Толстый лев, забытая Гелла...

(в духе остмодерна)
- А мне что-то так хочется закрутить какой-нибудь жесточайший роман, с рыданиями и тюрьмой, с целованием покойника или креста!.. Иногда смотрю на себя в зеркало и просто ничего от слез не вижу…
- С покойником – это ты очень инфернально завернула… Ну, вот ты возьми хоть нашего, понимаешь ли, Льва Толстого.
- Толстый лев?..
- Ну да. Как он тоже над этим бился, насчет покойниц!.. Увидит, бывало, у дороги торгующую снедью крестьянку, заманит за куст – дескать, давай-ка, милая, пирожки твои хорошенько распробуем, а там прямо в пыль повалит и медленно этак посохом-то на горло надавливает и приду-у-ушивает, и из-под бровей в глаза-то все всма-а-атривается и расспра-а-ашивает... Нечеловеческого любопытства был человек, чего там…
- Однако, блин!.. Но вот про Льва – не верю.
– Это почему же?
– А как же тогда этот добрый, умудренный прищур из-под мохнатеньких бровей?
– А что такое?
– Нельзя же с таким человечным выражением глаз – и душить человека, тем паче крестьянку…
– Очень даже можно. И как все-таки странно в результате звучит это место в романе, со смертью Анны… Ну что это, в самом деле?!..
- А что такое?..
- Ну как же… И ровно в ту минуту, когда середина между колесами поравнялась с нею, она откинула красный мешочек и, вжав в плечи голову, упала под вагон на руки и легким движением, как бы готовясь тотчас же встать, опустилась на колена. И в то же мгновение она ужаснулась тому, что делала. Где я? Что я делаю? Зачем? Она хотела подняться, откинуться; но что-то огромное, неумолимое толкнуло ее в голову и потащило за спину. Господи, прости мне все! - проговорила она, чувствуя невозможность борьбы. Мужичок, приговаривая что-то, работал над железом. Ну и так далее, до померкшей свечи...
– И откуда же там вдруг еще и мужичок какой-то… И что это, простите, за позиции: упала на руки… легким движением… опустилась на колена…
- Схожие, в своей сущности, вещи вполне сносно описаны и в отношении несчастнейшего Берлиоза и вагоновожатой. Да, кстати. Ты помнишь, как кончается этот более чем странный роман?.. Собственно, та именно его сцена, из последних, где все они куда-то скачут по облакам и прочее… Скачут – все, кроме рыжей Геллы, доложу я тебе!.. И где ж она? Куда это она вдруг подевалась? А я отвечу: автор не дописал три фразы. Будем говорить, постеснялся. Заканчиваться сцена должна была примерно вот как…
- Да ты-то откуда знаешь?..
– Спокуха!.. Итак… В хлопанье орлиных перьев оторочки плаща, с тучей спутанных смоляных волос за спиной, смуглая даже и в свете луны, с запрокинутым надменным лицом летела на яростной кобылице не ведьма уже, но сама принцесса вечной ночи. Взгляды ее пронизывали туман земли и времен, и тень ужасающей улыбки кривила углы ледяного рта: принцесса припоминала, как накануне ей, еще рыжей бестии, были настойчиво предложены любые деньги за мгновение наслажденья с нею, хотя претендент, между тем, с отрочества страдал неисправимым пороком рукоблудия. И она с капризным смехом отдалась в его объятия за платиновую диадему, а претендент же в следующий миг превратился в мертвую свинью.
- Да, ничего так себе у тебя зашло…
- А то!..