СА. Глава 31

Новичков, пришедших в кодировочную звали Вадик Барылко и Толик Конкур. Оба из окрестностей Киева. Первый – круглоголовый, курносый, широкоплечий, маленького роста, здоровый – кровь с молоком, был похож на квадрат, покрытый мускулатурой. Фамилия Барылко ему очень подходила – эдакий сплошной плотный животик на ножках. Пудовую гирю поднимал как игрушку.

 Помню Жорик Рыков смотрел, смотрел как Вадик играется с гирей и решил себе попробовать. Поднял её на уровень колен, подержал немного и со словами: «Да ну её на хххххххх!!!» бросил и пошёл курить. Больше он к гире не прикасался. А Вадик упражнялся каждый день. Весёлый был пацанчик. Развлекал нас росказнями о своих сексуальных похождениях и оргиях. Правда по его описаниям, девушки, с которыми он и его друзья вытворяли всякие разные дикие непотребства, были намного страшнее атомной войны. В чём и не приходилось сомневаться. Сам-то он был далеко не Ален Делон.

Второй был полной противоположностью Вадику. Хилый, щуплый, бледный, синие круги под глазами, с кожей похожей на полупрозрачную серую бумагу. Будто пришёл на службу не из украинского села, а из концлагеря. Я всегда боялся, чтоб его ветер не унёс в район Рижского залива. Под стать ему был и паренёк из Карелии. Уж не помню ни имени его, ни фамилии. Но запомнился он своим болезненным видом – ну не солдат, а хронический пациент туберкулёзной клиники. И зачем людей-то мучили? Ему бы дома сидеть, витаминами питаться да по санаториям ездить, а он тут тощую баланду хлебал и гробил своё и без того слабое здоровье.

На пеленгатор на место Трофимова пришёл Саша Пыхно, родом из Фрунзе – столицы Киргизии. Типичнейший хохол – «моя хата  з краю». Внешность самая обычная, характерная для многих славян, но по менталитету – классический хохол, образчик для сатирическо-психологической хрестоматии. Во всеобщих попойках никогда не участвовал – «экономить буду». Ни с кем никогда ничем не делился – «сам себе на уме», «понадкусываю, шоб другим не досталось».

 Вот и понимаешь, что хохол это не обидное название украинцев, это определённый тип людей с характерным жлобским менталитетом. Также как кацап – тип безалаберного ленивого пьянчуги, янки – наглые рожи, которые навязывают всем свой образ жизни, пруссак – тип пендантичного солдафона и т.д.  Все эти клички относятся не к этническим типам, а к психологическим. Их применяют неправильно и просто по тупой инерции, по традиции – да пропади они все пропадом эти традиции!
 
Ещё один пеленгаторщик – Мамед Азызаев из Баку. Тупой, плоский, но хитрый, как помесь финикийского торговца и еврейского ростовщика.
- Мамед, - как-то я спросил у него, - как тебя угораздило поступить в Бакинский политех? (Его загребли в армию после первого курса).

- А чё я не могу поступить в политех? – вопросом на вопрос, как представитель колена иудиного (а может он им и являлся?), ответил Мамед.
- Да ты ж в математике как свинья в апельсинах, впрочем как и в других предметах. Ты хоть экзамены-то сдавал?

- Слюшай, зачем сдавать, да? – пожал он плечами, - папа двух баранов привёз, ещё кое-что туда-сюда и всё.
- За одного барана двух баранов дали, - это я уже сказал не ему, а Оресту, - и как только его от армии не отмазали – удивительно.

Как мы потом узнали, папа Мамеда давал взятки не только профессуре Бакинского политеха, но и старшине Пашкову, а может и некоторым офицерам. Знали наверняка – Пашкову Мамед продал за бесценок отличные импортные туфли, которые в то время были в большом дефиците. Об этом он сам нам рассказал по пьяне. Пил он редко. Водку никогда. Если было что-то кроме водки, вино или коньяк, что было крайне редко, тогда выпивал. По-моему в тот раз, когда он проболтался, он сам же и угощал нас азербайджанским коньяком.

Ещё один представитель Азии узбекский еврей из Ташкента Айзек Махмуддинов пришёл к нам на телеграф. Похитрее Мамеда. Азербайджанец иногда выпивал и болтал лишнее, а этот – ни-ни. Скрытный, льстивый, лживый, скользкий. Пытался меня подкупить.
- Дима, пошли в буфет, я угощаю, - как-то сказал он мне.

Я сразу понял в чём дело, но не отказался. Пожрал нашару. А вот во второй раз уже категорически сказал «нет». Прикормить ему меня не удалось. Относился я к нему как и ко всем остальным – никаких поблажек.

