Адам Петрович Фомичёв. Тетрадь 10

ВОСПОМИНАНИЯ

Тетрадь №10
г.Брест
СТРАНИЦЫ ЖИЗНИ
Политотделец (продолжение)
1-3
Александра Ивановна – Заместитель директора Совхоза
Заместителем директора Учумского совхоза был Кровельщиков. Ему уже было за сорок лет. А жена у него молодая. Ей не было и тридцати лет. По совхозу ходили упорные разговоры о том, что жена Кровельщикова его родная сестра. Не знаю, являлось это правдой или чьим-то вымыслом. Но отчество их было одинаковым (сейчас уже не помню их имен и отчества).
Вероятно, эти разговоры явились причиной того, что в конце лета 1933 года Кровельщиков уволился и уехал из района. Несколько месяцев директор совхоза Бобровник обходился без заместителя по административно-хозяйственной части.
Летом из Москвы к Нечаеву приехала его жена с 13-летним сыном Виталием.
Сын очень походил на отца. Пробыли они в совхозе месяца два и перед началом учебного года в школах уехали обратно в Москву. Сыну надо было продолжать учебу в школе.
В начале декабря, Нечаев взял отпуск и уехал в Москву к семье. Обратно он вернулся с женой. Сына они оставили в Москве на попечение какой-то родни или друзей.
Александра Ивановна Нечаева была членом партии с 1920 года. Очень толковая, культурная, тактичная, политически грамотная женщина.
Лев Васильевич Бобровник принял Александру Ивановну на работу своим заместителем по хозяйственно-административной части. Она справилась с этой работой. Надо отметить, что после этого взаимоотношения между Бобровник и Нечаевым значительно наладились. Теперь буфером между этими двумя вспыльчивыми руководителями Совхоза и политотдела стали два человека – Я и Александра Ивановна.
Витя беспризорник
Когда Нечаев и его жена ехали из Москвы, они на какой-то станции за Свердловском заметили очень плохо одетого, грязного мальчишку лет пятнадцати. Приласкали, накормили его. Он оказался беспризорником по имени Виктор. Между Нечаевым и мальчиком состоялся такого содержания разговор:
4-5
- Витя, поедем с нами в Совхоз.
- А где ваш Совхоз?
- В Сибири.
- Где в Сибири?
- Южнее города Ачинска.
- Я однажды проезжал Ачинск.
- Вот и хорошо. Выходит, что наши места тебе знакомы.
- А что в вашем Совхозе делают?
- Разводят овец, сеют зерновые.
- Нет, это мне не подходит. Я хочу поступить на завод и стать слесарем.
- А у нас в Совхозе есть мастерские. Мы устроим тебя учеником слесаря.
- Тогда поеду с вами.
Нечаевы купили на Витю проездной билет, и привезли его в Совхоз, где приютили в общежитии. Когда Витя помылся в бане и его приодели, он стал хорошеньким мальчиком.
На первое время Витю устроили на работу в конторе совхоза посыльным в распоряжение моей жены, работавшей секретарем-машинисткой. Мальчонка оказался очень смышленым, послушным, исполнительным. Он не был еще испорчен беспризорностью. Был степенным и честным. Муся очень хвалила его. Она была внимательной к нему. Он отвечал уважением к ней. Его приняли в комсомол.
Проработал Витя посыльным до осени 1934 года. По его желанию он стал учеником слесаря в железнодорожных мастерских на станции Ужур.
Будучи уже секретарем Ужурского райкома партии, летом 1937 года, я встретился с Витей. Он стал красивым молодым человеком и работал слесарем. Так, бывший беспризорник, стал толковым человеком.
6-7
Курорт «Учум Озеро».
На территории Совхоза, километрах в пяти от Центральной усадьбы, на берегу круглого озера, диаметром километра два, расположен курорт под названием «Учум Озеро». Когда мы, политотдельцы, прибыли в совхоз, нам сказали, что в озере имеются большие запасы целебных грязей. На курорте лечат ревматиков и женщин, страдающих от их болезней.
Вскоре я побывал на этом курорте, познакомился с его руководством и процессами лечения. Когда в совхоз прибыл Нечаев, я повез его для знакомства на курорт. Тогда этот курорт выглядел очень неважно. Было несколько деревянных домишек, в которых размещались больные, и, тоже, деревянный ванный корпус.
Когда мы подъехали к курорту, Нечаев удивленно спросил меня:
- Это и есть курорт? Не курорт, а дыра какая-то.
- Да, курорт надо строить. Но здешние грязи имеют очень большие лечебные свойства. – Ответил я.
После ознакомления с курортом и бесед с больными мнение Нечаева о «дыре» изменилось. Потом мы с ним ездили на курорт и принимали грязевые ванны.
Жена моя что-то основательно стала недомогать. Ее устроили на две недели на курорт. После чего она стала чувствовать себя очень хорошо.
8-9
Барахольщица
Саша Прокофьев был очень хорошим, артельным товарищем. И работали мы с ним дружно. Но его жена Полина, имела очень дурной характер. Она была необщительной, сварливой, завистливой и жадной.
Политуправление Наркомата совхозов через Московский Посылторг часто направляло в политотделы совхозов платные (выкупные) продовольственные и промтоварные посылки. Ведь тогда еще со снабжением, особенно в сельской местности, промтоварами дело обстояло неважно. Магазины обычно пустовали. Правда, у нас, в совхозе, положение с торговлей обстояло значительно лучше, чем в других местах. В магазине рабкопа полки не пустовали, на них лежали мануфактура и другие товары. А почему в нашем совхозе в этом отношении было лучше, я напишу позднее.
А сейчас о посылках. Когда мы получали их, то были и смех и горе с ними, вернее из-за них. В продовольственных посылках обычно были конфеты, печенье, пряники, консервы. В промтоварных – мужское и женское белье, чулки, носки, платки, шали, иногда отрезы на костюмы. А в первой посылке даже были обычные мужские ремни.
Так вот, когда приходила посылка, жена Прокофьева, работавшая в конторе совхоза, галопом бежала в политотдел, чтобы, не дай боже, без нее не вскрыли посылку. Если это случалось, то ей казалось, что ее обокрали, самые ценные вещи уже изъяли.
10-11
Пока вскрывалась посылка, Полина стояла и от нетерпения аж тряслась, бормоча: «Что там? Что прислали?».
Потом жадно перебирала своими руками полученные вещи, готовая захватить все, без остатка. Если была какая-нибудь ценная вещь в посылке, да еще только одна, то Полина была готова с кем угодно полезти в драку из-за нее.
Сначала мы с Нечаевым со смехом относились к этой жадной бабе и к ее несдержанности. Наши жены совершенно не вмешивались в дележ этих посылок. Я сказал Мусе: «Не ввязывайся ты в это дело». Она так и поступила. Точно так же относилась и жена Нечаева, Александра Ивановна, когда была в совхозе.
Однажды в посылке, наряду с другими вещами, оказалась красивая розового цвета шелковая шаль с большими кистями. Сестра жены, Нина, работавшая секретарем политотдела, по согласованию с Нечаевым решила взять эту шаль для Муси. Об этом узнала жена Прокофьева и учинила целый скандал.
После этого Нечаев и я поговорили с Прокофьевым, почему он не призовет свою жену к порядку? Ведь так нельзя. Она своим поведением вносит разлад. Прокофьев развел руками и сказал: «А что я с ней сделаю? У нее такой дурной характер».
Да, характер у этой женщины был очень дурной. Можно сказать, что она была базарной бабой. В семье у них не ладилось. Они часто между собой не только ругались, но и дрались.
12-13
Но делали вид, что у них «тишь, да гладь и божья благодать». Чтобы показать вид, что они живут дружно, обнимутся, прижмутся друг к другу и шествуют по улице на работу или с работы. Одним словом показуха. Видимость благополучия в неблагополучной семье.
О моем брате Максиме и коротко о нашем отце.
В тетради «Страницы жизни» №1 я подробно описал свою родословную и то, как наша батрацкая семья переселилась в 1908 году с Украины в Сибирь. На Украине родители тянули помещичье Ярмо, а в Сибири они попали в кулацкую кабалу. В Сибирь родители привезли двух сыновей: 8-летнего Ефтифея и меня 3-летнего. В Сибири еще появилось двое детей: сын Максим, 1909 года и дочь Ксения в 1911 году. В 1912 году умерла наша мать и осталось нас четверо сирот. Старший брат уже работал батраком. Мне было 7 лет, младшему братишке – 3 года, сестренке 6 месяцев, которая умерла вскоре после смерти матери. Трехлетнего Максима отец отдал в дети в одну бедную бездетную крестьянскую семью, занимавшуюся пастушеством.
14-15
В этой семье мой братишка не был юридически усыновлен. Но прожил в ней до 20-летнего возраста. Отец и старший мой брат после смерти матери пасли скот в одном сибирском селе. Таскался и я за ними, как хвостик. Затем я стал тем, чем были мой отец и старший брат – батраком у кулаков. В 1918 году брата расстреляли или повесили белогвардейцы.
Все это я напоминаю вот для чего. Шли годы, менялась жизнь. В 1929 году, когда я уже учился на втором курсе Коммунистического университета в Свердловске, получил тревожное письмо от брата Максима. Он писал, что хозяйство, в котором он вырос, причисляют к числу кулацких хозяйств, и спрашивал меня, как ему быть?
Письмо брата озадачило меня. Ведь я был у него в 1927 году и видел, что хозяйство не является кулацким, а маломощным середняцким. В этом хозяйстве никогда даже сезонных батраков не было, никаких машин не имелось. Как же такое хозяйство через два года могло стать кулацким?
Я ответил брату и посоветовал ему немедленно уйти на производство. Он послушался меня и уехал на Дальний Восток. Поступил там на угольную шахту, забойщиком. Писал мне бодрые письма. И вдруг опять тревожное письмо, в котором пишет, что на шахте к нему стали придираться, как кулаку. Опять спрашивает моего совета, как ему быть? Я посоветовал ему немедленно пойти в партийный комитет шахты и подробно рассказать о том, кто его родители, о брате, погибшем в период колчаковщины, обо мне.
16-17
Я не знал, как поступил Максим с моим советом. Но тревожных писем от него больше не поступало.
Когда весной 1933 года я прибыл в совхоз для работы в политотделе, то вскоре в районной газете «Победа социализма» было помещено мое фото. Под ним значилось: «Заместитель начальника политотдела Учумского овцесовхоза Фомичев Адам Петрович». Была дана короткая биографическая справка.
Через несколько дней после этого, неожиданно для меня, в совхоз приехал брат Максим. Встреча была очень радостной. Ведь мы с ним не встречались пять лет. Максим рассказал мне, как он стал кулаком. В хозяйстве Афанасия Ивлева, в семье которого он вырос, как сын, никогда даже одного дня не применялась наемная сила. Однако, в 1929 году, по злобе на Ивлева, некоторые деятели Темринского сельсовета причислили это хозяйство к лику кулацких на том основании, что, якобы, Максим является в хозяйстве батраком. А потом Максима, уже как сына Ивлева, сделали кулаком. Вот какая карусель получилась. Невероятно, но факт.
Максим, незадолго перед тем, как в газете поместили мое фото, приехал с Дальнего востока в отпуск в деревню Темра Ужурского района. Прочитав в газете материал обо мне, он приехал в совхоз, чтобы повидаться со мной.
18-19
Максим сказал, что на Дальний восток, в угольную шахту он не вернется. Труд забойщика – очень тяжелый труд, изматывает силы.
- Можно мне устроиться на работу в совхоз? – Спросил он.
- Конечно можно. – Ответил я.
- А как мне поступить с моими кулацкими документами? – Спросил Максим и показал мне свой воинский билет, в котором в графе «социальное положение» четко было выведено: «Кулак» - Я думаю стереть это слово и написать другое: «батрак».
- Вот этого, Максим, делать ни в коем случае нельзя. – сказал я. – Можно, конечно, одно слово стереть, а другое написать. Но…Во-первых, это будет подделкой документов, что карается законом. Во-вторых, положение не изменится. Есть документы в сельском совете, в которых значится, что ты кулак. Надо сделать так, чтобы законным путем с тебя сняли это позорное звание. Давай срочно и займемся этим, а не подделкой документов. Ведь если ты кулак, то выходит, что я брат кулака. И мне не место в политотделе, да, пожалуй, и в партии.
Утром следующего дня мы с Максимом поехали в Ужур. Поздоровавшись с секретарем райкома Макаровым и указывая рукой на Максима, я сказал:
- Вот, Григорий Михайлович, привез вам кулака.
- А зачем он нам? – Спросил Макаров.
- Для показа на выставке. – Ответил я. – Прошло уже несколько лет, как кулачество ликвидировано как класс. Чтобы не забывали, каким оно было, пусть смотрят на этого кулака.
20-21
Макаров захохотал. Я после этого он вызвал к себе председателя райисполкома. Договорились поручить политотделу Шарыповской МТС, в зону, которой входит деревня Темра, срочно разобраться с этим делом.
Мы с Максимом поехали домой в совхоз. В разговоре дорогой я узнал, что на шахте никто к нему не придирался, как к кулаку. Его даже не спрашивали о социальном положении. На этом кулацком крючке держала Максима его жена. До этого я не знал, что он женат. Оказывается, что в 1929 году он поехал на Дальний Восток не один, а с женой. Ему было 20 лет. Поняв, что женившись, совершил большую глупость, он хотел исправить положение и разойтись. Так вот, как только Максим заводил с женой разговор на эту тему, она заявляла: «А я пойду к начальству и разоблачу тебя, как укрывшегося кулака». От страха, что она сделает это, у него душа уходила в пятки. И он продолжал жить с женой.
Коротко о том, как Максим женился. У Ивлевых была большая семья: старики отец и мать, Афанасий с женой, сестра Ариша и Максим. Жили они в маленькой халупе. Старики умерли. Афанасий построил себе новый дом, состоящий из кухни и комнаты. Новоселье сделали, кажется, в 1926 году.
22-23
В старой халупе осталась одна Ариша. Она с детских лет пасла с отцом рогатый скот верхом на лошади. Одевалась не по-женски, а по-мужски. Подстригалась тоже под польку. Заправски курила, пила водку не хуже мужчин. Компанию водила только с парнями и мужчинами. От женского общества совсем отвыкла. Друзья звали ее не Ариной, а Сергеем. Она всю свою жизнь была в деревне пастухом скота. Никогда не одевала женского платья, никогда не занималась женской работой. Когда она умерла уже в старом возрасте, ее похоронили в мужском костюме.
Так вот, оставшись одна в маленьком и стареньком домике, Ариша решила нанять себе прислугу, которая бы вела домашнее хозяйство. Наняла одну девушку из бедной крестьянской семьи, Марию Марьясову. Ради шутки, друзья Ариши решили отметить это дело, как ее свадьбу. Гуляли несколько дней. Вскоре мой брат Максим и пристроился к этой «жене» Ариши, а потом и женился на ней, увез на Дальний Восток. Она лет на 5 была старше Максима.
Через день, после нашей поездки в Ужурский райком партии, Максим уехал  в деревню Темра. Вернулся через неделю. Политотдел Шарыповской МТС, начальником которой был Лысенко, оперативно проверил в сельсовете документы и установил, что Афанасия Ивлева раскулачили за то, что Максим Фомичев, будто бы являлся его батраком. Максиму исправили все документы. В графе «социальное положение» было записано: «рабочий».
24-25
Так восторжествовала справедливость.
Некоторое время Максим поработал в совхозе чернорабочим. В числе нескольких молодых парней его направили на курсы трактористов в город Минусинск. Летний сезон 1934 года он работал трактористом на гусеничном тракторе «Чтз». Зимой 1934-1935 годов он учился на курсах комбайнеров в городе Ачинске. Осень 1935 года работал комбайнером. А зимой учился на курсах шоферов.
Так мой брат Максим, благодаря мне выпутался из кулацкого положения и стал квалифицированным механизатором. А то мог бы еще долго носить позорную кличку «кулак».
В ноябре 1933 года я взял отпуск и поехал в Свердловск, чтобы привезти оттуда своего отца. В Свердловске я побывал на Уралмашзаводе. Это огромный завод тяжелого машиностроения, построенный в первой пятилетке и давший свою первую продукцию 14 июля 1933 года. Завод, в подготовке площадке для которого я, в числе тысяч студентов и жителей города Свердловска, в сентябре 1928 года участвовал: пилил вековые сосны, корчевал пни, а затем копал котлован.
Затем я побывал в гостях у Степана Заборского и его жены Тюкалевой, с которыми учились вместе в Комвузе в 1928 -1931 годы. А со Степаном мы работали вместе в Комсомоле в 1925-1927 годах, в Ачинском округе.
26-27
В Свердловске он продолжал работать в НКВД, куда его направили, после окончания Комвуза.
Когда я привез отца в совхоз, он очень захотел съездить в Минусинск, где учился на курсах трактористов Максим. Ведь он более пяти лет не видел младшего сына. Муся напекла целый мешок печенья, нажарила мяса для Максима. И мы поехали в Минусинск. До Абакана ехали поездом. Была ночь. В вагоне тускло светила лампочка. Меня клонило ко сну. Отец уже поспал малость. Он сказал:
- Поспи сынок. А я подежурю.
Я прилег и уснул. Проснулся. Смотрю, отец сидя спит, привалившись левым плечом к стенке купе. А мешка с печеньем и жареным мясом нет. Его кто-то стащил. Мой старый «часовой» прокараулил съестное. В Минусинске нам не удалось угостить Максима тем, что приготовила для него Муся. Два дня нашего пребывания у Максима нам пришлось в столовой делить на троих его пайку хлеба. Тогда хлеб выдавался строго по карточкам.
На память о встрече мы сфотографировались. Вот это фото, не совсем удачное.
(Ноябрь 1933 г. На этом фото мне 29 лет, а Максиму – 25 лет).
 
