Редкая ценная рукопись

РЕДКАЯ ЦЕННАЯ РУКОПИСЬ
Почему произошли революции в России в 1917 году
100-летие революций в России 1917 года широко отмечено как в зарубежных средствах массовой информациях, так и в российской. Буржуазные идеологи из либеральной среды Запада и России пытались втолковать своё понимание исторических событий в России 1917 года, настойчиво утверждая, что в 1917 году решающую роль сыграли не протестные массы народа, рабочих и крестьян, а валюта — двигатель всего. Зная огромнейшую роль В. И. Ленина в этот период, пытались навязать концепцую: он обладал огромнейшим капиталом, поэтому масса народа пошла за ним. Не политика царизма, обрекающая свой народ на нищету, не созданная революционная партия явилась движущей силой, а всё свершила валюта империалистов.
Искали зарубежный банковский счёт В. И. Ленина. Нашли счёт в банке Франции В. И. Ульянова. Но там, на этом счёте, никаких нет денег. Революционер, поднимающий массы на борьбу, должен иметь капитал, уверяют либеральные знатоки.  Выдвинули свою версию. Россия воевала с Германией в союзе с Антантой. Значит: Германия заинтересована в ослаблении России и в её поражении в войне. Ленин и Троцкий получили валюту от кайзера Германии. В саквояжах привезли деньги в Россию?
С советских времён мы знаем, что кайзер Германии денег русским революционерам не давал. Германское правительство лишь позволило группе революционеров покинуть воюющую с Россией Германию. Но либералы не верят, что так всё было. Без денег не могли выехать из Германии. Прилепляют денежные мешки к Тоцкому и Парвусу.            Либеральные идеологи прошлое трактуют на современный лад. Ныне на американские доллары в современном мире свершаются цветные «революции», смещаются правительства, устанавливается власть, нужная империалистам. Так и в 1917 году, уверяют либералы, произошло в России. Немецкие деньги сместили царя.
На  этом шельмующие исторические события не успокаиваются. Искажая одни события, они подвергают пересмотру другие исторические явления. Февральская революция произошла без большевиков, уверяют либералы. Большевики сидели в тюрьмах, находились в ссылках, в эмиграциях. В Петрограде их в конце февраля 1917 года не было. Искажают либералы  роль партии. Что партия большевиков состояла только из ближайших сподвижников Ленина, которых арестовало царское правительство  или вынудило жить в эмиграции? У большевиков не было подпольщиков? Примитивно подносят либералы материал для обозрения.
Как сами очевидцы, участники революционных событий представляют 1917 год? Передо мной рукопись из 8-ми ученических тетрадей — 176 тетрадных страниц, написанных в 1967 году. Излагая события далёкой давности, автор рукописи не знал и не догадывался, к чему могут прицепиться ненавистники Советской власти. Он под конец жизни добросовестно изложил историю своей жизни, не владея художественными приёмами, а простыми русскими словами мордвин поведал нам о жизни при царизме.
Иван Трофимович Лапшаев  — выходец из беднейшей безземельной крестьянской семьи и испытал всю тяжесть царского гнёта. В детстве и юности познал голод. Он хотел учиться, но проучился лишь 3 зимы, и в своей среде считался грамотным. Этим он и выделился в царской армии, в которой солдаты были сплошь неграмотными Илья Лапшаев дослужился до чина старшего унтер-офицера. Служба его проходила в лейб-гвардии Волынском полку. Привилигированный полк 1-ым в Петрограде из воинских частей перешёл в феврале 1917 года на сторону революции, поддержав протест рабочих
И. Лапшаев не выделяет себя в революционном движении. Он с точки зрения крестьянина-бедняка освещает участие в революции: даёт  то , что видел, то что слышал, не вдаваясь в анализ событий. Но его факты, изложенные в рукописи, предстают перед нами, как ценные события исторической важности, данные очевидцем, свидетелем великих исторических событий.   
Тетрадь первая
БЕЗРАДОСТНОЕ, ГОЛОДНОЕ ДЕТСТВО
Я, ЛАПШАЕВ Илья Трофимович, родился в 1897 году в Симбирской губернии, Ардатовского уезда, Жарёнской волости, в селе Чукалы в семье безземельного крестьянина. У отца и матери было шестеро детей. С нами жили дедушка и бабушка. Земельный пай приходился на одну душу. Душа была только у дедушки, а мы были все без души. В селе считали нашу семью безземельной. Что на одном земельном пае напашешь? Ни лошади, ни коровы, ни овец не имели.
Содержали себя только заработками на стороне. Дедушка, когда был в силе, на лямках таскал на Волге  баржи — бурлачил. Отец на Волге и на Дону работал грузчиком. Только на Калаче трудился 18 лет и от непосильно тяжёлой работы подорвал здоровье. Для семьи основным являлся отцовский заработок. Помню, как дедушка в селе Промзино сторожил на барском дворе у его сиятельства графа Рибопьера. Старший брат Степан с 12 лет ушёл работать на этот же барский двор. Если отец мало зарабатывал, то мы голодали настоящим образом. Я, малолетний, с бабушкой ходил по миру. Мы просили милостинку Христа ради. Но милостинки подавали очень мало, так как крестьяне окружающих деревень, жили бедно. Большинство из них земли не имели, а раз нет земли, нет хлеба, нет и скотины.
Поблизости ни заводов, ни фабрик, только поместья помещиков, крупных и мелких. Кругом помещичья земля. В родном селе имелись богачи- кулаки. У этих кулаков женщины работали почти даром, иные только за харчи. Отец мой летом работал грузчиком. Когда устанавливался ледостав на реках, грузчики не нужны, и отец уходил работать к купцу Попову подвозить муку по деревням в магазины. Изредка отец заезжал домой.  Я глядел на его обмороженное лицо и удивлялся, как он переносит морозы. Одежонка на нём плохонькая: на ногах лапти, вместо суконок на ступни наматывал куделю, тёплых штанов нет, лишь одеты двое самотканых портков, и из самотканого холста пиджачок и кафтан. Морозы и бури бывают такие, что не видно ни зги. Харчи плохие, оттого и сил мало. Ночью надо попоить и накормить лошадей. Такой адский труд оплачивался мизерным жалованием. Но семью  кормить надо, и от малых грошей  нельзя оказываться.
На плохую жизнь жаловаться некому. Попы говорят: "Если на этом свете терпеливо переносишь всякую нужду, зато на том свете получишь царство небесное" И в Евангелии написано: "Рабы божьи да подчиняйтесь своим господам с трепетом души и тела, ибо мзда ваша будет на небеси". Вот так в беспросветной и бездонной нужде и муке люди страдали, и этим мучениям не было ни конца, ни края.
В возрасте 8 лет я нанялся подпаском на господском управском хуторе пасти скотину за 6 рублей в сезон, от Вознесения до осеннего снега. Оплата за труд ничтожная. Харчи хозяйские, а одежда и лапти — свои. Я был рад, что не ходить по миру и не просить милостинку Христа ради.
На  следующее лето я (мне уже 9 лет) и дед взялись пасти овец в своём селе на своих харчах за один пуд с череда. (Черёд — 6 овец). Сколько-то платили деньгами. Не помню.
Отец на Дон не поехал, так как переносить на себе тяжести уже не мог. Он купил плохонькую лошадку и стал подрабатывать на селе. Дед тоже на барском дворе не в силах работать. Не жаловались на здоровье  я и брат Степан. Но какие мы кормильцы?! Мне 10 лет, брату — 15. Одному дедушке с отарой не справиться. Поэтому я и дед взялись опять пасти этих же овец.
Лето выпало негожее. Беспрерывно  дули северные ветры с мелким дождём. Одежда на нас плохенькая: на ногах —лапти, всё остальное самотканое: кафтанишки. портки и рубашки.
Ежедневно этот распроклятый северный ветер с дождём мочит нас насквозь и холодом продувает. Дед и я зябнем и промерзаем до самых костей.  Мы пасём овец по парам, лугов нет. У крестьян в земледелии — трёхполка: озимое поле, яровое и пары. Для скота выгона нет. Вот и пасём овец по парам. От дождя негде спрятаться. В дождь земля на парах набухает, прилипает грязь к лаптям, ноги всегда мокрые и тяжёлые. Еле волочишься за овцами. Они в дождь не спокойны: идут по ветру, не останавливаются, ложиться на мокрую землю не хотят, бегут и бегут, успевай их догонять, ходить за ними нет мочи. 
В один из таких злосчастных дней ветер с дождём  свирепствовал особенно. Голая пашня, затишья нет, ни кустов, ни лесов. Табунчик подошел к речке Саре. Воды в речке мало. Овцы могут бродом перейти её, а на другой стороне крутые берега. Я нашёл сухой водорыв, подмытый водой. У ямы — козырёк, так что можно спрятаться от дождя. Залез я в яму, вроде медвежьей берлоги. Дождь сыплет, а мне хорошо — ни дождя, ни ветра. Лежу в этой яме и шевелюсь, чтобы согреться.
Вдруг на меня сверху хлынула вода, холодная и грязная. В один миг моя яма заполнилась водой до краёв, и вода побежала в речку. Я страшно испугался — чуть не захлебнулся. Начал выкарабкиваться из своей берлоги и не могу выбраться: лапти скользят, руки не могут ни за что зацепиться. Захлебнусь! Смотрю: мой пастуший кий плавает возле меня. Мигом схватил кий. Упёрся им  обо дно, освободил рот от воды. Полез из ямы, выбрался из неё. С меня на берегу стекает вода и грязь. Думаю: вот так обдало меня! Ветер, как на зло, усилился и пронизывает меня до костей. Поднял голову к небу, плачу и кричу: "Господи!!! Господи, если ты есть на небе, то за какие великие грехи меня наказываешь?! Чем я грешен перед тобой, скажи?! Скажи! Скажи! Чем я грешен?"
Овцы пасутся на берегу, дедушка  пасёт часть отары на другой стороне и не пускает овец к посевам ярового хлеба. Я побежал через речку к деду, не выбирая, где мелко, где глубоко. Глубже для меня лучше — хоть грязь отмоет. Подбежал к дедушке, навзрыд плача. Кое-как рассказал ему, как я чуть не утонул в этой проклятой яме. Сам дрожу — зуб на зуб не попадает. Дед распахнул мокрые полы своего кафтана и прижал меня к своим ногам. Чувствую: дедушкины ноги тоже дрожат. Мне, мокрому, вроде стало теплее. Немного очухался я. Дедушка говорит мне:
— Овцы намериваются пойти к хлебу. Если зайдут на посевы, нам их оттуда не выгнать. За потраву придётся отвечать. Сбегай, Илюша, отгони их и сам вдоль речки побегай — согреешься. На вот кусочек хлебушка, поешь, он хоть мокрый, но да ладно.
Я спугнул овец. Прибежал к деду  рассказал ему, как я спрашивал у бога, за какие грехи меня наказывает и чем я виноват перед ним.
Дед посмотрел на меня, погладил свою бороду и ничего не сказал, а пояснил мне, откуда взялась вода, которая вылилась на мою голову.
— Видишь меловую гору? Там прошла сильная дождевая туча. Вода по ложбине двинулась к речке и дошла до тебя, до твоей ямы. Никакой хитрости в этом нет. Никто её не посылал к тебе. Ты просил бога, а тебе никто не ответил, потому что его нет на свете.
Я удивился сообщению деда и возразил ему:
— Как нет, дедушка? Нам в школе батюшка поясняет, что бог находится на небе, и он всесилен и всемогущ — всё может сделать.
Дед ничего мне не ответил. Поглаживая бороду, заговорил о другом.
— Время клонится к вечеру. Давай иди и поворачивай овец на деревню. Я пойду впереди, чтобы овцы не разбежались. Ты иди сзади и смотри, чтобы ни одна овца не отстала. Чаще поглядывай на крутящуюся овцу, не потерять бы её. Потеряешь, за такую дрянь отвечать придётся. Надо сказать хозяину, чёрту пузатому, чтобы больше в табун не пригонял.
В селе, когда овцы разбежались по своим дворам, дедушка сказал мне: 
— Про бога я потом расскажу тебе.
Прошло несколько дней. Выдался погожий денёк: ветер потянул с тёплой стороны, из-за туч выглянуло солнце, цветы у пашни выглядели бодрее, запели птички, затрепыхали в воздухе жаворонки. Овцы спокойно паслись, пощипывая сорняки на пашне. Грязь к лаптям не прилипала, кафтаны наши сухие — повеселели наши души.
На обед подогнали овец на водопой к речке Сарке. Мы, пастухи, решили здесь пообедать и отдохнуть, пока овцы рассыпались по берегу и жуют жвачку. Обед у нас не мудрёный, а постой: сухой ржаной хлеб да зелёный лук. Кусочек хлебца мочим в родничке, а лук макаем в соль. Вот и вся наша пища. Коровы нет, живём без молока. Вечером дома похлебаем, горячую похлёбку, сваренную без мяса. И на отдых — за летний длинный день так намучаешься, что уже засыпаешь, вылезая из-за стола.
Иногда приходят ко мне друзья детства с приглашением поиграть в лапту или впрятки, но мне не до игры — устал. От досады заплачу да так и засну, а утром с восходом солнца опять вставать пасти овец. У пастуха нет выходных и праздников. Он только дома ночью, когда надо спать.
В этот чудный тёплый денёчек легли мы у речного ключика отдохнуть. Я плотно прижал своё лицо к седой бороде дедушки и спросил:
— Дедушка, скажи, почему ты утверждал, что бога нет? Батюшка в школе уверяет, что бог есть. Кто тебе, дедушка, сказал, что бог на свете не существует?
Дед помолчал, потом кашлянул и проговорил:
— Я тебе расскажу. Только дай мне слово и побожись, что то, что я скажу тебе, никому не сказывать: ни товарищам, ни отцу, ни матери — никому-никому.
Я откровенно заверил дедушку:
— Я даю честное слово — ей богу, во те Христос — не скажу никому. — Я три раза перекрекрестился.
Дедушка начал рассказывать:
— У нас строится новая церковь, ты знаешь. Знаешь, что делают иконостас и алтарь. По стенам повесили, известно тебе, нарисованные всякие святые. Видел с боку левого клироса нарисованную пресвятую богородицу?
— Видел, дедушка. Она очень красивая. Видел всех святых  и 12 вырезанных херувимов над царскими воротами. Они уж больно хороши!
— Слушай дальше. Один раз подошла моя очередь по выполнению десятины. Батюшка велел мне и ещё одному старику дежурить ночью в новой церкви. Поглазеть на обличье святых в новом храме пришли из старой церкви два сторожа-старичка. Ходим, разглядываем и любуемся, как хороши все святые. С нами и художник, который рисовал святых. расхаживает. Мы все  залюбовались богородицей. Уж больно хороша!
— Какой чудесный вид! — отмечает церковный сторож.
— Вот что значит божья сила, — подчеркивает его напарник.
— Она помогает нам, крестьянам. От всех бедствий охраняет мужиков, –– добавляет 1-ый церковный сторож.
В их разговор вмешивается художник:
— Скажите, мужики, чем помогла святая вам?
Мы уставили свои  взоры на художника и  не знаем, что сказать.
— Молчите? —спрашивает нас художник и поясняет: — У вас нет земли. Отсюда и ваша нужда. Вы сколько не молитесь, сколько не просите святых, никто вам землю не даст, пока вы её сами не возьмёте.
А я тогда подумал: "Прав художник. Без земли нам не подняться".
— Что вам даст эта богородица? Она состоит из досок, которые отстрогал и сбил столяр дядя Микита. Я на этих досках изобразил святую деву, размалёванную яркими красками. Сколько ни молитесь этой доске, вы ничего не получите. Я могу вам нарисовать любого святого. Садитесь на табурет, у кого борода длиннее, того изображу на доске. Поп окропит водицей, и будете на него молиться. Все, кого я нарисовал, крестьяне из соседних сёл. От досок с краской вы никогда чуда не получите. Чудо тогда произойдёт, когда вы возьмёте землю своей грудью, то есть свей могучей спиной. Вот это будет для вас  чудо. Есть такая песня у революционеров: "Никто не даст нам избавления: ни бог, ни царь и не герой. Добьёмся мы освобожденья своею собственной рукой". Рукой безземельных крестьян и обездоленных рабочих!
Этот художник долго толковал нам и о боге.
Дедушка снял картуз.  Своей пятернёй погладил волосы на голове, накинул картуз до бровей и продолжил свой рассказ:
— Мы онемели, слушая его. не знали, как можно ему возразить, потому что из его уст вылетала правда. Мы эту правду ощущали, но боялись о ней говорить. Граф Рибопьер не работает, а живёт в тысячу раз лучше нас. Мы работаем и не можем досыта поесть. Всё для него.
Художник нам излагал правду, а мы о ней боялись говорить даже священнику на исповеди. Он откровенно сказал: "Бога нет. Бог выдуман богатыми людьми, чтобы вы подчинялись им, господам. Богачи пугают вас идолами. Если ты богу согрешил, то забирает тебя чёрт и утащит в ад. В аду черти будут над тобой издеваться: повесят за язык, или поставят на горячую сковороду, или запихают в котёл, в котором кипит вода, или другие ужасы напустит на тебя. Все эти ужасы для вас лишь потому, что вы неграмотные. Верите им. Вы, кроме своего носа, ничего не видите. Вы, кроме своего уездного города, ничего не знаете. Если бы вы были грамотные, вы бы прочитали бы книги, газеты, журналы и перед вами бы открылся другой, новый свет. Узнали бы, почему у вас нет земли, поняли, как её взять, каким путём. Грамотным людям всё известно.
У вас в селе три года назад открылась школа. Теперь ваши малыши будут немного грамотными. Они смогут кое-что прочитать и будут знать больше вас. Один старик рассказывал, что его внук где-то достал книжку о разбитом корыте. Прочитал её им. Теперь бабы вечерами не дают внуку покоя: просят прочитать ещё раз сказку о разбитом корыте. Вот видите: только две зимы проучился и уже может кое-что читать. Когда подрастёт, он будет лучше читать, и он узнает правду о боге и о помещике, у которого находится ваша земля. Он узнает, как эту землю отобрать у помещика.
Дед замолчал, а потом спросил меня:
— Понял, внук? — И добавил: — Учись!
Дедушка продолжил свой рассказ, поглаживая рукой бороду:
—Художник нам сказал, что время позднее и что пора на отдых, так как завтра ему опять рисовать святых. В тот вечер художник попросил нас: "Прошу вас: то, что говорил вам, не разбалтывайте". 
Через несколько дней художника куда-то увезли…
Так печальным голосом завершил рассказ мой дедушка.
— Наверное, внучек, пора поднять овец и погнать их на пастьбу.
Я был в смятении. Несколко дней раздумывал: как понять, что бога нет, что пресвятая богородица сделана из досок и из красок? Глова моя совсем  затуманилась. Я всё время раздумывал и разгадывал. Своим молодым разумом я не мог ничего выяснить.
Как-то пригнали овец на водопой, Пообедали мы и легли на полянке отдохнуть, я опять к деду с вопросом:
— Дедушка, как это бога нет? Ты мне получше объясни.
— Ты ещё молод, — сказал мне дед, — Тебе трудно всё это понять. Подрастёшь, окрепнешь, пойдёшь в люди, попадёшь на Волгу. На Волге встретишься с народом. Народ тебе расскажет. Ну, если ты маленько можешь читать, читай больше. В книгах ты узнаешь всё. Я безграмотный, Илюша, тебе говорю только то, что услышал.
Замолк дедушка, раздумывая над чем-то, а подумав, говорит мне;
—Был у меня один случай. Я тебе о нём расскажу. — Не спеша дед начал рассказывать: — Подошла моя очередь по выполнению церковной десятины: в счет её предстояло везти попа к архиерею. Жил архиерей в двадцати верстах от нас. Запряг я в телегу клячонку и поехал к попу. Поп, собираясь в дорогу, спрашивает меня: "Павел (так звали моего дедушку), у тебя лошадь хорошая? Довезёт нас?" — "Не знаю, — говорю ему. — Идите посмотрите. 
Попу известно, что у бедных крестьян плохенькие лошадки. У него в конюшне — выездной жеребец, в ограде стоит тарантас. Но что возьмёшь с нищего мужика в счёт десятины? Так пусть на кляче корячится.
И ещё поп уточнил: "А овса для лошади взял?" Я ему ответил: "Овса у нас нет. На телеге только солома". —  "Иди и скажи работнику — пусть насыпит лукошко овса". Сено для лошади поп не дал — пожалел.
Ну, всё готово, и мы тронулись в путь-дорожку. К вечеру добрались до архиерея. Около дома архиерея стояли уже подводы из окрестных сёл и деревень. Всех подвозчиков разместили в большой кухне. Кухарка нас накормила щами и кашей.
Дьяконы и попы собрались в архиерейском зале. Её  разделял с кухней тёплый коридор. Горничные беспрерывно таскали из кухни в зал кушанья всевозможные. Прибывшие гости и архиерей приступили к своей трапезе. Двери зала и кухни приоткрыты,  мы, подвозчики, прислушиваемся. Но тишина. Разговора нет.
Вдруг слышим в зале громогласный голос провозглашает:
— Святые отцы, по единой!
— По единой! — подхвачен его возглас.
Слышим: брякают рюмки, заговорили в зале.
После неоднократного провозглашения "по единой", выпив"по единой", стали громче и громче разговаривать. Наконец запели церковные песни. Поют неслаженно, не так, как поёт в церкви хор певчих. Понимаем, всё хмельнее и хмельнее становятся "святые отцы".
Неожиданно бычьим голосом заревел, наверное, дьякон:
— За здравие нашего государя-императора и ея императорского величества государыни императрицы Александры Фёдоровны — многая лета!! 
Все, нараспев, хором повторили:
— Многая лета! Многая лета!
Провозгласив здравицу, снова запели церковные песни. От церковных песен перешли к светским песнопениям. Тот же бычий голос заревел:
— Святые отцы! Один бог безгрешен! По единой! — Слышны нам несвязанные слова опьяневших религиозных деятелей. Мы онемели, не знаем, что сказать, а в зале продолжают произносить:
—Святые отцы! По единой! 
Горничные стали  реже таскать в зал разные явства. Мы приоткрыли кухонную дверь, чтобы их видеть. В зале садом, доходящий до безумия. Тот же бычий крикун рявкнул:
— Плясовую давай! — И забубнил: — Барыня! Барыня! Барыня-сударыня!
Все подхватили:
— Барыня с перебором
     Ночевала под забором!
Хлопают в ладоши, губами подражают гитаре, по надутым щекам бьют кулаками, подражая барабан. Один за другим пускаются в пляс Пляшут и вприсядку,, кружатся, выбивают ногами дроби. Запели "Комаринскую" вразнобой. Веселятся святые отцы.
Нам надоело слушать и видеть сумасшедшие потехи святых отцов, и мы закрыли кухонную дверь. Засудачили подвозчики, какие наставники у крестьян, во всех грехах им каются, а они, безумные, пугают адом за допущенные грехи. Долго мы толковали о попах.
К ночи подвозчики вышли во двор. Наполи лошадей и дали им корм. Пришли в кухню, на полу расстелили свои кафтанчики и улеглись спать, а святые отцы продолжали свои потехи.   
Утром подвозчики проснулись рано. Напоили и накормили лошадей. Кухарка угостила нас чаем, дала каждому по кусочку сахара и ржаного хлеба. После нашего завтрака вскоре начали подниматься святые отцы.
Снова забегали горничные. Забрякали  рюмки. Поняли: похмеляются. Их похмелка длилась до обеда, а кое-кто и дольше засиделся у архиерея. Один по одному стали разъезжаться. Мой поп вызвал меня и говорит:
— Павел, запрягай лошадь. Поедем.
Я вышел во двор. Запряг лошадь и доложил, что подвода готова. Глянул, а поп еле сидит на стуле. Ему ещё на дорогу налили изрядную дозу. Он выпил её. Я и дворник вели его по двору. Вдвоём еле-еле взвалили попа на телегу. Не отъехали и пяти вёрст от дома архиерея, как святой отец, лёжа на сломе в телеге, захрапел, как кабан. Оглядываюсь на зад, как бы он не свалился с телеги — мне одному не поднять его, уж очень он тучный. Вёрст 5  ещё проехали, мой поп кричит мне:
— Павел! Остановись! Я хочу помочиться.
(Пьяный поп сообразил и в штаны не напустил В подобную ситуацию попал Ельцин, когда он, окрылённый поддержкой правительства США и ЦРУ, летел из США домой. по пути самолёт приземлился на аэродроме иноземного государства. Его, пьяного, разбудили и направили к выходу. Умники, сопровождавшие его, не догадались сводить Ельцина в туалет. Он  спустился по трапу к встречающим иноземцам. И, хоть режь, приспичило. Подняться по трапу — не выдержит. Пришлось прудить на колесо самолёта — не идти же в мокрых штанах к ожидающим почтенным правителям. Вот такие пришли править Россией).
Я помог попу слезть с телеги. Он двумя руками опёрся о телегу и начал мочиться, а шейный крест на длинной цепочке повис перед ним, и струя обливает божий крест, а на кресте изображено распятье Иисуса Христа. Я кричу попу:
— Батюшка! Вы на святой крест мочитесь!
Не поднимая головы ко мне, он ответил:
— Хрен с ним, с Христом! — Так до  конца излил он мочу на распятие Иисуса Христа.
Тогда-то я и размыслил, что художник говорил нам истинную правду.
До поповского дома мы добрались без происшествий, если не считать тот эпизод. Во дворе нас встретили рабочий, кухарка и церковный сторож. Пьяный поп медленно задом сползает с телеги. По внешнему виду он помятый, обрюзгший На крыльцу вышла попадья. Увидела супруга своего мужа и плаксивым голосом завопила:
— Ой, батюшка, ой, батюшка! Опять у него приступ, опять болеет, да сохрани его мать, пресвятая богородица!
Я, работник и сторож помогли ему сползти с телеги. Довели до крыльца. Его подхватила попадья и увела в дом.
Работник плюнул в сторону и мне на ухо говорит:
— Чтоб разорвало его, пьяного кабана! Нажрался, как свинья!
Дедушка нахмурил брови и тихо проговорил:
—Вот, дорогой ты, мой внук, с тех пор я в церковь не хожу, кресты и иконы не целую. Только вспоминаю художника. Правду он говорил нам, что  этих богов, святых выдумали богатые, чтобы мы им подчинялись, слушали попов, каялись в своих грехах. Вот так, внук? — завершил свой рассказ дедушка и замолчал, теребя пальцами свою бороду.
Я не удовлетворён услышанным. У меня накопилось много вопросов и я спрашиваю:
—Дедушка! Почему мы бедные, а другие богатые? Почему у нас нет коровы?
