5

                (перед тем http://www.proza.ru/2018/11/13/787)


  Мы помолчали. Что тут можно было сказать?
  Потом она (я уже боялся называть её Ией) произнесла:
  - Ты любишь стихи… Тогда мне легче будет объяснить тебе словами Гумилёва., что произошло с тобой и…
  Она всхлипнула, совсем как тогда, но справилась с собой и негромко, без пафоса, продекламировала:
  «Только змеи сбрасывают кожу, чтоб душа старела и росла. Мы ж, увы, со змеями не схожи, мы меняем души, не тела».
  - Потрясающе… - не выдержал я, - Не знал этого у него.
  - Оно длинное и не столь сильно, как эти строки и концовка:
       «Крикну я... но разве кто поможет,
    Чтоб моя душа не умерла?
    Только змеи сбрасывают кожу,
    Мы меняем души, не тела».
 
  - Ия любила Элюара, оставив мне в виде его слегка переделанного стихотворения, то ли пророчество, то ли признание… - решился сказать я, - Но оно очень печально.
  - Не надо сейчас, - попросила она, - Я не выдержу. Слишком много для одного дня. Прости меня. Я судила тебя, не зная. Я была не права.
  Извинялась явно нынешняя Ия, прежняя бы так не сказала.
  - И ты меня прости. Хотя простить такое, вероятно, нельзя.
  - Не знаю. Я теперь ни в чём не уверена.
  - Ты придёшь? Или позвонишь?
  - Позвоню. Можем договориться о времени, чтобы ты был у телефона. Или ты решился купить мобильник? Могу подарить. У меня их два. Всегда будем на связи. Взгрустнулось – позвонил. Другой ответил и поддержал.
  - Пока я – дикий и не готов к этой технике.
  - Я научу тебя.
  - Тогда тебе придётся придти.
  - Хитрец! Вот для чего ты отказывался!
  - Нет, любимая. Да… любимая.
  Мы оба заплакали, не сговариваясь.
  Потом она сказала:
  - Нам нужно будет заново знакомиться – двум изменившимся. Для этого лучше чаще разговаривать по телефону, пока не будем готовы к встрече.
  - Как скажешь… Мне хотя бы слышать твой голос. Это – уже счастье.
  Тут она не выдержала, всхлипнула и дала отбой, не договорившись о времени звонка назавтра.
  Я, пытаясь переварить услышанное, не сразу обнаружил, что продолжаю держать в руке телефонную трубку, откуда раздаются гудки. «Она безумна… и не безумна, - думал я, отчаявшись разобраться в происходящем, - Но есть ведь и третий вариант. Что  безумен я…»
  Я положил трубку на рычаг и прошёлся в волнении по коридору. Нет, сумасшедшие не допускают возможности, что могут быть того. Ничего себе загадка. 
  Было уже поздно. Мы проговорили, не заметив, несколько часов. Позвоню родителям завтра. 
  Зазвонил телефон. Я вздрогнул и пошёл к нему. Ия.
  - Слушай, я совсем забыла спросить. Во-первых, как твоя спина? Надо хотя бы перекисью водорода обработать. Чёрт знает, что у меня было под ногтями. Нагноиться может.
  - Ночью кровило. Пришлось наволочку застирать. Вроде, терпимо. Ты бы ногти подстригла.
  - Подумаю над этим. Второе: я у тебя вчера нож выронила. Найдёшь под кроватью – не удивляйся.
  - Подозреваю, что с тобой скоро вообще перестану удивляться. Нож верну, как найду.
  - Оставь себе. На память. Третье: не договорились: во сколько позвоню завтра.
  - А ты не можешь придти?
  - Когда?
  - Прямо сейчас. Скажи, куда подойти – я тебя встречу.
  - Не надо. Я приеду. Через полчаса. Но свет гаси и всё, как вчера. Договорились?
  - Слушаюсь!