28-29
Премия
В конце января 1934 года было закончено составление отчета о деятельности Совхоза в 1933 году. Отчет был объемистым с многими показателями по всем видам работ. Показатели были хорошими. Они радовали руководство и весь коллектив совхоза. С отчетом в Москву в Наркомат Совхозов поехал директор совхоза Бобровник. Вернулся он с хорошим настроением. В Наркомате высоко оценили годовую работу коллектива Совхоза.
Мы, политотдельцы, написали подробный отчет о работе политотдела за 1933 год. С этим отчетом в Политическое Управление Наркомата Совхозов поехал Нечаев. И он вернулся с хорошим настроением. Нашу работу в Политуправлении похвалили.
В конце февраля 1934года в мой личный адрес была получена посылка из политуправления. Когда я вскрыл ящик, в нем оказалось охотничье ружье, 16-калиберная двустволка, производства Ижевского завода. С правой стороны ложа ружья была металлическая пластинка, на которой выгравировано:
«А.П.Фомичеву – зам.нач.политотдела Учумского овцесовхоза за хорошую работу в 1933 году от Политуправления Наркомата Совхозов РСФСР».
Конечно, такая премия обрадовала меня. Охотничьего ружья у меня не было. А оно нужно было мне. На территории Совхоза имелось много дичи летом и зимой.
30-31
А главное то, что я чувствовал, что и в Москве оценили мою работу.
Получив эту премию, я подумал: «Как же так, меня премировали, а Нечаева нет?». Я даже задал такой вопрос Виталию Петровичу. Но он только посмеивался. Видимо, знал, что для него подготавливается премия другого порядка, о которой я напишу несколько позднее.
Помощника начальника отдела Баранова УК Комсомола наградила Почетной грамотой. Зам.начальника Прокофьева по его линии (НКВД) премировали, кажется, месячным окладом.
Так оценили работу нашего политотдела.
В Совхоз прилетели самолеты.
Наступила весна 1934 года. В Совхозе начался новый круг сельскохозяйственных работ, новые компании окота овец, весеннего сева и т.д. все то, что мною подробно описано в предыдущей тетради.
В ту весну в нашей стране было примерно одно новшество в проведении весеннего сева: сверхранний сев. Был применен посев с самолетов. Когда снег только что стаял, на полях еще были лывы {болота, низменного заболоченного или затопляемого водой места} и грязь, с самолетов провели сев. Нашим Совхозом был заключен договор с гражданской авиацией на проведение такого сева на площади 1.000 гектаров.
В первой половине апреля в Совхоз прилетели 5 самолетов «У-2» («кукурузники») для выполнения этого договора. Начался сев.
32-33
Внизу задней кабины самолета был сделан небольшой люк, закрывавшийся металлической задвижкой. В кабину насыпалось зерно. Подлетая к полю, летчик специальным рычажком отодвигал задвижку. Из люка сыпалось зерно. Сильной струей воздуха, идущей от пропеллера самолета, зерно рассеивалось по полю. Вот и вся техника сверхраннего сева.
Когда мы со Львом Васильевичем поехали в поле посмотреть этот сев, походили по засеянному полю, то у нас с ним состоялся такой разговор:
- Эге! Адам, с этим севом получается не так, как я думал. – Сказал Бобровник. – Я думал, что зерно, падая с самолета, будет хоть немного входить в мягкую сырую землю. А оказывается, что оно все наверху. А когда же мы будем заборанировать его?
- Да, Лев, пока земля подсохнет, чтобы можно было пустить тракторы с боронами, половину семян могут склевать воронье и другие птицы. – Заметил я.
- Давай приостановим этот сев дня на два-три. И продолжим его на тех участках, на которых можно будет сразу же пустить тракторы с боронами. – Сказал Бобровник.
Так и сделали. Практика показала, что такой сверхранний сев совершенно не годится. И после 1934 года он нигде больше не применялся.
Однажды я полетел на самолете с центральной усадьбы в поле. Взял с собой восьмилетнего сына Эню. С поля сын полетел в самолете без меня. Я полетел позднее.
34-35
Когда он садился в самолет, я, ради шутки, вынул из кармана блокнот, вырвал из него листок, и написал на нем: «Милая мамочка, привет тебе с воздуха. Целую тебя. Эня». Я сказал сыну:
- Как только над нашим домом будете пролетать, ты это письмо сбрось. Оно упадет у порога дома.
- Хорошо, папочка. – Ответил Эня.
Когда я вскоре после сына прилетел домой, Муся, смеясь, сказал мне:
- Я была на улице, когда прилетел самолет. Смотрю, летчик высадил из него Эню. Он быстро побежал от самолета домой. Несколько раз падал. Увидя меня, громко крикнул: «Мамочка, тебе письмо от папочки». И подает мне твою записку.
Я спросил у сына:
- Эня, почему ты не сбросил письмо, когда пролетали над нашим домом?
- А я, папочка, не видел его. – Ответил он.
Наверное, он не только дома своего не видел, а не заметил, как пролетели над усадьбой. Эня полюбил летать на самолете. Летчики еще несколько раз брали его с собой. Вероятно, эти полеты явились толчком к тому, что сын через десять лет стал летчиком.
 