Дед что-то промурлыкал, а потом чётко проговорил:
— У нас нет земли. От земли всё зависит, внучек. Земля есть, и хлеб есть. Земля есть, и корм для скота есть. Вся земля у помещиков, у попов, церквей, монастырей и у деревенских мироедов. Крестьянам остаются остатки, а крестьян много. Крестьянское общество делит землю по душам. Сколько у кого душ, столько и получат земельных паёв. У нас в семье десять человек, а душа одна. Только я имею душу. Одной душе десятерых не прокормить. Поэтому приходится членам семьи работать где-то по найму. Мы с тобой, полуголодные, полуголые, вынуждены пасти овец за скудную плату. Отец твой всё время работал  и у богатого мужика, и у помещика. Последние силы и здоровье сгубил, таская тяжести на Волге и на Дону, теперь болеет и дома работать не может. Брат твой Степан занят на большом барском дворе, на Старом Хуторе. Почти все трудятся, а хлеба всё равно нет, нет, внучек, и коровы.
— Дедушка! Почему не возьмёте земли у помещиков, коли  у них земли много, а у нас нет земли, и корову не имеем?
— У помещиков, у попов, у церквей, монастырей и у деревенских  мироедов отобрать, внук, землю трудно, потому что батюшка-царь их защищает. У царя  для их защиты есть и полиция, и жандармерия, и войска.
Я тебе говорил: подрастёшь, возмужаешь, выйдешь в люди, сам всё увидишь и узнаешь, каким путём можно отобрать землю у помещиков.
— Дедушка! Я не понял, объясни мне, что это за души? За душу дают землю. Ты говоришь, что у тебя есть душа, а у нас у всех нет душ. Почему?
— Это было давно, внучек. Я тогда был маленьким. Приехала какая-то ревизия и написала список всех людей мужского пола. Кто попал в этот список, того наделили землёй, названной душевым наделом. Стой поры много воды утекло.  Тех, кто получили наделы, нет в живых. Надел перешёл по наследству. Души остались. Было в семье 10 душ, а досталось одному. Можно продавать мёртвые души. Появились многоземельные крестьяне, ставшие богачами. Было и так:  в семье одна душа, а родись 4-6 мальчишек. Из них — один наследник. С годами число безземельных росло — они без душ, без земли. Церкви, монастыри скупали душевые наделы — у них были деньги. Нет наследников, надел ушёл в общииую собственность.
Каждый год община на сходе делит землю. Деревенские горлохваты, безбожно вороватые увеличивают свои наделы. Бедняк на сходе слово не имеет. Если он что-нибудь скажет, то богачи в несколько голосов загорланят: "Чего ты там пищишь, нищий голодранец? Ты сначала вымой грязную свою морду, замухрышка, а потом приходи на сходку просить увеличить тебе надел. Первоначально научись хозяйствовать! Умеешь бурлачить, вот и тащи на лямке баржу!" Бедняк наслушается всяких оскорблений и унижений, махнёт рукой, плюнет и покинет сход. За дверью скажет: "Крокодилы1Жрите нас! Придёт время, и на нашей улице будет праздник!"
Дед замолк, а потом задумчиво произнес:
— Когда-то здесь проходил Пугачёв. Войск у него видимо-невидимо. Его стоянка была за нашим селом на лугах. Это место так и называют. Пугачёв отбирал земли у помещиков и у богачей и раздавал крестьянам. Много взяли, по пугачёвскому указанию, лошадей, хлеба, разной скотины, телег и сбруй. Бедняки нашего села ушли к нему добровольно. Пугачёвское войско двинулось по направлению на Саранск и ушли куда-то дальше. В село добровольцы больше не возвратились.
После Пугачёва правительственные войска для расправы прибыли в село. Семьи добровольцев и их сторонников угнали куда-то в Сибирь Из нашего рода Лапшаевых тоже семью угнали, и нет о них ни слуха, ни духа.  Мы о их судьбе ничего не узнали, так как ссыльные крестьяне из Чукалы грамоты не знали. В этом вся беда. У полиции ничего не узнаешь, к ним по этим делам и не обращались.
Художник рассказывал — я несколько раз приходил к нему, дай бог ему доброе здоровье, если живой, — что рабочие в городах бастуют, требуют свои права. Полиция разгоняет бастующих. Если полиция не осиливает забастовщиков, тогда пригоняют казаков или солдат. Те расстреливают рабочих, чтобы не бастовали, а покорно бы ходили на работу. Плохо бедным людям в селе, в городе тоже им не сладко. 
Так завершил свой рассказ мой дедушка.
Кончали пастьбу овец в начале октября — уже пролетали снежинки. С Покрова дня я пошёл в школу. Это была у меня третье зимнее обучение. Перед самой пасхой я окончил курс своей учёбы. На моём счету 3 отделения сельско-приходской школы с похвальным листом. Мне очень хотелось ещё   дальше учиться, но в нашем селе других школ нет. Для поступления в городскую школу нужны деньги. А какие  у нас деньги? Куска хлеба на  пропитание не имеем.
Осенью отец  привёз с Дона, из города Калача, мало денег. Он хотел ещё сезон поработать, чтобы семья смогла перезимовать. Всё вышло неудачно. —заработки были плохие. Отец ещё пуще заболел. Старший брат Степан уехал на заготовку леса. Заработки там мизерные, но всё же какую-то копейку привезёт. В зимнее время дедушка и я безработные. К средине зимы все наши запасы исчерпаны. Осталась только картошка. Как нашей семье перезимовать? Дома опять хлеба нет. Опять голод. Дедушка мой вынужден пойти по деревням  просить милостинку Христа ради.
   
Тетрадь вторая
Батрацкая жизнь
Дома под конец зимы можно протянуть ноги. Надо всё же что-то предпринимать.
Я сговорился с другом детства Гришей пойти  в город Алатырь и поискать там какую-нибудь работу. И мы ушли из дома.
Преодолев пешком 25 вёрст, мы под вечер пришли в город. Увидев множество домов, мы посчитали, что в каждом городском доме найдётся работа.  Гриша пошёл к домам по одной стороне улицы, я — по другой. В конце улицы мы, искатели работы, сошлись и выяснили, что работы нет. Вечер. Где будем ночевать? Только в этот момент возник вопрос, где же можно нам прикурнуться?
— Гриша! Вспомнил! У нас в городе Анатыре живёт дядя Ваня. Пойдём к нему.
— Где живёт твой дядя Ваня?
— Я сказал: "В Анатыре он живёт".
— Где в Анатыре? — не успокаивался Гриша.
— А я не знаю…
— Давай, Илюша, спросим у людей. Скажут.
Кого ни спросим, помотает головой и скажет: "Не знаю". Мы думали, как у нас в селе: любой скажет и покажет, где живёт такой-то. Стало темнеть, а мы всё спрашиваем, где живёт дядя Ваня.
Идёт сгорбивший старик, устало волоча ноги. У него сзади за поясом воткнут топор, под мышкой — пила, В правой руке — полусажёнок, вместо подожка, он опирается на него и еле плетётся — крепко поработал днём. Мы обратились к старичку:
— Дяденька! Где живёт дядя Ваня?
Он остановился. Видимо, заинтересовался незадачливыми деревенскими парнишками в лапотках и спросил:
— Как фамилия? 
Я и Гриша отвечаем:
— Не знаем.
Я сразу добавляю:
— У него жена— Матрёна. У них слепая дочка Катька.
— Вы из какой деревни?
— Мы из села Чукалы!
—А-а-а знаю-знаю. Пойдёмте со мной.
Мы рады, что найдём дядю Ваню.
Идём за дедом. Шли-шли и дошли до реки Суры. Впереди в беспорядке мелькают огоньки: один выше, другие ниже, вправо и влево мигают. Мы по косогору опустились вниз. Дед наш остановился. Положил на землю пилу, вытащил из-за пояса топор, бросил его на пилу и говорит:
— Вот мы и дошли. Этот дворец — мой, а это —потолок дворца дяди Вани. Сейчас мы к нему пожалуем.
Спустились чуть вниз и уткнулись в дверь, рядом маленькое окошечко, вроде форточки. Дедушка открыл дверь и проговорил:
— Сосед! Принимай гостей!
Мы вошли в дом. По три раза перекрестились, поздоровались. Дядя Ваня подошёл к нам, а тётя Матрена подбежала и давай быстренько нас раздевать, Она посадила нас возле печки, где потеплее, чтобы мы согрелись. Дядя Ваня куда-то нырнул, пришёл с полубутылкой в руке и скомандовал: 
— Давай, старуха, на стол свежую уху, а то ребята, наверно, целый день ничего не ели и устали. Давай, сосед, садись. У меня сегодня счастливый день — от этого проклятого толстопузого получил заработанные два года назад деньги за чистку уборных и помойной ямы, а сегодня как-то взмолился и отдал.
Посадили нас за стол. Дядя Ваня разлил по рюмочкам водочку. Он угощал и нас помаленьку выпить, но мы категорически отказались. С превеликим удовольствием ели уху из свежей рыбы — главное: с хлебом и вдоволь, ведь мы с утра ничего не ели и не пили, а 25 вёрст прошли пешком. Тётя Матрёна всё расспрашивала, как живут дома, как дедушка и бабушка, есть ли хлеб и картошка. Я ответил, что хлеба нет, картошки мало, дедушка ушёл по миру, Степан на лесоповале.
— Вот и ушёл я из дома в поисках работы.
Дядя Ваня пояснил нам, доброжелательно советуя:
— Здесь, в городе, найти постоянную работу очень трудно, а временная работа для вас не интересна. Здесь часто звонят, но редко кормят.
— Как это, дядя Ваня, часто звонят? — поитересовался я.
— Да очень просто: церквей много и не прекращается колокольный звон. Здесь два монастыря, а у них служба каждый день, в воскресенье или в какой праздник тогда уши затыкай от этого звона. Для нашего брата колокольный звон ввергает в  унынье, вместо весельства.
 Дядя Ваня с дедом выпили по рюмочке, и он продолжил:
— Вы лучше идите по деревням. Там скорее  найдёте работу. По реке Суре мужи живут ничево. Наступает весна, и работа у них найдётся.   
Утром мы пошли на поиски работы. Прошли большое село Стямасы, затем — деревню В ней живут калагуры. Они православных брезгуют, не берут на работу. Зашли в большое село Иваньково, и там нашли работу до пасхи. Гришку нанял мужик работать до пасхи за полтора рубля. Другой мужик даёт мне только рубль и 20 копеек, тоже до пасхи. Харчи хозяйские, одежда — своя. Я был рад такому исходу — только бы не ходить по миру. Работать до пасхи, то есть 7 недель, весь великий пост. Мне не придётся голодать. (Хозяева пользовались дешёвым детским трудом.)   
На утро — благослови, господи — первый раз начал  батрачить. Я 
проработал на хозяйском дворе до вечера.   Снег на дворе уже таял, и лапти набрали много влаги. Я весь день ходил с мокрыми, холодными ногами.
 Автор рукописи не сообщает, что подросток работал без обеда —
он же не голодал, так как утром наелся до сыта. Когда мальчики целый день потратили на хотьбу в город, на поиски дяди Вани, они не вспоминали о еде. Голод приучил не думать о пище? И это не отложилось в памяти автора. Завтрак на целый день достаточно?
Когда я на кухне вечером разулся, хозяйка, увидев мои мокрые ноги, горестно произнесла:
— Ох, ты бедный мальчик! Как же ты ходил целый день с мокрыми ногами? — Она обратилась к супругу: — Давай отдадим ему мои сапоги, они целые. Хоть ему великоваты, но ноги будут сухие, а то он, сердечный, простудится с таких молодых лет. Вот она бедность-то какая! Я сама сиротой росла. Знаю нужду. В лаптях приходилось ходить.
 Утром хозяйка обула меня в сапоги. Я ещё сроду не ходил в сапогах. Бодрости ещё больше прибавилось у меня. С хозяйской дочерью дали корм лошади, корове и овечкам. Я один сгребал оттаявший назём в кучку, грузил навоз в сани и на лошади отвозил на гумно. Работа мне нравилась: я самостоятельно управлял лошадью, а лошадь была смирная, умная такая.
Харчи у хозяев великопостные, но для меня хороши. Часто были рыбные пироги и уха. Хлеб ел вдоволь, чай с ягодами и сахаром. Я был доволен едой.
Однажды, когда я работал на улице у дома, гляжу: идёт мой дедушка. Как я обрадовался! Хозяйка вышла во двор, я с гордостью сказал ей:
— Это мой дедушка!
Она приняла моего деда, как своего. Накормила его и напоила чаем.
После обеда дедушка вышел во двор со мной возить навоз от конюшни и коровника. Навоза за зиму скопилось много. До вечера мы почти весь навоз вывезли. Дружно поработали.
Дедушка переночевал и направился в путь-дорогу. Хозяин за вывозку навоза дал ему четвертак. Ушёл дедушка со спокойной душой — внук работает не у плохих хозяев.
Незаметно подошла пасха. Мой срок работы завершился. Хозяин деньгами рассчитался со мной. Хозяйка сшила мне красную рубашку и перешила старые штаны на мой рост. Сапоги, которые я носил, отдали мне. Хозяйка одарила меня парой крашеных куриных яиц, одним гусиным яйцом, несколько пирогов выдала на дорогу и сказала:
— Приходи  после пасхи. На всё лето возьмём тебя в работники.
В субботу, перед пасхой, я отправился домой. День удался хороший: ясный, тёплый. Ветер подувает попутно. Появились на дороге проталины. Я в сапогах — не боюсь воды. В красной рубахе, в чистых штанах, не в лаптях, а в сапогах  иду петухом. Прошёл через деревни Есиховка, Ждамирово, Кольцовка, Кученяево, Андреевка и Мурзы  Все 28 вёрст при хорошем настроении распеваю песни. С закатом солнца дошёл до родного дома.
Вся семья наша рада, что я вернулся благополучно. Отцу отдал свой заработок — 1 рубль и 20 копеек. Матери передал на хранение новенькую красную рубашку, перешитые штаны и подарил ей гусиное яйцо. Куриные яйца передал к празднику братишке Андрею и сестрёнке Наташе.
После Пасхи я ушёл наниматься в батраки на барский двор, который  расположен в сорока верстах от нашего села на Старом Хуторе. Почему я не вернулся к прежним хозяевам? Мало платят. На их жаловании зиму не протянуть. На барском дворе платили батракам ежемесячно.
Имение его сиятельства графа Рибопьера, размером 120 на 60 вёрст,  охватывало пашни, луга, леса, реки, озёра — все принадлежало его сиятельству. Вокруг этого имения сотни сёл и деревень с безземельными и  безлесными крестьянами. Я пришёл на  Старый Хутор, где работал брат Степан, а когда-то батрачили на графа дед и отец.
По их рассказам, а потом и я познал,  у графа большое многоотраслевое хозяйство на многих участках. Так, на Старом Хуторе сеяли рожь, пшеницу, овёс, ячмень, просо, подсолнух, сажали картофель, овощи и бахчёвые культуры. Занимались коневодством и овцеводством. Овец было очень много. Разводили овец породы "меринос".
На Новом Хуторе  занимались хлебопашеством и животноводством. Особое внимание уделяли коровам и свиньям. Производили масло чухонское и сыр голландский, ветчину и копчёную мясную солонину. Новый Хутор располагался в 5-6 верстах от нашего села.
Центральная усадьба — в пяти верстах от нас. Здесь находилась главная контора, осуществлявшая руководство всеми производственными участками. В механизированных мастерских ремонтировали сельхозмашины и инвентарь.
Отдельно от всех участков работала вальцовая мельница. Размалывали пшеницу и рожь на крупчатку, на сеянку и на поклеванку. Производила мельница в основном  простой размол зерна. Для батраков в будни и праздники предназначался только простой размол ржи. Находилась мельница в 8-ми верстах от моего родного села.
В 12 верстах располагалась картонно бумажная фабрика. На ней выпускали картон и жёлтую бумагу.
В 19 верстах от нас — поселение Грязное. Здесь сеяли лён и коноплю. Льняную куделю куда-то отправляли, а стебли конопли шли на изготовление различных верёвок. Из семян льна и конопля получали растительное масло.
В Сусайке, в 19 верстах от нашего села, изготавливали деревянную продукцию: сани, кошева, телеги, колёса, плички пудовые и прочую дребедень, гнули дуги, коромыслы, полозья саней. Здесь же лесопильный завод поставлял обработанную древесину.
Далее тянулся лес, принадлежавший графу, почти до самой Волги. В глуши леса гнали дёготь, смолу, производили скипидар.
Всем этим огромным имением руководил немец Карл Иванович с русским помощником Иваном Ивановичем. Они жили на центральной усадьбе. Карл Иванович под жильё занимал огромный двухэтажный дом. Его семью обслуживало множество слуг.
В конторе размещалась главная бухгалтерия. Контора располагала телефонным коммутатором. Со всеми производственными объектами была установлена телефонная связь.
Граф Рибопьер ни разу не приезжал в своё имение. Видимо, такой доход был большой, что его не тревожили дела, и он доверял управляющим хозяйствовать по их усмотрению. Дедушка уверял, что ещё в Малороссии у графа есть имение, ещё почище, чем здесь. Руководил имениями главный управляющий  — Пастухов. Один раз этот управляющий приезжал сюда. Француз Рибопьер жил в Петербурге. В столице России он имел целый квартал пятиэтажных и одноэтажных домов с гербами его сиятельства графа Рибопьера.
Надо полагать, сколько тысяч батраков работало на одного распроклятого паразита.
В данное время в России повторение пройденного?   
В контору устраиваться на работу я шёл вместе с братом. В конторе всё начальство было в сборе. Степан, мой брат, обратился к заведующему:
— Вот мой братишка. Возьмите его на работу.
Мне тогда было 13 лет. Ростом небольшой, худенький.
Поглядел на меня  заведующий и говорит:
— Куда такого? Больно уж малой! Не надо нам такого.
Идём из конторы. Я уливаюсь слезами — не взяли на работу и прежних хозяев, наверное, потерял. Придётся дома голодать. Встретились нам два брата-батрака. Их здесь считали лучшими рабочими и называли барскими работягами. Они поинтересовались, что случилось с нами. Расспросили обо всём  подробно. Братья заявили нам:
— Пошли обратно в контору.
 В конторе один их братьев сказал заведующему:
— Этот парень хороший. Он грамотный, смышленый. Пригодится вам.
Заведующий спросил меня:
— Сколько классов кончил?
Я ответил ему:
— Три отделения сельско-приходской школы с похвальным листом.
Среди батраков грамотных — единицы. Моя грамотность его, видимо, заинтересовала.
— Ну, ладно. Возьмём. Жалованье 5 рублей в месяц.
Ох, как я обрадовался, что меня взяли на работу!
Вечером я и брат пошли в столовую ужинать. Накормили нас щами и кашей. Хлеб, чёрный ржаной, ешь вдоволь, нормы нет. Я был рад  такой пище. Ел, как будто заработал ужин.
Шли дни за днями. Я работал со всеми по наряду с раннего утра до позднего вечера. Начался сев яровых зерновых культур. Меня позвал к себе ключник-эконом. Повёл меня на склад, где взвешивали семенной материал. Ключник решил проверить мои знания. Спросил: 
— В пуду сколько фунтов?
Говорю ему:
— Сорок.
— Семью девять! Сколько?   
— Шестьдесят три.
— На счётах можешь считать?
Говорю ключнику:
—Могу.
Ключник проэкзаменовал моё умение считать на счётах. Потом показал, как заполнять накладную. Проверив мои знания и показав, как отпускают со склада зерно и заполняют накладную, сообщил мне:
 — Будешь самостоятельно отпускать семена.
Я — весовщик на складе. Рабочие насыпают в мешки семенное зерно, кладут мешки на веса, с весов убирают мешки и грузят на телегу. Моё дело:  записать в накладной вес мешков. И это считается работой?
Завершился сев зерновых культур. На складе ежедневной работы нет, и меня взяли в контору, назначив рассыльным и уборщиком конторы. Я должен почти каждый день отвозить сведенья о проделанной работе. Возил сведенья верхом на лошади или на лошади, запряженной в тарантас. Работа не тяжёлая. Она позволяла бывать в других деревнях и познавать настроение батраков имения. Я обязан  убирать в конторе ежедневно. Понятно, что после тяжёлой и изнурительной работы в поле в течение всего светового дня мои дела были для меня благодатью. После полуголодной домашней жизни зимой я свою работу воспринимал как благо. Но когда я вошёл в курс всех конторских дел и узнал настроение батраков, розовая пелена с моих глаз исчезла. Своим мальчишечьим умом уразумел, что заботы о батраках нет. Они должны работать и работать. Батраку нужно за летний сезон обеспечить материально не только себя, но и семью. У него есть семья, и он должен о ней беспокоиться. Мизерное жалование за работу в имении обеспечивала батраку и членам его семьи только полуголодное существование. Изнурение трудом батрака приносило большой доход господам. За счёт его труда благодатно жил в столице граф и упрвленцы имения. Заболел батрак, иссякли силы у батрака, его выбрасывали из имения, то есть расставались с ним навсегда. Им не нужен мой больной отец, престарелый мой дедушка, истратившие в имении свои силы и здоровье. Карабкайтесь в своём домишке до конца жизни. Приходилось им голодать и носить сумку на плече, чтобы получить подаяние. Никто не завидовал батраку, и его труд не был в почёте, хотя крестьяне обеспечивали благом всех господ России.
На сотню сёл и деревень один фельдшер. Какое лекарство он мог бедняку порекомендовать, если в кармане у него ни единого гроша. Так и умирали, не побывав ни разу у фельдшера.
В имении бесплатными были ночлег и питание. Если болел батрак 2-3 дня, то его не тревожили. При длительном заболевании работника из имения  выпроваживали: иди на все четыре стороны. Господскому имению нужны здоровые работники. Тысячи крестьян согласны вместо него работать и получать бесплатный ночлег и питание. К больному батраку фельдшера не приглашали. Если и пожелал батрак побывать в медпункте, то требовалось ему пройти вёрст 30-40.
Разве не так теперь у нас в Росси? Закрыли деревенские ФАПы. Здоровый человек побывает у врача. Как добраться до поликлиники больному с высокой температурой или с сердечным приступом? Зато бытует болтовня о демографии  Зачем беспокоиться, уверяет народ правительство, за 3 года мужики стали жить не 51год, а 71. Если надо, через 3 года будут жить до восьмидесяти лет. Вот только кладбищи быстро пополняются. В небольшом городке Калачинске, в котором числится населения менее 25 тысяч человек, за 3 года — 1000 покойников.
В воскресные дни рабочие  в бане мыли свою одежду без мыла. Чтобы купить мыло, нужны деньги, а их нет. Нательного белья никто не имел. Самотканые штаны и рубашка — вот их одежда.
На хуторах самое отвратительное, на мой взгляд, были бытовые условия. Жили в полуземляных бараках с земляным полом. Окна, как в скотных дворах, узкие, продолговатые. Света мало, вентиляции нет. Внутри барака — сплошные нары. Их никогда не мыли, стояли нетронутыми каждый сезон. О пастельной принадлежности и говорить нечего — рабочие, в чём работали, в том и спали.      
Под нарами растёт травка. В бараке изобилие насекомых. Прижились тут миллиарды клопов и  блох. По стенам ползают тараканы, жёлтые и бурые. Жителей полутёмного барака не обходят и вши. Всю ночь задают концерты сверчки. Умудрились здесь жить и квакать по ночам лягушки — пищи им достаточно. Трудно представить, какой кошмар ожидает ночью работников, которые  поработали от зари до зари 17 часов. Спать им с кровососами. За такую "благодать" лучший работник получает в течение полугода 8 рублей в месяц, а другие в деревнях и такого жалования не видят.  Им же содержать семью! На какие средства? Зимой и сам батрак становится безработным. Эти 8 рублей надо делить: часть отдавать семье, часть оставлять на зиму. Жить семье, независимо от числа иждивенцев, месяц  на 1 рубль с копейками. Но большинство батраков и такой суммы денег не удостаивалось. 
Я отдавал отцу каждый месяц 5 рулей, Степан с лесозаготовок или с барского двора  приносил 7-8 рублей. Эту сумму делили пополам для зимы. Пшик доставался семье ежедневно.
Я занят рукописью И. Т. Лапшаева, а в Екатеринбурге тысячные памятные шествия царю. Им бы, рассуждаю я, сутки пожить в зверских невыносимых условиях графа-помещика, которого оберегала царская власть! Что бы они понесли бы в колонне,  если бы по работали день в имении и переночевали бы  ночь в бараке?
Намаявшись за день, батраки крепко спят. На сон им только 6 часов. По полчаса на завтрак, на обед и на ужин. Утром, ещё до восхода солнца,  старший староста открывает  барачную дверь и громогласно кричит:
—Э-эй! Ребята, вставай!!
В ответ журчанья с писком и треском различные шипящие и взрывные звуки — нельзя будить того, кто наелся кислого ржаного хлеба и кислющих щей, так как за ночь в животе у каждого спящего скопилось неимоверное количество зловонных газов. Стоит всем  пошевелиться, как со всех сторон раздадутся на различные нотные звуки громкое шипение вырывающегося скопленного за ночь газа
Всё удушье скопом вырывается в открытый проём, в котором стоит староста. Он затыкает свой нос, хлопает дверью и вдоволь матерится.
Через 10 минут староста приходит вторично и зычно кричит:
— Подъём!! — И добавляет смачное словечко.
Получает такой же ответ.
В третий раз является в барак староста и добуживает батраков криком:
— Эй!!!  Свиньи проклятые, вставай!! — Ещё сильней в этот раз он хлопает дверью и за дверью сплёвывает, задерживая вырывающую тошноту.
Такая установилась традиция с давних времён: ходить в барак на подъём батраков 3 раза.
Когда я работал в поле со всеми батраками, то уставал так, что не чувствовал ни рук, ни ног своих. Засыпал мгновенно на голых нарах, безропотно позволяя пить мою кровь блохам, клопам и вшам. Работая от конторы весовщиком, я приходил вечером на ночлег неуставшим. Садился к рабочим на нары и слушал рассказы бывалых людей, как жили-поживали, как волочили нужду в горькой крестьянской жизни. Мы, молодняк, слушали, разинув рты. Однажды батрак рассказал, как его соседу дали 6 лет каторги.
