2

                (перед этим http://www.proza.ru/2018/11/13/763)


  Погуляли мы в эту ночь основательно. Майя давно спала, я мы с Викой всё ещё со смехом вспоминали её перлы в этот вечер, незаметно перешедший в ночь.
  Один она выдала, послушав, как отец рассказывал мне о ремонте машин, используя профессиональную терминологию, большую часть которой я тоже не понимал, но из вежливости кивал. Майя слушала рассказ моего названного отца и вдруг спросила:
  - А на каком языке вы говоите?
  Он удивлённо замолчал, а мы с Викой и Софьей не засмеялись, а заржали.
  Майя сообщила, что она пьёт молоко потому, чтобы коловы не зля сталались.
  Я только головой покрутил на это. Логика была, на мой взгляд, чисто женская и железная.
  Майя также успела поведать, что ланьше мама называла её полосёноцком, пока не узнала от неё кто у полосёнка мама.
  Под конец мы с ней совсем подружились, и девчушка поделилась своим горем, что папа её куда-то пловалился, и предупредила меня: «Ты ходи по улисе остолозно, не наступай на льюки, стоб не пловалиться».
  Придя от девчонки в восторг, я сказал Вике, что её дочурка – мечта любого папы.
  - Как видишь, не любого… - с горечью ответила Вика.
  - Не каждый достоин мечты, - возразил я.
  Ей мои слова понравились.
  - Как здорово ты сказал… А ведь действительно не каждый. Вот ты творишь чудеса. Значит, ты шёл к этому. Ты их достоин. И чудеса твои добрые. Разве не так?
  Я подумал, что не достоин этих чудес, но вслух этого не сказал, а просто кивнул, обманывая её. Людям не нужна правда. Она слишком горька и безнадёжна. Нужна вера в существование Другого, который выше, справедливее, лучше и чище, который придёт в нужную минуту на помощь. Которого можно просить об этом. И не важно, как он называется, бог или бэтмен. Так уж устроены люди. Они лгут себе, нет, обманывают себя, иначе не могли бы жить. Как та же Вика. Как остальные. У них этот обман называется надеждой.

  А Вика, словно услышав мои мысли, сказала:
  - Ты же читаешь судьбы? Вот моя ладонь, погадай… Обмани меня, если там что-то не так.
  Поражённый верностью своего вывода, я ответил:
  - Для этого мне не нужна ладонь. Только я скажу не всё, ладно?
  Она не возразила.
  - Я вижу долгую жизнь, внуков от Майи… С личным сложнее. Будут сердечные раны, но ты их… заживёшь. Будут болезни, но ты выдюжишь. Такое моё предсказание.
  - Ты сказал достаточно. Значит, с личным… не выйдет.
  Она посмотрела мне в глаза.
  - Зачем ты носишь тёмные очки?
  Я снял очки, повесив за дужку на отворот рубашки.
  - Я вижу и с закрытыми глазами.
  - Слышала.
  - Моего взгляда пугаются.
  - Тогда не открывай глаз. Погоди… Я тебя точно нигде не могла видеть? Твоё лицо мне кажется смутно знакомым.
  Я усмехнулся.
  - Так мне говорят почти все. А когда я говорю им, где они меня могли видеть, то восклицают: «Конечно! Как же я это не понял!»
  - И я так отреагирую?
  - Разумеется.
  - И где же я тебя могла видеть?
  - В церкви.
  - В церкви?
  - Да, в церкви.
  - Я там редко бываю. Не помню, чтоб мы встречались.
  - Я там на иконах.
  - Опа… а ведь правда! Боже мой…
  Она меня явно испугалась.
  Мне захотелось её успокоить.
  - Не бойся. Ты же сама говоришь, что я – добрый.
  Вика резко поднялась и сказала, глядя в сторону:
  - Это-то и плохо. Ты – добр ко всем, а значит, ни к кому одному не расположен. Спокойной ночи!
  Я не успел ответить, как она скрылась в комнате, где спала Майя.
  Вот и угоди на них… Каждому нужен свой бог, тот, который будет любить его больше, чем соседа или соседку. Тьфу!
  Я выключил телевизор, последним уйдя спать.