  Я не смог дождаться её в постели и голышом ждал в коридоре. Моя долгожданная радость вошла, захлопнув замок и сразу попала в мои объятья, на мгновение испугавшись. Потом мы принялись целоваться, как сумасшедшие. Что же тут удивительного, когда мы оба – того?
  В перерывах между тем. как нас снова кидало друг к другу, она говорила: «Я – с мороза, ты простудишься, дурачок… совсем голый… с ума сошёл…» А я затыкал ей рот очередным поцелуем.
  Я помогал ей снять всё, прикасаясь, гладя, прижимаясь к ней. Я попросту не в силах был от неё оторваться. Старался не называть по имени, чтобы всё не испортить, а в остальном мне препятствий не строили. Она потребовала, чтобы я лёг спиной кверху и обработала раны, бормоча: «Да… это я погорячилась».
  От ужина традиционно отказалась, про чай попозже пообещала подумать. Извинилась, что не успела отгрызть когти – спешила. 
  Спросила удивлённо, почувствовав клеёнку под простынёй:
  - Это-то зачем?
  - Сейчас поймёшь, - отвечал я, прижимая её, нагую, к себе. Она ничего не помнила. «Совсем плохая, - с жалостью подумал я, - Как бы не пришлось снова ей рассказывать нашу историю с самого начала…»

  На этот раз она набросила мне на спину подушку, в которую и впилась. Я поставил себе задачу привести её к тройному удовольствию, если она окажется способна его испытать. К удовольствию вагинальному, клиторальному и струйному. Я не спешил с прелюдией, даже томя её, хотя чувствовал: готова. Наконец, она простонала, не в состоянии больше ждать, и прижала меня к себе, ища внизу меня рукой. Вот тут я последовал совету, казалось бы, имеющему отношение к музыке, но на деле – универсальному. Совету играть быстрый рэгтайм… медленно.
  Я доводил её до края, держа там, и возвращал назад. Она давно не понимала, что происходит. Горячая, как раскаленная печь, Ия с закрытыми глазами что-то мычала, живя только ощущениями: вот… вот оно… опять нет… но вот же… вот… нет?
  И вот она принялась аж подпрыгивать подо мной, хрипя. А я остановился. Она била меня кулаками, требуя продолжать, угрожая убить, если не продолжу. И тогда я опять пошёл работать. Так было несколько раз, пока Ия ни заорала, как наверно никогда в жизни. Она совершенно ничего не соображала, кусалась, царапалась, вопила и плакала.
  Я позволил и себе завершить в тот момент, хотя был недоволен результатом. Задуманное не удалось. Оргазм был силы прежде ей не испытанной, тут я готов был биться об заклад, но это был лишь один его вид. Может быть, история о тройном – легенда? Тильде так и не удалось его испытать. С Лерой, после её обморока, я экспериментировать боялся. Джульетта была миниатюрна и заканчивала очень быстро, а что я только не предпринимал с ней, чтобы затянуть удовольствие. Про Изольду так и не удалось понять, что её заводит по-настоящему. Анализировать она была не в состоянии. Моя практика была слишком мала.
  Я выбрался из Ии и лёг на бок, любуясь ей. Спина немного саднила.
  Она долго лежала, будто без чувств, не шевелясь и не проявляя никаких признаков жизни. Так долго, что я испугался и приложил ухо к её сердцу. Оно билось еле-еле.
  - Ты как? – спросил я.
  Она попробовала поднять руки, чтобы обнять, но не смогла.

