3

              (пред http://www.proza.ru/2018/11/13/770)



  Теперь моя жизнь обрела смысл. День стал лишь подготовкой к ночи. Я высыпался, делал зарядку, принимал душ, сытно ел и отправлялся с плеером на прогулку, чаще всего слушая и подпевая БГ: «Я ранен светлой стрелой, меня не излечат. Я ранен в сердце, чего мне желать ещё?» Я покупал мясо и разные деликатесы, с одной стороны, чтобы не сплоховать ночью, а с другой, с тайной надеждой, что Ия согласится остаться и удивлю её завтраком в постель. Я купил кулинарную книгу и вновь взялся готовить! Множество ингредиентов, которые следовало пустить при этом в дело, меня особенно вдохновляли, ведь их нужно было искать, выбирать, а значит, незаметно уходило дневное время и приближалось ночное… Не всё поначалу на кухне у меня получалось как надо, но постепенно я осваивал новое для себя.
  Звонков с молчанием больше не было. Ия появлялась, когда становилось темно. Свет по неписанному правилу не зажигался, она отказывалась от ужина, спрашивая: «Не считаю ли я её врагом?», тем намекая на старую поговорку кому отдают ужин. Потом обнимала меня и мы отправлялись с ней в страну удовольствий. Счастливее этих ночей у меня в жизни ничего не было. Скажу больше, если б у меня в жизни были только эти ночи, а всё остальное – сплошной кошмар, я бы считал свою жизнь счастливой.
  Уходила она всегда тоже не предупредив и не прощаясь, что дарило надежду на следующую встречу.
  Я не считал дни, наполненный прошлой радостью и предвкушением новой. Думаю, прошла неделя или чуть больше. Нам оставалось ещё немало изведать и поэкспериментировать. Своё тело в интимном отношении я знал хорошо, но тело каждой женщины – отдельный инструмент, который следовало освоить, чтобы он звучал, как надо. И, если продолжить сравнение, Ия звучала неплохо. Во всех смыслах. Один раз она даже сорвала голос, хрипя и задыхаясь под конец.
  Никто меня не беспокоил звонками, страна пребывала в лёгком анабиозе, о моём выступлении в клубе забыли.
  И вдруг…

