Бройлеры

  Подойдя к дверям своего кабинета, начальник технического отдела застал всех сотрудников, толпящихся у входа.
— В чем дело, коллеги? Почему не на рабочих местах?
— Мы отказываемся работать в таких условиях, — с нескрываемым раздражением в голосе ответила за всех Люся Ковтун. — Находиться в одном помещении с Чубичем невозможно из-за запаха, который исходит от него. Мы терпели до последнего. Меня уже этот запах преследует дома. Вся одежда, которую я ношу на работу, пропахла. В собственной квартире не нахожу себе места. Дезодоранты не помогают. При смешении запахов они вызывают еще большую реакцию, вплоть до рвоты. Что это такое? Чем от него воняет? Зайдите к нам в кабинет.
— Зачем, я и отсюда очень хорошо «слышу» ароматы гладиолусов.
— Вообще-то, нам не до шуток. Сколько это можно терпеть! Мы ему неоднократно говорили, что от него пахнет.
— Пахнет? Мне не послышалось?
— Извините, воняет. Я хотела помягче выразиться.
— Может быть, наказать его лишением премии? — предложил один из сотрудников отдела.
— За что? В положении о премировании нет такого, чтобы за запах, исходящий от работника, лишали прогрессивки. Сначала надо исправить положение о премировании. Комиссионно определять: воняет от вас или нет. Если да, лишаетесь части премии, а если запах нестерпимый, то на все сто процентов. Шутка! Хорошо, — сдался начальник. — Попробую провести с ним последнюю беседу. Сделаю ему очередное китайское предупреждение.
— Нет, не надо китайского. Вплоть до отселения из отдела, найдите ему место.
— Ладно, зовите его сюда.
Когда Чубич вошел, начальник сморщился:
— Толя, я прошу тебя, заканчивай! Впору давать команду «Газы»! Это уже не шутки! Народ не успокоится! В лучшем случае побьют сначала тебя, потом меня, а я этого не хочу. Даю два дня для отгулов за прогулы. Сходить в баню, отмыться, все перестирать. Вплоть до шнурков. На работу через мой кабинет. Пока не обнюхаю, в отдел ни ногой. Если я тебя не убедил, переносим разговор в другие инстанции. Опозорю, так и знай. Мне даже мужики жаловались, что с тобой в соседних писсуарах рядом стоять невозможно.
Ему казалось, что Чубич этого испугается. Обязан был испугаться, но начальник переоценил свое влияние. Когда за сотрудником с «душком» закрылась дверь, чертыхнулся:
— Чтоб тебе кисло стало. Пожилой человек — не мальчик, скоро пенсия. Довести ситуацию до такого! Времена на дворе перестроечные. Всем тяжело. Страна становится на рыночные рельсы, пока только одним колесом. Шпалы уложены через одну. Да и рельсы еще не везде. Всем трудно, но у тебя есть работа. Платят регулярно. Не последний кусок доедаешь.
Увещевания успеха не имели, хотя Чубич и был мягким, покладистым человеком. Когда он с кем-то не соглашался, то думал об этом прямо ему в глаза.
В качестве наказания начальник отсадил Чубича из отдела. В помещении кросса, где стояло оборудование связи, ему установили стол и телефон. На отдельный кабинет это не было похоже. В кроссе постоянно толкались монтеры и другие технари не слишком чувствительные к запахам, как женщины из отдела, ибо и сами благоухали не «Шанелью номер пять», а шинелью, но все равно старались без надобности кросс не посещать. Начальник надеялся, что это ему надоест, он отмоется и вернется в отдел.

На рынке продавали суточных цыплят прямо из кузова бортовой машины. Торг шел бойкий. Люди брали помногу. Цена всех устраивала. Толик Чубич поинтересовался у продавца: «Что с ними делают?»
— Это бройлеры для домашнего выращивания на мясо.
— Как для домашнего? Галочка, ты слышала? — обратился он к супруге.
— А сколько они вырастают в домашних условиях?
— Как сколько? Это же бройлеры до трех килограмм.
— А за какое время? — не унимался Чубич.
— Ну, это как будешь кормить, но за пятьдесят дней вымахают в любом случае — мама, не горюй!
«Если взять штук тридцать да каждый по три килограмма меньше чем за два месяца…», — он умножил в уме и получил совершенно немыслимую цифру. — «Почти центнер!».
