прекрасного.
   Только, счастье, особенно счастье покоя, может длиться долго?
   Из мягко наступившего сочного дурмана вермута с черносливом, под что-то там о перестройке меченого на первом канале ТВ, майора вырвал телефонный звонок. Что мужчина сказал вслух, догадаетесь?
   Звонок прекратился и зазвенел снова.
   Дождавшись третьего, как в театре, звонка (мол представление начинается, просьба занять места, согласно купленным билетам) майор подошел к телефону в коридоре и снял трубку.
   - Товарищ майор, дежурный беспокоит. Машина за Вами ушла.
   - Какая машина, твою …! Дежурит Особист! Я при чем?!
   - Так убийство у нас, товарищ майор! Товарищ полковник приказал Вас вызвать!
   - Не понял, Особист, где?
   - Так она и убила…
   - Что?! Ты что, пьяный?! Повтори! Не понял!
   - Товарищ лейтенант, Татьяна, сами позвонили и признались! Оперативную группу вызвала!
   Следует объяснить, что Татьяну, за ее приверженность к порядку и соблюдению всех Кодексов, начиная с неписанного кодекса чести, чуть ли не через месяц после начала службы, прозвали Особистом. Даже, во время ее дежурств, совершенно обыденно, дежурный объявлял: «Особист и дежурная группа на выезд!» Татьяна до-вольно спокойно отнеслась к прозвищу и небрежно весело воспринимала такое неуставное обращение.
   Информация дежурного повергла майора в состояние, похожее на страх.
   - Как, убила? Кого? За что? Чем? Неужели табельным?..
   Как любой сотрудник, спустя пару недель, после выхода на работу, лейтенант получила тертый Макаров, неплохо сдала зачет по стрельбе и стала полностью полноправно полномочным сотрудником органов. Так как дерьмократия шагала по стране чуть медленнее разгула криминалитета, сотрудники получили негласное право, не сдавать табельное оружие, при необходимости, которую всегда мог легко обосновать любой из них. Официальных распоряжений на этот счет мыныстр не издал: то ли руки не дошли, то ли новое средство управления кадрами и их воспитания нашел.
   Машина довольно быстро привезла майора на адрес. Около подъезда выставили оцепление, в котором мигали люстрами ПМГ-ка и рафик скорой. Отдельно, солидно от них, запарковались 24-ые «Волги»: начальника РОВД и прокуратуры. Еще чуть дальше стояла труповозка из районного морга, возле которой, странно весело, курили санитары и те, и эти.
   - Чего лыбятся, хароны? Привыкли…
   Майор поздоровался с сержантом у дверей, спросил этаж и поднялся на третий. Двери всех трех квартир были приоткрыты. Сотрудники милиции и скорой сновали туда-сюда. На площадку вы-шел полковник и дежурный следователь районной прокуратуры.
   - Не торопишься?
   - Виноват, товарищ полковник. Что случилось?
   - Что-что: три трупа и никакого преступления!
   - Не понял?..
   - Все, не поняли! Цирк шапито! Всякое повидал, но такого… Пойдемте, товарищ прокурор района, нам здесь делать уже нечего. Спасибо тебе, майор, за мою счастливую пенсию и воспитанные кадры!
   Начальники, усмехаясь и о чем-то воркуя, спустились вниз.
   Майор вошел в квартиру, расположенную справа на площадке. Сержант у двери, показал ему на кухню. Там сидела заплаканная женщина, около которой суетился врач.
   - Сержант, труп где?
   От этих слов женщина зашлась в очередной истерике. Врач не-довольно покачала головой и начала чем-то поить женщину из чашки. На кухне был явный беспорядок, свидетельствовавший, то ли о драке, то ли о слабом землетрясении. На рабочем столе, около мойки валялась половина курицы, упитанно хорошей, явно венгерской или болгарской по происхождению. Другая половина продукта социалистического содружества, небрежно кроваво валялась на полу. Кровью была запачкана и дверца шкафчика, под столешницей. Чья эта кровь была, навскидку определить было сложно, но сомнений в том, что это не томатный сок у опытного следователя не возникло.
   - Товарищ майор, они в квартире, напротив.
   Пройдя в указанном направлении, майор поздоровался с криминалистом, обрабатывавшем некие следы на полу и на дверях, входной и в ванную комнату, расположенную в этом же коридоре.
   - Он в комнате, она на кухне.
   - Живая?
   - Увидишь…
  От этих слов, почему-то совершенно не опечаленного криминалиста, майору стало еще вермутнее.
   - Ни хрена не ясно: чего полковник с прокурорским, скрыто ржали? Сержант на площадке лыбится, словно премию дали больше зарплаты? Откушал чего-то или у него так горе проявляется? Трупы где?