— К соседу приехал из Сибири с золотых приисков его племянник. Он пригласил дядю в гости отмечать его приезд. Хорошо за столом поели и, конечно, выпили. Племянник рассказал, как на шахтах золотого прииска рабочие бастовали, требуя повышения  заработной платы. Во время забастовки  рабочие наверх золото не подавали. Среди них, забастовщиков, были грамотные люди, не как мы, батраки. Они объясняли, как надо действовать, отстаивать требования до конца. Во всём виноват царь. С его  разрешения заставляют  работать за бесценок. Царь с владельцами шахт обогащается золотом. Всех помещиков наделил землёй царь. Он пьёт нашу кровь. Если выступаешь против царского произвола, то тебе посадят в тюрьму, или отправят на каторгу, или повесят. Из всех кровожадных самый кровожадный — это царь. Его надо свергать, и самим строить новую жизнь. На крупных заводах и фабриках рабочие имеют большие и сильные организации, готовые повести рабочих на свержении царя с престола.
 Много говорили , сидя за столом в бараке, о политике.   
 — На другой день — продолжал рассказчик, — сосед пришёл поздно вечером домой под хмельком. Мать и жена дома. Он увидел на стене отрывной календарь, висевший  на планшетке, а на календаре — портрет Николая Второго, вспомнил, как ему рассказывали про его царствие. Под руку попало шило, и он давай этим шилом колоть потрет царя. Прокалывает портрет и приговаривает: "Вот ты какой кровопиец! Выходит, ты нас мучаешь, а мы считали тебя земным богом, чуть ли не молились на тебя". Колит и колит портрет, приговаривая с едким матом. Исколол всё его лицо. 
На 3-ий день приехал становой пристав со стражниками и забрали его, того соседа. Долго держали до суда в клетке — расследовали. Жена его всё хлопотала. Была у них лошадь и корова. Супруга продала и лошадь и корову. Все деньги прохлопотала. Адвокаты не берутся его защищать. Суд присудил  ему 6 лет каторжных работ. Фамилия гражданина — Лопаткин. Имя — Максим.
Дома осталась у него жена с двумя маленькими детьми. Мать-старуха и дети должны жить без средств существования. Пришлось этой супруге пойти по миру и просить милостинку Христа ради.
Рассказ пришлось прервать —В барак пришёл староста Чернов. Он  спросил:
— Лапшаёнок здесь?
Брата звали Лапшаевым, а меня — Лапшаёнок.
Ответили старосте Чернову  хором:
— Здесь!
Я встал на ноги на нарах.
— Пойдём в контору, со всей строгостью заявил староста Чернов.
Я испугался — выгонят! Малолетний! Старосту я, как огня, боялся. Иду за старостой в контору и чуть не плачу, думаю: уволят. Что я буду делать? Не пошёл после пасхи в Иваньково, а они теперь, наверно, другого приняли.
Дошли до конторы. В конторе, как войдёшь, сразу прихожая комната, следующая комната — контора. Чернов прошёл в контору, я остался в прихожей. Слышу: заведующий Михаил Дмитриевич спрашивает Чернова:
— Где же Лапшаёнок?
Чернов кликнул меня. Я прошёл в контору. Стою, дрожу и думаю: скажут — уходи, ты нам не нужен. Еле-еле сдерживаю слёзы. Заведующий спрашивает меня:
— Как тебя звать?
Я говорю ему:
— Илья.
— Ну, вот, Илюшка, ты в конторе хочешь работать?
Я остолбенел от такого вопроса. Не знаю, что сказать. Молчу.
Управляющий спрашивает:
 — Что ты молчишь?
Что и как сказать — нет у меня никакого понятия к заданному вопросу. Неожиданно из моего рта выскочили слова:
— Хочу, но я не знаю, что тут работать.
— Ну, заговорил, а то молчал, — удовлетворённо отметил заведующий. — Конторщик расскажет, что тебе делать. Иди, принеси свой багаж.
Я вышел из конторы, и слёзы полились из моих глаз ручьём. Не знаю, почему слёзы льются: то ли от радости, то ли от того, что отрывают меня от моих друзей. Пришёл в брак. Меня ожидают братья родной и двоюродный. Степан спросил меня:
— Зачем тебя в контору звали?
Я пожал плечами и ответил им:
— Не знаю. Велели принести багаж.
Я вял сумочку. В ней лежали рубашка, портки самотканые да тряпочка
холста вместо утиральника, а больше ничего в ней нет. Пришёл в прихожую конторы. Положил сумочку в уголок. Сижу и жду. В конторе всё начальство. Они составляли наряд, что делать батракам на следующий день. Завершили  составление наряда, все вышли в прихожую. Заведующий спрашивает меня:
— Где твой багаж?
Я беру сумочку и показываю:
— Вот!   
Как все захохочут и говорят:
— Ну, и багаж!
Управляющий спрашивает:
— Что у тебя там?
Я говорю:
— Рубашка, портки и рукотёрка.
Все опять смеются.
От дверного проёма прихожей влево заведующий открыл дверь и сказал мне:
— Тут ты будешь жить. — И наказал ключнику: — Скажи бабашке, чтобы из мешков сшили матрас и подушку и набили их соломой. Выпиши  с центральной одеяло и отдай ему. 
Ушли из конторы. Со мной остался конторщик Владимир Иванович.
— Я тебе расскажу и покажу, что тебе предстоит делать, — сказал он.
Владимир Иванович подвёл меня к телефону и пояснил, как надо  пользоваться телефоном. Он подробно всё изложил: как трубку прижимать к уху, как отвечать на телефонный звонок и как мне отвечать на разговор в телефоне. Я впервые столкнулся с телефоном. Владимир Иванович позвонил на центральную усадьбу. Ему ответил дежурный, мужик из нашего села, мордвин. Конторщик велел ему к нам позвонить. Словом, Владимир Иванович на  практике научил меня разговаривать по телефону.
— Завтра я тебе ещё кое-что расскажу. Утром встанешь пораньше. Сотрёшь пыль со столов и чернильниц.  Вот этой щёткой подметёшь пол. Сейчас тепло — печку топить не надо.
Конторщик , пояснив мои обязанности, спросил, глядя на голый топчан: 
— Постели у тебя нет?
— Нет, — ответил я Владимиру Ивановичу. — У меня кафтан и всё.
Конторщик ничего не сказал на отсутствие у меня постели. Ушёл. Вскоре его сынишка принёс мне клочок старого одеяла и сказал при этом:
— На! Тятя велел тебе отдать.
На этом моё общение с ним завершилось. Я подумал: "Небогато живёт конторщик — ничего лишнего у него нет".
Всё это время  брат Стёпа ждал меня, стоя  у конторы,  и переживал, что меня выгонят из имения. После всех он вошёл ко мне. Мы радовались, что я остался на работе. Рассказал я брату Степану о своей новой должности дежурного. Поздно вечером я постелил на топчан клочок одеяла и кафтаном укрылся.. Но уснуть долго не мог: переживал, справлюсь ли я с работой.
Начальство в конторе смеялось, глядя на мой багаж. Знают ли они, что у каждого батрака точно такой же багаж, как у меня? Их интересует только плоды батрацкого труда. Как живут рабочие, их не волнует.               
Чтобы работать с полной отдачей сил, надо калорийно питаться. Если у работника ежедневно худая еда, то как ему набраться сил? Какая еда, такая и работа. Так рассуждал я своим детским умом.
Когда я прибыл в имение, то, испытывая дома постоянный голод, не мог нарадоваться, что можно наполнить свой живот. Хлеб ржаной — досыта!
Постепенно я понял, что изнурительный труд и бедное питание сокращают работнику жизнь. Как же было организовано бесплатное питание в имении графа Рибопьера?
Пища готовилась в специальной кухне. Барские харчи  варили в двух огромных чугунных котлах. В одном — щи, в другом — кашу. Котлы закрываются деревянной крышкой. Над котлами для сбора и вывода пара висят зонты из жести, давно поржавевшие.
На кухне несчётное количество мух и тараканов. С ними не велась борьба. Здесь они рождались  и погибали, не вызывая раздражения у кухонных работников. Мухи сидели везде. Но излюбленное их место — у котлов и внутри зонта. Скапливались в самых тёплых местах. Когда кашевар открывал крышку котла, облако пара устремлялось вверх, к зонтам, где сосредотачивалось большое количество мух. Ошпаренные горячим паром, сотни омертвевших бедняжек падали в котел. Такое повторяется во время варки неоднократно, не взывая раздражение у кашеваров. Тараканы на много умнее мух — они облюбовали стенки печи и не лезут под зонты, избегают опасности. Их количество не уменьшается, а возрастает с каждым днём. Пищу батракам подают вместе с мухами и тараканами.
Заправка щей и каш такова: на обед и ужин каждому предназначалось полфунта мяса, а также капуста и картошка, каша с конопляным маслом. На утро варили суп крупяной без мяса. Таково бессменное меню.
Рабочим, занятым в отдалённости от усадьбы, возили завтрак в деревянных бочках на лошадях. Постный крупяной суп доставлялся по бездорожью, приходилось ехать по пахоте. Переболтанный суп превращался в подобие клейстера, в болтушку для свиней. У многих этот крупяной суп вызывал изжогу. Некоторые не могли есть  этот кондёр, предпочитая лучше подойти к бочке с водой и отведать хлеб с водичкой.
На обед батраков привозили на хутор. Лошади поедят в конюшнях, а рабочие — у кухни. Столовой нет. Еду подают из кухни в окошечко в больших деревянных чашах на 10 человек. Мясо укладывают на деревянный кружок. Прежде, чем приступить к еде, рабочие отгоняют от себя одолевающих их голодных мух — кто бьёт их, кто просто отмахивается от назойливых, а потом приступают к еде.
Поступало на кухню мясо бракованных овец. Зарезали полуживую овцу или мёртвую, обдирали и отправляли на кухню. Батраки не знали, что за мясо им поставляют.  Ветеринарного надзора не было.
Хлебопекарня располагалась в одном помещении с кухней. Ржаную муку простого размола высыпали на решето с большими ячейками над корытом, в котором замешивалось тесто. При просеивании муки крупные посторонние предметы выбрасывали, а сорная мелочь вместе с тараканами и   мухами попадала в тесто и запекались. 
Вот так  кормило батраков графское сиятельство.

   
Тетрадь третья
НАРОДНЫЙ ГНЕВ
Староста называл нас свиньями. По-свински относились к нам господа. Я не видел, чтобы кто-либо из конторских служащих приходил на кухню за свинячьей едой — куханое варево  предназначалась только для батраков. Бесправные рабочие имения обязаны работать, безропотно трудиться  на благо графа, которого благословил царь.
Работники имения добрых слов от управленцев не слышали, им предназначались лишь одни матерки. Люди труда ходили грязными, полуголодными. Даже рукомойники им не представляли. Никто не  беспокоился о их грамоте. О библиотеке понятия не имели. Все наставления сельскохозяйственные рабочие получали в церкви от священников.   
Попы проповедали крестьянам: "Иисус терпел и нам велел. Терпение есть спасение". Приводили изречения из Евангелия: "Рабы да подчиняйтесь своим господам с трепетом души и тела, ибо мзда ваша будет на небеси".
Крестьяне, неграмотные, беспросветно тёмные, кроме поповской проповеди, ничего не знали. Они  все невзгоды стойко переносили, тяжести работ тащили на своём хребте. Жаловаться им на свою судьбу некому. Раскроется на исповеди, а поп настойчиво посоветует : "Терпи, грешннк". Батрак — бесправное, беззащитное существо. К нему относятся господа хуже, чем к скотине. Добрый  хозяин со своими животными обращается лучше, заботится о них, вовремя их накормит и напоит.
Отдежурив у телефона утром, я ежедневно отвозил на центральную усадьбу сведенья о  проделанной работе. В населённых пунктах слушал, о чём говорят крестьяне. Мужики при разговорах не обращали внимания на меня — дескать, малолетка ещё ничего не понимает, а я запоминал их высказывания. Мужики поговаривали о том, что по всей России крестьяне гонят помещиков из их имений, отбирают у них земли, сжигают дворянские усадьбы. Как такое не запомнить? Тревожно проходил 1905-ый год.
Волна народного гнева прокатилась по всей  России. Рабочие в городах, а крестьяне в деревнях пробудились от вековечного сна. Рабочие бастуют, проводят протестные демонстрации, чтобы царское правительство обратило внимание на тех, кто трудится. В январе царь приказал в столице расстрелять мирную демонстрацию. Об этом говорили шёпотом. Царю можно приказывать расстрелять, а за исколотый портрет царя 6 лет каторги. Кто донёс на него? Он только в церкви на исповеди покаялся. Больше никому ни он, ни жена, ни тёща не рассказывали.
9 мая в городе Промзино отмечали день Миколы, явление мощей Николая-чудотворца. К нему, к этому дню, заранее готовятся. За 500-600 вёрст стекаются богомольцы в город за чудом, за исцелением от недугов. Православные верующие потоком прибывали и располагались на большой площади, от собора до леса, где были святые родники — заранее, до явления мощей, хотели исцелиться. При таком большом стечении народа прислали следить за порядком казаков. Казацкая сотня обосновалась на нашем Старом Хуторе. На лошадях казаки патрулировали днём и ночью.
На сборище народа стали устраивать митинги.  На одном митинге и я побывал. Ораторы призывали людей восстать против произвола властей и помещиков. Народ поддерживал призыв отобрать у помещиков земли, луга, леса и имущество.
На одном митинге при большом скоплении народа оратор разъяснял людям, что надо гнать помещиков из поместий. Налетел казацкий патруль, и казаки стали разгонять народ. Люди не слушали приказания казаков,  не расходились — они хотели продолжать слушать слова в их защиту. Об этом, что высказывали на митинге, никогда открыто не говорили.  Начальник патруля, видя, что народ не расходится, скомандовал казакам: "Секи, руби!"
Казаки обнажили сабли, подняв их над головами. Один казак, выполняя приказ, замахнулся рубануть участника митинга, но с другой стороны ударом кола казака вышибли из седла. Другой казак поспешил на выручку и повернул к нему свою лошадь. Под ноги его коня бросили жердь. Конь спотыкнулся, и казак, получив сильный удар сзади, тоже свалился на землю. Другие казаки, видя, что такой разворот получился, развернули лошадей и ускакали. Сшибленным казакам дали трёпку участники митинга. Били их чем попало, даже использовали булыжник.
На следующий день командование казацкой сотней вместе с полицией и жандармами изо всех сил старались найти организаторов митинга, но безрезультатно — ищи в поле ветра. Богомольцы появлялись с разных сторон. Одни уходили, другие появлялись вновь, так что придраться не к кому. Митинги проходили, люди слушали правду о земле и уносили с собой идеи протеста, распространяя эти призывы по деревням.
В сёлах и деревнях появились листовки, призывавшие крестьян объединиться и идти в атаку на  помещиков, гнать их в шею из поместий — земля должна принадлежать крестьянам. Наши рабочие приносили листовки из окружающих деревень и из города Промзино. Протестные события волновали всех крестьян.
Мой отец приехал к нам в имение. Вечером, когда разулся, подал мне листовку и сказал:
— Твой дедушка велел передать тебе, чтоб ты прочитал рабочим.
— Я уже им две листовки читал, — похвалился я отцу.
 Волнения нарастали. Казацкую сотню заменил эскадрон драгун. Новый и Старый Хутора день и ночь охранял этот эскадрон. На центральной усадьбе выставили постоянный эскадронный караул. В ближайшие деревни совершались эскадронные наезды.
После стычки казаков с митингующими утром при окончании составления наряда заведующий спросил:
— А как наши рабочие прореагировали на митинговую стычку? Знают ли они про листовки и митинги в Промзино?
Староста Чернов пояснил:
—Видимо, все всё знают. Во время закурки собираются небольшими группами и что-то шепчутся. Стану я к ним ближе подходить, они начинают меж собой ругаться и громко материться, так что ничего не поймёшь, про что они говорили, притом они почти все мордва, если говорят, то по-своему. Я, кроме "арась" и "ули" (есть-нет), ничего  не понимаю. Они, проклятые, прозвали меня "пробкой". Когда я стал понимать, то они переименовали, стали звать "затычкой". Когда я и это разгадал, стали звать "потошке". Идёшь к ним, предупреждают: "Чать менть  иотошке сы", — и сразу по-русски заведут другой разговор.
Ключник включился в разговор и добавил:
— Нашим бастовать нельзя — кругом солдаты, и ночью в барак заглядывают патрули, а с деревенскими мужиками наши вроде связи не имеют. Спокойно у нас. Все неграмотные, листовки не прочитают.
Не было известно служащим конторы, что листовки уже побывали в бараке и тайно прочитаны мною батракам.
Офицеры эскадрона квартировали на нашем Старом Хуторе. Листовки, разыскиваемые эскадронцами, не обошли офицеров, что стало для них большим происшествием.   
Денщик ротмистра Бугай, получив в походной кухне обед, решил пообедать на квартире. В это время пришёл ротмистр-капитан. Бугай  при входе командира встал и вытянулся. Смотрит ротмистр: на тумбочке лежит листовка. Листовки ищут по деревням, а прокламация лежит у него на тумбочке! Командир эскадрона пришёл в ярость и набросился на денщика, кричит: 
— Откуда, сволочь паршивая, —  тыча ему под нос листовку, брань сопровождает матерками — взял эту бумажку?!
Бугай ошеломлён и не знает, что сказать ротмистру — он неграмотный, думал, что дельная бумажонка, нужна будет, а ротмистр беспощадно матерится, бьёт по лицу денщика кулаками и орёт: 
— Ты — крамола проклятая! Я тебя навечно загоню на каторгу! Ты больше не увидишь свою родню во веки! — не сбавляя крика, продолжает лупить его по лицу уже окровавленными кулаками. 
Устал избивать денщика и проговорил:
— Дай помыть руки!
У Бугая всё лицо в крови, и глаза почти ничего не видят. Денщик  ладонью смахнул кровь с глаз и стрелой выскочил из комнаты. Принёс ротмистру в тазике воду.
— Иди — приказал он денщику, — позови вахмистра!
Он выскочил — рад убежать от этого зверя. Бегом — к вахмистру.
Пришедшему вахмистру ротмистр приказал:
— Посади денщика в карцер и вызови жандармов.
В этот день к вечеру случилось необычайное  и у младшего офицера-корнета. Он после занятий с рядовыми эскадрона пришёл на квартиру. Его денщик снял с него верхнею одежду и  из карманов вынул перчатки, при этом из одного кармана выпала на пол бумажка. Денщик поднял с пола бумажонку и, подавая её корнету, проговорил:
— Ваше благородие, наверное, дельная бумажка выпала из кармана?
Корнет взял в руки листок и пришёл в ужас: это  же прокламация! Он тотчас побежал к командиру эскадрона.
Ротмистр и корнет долго со злостью и ненавистью обсуждали создавшееся положение, но ничего существенно так и не предложили. Лишь командир эскадрона попросил корнета:
— Господин корнет, усиль, пожалуйста, надзор, особенно за рабочими. Чего доброго попадёт эта пропаганда в казармы к нашим солдатам. Опасно. У меня этот остолоп Бугай принёс листовку. Скажите мне, господин корнет. а каким  способом в ваш собственный карман залезла прокламация?
Корне ничего не сказал. Промолчал.
— Мне кажется, — продолжал рассуждать капитан, —  весь воздух заражён крамолой. Крамола всюду и везде. Я вызвал жандармов. Они тут займутся чисткой и найдут гнездо крамолы.
В беседе с корнетом командир эскадрон раскрыл своё отношение работникам имения:
—Ох, уж эти грязные свиньи, рабочие! У них и физиономии какие-то злые. Они смотрят на нас с какой-то ненавистью. Надо следить, господин корнет, чтобы не было связи между солдатами и работниками. Чуть что  заметили — пресекать на месте!
Приехали в уезд конные жандармы во главе с жандармским вахмистром. Получив инструктаж от ротмистра эскадрона, жандармы начали поголовный шмон. Но что найдёшь в бараке? У батраков нет никаких вещей. Обыскали конюхов на конюшне, овцеводов в кашарах, поваров и кашеваров в их помещениях. Проверили  сторожей и  меня в комнатушке. Ничего не нашли , никаких следов, признаков, призывающих к протесту.
Ни с чем уехали жандармы. Чётко работали революционеры- конспираторы
Понемногу я стал кое в чём разбираться, слушая ораторов на митингах, беседы взрослых мужиков. Познал, что есть люди, защищающие бедняков, и есть такие, которые называют нас, бедных крестьян, свиньями. Тем, кто за бедняков, приходится скрываться и тайно распространять листовки. Познал, как листовки попали на квартиру ротмистру и в карман корнету.
Работал у графа ассенизатором хромой старик. Он обслуживал графские Старый и Новый Хутора, центральную усадьбу, мельницу, а также вычищал уборные у бар, проживающих в Промзино, а также у богатых на лесной пристани, расположенных на берегу реки Суры.
На этой пристани жил приказчик. У него много детей. Старший сын уже учился в реальном училище.
Старик-ассенизатор был давно знаком с приказчиком. Знал старшего сына с той поры, когда он под стол пешком ходил. Этот реалист узнал, что дед Макар, ассенизатор, едет на Старый Хутор, вручил ему три листовки для солдат. Дед Макар пообещал реалисту выполнить его просьбу, так как был уверен, что лучше охраны, как запах уборной, не требуется — все его сторонятся, никто не обратит на него внимание.
Дед Макар к вечеру подъехал на Старый Хутор поздно вечером. Свою основную работу он выполнял ночью, чтобы туалетный запах не беспокоил господ. Дед Макар в тёмное время вычистил выгребную яму и туалет, которым пользовались служащие конторы и ротмистр с денщиком.
Утром ассенизатор спешил зачистить следы свой ночной работы. В это время денщик Бугай вынес горшок с нечистотами своего барина и опрокинул содержимое в горшке в яму. Поставил горшок на землю и зашёл в туалет.
Макар уловил подходящий момент: он снаружи дна горшка приклеил листовку и сам сказал себе под нос: "Слава богу, эта дойдёт до квартиры самого ротмистра". Бугай, будучи исполнительным солдатом, обмывая в коридоре  квартиры ночной горшок, заметил листовку, отклеил её и водрузил на тумбочку — нужная бумажка для командира не затерялась.
Вечером Макар стал готовиться к очистке туалета, стоящий между конюшней и манежем. Прошёл на манеж и увидел:  на воротах конюшни висит офицерская шинель — офицер решил попроведовать своего коня, чтобы не замарать шинель, повесил её на ворота. Макар, проходя мимо, сунул листовку в карман офицерской шинели и сказал себе под нос: "Слава богу, и эта в надёжном месте".
Третью прокламацию дед водрузил в солдатской уборной, которую только что вычистил. У самой лампы прилепил — читай, сколько хочешь, никто не помешает.
Утром рано дед Макар уехал на мельницу. Вот и узнай, кто доставил для эскадрона листовки!
В верстах 15-18 от Старого Хутора располагалось село Сары, а по ту сторону речки Сарки обосновалось село Засарье. У села  Сары находилось имение одного помещика. Он владел всей пахотной землёй, лугами и лесом, а крестьяне окружающих сёл и деревень были безземельными.
Мужиков пробудили митинги в Промзино, листовки, слухи, что по всей России отбирают у помещиков земли, выгоняют их из поместий, рабочие в городах сражаются на баррикадах за свои права. Всё это будоражило крестьян. Неужели они не смогут отобрать у помещика землю?
Крестьяне договорились в глуши леса провести сходку. На собрании бурно обсуждали, как им поступить, и решили:  выгнать барина из поместья и отобрать у него землю. Чтобы разрешить этот акт, решили направить к барину делегацию и всё ему объявить. Долго выбирали  уполномоченных — требовалось подобрать мужиков, смелых, отважных и умеющих говорить. Нашли таких людей. в селе. В тот же вечер три смельчака, три народных уполномоченных, явились к барину и объявили ему:
— Барин, покинь своё имение, потому что земля не твоя, а наша, народная. Убирайся с нашей земли!
Такие слова крестьян поразили барина. Он ухватился за сердце. Барыня упала в обморок. Дворянин побледнел. Выпучил свои ястребиные глаза. Его залихорадило, взбесило.  Забегал он по комнате взад и вперёд, иаконец, закричал безумно:
—Во-о-о-о-он отсюда, мерзавцы! Свиньи, ослы тупоумные! Как вы смеете мне, потомственному дворянину, говорить такие слова?! Я-я-я-я пожалуюсь самому государю-императору! Я не потерплю такое оскорбление! Мужики! Мужики командуют потомственным дворянином!
Передохнул чуть и заорал слугам:
— Выгнать их, дерзских псов, с моего двора и больше не пускать сюда!
Один из уполномоченных  спокойно ему посоветовал:
— Можете жаловаться своему кровопийцу-царю. У твоего императора фундамент уже сгнил!      
Крестьяне, доведённые жестокостью барина до голодающей нищеты, до полного отчаяния, были полны решимости отомстить за вековой гнёт  потомственному дворянину.
Ночью крестьяне навезли сухой соломы. Обложили  усадьбу соломой со всех сторон и подожгли. Барские слуги разбежались. На пожар сбежались люди и из ближайших сёл и деревень. Но никто не попытался тушить огонь. Прибежал солдат из охраны эскадрона царской армии — он оказался поблизости — и стал кричать на крестьян: 
— Чего рты разинули? Горит барская усадьба, а никто ухом не ведёт!
— Тебе жалко этого мироеда-паразита, так и лезь в огонь! — оборвал крестьянин обращение солдата.
Ретивый солдат выхватил саблю и обнажённой саблей замахнулся на мужика, но сабля впилась в подставленные колья и оглобли. Разъярённые мужики швырнули рьяного  барского защитника в пламя пожарища.
Барский особняк догорал в тревожной тишине.
Утром к месту происшествия прибыл из Старого Хутора эскадрон кавалерии при полном вооружении. Началось избиение всех крестьян взбунтовавших сёл и деревень. Били плетьями, не щадя никого: ни детей, ни женщин, ни стариков. После такой  жестокой расправы командование эскадрона усилило патрулирование в этих сёлах и деревнях, запретив селянам покидать дома. Если кто выходил на улицу или выглядывал со двора, расстреливали.
Так невиданно жестоко расправлялись с крестьянами-тружениками. 
На этом не завершилась расправа. После кавалерийского эскадрона нагрянули жандармы. Ища зачинщиков бунта, они перешерстили всех крестьян. Многих арестовали и увезли. Назад, домой, никто не вернулся.
Спасаясь от преследований часть крестьян укрывалась в лесу. Официально в госорганах их, крестьян, называли разбойниками. Лес простирался до самой Волги. По этому лесу пролегала дорога из города Анатыря в Промзино и далее. По тракту купцы возили свои товары на лошадях. Народные мстители встречали в лесу купцов, попов, урядников и прочих противников крестьянства.
Чтобы изловить "лесных разбойников" пригнали роту пехоты. Солдаты сделали прочёску леса. Но безрезультатно: никого не обнаружили. Потом по лесу прошёл батальон солдат. Тоже никаких "разбойников" не нашли.