— Галочка, давай возьмём. Я сам буду хлопотать.
Галочка недолго думала, когда он озвучил ей результат своего умножения.
В магазинах — шаром покати. Чубичи — люди прижимистые, экономика для них не была пустым звуком. Жили бы они в частном доме, то уж точно собирали палочки от мороженого к зимнему отопительному сезону.
— Слушай, Галюнчик! Говорят, куриный помет — очень хорошее удобрение. Двойная польза, а если парочку несушек оставить, то и с яичками своими будем, а яичная скорлупа и чайная заварка, опять же, — хорошее удобрение для дачи. Как раз к весне и с мясом, и с удобрением будем, а там уже что-то и с дачи пойдет. Проживем!.
«Таможня дала добро»! Сбегав к обувному магазину, он притащил коробку и упаковал в нее 30 штук суточных цыплят. Когда ему их отсчитывали, он пытался, как всегда, жлобствовать — выбирать покрупнее, но потом понял, что это бесполезное дело. Они все были как под копирку. Довольные собой, они с «Галюнчиком» и цыплятами на трамвае приехали домой в однокомнатную квартирку.
Закончив первый этап своего нового проекта, засели за бизнес-план с карандашом в руках и счетами, которыми Галюнчик отлично владела как бывший бухгалтер. Уточнили предварительные расчеты, проведенные на базаре в уме. Результаты расчетов оказались более чем оптимистичными. Даже при отходе в тридцать процентов останется двадцать штук. Умножаем на три и получаем шестьдесят кило высококалорийного легкоусвояемого диетического мяса. И все за копейки. Год питаться! Магия цифр сыграла роль.
Надо срочно покупать кулинарную книгу и готовить рецепты куриных блюд. Повседневное меню из кабаков и тыквы, которым его «баловала» дражайшая супруга, обещало немыслимое разнообразие. Он представил себе прозрачный, как слеза, куриный бульончик из домашней курочки с плавающим по его поверхности укропчиком, вареным яичком и поджаренными сухариками и чуть было не захлебнулся слюной. На мгновение перехватило дух. Про другой дух от куриного помета ни он, ни Галюнчик не вспомнили, а напрасно.
Находясь под впечатлением «удачной» сделки, он позвонил своему начальнику, с которым дружил. Радостный.
— Теперь не пропадем! Галочка сказала, что еще и подушки сделаем из перьев. Хватит на ватине спать. Поживем как люди. Ты как, может, тоже прикупишь? Исключительно выгодное дело! Советую.
Начальник аж присел от услышанного. От этого бреда.
Но тот продолжал:
— Мясо, пух, помет, яйцо, скорлупа — все пойдет в дело. Да!
— А кости?
— Какие кости?
— Про кости куриные ты забыл? Ты что с ума сошел, обглодал косточку и выбросил. Не по-хозяйски! Надо тогда и собаку завести, точнее собачку малюсенькую, пекинеса, шпица, чихуахуа или йорка. Чтобы ни одна косточка не пропала зря. С пухом это ты перебрал. Курица пух не содержит. Это водоплавающие птицы содержат пух. Ты спутал курицу с гагой. И вообще, если через неделю не подохнут, то покупай бязь, сатин и наволочки начинай шить! Перьевая подушка тоже не плохо, все равно лучше, чем ватная. А почему только подушки, не замахнуться ли и на перину? Хватит вам бока отлеживать на раскладном диване. Поживете как люди! — продолжал ерничать начальник в надежде на то, что он все-таки неправильно понял его, и все можно свести к юмору.
— Да, да! Вот и Галюнчик говорит, что поживем как люди!
— Ладно, будем считать, что шутка удалась! Пошутили и хватит. Какого еще домашнего выращивания? Это имеется в виду на приусадебных участках, в частных домах, а не в квартирах. Ты что, ошалел? Из квартиры курятник делать. Если же ты все это серьезно, то извини, я могу сделать вывод не в твою пользу. Прости, мне некогда.
Толик замолчал. Неразделенный восторг слегка огорчил его, но не поколебал решимости доказать свою правоту.