  Ночью мне снилась полная фантасмагория: я встретил Ию ранней зимой, когда лёд на Неве совсем тонок, в Тучковом переулке, который вёл к нашей набережной, она просила у меня прощения (чего не могло быть никогда), собираясь в случае, если не прощу (об этом она не говорила, но я это понимал), идти бросаться с моста. Седой и второй, в маске, скрывавшей его жуткое лицо, наблюдали за нами, но их видел только я. И будто бы я знал, что Седой ставит на моё равнодушие и смерть Ии, а тот, в маске, почему-то на милосердие. Я стоял, как истукан, выслушивая её, едва сдерживающую слёзы, и почему-то молчал. Она, отчаявшись, сунула мне в карман свёрнутую бумажку, повернулась и сделала шаг. Я заметил победную ухмылку Седого и, словно очнулся. Моя любовь уходила.
  - Ия! – позвал я, - Любимая…
  Она остановилась, будто споткнувшись, но не оборачивалась. Я шагнул к ней и обнял её сзади. Она плакала. Я принялся губами осушать её горько-солёные слёзы.
  И краем глаза увидел, как, зло махнув рукой, уходит Седой, бормоча: «Чёртов ангел…», а второй сбрасывает маску и под ней оказывается доброе лицо, которое улыбается нам.
  Мы с Ией долго стоим, обнявшись, а потом уходим.
  - Выкинь то, что я тебе положила в карман, - просит она.
  - Можно, я сначала прочту? – прошу я.
  - Я тебе сама прочту.
  Я отдаю ей свёрнутый листок, она мелко-мелко рвёт его.  А потом начинает читать стихи:
  «Знаешь, мне сегодня стало грустно
Оттого, что нет любви на свете…
Говорят, искусственно искусство,
Я не знаю… слышишь, дует ветер…
 
Он срывает лист с печальных клёнов...
Ночью, чтоб никто не видел кражу.
Говорят, что даже нет влюблённых,
Говорят – и поцелуев… даже…
 
Вот пришла зима, чтоб мёрзли птицы –
В нашем сквере им насыплю крошки.
Невозможно, говорят, влюбиться –
Полюбить… тем боле невозможно.
 
Значит, всё бессмысленно и скучно...
Скажут… что не знала… молодая…
Я засуну в рукавицы ручки
И испорчу хрупкий лёд следами…»

  Я проснулся. В квартире было тихо. Спать сегодня будут долго. Потом доедать вчерашнее и вспоминать вчерашнее.
  Я оделся, на цыпочках вышел в гостиную. Нашёл вазу, наполнил водой в ванной и наколдовал большой букет белых, нежно розовых, красных с чёрным, сиреневых и жёлтых роз. Поставил его в вазе на середину стола и тихо ушёл.
  На улице было темно и морозно. Мело по проспекту. Людей не видно. Страну можно брать голыми руками, никто и не заметит. Тем более, что завоеватели, в очередной раз, растворятся в завоёванных. Где-то встречалась мне верная и для нас фраза: «Вон тем переулком вошли в огромный Вавилон войска великого царя, чтобы властвовать в нём. Где они? Потерялись в городе, стали его жителями…»
  Новый год прежде был моим любимым праздником. Я любил гулять ночью, поздравляя всех. Мне весело отвечали тем же. Ухали хлопушки, визжа, устремлялись в небо ракеты, расцветая в нём разными красками. А сейчас пусто. Я «проголосовал» и остановил такси.

  Дома я добрался до постели и провалился в сон.

  Встав, я обнаружил на столе кипу денег. Пошёл проверять – не появлялся ли названный отец, чтобы вернуть? Или воспользовался их ключами Мик?
  Однако никаких следов чужого присутствия не обнаружил. Спрошу при случае. Но, скорее, это подарок могов за вчерашнюю забаву. Щедрый подарок. Или один из них, благодаря мне, выиграл.
  Я не стал ломать голову кто из них на что ставил в моём случае. Солнце мне ясно сказала: не угадаешь. «Тебе не стоит заморачиваться, ломая в каждом случае голову, чего от тебя хотят добиться. Какое тебе до этого дело? Живи, как считаешь нужным.
  Тем более, что игр существует бесчисленное количество, и ты можешь даже не понять в какой из них задействован и в качестве кого». 