   В большой комнате, опять же на стуле, сидел мужчина, достаточно некриминального вида, что майор определил сразу. Голову ему обрабатывал, очевидно, фельдшер. Рубашка мужчины была забрызгана кровью. Появление майора, в котором, нюхом опытного преступника, неизвестный определил свое, грядущее неизбежное, многолетнее наказание, вызвало у него стремление броситься навстречу: то ли на колени встать, то ли харакири совершить, из-за чувства вины.
   - Не хотел я, товарищ следователь!
   - Гражданин следователь.
   Это уточнение, окончательно подкосило мужчину, которого фельдшер успел ухватить за одну руку, отчего половина мужика уткнулась в пол, а остаток повис на медработнике, как свежая жвачка на губе подростка.
   - Не хотел я! Не виноват! У меня к ментам никакой ненависти нет и не было никогда!
   - Выражения выбирай: к милиционерам!
   - К милиционерам! К милиционерам, дорогой гражданин следователь! Не хотел я! Соседи! Это все соседи!
   - Заткнись и слушай меня! За каждую ее царапину, ты у меня будешь харкать не кровью, а всей своей требухой, если не пожизненно, так до смерти. Только смерть придет к тебе не тогда, когда вымолишь ее, а когда я этого захочу. И поверь мне, что с первой твоей шконки до последней, ты будешь говяным петухом вне возраста и жалости. В любой и в каждой крытке нашей необъятной страны. Поверь, пока тут, до допроса.
   Сей монолог, так похожий на речь Глеба Жеглова в исполнении Владимира Высоцкого, ввел мужчину, судя по обстановке, кроваво преступившего закон, в полный ступор. Впрочем, как и усмехавшегося, вначале, фельдшера. Улыбка ненадолго сползла с его лица, затем человек в белом халате издал некий всхлип, повернулся спиной и продолжил, уже в ином ускоренном темпе, свою рабо-ту.
   - С ума они все сошли, что ли?
   Недоумевая, майор двинулся на кухню, предположив, что Таня там.
   Угадал.
   На очередном стуле, возле кухонного стола, поджав ноги под себя, сидела его напарница и коллега, отчего-то полностью завернутая в скатерть. Рядом расположился, заполнял бумаги следователь их отдела, опять же вне выражения горести на лице. В руках у Тани была чашка, об которую, периодически, стучали ее зубы. Так из человека выходит стресс. Возле папки следователя, в полиэтиленовом пакете лежал Макаров.
   - Ты в порядке?
   - Ппоччти.
   - Что произошло?
   - Я его убила…
   - Кого?
   - Соседа…
   - Понятно. Чем, убивала?
   - Выстрелила, два раза…
   - Попала?
   - В голову, он упал и все…
   - Точно, все?
   - Нет. Потом он пришел и я выстрелила…
   - В кого?
   - В него…
   - Попала?
   - Не знаю… Но чувствую…
   Следователь, продолжал заполнять бумаги, но улыбался все больше и откровеннее.
   - Слушай, капитан, хоть ты можешь мне объяснить, что это за сумасшедший дом?!
   - Слушаюсь, товарищ майор!
   Рассказ капитана был немногословным, но, криминалистически, подробно обстоятельным.
   Итак, закончившая сутки Татьяна, решила воспользоваться тишиной пятницы, заехать домой переодеться, чтобы уже после 22-00 поехать к родителям на дачу на все выходные. Приехала домой. Открывая дверь услышала крики семейного скандала из квартиры, напротив. Зашла к себе, положила сумку, сняла пиджак и, как была, в наплечной кобуре, пошла к соседям. Постучалась. Дверь открыла соседка, заплаканная, испуганная.
   - Света, что у вас опять?
   - А ничего! Он на меня с ножом бросился!
   - Где он?
   - На кухне! Режет!
   - У вас гости?
   - Вся наша жизнь гости!
   Непонятно что желала этой фразой выразить соседка, но по-вернувшись спиной в соплях и в слезах, тем не менее, с прямой спиной и гордо поднятой головой, пошла на кухню. Таня двинулась за ней, рефлекторно, нажав на кнопку ремешка кобуры.
   - Доигрался? Сейчас тебя арестуют и посадят!
   - Меня? За что? За курицу?!
   - Это я курица?! За попытку убийства и постоянные унижения! За баб твоих телефонных!
   - Каких баб, Светка? Это коллеги, по работе!
   - Знаю я работу твою, мне соседи все рассказали!
   Увидев после этой фразы вошедшую Татьяну, Володя, старший инженер ВЦ одного из союзных министерств, умница, талантливый математик, прекрасный рассказчик и знаток анекдотов, любитель русской поэзии серебряного века, не понявший солженицевского архипелага, сверкая взглядом прожженного убивца и жутко матерясь, рубанул с размаху по курочке и бросился к Татьяне.