Начальник же долго не мог успокоиться, положив телефонную трубку. Да, жлобством они с Галюнчиком отличались. Она была постарше его и пожестче. Он же, наоборот, и внешне, и внутри был безобидным, находился под полным ее влиянием или просто «под каблуком». Он на хорошей должности, она не работает, имеет хорошую пенсию. Ни детей, ни внуков. Все на себя. Точнее ни на себя, ни на кого. Живут на подножном корме с дачи. Деньги не тратят. Эта сумасбродная идея с курятником в квартире выглядит как закономерный итог образа жизни. Как попытка полной «автономки» в расходах на питание. Для чего? В чем глубинный смысл затеи?
Про разговор с начальником Толик Галочке ничего не сказал, высыпал цыплят в ванну. Санузел у них был совмещенный.
Коробку они уже уделали, и он ее, брезгливо скомкав, засунул в мусорное ведро. «Собирать помет рановато, жидковат и маловато. Не бритвой же его счищать и в пробирки собирать. Буду собирать, когда погустеет маленько. Подрастут слегка и погустеет. Не будут же они постоянно дристать».
Запашок был не очень! При постукивании по ванной костяшками пальцев птенцы устремлялись на стук, и это его забавляло. Забавное чирикание тоже ему нравилось. Наигравшись таким образом, как малое дитя с только что купленным котенком, он вспомнил, что они ведь должны что-то «хавать» и все это чем-то запивать, а потом, сами понимаете, «ходить на двор», «до ветру», «сбрасывать на рельеф», а попросту говоря — какать и весьма жидко.
Вытащив подшивку журналов «Приусадебное хозяйство», которых у него было в изобилии, как у любого дачника, он углубился в поиск статей, касающихся домашнего выращивания цыплят, но, устав от эмоций и «сложных» расчетов, он прилег на кровать, прикрыв лицо журналом, и не заметил, как уснул.
Галочка даром времени не теряла. Сварив яйцо и соорудив кое-как поилку из пустой консервной баночки, она накормила птенцов желтком и прилегла тоже. Ей снился сон, что огромный с человеческий рост бройлер с лихо заломленным набок гребешком, аккуратно клювиком кормится у нее с рук. Инстинктивно дернувшись, она проснулась и увидела перед собой лицо мужа, склонившегося над ней и будящего ее. Дернулась и отпрянула от неожиданности.
— Что случилось?
— Ничего! Я вычитал в журнале, что им надо свет жечь всю ночь и подогревать.
Они побежали смотреть на своих цыплят. Увиденное их огорчило. Баночка с водой была опрокинута, остатки желтка и помет цыплята растоптали по всей ванне. Скользили по этой жиже и все перепачкались. Два цыплёнка не подавали признаков жизни. Остальные упорно пытались выбраться наверх, но скатывались по крутым бокам ванны.
Как они ни пытались не думать об этом, но в голове у каждого, независимо друг от друга, мелькнула одна мысль: минус шесть килограммов от расчета валового выхода продукта.
Надо было немедленно спасать остальных. Толик метнулся к магазину. Выпросил там большую картонную коробку и притащил ее домой. Обрезав его по высоте, он мелко нарвал газет вместо подстилки и пересадил в нее цыплят. Так им легче было обеспечить температурный режим, чем в холодной металлической ванне.
Растащив переноску, он организовал подключение обогревателя, который, к счастью, оказался в наличии. Галюнчик не поленилась наполнить грелку теплой водой и положить ее внутрь коробки. Цыплята моментально облепили ее как мухи. Стали по головам друг друга пробираться к теплу. Похоже, в первую очередь надо обеспечить температуру. Обогреватель для этого не годился. У него не оказалось терморегулятора и он моментально перегрел ванную комнату. Надо было срочно что-то придумать. Приближалась первая бессонная ночь.
Толик, будучи связистом, сообразил вместо обогревателя использовать лампочки накаливания. Они будут и светить постоянно как того требует режим выращивания, так и подогревать помещение. Надо только подобрать их количество и правильно расположить.
И еще: видать, без подстилки не обойтись, и ее надо регулярно менять. Поилку надо делать такой, чтобы они не могли ее опрокинуть. Рацион питания расширять. Одной коробки явно было недостаточно. Цыплятам было тесно.