У одного из самолетов, проводивших аэросев, заглядывает на летчиков, из-за мальчика, наш сын Эня в белой шапке.
36-37
Охота на тетеревов и на другую лесную дичь.
На лесостепной территории Совхоза водилось много дичи: глухари, тетерева (у нас в Сибири их зовут косачами), куропатки, рябчики и др. перечисленные пернатые на зиму никуда не улетали, зимовали на месте. В холода они зарывались в снег. Осенью куропатки меняли свою окраску. Летом они серые, а зимой белые. Мясо куропаток и рябчиков очень вкусное.
Весной тетерева токуют. Соберутся где-нибудь на лесной полянке большой компанией и устраивают свои любовные концерты, которые слышны далеко: «Чувы, то-то-то, чувы». Тетерки темно-серые, тетерева – черные. В полете их хвосты веером. У тетеревов надбровья или надушья в обычное время темно-бордового цвета, а во время тока они становятся красными и больше.
Весной 1934 года, будучи в поле, я проследил место тока тетеревов. Сделал в лесочке, около полянки под большой березой, скрад{место засидки}, укрыл его ветками и травой. Уговорил Бобровника рано утром следующего дня поехать на этот ток и поохотиться. У него имелось очень хорошее ружье системы «Зауэр». Но он не любил охоту. А тут согласился поехать.
Прибыв на место и укрыв машину в лесу, мы пошли к полянке. Я хотел сделать еще один скрад для Бобровника, но он сказал:
- Не надо, Адам. Одному сидеть скучно, скучно будет. Давай посидим в одном скраде, побеседуем.
38-39
И вот мы сидим 30-40 минут. А тетеревов нет. Бобровник уже собирался вылазить из скраду, говоря: «Ну их к черту, этих косачей. Поедем». Только он это проговорил, одна тетерка прилетела и села на березу. К ней присоединилась еще одна. Бобровник шепчет мне: «Давай стрельнем». Я ему отвечаю: «Не надо. Их соберется много». Тетерки, посидев на березе, слетели на полянку и защебетали. К ним присоединились десятки тетеревов и тетерок.
Начался ток. Войдя в азарт, тетерева распустили свои хвосты - веера, бороздя траву крыльями, забегали вокруг тетерок, многоголосо и громко перекликаясь: «чувы-чувы-ту-ту-чувы». А тетерки в ответ нежно: «то-то-то». Несколько тетеревов учинили между собой драку, как петухи. Я говорю Бобровнику:
- Давай, Лев, будем стрелять.
- Не надо, Адам. Понаблюдаем.
Подождав немного, я хотел стрелять. Но Бобровник, быстро поднявшись и выйдя из скраду, замахал руками, громко закричал: «Кыш, язви вас!». Тетерева и тетерки улетели. Я захохотал. А Бобровник сказал:
- Жалко их стрелять. У них веселая свадьба. А ты стрелять. Пусть живут.
Мы пошли. Сели в машину и поехали домой. Вот так на этот раз поохотились.
Осенью, особенно когда уже выпадет снежок, тетерева любят сидеть компаниями на старых березах. Они питаются мочками берез. Тогда охотятся на них так: делают скрад под березой.
40-41
На самый верх березы приделывают чучело, сделанное под вид тетерева. К этому чучелу слетаются тетерева. Охотник стреляет в ниже сидящего. Потом в следующего. Так ему удается, иногда, сбить несколько тетеревов. Подстреленный нижний падает на землю, а верхние смотрят на него, думая: «Куда это он полетел?». Выстрела не слышать или не понимают его значения.
Не знаю, как сейчас, а в те времена тетерева совершенно не боялись автомашин. Подъедешь близко к березе, на которой сидят тетерева, как гроздья винограда. А они не улетают, пока не заметят людей, сидящих в машине. Вот мы с Сашей Прокофьевым и приспособились охотится на тетеревов из машины.
Однажды, за одно утро, подстрелили 19 штук.
Как-то в осеннее утро мы с Бобровником поехали в Ужур на заседание бюро райкома партии. Я захватил с собой ружье. Едем по полевой дороге, покрытой тонким слоем свежего снега. Внимательно смотрю вперед, держа ружье в руках. Бобровник смеется надо мной: «Сейчас настреляешь дичи». Я заметил впереди на дороге копошашьися табунок куропаток. Говорю шоферу: «Володя, тише. Впереди куропатки». Бобровник, аж подпрыгнул в машине, спрашивая: «Где, где?». Когда увидел, зашептал: «Адам, дай я стрельну». «Не дам. – Отвечаю я. – Ты не хотел брать с собой ружье, смеялся надо мной». Но ружье ему я дал. Володя приоткрыл переднее смотровое стекло.
42-43
Подъехав к куропаткам на выстрел, остановил машину. Бобровник выстрелил в табунок. Четыре куропатки остались на месте. Подобрали мы их и поехали дальше. Через короткое время заметили табунок рябчиков. Подъехали к ним. Бобровник выстрелил. Подстрелил пять штук. Он вошел в азарт охотника. Ружье не выпускает из рук.
Далеко в стороне от дороги на одиноко стоящей березе я увидел черные гроздья тетеревов. Показав на них Бобровнику, сказал ему:
- Давай, лев, сшибем еще несколько косачей.
- Так они же не подпустят нас к себе, улетят. – Ответил Бобровник.
- Не улетят. – Заверил я.
- Володька, шпарь, давай! – Скомандовал я шоферу.
- Лев, давай ружье. Теперь я буду стрелять. – Сказал я.
- Не отдам. – Ответил он. – Сам буду стрелять.
Подъехали к березе на выстрел. Бобровник пальнул. Два тетерева свалились на землю. Остальные улетели.
Я посмотрел на часы. Оставалось 20 минут до начала заседания бюро. А до Ужура еще 10 километров. Надо ехать. А Лев настолько разошелся, что не хочет даже и в Ужур ехать. Но надо. Поехали.
- Вот, Лев, и набили дичи. А ты смеялся надо мной, говоря пренебрежительно: «Сейчас настреляешь».
- Ты, Адам, прав. В другой раз я возьму и свое ружье. – Ответил он.
44-45
Награда
Май 1934 года. В полном разгаре две важнейшие компании в Совхозе: окот овец и весенний сев. Бобровника и Нечаева телеграммой Наркомат Совхозов срочно вызвал в Москву. Вернулись они в Совхоз через 10 дней (до Москвы и обратно путь длинен). У обоих на груди Орден Ленина. Ордена вручил им Михаил Иванович Калинин по решению ВУиК.
Они были награждены в числе большой группы директоров и начальников политотделов передовых Совхозов и МТС Советского Союза. Награда заслуженная. Я и другие работники Совхоза сердечно поздравили наших орденоносцев. Но я чувствовал, что Бобровник чем-то не доволен. Один на один по-дружески он сказал мне:
- Знаешь, Адам, я, конечно, рад и горжусь тем, что партия и правительство так высоко оценил мой труд в Совхозе. Это оценка многолетнего упорного труда всего коллектива рабочих. Но, откровенно говоря, я не понимаю, за что наградили Нечаева? Ведь он не заслужил этой награды.
- Понимаешь, Лев, прошел год работы политотделов. Многие из них за этот год немало сделали и еще сделают. Вот партия и правительство решили наградить несколько начальников политотделов за то, что еще будет сделано. Наш политотдел тоже поработал на протяжении года неплохо. Согласен? – Спросил я Бобровника.
46-47
- Э, Адам, ты или не понял смысла мною сказанного, или хитришь, делаешь вид, что не понял. – Ответил Бобровник. – Я ведь не против того, чтобы наградить политотдельцев за год работы. Я вижу и хорошо знаю, что политотдел нашего Совхоза хорошо поработал, провел много очень полезных начинаний. Но ведь все это не является заслугой Нечаева. Он, как был, так и остался крикливым верхоглядом. Не его, а другого надо было награждать вместе со мной. Это не только мое мнение. Так считает и райком партии. Но, оставим этот разговор до другого раза. А сейчас давай договоримся о митинге.
Митинг провели на центральной усадьбе с вызовом представителей от ферм и хуторов. Открывать его пришлось мне краткой вступительной речью. Выступили от чабанов, механизаторов, полеводов, специалистов, комсомола. Затем выступили орденоносцы Бобровник и Нечаев.
48-49
Иван Мокин.
В Совхозе был один тракторист Иван Мокин, страшный неряха, молодой, лет двадцати парень. Я не знаю, умывался ли он когда? Всегда ходил грязным. Белели только зубы и белки глаз. Работал неважно. Трактор содержал в беспорядке, никогда не чистил его. Мокина обсуждали, как комсомольца и на совещаниях трактористов. Но ничего на него не действовало.
Я решил подойти к нему с другого конца. Как-то во время вспашки паров поехал по тракторным бригадам на лошади. Захватил с собой хлеба, вареных яиц, отваренного мяса. Заехал на поле, на котором пахал Мокин. Привязал свою лошадь к березе. Стою на меже и жду, когда подойдет трактор. Сделав на меже разворот трактором, Мокин заглушил его, слез с беседки. Я поздоровался с ним за руку. Он стал заправлять трактор горючим и водой. А я в это время специально взятой паклей стирать с трактора грязь. Мокин смотрит на меня и молчит, а я тоже, молча действую. Когда он кончил заправку и хотел заводить трактор, я спросил его:
- Ваня, ты рано сегодня начал работать?
- До восхода солнца. – Ответил он.
- Есть хочешь? – спросил я.
- Да так, малость. – Ответил он.
- Там у меня в коробке, под беседкой, есть продукты. Пойди и поешь. – Предложил я.
Он стал отнекиваться. Но я уговорил его. И сказал:
- А чтобы время зря не пропало, и выработка твоя двигалась вперед, я попашу за тебя.
- А сумеете справиться с трактором? – Спросил он.
50-52
- Не бойся, Ваня, сумею. – Ответил я. – а ты не стесняйся и путем поешь.
Я включил зажигание трактора, завел его, сел на беседку за руль и поехал. Когда я сделал круг, Мокина направился ко мне. Но я, махнув рукой, крикнул: «Отдыхай, я поработаю». Поохал я часа два. А Мокин, в это время, малость вздремнул, отдохнул.
Никакой нотации я не читал ему:
- Ваня, нехорошо, что ты всегда ходишь не умытым. Ведь так девки не будут любить тебя. Ты не женишься, и будешь вечным холостяком. Трактор тоже любит чистоту.
Мокин захохотал и ничего не сказал. Я простился с ним и поехал на своем гнедом. Он сел за руль трактора и продолжал пахать. Надо отметить, что после этого, Мокин стал быстро исправляться, следить за собой и за трактором. Его выработка стала расти. Мы с ним подружились. Он с уважением относился ко мне. Через год пригласил меня на свою свадьбу. Женился на хорошей дивчине.
День отдыха
В один из воскресных дней июня 1934 года, в период так называемого междупарья (после окота и весеннего сева, до сеноуборки) в Совхозе был подготовлен и проведен день отдыха. Все, кто мог, рабочие, специалисты, служащие Совхоза собрались в красивом месте на берегу реки Чулым, были там с утра до вечера.
Рабкоп организовал приличные буфеты. Да и сам отдыхающие захватили с собой корзиночки со всем необходимым. Состоялся концерт художественной самодеятельности. Играли гармошки, бренкали гитары и балалайки, водились хороводы, проводились различные массовые игры. В реке купались.
День отдыха всем понравился. Люди хорошо отдохнули. С тех пор такие дни отдыха стали традиционными и проводились в Совхозе ежегодно.
53-55
НАЧАЛЬНИК ПОЛИТОТДЕЛА
В августе 1934 года Нечаева утвердили начальником политотдела треста Совхозов Западно-Сибирского Края. Он с семьей выехал из Совхоза. Александра Ивановна с сыном поехала в Москву, Нечаев – в Новосибирск, принимать дела.
В начале сентября меня вызвали в Москву в Центральный Комитет партии. Я был утвержден начальником политотдела Учумского овцесовхоза. В это время Нечаев тоже приехал из Новосибирска в Москву на несколько дней. Мы с ним встретились в Политуправлении Наркомата Совхозов. Он пригласил меня к себе на квартиру. Я ночевал у него. Квартира была неважной. Одна комната с общей кухней в доме на улице Пятницкого. Эта наша встреча с Нечаевым была предпоследней. Еще раз мы с ним встретились зимой в Новосибирске. В политсекторе он проработал недолго. Что-то у него не ладилось с работой. Его отозвали и он уехал к семье в Москву. Не знаю г он там работал. В 1937 году я узнал, что Виталий Петрович Нечаев покончил жизнь самоубийством на улице около своего дома, бросившись под проходящий трамвай. Я не понимаю, как такой физически сильный и здоровый человек, который очень любил жизнь, решил так глупо покончить со своей жизнью. Видимо, довели его до этого в период «культа личности».
Будучи тогда в Москве, я встретился в последний раз через много лет с одним замечательным человеком – Переваловым, о котором много-много писал в предыдущих тетрадях.
56-57
Когда я поехал в Москву, то в Ужуре у одного партизана узнал московский адрес Михаила Харитоновича. Нашел его в барачном домике на Химках. Он работал по хозяйственной части в Мосхим Комбинате. Он вечером повез меня в красивое Подмосковье, где в это время руководил строительством дач для своего учреждения. Мы с ним всю ночь не спали, а ходили около Москвы реки и беседовали, вспоминая годы колчаковщины и партизанщины. Больше не встречались. Уже в начале шестидесятых годов я узнал, что Михаил Харитонович был репрессирован в 1937 году и погиб.