Я, работая на побегушках на Старом Хуторе, почти ежедневно по этому тракту иногда верхом, а иногда на телеге возил пакеты на центральную усадьбу. Как-то ключник обратился ко мне:
— Илюшка! На вот тебе требование. Попутно привёзёшь мясо.
Запряг я старую пегую кобылу  и поехал. Справился па центральной усадьбе со своими делами, на складе навалили в телегу тушу коровьего мяса. Накрыл брезентом скотское мясо и под вечер тронулся в путь. Из-за мрачных тёмных туч стало быстро темнеть. Ехал вдоль лес. Потом предстояло мне пересекать овраг. Через овраг проложен мост, под названием Лопатинский мост. На нём наслана  слань вместо досок —просто дубовые кругляши. Когда едешь по мосту, колёса телеги создают грохот. Тихо по нему не проедешь.
Стало темнеть. Не доезжая моста, меня обгоняет на сивой лошади поп. Он гонит лошадь, так что на голове волосы его сзади трплются. Голова попа то вправо, то влево поворачивается, вожжами он понуждает лошадь бежать быстрее. Въехал на мост. Грохот от колёс. Вдруг как неблагим матом закричит поп. Подумал я: поймали попа "разбойники". Спрыгнул я с телеги и отбежал в сторону шагов на сотню. Потихоньку иду стороной. Моя лошадка спокойно движется по дороге. Слышу, как конь топает копытами. Въехала на мост телега, забарабанили громко колёса. С моста телега выкатилась на гладкую дорогу. Всё спокойно. Никто не задержал мою лошадь. Я через овраг перебрался под мостом и подумал: "Чего мне бояться? Если им надо мясо, пусть забирают, хоть вместе с лошадью". Помаленьку приближаюсь к телеге. Никого нет. Мясо, накрытое брезентом, лежит в телеге Сел я на телегу, погнал лошадь пошибче. Доехал благополучно до Старого Хутора. Сдал мясо на склад. Выпряг лошадь.
Когда я пришёл в контору, там уже никого не было. Напротив конторских дверей располагался кабинет ветфельдшера эскадрона. Это был склад, в котором хранились медикаменты для лошадей,  одновременно, и  спальня фельдшера и эскадронная лавочка-ларёк, в котором продавалось кое-что, для солдат. Торговлей занимался ветфельдшер. Я проводил уборку этого кабинета. Иногда ветфельдшер просил меня попутно привезти товар из Промзино для его лавочки. Я с ветфельдшером в дружбе, поэтому пошёл к нему, чтобы не быть одиноким. Из кабинета звонок телефона я бы услышал.
Рассказал ветфельдшеру о своей поездке: как кричал поп и как я боялся, что меня поймают "разбойники". Ветфельдшер  меня успокоил:
— В лесу нет никаких разбойников. Ты знаешь, что в Сарах расстреливали крестьян  за поджог поместья барина, за попытку захватить помещичью землю. Убивали всех, даже детей, женщин и стариков. Никого не щадили. Кое-кому из крестьян удалось тогда скрыться в лесу. Теперь они мстят за расстреленный народ, за расстрел их семей, но они крестьян не обижают, а наоборот помогают им, так что тебе не надо их бояться.
 Я успокоился. Не стал считать крестьян безропотными  тружениками, покорно склоняющие головы перед барином. Побои, унижения считал всё время  обычным делом господ, теперь такое отношение дворян к крестьянам вызывало у меня протест. Расправа учинили жестокую. Однако народный гнев не погас, а затаился в глубине души  каждого и готов был вспыхнуть.
Я вспомнил наставления дедушки: "Подрастёшь, пойдёшь в люди и там всё узнаешь, всё увидишь, и люди тебе всё расскажут". И ещё дедушка говорил: "Вот оно, как брать у помещиков землю". При встрече с дедушкой я рассказал ему, что  я видел и что слышал. Дед мне сказал: "Ну, вот, а подрастёшь ещё, возмужаешь, узнаешь многое, встретив добрых людей. Они тебе всю истинную правду расскажут, а что сам узнаешь и увидишь, сообщишь людям. Будешь на военной службе, своим друзьям-солдатам расскажешь, как солдаты расстреливали своих братьев-крестьян за землю".
Я стал соображать, кто наши враги. Помещик и офицер одной породы — господа. Они хищные звери, наши поработители. Безграмотные тёмные солдаты бьют своих отцов, матерей, братьев и сестёр.
Царь своей политикой готовил народный взрыв, революцию. Кроме Манифеста 1905 года, он ничего не дал народу, не побеспокоился об улучшении жизни народных масс. Столыпинские реформы — капля в море в  народном бедствия. Страна представлялась для разорения империалистам других государств, да и российские капиталисты не зевали, успевали хапать.    
После стачек, больших крестьянских волнений в 1905-1907 годах граф Рибопьер продал землю обоих хуторов купеческому банку. Продана была вся скотина,  всё движимое и недвижимое имущество. Уволили всех рабочих, в том числе и меня. Купеческий банк купленную графскую землю перепродал крестьянам, разумеется, богатым. Уволили всех рабочих имения, в том числе  и меня.  Живите, как хотите. 
 
Тетрадь четвертая
КАК МЫ ШЛИ К РЕВОЛЮЦИЯМ
Весной 1908 года я подался на матушку Волгу. В городе Самаре на пристани устроился работать матросом. На эту пристань привозили муку из Башкировской и Мешковской мельниц. Матросы готовили слань и её подстилали под мешки с мукой и прочие грузы.
Однажды на большой лодке поплыли на лесную пристань за плахами. Хозяйка лесной пристани, барыня в шляпе с перьями, следила за нами. С ней находился господин в очках с золотой оправой. Они разговаривали между собой. Барыня господину говорит:
— Аркадий Петрович, я не представляю, как можно жить на свете, если не израсходуешь за день 50-100 рублей на свои личные нужды.
Я с матросом, закончив погрузку, проходил мимо разговаривающих господ, остановились от них в трёх-пяти шагах, услышав сожаление барыни, мне стало обидно за свою судьбу, я и спросил её:
— Барыня, как мы выживаем? Вы нам плате 12 рулей в месяц.
Госпожа повернулась в нашу сторону, затопала ногами, угрожающе замахнулась зонтиком, выпучив глаза, с бешеной злостью закричала:
— Пошёл прочь отсюда, бурлак проклятый! Как ты смеешь со мной разговаривать?!
Вот так барыня выдала своё отношение к простым людям.
— Аркадий Петрович! Уйдём отсюда, а то эта проклятая скотина придумает что-нибудь.
В это время матросы поднимали толстую слегу. Поддерживая меня, запел матрос: 
Как у нашей барыни перья понавешены…
И хором дружно подхватили:
Эх, дубинушка, ухнем!
Да и со свистом:
Раззелёная сама уйдёт!
Сама уйдёт!
Барыня и барин спешно скрылись.
Мне дружная артельная находчивость очень понравилась. За моё оскорбление рассчитались "Дубинушкой".
Я очень хотел повидать города и познать больше людей. В ту навигацию мне удалось устроиться матросом на буксирный пароход "Львек Регинова". С половины лета, когда мы  стояли в Нижнем Новгороде, меня перевели кочегаром. На моё место приняли матросом мужичка уже в летах. Мы все молодые, физически здоровые, за словом в карман не полезем, а новичок замкнутый, в работе услужливый. Лишь под конец навигации он рассказал нам, как сормовские рабочие в 1905 году бастовали, как дрались на баррикадах. Ему работать долго на одном месте нельзя. 
По окончании навигации нас, матросов, уволили с работы. Я был доволен, что за навигационный период побывал во всех годах, стоящих на Волге: в Астрахани, Царицыне, Камышине,, Саратове, Сызрани, Самаре. До самого Рыбинска познал города.
В 1912 году судьба меня перебросила с Волги в Амурский край на стройку железной дороги
(Не познать огромные просторы России выехал Илья Лапшаев на Дальний Восток, а заработать денег. Взрослел, работал много, а из нужды вырваться не мог. Поживи на один рубль  месяц. Даже жалкое жалование приходилось только на тёплое время, а в полугодовое холодное время он вновь и вновь без работы. Что дал ему Дальний Восток? Смог Илья из нужды  выкарабкаться? Как он отразил в рукописи этот период своей жизни, принёс ему облегчение Дальний Восток, предстоит нам познать.
Работа такова: нужно насыпать полотно железной дороги  между двух скал. Орудия труда: лопата, кирка-мотыга, кувалда и тачка. Оплата с кубосажени — сколько привезёшь тачкой скального грунта, столько тебе и заплатят. Балласт брали с горы вечной мерзлоты. Работали от восхода до заката солнца. Заработки мизерные.
Жили в земляных бараках. Спали рабочие на двухъярусных нарах. Кругом — непроходимая тайга. В тайге — обилие тигров, так что ночью выходить очень опасно. Под вечер приходилось работать при кошмарном налёте мошкары — без сетки работать невозможно. 
Недалеко от нашего барака проживала артель каторжан, отбывших срок каторги и отпущены на вечное поселение в Приамурский край. Бывшие каторжане  прокладывали туннели в скале. Заработок у них был много выше, чем наш.
Среди бывших осуждённых каторжан выделялся огромный парень, настоящий богатырь. По характеру очень добродушный. Ходил раскорячкой. Звали его Васькой. Меня он заинтересовал, и я спросил его:
— Вася, почему ты так ходишь?
— Я шесть лет носил кандалы., — ответил Василий.
— За что тебя осудили?
Он со всей добродушности ответил:
— Я убил попа.
— Расскажи, как такое случилось? Вечер длинный.
Василий посмотрел на меня, не стал отказываться от рассказа, всё изложил подробно.
— На Путиловском заводе объявили стачку. Мы собрались на митинг. Полиция стала нас разгонять. Рабочие не разбежались. Решили обороняться и дать отпор полицаям В ход пошли булыжники и палки. Борьба разгорелась. Приступили к сооружению баррикады. У рабочих появились ружья и винтовки. Налетели на нас конные жандармы. Произошла кровавая стычка.
Только поздно вечером  стихла борьба. Я пошёл домой. Иду, а мне  навстречу шагает поп. Я его кулаком легонько стукнул по лбу. Он и упал замертво.
Откуда не возьмись, появились два полицая. Схватили меня. Взяв меня с обоих сторон под руки, повели в часть. Я правой рукой стряхнул полицая, да левому — по физиономии, и они оказались на земле. Я пошёл домой увеличенным ходом. Но один фараон успел дать свисток. На свист налетели на меня конные жандармы  и увели в часть.
Всё бы было ничего, но меня выдал мой правый кулак — он оказался в крови. Крепко утюжили меня в части. Но я в долгу не остался.
Вот и дали мне за попа 6 лет каторги, а теперь сюда — на вольное поселение.
Спокойно, без эмоций рассказывал Василий, а сам кроет матом и матом и царя, и бога, и богородицу и всех прочих.
Передохнув после рассказа, Василий уверенно заявил:
— Рабочие всё равно победят. Свергнут царя с престола. Только надо  рабочим сплотиться потеснее и дружнее взяться за дело. Перед народом никакой царь не устоит. Рабочие Путиловского завода имеют крепкую организацию. Она с каждым годом делается всё крепче и крепче.
Выслушав Васю, я опять вспомнил рассуждения своего дедушки: "Встретишь людей. Они тебе всё расскажут. В народе всякие люди есть. Но есть такие, которые видят далеко вперёд, и они знают, как отобрать у помещиков землю". 
Илья Лапшин понял, что таким силачам, как Василий, нельзя жить в центре России, считает царское правительство.  Их надо упрятать на Дальнем Востоке, предоставив им  вечное поселение.
К осени 1912 года всех призывников, в том числе и меня, отправили по своим местам, кто где жил.
Дисциплинированность крестьянских парней ярко проявилась. Они не задумались, что их подготовят для защиты их нищенской жизни. Их долг — защищать Россию. Для них последнее важнее всего. Работал, получая маленькую оплату за труд. Из армии не сможет материально помочь семье. Но долг для них превыше всего. И парни выехали к родным местам.    
Очутился я на военной службе в городе Варшаве в 3-ей гвардейской дивизии в  лейб-гвардии Волынском полка.
Рослый, крепкий физически. Не замешан в политике. Разумеется, его — в гвардию для защиты царского престола. Молодого солдата  не история полка заинтриговала, а другое. С этого другого начинает он повествование о своей военной службе.   
Волынский полк по воинской дисциплине равнялся дисциплинарным батальонам. Адская, невыносимая дисциплина доводила солдат до самоубийства. Мои одногодки в 1913 году покончили жизнь самоубийством. 13 молодых солдат лишили себя жизни!
В 1914 году началась мировая война. Спала дурацкая дисциплина? Не тут-то было. Царское правительство продолжало держать солдат в чёрном деле, чтобы распоряжаться ими, как пешками.
На 3-ий день войны в городе Млаве солдату за неотдачу чести подпоручику назначили 25 ударов розгой.
Церемонию розгодранья демонстрировали  показательно. Весь полк выстроили побатальонно. Сзади строя поставили пулемёты. На средине круга установили казневую скамейку с розгами. Каждая рота выделяла  двух палачей. Для наблюдения за избиением назначили трёх заядлых офицеров. Тот, кто слабо ударял, получал наказание: 2 часа стоять под ружьём. Командовал экзекуцией полковник, командир батальона, в котором служил солдат, наказуемый розгами. Один солдат отказался бить розгой. Ему определили 10 ударов розгами. Вся церемония проходила под бравые звуки духового оркестра.   
Этот приём наказания отразили в приказе по дивизии и довели до сведенья каждого солдата дивизии. Розги вошли в моду, так как приказ разрешал ротному командиру назначать розги любому солдату своей роты.
Начались бои. Были и походы и атаки врукопашную.
Перед боем или атакой поп отслуживал молебен и благославлял солдат, называя их "христолюбивым воинством, сражающимся во имя отца и сына".
— Братия! Кто падёт на поле брани, тот попадёт во царствие небесное!
Целовали поповский крест. Один такой обоссанный видел дедушка. Поп кропил солдат святой водичкой, размахивая кистью из конского хвоста. Заставляли целовать крест и полковое знамя. Увели солдат, и поп выступил с проповедью перед офицерами:
— Господа офицеры! Вы берегите себя, а этого мусора хватит. 
 У меня от поповских слов сразу всё смешалось в голове. Я из мусора? Я — младший офицер. Командую взводом.  Между прочим, в нашем гвардии Волынском полку шеф сам государь-император. 1-ая рота называется ротой его величества, и на погонах носили вензель Николая Второго. Так кто мы? Я всё понял, для меня всё стало ясно.
В деревне мы — нищие. В селе нас богачи называли голодранцами, на барском дворе мы для господ — свиньи проклятые, на Волге —бурлаки-мерзавцы, для ротмистра мы — крамола, здесь поп обозначил нас мусором. Мы кормим всю Россию, и мы ничто? Не слышал больше попа — в голове у меня проскочила вся моя короткая жизнь. Всё, что написано в листовках 1905 года, что говорили Васька-каторжанин вечерами на Амуре и мой дед — всё правда. Предстоит свергнуть царя и взять землю у помещиков. Как это сделать? Надо бы свершить. Но как, я не мог додуматься.
Недаром сожженный помещик назвал трёх уполномоченных крестьян тупоумными ослами. Я не всё знаю, малограмотный. Нужно учиться и учиться. А где учиться и на какие средства? Кто мне растолкует?
Осенью первого года войны в боях под Лозью получил ранение. Лечился в Ярославле. По излечению меня, как гвардейца, направили в Петроград в запасной батальон гвардии Волынского полка. В батальоне меня назначили взводным, вскоре перевели учителем молодых солдат 4-ой роты. Ежедневно проходили ученья.
В батальоне меня заинтересовал ротный портной Орлов. В свободные минуты я с ним вёл разговоры. Солдату приятно было со мной говорить. Как- то Орлов пригласил меня к себе домой. Мол, посидим и поговорим.
Портного на ночь отпускали домой, и я, как старший учитель, имел возможность на ночь уходить из казармы. Жил Орлов в Путиловском районе. У него семья: жена и девушка-свояченица. Вечером на квартиру к Орлову зашёл незнакомый мне человек, средних лет, коренастый, физически крепкий. По обыкновению разговор пошел о том, кто я такой и откуда. Я рассказал ему, где  служу. А воинское звание он видит: на погонах у меня 3 лычки. Незнакомец спросил:
— Откуда родом, служивый?
Я ответил ему:
— Из Симбирской деревни, из села Чукалы. Я крестьянский сын.
— Земли много у вас? — спросил незнакомец.
— Мы безземельные крестьяне, — сообщил я ему.
Он поитересовался, где я работал до военной службы. Я подробно сообщил, что я видел и слышал. Рассказал про житьё и  про работу на Старом Хуторе, о событиях  905 года, как проходили митинги в Промзино и шло распространение листовок, как подпольщики доставили листовки офицерам, подробно рассказал о казни крестьян сёл Сары и Засарья, упомянул и Ваську-каторжника. Незнакомец и Орлов слушали меня с вниманием. Когда я завершил своё сказание, Орлов сказал:
— Уже поздно. Пора на отдых. Поговорим в следующий раз.
Через несколько дней Орлов опять приглашает меня к себе на квартиру. Встретился я снова с незнакомым человеком. Орлов предложил:
— Давайте посетим сквер у Путиловского завода. Там намечается интересная встреча.
— Да-да, —подтвердил незнакомец. — надо посетить сквер.
Орлов дал мне костюм, брюки, тёмные очки и широкополую шляпу. Сам тоже переоделся в штатскую одежду. В бутылочку из-под денатурата налили воды и взяли с собой. Прихватили рюмки и кусочек солдатского хлеба. Перед выходом из квартиры незнакомый человек предложит всем взять псевдоним: меня он назвал Ваней, Орлова — Сидором, себе он выбрал имя Василь. В полутёмном сквере мы заняли столик недалеко от кустов. На столик выставили бутылку, рюмки и хлеб. Сидор заверил Василя, что я благонадёжный.
— Я вам расскажу — заявил Василь, как удалось сбежать от расстрела на Ленских приисках. Все рабочие приисков решили бастовать и выдвинули хозяевам шахты требование: повысить зарплату, установить 8-ми часовой рабочий день, улучшить бытовые условия и ряд других требований. Хозяева шахты, иностранцы, как водится у них, не согласились с требованием рабочих и наузюкали полицию, чтобы заставили приискателей выйти на работу. Полиция начала шерстить рабочие квартиры. Но рабочие дали достойный  отпор немногочисленной полиции. Собрались у шахты и не допустили в забой штрейкбрехеров. Пригнали солдат, чтобы силой огнестрельного оружия заставить работать.
Рабочие у шахты собрались на митинг. Командир войскового подразделения скомандовал рабочим разойтись по квартирам. Рабочие не расходились и на митинге настойчиво требовали своё. Был отдан приказ: стрелять по митингующим.
После 1-го залпа по рабочим небольшой группе удалось скрыться в тайге. В их числе был и я. Мы решили добираться до Иркутска и рассказать всему миру о расправе над рабочими. Это был невыносимо губительный путь. Голодные, еле живые, мы всё же добрались до Иркутска, а потом и до Питера. Сообщили всем о расстреле ленских рабочих. Рабочий класс России проявил солидарность, по всей стране прошли протестные стачки в защиту ленских приискателей.
(В 2018 году в нашей стране открыли музей царя Николая Второго. Демонстрируются фотографии, предметы царской семьи, в том числе семейные драгоценности, подчёркивают созидательную деятельность российского самодержца. Умильно разглагольствуют об умной царской собачке  В музее не нашлось места, даже уголочка, для показа народного быта в период его царствования, как будто не было восстания в 1905 году, столыпинских виселиц, Ленского расстрела, не было миллионных жертв в угоду Англии, воюя с Германией  Всё в музее подчёркивает, что народ России совершил ошибку, свергая царя. Народный протест,  всеобщее восстания, революции для устроителей музея — бред.
Так покажите тот бред, совершённый тогда,  когда танки расстреливали законно избранный  Верховный Совет СССР. В результате этого переворота народ и страну отбросили в угоду США и Запада на 70 лет назад. Чихаем и не перестаём чихать четверть века. Сколько можно ещё выдерживать этот чох?)
Тогда беседа троицы прервалась. На средину сквера поставили трибунку, и с неё  оратор оценил социальное положение России.
— В данное время Россия, — заявил оратор,— наша Россия, находится в тяжёлом положении. Никому ненужная война продолжается. Народ бедствует. Посмотрите, как живут в столице семьи рабочих, кормильцы которых находятся на фронте. Для них нет хлеба, нет дров, дети страдают без  молока. Положение сложилось отчаянное. Дети умирают от голода и холода, а их отцы на фронте проливают кровь, кладут свои головы. Я призываю всех рабочих  выйти на улицу и требовать хлеба, дров, молока! Хватит морить нас голодом! Долой войну! Верните семьям с фронта отцов! Если мы, рабочие,  не потребуем, нам никто ничего не даст. Все на протестную демонстрацию!
Его поддержали другие выступающие.
Митинг завершился поздно вечером. Мы возвратились на квартиру. Василь ещё долго гутарил на эту тему. Он сказал, что нет порядка во Дворце и за кулисами царского Дворца, про то, как путается около престола Гришка Распутин. Особенно резко отозвался о царе.
— Что из себя представляет наш царь? — задал Василь вопрос, и сам начал его, этот вопрос, растолковывать: — Николай Второй — настоящий кровопиец. Он же огромный помещик. Его владения обрабатывают тысячи крестьян. И царь посылает солдат расстреливать непокорных крестьян и рабочих. Тех, кто стоит за рабочее дело, за угнетённых, ссылает на каторгу, держит в тюрьмах, вешает на виселицах. Царь затеял войну с Германией. Крестьяне кладут головы на фронте. За что? За свою землю? У большинства крестьян земли-то нет. Земля принадлежит в основном помещикам. Воют за интересы  помещиков, которые обеспечивают голодную жизнь их семьям? Фабрики и заводы — все капиталистические, а у рабочего только две мозолистые руки. Ничего у него нет. От заводов и фабрик, на которых мы трудимся, хозяева за счёт нашего труда получают огромные прибыли. Нам они  отдают пшик.  Мы воюем ради блага капиталистов и царя. За войну они разбогатеют, мы обеднеем, Потеряем на войне родных, близких людей. Где же правда, где справедливость?
Василь распылился крепко. Он заставил двух вояк задуматься.
А военная служба в столице, вдали от фронта шла своим чередом. Ученье солдат проводили ежедневно. В декабре 1916 года в нашем запасном батальоне произвели некоторые переформирования. В 4-ую роту зачислили всех, кто побывал на фронте и после излечения признан годным к службе. Винтовки не выдали.
 В батальоне была одна учебная команда, создали три. 1-ая учкоманда была  из мобилизованных молодых солдат. Во 2-ую команду зачислили пожилых ратников-ополченцев, не побывших на фронте. 3-ью роту составили фронтовики. В эту команду назначили меня взводным унтер-офицером.
Самая надёжная, дисциплинированная, считалась 1-ая команда. Молодые солдаты этой команды не нюхали порохового дыма, поэтому считались у господ самыми благонадёжными
 Для чего царское правительство провело в запасном батальоне переформирования? Об этом военнослужащие запасного батальона не знали. Позднее им стало ясно. Не для фронта готовили запасной батальон.
В стране и на фронте недовольство низов открыто проявлялось, и царское правительство готовило опору для своей защиты.
В январе 1917 года рабочие фабрик и заводов страны всё чаще и чаще организовывали стачки и забастовки. Всем примером в организации протеста в столице был рабочий коллектив Путиловского завода. Во второй половине января 1917 года на ряду с забастовкой путиловцы вышли на уличную демонстрацию с требованием: хлеба, дров,  для детей молоко, увеличение заработной платы и установление 8-ми часового рабочего дня. В феврале в столице проходили ежедневные демонстрации рабочих. Возросли их требоваиия  к правительству.
Не марки и доллары двигали рабочие массы к протесту, а сама жизнь, каторжные условия труда. Об этом должны знать нынешние либералы.
Во второй половине февраля 1917 года все три учебные команды нашего запасного батальона готовили на случай экстренного взрыва. В канцеляриях команд появились 4 пакета. Каждый пакет, запечатанный пятью сургучными печатями, а шестая печать стояла на приклеенном пакете к стене. Предназначался этот пакет взводному офицеру. Распечатать пакет можно только по экстренному приказу. Содержание пакетов было известно только офицерам.
20 февраля 1917 года нашу учкоманду подняли рано утром. Взводные офицеры повели команды на Николаевский вокзал. Нам ничего не говорили. Посадили в вагоны и моментально повезли куда-то. Привезли команды на ижорские заводы. Там расставили посты на всей заводской территории. Разговоры с рабочими строго запрещены. 
Однако втихоря разговоры всё же имели место. Кое-кто из солдат получил листовки. Из моего взвода разводящий Ерёмин листовки спокойно распространял среди солдат команд. В это время взводный офицер спокойно сидел в отведённом ему кабинете, пил кофе и не выходил из кабинета.   
 В напечатанных листовках был призыв к солдатам присоединяться к рабочему движению в борьбе за революцию, за свержение самодержавия. Если последует команда ваших офицеров — предупреждала листовка — не стреляйте в рабочих, а присоединяйтесь к рабочим, чтобы вести совместную борьбу против общих врагов — самодержавия и капитализма.
В этот день выступлений рабочих на ижорских заводах не было. Всё прошло тихо-мирно. На 2-ой день нас вернули в свои казармы.
23 февраля 2 отделения нашего взвода направили на охрану окружного суда, а 2 два отделения оставили в резерве в казарме. Караул окружного суда обычно назначали на одни сутки, а нас не меняли ни 25-го, ни 26-го.
1-ую учкоманду, как самую дисциплинированную и надёжную, направили на Николаевский плац, где ежедневно скапливалось большое количество демонстрирующих рабочих и горожан столицы, грозно требовавших хлеба, дров и пищи для детей.
В окружном суде круглые сутки проводили судебный процесс. Там установили парный пост для дежурства днём и ночью. Я, как помощник начальника караула, обязан был проверять посты. Глубокой ночью проверил посты: все на месте.
Зашёл в зал суда. При закрытых дверях круглые сутки шёл судебный процесс. На нём присутствовали пять жандармов да дверью несколько  полицейских. Я попал на суд , когда подсудимому дали последнее слово. 
— Граждане!— подсудимый указывает на судей. — Вот эти паразиты, обожравшиеся нашей кровью…
Звонок колокольчика и окрик судьи:
— Воспрещаем тебе это говорить!
— … присудили меня к смертной казни.
Опять звонок и грозный окрик судьи:
— Воспрещаю говорить!