Самое трудное оказалось — организовать питание. Кормить их надо до восьми раз в день. Чем? Вот вопрос номер один. Конечно, объедками со стола, которых у них и так не слишком много оставалось при их экономном режиме жизни, но позволить себе расходы на специальное питание они считали нецелесообразным из-за снижения рентабельности проекта и поэтому продолжали кормить их, чем попало. Крошками хлеба, просроченной и поеденной шашелем крупой, винегретом, картошкой, селедкой, кабаком, предусмотрительно закатанным под кровать с осени. Просроченным творогом, плавленым сырком, старыми яйцами и скорлупой. Одним словом, рационом поросят, а не бройлеров.
Начались тяжелые будни процесса выращивания дармового диетического легкоусвояемого мяса. Галюнчик завела таблицу учета затрат, чтобы впоследствии рассчитать чистую прибыль от проекта, который она решила назвать «Продовольственная программа — дело всенародное». Не поленилась купить безмен для регулярного взвешивания цыплят и контроля прироста, включила его стоимость в графу «расходы».
Кое-как отмучившись первую неделю, они постепенно втянулись. В ванной оборудовали полноценный курятник. Начитавшись дачной литературы, они научились отличать курочку от петушка. Сами подмывались в тазике. Галюнчик вспомнила свое не слишком сытное детство в сибирской деревне, а Толику было не привыкать. Потерпим сорок дней — не «графья». Такой проект стоит свеч. Раз в месяц можно и в баньку городскую сходить.
По истечении очередной недели Толик обнаружил, что цыплята практически не прибавили в габаритах. Вечером он поделился своими сомнениями с Галюнчиком.
Та подтвердила, что и сама это заметила без всякого безмена и взвешивания. Интенсивности роста, которого они так ждали, не наблюдалось. Бизнес-план затрещал. «Видимо, это от дрисни. Сильно они поносят. Насквозь все проходит. Надо им дать «Левомицетин». На том и порешили. Следить не только за весом, но и за стулом. В этом деле у Толика, как хронического геморройщика, был опыт.
Через две недели цыплята оперились, у них стали появляться гребешки. Прошла еще неделя, цыплята взрослели, но не росли. Некоторые из цыплят и вовсе становились горбатенькими.
Все оказалось не так просто. Откуда они могли знать, что бройлер — очень привередливая птица в плане содержания. На рынке им про это ничего не говорили. Где-то от чего-то стоит отклониться в рационе, уходе, и всё: или дохнут, или не растут. Если бы им сразу сказали про витамины и антибиотики, сбалансированный корм, предстартовый, стартовый, финишный комбикорма, санитарию, гигиену, дебикирование, премиксы, соевый шрот, сухой обрат и прочее! Если бы они знали, что освещённость сначала активизирует, а затем угнетает обменные процессы. Что очень эффективно использовать прерывистое освещение. Управлять нужно не только интенсивностью света в каждый период выращивания, но и режимом «день-ночь». Может быть, тогда они отказались бы от своего проекта прямо там же, на рынке, но сдаваться они не собирались.
«Ничего. Нас голыми руками не возьмешь. Сейчас потеплеет, весна на носу. Переселим их на балкон, а на свежем воздухе да на солнышке они оклемаются и пойдут в рост. На даче подойдет морковка, щавель, фасоль, горох. Нарвем дармовой крапивы. Откормим».
Толик начал готовить балкон к новому функционалу. Маленький балкон не мог обеспечить нормы содержания бройлеров. На такое количество птицы требовалось не менее трех четырех кубометров объема, а на балконе удалось отгородить не более одного куба. Смастерил импровизированный насест из деревянного штапика, собранного на улице по пути с работы. С погонажем насеста он явно ошибся. Если бы они выросли до проектных размеров, едва смогли бы там поместиться и усесться на хилый штапик. Но все дело в том, что расти они и не собирались. Повзрослели, превратились в курочек и петушков, но стали как японское карликовое дерево бонсай лилипутами, размером с воробья, а некоторые с горбатыми спинками стали походить на маленьких Квазимод. Начали пытаться летать. Петушки на животиках и под крыльями облысели, но это им не мешало пытаться взобраться на курочек. Мечта о подушках с периной отпала сама собой.
