СА. Глава 15

Если стать лицом к зданию аэровокзала «Рига», то справа от него будет центр управления полётами. Вот в этом здании, в подвальном помещении, за дверью с кодированным замком и размещалась воинская часть 19032.

 Узел связи с позывным «Крюшон». Нелепое название для армии. Мне смешно стало, когда я его услыхал, будто попал не в серьёзное воинское учреждение, а в какой-то ночной бар, где разливают этот самый крюшон в большие круглые бокалы и где только не хватало ещё стриптиза. Посмеялся, конечно, в душе. В последствии я узнал ещё много разных смешных и странных позывных, которые присваивались разным узлам связи по всей обширной территории Soveticum imperium Romanum. Делалось это конспирации и секретности ради. Через три дня я привык к этому кулинарному позывному и кроме набора букв не видел в нём больше ничего.

Узел связи, в который принесли меня ангелы-хранители, не вызывал восторг, но и не приводил в уныние – вполне пригодный для жизни.  Здесь я и познакомился с остальной братией этой славной в/ч.

Командиром части был маленький кругленький полковник. Фамилию не помню, потому что он появлялся перед глазами солдат довольно редко. Был он намного ниже и намного круглее Безухова. И если майор был больше похож на Карлсона из мультфильма, чем на Пьера Безухова (у него была кличка «Пьер», причём он гордился этой кличкой, все это знали, и были подозрения, что он сам и запустил в оборот это прозвище), то командир части был просто похож на объевшегося Колобка. Он был добродушный и мягкий человек, также как и Пьер, и когда ругался, это выглядело как нечто неестественное.

Заместителем командира части и собственно начальником узла связи был хитрый, скользкий, всепроникающий в любой зад без мыла, выкручивающийся из любой безвыходной ситуации, еврей Цукринович. Лизоблюд, подхалим, сладкоглас, лицемер, двуличный, коварный, ловкий, ушлый, наглый, гибкий, с тройным дном, он концентрировал в себе все отрицательные и положительные качества «избранного народа». Он был серым кардиналом – фактическим хозяином части.

Капитан Сугреев, который числился командиром роты, а фактически командовал отделением из десяти солдат, а ещё более фактически вообще никем не командовал, ибо отделением командовал сержант, а капитан только делал вид, что командовал, был полной противоположностью Цукриновичу. Простой, без заморочек, как угол дома, русский мужичок, который частенько любил сугреваться беленькой. Идеальный тип офицера наземной авиации СА: дисциплина стремящаяся к нулю и опохмеление стремящееся к бесконечности. Именно о таких был сочинён следующий анекдот: чем отличается офицер царской армии от офицера советской армии. Первый – слегка пьян и до синевы выбрит, второй – слегка выбрит и до синевы пьян. И действительно, Сугреев всегда ходил нестриженый, небритый и сонно-опухший. Получив наганяй от командира части или Цукриновича, стригся, брился, протрезвлялся, но этого хватало ненадолго.

Командиром второй роты (вернее отделения) был майор Терех. Недалёкий, туповатый, жлобоватый, но в отличие от Сугреева, сохранял достойный облик офицера.
В нашей части числились ещё с дюжину полковников и подполковников, которые несли дежурство вместе с гражданскими диспетчерами на ЦУПе, но с ними общались в основном кодировщики.

Помимо офицеров служили пять прапорщиков: уже упомянутый Уткин, Петлица, Кувырко, Пашков и Золотарёв. Уткин был телефонистом. Петлица – телеграфистом. С ним непосредственно мне пришлось много общаться. Симпатичный, голубоглазый брюнет, положительный, статный мужик, умный, рассудительный, спокойный. Однако кроме телеграфного дела поговорить с ним было не о чем, в отличие от Уткина. Тот был начитанный, эрудированный, любил пофилософствовать и подсовывал мне всякую интересную литературу. Кувырко, пеленгаторщик и радист, белобрысый, худощавый, в очках, по складу ума был во многом похож на Уткина. Любил всегда что-то интересное порассказать, поюморить. Иногда нам показывал эротические журналы: на глянцевых страницах симпатичные стройные нимфы с большими сиськами. То есть эротика в стиле «лайт». Но в те времена даже для гражданской советской жизни это было «хард».

Прапорщик Пашков был старшиной части. На нём держалось всё хозяйство. Его никто не любил. Ни солдаты, ни офицеры. Знал ли он об этом? Догадывался. Его перевели в Ригу из Афгана. Участвовал ли он в боевых действиях неизвестно, но зато всегда подчёркивал, что прошёл Афган. Воевал не воевал, но воровал. И здесь продолжал в том же духе. Осуждать ли его за это? Возможно таковы все старшины всех вооружённых сил – как говорится: должность обязывает.