— Они думают этим покончить с революцией. Меня повешаете, а от моего корня вырастут сотнями, тысячами новые отростки, и вас, паразитов, уничтожат.
Опять звонок, опять окрик судьи.
— …моё — последнее слово! Не имеете права запретить мне перед смертью высказать правду. За что вы меня судите, пускай хоть стены услышат мои последние слова и передадут народу. Под вашим кровопийцем царём фундамент прогнил, царский трон рухнет. И вы рухнете! Народ сметёт вас с лица земли!
Продолжительный звонок судьи, и жандармы ладонями закрывают рот узнику. Он, осуждённый на смерть, правой рукой тыкает в сторону судей, но его голоса уже не слышно.
(Не иноземная валюта двигала народные массы к революции, а царские репрессии, угнетение народных масс создавали революционную ситуацию.)
В 1-ой учкоманде за фельдфебеля был старший унтер-офицер Тимофей Кирпичников. Я с ним дружил и всегда держал с ним связь. В ту ночь, с 24-го на 25-ое февраля, я сходил в казарму к Кирпичникову и узнал, что творилось на Невском проспекте.
— На Невском, — сообщил мне Тимофей Кирпичников, — улица абсолютна была заполнена людьми. С рабочими на демонстрацию вышла столичная беднота. Многие женщины пришли на демонстрацию с грудными детьми на руках. Демонстранты грозно требовали хлеба, пищи для детей и возврата с фронта мужиков. В столице нет в продаже даже круп, большие перебои с хлебом. Дети голодные. Обстоятельства очень осложняются.
Мы, бедняки, одетые в шинели, обеспокоены создавшимся положением в столице России. — Так завершил свой рассказ Кирпичников о протестующих демонстрантах и далее поведал о происшедшей трагедии.    
26 февраля 1-ая учкоманда была построена дугообразно против Николаевского вокзала в сторону Невского проспекта. Проспект уже был переполнен демонстрантами. Народная демонстрация медленно двигалась на плац к вокзалу. Грозно и твёрдо звучало от демонстрации требования: хлеба и кончать войну.
Расстояние между демонстрацией и солдатским строем медленно, но сокращалось. Офицеры группой стояли позади строя солдат. Они что-то обсуждали. Вот уже между демонстрантами и солдатами разрыв в 5-6 шагов. Командир 1-ой учкоманды капитан Лашкевич, прозванный солдатами команды Очкастым Змеем, отделился от группы офицеров, подошёл к строю солдат и скомандовал громовым голосом:
— Учебная команда!!! Слушай мою команду!!! Стрельба залпом по взбунтовавшему народу!
Но не один солдат не поднял винтовку и не взял изготовку к стрельбе, как будто их ружья пристыли прикладами к ноге. Услышав команду офицера, демонстранты зашумели. Женщины раскрыли груди, подняли над головами грудных малышек и кричат:
— Братцы, в кого вы будете стрелять?! 
— В своих братьев и сестёр?!
— В грудных малюток?! 
— Стреляйте!!!
— Лучше умереть от ваших пуль, чем умирать от голода и холода!
— Стреляйте, у кого звериное сердце!!
Солдаты окаменели. Очкастый Змей неиствовал. Он бегал вдоль строя взад и вперёд и орал на солдат, как сумасшедший. Не зная, что делать, Змей подбежал к группе офицеров. Там стоял командир батальона полковник Марченко. Не получив никаких указаний от командира, рванулся снова к строю солдат. Увидел: на правом фланге стоит отдельный младший унтер-офицер Марков. Подскочил к Маркову и скомандовал ему:
— Взять ружьё на изготовку и по народу — пли!!
Марков, вместо стрельбы, повернулся к Очкастому Змею и взял изготовку к штыковому бою. Змей, сломя голову, убежал к группе офицеров.
Вновь подбежал к Маркову, сорвал с его плеча погон. Подскочил к солдату и скомандовал:
— Стрелять по народу!!
Солдат выстрелил. Лашкевич-Змей безумно заорал:
— Почему никто не упал?!
Он со злобой сорвал с солдата погон.
Сорвать погон означало: лишить армейских прав — смертная казнь.
Командование, выдвигая команду на Николаевский плац, решило заставить солдат стрелять по народу. Лашкевич рьяно взялся выполнять приказ командования. Не получилось. У солдат не хватило духу стрелять по народу, по своим братьям  сёстрам, по отцам и матерям, по малолетним детям. Солдаты окаменели. Служба в армии не для расстрела своего народа.
Так считало большинство солдат.
Мы живём при капитализме. Невзгод у простого народа много. Для наведения порядка в стране создана Национальная гвардия. Будут гвардейцы по безоружному народу стрелять?"Доблестные" танкисты стреляли по Белому Дому, где заседали избранные народом депутаты Верховного Совета СССР. Говорят, за каждый выстрел из танка танкист получал 500 рублей. Таков был "мирный" захват власти.  Зато стали жить лучше, веселея, имея в стране за сотню миллиардеров и миллионы безработных.
Необходимо вернуться к рукописи. Разогнали 26 февраля1917 года в столице мирную многотысячную демонстрацию народа?
Расстояние между демонстрантами и строем солдат сократилось до минимума, их отделяли несколько шагов. Но братания не получилось.
 Вдруг застрочили несколько пулемётов. Шквал свинцовых пуль полился на демонстрантов. Народная масса всколыхнулась. Неожиданно произошло невероятное, иевыразимое: падали на снег наповал убитые или тяжело раненые. От пуль негде укрыться: все ворота во дворы закрыты изнутри. Часть демонстрантов бросилась на Лиговский проспект, часть побежала на Басейнный проспект и на другие улицы, которые пересекают Невский проспект. Мужчины, женщины, старики, старухи, дети и матери с грудными ребятишками лежат в лужах своей крови. Сплошные крики, стоны, громкие проклятия, плачь детей — всё слилось в страшный, неповторимый людской гул.
Эту трагическую картину воссоздать бы в музее царя Николая Второго!
Издевательство над народом воочию видели солдаты, которых только что заставляли стрелять в демонстрантов.
Лукашевич, Очкастый Змей, приказал солдатам повернуться кругом и сумасшедшим голосом заорал:
— Вот смотрите , наши же волынцы, преданные государю-императору, выполняют присягу-клятву. Исполняя приказ своего начальника, они открыли огонь, а вы — предатели!
Так ли всё было, как сообщил Лашкевич?
 Позади строя солдат подковообразно стояли гостиницы. С балкона гостиницы "Брестол" стреляли из пулемётов жандармы, переодетые в форму Волынского полка, как выяснилось позднее. Такую невыразимо страшную стрельбу по родному  народу могли совершить только нелюди, кровожадные звери. Человеческого у них ничего нет. От народа им вечное проклятие.
Ошибался И. Т. Лапшаев: музей посвящён царю Николаю Второму. Он произведён в святые великомученики. Вот такое проклятие организовали царю нынешние либералы.
Когда огневой пулемётный шквал прекратился, в ход пошла конная жандармерия. Шашками, саблями  добивали недобитых людей, перескакивая на лошадях через трупы убитых. Женщина , истекая кровью, барахталась в луже крови своей и матери, её душераздирающий плач раздавался на всю площадь Такое зрелище , невыразимо тяжёлое, видел каждый солдат 1-ой команды. И в солдатской душе кипела ненависть к самодержавию, к офицерству, к буржуазии. Каждый искал для себя ответ: убивать своих братьев ? И отвечал одним словом — нет!
В 2 часа ночи учкоманду сняли с залитой кровью площади и приказали повзводно увести в казармы, расположенные на Виленском переулке. Прибыв в казармы, построились повзводно, и Лашкевич, Очкастый  Змей, выдал строю свою злостную речь:
— Сегодня вы сделали тягчайшее преступление перед государем-императором: не выполнили приказ своего непосредственного начальника — вы отказались стрелять по бунтарям. Чтобы откупить свою вину, завтра должны выполнить команду своих офицеров, как вас учили.
Лашкевич самодовольно прошёл перед строем, потом продолжил:
— Сейчас поужинайте и ложитесь спать, а старшему унтер-офицеру, который сейчас за фельдфебеля, приказываю: завтра поднять солдат в 6 часов и к 7-ми часам построить вот в этом же зале.
Ночью, — усердствовал Лашкевич,— никаких хождений. Дежурного по команде , вместо ученика, поставь унтер-офицера, чтобы был полнейший порядок.
Последовал ответ:
— Слушаюсь, ваш высокоблагородие!
В глубокую полночь ко мне подошёл связист Демидов и сообщил, что меня к себе зовёт Кирпичников, да побыстрее.
Я стремглав — туда. В углу за нарами стояла кровать Кирпичникова. Я на цыпочках, чтобы никого не разбудить, прошёл в угол. Кирпичников разговаривал с взводным Плаксиным. Вскоре подошёл взводный 3-ей учкоманды Рябов.
— Вопрос один, —заявил нам Тимофей Кирпичников. — Как завтра быть? Стрелять по народу невозможно. Раз не стрелять, значит, быть повешенным. Чем болтаться на верёвочке, лучше присоединиться к народу и сражаться вместе с ним.
— Лучше умереть на баррикадах, чем убивать своих братьев и сестёр, — заявил я взводным. 
—Выступаем! — провозгласил Плаксин. — Лашкевичу 1-ая пуля революции. Выходим на улицу, присоединяемся к рабочим и провозглашаем: "Революция!"
— Решили! — подержал взводных командиров Кирпичников.— Только надо согласовать вопрос с солдатами.
 — Солдаты согласны, — сообщил я командирам взводов. — Говорят: "Господин взводный, хоть куда веди, только бы не стрелять в народ. Ведите в бой с царизмом и офицерством. Мы готовы защищать братьев- рабочих!"
— Все солдаты намерены поддерживать рабочих, — подтвердил и взводный Рябов. — Вчерашний день всем просветил головы. Долго терпели царский гнёт. Хватит!
 Короткая ночь завершилась для волынцев. Утром 27 февраля подняли солдат не в 6 часов, а в 5. Наступал тревожный день. Как всё же отнесутся солдаты к восстанию? Что есть для выступления? Казармы трёх команд, полковой лазарет и без оружия 4-ая рота.
Ранним утром взводные трёх команд согласовывали с солдатами вопрос о восстании. Все солдаты за выступление, все против кровавого царского режима. Нет никакого желания подавлять демонстрантов. С подъёмом восприняли выступление с оружием. Из трёх цейхаузов забрали всё: оружие, патроны, гранаты и учебный пулемёт "Максим". Приготовили красные тряпочки и раздали солдатам. В кармане у каждого символ революции.
Построились в этом же гимнастическом зале не в 7 часов, а в 6. Готовы встретить Очкастого Змея.
В 1-ой команде 4 прапорщика. Они приходят всегда раньше Очкастого и становятся  на правый фланг. Соблюдают старшинство.
Без десяти минут до семи часов приходит прапорщик. На его приветствие "Здорово, ребята!" строй солдат дружно отвечает: "Здра-жел-вас-кородие!" Затем пришли ещё двое прапорщиков. Никакого волнения, ни
подъёма, который затаился в их душах, не выдают солдаты прапорщикам, ставшим на правый фланг.
Ровно в 7 часов пришёл Лашкевич. Глянул на строй и поздоровался с прапорщиками, как с офицерами, по ручке. Затем крикнул:
— Здорово, фельдфебель!
Получил ответ:
— Здравскородие!
Затем произносит громко:
— Здорово, взводные! — И получает ответ.
Наконец командир запасного батальона обращается к строю солдат:
— Здорово, ребята!
В ответ дружно прозвучало громогласное русское слово:
—Ура-а!!!
Лашкевич опешил. Выпучив глаза, через очки смотрит он на строй солдат. Затем Очкастый Змей заходил взад и вперёд вдоль строя. Правую руку он держит в кармане шинели.
Марков, с которого вчера Лашкевич сорвал погон, стоит в строю своего отделения и не спускает своих глаз с командира батальона.. У Маркова заряжена винтовка и взведён курок. Он решил, что Лашкевич держит в кармане пистолет и убьёт его. И решил Марков: как только Змей вытащит из кармана пистолет, он моментально застрелит его.
Очкастый Змей вынул руку из кармана с какой-то бумажкой. Повёл очками по строю и стал читать указ царя о наведении порядка в столице. Для наведения тишины и порядка в Петрограде государь-император требовал подавить волнение рабочих, патронов и снарядов для этого не жалеть. 
Вот бы это предписание царя выставить в музее, который посвящён государю-императору!
Лашкевич завершил чтение царского приказа. Прогремело громкое, грозное продолжительное ура-а.
Во время лашкеевского чтения прапорщики, смекнув в чём дело, один за другим  улетучились. Лашкевич стоял перед строем и молчал. Затем он направился к выходу из казармы. Чтобы пройти на улицу, ему предстояло пройти мимо окон и направиться к воротам.
Выход Очкастого Змея из казармы ожидали. Приготовили три станка для наводки. К ним приставили трёх отличных стрелков. По счёту: раз, два, три раздались одновременно три выстрела. Очкастый Змей упал вниз лицом не перешагнув  порог. Одна пуля попала ему в висок, две другие — в грудь. Так Очкастый Змей получил с народным проклятием собачью смерть, не выполнив царский указ.

Тетрадь пятая
Да здравствуют революции!
В солдатских казармах запасного батальона лейб-гвардии Волынского полка никто не мешал разрешать организационные вопросы. Старший унтер-офицер Тимофей Кирпичников скомандовал: выходить всем во двор на построение.
К нам примкнули 2-ая и 3-ья учкоманды, вооружённые винтовками с патронами. Из лазарета, скинув больничные халаты, пришли больные солдаты и построились в колонне по отделениям. На груди у солдат —красные ленточки. Настроение бодрое у всех.
— Поздравляю всех с революционным подъёмом! — поздравил стоящих в колонне Тимофей Кирпичников. —Мы за рабочий класс! Идём на помощь рабочим и поведём за собой другие воинские части. Мы, волынцы, за восстание! Да здравствует революция!
Прогремело трёхкратное ура.
— На улицу к рабочим шагом марш!! —скомандовал Кирпичников.
Строй солдат, перешагивая через труп Лашкевича, вышел на улицу и,  повернув налево, зашагал по Греческому проспекту. Рядом — гвардии Литовский полк. Здесь размещён батальон и есть ружейный склад.
Солдаты гвардии Литовского полка из казармы с любопытством смотрят в окошки на нас, но не выходят из казармы. С их двора раздались в нашу сторону пулемётные очереди. Но из-за высокого каменного забора пули пролетали над нашими головами и тыкали стены здания академии наук. Оказалось, двери казармы  подпёрты снаружи. Литовцы, взломав двери, выскочили во двор и увидели, что с поленец у забора строчат из пулемётов офицеры. Обезоружили офицеров.  Открыли железные ворота. Солдаты и рабочие колонны кинулись к оружейному складу и вооружили безоружных демонстрантов. В благодарность за винтовки жмут руки, обнимают друг друга. У всех радостные лица.
Прошли немного , а в восставшую войсковую часть влилось множество питерцев. Рабочий в колонне громогласно провозгласил:
— Долой самодержавие! Революция!
Солдаты подхватили его слова и общим гулом протяжно прокричали: 
— Долой самодержавие! Революция!!
С криком ура шапки полетели вверх.
Навстречу едет легковая автомашина. Остановили её. Солдаты открыли дверцу. Там сидит генерал. Кричат ему:
— Вылезай, генерал!
У генерала выпучились глаза, готовы выскочить из его орбит. Он не может ничего сказать. Пялит очи на солдат. Здоровяк в солдатской шинели хватает его за шиворот и выбрасывает из машины. На место генерала садятся  два солдата. Штыками в спину шофёра и приказывают ему:
— Следуй за колонной. Ты с машиной нам пригодишься!
К ним  подсел рабочий  и говорит солдатам:
— Надо срочно ехать к Путиловскому заводу. — И машина умчалась.
От Греческого проспекта повернули налево. Там по 1-ой улице находился сапёрный батальон. У сапёров нет оружия, но нам нужны солдаты.
Со всех сторон примыкают к нам горожане. Вереди воинская часть. Офицер выстроил солдат поперёк улицы. Даёт команду приготовиться к стрельбе. Поднял вверх руку и командует:
— По бунтующему народу, команда…
Мгновенно из строя выскочил солдат и штыком проколол офицера насквозь. Прокричал:
— Отставить!
  Не успел офицер крикнуть "пли". По цепочке солдат раздались крики ура, шапки взметнулись вверх. Вся воинская команда присоединяется к нам.
Пришли к сапёрам. Сапёры все до единого встали в наши ряды. К нам примкнула гвардейская 1-ая рота.
Обошли квартал кругом. Идём к своему штабу батальона —там же в казармах наши 1-ая и 2-ая роты. Солдаты этих двух рот выбежали из казарм и вошли в колонну. В штабе никого не оказалось. Затем колонна двинулась к 3-ей роте, которая размещалась на Бассейном проспекте. Там находились пулемётная и музыкальная  команды, а так же обоз.
Здесь офицеры потешались над солдатами 3-й роты. Собрав их всех в огромном манеже, офицеры уселись на сцене, которая находилась в конце манежа, и  заставили солдат петь царский гимн "Боже, царя храни"… Закончат петь, их снова заставляют петь этот гимн. Солдаты в недоумении: что значит это  бесконечное исполнение гимна? Пели до тех пор, пока восставшая колонна с криками "ура", "революция" не ворвались во двор. Офицеры мигом исчезли. Солдаты, спешно выхватывая с вешалок шинели, беря из пирамид винтовки, пулей вылетели во двор. Они по отделениям построились в колонне. Отдельные и взводные командиры на своих местах. Пулемётную роту рассредоточили: на батальон — один пулемёт. Впереди шествия — духовой оркестр. Порядок и  дисциплина строго соблюдались. Не допускали на всём пути нашего шествия никакого буйства, самоуправства, разгильдяйства. У нас не было плана действия. Мы хотели только одного, чтобы большинство воинских частей перешло на сторону восставших для коренных изменений жизни в стране.
Рабочий из нашей колонны предложил:
— Чтобы возрос в столице масштаб восстания, следует решительно действовать! Надо вооруженных солдат с пулемётами направить в Лесной район. Там стоят гвардейские запасные батальоны. Надо их присоединить к восставшим. Тогда у нас будет крупное вооруженное ядро, способное защитить революцию. Другую вооружённую часть восставших направить на захват арсенала, чтобы вооружить рабочих. Нам надо немедленно освободить политкаторжан.
Мы согласились с его предложением. Ушли солдаты в Лесной район. Наша колонна с оркестром двинулась на Литейный мост через Неву.
На углу Литейного проспекта и Набережной находился окружной суд, и рядом  с пим — дом предварительного заключения.
Я, занятый восстанем учкоманды, забыл снять с дежурства посты в  окружном суде. Проходя в колонне мимо здания суда, я побежал туда. В караульном помещении, когда я открыл дверь, сидели офицер-прапорщик и два разводящих. Я им крикнул               
— Революция! Свобода! Долой царя!
Прапор особенно не удивился, лишь спросил:
— Лапшаев, а мне что теперь делать?
— Вот что. Отдай мне наган с патронами. Шашку передай разводящему. Сам иди в народ и  укрепляй революцию, — посоветовал я прапорщику.
Разводящий Ерофеев доложил мне:
— Все посты сняты, и солдаты примкнули к своему взводу.
Разводящие вышли из здания окружного суда. Тут же, рядом, — двери предварилки. К нам подбежал солдат. Втроём стоим у досчатой  двери. Там, в помещении, разжался ружейный выстрел. Убит подошедший к нам солдат. К нам подбежало несколько десятков солдат. Сломали дверь. Перед нами —  железная дверь, но и она нас не задержала. В небольшом помещении был старик-уборщик. Спросили у него:
— Кто стрелял в дверь? 
Старик отнекивался. Но удар прикладом заставил его говорить правду. Он укал на дверь в другую комнату и проговорил:
— Офицер.
Несколько человек прошли в комнату. Там сидел с мрачным лицом офицер. Один из солдат скомандовал:
— Встать! Руки вверх!
Офицер не пошевелился, сидит, как окаменелый.
Другой солдат говорит нам:
— Что с гадом разговаривать? Убрать его со света!
Три выстрела из винтовок завершили дело с гадом.
Освободили всех заключенных и пошли в колонне к Литейному мосту на Василевский остров. Без боя, без кровопролития взяли арсенал. Извлекли винтовки, патроны, револьверы, гранаты. Вооружили восставших рабочих. На грузовые автомашины погрузили много оружия.
Затем революционная колонна двинулась к каторжной тюрьме. Там сидело много тысяч политзаключённых. При освобождении заключённых восставшие познали ужасы тюремного содержания и увидели неописуемую радость людей, освобожденных из тюремных клеток. 
Освободители из колонны, восставшие против царского самодержавия, убрав тюремную охрану, по всем коридорам торжественно провозгласили:
— Революция! Свобода! Долой царя!
Открывают камеры. Из них выбегают заключённые и, плача навзрыд, благодарят освободителей:
—Братцы!! Спасибо вам большое!!!
Жмут руки, целуют освободителей. Из глаз у всех заключённых брызжут радостные слёзы. Немало многим пришлось пробыть долгие годы в тюремных застенках. Состояние их, узников, измученное. Они истощены, физически очень слабые. Выйдя на тюремный двор, они ничего не видят — солнце их ослепляет. Кое-кто убегает прочь от тюрьмы. Многие влились в нашу колонну и просят выдать им винтовки. Вскоре к "Крестам" подъехали санитарные повозки и стали увозить очень больных, измождённых в тюрьме узников. Таких тяжёлых больных, сильно ослабших было очень много.
(Вот бы эту картинку из"Крестов" 27 февраля1917 года, суть царизма раскрывающая, разместить  в музее Николая Второго!
Этот день, 27февраля 1917 года, был для большинства петроградцев великим народным праздником. Улицы столицы заполнены народом. У всех весёлые, радостные лица. Поздравляют друг друга. Всюду торжественно провозглашают:
— Свобода! Революция!
Солдаты свободно курят на улицах. Офицеров — ни души. Честь отдавать некому и бояться некого.
Собралась группа около сотни солдат Волынского полка на Литейном мосту и стали обсуждать возникшие проблемы. Как быть дальше? Ведь военного организованного строя нет. Солдаты рады революции, свободе. А офицеры? Их тут ни одного нет. Есть же такие, кто выступает против свободы. Их называют контрреволюционерами. Они готовят отпор? Мы не знаем. Кто нас осведомит?
Собрались в тот раз много унтеров различных частей. Довольно долго     разговаривали, обсуждали проблемы и решили: каждый унтер или рядовой должен  группироваться, то есть пойти военным строем в свои казармы, быть в своей роте, команде и из казармы не выходить, хранить оружие; вместо ушедших офицеров из своей среды выбрать командиров отделения, взвода, роты, команды, полно соблюдая воинскую дисциплину.
Так мы и сделали. Со мной было 12 солдат моего 1-го взвода нашей учкоманды. Я направил их разыскать волынцев и позвать их сюда. Не прошло и часа, как собралось много солдат разных рот и команд Волынского полка. Построились военным строем и сдвоенными рядами пошли в свои роты и команды.
Во время, когда мы  розыска солдат, загорелось  здание окружного суда. Пламя  пожара было ярким. Но огонь никто не тушил.
Пошли строем в столовую. Оказалось, что нашлись люди, которые позаботились о приготовлении пищи и накормили всех волынцев.
В первой учкоманде я встретил Кирпичникова и Плаксина. Мы поговорили, потолковали, что делать при сложившихся обстоятельствах и пришли к выводу: надо собирать солдат по ротам и командам и выбрать из своей среды командиров.   
   Здесь уже активно действовал рабочий с Путиловского завода. Он руководил организацией многих дел, занимался и комплектованием рот и команд.
К вечеру собралось много солдат нашей 3-ей учкоманды. Во всех взводах на месте были унтеры. Во 2-ом и 4-ом взводах оказались и взводные командиры. С каждым часом прибывало всё больше и больше солдат.
В 12-ом часу ночи мы собрались на собрание по выборам командиров. Перед нами выступил Фёдоров, рабочий Путиловского завода. Он поднял в нас дух бодрости, смелости, объясняя, как развиваются революционные события в столице России.
— Волынцы первыми в России присоединились к рабочему движению, — убеждая нас, заявил Фёдоров. — Гордитесь, что вы волынцы! Вы оказали колоссальную помощь рабочему протесту. Ваше выступление против царизма высоко ценит Российская социал-демократическая партия большевиков и весь российский люд. Вас очень дорого ценят за ваш подвиг.
Многие из вас видели трагическую картину вчерашнего дня на Невском проспекте. Это было зверское побоище людей: мужчин, женщин, стариков, старух и даже грудных детей. Эта страшная картина избиение безоружного народа никогда не уйдёт из памяти рабочих и солдат. Молодцы  волынцы, что ответили восстанием на кровавую царскую расправу.
Кровожадные офицеры во главе с царём теперь сходят сума, что так получилось. У царя и его приспешников ваш полк был главной опорой, главной надеждой в борьбе с народом — ведь сам царь состоял шефом полка, поэтому 1-ая рота называлась рота его величества, на погонах — вензель Николая Второго. И сейчас на погонах ещё носите вензель кровавого царя.
После этих слов солдаты, которые имели вензель на погоне, начали их срывать и с руганью бросать их на пол, топча сапогами.
— С прошлым надо расставаться, — заявил решительно Фёдоров. — Вы свободные воины. Сейчас вы выберите командиров, не господ, а изберёте сподвижников  своих. Как выбирать? Вопрос считается разрешённым поднятием рук. За кого больше поднятых рук, тот и командир. Понятно? 
Вы меня извините, уважаемые волынцы, но мне нужно побывать на другом собрании.
Мы благодарили Фёдорова за его выступление перед нами и дали клятву: драться с царизмом и с господами до последней капли крови, до последнего вздоха. Революция — это мы, рабочие и солдаты!
Выборы. Я о них не имел никакого понятия. Безземельных крестьян
на сельский сход не допускали, так что с выборами я столкнулся впервые.
После ухода Фёдорова начали выбирать командиров отделений и взводов. В нашем 1-ом взводе два отдельных сбежали — больно уж были зверские Ерофеев и Михайлов. Сбежал фельдфебель Катанов. Особенно грубо он относился к солдатам. Сбежали, ибо знала кошка, чьё мясо съела.
В 1-ом моём взводе выбрали командирами двух старых и двух новых из числа учеников, побывавших на фронте. Взводным выбрали меня. Во 2-ом взводе  отдельных оставили старых командиров, взводным по-прежнему Рушняк. В 3-ем и 4-ом взводах снова  Стрельников и Маргунов. Выбрали фельдфебелем Ратушняка.