   - Эта, ментяра малолетняя, меня арестовывать станет, за курицу?
   - За баб твоих и издевательства!
   - Володя, Света, да что с вами? Успокойтесь! Света дай ему воды!
   - Воды? А ножика, не хошь!
   Видя рванувшегося к ней, явно не в себе, соседа, не потреблявшего даже водки или пива (пара бокалов шампанского, под «Иронию судьбы», возможно именно его, лейтенант милиции резво отступила в свою недвижимость.
   Володя за ней.
   Когда он перешагнул порог входной двери, Татьяна решила укрыться в близкой ванной, но сосед не собирался тормозить и, извергая нечто неразборчивое (чередуя слова «ментяра, курица, мать, удавлю, мой отец прав») двигался к ней, как немецкие танки под Москвой: только вперед. Тогда, совершенно непонятно для себя, Татьяна, ловко опытно, рванула пистолет из кобуры, опустила рычажок предохранителя, передернула затвор и произвела два при-цельных выстрела в нападавшего. И никаких, понимаете, предупредительных…
   Выстрелила, но то ли от пережитого потрясения, от осознания злостного нарушения социалистической законности и порядка применения табельного оружия сотрудником МВД СССР, от обычной женской впечатлительности, упала в обморок.
   - Все?
   - Да, что вы, товарищ майор, только-только серединку перевалили.
   - Давай без ерничества, по существу.
   В себя, лейтенант милиции, пришла от того, что кто-то бил ее по щекам, обильно поливая холодной водой и причитая о том, что «не хотел и очень уважает закон и всю милицию».
   Открыв глаза, Таня увидела, соседа, голова которого была в крови. В одной руке он держал тот страшный огромный кухонный нож, в другой ее табельное оружие, прижимая которое к ее щеке он пытался вернуть ее в этот мир.
Из последовавшего обморока ее вызволили уже приехавшие люди в белых халатах.
   - Не понял: дежурный сказал, что Особист, извини, Татьяна, сама позвонила ему и призналась, что убила человека?
   - Правильно! Выстрелив, она поняла, что совершила преступление и ее посадят. Сообщила в отдел дежурному. Прагматично решила собрать вещи в тюрьму. Кобуру с пистолетом оставила на столике вешалки в коридоре, зашла в спальню, достала сумку, стала складывать в нее вещи, для тюрьмы. Решила переодеться в другую одежду. Разделась догола и вспомнила про мыло, щетку, зубную пасту. Пошла в ванную, совершенно голая. Стала все это собирать с полочки и увидела в зеркале, позади себя, соседа в крови, с ножом и пистолетом! Второй обморок.
   - Так он бил ее по щекам или нет?
   - Не знаю я, товарищ майор. Только и это еще не все.
   - Еще, не все?!
   - Оказывается эти Света и Володя – нормальная семейная пара. Добрые. Любящие. Он не пьет. Оба работают. Детей пока нет, копят на то и на се. Только часто ссорятся. Причем, начинает задирать его, всегда жена. Сильно ревнивая, а у мужа на работе женщин немерено, причем все молоденькие, сразу после школы. Учиться не хотят, вот их родители на ВЦ и пихают. Мужики-то там все башковитые. Малопьющие. Толковые. Так что пилила его жена не только за демографический состав в коллективе, но и за абсолютную неспособность готовить. Даже картошку почистить не мог: все руки изрежет. Смешное дело: любой телевизор, даже японский, любую электронику, починит, а нарезать салат – импотент полный.
   - Ты можешь, протокольно.
   - Обижаете… Так вот, пришла жена с работы и сразу на кухню, готовить. Муж подтянулся к любимой супруге из комнаты и что-то стал ремонтировать. Она ему и говорит, мол курицу порежь, не успеваю. Он ей, что не может, занят. А что ты можешь? Даже курицу зарезать не можешь! Никакого толку от тебя, правильно соседка мне говорила.
   - Соседка при чем?!
   - В этом вся суть происшедшего! Соседи из центральной квартиры на площадке, приличные пенсионеры, решили помочь, молодым, по-соседски, наладить режим огня в семейном очаге. Поговорить, по-свойски, по-доброму. Она с ней, по-женски. Он, с ним, по-мужски.
   - Поговорили, стало быть?
   - Еще как! Соседка, нашептала, что мол заставь его готовить, сколько можно на тебе ездить? Он, про всякие там шуры-муры на работе, и забудет.
   - А пенсионер, чего придумал?
   - На порядок добрее! Мол видал я, как твоя с соседкой-милиционершей, шушукалась. Жаловалась, видать! Ты своей спуску не давай: стой на своем и все!
   -  То есть, именно соседи, своей «добротой», переклинили спокойную советскую семью, сделав крайними органы внутренних дел, в лице нашей Тани?
