Арианрод. I

- Звучит заманчиво - подумал он, закрывая книгу в сафьяновом переплете и ставя на стол остывающую кофейную чашку. - Имя этой богини, что прокляла своего сына во веки вечные. Aryan road - мать-природа не позаботилась бы о более скверной шутке.
Артур отошел к окну; вид кофе, уже которого за день, был ему противен до безумия - на зубах стоял привкус жжёного сахара, дёсны болели и ныли. Он поднёс руку к губам и нащупал распухшую десну. Как он помнил, самой прекрасной вещью в его жизни было очищение зубов в стоматологическом кабинете. Вокруг белым-бело, пахнет химией - неорганической, о, приятный запах, - врач наклоняется над ним и делает странные, местами болезненные манипуляции с его деснами, обнажая их внутренний край и очищая довольно широкие места, отделяющие один зуб от другого, от белого и мелкого, как мел, зубного камня. Тогда он полоскал зубы каким-то острым на вкус раствором, камфорно-мягко ложившемся на всю поверхность языка, буквально замораживая его, а потом сплевывал вместе с кровью в мелку пиалку. Еще целый месяц он дотрагивался языком до щербинки между зубами и царапал его до крови острыми краями заново отполированного прохода. Всё равно как очищать горные склоны от завалов снега - вжик, и можно скользить по ним, и над озером поднимаются пики скал, острые, белые... О, как же бела кожа у этих женщин! Почему женская кожа белее мужской (любой женщины, только не него самого)- думал он в детстве, подглядывая за кузинами. Почему чёрные волосы так нежно падают на шею, так неистово выпирают лопатки у самой худощавой, которая выглядит так, словно у нее были крылья, но кто-то отрезал их напрочь?
Но есть и другие - и прекраснейшие, их кожа наполнена золотом и светится мягким теплым светом, переливающимся под ней, как имбирный эль. Когда одна такая придет после лета, проведенного в горах, где она и прочие девочки карабкались по наклонному спуску в поисках эдельвейса, ее кожа  лишь слегка обгорит, становясь от этого еще более наполненной энергией света, высокой температуры, нежности и смеха.
Но только есть одна проблема: ни одна из этих девушек не посмотрит на него. Ни одна не скажет мелодичным голосом: "Я люблю тебя, Артур, бери велосипед, давай пройдемся". И что ему делать-то, что делать человеку, носящему гордое, зачем-то английское имя, имеющему неплохой капитал, которым щедро снабдили его родственники, в свое время выдавшие нужную сумму императору для ведения Франко-прусской войны, а потом прибавившие к деньгам еще и доходы с концессий - "мелко, но приятно быть кем-то полезным", говорил тогда отец, "чтобы никто не подумал, что мы умеем только хранить и сберегать - мы умеем и рушить!"? Да, рушить! Артур бродит по саду, в руках у него трость, рядом с домом растут тюльпаны - он берет каждый цветок, наслаждаясь его вязким запахом, напоминающем о пряностях, почему-то с Молуккских - непременно! - островов, и сбивает тростью эти гордые головы, что посмели подняться так высоко к солнцу. О, Артур знает себя и свои силы! Он станет выше отца, он сделается придворным, вступит в студенческое братство, будет позировать для семейной галереи вот так - одна рука спрятана за обшлаг мундира, пуговицы нестерпимо блестят, в петлице Железный крест. Он ощущал металлический привкус награды, которой удостоится за доблесть на полях сражений, проливая свою и чужую кровь. Капли будут литься вокруг него, как лепестки тюльпанов и маков. "Люди такой же опиум,- говорила ему мать под конец жизни, - трать их с умом. Когда боль станет невыносимой, выпей их до дна... до дна... до дна". А дальше сиделка с золотыми руками увела его от постели умирающей. Блондинка закрыла дверь на замок, и он тупо уставился на ручку двери. Цвела сирень, в воздухе маревом плыл месяц май, было приятно вмещать  в себя все запахи окрестности - и морфий, тонкий маковый сок, плавно плыл по венам той, что дала ему жизнь, которую он никогда - слышите, никогда, как бы вы ни старались! - не возненавидит.
Проблема заключалась в том, что его зовут Авив. Да и фамилия у него не хорватская.