Дальше и вовсе стало происходить нежелательное. Толик стал привыкать к ним. Они становились домашними животными. Он уже не воспринимал их как потенциальную пищу, а скорее, наоборот, как юннат своих питомцев. Сам того не замечая, он надавал им всем имена и клички: Пуговица, Хулиган, Портос, Фауст и другие. Были и любимцы: очень резвый и жизнерадостный Чарли, самый крупный петушок Гришка Отрепьев и очень милая курочка Пеночка.
Беда не ходит одна. Несмотря на свои микроскопические габариты, по мере взросления цыплята начали наглеть и клевать друг друга, будто соревнуясь. Те, которые оказались волею случая крупнее своих собратьев, начали буквально заклевывать меньших до крови. Это явилось для Толика полной неожиданностью. Они были уверены, что куры — очень миролюбивые птицы. Симпатии Толика, конечно, были на стороне слабых и самых маленьких. Сперва он очень переживал и, как мог, старался предотвратить побои и потасовки. Пытался даже наказывать обидчиков, отсаживая их в карцер, как он называл кастрюлю, в которую помещал на некоторое время провинившихся, «лишал сладкого». Ничего не помогало. Курятник превратился в банду хулиганов. Особенно неистовствовал Гришка Отрепьев, которого в наказание пришлось временно отсадить в отдельную коробку от обуви, так как карцер на него не действовал.
Несмотря на скептическое отношение начальника к его затее, Толику надо было поделиться с кем-то своими переживаниями. Периодически он носил информацию в его кабинет. В очередной раз пожаловался на то, что куры заболели и зачихали, как котята, тяжело дышали. Похоже на отёк лёгких, кокцидиоз, потом дохнуть начали.
В другой раз он сетовал, что вместо ожидаемой консистенции помета, годной для использования в качестве удобрения, они вдруг начали ходить «на двор» голой водой, и они с Галюнчиком никак не могут остановить диарею.
В один из дней Толик пришел на работу сам не свой. Начальник в грубой форме поинтересовался: «Ну, что опять не так пошло? Передохла твоя ферма? Чего на тебе лица нет?»
— Гришка побил Чарли.
— И все?
— Да, сильно побил. Чарли даже хромает.
— В расход его — в суп!
— Кого?
— Да хоть Гришку, хоть Чарли, а лучше обоих.
— Да какой суп? Они меньше фунта весом…
— Нормально! Двоим пообедать вполне! А сколько ты планировал? 6–7 фунтов? Я надеюсь, ты больничный по уходу по этому поводу не будешь брать? Может, его к травматологу свозить и загипсовать? Бери служебную машину, я разрешаю.
— Вечно у тебя шуточки. Ничего ты не поймешь.
— А ты когда поймешь? Мало того, что ты превратился в ходячий сортир, так ты ещё и на работе перестал что-то делать. Бросай ферму! Иди и работай, пока мое терпение не лопнуло, и я не рассказал коллективу про твою шизофрению и курятник в квартире.
— Не надо, прошу тебя, а то…
— Слушай, хочешь совет? — перебил его начальник. — Я где-то читал, что выращивать растения лучше, когда этот процесс сопровождается музыкой. Почему бы тебе не испытать этот метод на бройлерах? Никто не пробовал, а ты попробуй включать им классическую музыку Шопена, Моцарта. Только не вздумай третью симфонию Бетховена «Героическую» это очень тяжелая музыка для них. Не доросли еще. Легкую мажорную музыку пробуй. Можно частушки. Попробуй еще воду для питья заряжать магнитом от динамика. Попроси у монтеров. Можешь пошептать. Помнишь, раньше старухи были, шепталки? Говорят, помогало от всех болезней не хуже, чем градусник. Можете хоровод поводить с Галей вокруг них. Попробуй их с лопаты кормить. Одним словом, поэкспериментируй. Вдруг они попрут в рост. Спасибо мне скажешь.
— Вечно ты ерничаешь. Нет, чтобы поддержать человека.
— В чем поддержать? Я могу только психиатра вызвать. Он тебя поддержит транквилизаторами. Слушай, а если бы ты на самом деле вырастил в своем сортире сто кило курятины, угостил бы меня чахохбили? Ладно, сгинь с моих глаз, а то кто-нибудь подслушает и обоих примут за ненормальных. Запашок от тебя не очень аппетитный исходит.
