Поиск 2. Здравствуй, Пермь

               
                Человек говорит, судьба смеется.
                (Узбекская пословица)

     По радио Джамбула передали объявление. Облсовет отправляет молодых людей в Пермь для обучения рабочим профессиям. Нужны кадры для будущей казахстанской Магнитки. Рахмону, вчерашнему школьнику, подвернулась такая удача. Да и романтика: познать новых людей и город. Твёрдо решил: еду.

     Настал день получения путёвок-направлений, подъёмных и билетов на поездку.  Рахмон увидел всю ватагу соискателей профессии. Где-то два десятка. Все смотрели друг на друга с любопытством. Сначала знакомились взглядами. Стройный казах с веселыми глазами первым прервал молчание:

     - Я – Лазо. Моего друга зовут Секизбай, - и указал на рядом стоящего парня. - Мы из одного аула.

     Плотный, широкоплечий Сегизбай был похож на борца среднего веса.

     Перезнакомились. Теперь они не только земляки, но и сотоварищи. Незримое единство нарушил юноша с бледным лицом: «Меня зовут Виктор Феслер, я немец, из бывших ссыльных». Он, очевидно, решил поставить изначально все точки над i. По всей вероятности, этот момент его жизни не раз чем-то задевал. У всех в памяти не выветрилось эхо прошедшей войны. Слово «немец» в послевоенные годы вызывало отторжение. Всё-таки ещё были пятидесятые годы. Вдруг все стали называть свою нацию: казах, русский, украинец, татарин. Рахмон назвался узбеком. Хотя и был метисом, как тогда называли людей, рожденных от родителей разных национальностей. Отец узбек, а мать таджичка. Таджики считают себя арийцами. Только вслух об этом никто не говорил до поры до времени.

     До Перми сборная джамбульская колония добиралась шесть дней. На поезде с двумя пересадками в Оренбурге и в Свердловске. Выехали из теплого южного города, но уже в Оренбурге все почувствовали злое, холодное дыхание ветра. Многие побежали покупать шапки-ушанки. У себя дома зимой обходились пальтишками и кирзовыми сапогами. Из ярко-оранжевой октябрьской теплыни Джамбула нырнули в серо-снежную Пермь. Минус десять. Для южан это были уже нешуточные морозы. Потом среди казахстанцев, появилась поговорка-песенка: «Ах, Перма, моя Перма. Десять месяцев зима, остальное – лето».

     Увы, будущих рабочих в Перми не ждали. Кто-то и что-то не согласовал. Учить их по выбранной специальности никто не собирался. Сказали, будете формовщиками. У всех свои интересы. Если кто не был согласен, тот может отправляться обратно. Желающих ехать домой не солоно хлебавши не было. Тем более денег на обратную дорогу никто не обещал.

     Рахмон и еще двое, Феслер Витя и украинец Загоруйко Денис, не прошли медицинскую комиссию. Пришлось учиться на слесаря-ремонтника. Самое ужасное - учиться полтора года, а не десять месяцев, как все остальные. «Бедная мама, ей еще долго ждать помощи от сына», -  взгрустнул Рахмон. Когда он спросил, почему нельзя учиться на токаря, то ему ответили, что это женские специальности. Он очень удивился. Когда он проходил практику на ремзаводе, по хрущевскому постановлению о политехнизации средней школы, то там за всеми станками не было ни одной женщины. И на фотографиях военных лет стояли мальчики за токарными станками. Второй раз в жизни Рахмону не удавалось получить ту специальность, которую выбрал. Не смог стать историком. И токарем – не судьба.

     Потом, когда начались практические занятия, рядом с будущими слесарями, в соседнем цехе за токарными станками на самом деле учились девчонки. Но в каждой группе из двадцати пяти человек было по два-три парня. Наверное, в виде исключения. Или, как стали говорить впоследствии, по блату. Рахмон не имел понятия, что это такое. Он познавал жизнь. Она не прямая дорога. Извилистая и причудливая. Есть столбовые дороги, а есть и тропинки. Встречаются и дебри. Главное – не заблудиться.

Продолжение следует.