Когда я вернулся из Москвы в Совхоз уже в новом звании, Лев Бобровник сказал:
- Адам, от всей души поздравляю тебя. Рад, что ты стал начальником политотдела. Поработаем.
И продолжали мы с ним дружную работу.
Партийная чистка
Осенью 1934 года в нашей партии проводилась чистка от ненужных элементов. В партийной организации Совхоза она прошла нормально. Я что-то не помню уже, был или нет кто из коммунистов нашей организации, исключен из партии. Мне кажется, что не был.
Партийная организация была здоровой, и являлась действительным вожаком всего хорошего коллектива совхоза. Имели место случаи отдельных нездоровых явлений. Своевременно принимались меры по изжитию их.
58-59
Неблагоприятная осень
Лето 1934 года было очень хорошим. Нормально чередовались дожди и теплые солнечные дни. Был хорошим травостой. Совхоз заготовил достаточно и хорошего качества сена. Приличными выглядели зерновые культуры. Все это радовало и ободряло.
Но, когда время подходило к уборке урожая, погода испортилась. Дожди начали лить, как из ведра. Все раскисло. Затем начались ранние заморозки, которые прихватили, не успевшую полностью созреть пшеницу. Так было по всей Сибири. Хлебозаготовки застопорились.
В Сибирь прибыл член политбюро ЦК партии Молотов, чтобы толкнуть вперед дело хлебозаготовок. А как его толкнешь? Просто плечом не нажмешь. Люди сами старались, выбиваясь из сил. Но климатические условия не изменишь по воле, даже самого высокопоставленного человека.
В Ачинске Молотов собрал кустовое совещание, на которое были вызваны секретари райкомов партии, представители райисполкомов, директора и начальники политотделов МТС и зерновых совхозов восточных районов Западно-Сибирского Края.
Руководители животноводческих совхозов на это совещание не были вызваны. Не они решали судьбу хлебозаготовок. После этого совещания я беседовал с теми товарищами, которые были на нем. И знаю, как оно проходило. Молотов без сожаления «снимал стружку» со многих партийных и хозяйственных руководителей, «давал прикурить», называя жуликами.
60-61
Немало руководителей оказалось без партийных билетов. Правда, позднее, большинство их было восстановлено в партии. Видимо, поняли, что дело не в жульничестве.
Бобровник стукнул кулаком.
Да, была осень! Будь она неладная! Основательно измотала она людям нервы и физические силы.
Кое-как, с грехом пополам, зерновые в совхозе были срезаны с корня и заскирдированы. Комбайны мало применялись. Надо было обмолачивать зерно и сдавать государству. С овсом дело обстояло лучше. План сдачи его был выполнен. Но стране нужен хлеб, пшеница. А ее Заготзерно не принимает, бракует, как недоброкачественную, примороженную.
Мы с Бобровником целыми сутками метались по всему совхозу. Перегоняли, молотилки с одного поля на другое, с одного конца поля на другой конец. Все пробовали, говоря: «Может быть, от сюда зерно примут на элеваторе?». Намолотим мешок и быстро везем его в Заготзерно. Там сделают анализ зерна и…. не принимают. То подмороженное, то очень влажное. Мы обратно в совхоз. Опять перегоняем молотилки на другое место. «Может пойдет?». Скажу коротко: замучились. Это была такая нервотрепка.
Наконец-то сверху в заготовительные органы поступила команда: принимать зерно пониженной кондиции и повышенной влажности.
62-63
Пшеницу от совхоза стали принимать. Ура! Теперь давай, давай молоти и отгружай зерно! Пускаем в ход все молотилки и комбайны тоже ставим на обмолот. Но для того, чтобы они работали на полную мощность, круглосуточно, не хватает людей. Едем с Бобровником в деревню Тугуржан в колхоз имени Эйхе. Договорились с его председателем Евстафьевым о направлении в совхоз двух молотильных бригад.
Во все молотильные бригады мы послали своих уполномоченных «комиссаров», для проведения политической работы и организации социалистического соревнования. Сами день и ночь занимаемся этим, проверяем, подталкиваем: «давай, давай, товарищи, нажимай!».
Как-то вечером, мы с Бобровником решили помыться в бане. Попарились, помылись. После этого хорошо поужинали. Немного отдохнув, ночью поехали по фермам проверить ночной обмолот. Начали с фермы «Толстый мыс». Едем и толкуем: «Сейчас поднимемся на горку, увидим костры и услышим рокот тракторов и шум молотилок». Поднялись мы на горку. Но… ничего не увидели и не услышали. Стояла сплошная темь и было тихо-тихо. Подъезжаем к ферме. Тусклый свет видим только в конторе (тогда на фермах совхоза еще не было электричества. Оно имелось только на центральной усадьбе). Заходим в контору. В ней человек шесть. В том числе управляющий фермой Скахалин и два наших уполномоченных: мой заместитель Саша Прокофьев и председатель рабочкома Козлов. Сидят за столом. Видимо, о чем-то беседовали до нас.
64-65
Спрашиваем:
- Чем, товарищи, занимаемся?
- Да, вот разговариваем.
- А что делаю молотильные бригады?
- Отдыхают. Устали.
Бобровник насупился. По его лицу заходила нервная дрожь.
- «Устали», говорите?! А вы сидите и балясы точите? Почему не спите? Ведь тоже, поди, очень натрудились? Ложитесь, ложитесь, бедненькие мои. А мы с Адамом побаюкаем вас. – Проговорив это, Бобровник громко сказал: - Чтобы через пятнадцать минут молотилки работали. Иначе я вас побаюкаю вот этим!
Он сжал кулак и стукнул им по столу так, что лампа подскочила и свалилась со стола. Всех из котнторы как веником смело. Конечно, не через 15, а минут через 40 молотилки загудели. Мы понаблюдали за работой бригад, и поехали дальше, на ферму «Салбат». Въехав на одну горку, мы увидели в логу большой костер и услышали гул молотилок. Значит на «Салбате» молотят. Молодцы! Хорошо! Подъехали к молотилке. Перекинулись приветствием с людьми, работающими около нее. Темновато. Костер в отдалении. От него слабые отсветы. Необходимые места около молотилки освещаются фонарями «Летучая мышь». Смотрим, около скирды сидит толстый человек в тулупе. Оказалось, что это управляющий фермой Власик. Он дремлет. Устал, конечно, человек. Тронули его за плечо. Он быстро встал. Поговорили с ним. Бобровник мягко сказал:
- Езжай, Иосиф, домой и отдохни путем до утра. Ведь измотался.
66-67
Я смотрю на Бобровника и вижу, что он тоже очень устал, перенервничал. Говорю ему:
- Поедем, Лев, и мы домой. Надо тоже отдохнуть.
- поедем, Адам. – Ответил он.
Вскоре план хлебосдачи совхозом был выполнен. Продолжали сдачу государству зерна сверх плана. На семена свое зерно не оставляли. Оно не годится для посева. Завершался обмолот. Вздохнули с огромным облегчением.
Честно скажу, что после всех пережитых осенних волнений, мы с Бобровником не выходили из квартиры дня три. Спали, гуляли то у меня, то у него и слушали патефон. Отдыхали.
Поросенок
К празднованию 17-й годовщины Октябрьской революции Бобровник дал команду заведующему подсобным хозяйством заколоть несколько поросят. Об этом его распоряжении я не знал. И вот, как-то мне на квартиру доставили обделанную тушу подсвинка.
- Откуда это? – Спросил я.
- С подсобного. По указанию Льва Васильевича. – Ответили.
В конторе в кабинет ко мне зашел Бобровник и спрашивает:
- Адам, тебе поросенка доставили?
- Доставили. Только не поросенка, а целую свинью. – Ответил я.
- как свинью?! – Удивился он. Позвонил домой. Оказалось, что и ему доставили такую же тушу. Вызвал заведующего подсобным хозяйством и спрашивает:
68-69
- Ты что, старый дьявол, наделал?
- Как что? Заколол поросят. – Ответил тот.
- Какие же это поросята? Ведь это туши кабанов. Забирай их к чертовой матери. А нам давай поросят сосунов. Мясо у нас есть. Понял?
- Понял, Лев Васильевич. – Ответил заведующий. – А я думал…
- Ты думал, что мы голодные сидим. – Перебил его Бобровник. – нет, не голодаем. А хочется поджарить поросенка сосунка. В наказание тебе за это, давай нам с Адамом Петровичем не по одному, а по два поросенка.
Поросята были доставлены. В праздничные дни это была замечательная закуска. Не доставало только хрена. Его заменяла горчица.
Д.И.Иванченко
Месяца два я работал без заместителя по партийно-массовой работе. И продолжал редактировать совхозную многотиражку «Голос Чабана».
Наконец-то получил из Политуправления телеграмму, в которой сообщалось, что в политотдел направляется заместитель. Дней через несколько мне позвонили со станции «Учум-Озеро» и сказали, что прибыл заместитель начальника политотдела. Нужен транспорт. Я ответил, что машина сейчас прибудет.
Шофера не нашли. Я решил сам поехать. На мне были полушубок, шапка ушанка и валенки. Мне в голову пришла идея по дороге на станцию: не говорить прибывшему товарищу о том кто я. Приехал на станцию. Вхожу в зал ожидания.
70-71
В нем только трое: молодые мужчина, женщина и лет трех девочка. Спрашиваю:
- Вы едете в совхоз?
- Да мы. – Отвечают.
- Поедемте. Я прибыл за вами.
У них были вещи. Я помог донести до машины. Погрузились, уселись. Я сел за руль. И поехали. Они приняли меня за шофера. Сидящий рядом со мной мужчина завел разговор с спрашивает:
- Ваш начальник политотдела старый или молодой?
- Не старый. Но старше вас. – Отвечаю.
- А как он, деловой товарищ?
- Да так себе. Поживете, сами узнаете. – Ответил я.
Приехали. Завез их к себе на квартиру. Дома никого не было. Муся на работе, ребята в школе. Когда вещи внесли в квартиру, они спросили меня:
- Кто здесь живет?
- Начальник политотдела. – Ответил я. – Вы побудьте одни. Сейчас придут.
Отведя машину в гараж, я зашел в контору и позвал Мусю домой, сказав ей, кто приехал. Что-то допечатывая, она ответила, что сейчас придет. Придя домой, я разделся. Приезжие смотрят, на меня, не понимая.
- Ну, а теперь, товарищи, будем знакомиться. Начальник политотдела Фомичев Адам Петрович. Имею 29 лет отроду. Ведь вы интересовались моим возрастом?.
Смущенно подавая мне руку, молодой мужчина, небольшого роста, с очень короткой шеей, казалось, что голова его держится на плечах, ответил:
- Будем знакомы. Иванченко Дмитрий Иванович, 24 года.
Его жена, здороваясь со мной, сказала:
72-73
«Зина». В их разговоре был очень заметен украинский акцент. На мой вопрос: «Откуда прибыли?». Иванченко ответил:
- Из Кировоградской области. Работал там помощником начальника политотдела по Комсомолу.
Я спросил у девочки, прижимавшейся к матери:
- А как звать тебя, украиночка?
- Галя. – Ответила она.
Пришла Муся. Поздоровались, познакомились. Она стала готовить обед. Иванченко, обращаясь к ней, смеясь, сказал:
- Здорово, Адам Петрович, разыграл нас, прибыв на станцию за нами. Мы так и посчитали, что он шофер.
Пообедали, поговорили. А потом устроили их на квартиру, в бывшую Нечаевску.
Чуть-чуть не стал фотографом.
В честь 17-й годовщины Октябрьской революции Политуправление Наркомата Совхозов премировало меня фотоаппаратом. Саша Прокофьев имел фотоаппарата и хорошо фотографировал. Под его руководством я тоже стал овладевать техникой этого дела. Первое время у меня ничего не получалось. То не додержу, то передержу, а то совсем засвечу. Но я ночами корпел над этим делом, увлекался им. Стало кое-что получаться. Хотя продукция и неважная, но, все же, какие-то плоды труда получались. Один из этих плодов помещен мною на странице 135 тетради №9: фото семьи Зобковых.
В 1934-1935 учебном году, дочурка Надюся училась во втором классе. Ей шел уже десятый год. Она стала пионеркой. Сын Эня, учился в первом классе. Вот этих своих студентов я дома сфотографировал. Дочь с котиком на руках. Сын за букварем.
 