Ну и напоследок, чтобы покончить со списком новоприбывших к нам в часть после моего сержантства, упомяну ещё двух водил. Первый Сергей Гайдуков. Красавчик-казак из Ростова-на-Дону. Ресницы как у кинозвезды – длинные и с небольшим изгибом вверх, как будто он их каждое утро тушью подводил. Глаза бесстыжие, наглые и похотливые. Ему бы в киноактёры, а он водилой.

 По объёму гнездившейся в нём лени далеко переплюнул Шылкара. Вечно ходил немытый, с руками чернее чем у жителей Центральной Африки, огрызался, дерзил (причём и офицерам) и всех игнорировал, то есть мысленно посылал всех подальше. Хотели ему морду набить, но я был категорически против рукоприкладства. Сам никого не бил и другим не давал.

 Однажды Струнко хотел дать в пятак одному пареньку, радиосвязисту из Владивостока. Чем-то тот провинился. Не помню ни фамилии его, ни имени. Помню глаза у него были навыкате, абсолютно рыбьи, стеклянные, как будто искусственные. Я сначала не понял отчего у него такие глаза. Потом подумал: алкоголик. Оказалось – наркоман. Какой-то он был незаметный, ничем не примечательный, серый. Но какой бы он ни был, я заступился за него. Струнко страшно обиделся на меня из-за этого. Но на обиженных воду возят. Я этим не заморачивался. А тому пареньку влепил два наряда – два раза туалет драял, зато в морду не получил.

Однажды Шылкару за то, что отлынивал от ПХД (парково-хозяйственный день, проводился по субботам и заключался во всеобщем наведении порядка в части) оборвал все пуговицы на гимнастёрке и погоны сорвал. А дело уже было в понедельник утром перед разводом. Пришить всё это хозяйство нужно было за пятнадцать минут. Пришил. Потом стал как шёлковый. Другой бы сержант морду ему начистил, но у меня были иные методы воспитания.

 Поэтому Гайдукова бить не стали. Я написал на него рапорт начальнику узла связи, и парня перевели в другую часть. Я сам лично провожал его на вокзал и садил в поезд. По дороге вспоминал как ходил с ним однажды в самоволку, на «точку» за водкой. Повёл его, чтобы показать где «точка», как пройти через пролом в заборе, чтобы часовой не остановил, какие условные сигналы подавать, к кому приходить, сколько раз в дверь стучать и т.д. Только мы подошли к дому, где жили спекулянты водкой, как из подъезда прямо на нас вышли два офицера. Гайдуков испугался и дал дёру.

- Стой! Твою дивизию! – я бросился за ним.
Благо по бегу я всегда выполнял нормативы на «Золотой значок» ГТО. Я схватил Гайдукова за ремень и затормозил.
- Куда ты чкурнул?
- Так офицеры…
- Что офицеры! Такие же как и мы, пришли за водкой…
- А вдруг специально, чтобы подловить нас?

- Да никаких вдруг. Офицерьё шастает за водкой почаще, чем мы. Пошли.
Гайдуков нехотя поплёлся за мной, подозрительно озираясь. Подошли к дому. Возле подъезда стояли те два офицера и курили. Я смело пошёл прямо на них. Гайдуков остался стоять на месте. Когда я поравнялся с офицерами, один из них сказал: «Не торопись. У них водка кончилась. Сказали минут через десять поднесут пару ящиков». Это было сказано так, как будто я не солдат, а они не офицеры. Я стал спокойно ждать. Один из них, капитан, показывая на стоящего вдалеке Гайдукова, спросил: «А чего он там околачивается, боится что ли?»

- Боится. Молодой ишшо, - улыбнулся я. Думает, а вдруг патруль, загребут на «губу».

- Да какой там патруль, - махнул рукой капитан, и алый кончик сигареты описал в темноте яркую загигулину. – В эти трущобы патруль отродясь не забредал. Научи его: ночью на «точке» все равны – и солдаты, и офицеры. А вот если завтра утром он на территории части мне честь не отдаст, я его взгрею. Мы посмеялись. Я поманил водилу рукой, но он так и не подошёл, пока офицеры, не получив свою дозу, не удалились.

- Дурак ты Гайдуков, - сказал я ему на прощание, - мозги у тебя куриные. Такую службу как у нас ещё поискать надо. Отвёз смену, привёз смену и полдня спи. Никаких тебе учений, тревог, манёвров, нарядов. Даже на утреннюю зарядку не выгоняют и морду не бьют. А сейчас попадёшь куда неизвестно. Будешь летать как сраный веник. Помяни моё слово – ещё не раз пожалеешь.

- Да мне по …й! – только и ответил он.
А уж мне было тем более. Я развернулся и даже не сказал ему «прощай».
На его место взяли татарина из Казани, фамилию не помню. Как по мне – так поменяли шило на мыло. Наверное все водилы грузовых автомобилей одинаковые. На легковушку, которая возила командира части, брали спокойных, уравновешенных, флегматичных украинцев. Не помню их имён и фамилий. Как и некоторых других, которые мне ничем не запомнились.