   - Вы прямо, комиссар Мэгре и штандартенфюрер Штирлиц – полковник Исаев, в одном мундире, товарищи майор!
   - А по шее?
   - Молчать или продолжать?
   - Скажи, если она стреляла, а мужик жив: попала куда?
   - Зачетно отстрелялась! Почти с трех метров, точно в середину верхней перекладины дверной коробки и второе попадание в середину ее правой части!
   - Ворошиловский стрелок стрельбу закончил…
   - Водки…
   Вторжение в мужской разговор их коллеги в скатерти, было неожиданно.
   - Водка где?
   - В холодильнике?
   - Значится, потребляем, втихаря, дома…
   - Пошел ты… Для компрессов держу…
   Использование неуставного вектора ориентации в пространстве поразило мужчин еще больше, чем просьба об алкоголе.
   Тем не менее, майор достал из холодильника, хорошую «Московскую» (емкость 1 литр, завинчивающаяся металлическая пробка, импортный вариант) водку  и налил, чуток в чашку.
   - Нормально налей!
   Майор удвоил уже налитое.
   Коллега в скатерти, резко выправила ноги, выпрямила спину и села, уже чисто по-женски, элегантно переплетя красивые стройные ноги, отчего скатерка несколько изменила свою геометрию покрывала, обнажив то тут, то там, все то, что так притягательно для любого мужского взгляда.
   Оторопевшие офицеры покраснели и застыли, не зная, что предпринять, не чувствуя, даже на подкорке, желания просто протянуть руку и все поправить.
   Трогать, тело, Особиста?!
   - Полную чашку! Оглох?
   Майор выполнил просьбу коллеги.
   Татьяна медленно умело выпила всю чашку водки.
   - Хватит пялиться, товарищ майор!
   - Товарищ лейтенант, держите себя в …
   - В узде?
   - В Уставе! Это, во-первых, …
   - Во-вторых, налей еще…
   - Достаточно. Во-вторых, товарищ лейтенант, обладаю достаточно развитым абстрактным мышлением, чтобы представить реалии женской фигуры, в любой одежде.
   - Уверен?
   - Абсолютно!
   - Тогда, сличай!
   Осмысленно спокойным взглядом оглядела коллег и встала в полный рост.
   Знак качества, советский, помните?
   Простую команду на физкультуре: ноги на ширине плеч, руки в разные стороны. Вдох!
   Естественно, при таком позиционировании, скатерть упала на пол кухни и взгляду офицеров советской милиции предстала красивая фигура молодой элегантной женщины без изъянов и пересудов.
   Финальная фраза сцены: «Выходит, мы’шление – мы’шлением, а реальность лучше?»
   … Ровно через девять месяцев, в жизни старшего следователя, майора милиции, случилось три, разно неожиданных, но исключительно радостных события.
   Звание подполковника.
   Пенсия.
   Родилась дочка.
   - Красивая история…
   - Не верите?
   - Отчего же: в жизни и не такое бывает.
   - Точно – в жизни. В моей жизни…
   Мой недоумевающий взгляд требовал ответа, но раздался воз-глас: «Папа, мы пришли!»
   Оглянувшись, увидел двух женщин.
   Одна, безусловно перешагнула возраст дам бальзаковского возраста (35 лет), но до сорокалетия ей ищо и ищо, как говорят в народе.
   Ее спутница, успела выйти из девочек, но еще не вошла в девушки. Это было видно в ее девически очерченных пристрастиях в одежде. В том, как рефлекторно подросток теребила нечто мягко пушистое, на поясе рваных джинсов, продолжая другой смотреть в очередное устройство антиобщения и слушая что-то в наушниках.
   Женщина вежливо поздоровалась.
   - Кофе по-армянски?
   - Никак нет! Исключительно из каких-то зерен!
   - Не поняла?
   - Мой генерал, любой твой подчиненный, тебе объяснит, по-дробно лабораторно, из чего именно, только не из какао-бобов, гонят сей напиток в местах общего пользования.
   - Все равно - папа главный: он полковник!
   Как всегда, неожиданно, ворвался в разговор ребенок.
   - Солнышко, я подполковник, сколько раз тебе говорить…
   - Да нет, милый, подполковником, была, есть и буду, я…
   - Сожалеешь?
   - Глупый: боюсь сглазить…
   Распрощались и ушли.
   Не верите?
   Себе или мне?
   В себя или в свою мечту: о счастье?
   Как повторяла одна моя, несбывшаяся мечта: «Какая разница…»
   Жизнь может все и по-разному.
   Неизменны пара пустяков: вера в себя и в свои мечты.
   Только не забывайте, каждый аэропорт, это тройное убийство: ваших денег, вашего времени и вашей свободы.
   Пока…

   7-9 ноября 2018 г.