23 февраля 1935 года, Муся родила дочь, которую мы назвали Энессой. Дней через пять после родов я сфотографировал их на больничной койке.
 
 
И.Я. и П.М. Зобковы с дочуркой Милочкой
76-78
 
Мой друг. Директор совхоза Лев Васильевич Бобровник. Он в своей квартире.

Постепенно мое мастерство фотографирования росло. С того времени прошло более 30 лет. А фотокарточки совсем не поблекли, сохранились.
 
А вот, чем не видик? Это дом на центральной усадьбе («Зеленый дом»), в котором мы прожили два года пребывания в совхозе. Идет стрижка овец. Машины отвозят шерсть на станцию.
Конечно, я бы по-настоящему научился фотографировать. Но… Во-первых, вскоре у меня не стало консультанта. Во-вторых, я что-то охладел к фотографированию. Видимо, заленился. Вообще-то, это дело кропотливое. А, все таки, хорошо, что в моих архивах кое-что сохранилось, свидетельствующее то, как я чуть-чуть не стал фотографом.
79-81
А.Г.Лазарев
Точно уже не помню когда, но, кажется, в марте или в апреле 1935 года Сашу Прокофьева отозвали из нашего политотдела. Его выдвинули на какую-то работу по линии НКВД. На его место прислали Лазарева Александра Гавриловича, который и стал моим заместителем по оперативной части.
Ему было лет 25-26. высокий, стройный, с правильными чертами лица. Его жена, Лиза, маленького росточка, щупленькая, на лицо симпатичная. Характером обладала мягким, сговорчивым. У них имелся сынишка, которому тогда было несколько месяцев, чуть постарше нашей Инночки.
С Иванченко и Лазаревым мы вполне сошлись. Жили и работали дружно. Никаких противоречий не было. Жены наши тоже сошлись характерами и дружили между собой. Жена Иванченко, Зина, была очень веселой, компанейской женщиной, любила украинские песни и сама прилично пела. Все было хорошо, работа ладилась.
Новый директор Совхоза.
Весной 1935 года был образован Трест овцесовхозов. Он находился в Абакане – областном центре Хакасской автономной области и объединял все овцеводческие совхозы Хакассии, Минусинского, Ужурского и Новоселовского районов.
Директором Треста утвердил Наркомат Совхозов, Бобровника. Я был рад, что его выдвинули, и сердечно, как друга, поздравил. Но очень не хотелось расставаться с ним. Ведь у нас так ладилась работа с ним. Мы были хорошими друзьями. И вот он уехал. На прощание я попросил его:
- Лев, подбери на свое место хорошего товарища.
- Ладно, Адам, подберу. – Ответил он.
- А, может быть, директором стоит утвердить Иосифа Власика? – Спросил я.
- Нет, Иосифа, пожалуй рановато выдвигать на такой пост. Пусть поработает заместителем. – Ответил он.
Бывший управляющий фермой, Власик, на должность заместителя директора совхоза был выдвинут месяца за два до этого. Уезжая в Абакан, Бобровник возложил на Власика временное исполнение обязанностей директора.
Устроившись в Абакане с квартирой, Бобровник приехал в совхоз за семьей. Он посоветовал мне перейти в освобожденную им квартиру, говоря:
82-83
- Адам, семья у тебя сейчас большая, 6 человек. Квартира, в которой ты живешь, с прибавлением двух человек в семье стала тебе тесной.
Я так и сделал, как только он выехал. Недели через две Бобровник сообщил мне, что новый директор скоро прибудет в совхоз. Мы с Власиком поручили коменданту совхоза подготовить квартиру для директора. Он подготовил отдельный домик, в котором имелись большие две комнаты, кухня, хорошая кладовка и все прочее.
Прибыл директор с семьей – жена и двое детей лет по 9-12. фамилия его Линдэ Иван Михайлович. По национальности он латыш. Жена звала его не Иваном, а Яном. Она, Матильда Робертовна. Он называл ее нежно Матильдочка. Ему лет сорок. Ей столько же.
Я, Власик, Иванченко и другие руководящие работники совхоза старались быстрее сблизиться с Линдэ, ввести его в курс совхозных дел, приобщить его к коллективу. К здоровому и работоспособному коллективу, считающего дело совхоза, своим личным делом.
Первое время мне казалось, что новый директор неплохой товарищ и работник. Общителен, разговорчив, старается вникнуть в дела совхоза, внимательно знакомиться с ними. Но, вскоре стал замечать, что какой-то он не твердый, непостоянен, неуравновешенный человек. Бывало, поговоришь с ним, посоветуешься о том или другом деле. Кажется, договорились твердо. А на другой день чувствуешь, что поступает он не так, как договорились, а, наоборот, по-своему, часто, не в пользу дела.
84-85
Потребовалось немного времени, чтобы установить причину таких резко переменчивых ветров. Дело в том, что Линдэ был очень слабохарактерным человеком. И к тому же, почему-то, находился, полностью под башмаком совей Матильдочки. Получалось так, что договоримся об одном, но после того, как ночная кукушка напоет ему, навеет иные настроения, он делает другое.
А теперь, коротко об этой кукушке. Очень не симпатичной по оперению, с весьма неприятным голосом (Под голосом я имею ввиду, ее внутреннее содержание, ее характер). Она была неуклюжего, расплывчатого телосложения. Широкое лицо осыпано малых и больших размеров лепехами веснушек. На правом глазу бельмо. Она им не видела. Я понимаю, что за внешний вид человека осуждать нельзя. Он в этом не виновен. Таким видом ее наградили родители. Обидела природа. А характером она обладала очень тяжелым и вздорным, злым и сварливым. Командовала своим мужем направо и налево. Ну и пусть бы командовала им в домашних делах. И пусть бы он выполнял ее команду, раз сам не умел командовать. Так нет. Она, беспартийная особа, ничего совершенно не понимавшая в совхозных делах, через своего подчиненного (мужа-директора) вмешивалась в эти дела. Выдавая этим ненужную карусель. Внося разлад в делах, в коллективе.
Я пока оставлю эту ночную кукушку. К ней я еще вернусь и напишу дальше. А сейчас хочу сказать о другом.
86-87
«Лапочки, почечки, головка»
Я уже писал об озере «Учум». Вода в нем была очень неприятном на вкус. Рыба в нем не водилась. Камыши и другая озерная растительность не росли. Водоплавающие птицы не водились. Во время весеннего перелета с Юга на Север гуси и утки устраивали на этом озере временную остановку для ночевки. Вот в это время мы проводили охоту на гусей и уток.
А условия для охоты были очень хорошими. С северной стороны озера отвесная высокая гора. Переночевав на озере, рано утром, при восходе солнца, гуси и утки, с громкой перекличкой между собой, поднимаются вверх и берут курс на север. Они пролетаю очень низко над горой.
Так вот, ко времени их отлета с озера, охотники устраиваются в скрытом месте на горе. Когда птицы летят над горой, охотники стреляют в них и убивают.
Прибывший в совхоз Линдэ, оказался азартным охотником. Это я заметил сразу, когда в первые дни мы с ним делали объезд совхоза. Проезжая мимо озера, я рассказал ему об описанном способе охоты на гусей. Он загорелся желанием поохотится. На другой день рано утром он, я и еще несколько человек поехали к приозерной горе. Забрались на нее, укрылись.
Вскоре началась на озере перекличка гусей. Затем они взлетели и поднялись вверх. Когда пролетали над горой, мы, конечно, прежде всего, предоставили возможность стрелять в них Линдэ. Он удачно выстрелил и сбил одного гуся.
88-89
Сколько после этого у него было радости, торжества и разговоров! На завтра утром, придя в контору, он говорил:
- Каким замечательным оказался гусь. Жена хорошо поджарила его. А из лапочек, почечек и головки сварила великолепный суп. Получилось одно объедение.
Суровая, холодная зима и жаркое, засушливое лето.
Зима 1934-1935 года была очень суровой. Длительное время стояли большие холода. Правда, для Совхоза они не были страшными. Кормов имелось достаточно для овец и другого скота. Помещения утеплены. Но даже для закаленных и привычных к морозам сибиряков временами трудно было работать на открытом воздухе. Дыхание захватывало.
Однажды мы с Бобровником были в Ужуре на заседании бюро райкома партии. Мы оба были членами бюро. В Ужур мы приехали на паре лошадей. На машине нельзя было проехать по переметенной дороге. После заседания бюро домой возвращались поздно вечером. Стоял трескучий мороз. Хорошо, что без малейшего ветерка. Одеты мы были очень тепло. И то пробирал нас холод.
А вот с лошадьми было плохо. Около их норок нарастали сосульки изо льда. Им трудно было дышать. Приходилось через каждые один-два километра останавливаться, чтобы освободить норки лошадей от ледяных сосулек. В ту ночь было 56 градусов ниже нуля. Вот это морозец!
90-91
Весна 1935 года была ранней. В совхозе был своевременно проведен весенний сев, хорошо прошел окот. Был приличным выход ягнят. Получился высоким настриг шерсти. Казалось, что все будет хорошо.
Основательно тревожило нас, работников совхоза, жаркое лето, плохие осадки. Дожди перепадали редко и небольшие. Травы и зерновые росли плохо.
Красноярский Край
В 1935 году был образован Красноярский Край. В июне месяце состоялась первая Краевая партийная конференция. В числе других делегатов от Ужурского района был делегатом на этой конференции и я.
Во время конференции работники Красноярского Края радиокомитета попросили меня, как начальника политотдела передового в Крае Совхоза, выступить по радио. Я охотно согласился и выступил. Во время этого выступления меня сфотографировали. Вот это фото. Оно получилось очень удачным, четким.
 
