Сверчок. На царских харчах. Гл. 12 Дядя Вася

                Сверчок.
                Часть 1
                На царских харчах               
                12
                Дядя Вася, не красивый и не пригожий…

Мой отец имел брата – Василия Львовича Пушкина. Не имел ввиду, а имел физиологически, по родству.  Значит, мне Василий Львович приходился дядей Васей.
 Дядя Вася, красивый и пригожий…, увы, не был.
Небольшого росточка, на жидких ногах, рыхлое туловище с выпячивающимся брюшком, кривой нос, сгнившие зубы. Губы распускал в разговоре так, что слюной забрызгивал все в метре от него движущееся и стоящее. В душе он был поэт, и лентяй. Когда он писал стихи, все в нем немело, и текла радостная слюна. Он не заботился об управлении своими имениями, беззаботно проживал доходы, двигаясь к разорению.
 Жил он с вольноотпущенной девкой Анютой, с которой и настругал кучу детишек.
Дядя Вася любил блистать в салонах, быть душою общества, придумывать каламбуры, остроты, шутки. Жизнь дяди Васи проходила в непрерывных посещениях балов, раутов, обедов, литературных собраний. Он ухитрялся участвовать в любительских спектаклях и постановке шарад. Мой дядя самых честных правил…, для себя самого, для своего удовольствия. Но, сколько бы он не писал мерихлюндических элегий, посланий, сказок, басен – все пустое! «Все пустое – лягем в койку», - такова народная мудрость. И дяде Васе, я так думаю, в койке преуспевал больше, чем в поэзии. Там – страсть, здесь – замусоленные, холодные рифмы. Там – живой член, здесь – востроносенькая сосулька из размеренных и водянистых строф.
 Правда, однажды дядя Вася сподобился, и сочинил юмористическую поэму «Опасный сосед», про блудодея и мота Буянова, устроившего жуткую свалку в публичном доме. Вылитый дядя! Весь в цыганах, мамзелях, плясунах, в небритых усах, в пуху, в картузе с поломанным козырьком и в запахе кабака.
Дядя Вася любил показывать мне гравюры английского художника Уильяма Хогарта. Когда дядю занесло в Лондон, он не устоял и накупил не только гравюр Хогарта, но и разных сувениров, тарелок и табакерок, на которых были изображены картинки с тематикой «История шлюхи». В Лондоне все тащились от этой темы, писали стихотворения, поэмы, в театре пантомимы ставили представления. Большой популярностью пользовались и другие серии Хогарта «История распутника», «Модный брак». Вся английская нация заражена была этими нравственными гравюрами. Подхватил заразу, и дядя, и плодом сего стал выкидыш поэмы «Опасный сосед». Это был дядин Хогартовский оригинал, с которого уже невозможно было снять копию. Поэма дяди была чистой гравюрой без цветовых эпитетов, разве что только кот у него был серый. Я слышал, как дядя читал эту поэму и выучил ее наизусть.
Я был от этой поэмы в восторге.
Да, дядя Вася очень любил навязывать свое чтение стихов другим. Он пользовался для этого каждым удобным случаем. То прочтет стихи восторженно, то несколькими тонами понизит свое чтение, то ухватится за первый попавшийся предлог и прочтет стихи свои как бы случайно.
Но, стихи дядины – это полный бред! Морковный сок на молоке! Глупость, возведенная в строчки и строфы!
Звучит, высится и что-то значит в дядиной поэзии лишь блудодей Буянов.
Весьма опасное соседство в собрании сочинений для других стихов Василия Львовича Пушкина.
В конце жизни, я его запомнил еле передвигающимся от подагры и страдающим тяжелой отдышкой. Раз утром он поднялся с постели, добрался до шкафов своей огромной библиотеки, еще собранной в Париже. Там в три ряда стояли книги. Он отыскал Беранже и с этой ношей перешел на диван. С Беранже в руках он и умер.  Что ему в Беранже нравилось?  Что у Лизеты грудь пышна, но в руке все-таки умещается. Или стихи о том, как старушка под хмельком признавалась, качая дряхлой головой, об умении жить во всю, и все сетовала на утерю юности знойной, ручки белой и ножки стройной? А что делать, если бабуся поиздержалась, ведь она своей красоте в семнадцать лет знала цену и не спала ночей! Чтобы дядя не вспоминал мыслями он обращался к «Опасному соседу» - единственной стоящей вещью и утехой перед смертью.