Дело дошло до избрания начальника учкоманды. Жребий выпал на меня. Выбрали, вместо Касбека. Я поблагодарил и заверил солдат:
— Благодарю за такое высокое доверие и клянусь: революцию вместе с вами буду защищать до последнего моего вздоха, отдам все силы и знания на службу народу!
Мы завершили комплектование нашей 3-ей учкоманды.
  В 2 часа ночи меня вызвали в штаб батальона. Там избранный комитет полка должен провести заседание. Членом комитета избран и я. Руководил  организацией работ полкового комитета Фёдоров. На заседании комитета командиром батальона избрали Тимофея Кирпичникова.
Так завершился длинный 1-ый день восстания у Волынского полка.
В этот день я увидел, как быстро возрастал революционный порыв, разгоралось пламя  восстания. Вечером в 11-ом часу я с десятью солдатами побывал в Таврическом дворце, чтобы в Петроградском Совете рабочих и солдатских депутатов узнать, как обстоят дела с революцией.
Против Таврического дворца установили трибуну. Каждые 10 минут информатор с трибуны сообщал, какие войсковые части присоединились к революции.
При нас армейский полк, ведомый командирами при наклонённом знамени, с оркестром, игравшем  "Марсельезу", прошёл церинимальным маршем мимо трибуны, демонстрируя своё присоедини к революции. Мы были очарованы таким армейским поступком. После полка мимо трибуны прошёл артиллерийский дивизион.
С трибуны информатор огласил:
— К этому часу к революции присоединились: 28 пехотных полков, 3 кавалерийских, артеллириский и инженерные части!
Окрылённые успехом развития революции, мы возвратились в свои казармы. Солдаты, не спали, ожидая  нас, ни один не уснул — абсолютно все беспокоились, волновались и хотели узнать, как в столице развиваются революционные события — ведь каждый солдат дал клятву драться за революцию вместе с рабочими до последней капли крови         
Мы обрадовали солдат хорошими ценными сведиииями о поддержке революции многими войсковыми частями и подразделениями. Солдаты-волынцы, перетупившие труп Очкастого Змея, вышедшие на уличную демонстрацию с целью соединения с рабочим движением, чтобы победить, свергнуть царя с престола, были довольны нашим рассказом. Приподнялся их дух бодрости, дух крепости, вселилась в них полная уверенность в победе рабочих и солдат. Удовлетворенные поддержкой Федорова и нашим подробным рассказом, выборами командиров солдаты разошлись по казармам, чтобы за короткое время набраться новых сил.
В рукописи И. Т. Лапшаев не рассказывает о работе Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов и Временного правительства. Он  манерой летописца, сообщает детально все действия Волынского полка в революционные дни, как свидетель, непосредственно участвовший в этих событиях.
Работа большевика Фёдорова в Волынском полку опровергает утверждение нынешних либералов, что большевики не участвовали в Февральской революции, а пришли якобы на готовенькое. Несмотря на жестокие репрессии царизма, большевистское подполье действовало и успешно готовило рабочий класс к революции. Один из примеров: вечерний эпизод в сквере у Путиловского завода. Не корячьтесь и не выдумывайте лживых фактов для искажения исторических событий.
Утром 1 марта не требовалось солдатам объявлять подъём — все
 проснулись заранее. Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов дал нашей учкоманде распоряжение: найти и ликвидировать огневую точку, стреляющую из пулемётов по Николаевскому плацу. Наша задача:  найти и ликвидировать засевшее гнездо. Это было 1-ое задание, данное нам, волынцам, Петроградским Советом рабочих и солдатских депутатов.
Мы задумались, как нам ликвидировать огневую точку. Полукругом стоят на Николаевской площади  несколько мнгоэтажных домов. В них — гостиницы и рестораны.
На выполнение задания мы вышли полным составом команды. Окружили одну гостиницу, обыскали в ней всё, начиная с подвальных помещений и кончая чердаком. Ничего не нашли. При проверке второй гостиницы я стоял в коридоре на четвёртом этаже и рассматривал в окно чердачное окошко стоящей рядом гостиницы  "Брестоль". Вижу чёрное пятно. Не могу ничего различить. Подходит ко мне господин и подаёт бинокль В бинокль я хорошо вижу в чердачном окошке дуло пулемёта. Это то, что мы ищем. Возвращаю бинокль господину и говорю ему:
—Мерси!
В ответ он что-то лапочет, но я не могу понять. Уловил лишь последние слова:
— Мы дарим вам.
Окружили гостиницу "Брестоль". На нижнем этаже ресторан. Приступили к обыску. Во дворе — склады. В сладах и в подвалах полно продовольствия: много сахара, круп, различной карамели, макаронов  и других продтоваров, а в Питере голодала беднота.
 Проверили все этажи. Остался чердак. К нему — маленькая площадка, в  которой могут поместиться не более 4-ёх человек, и узенькая железная лестница на чердак. Сунулись к чердачной дощатной западне, а она закрыта изнутри. Надавили и дверка раскрылась.  На чердаке — двое в гражданской одежде. Один, стоявший на коленях, увидев нас с винтовками, поднял вверх руки. Другой направил на нас пистолет. Я стоял впереди солдат. У меня промелькнула мысль: убьёт меня. Одновременно раздались два выстрела. Стрелявший из пистолета упал. Я метил  в его грудь. Он, видимо, в мою голову — у меня от пули обожжен висок у правого глаза. На чердаке уже с десяток  солдат. Обыскали чердачных незнакомцев, вывернув у них карманы. По документам — жандармы. Солдаты штыками прикололи обоих и через чердачное окошко выбросили трупы во двор. Обнаружили жандармский провиант с двумя бутылками водки, одна бутылка уже ополовинена. Наши трофеи:  два "Кольта-3", две шашки и главное — пулемёт системы "Максим", совершенно новенький, с пятью ящиками пулемётной лентой с патронами.
В операции участвовал ученик команды Петров-пулемётчик, побывавший на фронте. Вызвал Петрова на чердак и сказал ему:
— Браток, тебе гостинец от революции. Прошу любить и жаловать!
Наш Петров так обрадовался пулемёту, даже немного растерялся, и великодушно проговорил:
  — Илья Трофимович! Я-я-я буду любить его и уважать, буду беречь его, как зеницу ока своего. — Погладил руками пулемёт, поцеловал его и сказал: — Милый Макса, теперь мы с тобой не побоимся контры. Если на фронте я косил внешних врагов, теперь будем косить внутренних врагов, если они вздумают контрить.
Я предложил Петрову в приказном порядке:
—Возьми на помощь себе людей по доставке пулемёта со всеми трофеями в учкоманду. До моего прихода дежурь!
— Слушаюсь! — бодро ответил мне  Петров, —  Доставить  в учкоманду и дежурить до вашего прихода!  Разрешите взять одну лошадь с санками со двора?
— Бери!
Я по телефону доложил в Петросовет об обнаруженных продуктах ресторана. Мне ответили, что сахар и крупы очень нужны детям.
— Мы вам пришлём грузовую машину. Перевезите продукты в свой батальонный склад.
Хозяина гостинцы и ресторана не нашли. Управляющего забрали с собой и сдали в Петросовет. Его водворили в подвал. Там уже накопилось много таких, как он.
О трофейном пулемёте сообщил в Петросовет и своему командиру батальона Кирпичникову. Пулемёт оставили нам.
Мы поставили пулемёт в образной комнате. Из красного полотна сшили знамя нашей 3-ей учебной команде запасного батальона лейб-гвардии Волынского полка. Знамя водрузили у пулемёта. Установили пост. Часовой менялся каждые 2 часа. 

Тетрадь шестая
РЕВОЛЮЦИОННЫЕ  ДЕЛА

Через день, то есть 3 марта, новое задание учкоманде от Петросовета: установить караул на Нобельских нефтяных складах. Туда нас повезли поездом в телячьих вагонах. Прибыли и сменили караул Павловского полка. Расставили посты, чтобы не разворовывали горючее. К нам сразу явилась делегация во главе с безногим рабочим Кочкиным.
Делегаты благодарили нас, волынцев, за восстание против царя и его правительства, за присоединение с восставшими  рабочими и попросили нас посмотреть быт их жизни. Мы выполнили пожелание делегатов. 
Начали осмотр с кухни. Что мы там увидели? Всё точно, как у французского графа Рибопьера в Промзино. Над котлами из чёрной жести зонты, конечно, ржавленные. На кухне мухи кишат. Когда открывают котлы, мухи сотнями падают с зонта в кипящее варево. Посуда стояла немытая. На кухне везде грязь. Суп и кашу подают в ряжках, на подобии тазов, с расчётом на 10 человек. Картина мне знакомая: отношение господ к трудящимся.
Прошу пригласить на кухню управляющего. Явился управляющий. Я спрашиваю его:
— Для кого вы здесь готовите пищу?
Он с гордостью отвечает:
— Для людей.
— А мы думали для свиней! Скажите, когда варится пища, вы  здесь бываете?
Молчит управляющий. Рабочий поясняет:
— Мы никогда его не видели ни в столовой, ни на кухне.
Прошли в столовую. Стоят на крестовинах дощатые никогда никем некрашенные столы. Когда-то их скоблили — видны грязные полосы. Стоит управ в белых лайковых перчатка и ничего не говорит. Прошу его:
— Проведите пальцем по столу.
Он со страшной неохотой провёл мизинцем по загрязнённому столу. Палец перчатки, естественно, сильно запачкался, стал чёрным, как от прикосновения к голландской саже. Управляющий злобно посмотрел на меня. Лицо его стало зольного цвет. Скулы,  желваки на горле дрожали. Глаза его смотрели на меня взглядом ядовитой змеи. Всё основательно во мне взбудоражилось. Как на всё смотреть? Некрашеный пол не моют, а  скребут лопатой, грязные полосы по всем столам.. В углу скопился мусор.
Прошли в казарму. Сплошные нары без постельных принадлежностей. Стоит стол да несколько скамеек — вся здесь мебель. Всё некрашеное и немытое. Изобилие  клопов, блох, тараканов и сверчков. Картины  ужасные.
Собрались все рабочие складов на совещание. 1-ым выступил Кочкин.
— Не житьё тут, а наказание для рабочих. Я утверждаю это от лица всех присутствующих. Питание плохое. На кухне и в столовой царит неимоверная грязь. Миллионы мух. На нарах нет никакой постельной принадлежности. Кто в чём работает, в том и спит. Нет библиотеки. Нет газет и журналов.
Но главная наша жалоба… — заявил Кочкин, — палкоизбиение. Если рабочий скажет что-нибудь неугодное для управляющего, то рабочий получит несколько палочных ударов или его выгонят с работы.
Я сразу спросил:
— Кто бьёт палками?
Из зала ответили:
 — Староста.
Я поитересовался, обращаясь к рабочим:
— Поднимите руки, кто был избит палкой?
Посчитали: 18 человек. Кочкин уточнил:
— Здесь находятся избитые, но невыгнанные с работы. Большинство же избитых отсутствует — их уволили с  нефтесклада. 
Ежегодно присуждаются Нобельские премии. При вручении премий
никто из сидящих в зале мудрых людей не задумывается о том, при каких  обстоятельствах Нобель нажил в России огромнейший капитал
Жесточайшая эксплуатация рабочих позволила ему стать богатейшим в мире эксплуататором.)
От вопросов по быту и отношений администрации к рабочим на этом  совещании перешли к социальным проблемам. Рабочих интересовало, как свершилась революция, как свергли с престола царя, кто в данный момент руководит революцией. Я подробно по всем вопросам информировал рабочих, особо остановился о власти в стране.
— Свершилась революция. Избран в Петрограде Совет рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Совет стремится довести революцию до конца. Буржуазия создала Временное правительство, чтобы защитить капиталистов и их капиталы. Буржуазная верхушка России пытается отстранить Совет от революции. Идёт борьба. Особенно отстаивает продолжение революции Российская социал-демократическая партия большевиков. По всем возникающим вопросам обращайтесь в Петросовет. Революция продолжается.
После совещания пошли на квартиру управляющего. Ему объявили:   
— От имени революции вы арестованы, и у вас проведём обыск.
Из оружия у управляющего нашли бельгийский браунинг, 10 обойм патрон и двуствольное охотничье ружьё с патронами.
Назначили временно исполнять обязанности управляющего его помощнику по фамилии Кварц. По политической части разрешать вопросы поручили Кочкину. У дома управляющего поставили двух часовых. Взводный 1-го взвода проинструктировал часовых.
С Кочкиным я обошёл всю территорию нефтесклада. Он рассказал и указал, где и какие хранятся нефтепродукты. Я посоветовал  Кочкину:
— Ты держи тесную связь с Петроградским Советом рабочих и солдатских депутатов. Там дадут тебе ииструктаж, как дальше действовать.
До распоряжеиия Совета нефтепродукты никому не отпускайте. Ты лично
будешь ответственен за это дело. Учти, что  для революции нефтепродукты особенно будут нужны. Революция ещё не закончена. Понимаешь, Кочкин,
капиталисты с нами, с рабочими и крестьянами, не согласятся. Пойми, рабочим надо предоставить восьмичасовой рабочий день и улучшить условия труда, буржуазия против этого; крестьянам нужна земля, а помещики добровольно землю не отдадут. Будет борьба. Эти противоречия между рабочими и фабрикантами-зааводчиками, между крестьянами и помещиками
изгладятся тогда, когда будет власть Советов. Вот потому я говорю, что
революция ещё не закончена. Нефтепродукты нам особенно будут нужны. Понял, Кочкин?
— Очень и очень хорошо понял! Большое вам спасибо за светы и за то, что вы арестовали этого заклятого Ганца. Он тут нажил большие тысячи. Надеюсь, больше сюда не вернётся. Да, можно сказать, революция не шутит.
Через сутки нас сменил и принял караул на нефтескладах гвардии Литовский полк. Мы погрузились в вагоны и едем в Петроград.
На небольшой станции к нам походят железнодорожники. Они узнали, что мы гвардии Волынского полка, и спешат доложить нам:
— Тут у нас  жандарм не даётся разоружаться!
Я с пятью солдатами  пошёл за железнодорожниками. В комнату жандарма вперёд штыками на заряженных винтовках вошли. Жандарм с окамевшим лицом сидит за столом. На наш приход он не реагирует. — омертвел. Я скомандовал:
— Встать! Руки вверх!
Жандарм не стронулся с места.
— Поднять его на штыки!
Только после этой команды жандарм встал и нехотя поднял руки вверх.
— Обыскать его!
У жандарма изъяли револьвер "Кольт-3"  и из грудного кармана взяли "Кольт-2", сняли с него шашку. В столе у него лежали три ручные гранаты. Жандарма мы забрали с собой и получили искреннюю благодарность от железнодорожников.
Прибыв в Петроград, арестованных под конвоем отправили в подвал Таврического дворца. Петросовету предоставили рапорт о караульной службе на нефтескладе Нобиля и донесение о двух арестованных. От Совета получили одобрение. 
   В наши революционные дни к нам в казармы приходили ораторы различных партий по несколько раз за сутки. Они горячо расхваливали программу своей партии. Мы со свистом их провожали.
Выступал перед нами и рабочий Путиловского завода Фёдоров. Мы встречали рабочего, как своего, всегда с большим вниманием слушали его, так как он объяснял толково все проблемы, которые нас волновали. С Фёдоровым мы крепко подружились. Он подробно объяснял значение партии большевиков в революции, рассказал о настойчивой деятельности партии  большевиков, доходчиво пояснил программу этой партии в революционном движении. Многие солдаты Волынского полка поддерживали программу большевиков. Фёдоров нам объяснял, кто такие меньшевики, раскрыл деяния эсеров и  кадетов и других партий, которые идут против интересов рабочих и крестьян. Он рассказал нам о Первом, Втором и Третьем Интернационалах. От него мы узнали об энергичной работе в революционном движении Владимира Ильича Ленина.
 Ежедневно солдаты полка принимали участие в митингах, которые проходили в Петрограде. Все солдаты Волынского полка стремились разобраться в сложностях политики.
Но то, о чём говорили ораторы на митингах, многие солдаты не всё понимали. Большинство солдат, в том числе и я, купили для себя словари, чтобы вечерами, когда появлялось свободное время, знакомиться со значениям неизвестных терминов, отыскивая их в словаре, а то многие слова произнесённые ораторами или прочитанные в газетах мы не понимали. Из-за одного слова, другой раз, терялся общий смысл. Вечерами мы подробно обсуждали всё, что происходило в Питере. Вечерней порой я рассказывал солдатам о революции 1905 года. Никто не уходил спать, хоть всю ночь рассказывай. С большим вниманием слушали, как тяжко приходилось работать не барском дворе графа Рибопьера. Сообщил я солдатам о расстреле крестьян села Сары за то, что они хотели отобрать землю у помещика, поведал я солдатам и о листовках, и о митингах, и о стычках с казаками в городе Промзино. Всё западало в души солдат, настраивало их на борьбу с капиталистами, на борьбу за новую жизнь. 
В последних числах марта Фёдоров сообщил нам о стремлении Ленина  вырваться из эмиграции и вернуться в Россию. Позднее он известил нас о приезде Ленина на Финлядский вокзал. Увидеть Владимира Ильича Ульянова-Ленина, революционера мира, который борется за рабочих и за крестьян, за весь трудовой народ, воодушевило нас — мы должны его встретить. На Финлядском вокзале мы установили пост, который сообщит нам о приезде Ленина, и мы встретим вождя пролетариата.
И этот знаменательный день наступил. Вся команда Волынского полка на площади Финляндского вокзала. Ожидаем прибытия поезда, в котором ехал Владимир Ильич. Собралось многое множество народа: на вокзальной площади, на перроне, на крышах домов — везде люди с нетерпением ожидали появление поезда. Молодёжь забралась даже на деревья.
Подходит наконец поезд. Паровоз, выпуская с обоих сторон пары, пыхтя, медленно движется и останавливается. У одного вагона плотной стеной встали рабочие. Проникнуть через живую стену невозможно. Показался человек в тамбуре вагона. Он пальцами левой руки обхватил кепку. Первые его слова:
— Да здравствует социалистическая Революция!!
Я со своими солдатами стоял недалеко от этого вагона, и хорошо мне было видно Владимира Ильича. Вдруг Ленин исчез — рабочие сгруппировались и понесли его на руках к броневику, приготовленному для его безопасности, дорожили его жизнью. Владимир Ильич с броневика поздравил рабочих и солдат с свершением Революции.
Временному правительству не удалось сорвать встречу с Владимиром Ильичём —большое количество рабочих и солдат плотной стеною стояли на перроне и на площади.
Приезд Владимира Ильича обнадёживал: рабочие под руководством  Ильича победят.
Солдаты Волынского полка стремились побывать обязательно на всех  митингах, на которых предстояло выступать Владимиру  Ильичу Ленину.
Литейный мост через реку Неву. На нём в полном составе команда Волынского полка. Здесь собралось много другого разношёрстного народа. Все с нетерпением  ожидают выступление Владимира Ильича, а пока вели разговоры между собой.
Стоит среди рабочих и солдат какая-то барыня с тремя перьями на шляпе и ироническим тоном говорит расфуфыренному господину :
— Что уж солдаты думают? Ждут, когда немцы будут с печки за ноги таскать их?
 Война с Германией продолжалась. Дела на фронте складывались не пользу российских войск. С приездом Владимира Ильича в Россию был выдвинут лозунг: "Долой братоубийственную империалистическую войну!", а Временное правительство стояло за войну до победного конца. От таких слов госпожи прошёл ропот среди солдат. Солдат-украинец, стоявший рядом с ней, хлопнул барыню мужицким кулачищем по макушке. Она полетела на мостовую вверх ногами. Шляпа слетела с неё, перья рассыпались. Солдат при этом проговорил:
— Во як надысь воюють!
Солдаты стали пинками угощать царскую патриотку — так ненавистна  им была кроволитная война. К ним подскочил господин в очках с золотой оправой и с зонтиком в руках и закричал на солдат: 
— Это же самосуд! Кто вам дал право творить самосуд?
Один солдат из толпы громко ему ответил: 
— Революция дала право вас, паразитов, уничтожать!
Другой солдат задал ему вопрос:
— Ты тоже за войну?
И господин очутился рядом с барыней на мостовой. Солдаты нашпыряли ему пинки. Мостовое побоище остановил возглас из толпы:
— Ленин вышел на балкон выступать!
Все бросились к дворцу балерины Кшесинской — на балконе стоял Владимир Ильич Ленин. Трудовой народ хотел услышать живые слова Ильича о революции. И Ленин обратился к нам с драгоценным словом — товарищи.
Мы товарищи Ленину! Мы не быдло, не свиньи, а товарищи Ленина в борьбе за новую жизнь без эксплуатации трудящихся. Крепко запечатлелись в мозгу слова Ленина: долой братоубийственную войну, вся земля — трудящимся крестьянам без какого-либо выкупа, фабрики и заводы — рабочим, богатства недр — всему народу.
Всего 2 раза мне удалось увидеть Владимира Ильича и 2 раза услышать его пламенные речи…
Однако что-то не получилось, что Волынский полк стал подчиняться Временному правительству, а не Петросовету… Керенский издал приказ об отмени званий "ваше высокоблагородие" и "ваше превосходительство", к офицерам  обращались со словом "господин".
Временное правительство назначило командующим Петроградским военным округом генерала Корнилова. Командующий военным округом решил познать состояние войск.
Первым попал под осмотр гвардии Волынский полк, как 1-ый из воинских частей восставший против царя и царского правительства. Генерал Корнилов прошёл по всем ротам и командам нашего полка. Дошла очередь и нашей 3-ей учебной команде. Дежурным по команде я вместо рядового назначил дежурным  взводного командира по фамилии Ратушняк. Смелому и отважному фронтовику наказал: при рапорте назвать Корнилова не ваше высокопревосходительство, а господином генералом.
При появлении Корнилова в помещение учкоманды я громко скомандовал:
— Смирно!!!
Дежурный Ратушняк отрапортовал и отчётливо назвал Корнилова господином генералом.       
Генерал спросил меня:
— Кто у вас начальник учкоманды?
— Я, господин генерал!
 — Какое ваше воинское звание?
— Старший унтер-офицер, господин генерал!
Завершив проверку рот и команд, Корнилов пришёл в полковой комитет и всем заявил:
— У вас всё в порядке. Бодрые солдаты. Безукоризненная  чистота. Это мне понравилось. Но плохо то, что старого генерала называют господином.
Вскоре Корнилов куда-то исчез.
Оказалось, что Корнилов выехал на фронт. Но не фронтовые дела его интересовали. Он разобрался, что в столице воинские части не способны к каким-то действиям, к сопротивлению. Можно с дисциплинированной фронтовой  воинской частью захватить власть в столице. С фронта Корнилов с большой армией двинулся на Петроград, чтобы захватить власть, подавить революцию и утопить в крови рабочих.
Действия Корнилова напугали Временное правительство, которое совершенно не было готово оказать сопротивление корниловским задумкам, и обратилась, чтобы спасти свою власть , за помощью к Петросовету. По зову питерского Совета всё население Петрограда откликнулась на призыв защитить столицу от корниловского мятежа. Рабочие и солдаты принялись готовить столицу к обороне. Большая группа рабочих и солдат выехала навстречу мятежникам и раскрыла фронтовикам контрреволюционный план генерала Корнилова по захвату власти. Фронтовики отказались воевать со своими братьями. План Корнилова провалился. Корнилов куда-то скрылся. Он навсегда исчез для меня.
Владимир Ильич выступил за мирный переход власти к рабочим и крестьянам. Революционные дела рабочих и солдат в столице возрастали.
Временное правительство настаивало на продолжении войны с Германией до победного конца. А фронт стал под влиянием Революции  разлагаться. Солдаты воюющих стран отказывались воевать за интересы империалистов. Началось на фронте братание немецких и русских солдат.
Временное правительство не успокаивалось: посылало на фронт солдат. Воюющие союзники требовали оказать помощь воинским частям России, находившимся  во Франции и воевавшие во французской армии с  немцами. Революция в России взбудоражила во Франции три русские дивизии. Солдаты потребовали вернуть их в Россию. Союзники по войне настаивали, чтобы Временное правительство обеспечило всем необходимым 3 дивизии. Временное правительство решило  направить в каждую дивизию санитарный отряд — в чём-то другом помочь заграничным фронтовикам правительство не могло.
По приказу командующего войсками Петроградского военного округа  меня назначили в санитарный отряд фельдфебелем для отправки во Францию. Требования солдат о возвращении их из Франции на родину возросли, и Временное правительство отказалось проявлять заботу о дивизиях, находящихся заграницей. Санитарные отряды расформировали.
И. Т. Лапшаев, непосредственно не связанный с политикой, не разобрался, что Временное правительство за революционное выступление расформировало Волынский полк. Привыкший выполнять приказы, он к такому выводу не пришёл, спустя много лет.
Санотряды расформировали, и меня послали в Донбасс на угольные шахты.  Предстояло работать на оборону. Угольные шахты Донбасса принадлежали английскому акционерному обществу. Директор шахт был англичанин.
Понятно, Временное правительство в первую очередь защищало интересы английских буржуа.
 Нас прибыло в Донбасс 46 человек, и мы  отказались работать в шахте. Нас откомандировали на Сергеевские заводы, расположенные в сорока верстах от города Самары.
Мы ехали из Донбасса в Самару поездом через Москву. Наш поезд целые сутки не принимала Москва. Мы сидели в вагонах, а Петрограде рабочие совершили Великую пролетарскую революцию во главе с Лениным.

Тетрадь седьмая
НА ЗАЩИТЕ МОЛОДОЙ РЕСПУБЛИКИ
Советская власть, защищая интересы трудящихся, отказалась участвовать  с Антантой в войне с Германией. Солдаты вернулись в родные дома  — произошла самодемобилизация, активно подхваченная солдатами.   
Так я снова стал жить в родном селе Чукалы Жарёнской  волости. Но мирная жизнь после Великого октября продолжалась недолго.
Прежние российские господа не желали расстаться с вольготной жизнью. Жёсткая эксплуатация трудящихся обеспечивала им огромнейшие прибыли, позволяя им роскошно жить. Капиталисты-иностранцы в России владели землёй, фабриками, заводами, вывозили заграницу всё, что добывали в земных недрах. Царское правительство позволяло эксплуатировать рабочих на их усмотрение. Колоссальные доходы вывозили заграницу.
В данное время происходит повторение пройденного.Иностранцы хозяйствуют во всех областях российской экономики Как российские, так и иностранные капиталисты вывозят много кое-чего из России, в том числе миллиарды в рублях и долларах. Правительство ждёт инвестиции из-за рубежа, а свои накопления тратит на покупку ценных бумаг западных стран. В российских СМИ не освещается, как иностранцы заботятся о российских работниках. К чему приведёт  такое хозяйствование примером в прошлом Россия для них не служит.