А какой сложной была в то время звукозапись для передачи по радио. Сколько было аппаратуры, проводов, проводочков, ламп и лампочек. Сейчас это делается проще.
92-93
На отдых
Работая в Совхозе уже третий год, я на протяжении этого времени по-настоящему не пользовался отпуском. А работа была напряженной. Правда, организм был молодым, сильным (мне шел тридцатый год), нагрузку выдерживал. Но, все же, усталость чувствовалась. Я написал в Политуправление в Москву заявление и просил разрешить мне пойти в июле месяце в отпуск, и, если можно, выслать путевку в один из южных санаториев. Мне разрешили пойти в отпуск и выслали путевку на курорт Ялта в Санаторий «Коммунаров».
Я был очень доволен. Быстро собрался и поехал. Приезжаю в Москву, захожу в Наркомат Совхозов, где неожиданно встретился со Львом Бобровником, прибывшим накануне по своим трестовским делам. Обои мы очень обрадовались этой встрече. Это было в субботу. Из Москвы в Ялту мне надо было выехать вечером в понедельник. Узнав об этом, Лев сказал:
- Вот и замечательно! Проведем завтра с тобой день вместе, побродим по Москве, погуляем, отдохнем.
Узнав, что в гостиницу я еще не устроился, он сказал:
- И не устраивайся. Пробудем вместе эти два дня у моих родичей. Правда, сейчас у них тесновато. Но в тесноте, да не в обиде. Места хватит.
В Москве жил и работал, кажется, судьей родной брат Бобровника, Иван. А жена Ивана, являлась родной сестрой прокурора города Москвы (фамилию его уже забыл {Филиппов Андрей Владимирович}).
94-95
В это время квартира Ивана ремонтировалась. Он с женой и ребенком жили в квартире прокурора, который был на курорте, а его жена, работавшая в Наркомате НКВД, была дома. Ее звали, кажется, Галей. Она дочь старой революционерки-подпольщицы, до революции.
Покончив со своими делами, он – в Наркомате, я – в Политуправлении, мы с Бобровником пошли к его родичам. Он познакомил меня с ними. Был хорошо проведен в семейном кругу вечер. Погуляли.
«Поеду к цыганам!»
На завтра утром мы сидели за столом, завтракали, опохмелялись. В это время в квартиру вошел небольшого роста, красивый на лицо, чернобровый, стройный молодой человек в костюме работника НКВД.
Взглянув на вошедшего, я невольно подумал: «Ну и награждает же природа некоторых счастливчиков красотой. Как картинка!». Но, когда эта «картинка» заговорила, я понял, что это женщина в мужском костюме. Ее пригласили за стол. Оказалось, что она работает в Наркомате НКВД в редакции газеты.
Когда завтрак подходил к концу, хозяйка дома, Галя, предложила пойти в Парк Культуры и отдыха имени Горького и провести там день. Но Бобровник, посмотрев на часы и незаметно для других, толкнув меня, сказал:
- С удовольствием пошли бы, но у нас нет времени. Нам надо уже идти в Наркомат.
- а кто же в Наркомат в воскресный день работает? – спросила Галя.
- А мы вчера договорились, что один человек придет. – Ответил он.
Мы собрались и пошли. Когда вышли из дома я спросил Бобровника:
96-97
- почему это ты, Лев, соврал им?
- А ну их! Проведем день двое с тобой. – Ответил он.
Мы сели в трамвай и поехали в Парк Культуры. Побродив по нему минут сорок, зашли в ресторан. Заказав себе, что нужно было, сидим и блаженствуем, разговариваем. Взглянув на входную дверь, я увидел входящую Галю и «картинку». Толкнув ногу Бобровника, шепотом сказал ему: «Они пришли». Он взглянул, и тоже увидел их. Делать нечего. Надо выкручиваться из положения. Мы их окликнули. Но они и сами уже путь держали к нам. Подойдя, спросили, усмехаясь:
- А почему же вы не в Наркомате?
- Да понимаете, подвел нас наркоматовец, не пришел. Вот мы и поехали сюда, считая, что вы тоже прибудете. Ходили по парку. Но вас не встретили. Вот и зашли сюда и сидим. – Выкрутился Бобровник.
Не знаю, поверили они нам, или нет. Вряд ли. Скорее всего, что они нас проследили. Поэтому и пришли в ресторан. Пробыли мы в парке весь день. Вечером поужинали в том же ресторане, взяли такси и поехали домой. Когда подъехали к дому, и женщины вышли из машины, Бобровник сказал:
- Поедем, Адам, к цыганам.
- нет, Лев, я к цыганам не поеду и тебе не советую. Уже поздно. Пойдем домой.
- Ну, раз не хочешь, я один поеду.
Мы трое стали уговаривать его не ездить. Но он решительно заявил:
- Поеду к цыганам!
- Раз ты все же хочешь ехать, - сказал я, - тогда сними с себя орден Ленина и отдай нам. Партбилет тоже. Да и денег оставь при себе немного.
98-99
Он беспрекословно согласился со мной. Отдал партбилет, орден, часть денег. И поехал к цыганам. Вернулся домой поздно ночью. В понедельник мы с ним пробыли день в Наркомате совхозов. А вечером он проводил меня на вокзале. Я поехал в Ялту.
На курорте
В одном со мной вагоне, только в другом купе, ехал один товарищ, примерно моих лет. Я всегда курил и курю сейчас много и часто. Оказалось, что этот товарищ из соседнего купе тоже курил не меньше моего. Мы очень часто рядом с ним стояли у окна коридора вагона и дымили, перекидываясь отдельными фразами. Потом познакомились, разговорились. Оказалось, что он едет в тот же санаторий «Коммунаров», в который еду и я. Потом мы узнали, где и кем работаем он и я. Он – секретарем партийной организации Болышевской Коммуны под Москвой. В ней живут и воспитываются бывшие беспризорники, карманники и другие юные правонарушители. Он рассказал много интересного из жизни коммуны. Я сказал, что когда-то, в 1920-1922 годах был воспитанником детдома. Оказалось, что он бывший беспризорник. Будучи таковым в начале двадцатых годов, исколесил страну в вагонах и под таковыми, вдоль и поперек. Имя его - Михаил. Я назвал свое бывшее комсомольское имя - Анатолий. К концу пути мы уже подружились и называли друг друга коротко и на «ты». Он был интересным человеком:
100-101
Общительным, разговорчивым, остроумным и веселым, смеялся заразительно.
Прибыв в Севастополь уже вечером, мы не поехали в Ялту, как другие курортники, а остались переночевать, чтобы утром осмотреть исторический город и «Севастопольскую панораму». Во второй половине следующего дня выехали из Севастополя в Ялту на автобусе.
Крымская природа меня не привлекала. Ехал я и думал: «Ну и хваленый Крым! Ни степи путней, ни лесу. Толи дело у нас в Сибири». Так я думал пока не доехал до Байдарских ворот.
Когда проехали их, передо мной открылось море и вся прелесть южного берега Крыма с его буйной растительностью. Я сказал Михаилу: «Вот это да! Вот это красота!». До этого я никогда не бывал на юге, не видел моря. Меня все зачаровывало. Я всем восхищался.
Прибыли в санаторий. Устроились. Начался мой отдых. До этого, за свои почти 30 лет жизни, ни в каких санаториях я не бывал. Много купался, ходил, ездил и плавал на экскурсии, фотографировался. Вот санаторий «Коммунары». Вернее: около санатория.
 
102-105
Утренняя физкультурная зарядка
 
Я полюбил море, часто купался в нем. Вечером перед сном обязательно искупаюсь. Утром после физкультурной зарядки до завтрака – на море.

 
 
 

А как замечательно поваляться на пляже, позагорать!
 

На пляжах Крыма не мелкий песочек, а галька. Море дробит камни, отшлифовывает их. Сколько требуется времени, чтобы они превратились в песок? Столетия и тысячелетия.
В санатории у нас сложилась замечательная, из семи человек, компания. Мы всегда были вместе. На фото: сидят Миша (бывший когда-то беспризорник), Митя (с тростью). Стоят: Еся, Каспар, Петя, Ваня.
 
106-107
А вот знаменитое «Ласточкино гнездо». В дореволюционное время здесь был ресторан и прочее, где толстосумы и аристократия прожигали жизнь.

 

Не знаю, в каком состоянии находится это «гнездо» сейчас. Уже тогда вход в помещения не разрешался.
 
Ничего себе был, домишко, царя Николая II. Требовалось бедняге немало средств, чтобы содержать его. Вылетел бы в пух и прах от расходов, если бы Октябрьская революция не освободила Николашку от этой беды.
108-110
А вот Ореанда.

 

Сколько в дореволюционное время царской челяди, толстозадых придворных просиживали эту беседку, болтая о пустяках и жеманясь!

 

Вот еще одна «хатенка» - дворец царского вельможи Воронцова.
Как все же замечательно, что могучая буря Октябрьской революции вымела из всех этих дворцов всякую нечисть – их владельцев, превратила их в здравницы для трудового народа.

Да, красивые места на южном берегу Крыма!
 