Запах медленно, но неумолимо распространялся и по всему подъезду дома, в котором жила чета Чубичей. Даже он сам, входя в подъезд, замечал знакомый душок, который все усиливался по мере его приближения к собственной квартире и становился концентрированным, как только он открывал дверь. Чтобы хоть как то его притушить, он обильно пользовался своим любимым одеколоном «Шипр». Смешение запахов не позволяло «нюхателям» воздуха однозначно идентифицировать запах с куриным говном.
Он страшно боялся, чтобы соседи не догадались. Ведь все — сослуживцы. Позору на работе не оберёшься. Особенно трудно было в жаркие дни, когда хотелось приоткрыть входную дверь для создания сквознячка, но это означало выдать себя с головой. Маскироваться становилось все труднее. Соседи при входе в подъезд втягивали ноздрями воздух, как вынырнувшая из глубины нерпа, но никак не могли понять, чем это воняет. «Наверное, из подвала несет, а может, с чердака, где голубей развелось немерено. Надо в ЖЭК пожаловаться. Пусть разберутся».
Концовка приблизилась, как только у петухов начал прорезаться голос. Когда Толик впервые услышал этот звук в четыре часа утра, он только поплотнее забил себе в уши беруши, без которых не засыпал. Когда звук повторился, пришлось вынуть из уха одну берушу… И с ужасом услышал омерзительный звук, доносящийся с балкона, очень похожий на скрип пьезоэлектрической мембраны.
«Мать честная, так это какой-то их петухов закукарекал». Это было уже слишком. В четыре часа утра! «Да меня соседи на дыбу поднимут, колесуют вместе с Галюнчиком, если узнают, кто их будит. Разнесут не только курятник на балконе, но и квартиру. Надо срочно его заткнуть». Соседа сверху он побаивался. И так надеялся, что они не закукарекают вовсе. Читал, что бройлеры не всегда кукарекают. «А если они „запоют“ хором?». Он толкнул Галюнчика локтем в бок, а сам метнулся на балкон. «Кто, кто кукарекает? – вертелся вопрос. — Зашибу!». Оказалось, Гришка Отрепьев. Он сидел на насесте, выпятив лысую тощую грудь, раскрыв клюв на всю ширину, и пыжился, пытаясь выдавить из себя отвратительный скрипящий звук манка для уток, активно помогая себе тощими крылышками. «Ах ты, Лжедмитрий, смутьян поганый. То драться, то кукарекать взялся». На балкон выскочила простоволосая Галюнчик:
— Толик, что случилось?
— Беда, Галя! Кукарекать начали! Теперь несдобровать нам. Вспомни, как все соседи ополчились на Козина, который выставлял своего попугая в клетке на балконе пятого этажа, и он там чирикал по утрам. Теперь наша очередь. Как его заткнуть?
— В карцер этого расстригу! Давай шапкой его накроем.
— Моей? А потом я ее тебе на голову надену? Кастрюлей лучше.
Он отловил Гришку, отнес на кухню и накрыл кастрюлей. До утра они уже не заснули. Думали, как быть. «Пора, Толик», — с легкой грустинкой в голосе сказала Галюнчик. Он сразу и не понял, что она имела в виду, а когда понял — ужаснулся. «В расход их надо всех, а не только Гришку». Толик как лежал горизонтально, так и подпрыгнул: «Не смей так говорить!».
— А я и не говорю, я приказываю тебе сегодня же после работы всех под нож! Не соседей я боюсь. Надоело все, устала от вони и этой флоры. Надо признаться самим себе, что проект не оправдал возложенных на него больших ожиданий. Ни по мясу, ни по яйцу, ни по пуху и перьям, ни даже по экскрементам мы не вышли на проектные цифры. Ну, наскреб ты две трехлитровые банки помета, решит ли это вопрос повышения урожайности на даче? Подушки и перину купим с тринадцатой. Поживем как люди! А это забудем, как страшный сон, и другим накажем, а если ты привык к живности, купим тебе морскую свинку или хомячков. Будет тебе и Портос, и Пеночка. Но одну подушку я все-таки сделаю.
— Думочку?
— Нет, на «думочку» тоже не хватит. Подушечку для иголок сделаю.
— И каждый раз, вкалывая иголку, ты будешь вспоминать про наш прокол?
— А хотя бы и так. Столько убытков понесли!