  Звонок разорвал тишину в квартире. «Кто это может быть? – гадал я, идя к входной двери, - У Ии ключи, Мик прежде позвонил бы, Александр с Софьей?»
  Но глазок заставил поверить, что приехали Тидьда с Лерой. В первое мгновение я застыл, решая: надо ли открывать? В тот раз они так напугались, что должна быть весомая причина, чтоб появились вновь и не отзвонившись прежде. Не Ия ли их о чём-то попросила? Последняя мысль заставила меня отворить, подняв руку в знак приветствия.
  Они вошли молча, не поздоровавшись и не улыбнувшись. В прихожей сразу стал ощутим запах вина. Выпили для храбрости? Явно случилось что-то нехорошее.
  Раздеваться они наотрез отказались, как и от чая, решив разговаривать в коридоре.
  Я смотрел на них, некогда близких, ожидая. Первой заговорила Тильда.
  - Как ты можешь жить, улыбаться, когда совершил такое?
  Я непонимающе поглядел на неё.
  - И не делай такой вид, будто ты – пресвятая Богородица! – зло сказала она.
  Тогда я перевёл взгляд на Леру. Может, та более адекватна и прояснит ситуацию?
  - Тильда права, - не помогла в том Лера, - Я считаю также.
  Я по-прежнему ничего не понимал.
  - Боюсь, если вы не скажите, в чём я виноват…
  Я не успел закончить фразу.
  - Хватит дурака валять! – выкрикнула Тильда, - Уж кто-кто, а ты знаешь всё наперёд! Думаешь, мы не узнали тебя в газетах? Предсказатель и целитель Вит!
  - И что я там сделал плохого? – осторожно осведомился я.
  Тильда повернулась в подруге:
  - Нет, ты посмотри, он ещё и издевается!
  Лера поддержала её:
  - Вот не думала, что он способен на подобное.
  Начал злиться уже я:
  - Вы можете пояснить, что по-вашему плохого я сделал людям в том клубе?
  - Причём тут клуб? – неожиданно устало произнесла Тильда.
  - Вот и я спрашиваю: причём?
  Тильда опять обратилась к Лере:
  - О чём с ним после этого говорить… Пойдём.
  Она повернулась и сделала шаг к двери, когда Лера сказала:
  - То, что Ия умерла – тебя совсем не волнует?
  Её слова обрушились на меня, как гром среди ясного неба. Боже…
  - Когда это случилось? Как?
  - Ты у нас ясновидящий, - съязвила Лера, - а спрашиваешь у меня?
  Мне стало трудно говорить.
  - Что… с ней… произошло… с-сегодня?
  Тут я заметил, что обе с удивлением уставились на меня.
  - Почему сегодня? – спросила Тильда.
  - Потому что… этой ночью она была у меня. Как и всю неделю… после Нового года.
  - Боже… - вырвалось у Леры, и она пошла к выходу, потянув за рукав Тильду. 
  - Погоди… - сопротивлялась та, - я не понимаю…
  - Я тебе на улице всё объясню, идём!
  Через мгновение я остался один. Тогда я выскочил на площадку и закричал вниз:
  - Когда это случилось?!
  Они остановились, и Лера ответила, подняв ко мне голову:
  - Девять дней назад. Ещё в том году. Сегодня её душа простилась с телом.
  - Это – неправда!
  - Правда… Последний свой звонок она сделала тебе. У неё это видно в телефоне.
  Сколько-то я стоял, ничего не соображая, а потом с криком кинулся вниз по лестнице. Они припустили от меня. Внизу стукнула дверь.
  Я подскочил к окну на площадке и увидел, как обе бегут по улице, поскальзываясь, а Лера при этом звонит кому-то.
  «Они явились по заданию, - подумал я, - Напугать. Но зачем? Месть? За что?.. Мать Ии их послала. Точно! Вот уж кто меня ненавидит. Не ожидал от них такого… Вот так и выясняется с кем имел дело. А я им проговорился про наши встречи. Как бы Ие не досталось от своих, а виноват буду я. Конечно, они не приветствуют её свидания с сумасшедшим бедняком, который свёл с ума и её. Но хитрый эти бабы придумали ход, чтобы я раскололся. Как они не боятся накликать?»
  «Ия придёт этой ночью, - сказал я себе, возвращаясь в квартиру, - чтоб они не врали. Только б ей дома не устроили концерт».

  Под вечер я возвращался из кино и по привычке заглянул в почтовый ящик. Ничего кроме платёжек в нём не могло быть. Когда их доставят, это будет означать, что праздники кончились. Внутри белела бумажка.
  Она оказалась сложенной вдвое запиской с коротким текстом.
  «Сегодня не буду. Ия».
  «Устроили ей концерт с родителями, - вздохнул я, - гадюки-подружки. Но ведь как-то вырвалась сюда. И почему я ушёл… фильм дурацкий. Видно, она явилась поговорить, и, не застав, написала. На обрывке бумаги, на коленке. Почерк не узнать».
  Я прижал записку к щеке и стал подниматься по лестнице.
  В квартире никаких следов её присутствия не обнаружилось. Почему она бросила записку в ящик, а не оставила в комнате? Торопилась? До последнего надеялась увидеться? Не иначе. Поэтому и писала на лестнице, поняв, что ей пора, а меня нет. 
  Дома у меня совсем опустились руки. Ничего не хотелось делать. Я решил поступить, как в случах, когда гадал на будущее. Ставя воспроизведение на режим «рэндом», я по смыслу первой выбранной песни судил о том, что означает происходящее и что ещё ждёт.
  Зазвучало:
  «Кто виноват, что ты устал,
Что не нашел, чего так ждал,
Всё потерял, что так искал,
Поднялся в небо и упал.
И чья вина, что день за днем
Уходит жизнь чужим путем,
И одиноким стал твой дом,
И пусто за твоим окном?
И меркнет свет, и молкнут звуки,
И новой муки ищут руки.
Если боль твоя стихает,
Значит будет новая беда.

Кто виноват, скажи-ка, брат – один женат, другой богат,
Один смешон, другой влюблен, один дурак, другой – твой враг?
И чья вина, что там и тут, друг друга ждут и тем живут,
Но долог день, и ночь пуста, забиты теплые места.
Кто виноват, и в чем секрет, что горя нет и счастья нет,
Без поражений нет побед, и равен счет удач и бед?
И чья вина, что ты один, и жизнь одна и так длинна, и так скучна,
А ты все ждешь, что ты когда-нибудь умрешь...
И меркнет свет, и глохнут звуки, и новой муки ищут руки,
И если боль твоя стихает, значит будет новая беда».

  «Ничего хорошего, если верить песне…», - подумал я и выключил воспроизведение.

  Всю ночь я проворочался, временами впадая в забытье, вскакивая, с надеждой глядя на окно, где царила, не желавшая никуда уходить ночь.
  Утром я не хотел вставать, но заставил себя. Этим вечером она вырвется из дома, и я ей устрою двойное наслаждение за пропущенную ночь.
  Весь день, что бы я не принуждал себя делать, я повторял, как заклинание: «она придёт».
  Но внутри чувствовал: нет.
  Вечером я ждал до последнего. Хотел выйти встретить на улице, но боялся, что пропущу звонок. Ни того, ни другого не случилось.
  Тогда я вызвал такси и поехал к ней. Отпустив машину, я поднялся вдоль стены, как в предыдущий раз, и заглянул в её комнату. Там никого не было. Свет не горел и в остальных окнах.
  Возвращаясь домой, я пришёл к выводу, что либо родные опять поместили её в лечебницу, либо… Второе «либо» я додумывать не стал.
  В первом случае следовало узнать, где эта лечебница. Раз Тильда с Лерой приехали меня обмануть, значит, не скажут. У её матери узнавать бесполезно. Отца она, конечно, тоже подговорила. Чем они накачали Ию, чтобы нейтрализовать и госпитализировать?
  Я зло выдернул клиёнку из-под простыни и швырнул в угол. Почему я утопил снотворное Игоря? Как бы оно сейчас пригодилось… Я бы принял все таблетки разом. Что делать?
  В отчаянии я ткнулся лицом в подушку и заплакал. Ну, почему я, ничего более не желающий, как сделать счастливой свою единственную, приношу ей одни огорчения и боль?
  Я плакал, пока не уснул.

  Днём я всё делал, диктуя себе каждый следующий необходимый поступок. Заставил пойти на улицу. За лестничный марш до почтового ящика я остановился. Нет, теперь там больше не могло быть посланий, но не это ли вдруг навалилось на меня такой тяжестью?
  Иди, Виталь, спускайся. В ящик можешь даже не заглядывать.
  Но, разумеется, я не удержался.
  Внутри белело.
  «Конечно, квитанция, - сказал себе я, - вынешь на обратном пути. Значит, скоро объявятся родители».
  Но я открыл дверцу и увидел, что это – не квитанция. Записка, сложенная, как предыдущая. Те же каракули, однако написано было: «Я тебя ненавижу».
  Она не в клинике… Может, ночевала у двух позавчерашних принцесс. Там ей и наговорили про меня. Все и всё против меня и нашего счастья!
  Я стоял с этой запиской в руке, не зная, что дальше делать.
  Потом мне пришла в голову мысль, что она специально приезжала, чтоб мне об этом сообщить. А значит… я ей небезразличен.
  Движимый безумным порывом, я побежал наверх по лестнице. В квартире нашёл ручку, написал на обороте записки: «А я тебя люблю, Ия» и отнёс её в ящик. В связке ииных ключей был и ключик от почты. Нет, глупо было надеяться на переписку таким образом, но мне больше ничего не оставалось.

  Гуляя, я придумывал себе маршруты и поводы подольше не возвращаться домой, давая время ответить на моё послание. Нет, я понимал, что надежда безумна, но ничего не мог с собой поделать. Да и что мне оставалось?
  Я долго не решался открыть кодовый замок парадной. Понятно, что там ничего нет. Ладно, Виталь, входи.
  Ясно, что то лежит мой ответ. Но я вынул бумажку, повертел в руках и нашёл приписку:
  «Сегодня в 9 позвоню».
  Я не помню, как взлетел на четвёртый этаж. Не снимая обуви набрал время на телефоне. До девяти оставалось больше трёх часов. «Чёрт возьми, как дождаться?» - с отчаянием подумал я, забыв, что только что боялся того, что пропустил звонок.
  Я что-то ел и пил, ходил из угла в угол, а время не двигалось. Проклятое время издевалось надо мной! Чуть ли не каждые пять минут я узнавал об этом по телефону.
  Записку я принёс домой, и решил написать свою в ответ. В том числе и для того, чтоб обмануть время.
  Я писал ей и плакал. Писал о том, как для меня закончилась жизнь, когда услышал от неё те слова в номере в Болгарии, как я выкарабкивался из этого состояния, как просил её отца убить меня, принеся ему нож, когда узнал о ней в клинике, как позже мечтал её встретить вновь, как с ней встречался во снах, любил её недавно так, как она не позволяла до этого. Писал, что если снова задел чем-то, то мне легче умереть, чем узнать об этом. Пусть даст знак, и я покончу с собой.
  Бумага намокла от слёз. Я сложил лист вчетверо и пошёл спускаться к ящику.

  В девять телефон не зазвонил.
  «Ничего, женщины не столь пунктуальны, - успокаивал я себя, - и… легко могут передумать. То, что говорит женщина, ещё ничего не значит. Может быть, важнее то, о чём она умалчивает. Или КАК она это говорит».

  Я подождал ещё час и спустился к почте. Моего листка не было. Как и ответа.

  Не позвонила она и назавтра. И не написала. Я подумал, что жизнь для меня закончилась.
  Не спрашивайте, что я делал и куда ходил, как в тумане, почему не умер. Я не смогу дать ответ, и не потому, что не хочу, а потому что не знаю. Знаю только, что в почте ничего не появлялось больше.
  Когда следующим вечером телефон зазвонил, я кинулся к нему,  но не сразу решился снять трубку. На том конце провода молчали.
  - Ия, - сказал я, - приди и убей меня, только не молчи.
  - Приду, - шёпотом ответила она, - Погаси сейчас везде свет и оставь открытой входную дверь.
  - Сделаю. Я буду у себя в комнате, задёрну шторы и не двинусь, пока не скажешь. 
  - Ложись там лицом в подушку и закрой глаза, - приказала она.
  После чего пошли короткие гудки.
  «Видимо, она сошла с ума, - думал я, открывая дверь и выключая свет, - А я разве нет? Нас с ней давно нет – в месте, где свет…» 
  В ожидании её, я включил рэндом-воспроизведение и услышал Нау:
  Я пытался уйти от любви
Я брал острую бритву и правил себя
Я укрылся в подвале я резал
Кожаные ремни стянувшие слабую грудь.

Я хочу быть с тобой
я хочу быть с тобой
Я так хочу быть с тобой
Я хочу быть с тобой
И я буду с тобой.
В комнате с белым потолком
С правом на надежду
В комнате с видом на огни
С верою в любовь.
Твое имя давно стало другим
Глаза навсегда потеряли свой цвет
Пьяный врач мне сказал тебя больше нет
Пожарный выдал мне справку что дом твой сгорел.

Hо я хочу быть с тобой
Я хочу быть с тобой
Я так хочу быть с тобой
Я хочу быть с тобой
И я буду с тобой.
В комнате с белым потолком
С правом на надежду
В комнате с видом на огни
С верою в любовь.
Я ломал стекло как шоколад в руке
Я резал эти пальцы за то что они
Hе могут прикоснуться к тебе я смотрел в эти лица
И не мог им простить
Того что у них нет тебя и они могут жить.

Hо я хочу быть с тобой
Я хочу быть с тобой
Я так хочу быть с тобой
Я хочу быть с тобой
и я буду с тобой.
В комнате с белым потолком
С правом на надежду
В комнате с видом на огни
С верою в любовь.
В комнате с белым потолком
С правом на надежду
В комнате с видом на огни
С верою в любовь.


             (дальше http://www.proza.ru/2018/11/13/787)