Кто такой Чижиков?

Чижиков был человек положительный. На наш взгляд, конечно. Роста он был небольшого, лицо имел круглое, был не худ, не полон. На носах очки, на голове  - лысина. Не значительная, но и не маленькая. Если заглянуть за очки, то можно разглядеть глаза карие и довольно умные, не для всех, конечно. Перед тем как сделать шаг частенько в нерешительности раскачивался, говорил баритончиком не часто и не быстро. Крещен был с детства, но в православное учение погрузился только с перестройкой, да и примкнул к Церкви, в мистическом смысле слова, только в горячие девяностые. Образование имел наивысшее, но с воцарением хаоса в научно-технической жизни нашей страны, не удрал за границу, а перешел на церковную работу, где с каждым годом росла потребность в технически грамотных людях, переводчиках, модераторах сайтов, дизайнеров, верстальщиках и т.д. И все они, в том числе и т.д.  часто совмещали работу со сторожкой, алтарем и различными техническими службами. Но где бы Чижиков ни работал - везде не имел успеха. В научной деятельности его интересы входили в противоречие с целями начальства. В церкви  православная вера с послушанием местному начальству, а то и  причиной увольнения было... неизвестно что, плохое настроение начальства.
 Чижиков работал на приходах, в отделах, издательствах, воскресных школах и везде всегда все закрывалось, Чижикова увольняли, потом где-то что-то опять начиналось и так далее. Жизнь била ключом. Про личную жизнь  нечего и говорить - ее  не было. Хотя нельзя сказать, что Чижиков и женщина были явления несовместимые. Были, конечно, привязанности взаимные, но все это без продолжения. Все заканчивалось ничем и даже более того, не хотелось, чтобы заканчивалось чем-то. Правда, вру. Один раз в  каком-то отделе ему пришлось работать бок о бок с одной монахиней. Она была молода, умна, стройна и просто прекрасно. Для Чижикова было загадкой, почему монахини часто так прекрасны. Ему даже одно время казалось, что в монахини набирают как специально каких-то особых красавиц. Короче, через какое-то время Чижиков стал замечать, что работа бок о бок его никак не тяготила, и на работу он шагал как на праздник, и на работе задерживался с радостью. Голос монашки казался ему прекрасным, большие глаза, разумеется, тоже. Когда они сидели рядом, он чувствовал ее каждой клеточкой, и каждая эта клеточка заряжалась неизвестным, не открытым пока еще наукой зарядом. И при этом он не мог  подумать о ней ... плохо. Просто как о женщине имеющей определенное строение тела и определенные органы. Для него это  было воздушное прекрасное существо, перед которым можно было только преклоняться. Часто он слушал, как она проходит мимо, шелестя подрясником, и вспоминал Свидригайлова, который уверял Дарью Романовну, что шум ее платья настолько сводил его с ума, что тот думал, что с ним случится падучая. Подрясник шелестел и дальше, но падучая с Чижиком не приключилась. Он думал, что эти милые дни будут продолжаться и продолжаться, но неожиданно все кончилась, монахиня была отозвана в свой далекий монастырь. Чижиков долго мучился ежедневными воспоминаниями, но потом понял, что это скрытая форма чувственного блуда, и что монахиня, возможно, прибегала к разным хитростям, чтобы успешнее выполнять послушание, и вовсе не была настолько прекрасна. На этом Чижиков и остановился. Вернее пытался остановиться. Собственно, он и сам понимал тупиковость ситуации  ввиду страшных обетов, принятых монашкой. Это была стенка, у которой поставили Чижикова. Вот и все о Чижикове как мужчине. Но дела спасительный вывод о коварстве монахини. Чижиков иногда останавливался за работой и впадал в мечтательное состояние и нет-нет  перед глазами его всплывал милый образ, женственность которого должны были скрывать монашеские одежды, но не могли его скрыть. Но скоро в комнату вбегал кто-нибудь и вопил: "Чижиков, настоятель спрашивает, когда будет починен свет в трапезной". Или этот кто-нибудь напоминал, что начальник отдела ждет последний вариант верстки, и Чижиков терял светлый образ, и погружался в обычную суету.
Про работу Чижикова все вроде было сказано выше, он занимался всем, потому что мог все. Но не все доставляло ему  радость. Не нравилось ему проверять людей на полиграфе, то есть детекторе лжи. Он освоил этот прибор, но ему было трудно проверять свечниц на нем, на предмет всякого рода хищений: продажи своих свечей под видом церковных, кручения свечей и прочего и прочего и утаивания денег. Учета в храмах никогда не было, и настоятели обычно спокойно относились к хищениям  свечниц. Были настоятели, которые считали, что работницам свечного ящика вообще платить не надо - сами свое возьмут. Многие из них начинали работать честно, но со временем видели, как растранжириваются деньги по прихоти настоятеля, и решали, что если взять маленькую часть от большого, то это не будет ощутимо и начинали обеспечивать себя этим маленьким. Но был настоятель, который мечтал всех их приучить к честности и всех проверял на детекторе лжи. Ловить преступниц, которые совершали преступления, узаконенные самим их ремеслом, было неприятно. Действительно, почти все думали, что брали им причитающееся, которое им забывал дать настоятель по забывчивости. А Чижиков ловил их. Было это гораздо более неприятно и гораздо менее интересно, чем когда-то в церковном отделе работать на о.В. Трудно было записывать полиграммы бедняжек, зная, что они обречены. И Чижиков стал обманывать настоятеля, утверждая всеобщую честность, был раскрыт и изгнан. К своему большому удовольствию. Вот примерно, таким человеком был Чижиков