  У российских господ и империалистов других стран цель одна — задушить молодую республику. Началась Гражданская война в России. Русской контрреволюции оказывали богатейшую помощь 14 государств. В июле 1918 году Советская Россия в огненном кольце.
Владимир Ильич Ленин обратился к народу с призывом, что Революция в опасности и призвал весь народ встать на защиту Революции, Советской власти. Революция в опасности! Мы, селяне Чукалы, восприняли обращение Владимира Ильича как обращение непосредственно к нам.
В центре села собрались все призывники. Построились военным строем. Выбрали из своей среды отдельных и сводных командиров. Все призывники служили в царской армии, так что военный строй  и военную дисциплину знают. Они попросили меня  довести их до призывного пункта в город Ардатов, то есть командовать этой командой. Просьбу народа я принял и скомандовал:
— Призывники, мои односельчане, слушай мою команду!  Смирно!!! Равняйсь! По порядку расчитайсь!
Крайний солдат крикнул мне:
— 63-й неполный!
— На 1-ый и 2-ой расчитайсь!
Я сообщил строю:
— Команда для марша на призывной пункт готова. Можно двинуться в
путь, товарищи!
Голос из строя:
— Давай веди!
Я ещё подал команду:
— Песенники-запевылы — на средину!
Нас проводить пришли все люди села, без исключения. Ни слёз,
ни унылости, ни признаков сожаления, потому что знали, что мы идём защищать народ, нашу новую жизнь.
Я с  воодушевление говорю солдатам:
— Вперёд на призывной пункт! Вперёд на борьбу с белогвардейской
сворой! Вперёд к нашей будущей счастливой жизни!
Подаю следующую команду:
— Команда, ряды сдвой! — и завершил приказание: — Шагом марш!
Вот с таким воодушевлением народ поднялся на защиту  своей
молодой Советской власти.
Идут солдаты, а я в уме рассуждаю: шагают бывшие солдаты царской
армии, оскорблённые, униженные, натерпевшие мордобитий, зуботычек, карцеров и прочих издевательств. Лица у всех серьёзные. Они готовы зубами отгрызть  горла этим палачам, царским офицерам, ополчившимся на нашу Советскую власть. Боевые мужики готовы мстить за издевательства над нашими солдатами, над нашими отцами, дедами и прадедами, у которых высасывали кровь с детского возраста и до конца жизни. Готовы к борьбе мои друья-солдаты!
До приёмного пункта 14 километров пути. Через каждый час , хотя бы
для закурки, отдых на 5 минут.
Перед городом остановил команду и сказал солдатам:
— По городу идти, как на параде. Учтите, что мы идём на защиту
Советской власти по зову Владимира Ильича Ленина.
Дошли до призывного пункта. Доложили начальнику пункта о своём
прибытии. Он поблагодарил всех за дружный  сбор. Заведующий призывного пункта  выступил перед нами с короткой речью:
— Товарищи! Вы молодцы! Дружно откликнулись на призыв. Да,
революция в опасности! Капиталисты решили проглотит молодую Советскую власть. Призыв проводят для защиты государства рабочих и крестьян. Русский народ своей могучей силой отстоит революцию и даст отпор всем иностранным капиталистам!
Различные люди пришли на призывпункт. На призыв не откликнулись в городе пятеро из кулацких семей. Двое по пути на призывной пункт дезертировали, они тоже из богатых. Солдаты села Чукалы все прошли комиссию и стали служить в Красной Армии. Меня направили на военную охрану и оборону железных дорог Республики. Военные стычки на железных дорогах происходили, поэтому военная охрана нужна.
Рота, в которой предстояло мне служить, располагалась в городе
Алатыре. Меня определили в 1-ый взвод. В нём служили два друга  Тит Петрович и я, Илья Лапшаев. Взводным командиром был Бурмистров, бывший младший унтер-офицер. Ротный командир — Рылов, рабочий Казанского мыловаренного завода. Он военную службу не проходил. Был малограмотным —едва мог написать свою фамилию. Что поделаешь — Красная Армия только создавалась. Учебных заведений у неё не было. Служить .приходилось под руководством таких  командиров, которых нам назначили. Они очень слабо разбирались в военном деле, но были преданы делу Революции.
Началась моя военная служба в охране. Взводу выдали винтовки. Мы
их почистили, смазали и поставили в пирамиды. Взводный занёс нас в список для переклички. Я посмотрел список у взводного и удивился: список плохо написан и грязный. Я предложил взводному командиру:
— Разреши, я напишу новый список.
Взводный с удовольствием согласился. Я приметил: на 1-ом этаже
нашего общего здания расположилась участковая контора, имевшая пишущую машинку, ею я и воспользовался. Отпечатал список по всем правилам, наклеил отпечатанную бумагу на фанерку и понёс взводному. Он стоял вместе с ротным командиром. Они посмотрели на список. Ротный сразу спросил:
— Кто тебе напечатал?
— Я сам.
Ничего не говоря, командир роты взял меня под руку, привёл в
маленькую комнатку и сказал:
— Давай ты будешь ротным писарем, а то у нас тут сидит вот этот
человек — он  лесной десятник и совсем не военный. Ты, товарищ Михайлов, сдай ему все дела.
Михайлов очень рад, что избавится от работы, с которой он
совершенно не знаком.
Бумажных дел Михайлов не заводил. Все поступающие документы складывал в ящик. Все бумаги хранилось вместе: и секретные, и переписка, и распоряжения, и прочее. За два дня я разобрал бумаги и разложил документы по папкам.
Приехал к нам помощник начальника участка товарищ Розенберг.
Разговаривая, он спросил, где я служил, я чистосердечно рассказал ему:
— Я служил в царской армии в Петрограде в гвардии Волынском
полку. Имел чин старшего унтер-офицера. Командовал взводом в учебной команде, в санитарном отряде был старшиной. 
Утром получаем телеграмму из Казани: Лапшаев назначен помощником командира роты.
Прочитав телеграмму, командир Рылов говорит мне:
— Теперь ты, товарищ Лапшаев, командуй ротой — я ведь в военном
деле ничего не понимаю.
В этот же день я пошёл с ним на железнодорожный мост через реку
Суру. Осмотрели все посты  и фланговые окопные укрепления, побывали в окопах и проверили ходы сообщений. Сделали некоторые изменения: выставили ещё один ряд секретов, подальше от насыпи, в кустах, ещё один секрет назначили; установили живую связь-цепочку, увеличили состав караула, проверили, как охрана, начиная с  начальника караула и кончая часовыми, выполняет свои обязанности.
Всю ночь на дрезине мы проверяли караулы и посты на территории, 
охраняемой нашей ротой. Осмотрели  небольшие мосты через речки суходолы, которые пересекала железнодорожная магистраль. На постах часовые исправно несли службу, знали свои обязанности.
Затем я взялся за учёт личного состава роты. На каждого служащего открыл лицевой  счёт, в котором обозначил фамилию, имя и отчество, год рождения, адрес места жительства до службы, его семейное положение, служил ли в армии, год призыва, род войск, воинское звание, образование, или просто грамотность, его социальное положение.
В документах, которые я принял от Михайлова, встречалась подпись начальника участка обороны товарища Пролыгина, потом появились документы за подписью С. Спек. Знал я эстонца Спека. Наверное, подумал, однофамилец. 
Три дня я, как помощник командира. Ночью к нам пришли трое: один из укома партии, второй из уисполкома, третий из милиции. Показали нам свои документы Они пришли к нам за помощью.
На окраине города Алатырь расположились в бараках два батальона мобилизованных. У них есть оружие.  По имеющимся сведеньям укома партии и уисполкома там органиуется котрреволюционное выступление. Нас просили изъять оружие у батальонов. Кроме нашей охранной роты, другие воинские части не вооружены. Известно им, кто пришёл к нам за помощью, в каком бараке в пирамидах стоят винтовки. Знают, какие двери ближе к винтовкам. Подводы для вывоза винтовок имеются.
Мы, в том числе командир роты, конечно, дали согласие на проведение
операции. У нас более двух взводов, вооруженных бывших солдат царской армии, побывавших на фронте, военные команды понимают.
Мы все прошли в помещение, где спали наши военнослужащие. Разбудили взводных командиров. Проинформировали их: поднять всех по тревоге, чтобы оделись и построились повзводно в караульной форме, то есть иметь при себе винтовку и две патронные сумки с  патронами.
Взводные скомандовали спящим:
— Вставай!!! По тревоге одевайтесь!! Повзводно строиться!!
Большинство команду выполнили: быстро встали, оделись и обулись, повзводно встали в строй. Некоторые, правда, меньшинство, продолжали лежать на нарах. Я говорю ротному командиру:
— Что делать?
Он ответил мне:
— Я не знаю и мало понимаю ваши команды. Ты, товарищ Лапшаев, военное дело знаешь, командуй. 
Я громогласно повторил команду взводных командиров. Лежат! Повторил команду второй раз. Некоторые на верхних нарах встали. Сидят и говорят:
— Куда вы нас безвременно поднимаете? Мы знаем, когда нам идти в караул, тогда без команды встанем. Мы сюда поступили охранять железную дорогу.
— Вот именно охранять и оборонять, — говорю я им. — Если на мост через Суру напали враги, вы что обязаны делать? Вы должны обороняться, чтоб спасти мост, не дать его в руки врагу! Ладно! Лежите! Мы без вас обойдёмся. Вы, товарищ ЧЕКа, утром позаймитесь ими. Прощупайте, кто они такие.
После моего замечания все встали, оделись и хотели встать в строй. Я предупредил: 
— Если кто в строю не будет выполнять команду, то вы знаете, как поступают с предателями Революции, Советской власти.
По городским тёмным улицам прошли по указанию представителей наших. Они хорошо знали город. Дошли до бараков. Представителям дали невооруженных 4-6 человек. Одеты они были кто во что, в свою одежу, непохожую на военную форму. Всем взводным командирам приказал:
— Расположить личный состав в цепь с двух сторон барака, залечь и, соблюдая абсолютную тишину, ждать моей команды.
Сам с охранниками пошёл к бараку. Дневальных у дверей, штыками вооружённых, молча сняли. Прошли в барак. На двухъярусных нарах с большим храпом спали мобилизованные. Кое-кто просыпался, чтобы сходить в уборную. Видя, как грузят винтовки на подводы, спрашивал:
— Куда винтовки таскаете?   
Ему отвечали:
— На ремонт увозим — завтра будет учебная стрельба.
Этим всё и обошлось. Никаких столкновений не было.
Я потребовал увеличить грузчиков до пятнадцати. Быстро погрузили винтовки и увезли на склад. Оставили там караул и пошли к своим казармам.
Организаторов котрреволюционного восстании в бараках не оказалось.
Сотрудники ЧК довели дело до конца: главарей этой затеи переловили. Главными руководителями подготовки к выступлению оказались бывшие офицеры царской армии. Они сплотили вокруг себя деревенских богатеев и хотели напакостить Советской власти. Если бы им удалось сделать это зло, то они намечали взорвать мост через реку Суру. Тогда бы прекратилось движении по железной дороге Москва-Казань, что ухудшило бы положение на Восточном фронте. Благодаря бдительности чекистов восстание предотвратили, железнодорожное движение работало бесперебойно.
Диверсия бывших офицеров подтолкнуло руководство роты улучшить руководство личным составом. Мы стали проводить словестные, строевые и полевые занятия. Три занятия организовывали взводные командиры под моим наблюдение и контролем комроты.
Уком партии направил к нам в роту  политрука. Он сразу, получив инструктаж из укома, организовал политзанятия. Открыли в роте ликбез, стали  учить грамоте.
В роте я выполнял две должности : помкомроты и ротного писаря. Я, как ротный писарь, работал ночами, не считаясь со временем. Иногда писарскими делами занимался и днём. Командир роты претензий ко мне не имел.
Поездом Казань-Москва к нам явился начальник охраны и обороны. Командир роты со взводными командирами встретили своё начальство в большом зале. Там поставили самовар, сварили яиц, чтобы угостить большого начальника. Я в их встрече не участвовал — обрадовался, что днём могу заняться бумажными делами. Во время обеда при разговоре у командира роты проскочила моя фамилия — Лапшаев.
— Позовите Лапшаева сюда, — попросил начальник .
Пришёл ко мне в комнатёнку наш сотрудник и говорит:
— Тебя начальник охраны и обороны зовёт к себе.
Я завершал составление ведомости на зарплату: мне осталось итог  отпечатать цифрами и прописью, поэтому я задержался на несколько секунд. Прибегает этот же сотрудник и говорит:
— Пойдём,! Начальник ждёт. Что ты здесь позабыл?  Тоже мне — военный!
Я бросил дописывать ведомость. Прихожу к начальнику и вижу Станислава Спека, бывшего моего ученика! С распростёртыми руками бросаемся к друг другу. Наше начальство с удивлением смотрит на картину этой встречи. Спек попросил всех присутствующих:
— Оставьте нас одних.
Все ушли. Станислав Спек радостно  говорит мне:
— Я рад встретить тебя! Очень рад! Из нашего Казанского участка охраны мы должны сформировать регулярный полк Красной Армии. Меня вызвали в Москву. Наверное, назначат командиром полка. Хорошо, что встретил тебя:  ты будешь помкомполка.
Такому предложению я не обрадовался и говорю Спеку:
— Станислав! Я же малограмотный! Окончил только три отделения сельско-приходской школы!
— Но ты, — Спек возразил мне, — окончил учебную команду и был младшим унтер-офицером! Я рядовой солдат, твой ученик. Все грамотные офицеры  и генералы ополчились против нас, против Революции, против молодой Советской власти. Мы, рабочие и крестьяне, должны отстоять Советскую власть. Больше надеяться нам не на кого. Разверни мозги. Вспомни, как тебя учили, и действуй!
Больше Станислав Спек меня не агитировал. Он заинтересовался моим семейным положением.
— У тебя из семьи  с тобой кто есть?
— Жена и ребёнок.
— Родители где?
— В двадцатипяти верстах отсюда.
Как-будто я дал согласие и стал его подчинённым, говорит мне:
— Отправь жену к родителям. Я буду ехать поездом Москва-Казань, и ты поедешь со мной. — Вот так разрешалась моя судьба.
Я обдумал всю важность дела — Революцию надо защищать. Я отправил жену с ребёнком к отцу. На 2-ой день приехал в Алатырь. Укомплектовал кадры в роте. Ещё раз рассмотрел охрану моста через реку Суру, проверил все посты сооружений станции Алатырь. Везде порядок.
На 3-ий день встретил поезд Москва-Казань. На перроне станции Алатырь доложил Станиславу Спеку:
— Я готов выполнять любое задание по защите Революции. Жену отправил к отцу.
Спек пожал мне руку. Вместе мы вошли в вагон. Станислав показал указ Реввоенсовета Республики о формировании 6-го отдельного полка охраны и обороны железной дороги Республики. Показал и мандат, что он командир полка. Передал и мне мандат помощника командира пока.   
В вагоне, пока ехали до Казани, мы обдумывали, с чего  начать формирование полка и спланировали свои действия. Договорились, что командный состав и костяк личного состава будем формировать в основном за счёт военной охраны станции Алатырь. Приехав в Казань, вплотную взялись за дело.
Павлова и Розенберга, оба из Петрограда, назначили командирами батальонов и указали им участки охраны. Товарища Иванова, медицинского фельдшера, обозначили врачом полка и приказали ему организовывать полковой лазарет и амбулаторию. Товарища Рослякова определили начальником хозяйственной частью полка. Хорошо помог нам Казанский губисполком. От них прибыл начальник штаба полка. По специальности он — художник. Исполком выдал нам оружие, доставленное солдатами по самодемобилизации с фронта. Нашли хорошего слесаря и определили ему заведование оружием, назначив его  ружейным мастером.
Комплектование кадрами продолжалось. Создали комиссию по приёму из охраны в батальон. В охрану и оборону железной дороги принимали, не взирая на его боеспособность. Зачисляли  безногих и тяжёлораненых. Требование по приёму в батальон по здоровью мы повысили. Это создавало боевитость и подвижность личного состава. Комиссия небоеспособных в батальон не зачисляла. Находились такие защитники Революции, которые выступали против решения комиссии, когда им отказывали в приёме в батальон.
Так поучилось с бывшим солдатом Ивановым. У него одна нога на деревянном протезе. Он категорически запротестовал по отказу комиссии. Произнёс настоящую митинговую речь.
— Я пулемётчик! Дайте мне пулемёт и повозку, я докажу белякам, как Красная Армия воюет. Если я косил врагов, не зная, какие они мне враги, то теперь я знаю, что они наши исконные враги, знаю, что они хотят отобрать землю, которую дала нам Советская власть, дал наш Ленин. Я теперь не косить буду, а брить их буду до земли.
Уж прошу я вас: примите меня. Если можно, то назначьте в пулемётную команду. Я ещё много людей обучу пулемётному делу. Я старший унтер-офицер, пулемётчик!   
Конечно, просьбу товарища Иванова удовлетворили, назначив его начальником пулемётной команды, и поручили ему: организовать и скомплектовать пулемётную команду.
На этой же комиссии выявили гранатомётчика, товарища Кошкина. Поручили ему создать группу гранатомётчиков и обучать гранатометанию.
Военкоматы присылали в наш полк мобилизованных солдат, чтобы довести полк до пяти тысяч штыков. Из Москвы направили к нам 20 офицеров царской армии. Двое из них показали себя лучшими командирами. Остальные так себе, а один — настоящий подлец: он смылся к белым, бросив свою роту. Лучшими офицерами были:  штабс-капитан Павловского полка Щёлоков и бывший поручик армейской части Конюхов. Впоследствии их перевели в штаб Восточного фронта.
Москва направила нам политкомиссара товарища Грачёва, рабочего Иваново-Вознесенских фабрик. Комплектование полка продолжалось.
Колчаковские войска, до нельзя вооружённые, одетые, обутые, сытые, большой силой наступали на молодую Советскую власть. Стремясь взять Волгу и мосты через Волгу в Казань, в Симбирск и Сызрань.
В феврале 1919 года товарища Спека отозвали в Москву. Из Симбирска  по прямому проводу штаб Восточного фронта  приказывает мне: в суточный срок принять командование полком. Вскоре прислали командира полка товарища Одольского, по профессии он инженер гражданской службы.
В рукописи И. Лапшаев всех большевиков, с которыми он сталкивался, называет товарищами. Так по его изложению можно определить партийность любого, о ком  он рассказывает.
В начале марта из Москвы телеграмма: из нашего полка сформировать сводную роту и направить в распоряжение командования Восточного фронта на ликвидацию мятежа, разумеется, контрреволюционного.
Комполка  тов. Одольский, политкомиссар тов. Грачёв и я, помком полка, обсудили этот вопрос. Стали намечать: кого же назначить ротным комаидиром? Перечислили всех своих командиров, обсудили каждого. Никого не подобрали. Лично я соображал, что один наш батальон почти всегда находится в боях по задержке наступающих колчаковцев, из присланных к нам бывших офицеров надежды нет, поэтому  я объявил, что возглавлю роту. Возражений не было. В Москву отправили телеграмму об отъезде подготовленной роты из Казани.
Роте придали в непосредственное подчинение небольшой эшелон с паровозом. К утру в Казани часть сводной роты погрузились в вагоны. В Свияжске, Шихране и Алатыре по пути следования сводную роту довели до полного военного состава.
Приехали на станцию Рузаевка. Нас встретил рузаевский ревком, очень общительный товарищ. Он, обстоятельно поясняя и разъясняя, сообщил мне о мятеже контрриков в пределах Карсуньского и части Алатырского уездов.
— Создана угрожающая опасность для Восточного фронта. Требуется немедленно ликвидировать эти очаги, чтобы не  дать возможность войскам  Колчака форсировать Волгу от Казани до Сызрани. — И посоветовал: — Вам надо следовать до станции Инза и там от командования Восточного фронта получить приказ, как действовать. До Инзы путь безопасен. — Председатель ревкома забеспокоился: — Чем бы поподчивать вас? Может быть, вы  нуждаетесь в махорке?   
—У нас нет ни пылинки табаку.
Нам выдали два мешка разного самосада и старых газет. Солдаты были рады такому подарку.
Наш небольшой эшелон двинулся на Инзу. По прибытию получили от штаба Восточного фронта приказ: взять волостное село Большая Вишера, восстановить там Советскую власть и установить власть Советов во всех попутных сёлах и деревнях.
Нам выдали трёхдюймовое полевое орудие. Зима. Кругом сугробы снега. Бывшие солдаты-артелеристы моментально устроили под колёсы орудия полозья. С нами двинулись по маршруту Большая Вишера три всадника из ЧК с вьючными пулемётами.
В попутных сёлах и деревнях контрреволюционного сопротивлении не было. В 1-ом селе комендант комбеда дал сразу же указание: создать Советы — во всём должен быть порядок. Примерно так восстанавливалась власть Советов и в других сёлах и деревнях. Из последнего села с нами пошли два проводника — они хорошо знали местность до Большой Вишеры.
Снега глубокие, идти очень трудно. Пушку везти ещё труднее. Мы шли в таком порядке: разведка, авангард, цепочка живой связи, а потом — главные силы с пушкой.
Перед Большой Вишерой роту рассыпал в цепь. Два вьючных пулемёта — по флангам. У села протекала речушка. Через неё — мост. С права от моста стоят круглые стога и продолговатые скирды сена и соломы. Разведка заметила скопление людей с оружием. Я бы в авангарде. Подъехал к мосту. По нам открыли беспорядочную стрельбу. Я приказал: отрыть огонь без пушки. Начали наступление перебежками. Враги наши струсили, мы, сколько нас было в авангарде, пошли в атаку.
— Ура-а!! —прогремело у села.
Контрреволюционная банда, не приняв штыкового боя, подняла руки вверх. Часть из них, бросив ружья, разбежалась по селу. Я приказал окружить село, никого из него не выпускать и гнать к волости на собрание.
Вошли в село. На улице — баррикады из телег, сох, борон, деревянных рыдванов и всякой всячины. Улица загромождена. Со дворов выглядывают мужики. Мы им кричим:
— Убирайте свои телеги, сохи, бороны — они вам пригодятся, а оружие сдайте — оно пока вам не нужною
Многие выносили винтовки, патроны, некоторые и охотничьи ружья. По ходу подводы складывали оружие. Доехали до волостного правления. Вошёл я в помещение волости За мной — с десяток стариков. Спрашиваю их:
— Против кого вы восстали? Против Красной Армии? Ведь Красную Армию создал Ленин, а Ленин дал вам землю, Ленин дал вам свободу, Ленин создал Советскую власть, а вы поднимаете оружие на Ленина! Защищаете помещиков, кулаков, деревенских мироедов?
Один из стариков осмелился и говорит:
— Мы против Ленина не идём,
— Против кого же вы восстали?
— Мы протии Троцкого!
— Затуманили вам глаза!
На одной площади в селе Большая Вишера стоят от волостного правления, церковь и большая школа. На колокольне мы выставили наблюдательный пункт. К школе со всех улиц идут крестьяне на собрание. Пришло много мужчин и женщин.
На собрании я выступил с коротенькой речью — столько времени занял, сколько мог в то время. Я пытался  узнать,  против кого  и против чего выступили крестьяне. Этим и завершил свою речь.
— Не мочите, говорите: против кого выступили? 
Молчат.
Второй раз спросил. Снова молчат. Я и сказал собравшимся:
— Значит, вы всё организовали!
Выходит к столу один  мужик средних лет, по одежде видно, что не из богатых, и говорит:
— Разрешите мне слово сказать?
Я киваю ему головой. Он оборачивается лицом к людям и заявляет: 
— Иван Сидорович, выходи сюда! Ты был ярый агитатор, а теперь молчишь! Когда избивали комбедовцев, яростно кричал: "Бей их до смерти!" Давай выходи сюда!
Выходит толстомордый. Пузо у него, как у беременной женщины. Подготовленный конвой обыскал его и отвёл в сторонку. Комбедовец вызывает другого, третьего и назвал до десятка ярых контриков. Среди вызванных деревенские мироеды, лавочники и прочие богатые. 
Нам приказано возвращаться на станцию. Уже поздний вечер. Требуются подводы для нас, для арестованных. Артеллиристы успевают сделать под пушку более широкие полозья. Нас доставят на станцию добротные кулацкие лошади. К рассвету прибыли к своему эшелону. Люди попили горячий чай с хлебом и легли отдохнуть в тёплых вагонах. В губчека  отправили арестованных, оружие сдали в штаб армии.
Утром, по первой заре, новое задание: пошли на Поповку. Это большое базарное село. Идя на Поповку, устанавливали в сёлах Советскую власть. Нас обо всём информировали комбеды. Поповку взяли штурмом, хотя её крепко подготовили к обороне. Не ожидали контрреволюционеры, что мы так быстро к ним нагрянем. Захватили почту, и почтовая корреспонденция  раскрыла нам руководителей и всю группировку — хороший материал для ЧК. Забрав оружие, заговорщиков, на их же, поповских, лошадях прибыли к своему эшелону. События в Поповке всколыхнули у меня в памяти кое-что из прошлого.
Служил со мною в Петрограде фельдшер Катанов в гвардии Волынском полку запасного батальона в 4-ой роте. Сильно издевался он над солдатами, влоть до мордобития. Когда свершилась Февральская революция, 27 февраля Катанов куда-то исчез. В рукописи, рассказывая о Февральской революции, я упоминал его. Запомнил его адрес жительства: Катанов из Карсуньского уезда, из  села Соплёвка. В Поповке явились ко мне, как командиру отряда, крестьяне с жалобой. Показали документы свои. Они из Соплёвки. Я спросил у них про Катанова. И они рассказали мне о нём.
— Это — зверь, а не человек. Много комбедовцев погибло от его руки. Никакого не щадил. Он командовал сильной контрреволюционной группировкой. Его убил народ, которому он много насолил. 
— Как жили Катановы?
— Крепко жили мироеды, богато.
На станции Инза сотрудник штаба фронта дал нам на отдых 6 часов и выдал новое задание — маршрут на город Карсунь.
По пути на Корсунь в сёлах и деревнях устанавливали Советскую власть и комбеды. Составляли списки тех, кто помогал заговорщикам. Эти списки потом передали в Карсуньский ревком.
До нашего прихода в Карсунь город был очищен от контриков. Более-менее мы за ночь отдохнули. Утром новое задание: взять посёлок, хорошо укреплённый. Наш отряд пополнили батальоном, в котором служили немцы Поволжья.