— Ты знаешь, я в детстве разбил банку с аквариумными рыбками. Мне их было очень жалко, но я знал, что руками рыбку с пола поднять невозможно, не повредив ее, а только ртом. Я встал на четвереньки и ртом собрал почти всех рыбок… Они ожили. Я плакал от счастья. Так то рыбки бессловесные, а тут совсем другое. Они мне как родные. Они меня любят, и я их. Ты можешь это понять? Вы люди или нет? Не смогу я их съесть.
— Можем рыбок тебе снова завести. Хочешь рыбок?
— Да причем здесь рыбки! Не понимаешь ты меня или не хочешь понять, — и он вдруг заплакал! Это было совсем неожиданно даже для Галюнчика. Она знала его слабохарактерность, но не предполагала, что это станет поводом для такой реакции.
Она, как могла, успокаивала его… К утру задремали, но сработал будильник.
На лестничной клетке Толик столкнулся с соседом, по виду которого можно было догадаться, что тот не совсем выспался.
— Толик, — окликнул его сосед. — Слушай, тебя сегодня ночью никто не будил?
— Нет, а что?
— Да какой-то писк не писк, скрип не скрип, как мне показалось, сверху откуда-то. Разбудил нас с женой. Я уже хотел подняться к тебе да жена тормознула.
— Нет, я ничего не слышал, — Толик старался закончить разговор побыстрее, но заметил, как сосед шумно втянул в грудь воздух, будто принюхиваясь к запаху, исходящему от него.
Толик едва приволок ноги на работу. Хоть и не пыльная у него была работа, но из рук валились все бумажки, которые он перебирал.
Надо было поделиться своим «горем» с кем-нибудь, и он прямиком направился в кабинет начальника.
— Что опять? — встретил тот его. — Перестарались со слабительными, запорики начались? Осмолитики надо давать или народные средства — отвары. Не забывай, что лекарства от запоров улучшают свои терапевтические свойства после истечения срока годности. Можно попробовать клизмовать.
— Да нет. Кукарекать, черти, начали по утрам. Что делать?
— Как что? Это же хорошо! Просыпаться будете с петухами без будильника! Как раньше велось на Руси, если соседи не порвут тебя как грелку. А лучше чахохбили — и водкой запить.
— Вы как будто сговорились с Галюнчиком. Она тоже твердит — «под нож». Да не смогу я их съесть. Ты хоть понимаешь это? Психологически не могу. Я привык к ним, и они ко мне.
— Галюнчик сама слопает.
— Может быть, их в деревню отвезти? Фермеру какому-нибудь продать.
— Живым весом будешь сдавать, как свиней. Да фермер как увидит, до чего вы довели бедных курей, заявит, и потянут вас вместе с Галюнчиком по 245 статье за издевательство над животными.
— Это статья про собак и кошек. Разве птицы — животные? — он всерьез испугался.
— Здрасьте, а ты не знал? Летающие животные. Незнание не освобождает от ответственности. Про это ты слышал?
— Тогда помоги избавиться от этих летучих животных. Может, у тебя в деревне знакомый есть? Мы недорого возьмем. Можем поменять. Пару нормальных куриц на все наше стадо. Не можем же мы все на убытки списать. Одного электричества сколько спалили! Лампочек сожгли кучу. Опять же, кормёжка, хоть какая, но все-таки была. Безмен купили. Все это денег стоит. Ты знаешь, сколько мы расходов понесли?
— Не знаю и знать не хочу. А вот знакомый, типа тебя, у меня есть. Как-то поздней осенью он менял два мешка мерзлой картошки на мешок не мерзлой. Развесил по всем столбам объявления. Вечерами ходил смотреть, сорвали ли отрывные корешки с телефоном. Я сжалился и в шутку оторвал два. Он звонит мне, довольный, и говорит: «Клюнуло! Сегодня жду клиентов, то ни одного, а сегодня сразу два, хочу поторговаться: поменять два на два». Так и сгнила мерзлая картошка, превратившись в жижу и не дождавшись своего дурака. Вот бы вас свести, да послушать ваш разговор. Развесь объявления, как он: меняю двадцать пять элитных, но очень маленьких курей на десять простых, но очень больших, лучше сразу потрошёных. Торг уместен!
