Провестие

Вот, значится, летом 1917 года большевиков из Таврического дворца турнули и они всей своей компашкой в Смольный перебрались. Ну поначалу-то квартирантами были, но потихоньку, полегоньку, тихой сапой, выжили оттуда девиц благородных и полноправными хозяевами заделались.

Сперва у них там Петросовет солдатских и рабочих депутатов был, потом, в октябре, штаб по руководству переворотом, а уж как Временное правительство разогнали, заделали Смольный резиденцией своего правительства. Ну и, естественно, Ленин там жил и работал.

Много работал, себя не жалеючи. Недоспит, недоест, а всё трудится и трудится. Декреты пишет, постановления, всяческие указание раздаёт … руководит страной.

А то возьмёт да быстренько в машину сядет и поедет куда не то на митинг – на завод там, аль в воинскую часть, чтоб воодушевить массы, направить, наставить. Ведь что такое Октябрьский переворот, это лишь начало. Искра это из которой возгорит пламя мировой революции. Глядишь в скорости Польша советской станет, за ней Германия, Франция, Британия, не говоря уж о всякой мелочёвки типа Даний да Бельгий и иже с ними. А пройдёт время и Гондурас с Парагваем в советскую семью примем.

Вот значит, о чём Ильич мечтал, вот за что боролся, трудился и всех старался к этому делу подтянуть.

Но как-то раз, по зиме, вечерело уже, работал Ленин в своём кабинете и вдруг слышит выстрел в коридоре. Ну вышел полюбопытствовать и видит лежит человек с дыркой во лбу, а вокруг него пяток революционных солдат и рабочих.
- Что случилось? – спрашивает их Ленин.
И один, видать из ихних главарей отвечает:
- Да вот, Владимир Ильич, пробравшегося контрика ликвидировали.
— Это вы, товарищи, поступили архиправильно! По-большевистски! Контрреволюционную сволочь надо без всякого сомнения и сожаления расстреливать, расстреливать и расстреливать! – и пожав всем руки опять шасть в кабинет, работать.

Да только после этого случая стали соратники за Лениным странности наблюдать. Идёт он, этак резво, по коридору и вдруг остановится, да начнёт в даль вглядываться. Будто что-то там увидеть, разглядеть старается. Аль в разговоре замолчит на полуслове и задумается о чём-то.

А в кабинете его так всё время холод стоял. Да не простой, а затхлый какой-то, с гнильцой. Вот идешь по коридору – тепло, а как к Ильичу зайдешь, так на тебя сырым холодом и повеет. Прихватили было истопника, может он подлец у товарища Ленина осиной топит, ан нет, всё по правилам, жаркой березой. Ну переселили его в другое место, да бестолку.
 
Один раз так вообще кошмарный случай приключился. Выскочил Ленин из кабинета и с гримасой ужаса на лице в сортир помчался. Заперся кабинке, еле- еле вызволили его. Стали расспрашивать, что да как и поведал Ильич нечто разуму непонятно.
Сидел он за столом, работал и вдруг из стены напротив лицо контрика убиенного появилось. Смотрит он этак недобро, да с ухмылкой и говорит:” Ну погоди плешастый, вот придёт время ужо распотешусь над тобою, поизгаляюсь над душенькой твоей!”

Оторопели соратники – с одной стороны этого быть не может, но с другой не такой человек Владимир Ильич, чтоб ересь нести.

Стали думать и гадать чего делать-то? Думали, думали и придумали. А ну-к к бисовой матери этот Смольный, вместе с Питером, давай-ка в Москву переберёмся, да за высокие кремлёвские стены спрячемся.

Сказано – сделано. По-быстрому подготовили всё, а перед самым переездом ещё и батюшку позвали, молебен от нечистой силы провести.

Да только ничего не помогло, как призрак сказал, так всё и случилось. Перед смертью Ленин разума, речи лишился, ходить не мог. А душенька его, крещенная, без соборования и отпевания в иной мир ушла. Соратники так вообще учудили – не похоронили, как просил, рядом с маменькой, а по басурманскому обычаю чучело из него сделали, да на потеху зевак выставили.