  Когда Ия оказалась в состоянии говорить, то спросила:
  - Ты хочешь убить меня?
  - Что ты, любимая… Я хочу, чтобы ты была довольна.
  - Довольна? Я настолько довольна, что довольно!
  - Подожди, если получится, я тебе покажу кое-что не столь убийственное, но даже более приятное. Ничему не удивляйся – для этого на всякий случай и лежит клеёнка.
  - Тебя привлекает моя попка?
  - Нет.
  - Как это нет?! – возмутилась она.
  - Ты меня неправильно поняла. Она – сверхсоблазнительна, но я имел в виду другой способ.
  Закинув крючок и заинтриговав, я замолчал. Пусть сама захочет это испытать.
  Долго вытерпеть она оказалась не в состоянии.
  - Почему ты молчишь?
  - Боюсь за тебя, любимая.
  - Не называй меня так. Ты ничего не знаешь.
  - А мне что-то нужно знать? Ты уверена? – осторожно спросил я, - Подумай, прежде чем говорить. Станем ли мы счастливее после этого?
  - Ты ничего не хочешь знать? – поразилась она.
  - Я не всё хочу знать, - уточнил я, - А скажешь про себя плохое – не поверю.
  Со вздохом она повернулась на бок и ткнулась мне лицом в плечо. Я обнял её и прижал к себе. Накрыл одеялом – в комнате было не жарко. Кажется, мы уснули. Насколько – не знаю, но полуочнулся я от ощущения, что меня целуют. Целовали всерьёз, взасос – в разные части тела – с ног до головы. Это могла делать лишь новая Ия, никак не прежняя. Я подумал: «Какой чудесный сон…» Главное, было не проснуться, чтоб он не кончился. Но когда во сне она взялась целовать Мистера Задаваку, то я не вытерпел и открыл глаза. Всё происходило наяву!
  - Ты пришла в себя…
  - Кто-то обещал не столь убийственное, но даже более приятное?
  Я улыбнулся в темноте. Мой план сработал. Пусть она считает себя новой Ией (а может, и не Ией), но тело-то у неё прежнее. А это значит, зона Джи расположена там же и так же реагирует. Только сегодня я побью предыдущий рекорд – вместо десяти доведу число её удовольствий до пятнадцати. Придётся считать. Держись, Виталь, нужно это вытерпеть.
  Я мягко притянул её к себе и языком забрался к ней в ушную раковину…

  У меня получилось задуманное. Однако, на пятнадцатом разе я решил совместить со своим окончанием, подарив ей дополнительный, иной всплеск эмоций и, видимо, перестарался. Нет, с ней всё вышло отлично, а у меня в последний, самый острый момент остановилось сердце.
  Я ещё исторгал в неё своё семя, она сходила с ума от наслаждения, а в глазах у меня потемнело и меня не стало.
  Как я потом узнал, поняла она это не сразу, подумав, что просто лежу без сил. Затем отчего-то забеспокоилась, выползла из-под меня и жутко испугалась, прислушавшись: я не дышал. К счастью, в своём клубе она прошла курсы реанимации. Но стащить тяжёлое тело, не подающее признаков жизни, на пол и отволочь ближе к двери, где пространство позволило в моей каморке пристроиться сбоку для непрямого массажа – оказалось нелегко.
 
  В какой-то момент я увидел себя с небольшой высоты, словно глядел с потолка, где горел свет, как совершенно голая Ия нажимает и нажимает мне на грудину, затем наклоняется к моему рту, выдыхая и вдыхая за меня, и снова давит двумя руками в область сердца.
  При этом она плачет и причитает, уговаривая:
  - Ну, миленький… ну, родной… любимый… ну, не уходи от меня! Я этого не переживу! Вторую смерть я точно не переживу…
  Я подумал: «Первая смерть была её? Поэтому она стала иной? Вот она – настоящая… какой бы не чувствовала себя – новой или прежней. Нельзя её огорчать. Надо вернуться».
  И открыл глаза.
  Надо мной склонялось искажённое, мокрое и красное лицо со спутанными волосами, которое я сначала даже не узнал.
  - И…я..? – выдохнул не без труда я.
  Она остановилась, взглянула мне в глаза и отвела свои.
  - Ты услышал меня… ты вернулся, милый… Розовеешь на глазах. Слава богу… Как ты меня напугал… Лежи, не двигайся! Подожди немного. Я помогу подняться. Любимый… ты опять со мной, со своей злюкой-крюкой шестнадцатой.
  - Единственной… - прошептал я.
  Она отвернулась.

