Инсульт

Для мастера участка Николая Серчени это рабочее субботнее утро выдалось тяжелым. Не переставала болеть голова в затылочной части. По дороге на работу Серченя то и дело приостанавливался и стучал себя кулаком по затылку.
В одном из дворов, среди серых многоэтажек, Николай присел на скамейку у детской площадки, открыл слабоалкогольный джин-тоник и дешёвые сигареты.

В голове тяжело мешались обрывочные образы вчерашнего вечера, “дня шофёра”, как обозначали его рабочие участка. В столярке было шумно и душно. Выпивка дошла до стадии, когда каждый переходил на крик, не замечая остальных.

- Я ей говорю, ты всегда, всегда только думаешь, а что падумаюць людзи! И дачка уся у матку!
- Сын ни разу, ни разу не заехал отца проведать!
- Правильно говорят, женитьба это лотерея. Или повезет, или нет. Мне не повезло! Два раза.
- Он подходит и в двадцать лет говорит мне: “Папа, ты так ничего и не понял!..”

Как лошадь, которая тянет плуг потому то надо тянуть, невзирая на то, что тебе тяжело или больно, так и Серченя, переодевшись, то собирал с рабочими листья, то перекладывал бордюры или закапывал траншею. Несмотря на холодный ветер рукам было тепло, лицо порой горело, а под рабочей курткой становилось даже жарко. Под конец рабочего дня трое рабочих, что-то достав из рукава и из-за пазухи, закрылись в кабине трактора. Серченя отказался, так как чувствовал себя неважно, не переставало болеть сердце и голова.

Николай старался идти медленно. Иногда он сворачивал на газон и держался за дерево, снова боясь потерять равновесие. Остановившись, Серченя вцепился в толстую нижнюю ветку, всё крепче и крепче сжимая пальцы. Так он и стоял. Николаю снова было двадцать два года, когда он всеми силами ухватился за обледенелые поручни уходящей вниз палубы, на которую раз за разом обрушивался океанский вал. Он не чувствовал конечностей и висел на руках, которые все слабее сжимали трубу…
Гул транспорта сливался с гулом машинного отделения, а дым из трубы уносился по пасмурному осеннему небу, петляющему среди бетонных квадратных башен жилых кварталов.

- С вами всё в порядке? - Николай увидел склонившееся над ним юное, почти мальчишеское лицо со спутанными длинными волосами и такой же бородкой.
- Иисусе, - Серченя силился высказать весь прилив благодарности высшему существу, единственному ему известному с детства, и к человеку, который один лишь из многих подошел к нему, лежащему на холодной земле, чтобы помочь. Но из наполовину искривленного к низу рта Серчени просипело:
- Сcу...а...сcу...

Николай слышал, что его везли, перекладывали, он куда-то падал и проваливался, пока его тело не оказалось в светлой белой комнате. Над собой он слышал строгие голоса, но не понимал их. Незаметно комната начала заполняться удивительным благоуханием. Откуда этот аромат? Ах, оказывается стены сложены из больших бутонов свежих роз. От этого его тело становится легче и легче, легким настолько, что воздух кажется тяжелее его, и медленно начинает возноситься вверх. Он поднимается выше отражающих заходящее солнце витражей, мимо благословляющих его полёт статуй. И вот он парит перед мраморным ангелом, утонченное лицо которого удивительно напоминает лицо того склонившегося над ним юноши. Николай стряхивает с себя путы и веревки, которые до этого сдерживали его...

Очнулся Николай уже в палате. Из под мрачных осенних облаков была видна часть пылающего диска.
- Ты так ничего и не понял! - хотел стучать себя кулаком по лбу Серченя.
Но беспомощно лежала рядом рука, и в гортань западал язык.
- Ссу...а...ссу… - слышали соседи по палате.