  Первый раз телефон проснулся от звонка Александра.
  - Сынок, привет! Чего удрал? Чудеса кончились? Мама просит поблагодарить за розы. Я тоже таких ещё не видел. Спасибо. Но с деньгами ты, конечно… Ладно, молчу. Ничего не остаётся, как расширить бизнес. Пока нефть лезет вверх – это имеет смысл. Валентина уже звонила, но мы тебя не сдали. Я сказал, что хотел пожелать ей много денег, а чудо – совпадение. Ты там не перестарался? А то лучший мастер уйдёт от меня и откроет своё дело.
  - Уменьшить сумму? – полушутя спросил я.
  - Поздно. Они уже три раза их пересчитали.
  Он засмеялся, я тоже.
  - Всё забываю тебе сказать… хороший ты мужик, отец. И мама – супер.
  - Вика тоже отличная девчонка. Верная. Не вертихвостка. А уж Майя…
  - Да, Майя – главное чудо Нового года.
  - И?.. – спросил он.
  - Нет, - честно ответил я, - это – не моя карма. Я люблю другую. С этим ничего не поделаешь.
  Слышно было, как он вздохнул.
  - Жаль… Но это – твоя жизнь. Когда наш Толя пожелал жениться на твоей сестрице, мы с мамой были против. Она нам, как и тебе, не нравилась. Он не послушал. Ты совершаешь чудеса, но в отношении своей жизни столь же слеп и беззащитен. Всё равно, знай, что бы ни случилось, мы с мамой всегда будем тебе рады.
  - Знаю… Если понадобится моя помощь…
  - Дай бог, не понадобится. Но будем по-прежнему на связи.
  - Конечно.
  - Да, ты не беспокойся, мы с мамой завтра уедем в пансионат к заливу. С Викой и Майей. На недельку. Вдруг захочешь навестить. На всякий случай, запоминай адрес… Надумаешь – звони на мою трубу. Встречу на машине у электрички.
  - Понял.
  - Пока, сынок.
  - Пока, отец. Маму целуй за меня.
  - Поцелую.
  «Он не привозил деньги», - решил я, кладя трубку.
 
   Позже раздался второй звонок. В трубке молчали. Я немного послушал тишину и спросил:
  - Ия?
  В ответ сразу гудки.
  Я подумал: раз проверяет, то всё-таки не безразличен и, возможно, о чудо… придёт ночью.
  Впереди было десять дней праздников, это ж с ума сойти… Что делать, чем заполнить эту пустоту?
  Вернувшись в комнату, я включил приёмник. Там зазвучали первые аккорды «Yesterday». Великая, грустная песня о счастливом Вчера, когда была любовь, жило счастье, которого не ценил и потому потерял.
Лишь вчера
All my troubles seemed so far away,
Жизнь была беспечна и добра,
Now it looks as though they're here to stay.
Ныне мне забыть о том пора,
Oh, I believe in yesterday.
Но я всё же верю во вчера.


Suddenly
Как-то вдруг
I'm not half the man I used to be,
Стал взрослее я от горьких мук.
There's a shadow hanging over me.
Будто тень накрыла всё вокруг.
Oh, yesterday came suddenly.
Эх, вчера случилось это вдруг.


Why she
Эх, она
Had to go, I don't know, she wouldn't say.
ушла – быть может, был я с ней неправ?
I said
Как знать?
Something wrong, now I long for yesterday.
Как вернуть мне то, чем жил вчера?


Yesterday
Лишь вчера
Love was such an easy game to play.
Так легка была любви игра,
Now I need a place to hide away.
Мне молчать о том пришла пора,
Oh, I believe in yesterday.
Но я всё же верю во вчера.

  Это было и обо мне с Ией, и, наверняка, о многих по недомыслию расставшихся парах.