111-113
Посылка
В первое время пребывания в Ялте я, можно сказать, с жадностью набросился на крымские фрукты. Поглощал их много. Потом они приелись, насытился.
Решил я послать из Крыма домой в совхоз ящик с фруктами, почтовой посылкой. Был конец июля месяца. Самое жаркое время года. Пока посылка дошла до Сибири и была доставлена домой, груши, абрикосы и другие фрукты превратились в сплошную кашу. Получив мою посылку, дети и жена остались очень разочарованы.
Возвращение
Срок пребывания на курорте закончился. Я замечательно отдохнул, набрался сил, повидал юг, накупался в Черном море.
Возвращаюсь домой, чтобы взяться за совхозные дела, за проведение очередных сельскохозяйственных компаний: уборку урожая, случку овец, зимовку, ремонт техники и т.д.
Когда я проезжал на поезде по территории своего совхоза, внимательно смотрел в окно вагона, настроение начало портится. Виды были неприглядными, взора они моего не радовали. Засушливое лето основательно напакостило. Между стогами сена были большие расстояния. Зерновые низкие и редкие.
Дети и Муся моему приезду очень обрадовались. Соскучились по мне. Я их порадовал тем, что привез с собой свежих крымских фруктов, даже гроздья винограда в специальном сите. Нашей малышке Инночке было уже около 6 месяцев. Подросла.
113
Уборка урожая
Уборка урожая в том году, вследствие сухого лета, началась рано и была легкой. Значительную часть зерновых убрали комбайнами, парк которых увеличился. Полная зрелость хлебов и сухая осень, способствовали комбайновой уборке. Государственный план хлебосдачи, совхоз выполнил быстро.
Да, это хорошо. Но очень плохо то, что урожайность зерновых была низкой, намолот плохим. Я сейчас уже не помню, поскольку центнеров в среднем было получено с гектара. Но, кажется, не более 5-6 центнеров.
Это создавало тревогу. Зерна на фураж осталось мало.
114-115
Атава
Травостой был низким, укос незначительным. Сена было заготовлено мало. Во время сенокоса надо бы было организовать заготовку сена в таежных местах Ужурского и других соседних районов. Но руководство совхоза не сделало этого. Мой заместитель Дмитрий Иванченко тоже до этого не додумался. А я в это время был на курорте. Соломы тоже получилось мало, так как зерновые были низкими и редкими.
Хотя осень была сухой и способствовала своевременной и быстрой уборке урожая. Но лучше бы она была дождливой. Подросла бы атава {трава, которая вырастает после первого покоса. трава, выросшая на месте скошенной или на пастбище, на котором тем же летом уже пасся скот} травы для второго, осеннего укоса. Но дожди пошли уже поздно. Трава мало подросла.
Все складывалось неблагоприятно. Предстояла трудная зимовка из-за нехватки кормов для поголовья овец и другого скота. Впоследствии, мой друг, Лев Бобровник, упрекал меня, говоря: «На какой черт, ты поехал на курорт?!». Да, получилось так, что лучше бы мне не надо было идти в отпуск. Но кто знал, что все лето будет таким паршивым, засушливым.
Зимовка
Она получилась трудной. Пришлось строго экономить корма. В этом направлении проводилась соответствующая работа в чабанских бригадах. Да они и сами великолепно понимали создавшееся положение.
Пришлось зимой пасти овец. Да, да, пасти! Были устроены широкие деревянные треугольники. На них накладывался груз из камней и железного лома.
116-117
Треугольники прицеплялись за тракторы и волоком тащили. Они разгребали снег. Потом на это место пригоняли отары овец. Они копытили остатки снега и добывали для себя корм.
Конечно, это был не тот корм, какой требовался для овец. Но, все же, кое-какой выход из трудного положения.
Случка
В конце ноября, как обычно, началась случка – осеменение овец. В том году из Москвы, из Всесоюзного института животноводства (ВИЖ) в совхоз приехала научная бригада в составе трех человек (две женщины и один мужчина). Они должны были провести опыты осеменения овец. Им для этого выделили три отары.
В одной проводилось осеменение с применением различных сортов разбавителей спермы. В другой-с применением микродоз спермы. Оба эти способа исследовались для того, чтобы от меньшего количества баранов высокой породы осеменить наибольшее количество овец. В третьей отаре осеменение проводилось хранящейся спермой разное время (от часа до нескольких дней) при разной температуре, начиная от нуля градусов и выше. Это исследование проводилось для того, чтобы установить возможность переброски спермы самолетами и другими видами транспорта из одного места в другое.
Мы опасались, как бы эти опыты не отразились отрицательно на выходе ягнят в этих подопытных отарах.
118-119
Но весной 1936 года результаты окота показали, что особого влияния на выход ягнят эти опыты не имели. Правда, наибольшее количество повторного прихода овцематок в охоту было в той отаре, где проводилось осеменение хранящейся спермой. Этих маток повторно осеменяли. Так же поступали и в первых двух отарах.
Награда
В середине января 1936 года из Краевого Комитета партии были получены два пакета: один на имя директора, другой на мое имя. Директору предлагалось срочно представить в Крайком основные показатели деятельности совхоза в 1934 и 1935 годах, а также подробные характеристики на 5 лучших чабанов. Характеристики должны быть подписаны директором и начальником политотдела. Мне предлагалось представить подробную докладную записку о работе политотдела за два года. Мы эти материалы выслали в Крайком.
Вскоре в совхоз приехал инструктор сельскохозяйственного отдела Крайкома партии. Он на протяжении двух дней ездил по совхозу, знакомился с состоянием дел в нем, с работой тех чабанов, на которых нами были высланы характеристики в Крайком.
120-121
Подробно интересовался формами и методами работы политотдела. Я спросил у него, почему это Крайком партии заинтересовался работой нашего совхоза? Он ответил, что в первых числах февраля состоится Краевое совещание передовиков животноводства. Инструктор предложил мне подготовиться самому для выступления на этом совещании и подготовить выступление одного чабана. Я договорился с чабаном-бригадиром Хреновым Иваном, что он выступит на совещании в Красноярске. Подсказал ему, о чем и как рассказать.
Краевое совещание передовиков животноводства состоялось 3-4 февраля 1936 года. На нем от нашего совхоза присутствовали пять чабанов, директор совхоза Линдэ, старший зоотехник Гришанов и Я. Иван Хренов неплохо выступил. Не читая по бумажке, просто рассказал, как его бригада работает и добивается высоких показателей по выходу ягнят и настригу шерсти. Во время перерыва ко мне подошел заведующий сельхозотделом Крайкома партии Думченко и сказал:
- Товарищ Фомичев, после перерыва вторым будешь выступать ты. В своем выступлении поподробнее расскажи о формах и методах работы политотдела, и как она сказывается на всей деятельности совхоза.
Я выступил. Линдэ тоже записался для выступления. Но ему слово не было предоставлено.
122-123
Посчитали, что двух выступающих от одного совхоза хватит. Дело даже не в этом, а в том, что через два месяца после этого совещания он был освобожден от работы директором. О чем я еще скажу.
Перед закрытием совещания сообщили, что 13 февраля в Москве откроется всесоюзное совещание передовиков животноводства. От Красноярского Края на это совещание поедут 29 человек. Зачитали список фамилии чабанов нашего совхоза: Сизова, Хренова и моя. Из Ужурского района в списках были еще четыре товарища: председатель нашего подшефного колхоза имени Эйхе, Евстафьев Григорий Майлович, заведующий фермой этого колхоза, Волчков Андрей Иванович, Цыганок Иван Петрович, зоотехник района и Эроботов Петр Прокофьевич, заведующий фермой колхоза имени Сталина.
Через два дня после Краевого совещания наша делегация, возглавленная заведующим сельскохозяйственным отделом Крайкома партии Думченко, выехала из Красноярска. В Москву мы прибыли 11 февраля. Всех нас поместили в одну гостиницу «Маяк». За делегацией был закреплен автобус. К делегации был прикреплен инструктор ЦК партии. Со всех концов Советского Союза прибыло на совещание 1500 делегатов. Питались мы в столовой Дома правительства на набережной реки Москвы около моста (в этом районе кинотеатр «Ударник»). Питание, конечно, было замечательным.
124-125
13 февраля 1936 года в 10 часов утра в Кремле в большом дворце открылось Совещание. Оно именовалось так: «Совещание передовиков животноводства с руководителями партии и правительства». На нем все время присутствовали Сталин, Молотов, Ворошилов, Калинин, Орджоникидзе, Чубарь, Микоян, Андреев, Жданов, Буденный и др.
Совещание открыл большой вступительной речью Народный Комиссар Земледелия СССр М.А.Чернов. затем начались выступления участников совещания. Всего выступили 81 человек. В их числе Маршал советского Союза С.М.Буденный, рапортовавший за разведение хорошей породы лошадей, которые нужны и для хозяйства и для обороны Родины. Выступили Демьян Бедный, народны поэт Дагестана Стальский Сулейман. Подвел итоги Совещанию в большой речи заведующий сельскохозяйственным отделом, Яковлев. От нашей Красноярской делегации выступил заведующий пасекой колхоза «Промокраина» Бирилюсского района Гиалагин Василий Федорович, который добился, что в 1935 году пасека колхоза имела 105 пчелосемей. От каждой из них было получено по 9,5 пуда мёда.
У меня сохранилась большая книга «Стенографический отчет о совещании». В нем указано, что на совещании присутствовало 1447 делегатов: по крупному рогатому скоту  - 487, по овцеводству – 341, по коневодству – 210, по свиноводству – 331, по птицеводству – 36, по кролиководству – 6 и по пчеловодству – 7.
126-127
Бинокль
В Большом зале Кремлевского дворца наша делегация Красноярского Края была размещена далековато от трибуны, на которой находились руководители партии и правительства. Их лица были видны не четко. А хотелось рассмотреть И.В. Сталина, К.Е. Ворошилова, В.М. Молотова, М.И. Калинина, С.М. Буденного, Орджоникидзе, Микояна и других, поближе.
Вот я и додумался, как это сделать. У одних знакомых москвичей взял хороший большой бинокль. Когда началось заседание, утром, в один из дней, я вынул из полевой сумки бинокль, навел его на руководителей партии и правительства. Сижу и рассматриваю их. Красота! Видно четко. Хоть руку им подай.
Подходит ко мне один товарищ в гражданской форме и говорит:
- Товарищ, вы, видимо, не знаете, что здесь бинокли не полагаются?
- Простите. Не знал. – Ответил я.
- Я понимаю, что вам хочется получше рассмотреть Сталина и других руководителей. Видите, впереди кое-где пустуют места? Вот, после перерыва, вы садитесь туда, и вам будет хорошо видно. – Посоветовал мне товарищ.
Я поблагодарил этого товарища. После перерыва так и сделал. Надо сказать, что Сталин все время хода совещания присутствовал на нем. Внимательно слушал. Изредка, выступающему, задавал вопросы или давал реплики. Подбадривал, если выступающие смущались. Все время он сидел рядом с Ворошиловым.
128-129
Тогда Сталин был вот таким. С серебром в волосах.
 
Скажу откровенно, что И.В. Сталин был вождем народа нашей страны и партии. После смерти В.И. Ленина он сделал многое для страны и народа. Его заслуг перед историей никто не сможет отнять или смазать их. Конечно, он попортил свою биографию «культом», особенно в 1937 году. Но, все же, это была всемирно известная личность. К сожалению, после смерти Сталина у нас нет такой личности. Пока она не появилась. Еще не заметно ее всходов.
Можно сказать так: при Ленине была личность без культа. При Сталине была личность с культом. Сейчас есть культ, но нет личности.
130-131
«Придется ли ещё побывать?»
16 февраля, часа в три дня, состоялось закрытие совещания. Свое выступление заведующий сельскохозяйственным отделом ЦК партии Яковлев закончил так:
«Товарищи, позвольте в заключении сообщить, что по предложению товарища Сталина президиум настоящего совещания входит с хозяйством в ЦИК СССР о награждении лучших животноводов нашего государства орденами СССР».
Был бурный взрыв аплодисментов. Долго не смолкали крики «Ура!». Полторы тысячи делегатов, две тысячи гостей приветственно машут руками Сталину и другим руководителям партии и правительства. Председательствующий Чернов объявляет совещание закрытым. Все поют «Интернационал».
Выйдя из Кремля через Спасские ворота на Красную площадь к Мавзолею Ленина, Я посмотрел на древнюю Кремлевскую стену и подумал: «Придется ли там еще побывать? Буду ли я награжден?». Вероятно, эти вопросы были в головах всех участников совещания.
Банкеты, театры, экскурсии.
Мы считали, что 17 или 18 февраля будет напечатано в газетах и передано по радио о награждении. Но проходят дни за днями до 23 февраля. А насчет награждения ни слуху ни духу. В эти дни невольно возникали такие размышления: «№Будет замечательно, если наградят. Если не наградят несколько человек из состава нашей делегации, еще туда-сюда. А если останусь ненагражденым один, то это будет очень скверно».
132-133
На протяжении целой недели мы дни проводили в экскурсиях по музеям и другим местам Москвы, а вечера – в театрах. Однажды днем все передовики овцеводства, участники совещания (более 300 человек) поехали на экскурсию, на суконную фабрику имени Калинина, где подробно познакомились со всеми процессами выработки сукна. А потом в большой заводской столовой для нас был устроен великолепный банкет. Во время этого банкета каждому из нас преподнесли трехметровые отрезы сукна на костюмы. Мне достался коверкот цвета беж. Первосортный материал. Я сшил из него костюм. Носил несколько лет. Потом жена перешила себе костюм и тоже носила несколько лет. Сукно было крепким, немнущимся.
Однажды вечером, состоялся банкет в Доме Кино. В огромном зале за столами сидели человек четыреста. Шампанское особенно понравилось нашему Волчкову. А какие великолепные были закуски! А сколько было разнообразных фруктов. Потом была пляска и танцы. Особенно выделывали коленца кавказцы, кубанские и донецкие казаки. Ну а Сибиряки и украинцы тоже не хотели ударить в грязь лицом: «барыня», «чечетка», «переплясы», гопак, лезгинка и прочее чередовались. Один пожилой кавказец скинул с ног валенки, остался в одних шерстяных носках, и так задорно танцевал. Любо было смотреть. Да, Москва хорошо принимала тружеников животноводства страны.
134-135
«Не жать крепко руку Михаилу Ивановичу Калинину»
Днем, 22 февраля, руководитель делегации Думченко, предупредил нас, чтобы вечером все мы были в гостинице. «Проведем совещание». – Сказал он. Собрались. Пришел инструктор ЦК партии, прикрепленный к нашей делегации.
Думченко и инструктор сказали, что завтра, 23 февраля, станет известным о награждении.
- Утром пораньше поезжайте, товарищи, в столовую. Позавтракаете. Подъедите к Собору Василия Блаженного не позднее 10 часов утра. Автобус не отпускайте. Кто будет награжден, пойдет в Кремль, а кто не будет награжден, поедет в гостиницу. – Сказал Думченко.
- Товарищи, при получении наград не жмите крепко руку Михаилу Ивановичу Калинину. – Предупредил инструктор ЦК. – Если могучие руки всех награжденных пожмут крепко ему руку, он может без руки остаться.
Не спалось и не елось
В эту ночь мне не спалось. Всё думалось: «Наградили меня или нет?». Евстафьев, Волчков и Цыганюк, бывшие со мной в одном номере гостиницы, тоже ворочались с боку на бок.
В 8 часов утра все мы были уже в столовой. Но позавтракали вяло и неплотно. Не было ни у кого аппетита.
В полчаса десятого прибыли к Собору Василия Блаженного. Все посматривали на Кремль и думали: «Пойду или нет туда?».
136-137
Наконец к нам подошли Думченко и инструктор ЦК. Улыбаясь, они громко сказали: «Все, товарищи, идете в Кремль. Все награждены. Поздравляем!». Мы, громко крикнув: «Ура!», подхватили их на руки и стали подбрасывать вверх. Как будто от них зависело наше награждение. Хотя надо сказать, что один товарищ благодаря им не остался не награжденным. Он был очень благодарен им.
Идем в Кремль по старым своим пропускам. Заходим в здание Верховного Совета СССР. Разделись в раздевалке. Поднимаемся на второй этаж. Одна из комнат отведена для нашей делегации. На столе печенье, фрукты, напитки. Взялись за них. До обеда в этот день должны были получать ордена более 400 человек.
«Поручаем выступить Фомичеву»
Инструктор ЦК зачитал список, кто из нас, каким орденом награжден. 9 человек награждены Орденом Ленина, 14 человек – Орденом Трудового Красного Знамени и 6 человек – Орденом Знак почета. Я был награжден Орденом Трудового Красного Знамени. Чабан Хренов Иван Тимофеевич награжден Орденом Ленина, чабан Сизов Григорий Яковлевич – орденом Знак почета. Наши товарищи из Ужурского района Дроботов, Евстафьев и Волчков были награждены орденами Трудового красного знамени, Цыганок – орденом Знак почета (медалями еще не награждали).
- Товарищи, при получении награды кто-то должен выступить от имени делегации минут на 5-6. – Сказал инструктор ЦК и спросил: - Кому поручите это почетное дело?
138-139
Кто-то назвал мою фамилию. Все согласились с ним. Поручили мне произнести речь. Мне после этого стало не до фруктов и печенья, стоящих на столе. Я стал обдумывать, что и как сказать. Правда, время для обдумывания у меня было.
Все списки были составлены в алфавитном порядке. А ведь моя «Ф» одна из последних. Да еще первыми получали ордена Ленина, а потом Трудового Красного знамени.
Вот закончилось вручение орденов Ленина. Перешли к вручению орденов Трудового Красного знамени. Начиная с фамилии на «А» все дальше и дальше буква за буквой алфавита. Доходят до «Т» и «У» скоро назовут и молю фамилию. Ко мне подходит инструктор ЦК и тихо говорит:
- Спокойно, товарищ Фомичев. Не волнуйтесь. Все будет в порядке.
Уже сотням товарищей вручены ордена. Когда они выходили из зала, у них тряслись руки. Их встречают товарищи из своих делегаций с проколкой в руках и помогают ввинтить на лацкан пиджака или на гимнастерку орден (тогда ордена были не на планке с булавочной приколкой, а на винту).
И вот слышу: «Следующий Фомичев». Иду к столу президиума. Вижу, около него стоит Михаил Иванович Калинин со своей седенькой бородкой клинышком. За столом: Ворошилов, Буденный, Чубарь и другие. Подхожу к Михаилу Ивановичу.
140-141
Он левой вручает мне черную коробочку с орденом и документами. Правую руку протягивает, говоря:
- Вы, товарищ Фомичев, награждены за отличную работу орденом Трудового Красного знамени. Поздравляю вас. Желаю дальнейших успехов.
- Спасибо. – Говорю я и тихо пожимаю его руку. – Михаил Иванович, наша делегация поручила мне выступить.
- Товарищ Фомичев имеет слово от делегации. – Объявил Калинин.
Я не заметил сколько времени говорил, пять или больше минут. Кончил. Слышу и вижу, что мне хлопают. Иду к двери. У нее инструктор ЦК и Думченко. Жмут мне руку, поздравляют. Говорят: «Молодец. Не подвел делегацию. Хорошо выступил».
- У меня во рту пересохло. Очень хочется пить, а больше того курить. – Говорю Я.
- Пойдемте. – Говорит инструктор и ведет меня в один из кабинетов.
Когда я напился и закурил, инструктор ЦК партии сказал мне.
- Знаете, товарищ Фомичев, из 29 человек вашей делегации вы чуть-чуть не остались один не награжденным. А получилось так. Мы знали, что все были представлены к награде. Вы были в списке в числе 10 человек на награждение орденом Ленина. В один из дней приходим в наградное бюро Верховного Совета. Смотрим в списки. И обнаруживаем, что вашей фамилии в них не значится. Стали выяснять почему? Оказалось, что на углу листка, который вы заполняли, прибыв на совещание, красным карандашом кем-то написано: «Работает в политотделе с 1935 года». Мало. Хотя ведь ясно в листке было написано, что работаете с первых дней создания политотделов – с апреля 1933 года.
142-143
Вот на основании пометки красным карандашом вашу фамилию и вычеркнули из списка награждаемых. Тогда мы с товарищем Думченко поехали в ЦК партии, чтобы исправить это дело. Но удалось включить в список награждаемых орденом Трудового Красного знамени. Так как ордена Ленина уже были распределены по делегациям и окончательные списки составлены и подписаны. Вот какая грубая ошибка чуть не получилась.
- Кто же это сделал такую пометку красным карандашом? – Спросил я.
- А черт его знает, кто. – Ответил инструктор.
Я поблагодарил его. И мы с ним пошли к нашей делегации.
Фотографирование
После того, как ордена были вручены, в зале заседаний Верховного Совета началось фотографирование групп награжденных с руководителями партии и правительства. Наша делегация фотографировалась вместе с делегациями.
Нам очень хотелось, чтобы с нашей группой сфотографировался Сталин. Но он почему-то не смог прийти. Хотя его поджидали. С нами фотографировались Молотов, Калинин, Чубарь. Когда готовились к фотографированию, Михаил Иванович много шутил. Смеясь, он говорил фотографу: «Ты смотри не скриви мне нос, или не сделай седой мою бороденку». Этот снимок помещен в стенографическом отчете совещания между страницами и, в одном из экземпляров отчета, я вырезал этот снимок. Вот он.
 