  Позже, когда я лежал на кровати, а она рядом, мы поговорили. Горел свет и мне отвыкшему её видеть не в темноте, не видевшему её давненько, было странно смотреть, узнавая и не узнавая любимые черты. Глаза у неё изменились. В них застыло столько тоски и боли, что я не мог в них смотреть. Она тоже не видела меня давно и вслух отмечала произошедшие изменения.
  - Ты совсем седой… и борода, которой не было, и седые волосы. Тебя не узнать. Ты выглядишь сейчас намного старше своих лет. Боже, через что надо было пройти, чтобы… так преобразиться. Бедный… И твои глаза…

  Нет худа без добра. Эту пословицу я вспомнил, когда она сказала, что не уйдёт, пока не будет спокойна за моё состояние. Желая её переключить, я пошутил, что состояние своё готов полностью отдать в её руки. И продолжил:
  - Открой верхний ящик тумбочки. Моё состояние там.
  Она непонимающе взглянула, встретив мою улыбку, но встала и открыла ящик.
  - Ээ… да тут полно денег! Ты ограбил банк?
  - Наколдовал.
  - Богатый Буратинка? Я с тобой дружу!
  - Возьми себе оттуда сколько хочешь.
  - Погоди, это что тумбочка из того анекдота?
  - Нет, она реальная. Как и деньги. Хочешь устроим пир горой, а хочешь в ресторан пойдём?
  - Лучше здесь. Схожу-ка я на разведку в твой холодильник. У тебя нет какого-нибудь халата набросить? Тут холодновато.
  В итоге она оделась в мои домашние штаны, закатав их низ, и свитер. Мне очень понравилось. Выглядело забавно.
  - Смеёшься надо мной? – ткнула она меня кулачком в плечо.
  - Нравишься, - расплылся я весь в улыбке, - Чертовски нравишься. И в какой же капусте тебя, такую красивую нашли?
  - В брюссельской, а тебя – в цветной! – ответила она и, состроив мне нос, упорхнула на кухню.

  Я вышел на подмогу и тут же встретил отпор:
  - Ты мне тут не нужен! Я позову.
  - Я пришёл любоваться. Сильно соскучился.
  - Уже? – состроила она уморительную мордочку, приплющив пальцем нос, - По этому?
  Не отдавая себе отчёта, что делаю, опустился на колени и обнял её ноги. Она стояла, не шевелясь. Потом погладила меня по волосам. Тогда я поднялся, подхватил её на руки и понёс в постель.
  Она отбивалась, кричала:
  - Нет, нет! Тебе нельзя!
  Но я донёс, положил на кровать, придавив собой. Мне хотелось сказать, как я её люблю, но она приставила палец мне ко рту, и мы принялись целоваться…
  На этот раз я не пижонил, помогал пальцами и языком, и не мучил Ию, но удовольствие ей доставил.

  - Пойдём в душ? – предложила она, и я с радостью согласился. Прежде, с «той» Ией это было невозможно.
  Мы дурачились под душем, намывая друг дружку, а затем я снова не выдержал. Она сопротивлялась, но сдалась, когда я сказал, что буду медленно и печально.
  Простонав последний раз, она повернулась ко мне и вздохнула:
  - Придётся уйти…
  - Почему? – испугался я, - Я тебя обидел?
  - Нет, пока я здесь, ты не успокоишься, не доконав себя. Не будь твоей клинической смерти недавно, у меня на глазах, я только приветствовала бы это, но сейчас, полагаю, тебе надо отдохнуть. Не возражай! У меня прямой номер – звони с городского, когда захочешь, где бы я ни была. И сама позвоню. Будем болтать часами. Если пригласишь меня на свидание – а меня так давно не приглашали – явлюсь вприпрыжку. Я заглянула в холодильник – кое-что есть, но можем съездить вместе в магазин и выбрать. Я теперь на машине.
  - Ты серьёзно? Разбогатела?
  - Увидишь.
  «Фантазирует, - подумал я, - Да и кто даст права психбольной, заявляющей, что она – это не она».
  Но я ошибался.


                (дальше http://www.proza.ru/2018/11/13/798)