 У Пашкова всё было написано на лице. Есть лица как маски – на них ничего не прочтёшь, а есть лица как раскрытые книги – только умей читать. И я прочёл: лисий, цепкий, коварный взгляд, прагматичный, ничегонезабывающий, всёпросчитывающий ум торговца и талант деятеля изподтишка. Язык ему был дан (прямо как по Талейрану), чтобы скрывать свои мысли.

И наконец, прапорщик Золотарёв, начальник секретной части. Идеальный тип для подобной работы. Педант, каких я в жизни больше не встречал и, наверное, не встречу. Голос тихий, женский, наимягчайший, как оренбургский пуховый платок. И сам он (не платок, конечно) весь такой женственный, тихохонький, умилительный, благообразный, плавнозакруглённый, но отнюдь не толстый, а гладкий и прилизанный. Казалось, что он, услышав неприличное слово, должен был бы покрыться толстым слоем багрянца с головы до ног. И нем как рыба. За два года я от него слышал не более двух десятков слов.

Теперь перейдём к срочной службе. Командиром первого отделения, того отделения, которое числилось за Сугреевым, был телеграфист сержант Николай Задорожан, родом из Арцыза Одесской области. Собственно, он и был моим непосредственным начальником. Антонов командовал вторым отделением. Николай был парнем плотным, крепким, небольшого роста, голубоглазым, тёмнорусоволосым, курносым и с веснушками. В высшей степени рациональным, правильным, положительным. Саженными буквами у него на лице было написано, что он хозяйственный, надёжный, умелый на все руки и не бабник. За таких девушки любят выходить замуж, потому что за ними, как за каменной стеной. В голове у таких не бродят безумные идеи, их не посещают музы или фантастические видения, и жизнь их вполне предсказуема и стабильна. Именно такие и являются абсолютным эталоном сержанта. Задорожан был уже «дедом» в армейском социуме. Любимым его выражением было: «Всё это трендёж и вражеская провокация». Это была его «визитная карточка».

Другим «дедом» из первого отделения был телеграфист Вадик Балашов из Балашихи (Подмосковье). Полная противоположность Задорожану. Его оплывше-бесформенное тело смотрелось дико в армейской форме. Он был похож на большого наивного и растерянного пингвина, каким-то образом оказавшегося на льдине под названием узел связи-телеграф. Наиболее подходящей одеждой для Вадика была бы широкая полосатая пижама и большие пушистые тапочки. Он был ленив, неповоротлив, мягкотел, пассивен, неуклюж, котообразен (имеются в виду толстые сибирские коты, развалившиеся на тёплой печке) и абсолютно асексуален.

 На таких девушки никогда не обращают внимание, да и сами такие парни не надеются на внимание женского пола. Это типичные «маменькины сынки» и закоренелые холостяки. Зато среди них могут встречаться гении. А вот среди типов Задорожана – такое невозможно.

У Вадика было два положительных качества: он был добродушен и не злопамятен. И ещё он великолепно играл на гитаре. Мне до него в этом отношении было далеко.
Третьим «дедом» из первого отделения был пеленгаторщик Серёга Трофимов из Свердловска (ныне Екатеринбург). Он во многом был похож на Вадика, только был чуть стройнее, чуть грубее и не умел вовсе играть на гитаре.

Следующим по иерархии («черпак») шёл телефонист Андрей Малахов из Костромы. Небольшого роста, симпатичный, голубоглазый, открытый, с таким светлым, добрым лицом, парень. Он первый познакомился со мной, когда я зашёл на узел связи. И сказал какие-то простые задушевные слова. Мы подружились и очень часто беседовали на всевозможные интересные темы.

Другим «черпаком» был радист Вовка Лупко, украинец, не знающий украинского языка, из забитого села в Луганской области прямо на границе Украины и России. Он не умел ни читать, ни писать, ни разговаривать по-украински по той простой причине, что у него в школе не было учителя по украинскому языку, хотя этот предмет числился в школьной программе. Западенцы его постоянно подкалывали: что ж ты за украинец, если не знаешь украинского языка. На это он мог бы просто возразить, что считает себя русским, но он упорно утверждал, что он украинец. Да он и русского-то толком не знал. По-моему, он учился по два дня в каждой четверти. Не знаю, может у него было тяжёлое детство и ему было не до учёбы… Сельский труд вообще не располагает к учёбе, особенно когда очень не хочется учиться.

И ещё два «черпака» - кодировщики. Сергей Петров из Пензы – краснорыжий и белолицый, и Вовка Пасечник из Ровно, черноволосый и кареглазый. Ничего примечательного в них не было. Вообще Петров был ближе по характеру к Перетулину и Сидорову, хотя по внешности – круглоголовый и плотный – очень отличался от высоких долихоцефалов. Может их характеры делало похожими их землячество? Также как и характеры Пасечника и Рубахи. Хотя… может это только мои фантазии?