  Я промаялся, придумывая себе занятия, ещё несколько часов и, едва принялось темнеть, лёг спать. Я даже шторы задёрнул, чтобы приблизить ночь. Мало того, что так я наделся на встречу с Ией, так ещё в последнее время меня просто изводил мой Мистер Задавака, как прозвала его Лера. Тут нечему было удивляться. Я ожил, а по-прежнему был молод, у меня давно не было женщины. При этом я прекрасно питался и валял дурака, не зная куда деть силы. Каждую ночь я стал «плыть» из-за своего Мистера, и приходилось стирать простыню и пододеяльник. Оттого я удрал пораньше от родителей, боясь и там «наследить». Неудобно вышло бы.
  Говорят, что задумаешь в Новый год, то и сбудется. Ничего другого, пока били куранты, я не желал так сильно, как снова ощутить Ию в своих объятьях. Мне уже было не важно – в грёзах то произойдёт или наяву. Если сны заменяют нам жизнь, то лучше уж так, чем жить мертвецом. В мире обмана ведь иначе нельзя.
  Мне послышался металлический звук, будто вставили ключ в замок и поворачивают. Я затих, не дыша. Открылась входная дверь. Её осторожно, придерживая собачку, захлопнули. Там, у порога, замерли. Потом зашуршала одежда. Её явно снимали. Обувь. Свет не включили. На цыпочках к моей двери! «Ия…» - беззвучно позвал я и повернулся к стене лицом, освобождая место рядом. Я ощутил лишь шевеление воздуха от открытой в коридор и тут же притворённой двери. Я боялся шевельнуться и не оборачивался. Опять зашуршала снимаемая одежда и вот уже она нырнула под одеяло, прижавшись к моей спине. На ней ничего не было, как и на мне. Она принялась нежно целовать меня в шею и гладить по голове. Ноги у неё были холодные, руки, обнявшие меня, тоже, и я взял её ладони в свои, чтобы согреть, и с той же целью переплёл её ноги своими. Во мне уже разгорался огонь, и вскоре она изумлённо шепнула: «Ты, как печка!»
  Не в состоянии больше терпеть, я лёг на спину, а её рука, ласкавшая меня наткнулась на непреодолимое препятствие в виде восставшего Мистера Задаваки. Я ждал, как она поступит. Начнёт разряжать его разными способами, как поступала раньше или… Но прежде она не снимала трусиков, а сейчас всё-таки решилась на это. Она впилась губами в мои губы, потом оторвалась от них, сползая ниже, и осторожно стала вправлять моего Мистера в себя, где у неё было горячо и влажно! Боже… неужели…
  Туда вошла только часть моего естества, упёршись в препятствие. Я испугался травмировать её и предложил перевернуться. Она подчинилась. На ощупь Ия поправилась, даже показалось, что несколько раздалась в бёдрах, став ещё лакомее и соблазнительнее. Держать за такие бёдра женщину – это то, что называется у мужиков: «Берёшь в руки – маешь вещь!»
   «Бросила тренировки, - подумал я – И слава богу!»
  И тут до меня дошло.
  - Погоди, - почему-то тоже шёпотом сказал ей, - А предохраняться? У меня в тумбочке…
  Я не успел договорить. Её ладонь закрыла мне рот. Хочет ребёнка? Такую, как Майя? Ладно, пусть будет, как она хочет. Я поцеловал её ладонь и бережно принялся двигаться, то внутрь неё, то назад. Затем, подложив кулаки под её бёдра, принялся прижимать Мистера Задаваку изнутри Ии ближе к её животу и водить им там. Я нащупывал её точку Джи…  и нащупал, нажимая и нажимая на неё. По ощущениям ткань в этом месте слегка ребриста и утолщена. Эта эрогенная зона дарит женщине дополнительное наслаждение, иногда даже большее по силе и уж всяко по длительности, нежели стимуляция основной, всем известной зоны. Некогда любопытная Тильда вместе со мной погружалась в изучение данного вопроса. И весьма успешно. Думаю, Лера теперь ей за это должна быть благодарна.
  «Боже… как хорошо… ещё… люби меня… - шептала, закрыв глаза Ия, - люби… ещё… ещё… А! ООО! Я больше не могу… не могу… ты убьёшь меня! Ааа… Боже, что это?! Я сейчас описаюсь! Нет, нет!»
  Она билась подо мной, как в конвульсиях, стонала и кричала, ничего не соображая, в то время, как из неё вовсю вытекала жидкость. 
  Я остановился, чтоб она перевела дух, и снова принялся нажимать и нажимать на ту самую зону. Ия кончила ещё раз. Потом ещё…
  Я не считал сколько ей это удалось, но, думаю, около десяти точно. Перед последним она попросила, чтоб и я завершал. В неё. Ей сегодня больше не выдержать.
  По завершении она, будто в забытьи, шептала: «Виталинька… любимый мой… любимый…» Я лежал рядом, счастливый и опустошённый.
  Когда Ия оказалась в состоянии сесть, то, глянув на простыню, закрыла от стыда лицо.
  - Это – не то, что ты думаешь, - стал я её утешать, - это такой секрет выделяется у тебя железой, которую я ласкал.
  - Это не только секрет… - сказала она, - Не гляди! Встань, я застираю простыню.
  - Не надо. Я сам. Позже. Ты в следующий раз опорожнишь пузырь перед… только и всего.
  - Не смотри на меня, я стала толстухой.
  Но я дотянулся, чмокнув её в ягодицу. Она отшатнулась от неожиданности.
  - Ты и толстуха? - я засмеялся, - Вас теперь двое? Так это ж групповуха!
  - Не пошлИ, тебе не идёт! – сказала Ия через плечо, отправляясь в ванную.
  «Филологиня! – восхитился я, - Другой бы сказал: «Пошляк, не пошличай, что ты несёшь… а она одним словом».
  Накрывшись одеялом, я блаженно растянулся на постели. Слышал, как она включила воду и под её душ, будто под шум дождя, незаметно уснул.

  Очнувшись, я не обнаружил любимой, а только ночь и темень. Поднявшись потащил стирать простыню и пододеяльник, матрац поставив проветриться.
  «Придётся подкладывать под простыню клеёнку, - подумал я, - Интересно, где они продаются?»


                (далее http://www.proza.ru/2018/11/13/776)