144-147
В мавзолее В.И. Ленина.
Мы уже бывали в мавзолее. Но, выйдя после получения наград из Кремля, мы еще раз пошли в Мавзолей, чтобы у гроба вождя и учителя великого Ленина мысленно дать клятву, что своей дальнейшей работой мы оправдаем награду, будем всегда верны Ленинизму.
Когда я проходил у гроба бессмертного Ленина, у меня было какое-то особое душевное состояние.
Гостиница гудит как улей
Побывав в мавзолее Ленина, мы поехали в столовую и плотно пообедали. Настроение у всех было приподнятое. Все волнения остались позади.
Прибыв в гостиницу, конечно же, все награжденные решили отметить это большое событие чарками водки и необходимой закуской. В номерах собирались малые и большие компании. Мы, 7 человек ужурцев, собрались в нашем номере, в котором жили четверо. Чокались, произносили тосты, поздравляли друг друга, пили друг за друга, разговаривали, перебивая друг друга. И так по всей гостинице. Она шумела, как улей. То из одного, то из другого номера слышались песни на многих языках народов СССР. Кое где даже раздавался перестук каблуков.
Сизов плачет
Посидели мы за столом часика два. Хренов, Сизов и Дроботов ушли в свой номер. Остались мы четверо. Через некоторое время я пошел проверить, как чувствуют себя мои чабаны. Вхожу к ним в номер. Хренов сидит у стола и блаженно улыбается. А Сизов лежит на койке разутый, но в костюме. Он отвернулся лицом к стене. Вижу, что плечи его вздрагивают и слышу его всхлипы. Подхожу к нему и спрашиваю:
- Григорий Яковлевич, почему это ты плачешь? Что тебя расстроило?
- Плачу, Адам Петрович, от счастья. – Ответил он.
Да, человек, которому уже под сорок лет, плачет от счастья, переполнившего его душу и нашедшего выход наружу в слезах. Как не плакать? Забитый в прошлом нуждой и горем батрак, пастух, возможно, не бывавший дальше уездного города Ачинска, в Москве. Он, простой чабан, совещается в Кремле с руководителями партии и правительства.
148-149
Его награждают орденом. Ему этот орден вручает всесоюзный староста, старый большевик-ленинец Михаил Иванович Калинин и жмет его мозолистую руку. Ну как после всего этого не пустить слезу?
Домой
24 февраля наша делегация выехала из Москвы, пробыв в ней почти полмесяца. Все мы за это время переполнились многими впечатлениями и хорошими настроениями, подбодрились, зарядились новой энергией для работы.
В вагоне, половину которого мы занимаем, нам весело. Много разговоров, шуток и песен.
Состав нашей делегации был таким: мужчин 24, женщин – 5. председателей колхоза – 7, заведующих фермами – 10, чабанов – 3, свинарок – 2, доярок – 2, телятница – 1, пчеловод – 1, табунщик – 1, зоотехник – 1, начальник политотдела – 1.
Встреча
Когда наш поезд прибыл на станцию Новосибирск, в вагон вошли два товарища красноярца: литературный работник и фотограф газеты «Красноярский рабочий». Эти товарищи подготовили необходимый материал для газеты.
Прибыли в Красноярск. На вокзале нас встретили с музыкой и речами. Состоялся банкет вечером. Ночевали в Красноярске. Днем фотограф сфотографировал нас в отдельности каждого. Потом на протяжении месяца на первой странице газеты «Красноярский рабочий» ежедневно печатались фото под рубрикой «Наши орденоносцы».
150-151
Из Красноярска выехали по домам в разные районы Края. Нас, Ужурцев, была большая группа – 7 человек. Из райкома партии позвонили в Красноярск. Узнав, когда мы прибудем в Ужур, предупредили, что всей группой сделали остановку в Ужуре. Мы так и сделали. На станции нас встретили секретарь райкома партии, председатель райисполкома и другие товарищи. Поехали в райком. А там кроме актива, наши жены, мой отец, заместитель директора совхоза Власик. Побеседовали. Мы рассказали как проходили в Москве совещание, награждение. А потом состоялся обед. Были тосты. После чего мы поехали домой в совхоз, другие товарищи в колхозы.
Это было 3-го марта. А 4-го марта, вечером, на центральной усадьбе совхоза был проведен митинг, на котором я сделал 40-минутный доклад о совещании в Красноярске, в Москве, о задачах коллектива. Коротко выступили со своими впечатлениями Хренов и Сизов. Выступили другие товарищи. Было принято обращение ко всем рабочим и специалистам совхоза с призывом обеспечить выполнение задач, стоящих перед совхозом.
К сожалению, у меня не сохранились номера газеты «Красноярский рабочий», в которых помещался материал о совещаниях и орденоносцах. Будучи в Красноярске после возвращения из Москвы я сфотографировался для себя на память.
152-155
Вот это фото {фото нет}.
Ивана Тимофеевича Хренова с орденом Ленина на груди я сам сфотографировал весной во время окота, на рабочем месте в кошаре.
Фотографии третьего нашего орденоносца Григория Яковлевича Сизова у меня нет. {ни одного, из описываемых фото, нет.}
За дело!
Прошел целый месяц, как я выехал на совещание в Красноярск. Потом Москва. И вот, вернулся в совхоз. Надо браться за дело. Его впереди много. Приближается весна. Скоро должны начаться важные компании сельскохозяйственного 1936 года, четвертого года моей работы в политотделе совхоза.
Но по указанию Крайкома партии пришлось съездить в три района Края с докладом об итогах совещания передовиков животноводства с руководителями партии и правительства. Побывал также у своих собратьев по труду – в соседнем с нашим, в Ужурском совхозе «Овцевод». Об этой встрече было напечатано в Ужурской районной газете «Победа Социализма» 29 марта 1936 года.
 
156-157
Встреча с другом детства
Будучи с докладом о совещании в Манском районе (восточнее Красноярска) и возвращаясь в совхоз через Ачинск, я сделал в нем остановку и навестил своего друга Павлика Афанасьева, с которым когда-то воспитывались вместе в Ужурском детдоме. В Ачинске он работал директором школы.
На память мы сфотографировались
 
О Линде и его Матильде.
О новом директоре совхоза Линде я уже писал. Он был неустойчивым, неуравновешенным человеком, без своего твердого, постоянного мнения. Он находился под дурным влиянием своей жены, ночной кукушки, вздорной, сварливой бабы.
О ней, Матильдочке, я тоже коротко уже писал, нарисовал ее внешность и описал внутреннее содержание. Казалось, что можно бы и ограничиться этим. Но придется кое-что добавить к зарисовке, чтобы понятным было дальнейшее, о чем я скажу.
Вскоре после того, как Линде прибыл в совхоз и принял его, при встрече со мной его жена зло косила на меня свой глаз. Недели через три она зашла ко мне в кабинет и поставила «ребром вопрос»:
158-159
- Товарищ Фомичев, почему вы заняли нашу квартиру?
- Какую это вашу квартиру? Разве вы когда-нибудь жили здесь? Может быть при помещике Четверякове? – Удивленно спросил я её.
- Нет, не при помещике. Мы должны были занять директорский дом, а вы переселились в него. – Ответила она.
- