Осенняя Пушкинисткика. Просить руки Ульрики

Если весна – это будоражащее время года, то осень – абсолютно завораживающее. С уходом из людских умов огородных забот или шаловливых курортных мыслей (у кого от чего кружилась голова по лету), происходит постепенное остывание летнего пыла, прямо пропорциональное неумолимо охлаждаемой для нашего психического оздоровления атмосферой. Обнажились леса, прозрачен воздух, все прекрасно проглядывается - ничего не утаишь. Вопрос, что с этим всем очевидно видимым  нашему глазу теперь делать. Можно поступить по-пушкински и разодеть все даже уже оголённые деревья «в багрец и золото», а можно и по-плещеевски, то есть видеть всё так, как оно и есть на самом-то деле:

Осень наступила,
Высохли цветы,
И глядят уныло
Голые кусты.

(Алексей Плещеев. Осень)

В любом случае, перечитывать любимые строки Пушкина, которые у каждого свои, или читать разные щедро публикуемые дополнительные штрихи к его биографии – это огромное удовольствие, поэтому каждую осень я пополняю свои безжалостно искалеченные обязательным школьным курсом познания о нашем великом российском барде. Добравшись до биографии Наталии Ивановны Гончаровой, урождённой Загряжской, я ознакомилась с умилительно грустной историей её родной матери с романтическим именем Ульрика, невинной девушки, соблазнённой и обманутой безответственным полковником Иваном Загряжским. Вот ведь какой шалопай: без оглядки влюбился в юную красавицу, скрыл, что женат и имеет кучу детей, и заявился к отцу девушки просить её руки. У того бравый полковник доверия никакого не вызвал, последовал отказ и как результат – бегство влюблённых для тайного венчания в русской церкви без согласия родителя. А потом был приезд "новобрачных" в имение «супруга» и полный шок при виде всего его семейства, выбежавшего встречать долгожданного отца и мужа. Бедная Ульрика в обмороке и очень быстро угасла, уже после рождения незаконнорожденной дочери. Сентиментальный читатель в слезах. А я, всплакнув, как обычно обложилась справочной литературой. Доверяй, но проверяй.

Вырисовывается картина довольно странная. Юной невинной девице, дочери остзейского помещика Карла Липхарта, шёл уже двадцать первый год, когда 28 января 1782 года она, женщина, уже успевшая пережить трагедию смерти своего первенца в возрасте трёх дней, мать малышки Иоганны (Жаннет) от своего с 1778 года законного супруга, лифляндского дворянина барона Морица фон Поссе, вдруг исчезла в неизвестном направлении с неизвестными людьми прямо с традиционной ярмарки в Дерпте. Обеспокоенные отец и муж немедленно обратились в органы правопорядка за помощью в розыске похищенной Афросиньи, так они по-домашнему величали свою  Эуфрозину Ульрику. Усилиями «компетентных органов» пропажа была найдена в доме Псковского купца Сафъянщикова, и к ней немедленно был приставлен караул, дабы злоумышленники её оттуда не смогли выкрасть. Все эти неожиданные защитные меры вынудили беглянку, а она была именно беглянка, признаться, что никто её не увозил, уехала она с полковником Загряжским абсолютно добровольно, с мужем своим жить больше не желает и просит развода. Опозоренные отец и муж с трудом переварили эту как гром среди ясного неба обрушившуюся на них информацию, и «полиции объявлено было что более до нее дела нет».  «Молодые» сначала жили в Пскове, а потом в Петербурге. Отчаявшись разыскать и вернуть сбежавшую жену и мать, отставной ротмистр барон Поссе подал на развод, который Эуфрозина Ульрика и получила 24 августа 1782 по завершении шестимесячного бракоразводного процесса. И зажила Ульрика со своим «суженным» в любви и согласии до тех пор, пока весной 1785 года не стало ясно, что она ждёт ребёнка. Тут-то её заботливый «муж», не долго думая, и отвёз слегка располневшую Ульрику к законной супруге в своё имение Ярополец, а дальнейшее уже давно стало достоянием мировой культуры, потому что 22 октября (2 ноября) того же года там родилась девочка Наташа, ставшая впоследствии «роковой» тёщей нашего окружённого вечным ореолом тайны Александра Сергеевича Пушкина.

«Позвольте, - спросит недоверчивый читатель, - а как же просьба у отца руки и сердца, а как же романтическое венчание?» Вот именно, как? Каким образом Иван Загряжский мог просить руки Ульрики и остаться при этом с целыми рёбрами? И как решилась она, неразведённая ещё на момент проживания в Пскове женщина, решиться так согрешить перед Богом? Или она полагала, что переход из одной христианской религии в другую освобождает её в лице Всевышнего от всякой ответственности? Об этом история тактично умалчивает.

Так откуда же мы знаем эту елейную сказку о коварно соблазнённой невинной девице? От кого же, как не от Александры Араповой, правнучки Ульрики, дочери Натальи Николаевны Ланской (Пушкиной) (1), которой полностью доверяет, правда по другому поводу, уважаемый автор интереснейших книг о Пушкине академик Н. Я. Петраков. Он убеждён, по его собственным словам, что она всегда говорит только правду. Но это, к сожалению, не совсем так. Александра не то чтобы врёт, просто красиво и вдохновенно сочиняет, в чём можно убедиться, внимательно прочитав её воспоминания о любимой матери и в чём её, любящую дочь, невозможно осуждать. Вот некоторые выдержки из её книги, где описываются эти романтично трагические события:

«он (Загряжский – С.Х.) отлично понимал, что добиться успеха обычным путем у этой чистой девушки, воспитанной в самой строгой нравственности в недоступном кругу, – прямо немыслимо, (…) Когда он убедился в вызванной взаимности, то без малейшего стеснения официально обратился к Липгардту, сватаясь к его дочери (вот уж точно нахал! – С.Х). Отказ последовал в вежливой, но бесповоротной форме (представляю это сватовство к замужней даме и физиономию ошалелого папаши – С.Х). (…) Но она принадлежала к тем возвышенным, экзальтированным натурам, которые, раз отдавши сердце, не способны его отобрать, и когда вскоре мир был подписан и полк должен был выступить обратно в Петербург…» ???!!!

Тут автор просто вынужден прервать это лирическое повествование и задать себе вопрос: «Какой такой ещё мирный договор в начале 1781 года?» Как известно, Иван Загряжский был командиром Каргопольского карабинерного полка, принимавшего участие в русско-турецких войнах 1768-1774 и 1787-1792 годов, в частности полк отличился в первой фазе осады турецкой крепости Хотин весной 1769 года. Судьбоносный Кючук-Кайнарджийский мирный договор с Турцией был заключен в июле 1774 года, когда Ульрика ещё даже о первом браке не помышляла. О каком к радости влюблённых подписанном мирном договоре идёт речь? Неужели о Салбайском мирном договоре маратхов с англичанами? Ведь других никаких мирных договоров никем в Европе в это время подписано не было, а основание 16 октября 1781 года замечательного города Подольска вряд ли могло повлиять на перемещение в пространстве славного Каргопольского карабинерного полка с его бравым полковником во главе. Впрочем, Азе (так домашние звали Александру Ланскую) виднее, поэтому продолжаем чтение этой трогательной истории:

«…  молодая баронесса не устояла перед тяжестью вечной разлуки и сдалась его мольбам.Она бежала из отцовского дома (а отец её зачем-то в своём письме местным властям уверял, что сбежала она прямо с ярмарки - С.Х.)  и подкупленным священником была обвенчана в скромной русской церкви со своим избранником, хорошо зная, что ни один лютеранский пастор не решился бы своим благословением навлечь на себя мстительный гнев всесильного, оскорбленного барона (хотя бароном-то был её муж, а не отец – С.Х).» Обманутого двумя семейными хитрецами православного священника осуждать, конечно, нельзя, но вот в чём вопрос: верила ли сама Арапова всем этим своим историям, или её отчаянное желание создать матери достойную биографию перечеркнула для неё все заповеди её родителей о том, что врать нехорошо. Или её родители Пётр Ланской и Наталья Николаевна ей такого никогда и не внушали, понимая, что и самим им приходится в жизни о многом тактично умалчивать по политическим соображениям. Но ведь дело не в ней, а том, что эти душещипательные сказания бесконечно тиражируются всеми доброжелателями, которые уверены, что, сочиняя для потомков семьи Пушкиных приличную родословную, тем самым они выполняют свой долг перед памятью великого поэта. При этом им почему-то даже в голову не приходит, что они этим оказывают великому поэту классическую «медвежью услугу», потому что люди, разобравшись в этих фантазиях, начинают подозревать, что и всё остальное, чему нас учили в школах и вузах – тоже бабушкины сказки.

К счастью для современных историков, в исторических архивах сохранились документы псковского наместнического правления, в которых разъяснялось содержание этого отчаянного письма огорчённого отца псковскому наместнику, а для широкого читателя эту информацию донесли в своей книге «Эстонская Пушкиниана» Марат Гайнуллин и Валерия Бобылева. (2) А нам остаётся только её внимательно прочесть.

Что касается незаконнорожденной дочки Ульрики Натальи, ставшей «воспитанницей» Загряжских, а впоследствии – фрейлиной императрицы Елизаветы Алексеевны, то это уже  другая и не менее увлекательная история, в которой ничуть не меньше тайн, чем и во всём, что с веками всё больше оплетает узорчатой паутиной фантазии грустно на всё это взирающий бронзовый памятник Пушкина.

(1) Арапова А. П. Гончарова и Дантес. Семейные тайны (Составление Т. И. Маршковой)
© ООО «Издательство Алгоритм», 2014
(2) Гайнуллин М. Эстонская Пушкиниана / Марат Гайнуллин, Валерия Бобылева. – Таллинн, 1999. – 300 с.: ил.

«17 февраля 1782 года в Пскове состоялось наместническое правление, которое слушало «доношение лейб-гвардии конного полку ротмистра Либгарта прикащика Сальвано Янова, коим просит о благопристойном задержании дочери своей выданной в замужестве за лифляндского дворянина барона Поссе Афросиньи, которая быв с мужем своим в горде Дерпте на ярмонке без ведома отца и мужа минувшего генваря 28 дня, из мызы Рацков состоящей близ того города неведомо с какими людми уехала, и находится ныне во Пскове».
Далее сообщается, что «означенная барона Либгарта дочь отыскана в доме Псковского купца Сафъянщикова, напосланный от господина правителя прапорщик Кауров к ней недопущен ... господином полковником Загрящим, в нановом случае дабы она стого двора увезена небыла приставлен был коонон двору караул, что помянутого господина полковника и побудило ее показать, и она посланному объявила что с мужем жить нехочет, и ее никто неувозил, а едет добровольно в Санкт-Петербург просит оразводе с мужем, вдостоверение чего дала об том смысле писмо... к отцу своему, которое посланной получа представил к господину правителю а тот же час от полиции объявлено было что более до нее дела нет. Приказали оставя подлинное письмо писанное от нее котцу своему в предь для ведома в наместничестве своим правлении, и оное писмо переведя на российский диалект списать копии, которую с прописанием сего произшествия препроводить присообщении в... генерал губернскую канцелярию, для отдачи отца ея, адля ведома о сем и его сиятельству господину генерал аншефу... князь Н.В.Репнину донесть».»