Потом он дачу продавать взялся. Как поднять цену? Придумал. Дал объявление в газету: «Продается дача. Рядом лес (грибы: маслята, грузди, сыроежки). В лесу река (судак, ерш, плотва)». Таким образом он решил продать с дачей и несобранные грибы, и невыловленную рыбу.
Слушай, идея: а если тебе самому представиться фермером и сдать твоих горбунков в какой-нибудь элитный японский ресторан. Они любят все карликовое. Хорошо заплатят йенами! Скажешь: бонсайные куры. Только в Москву ехать надо. Могу похлопотать с командировкой. В дипломат их упакуешь и самолетом. Остановишься в «Национале» — там на первом этаже как раз есть японский ресторан.
— Все шутишь?
— Или вот что! Дарю идею. Зачем тебе их выращивать и вонять ими. Сделай инкубатор. Это просто. Безмен продай и купи градусник. Там температура важна. Набери яиц в магазине и вперед. Цыплята появятся: продавай их таким же дуракам, как ты. Хлопот меньше, а маржа выше. Посчитайте с Галюнчиком, прикиньте кое-что к носу. Исключительно выгодное дело.
А этих отвези на дачу, свистни в четыре пальца и пусть разбегаются кто куда. Их там дачники и кошки быстро переловят и не побрезгуют. Опять же, тебе спасибо скажут.
Ты меня извини, но я вспомнил один случай со своим знакомым, вроде тебя. Тоже любитель халявы. К нам приезжали монтажники оборудования и проживали на объекте. Два корейца и один русский. Питание у них было котловое. Повадился он к ним на ужины после работы ходить. Питались они хорошо и очень сытно. Всегда мясо на столе и обязательно с бутылочкой, а иногда позволяли себе и две за вечер. Ну, как пропустить такую возможность дармовщины?
Поужинав в очередной раз с аппетитом, ковыряясь в зубах, они разговорились: какое мясо вкуснее.
— Я, — говорит мой знакомый, — очень индейку люблю. Пробовал один раз. Божественное мясо!
Корейцы в один голос:
— Конечно, собачка!
Мой знакомый говорит:
— Тьфу, как вы можете есть такую гадость?
— Вот тебе на, фрукт нашелся, — отвечает их бригадир кореец Ким. — А ты что жрешь с нами уже вторую неделю кряду? Гляди, сколько костей навалял, а теперь, наевшись, сидишь и хаешь. Разве не собачку?
— КАК СОБАЧКУ? Я думал, что это баранина! — и пулей в коридор блевать.
А кореец ему вслед:
— Хорош баран, чуть руку мне не оттяпал, когда я его ловил возле центрального универмага. Вся страна по талонам на мясо живет, хоть бы раз спросили: «Откуда у нас может быть столько талонов?». А ему, видишь ли, индейку да барашка подавай. Может тебе еще перепелов или гуся в духовке запечь… С яблоками? Ишь, ты, какой гурман нашелся!
— Вот так, мой дорогой Толик, иногда заканчивается халява! Нечто похожее я наблюдаю и в твоем клиническом случае. Попроси Галюнчика порубить твоих «дистрофанов» помельче и подмешивать их тебе постепенно, чтобы ты не догадался, кого поедаешь: Пеночку или Арамиса.
— Нет у меня Арамиса.
— Ну, Д’Артаньяна или кого там еще. Профессора Мориарти у тебя там нет? Какая разница! Так и сожрутся все, а ты и не заметишь, и совесть твоя останется при тебе. Хоть какие-то затраты оправдаешь.
— Издеваешься?
— Я так понял, что ты хочешь «подзавязать» с птицеводством. Решил в ванне карпов разводить, а может стерлядку? С твоей кормежкой они больше гуппешек не вырастут, и ты их будешь продавать аквариумистам. Думаю, спрос будет.
Знал бы Толик! Пока он решал, как красиво выйти из проекта с минимальными издержками, Галюнчик уже приняла волевое решение: не жили богато, не будем наживать.
Когда Толик вернулся вечером домой, то обнаружил непривычную тишину. В квартире и на кухне было угрожающе чисто. На плите что-то варилось. Большие портновские ножницы лежали тут же на кухонном столе. Он все понял. Сквозь туман, застивший глаза от слез, он увидел висящий на гвоздике, так и не пригодившийся безмен, который одиноко и сиротливо смотрелся на стене кухни, как забытая в заднице клизма.