Село разделялось небольшой речкой. Решили наступать по правому и левому берегам реки одновременно. Наступление было трудное: глубокий снег, местность гладкая, домашние пиджаки и кафтаны на белизне были хорошей мишенью. На правой стороне села стояла церковь. С колокольни наблюдательный пункт следил за нашими маневрами и передавал сведенья в село. Противник вёл огонь из глубокого оврага с ровными берегами. Им выгодна была лобовая атака. Нас выручила пушка. По колокольне из орудия пустили одну фугасную и одну шрапнельную булки. Подарили оврагу две булки. Огонь уменьшился. Нам стала выгодна лобовая атака. Произвели два шрапнельных заряда по оврагу, и я скомандовал: 
  — В атаку на контрреволюцию! Ура!!!
И батальон с криком "ура!" бежит в атаку.
Чтобы не вырвались  из села, совершили заградительный огонь за селом. Занимаем раздвоенное село. Даю приказ: изъять всё оружие и  изловить всех главарей контрреволюционной банды, выставить заставы на всех дорогах, из села никого не выпускать, всех гнать на собрание.
С нарочным сообщил в Карсуньский ревком: "Оба населённых пункта взяты, производим изъятие оружия. Жду дальнейшего распоряжения. Убитых нет. раненых — трое, обмороженных ногами и руками незначительное количество. Настроение у красноармейцев хорошее".
Комбеды помогли накормить и снабдить тёплой одеждой за счёт местных богатеев.   
Со взятием населённых пунктов сотрудники ЧК немедленно приступили к своей работе при непосредственном участии комитета бедноты. Изъяли много оружия и обозами  отправили в Карсунь.
Ночью получил от ревкома распоряжение: из города Корсунь: двинуться на Кондарать и очистить от контры все попутные населённые пункты.
  Рано утром двинулись на Кондарать. Ехали на подводах при полной боевой готовности. Во всех населённых пунктах восстанавливали Советскую власть и комбеды. Говорили этим органам власти, что молодая Красная Ария очень нуждается в оружии, займитесь поиском оружия и немедленно отправляйте в Карсунь. Туда же и укрывателей оружия.
К вечеру доехали до Кондарати. Разведка доложила: в селе кавалерия. Я дал авангардному взводу команду: принять боевой порядок, пулемёты — по флангам. Разведка вошла в село.
Оказалось, что это наша кавалерия. Не регулярная кавалерия, а из нашего полка. Когда нас скороспешно сформировали, в полку решили нам помочь. Быстро сформировали эскадрон без шашек и послали нам на помощь. Мы уже освоились в такой обстановке и в помощи не нуждались.
В Кондарати присланное из Симбирска подразделение сломило сопротивление контры. Здесь мы впервые столкнулись со зверствами белогвардейцев. Спешно ночью создали ревтрибунал, расследовали и судили контрреволюционных заговорщиков.
Безвинной жертвой стали 7 девушек. Они работали в местном клубе. Организовали драматический, хоровой, музыкальный  и другие кружки, ставили спектакли, выпускали стенгазету. Просветительская работа девушек  не пришлась по нраву многим сельским мироедам. Заговорщики, зверски  расправившись с работниками Совета, принялись истязать девушек. Злоумышленники столовыми вилками искололи молодых невинных девушек до смерти. Их трупы бросили в буерак. Бураны завалили девичьи трупы снегом. Подлые дела вызвали злобу у народа к истязателям.
      Сотрудники Карсуньского ЧК провели следствие. На открытом ночном заседании ревтрибунала в присутствии большого количества крестьян дикие звери сознались в совершении преступления. Ревтрибунал приговорил их к расстрелу.
Перед исполнением судебного решения ревтрибунала преступники откопали в буераке из снега трупы девушек. Истязателей поставили на краю буерака и расстреляли при всём  народе. 
. Проститься с девушками в гробах собралось много народа из Кондарати и ближайших деревень. Прощальные напутственные траурные речи. Не было здесь таких, кто ни проронил бы горькую слезу о юных дарованиях. Трёхкратный винтовочный прощальный салют. Девушек в гробах при усиленном карауле отправили в Карсунь.
В Кондарати мы закончили свой поход. По приказу командования Восточного фронта батальон вернулся к своему поезду на станции Инза и отправился в Казань в свой полк.
По прибытию на вокзал Казани нас, как победителей, встретили рабочие Казанского железнодорожного узла. Построились. На меня надели через правое плечо алое полотно и поставили впереди большой колонны. Солдаты, за ними — рабочие, двинулись на площадь к зданию губкома партии и губисполкома. Обросшие, неумытые, но с большой горделивостью шли мы по улицам Казани.   
На площади устроили митинг в честь ликвидации огромного гнезда контрреволюционеров, опасного для Восточного фронта. Просчитался адмирал Колчак, намериваясь форсировать Волгу, чтобы захватить железнодорожные мосты через матушку реку в Казани, Свияжске, Симбирске и Батраках. Наша Красная Армия стала наносить тяжёлые удары по белякам. Вверх тормашкой полетели отборные офицерские полки и башкирские дивизии. Не смог ничего придумать Колчак своей адмиральской головой, кроме бегства из Сибири. Против силы народной не устояли Юденич, Дутов и другие генералы.
Народ русский непобедим. Из среды рабочих и крестьян выдвинулись такие полководцы, как Чапаев, бывший фельдфебель, как Будённый, вахмистр, и другие. Они не учились в генеральных штабах, зато слышали призыв Владимира Ильича Ленина: Революция в опасности! Для рабочих и крестьян ленинский призыв сыграл главную роль в войне с белогвардейцами. Белые офицеры и генералы думали, что плетьями, шомполами и расстрелами заставят народ воевать против своей родной власти. Этого не произошло и не будет никогда.
По мере  наступления Красной Армии и изгнания белогвардейцев наш полк принимал на охрану всё железнодорожное имущество, в том числе железнодорожные мосты и виадуки. Действовали в стране белобандитские банды. Нам надо было быть бдительными.
На станции Сарапул обустроился штаб батальона. Наш полк охранял железнодорожное имущество на огромной территории: от Свердловска до Сергача и Темирязево. Затем наш полк снова переформировали. Штаб полка расположился в Рязани.
В июне 1921 года я был демобилизован из рядов Красной Армии. Поселился в посёлке Лодочный.

Тетрадь восьмая
НАРОДНАЯ  ВЛАСТЬ  ДЛЯ НАРОДА
  В рукописи И. Лапшаев, завершил описание исторических событий, обозначив одной фразой: "…я был демобилизован из рядов Красной Армии".У него нет претензий ни к власти, ни к партии большевиков, потому что он был уверен, что к чему стремились, чего добивались, достигли. Он вместе с народом вершил правое дело. Народная власть позаботится о народе, несмотря на то, что Гражданская война, грабёж белогвардейцев и интервентов источили экономику страны.
Каков был посёлок Лодочки?
Посёлок Лодочки заселили крестьяне Симбирской губернии в 1918 году. После Великой революции самодержавная армия развалилась, произошла самодемобилизация  в армии. Солдаты вернулись в родные края. Всем земли не хватает. Решили крестьяне двинуться в Сибирь, где много свободной земли.
В Омской губернии в мае 1918 года с помощью чехов свергли Советскую власть. Новое Временное правительство в Омске совершенно не  побеспокоилось о прибывших крестьянах-переселенцах. Им определили  бросовые земли, так называемых казённо-оброчных статей. Это малопродуктивная земля в степи, со сплошными солончаками и алапами, то есть болотистые без лесов места. А тут ещё власть установил адмирал Колчак, объявивший себя Верховным правителем России,  со столицей в Омске. Колчаковцы не проявляли никакого беспокойства о крестьянах. Им нужно установить власть во всей России. Вот в такой переплёт попали симбирские крестьяне.
Выбраться из Сибири назад? А что и кто их там ждёт?
Пришлось крестьянам поселиться на голой солонцовой степи. Лесов нет. Что-то надо привезти, а тягла никакого нет. Стали сооружать хижины из пластов. Крыша земляная. Она служила и потолком. Плах для пола нет. Пол земляной. Кирпича для печки тоже нет. Стены печки набивали из глины. Чуть просохнет, набивали выше стенку. Трубу плели из лозы, с двух сторон обмазывая глиной. Были землянки без окон. Земляные стены зарастали травой. Траву соскребали лопатой. Кое-какое дерево находили для двери и стола на кухню. В доме вместо табуреток использовали болотные кочки. Освещение в доме: утром и вечером использовали лучину.
Во время царствования Колчака ничего не было в продаже. Торговля замерла. Люди всех возрастов ходили в самотканой одежде. Из тальниковой лозы плели лапти. Липа в этой местности не росла.
Словом, жили люди в первобытном состоянии.      
Изгнав колчаковцев, люди посёлка Лодочный надеялись, что их первобытная жизнь прекратится, народная власть поможет народу встать на ноги. И перемены постепенно наступали. Выдали крестьянам для посева немного пшеницы, передали несколько лошадей, отобранных у колчаковцев.
Оживилась торговля.
В эту пору, в 1921 году, прибыл к землякам с семьёй и роднёй Иван Трофимович Лапшин. И в рукописи он сообщает об этих перемена после восстановления власти Советов в Сибири.
     В 1921 году для двух посёлков организовали школу. Крестьянские дети сели за парты. Появились газеты и журналы. Открылся магазин, в котором были кое-какие товары. Люди стали кое-что приобретать в магазине. Однако  разруха ещё давала о себе знать. Не могли  ещё избавиться от тифа, оставленного колчаковцами.
Моя семья  стала обустраивать свою жизнь. Надо было нам до морозов обзавестись жильём. Жили мы в чужой заброшенной пластянке, у которой даже не было окон. Всей семьёй стали сооружать для семьи  земляную пластянку. Уже до окон уложили пласты. Но неожиданное несчастье навалилось на нашу семью.
Заболела тифом мать. Потом заболел и я. Находился в агонии. Отец тоже прихватил тиф. Он не переборол болезнь, скончался. Я в это время лежал без памяти. Умерли у меня четырёхлетняя дочь и грудной сын. Скончались  у брата дочь, у сестры сын. Ежедневные похороны. Наступили для нас тогда  мрачные дни. Такую невзгоду мы не ожидали.
Очнулся я от тифа и узнал, что поредела наша семья. Одолел болезнь, но не расстался с ней: получил осложнение на ноги. Всю зиму  недвижим был. Лишь в марте начал учиться ходить. Стал немного передвигаться и нанялся в сельском Совете секретарить. За 6 месяцев выдали 5 пудов пшеницы. Затем стали платить зарплату — 10 рублей в месяц.
В 1924 году организовали Калачинское потребительское общество многолавочной системы. Стали принимать в члены потребобщества. В нашем посёлке исключительно все стали пайщиками. Руководили торговлей Капитон Козяков и Ванжа.
В деревне Орловке провели общее собрание пайщиков, и меня избрали членом правления. Председателем правления выбрали Филиппа Дмитриевича Нефёдова, в ревкомиссию — Кузьму Смыкова.
В 1928 году в Лодочном попытались организовать ТОЗ  "Мир", но не получилось. Осталось только одно название. В 1929 году крестьяне из посёлка Лодочный вступили в ТОЗ в деревне Камышинка, другие вступили в коммуну "Огонёк".Я тоже стал членом коммуны "Огонёк". Работал я в коммуне "Огонёк" счетоводом и приёмщиком на мельнице. В свободное время оставлял счетоводное дело  и ремонтировал молотилку Б10-34, косарки и лобогрейки. Жизнь налаживалась. Материально семьи были обеспечены.
В Калачинском районе в 1929 году создавали не колхозы, а коммуны. В 1930 году в коммуну "Огонек " вошли ТОЗы "Ермак", Красный пахарь", "Сибиряк", "Первое мая". Крупное объединение назвали коммуной "Коминтерн".На поля пришли трактора МТС. Председателем коммуны "Коминтерн" избрали Ефима Ивановича Белозёрова. Потом возглавлял коммуну Леонид Кузьмич Можаев. Меня утвердили бухгалтером коммуны.
Коммуна "Коминтерн" — это очень крупное хозяйство. В коммуну вошли населённые пункты: Воскресенка, Куликово, Потаино, Киберспаск, Ермак и другие. Всё имущество крестьян было обобществлено. Ведомость обобществлённого имущества, в которой указывалось количество имущества, цена и общая сумма, была длиннее двух метров.
В 1930 году руководить большим хозяйством прислали двадцатипятитысячника  Дмитрия Иконникова, а также главного бухгалтера из Москвы. Главбух работал на заводе, учёт по сельскому хозяйству он не знал. Но мне объяснил  двойной учёт с дебетом, кредитом и сальдо…
Очень трудно было составить годовой отчёт. Первоначально требовалось подготовить отчёт по каждому ТОЗу, а потом свести общий годовой отчёт коммуны "Коминтерн". Годовой отчёт я сдал в МТС первым в районе, и меня перевели в МТС  работать в должности бухгалтера-инструктора колхозного учёта. Нужно было  инструктировать счётных работников всего района, учить их, как вести бухгалтерский учёт в первых  объединённых хозяйствах.
По указанию ЦК ВКП(б) все коммуны в районе перевели в колхозы. Позднее из нашего хозяйства сообразовали совхоз имени Куйбышева.
В МТС я работал 1-ым бухгалтером производственной части, потом стал главным бухгалтером МТС.
В 1939 году я с семьёй переехал в Таджикскую ССР. Работал там бухгалтером МТС. После войны из-за болезни сердца снова приехал в Калачинский район. До получения пенсии по старости работал в совхозе имени Куйбышева. 
Я хочу сравнить жизнь, уклад жизни до революции, при царизме, с тем, что было в моей памяти за 70 лет. Сравнивать очень трудно. С чем можно  сопоставить?
Взять бывших коммунаров Семёна Григорьевича Додонова, или Прасковью Кулькову, или Елену Соколенко. Живут они в добротных квартирах, которые  электрофицированны и радиофицировынны. У них хорошая домашняя обстановка в квартирах. Нет у них даже самотканых половиков. В комнатах — комоды, буфеты, гардеробы, добротные кровати с постелями. Доярки, телятницы идут на работу в дорогих платьях, в лакированных сапожках, на головах — дорогие косынки. 
Не добавил И. Т. Лапшаев, что они не познали гнёт французского графа, богача Нобеля, побоев местных феодалов, расстрела полиции , жандармов и российских солдат. А в памяти Ильи Трофимовича его детство и юность, когда жил на гране голодной смерти. Как не вспомнить прошлую жизнь!)
Трудно описать прошлое, но я хочу вкратце повторить, как жили.
Я начал свою трудовую деятельность с восьми лет. 3 года был подпаском, получал 6 рублей за всё лето. Более шести месяцев в году приходилось пасти овец. Можно ли жить на такой зарплате, какую я тогда  получал? Зимой нет заработка, в доме нет хозяйства, а жить очень хотелось.
В то время пастух был униженным человеком, звучало оскорблением. В данное время пастух является полноправным человеком, гражданином Советского Союза. Пастух получает зарплату, которая обеспечивает его существование. Лучшие пастухи награждаются орденами, медалями, становятся героями труда. В материальном отношении пастухи живут не хуже механизаторов и других рабочих. В квартирах пастухов имеются  радиоприёмники, телевизоры. У пастухов есть мотоциклы и легковые автомашины. В квартирах хорошая обстановка. Одеваются они не хуже других. Пастухи читают книги, газеты , журналы. Имеют они походные радиоприёмники. Для работы у них есть непромокаемые плащи. Пасут не пешком, а на лошадях. Едят не сухой ржаной простого размола кусочек хлеба, размоченный в роднике, а , как и все, едят пшеничный хлеб с маслом, молоком, яйцами и салом. То, что продают в магазине, может купить пастух, получая ежемесячно приличную зарплату. Пастухи имеют ручные часы. Они познали веттехнические правила. Всё это было для меня в то времена недоступно. Как можешь, так и выживай.
Мне исполнилось 13 лет, на барский двор в Промзино на Старом Хуторе меня приняли в батраки. Я описал, как жили на барском двое рабочие-батраки, описал , как питались трудяги Нобельской нефтебазы, как к ним относились эксплуататоры.
Крестьяне России в Европейской части России проживали в более худших условиях, если сравнивать их жизнь с коренными сибиряками. Их быт был ужасным. Бревенчатые стены скоблили косарем и мыли один раз в году на пасху. В домишках скудная обстановка. Стол кое-какой всё же был. По стенам устойчиво прикреплённые скамейки. Одна скамейка переносная. Нет ни кроватей, ни постелей. Названия, чем застилают обычно постель, не могли сказать, потому что не знали. Зимой спали на печке, на палатях, на полу. Под себя, в лучшем случае, на ночь стелили матрасы, набиты соломой, и дерюги, а нередко матрасов и дерюг не было — нечего постелить. Спали в одежде,  которую носили днём. Укрывались верхней одеждой.               
Русская печь в доме для отопления и для приготовления горячей пищи. Дым шёл в трубу. Но были в селе избы, в которых топили печи без трубы.  Дым заполнял всю избу. Вся семья при топке печи находилась в доме, в том числе и детвора, грудные дети. Чтобы малыш не задохнулся, регулировали люльку: при дыме опускали вниз люльку, нет дыма — люльку поднимали повыше — там теплее. Во время топки печи дверь занавешивали дерюгой. В верхнюю, открытую часть двери, дым выходил из избы, снизу заходил воздух. Угарным газом подчивали всех.
Почему топили в доме печь по-чёрному? Не из-за нерадивости хозяев. Кирпич продавался, а на его покупку у крестьян не было денег. С годами не могли скопить копейки на трубу. Так и топили печь по-чёрному.
По этой же причине и бань было мало. Как же обходились без бани?
Некоторые крестьяне мылись и парились в избе. Для этого русскую печь использовали. Протапливали печь хорошо. В раскалённую печь на под толстым слоем стелили ржаную солому. В печь ногами вперёд залезал человек и хлестал там себя веником. Внизу парит тело, а верх поддаёт пар. О мыле и разговору не было — на мыло денег нет. Вылезал из печи и обдавал себя водой. Вот такое было мытьё. Еженедельно для семьи печь не готовили. Мылись тогда, когда тело требовало покончить с зудом после тяжкой крестьянской работы. Такова была культура в царское время. Всё это запечатлелось в моей памяти.
А что было сотни лет назад? Даже представить невозможно.
Я знаю свою родословную. Мой отец был Трофим. У Трофима отец — Павел. У Павла — Прокофий. У Прокофия — Кузьма. У Кузьмы  — Афанасий. У Афанасия —  Гурий. У Гурия — Лапша. У Лапши неизвестно, как звали отца. От Лапши записали нас Лапшаевыми. От Лапши идёт род Лопшаевых. Мордва до крещения своеобразно давала имена детям.
Именем награждала ребёнка мать. Когда рождался ребёнок, мать открывала глаза, увидит какой предмет, называла его, и оно становилось именем ребёнка. Видимо, голодна была роженица, коль вспомнила про лапшу.
В мордовском языке нет разницы между мужским и женским полом. Например: он идёт, она идёт по-мордовски — сон си, или она ушла, он ушёл — сон тусь.
Я пишу очень кратко. Если подробно описать , то потребуется много бумаги и времени.
Я своё повествование посвящаю молодому поколению, чтобы знали,  как люди жили до власти Советов.
Как люди работали, я описал в предыдущих тетрадях. Тогда не работали, а служили, поэтому выдавалась не зарплата, а жалование, то есть сколько барин пожаловал, сколько дал, то и ладно. Больше требовать не имел права. Ели попросишь, чтобы заплатили больше, то с тобой справятся, как повар с картошкой: очистят тебя и облупят и изрежут тебя и без всякой жалости бросят тебя в кипящий котёл.
Я уверен, что многие современники, даже не так уж старые, не имеют представления, как жили до Октябрьской революции. Не так давно, 6 ноября 1967 года, в деревне Ермак собирали ветеранов на торжественное заседание, посвящённое пятидесятилетию славного юбилея Великой Октябрьской революции. Я ехал на центральную усадьбу совхоза на легковом автомобиле. Шофёр спросил меня:
— Скажите , деда, только откровенно, хорошо сейчас или раньше?
Я такого вопроса от непожилого человека не ожидал, кратко ответил:
— Такую жизнь, как жизнь до  Октябрьской революции, лихому врагу не пожелаю! Это была не жизнь, а царская каторга.
Автомашина заурчала. Мы поехали. На этом наш разговор завершился.
Вот я и описываю жизнь безземельного крестьянина, жизнь батрака барского двора, жизнь бурлака на Волге, рабочего на реке Амуре при стройке железной дороги, на службе царской армии, чтобы молодое поколение  ясно представляло, как жилось рабочему и крестьянину.
Наше звание великое. Первое — сумошник. Это значит, что нищий. Под окном просит милостинку Христа ради. Второе — пастух. Третье — деревенский оборванец, голоштанник, на барском дворе — свиньи проклятые. Так называла нас администрация барина. В 1905 году ротмистр назвал рабочих крамолой проклятой. В том же году помещик обозвал крестьян ослами тупоумными. На Волге мы  — паршивое  бурлачье. Хозяйка лесной пристани присвоила нам высшие звания: : "Прочь отсюда сволочи, бурлацкое отродье". В 1914 году, в империалистическую войну, поп обозвал солдат мусором      
Все эти звания я помню и нее забуду до конца моей жизни. Хочу, чтобы знали об этом будущее поколение.
Я со своей стороны перед эксплуататорами в долгу не остался. В революцию в столице России, в Гражданскую войну  и во время подавления карасульского  контрреволюционного восстания против молодой Советской власти расплатился за все эти звания с перевыполнением плана. Я с рабочими и крестьянами защитил, отстоял Советы.
Всё же при эксплуататорском строе я услышал доброе слово о бедняках. Это доброе слово на Финлядском вокзале было произнесено устами дорогого Владимира Ильича Ленина: "Товарищи!!!" Этому простому, благородному обращению обрадовались все рабочие, солдаты и крестьяне, в том числе и я. Мы — товарищи Владимира Ильича. Это наше настоящее превысшее звание. Мы, работники труда, создаём блага.
Как живут люди в данное время, рассказывать не буду: читатели моего рассказа знают, как они живут.
Лично я живу, если брать современность, то хорошо, Если сравнивать с дореволюционной жизнью, то — отлично.
Мне идёт 77-ой год. Питаюсь я не хуже других. Одеваюсь по-стариковски неплохо. А вот физически работать не могу: года уже преклонные и рука одна.
Я бываю в школах и рассказываю учащимся, пионерам и октябрятам, про встречи с Владимиром Ильичом и о его речи с балкона Кшесинского дворца, как его выступления давали нам идейный запал. Это трудно передать словами. Мы оставались верны Ленину и его созданной им мощной партии большевиков и разбили белогвардейцев в Гражданскую войну. Советы — власть народа. Советы сделали нас людьми, тружениками во имя славы Родины, процветания всего нашего народа.

!8 ноября 1967 года.         
        д. Ермак Калачинского района.
Омской области.
Завершена рукопись. Она даёт огромнейший фактический материал о
народной жизни до установления Советской власти глазами очевидца-представителя из самых низов народа. Эта рукопись так и просится, чтобы переложить её на киносценарий, чтобы больше  людей  поняли, почему в России в начале ХХ века произошли три революции, почему народ дал точное имя императору России  — Николай Кровавый. Теперь четверть века все официальные СМИ восхваляют последнего императора России, умалчивая о массовых расстрелах народа в пору царизма. По кинофильму "Броненосец Потёмкин" мы помним возглас: "В мясе — черви!". Таким мясом кормили ежедневно тысячи матросов, солдат, работников российских и зарубежных компаний. Произвол процветал во всех сферах жизни. Голод народа был при царизме нескончаемым. Это раскрыто в рукописи Ильи Лапшаева. Какая либеральная газета об этом сейчас рассказывает? Если бы не Великая Октябрьская социалистическая революция, то Россия с Антантой одержали бы победу , и Россия владела бы проливами Босфор и Дарданеллы, утверждают монархисты-либералы. Так на блюдечке с каёмочкой  поднесли бы России? Ещё миллион убитых солдат точно был бы. По Некрасову идёт у  российских либералов:"Хвали сено в стогу, а барина в гробу". Вот и нахваливают российского императора. Только для народа он остаётся Николаем Кровавым. Да, царь и царское правительство подготовили революции. Об этом ясно изложил Илья Трофимович Лапшаев, беспартийный Человек, вышедший из беднейших слоёв крестьянства.   
Великая Октябрьская социалистическая революция прекратила хозяйничье иностранного капитала в России, обеспечила выход Советской России по экономическому развитию на 2-ое место в мире. Созданные Октябрём Советы обеспечили победу над мракобесием в мае 1945 года.
С той поры, с Великого Октября, империалисты точат свои зубы, чтобы захватить природные богатства нашей Родины. Не всё у них получилось после ельцинского переворота, хотя имели поддержку в  стране. Вот и злобствуют, их поддерживают некоторые российские предатели. Из дохлой кошки они прессуют божественную красоту прошлого, туманят глаза людям. В 2018 году издана книга Андрея Борисюка "История России, которую приказали забыть. Николай !! и его время". В ней автор пытается доказать, что безграмотности народа при царизме не было — это миф, придуманный большевиками, что экономика России в начале ХХ века процветала. Почему же в 1-ую мировую войну царская армия терпела поражение за поражением? Нагло врёт автор на всех 272-ух страницах.   Но поддержку среди широкой массы народа он не найдёт. Рукопись Ильи Лапшаева его утверждения опровергает. Долгое время в нашей стране экономику Советского Союза сравнивали с экономикой, бытовавшей в царской России в 1913 году. Мы понимали, что экономика России, пронизанная иностранным капиталом, не обеспечила поражение немецкой армии в 1-ую мировую войну. Советский Союз разгромил в 40=ых годах лучшую армию Европы, мы 1-ые в мире послали нашего  Юрия Гагарина в Космос, мы осуществляли всеобщее среднее образование, мы не отставали от США в атомной энергетике, на международной арене с нами считались правительства капиталистических стран. На этом фоне великих побед "учёный" Борисюк уверяет в немощи Советского правительства, не понимая, кем мы были и какими стали в СССР, выйдя в экономике на 2-ое место в мире За четверть века, как не пыжится, нынешнее наше  капиталистическое правительство не может догнать и обойти СССР в экономическом, социальном, культурном развитии.
Ельцинский захват власти теперь понятен народу. Из пелены лжи простые люди видят, как мы славно и  далеко ушли вперёд в Советском Союзе по социальному развитию только  благодаря Великой Октябрьской социалистической революции Но что имеем не храним, а потерявши плачем. Великий Октябрь призывает переосмыслить жизнь и жить для народа, а не для олигархов, для  эксплуататоров. 
Рукопись Ильи Трофимовича Лапшаева, раскрывающая правду об исторических событиях,  передана на вечное хранение в Калачинский районный архив Омской области.
                Вл. Мотовилов.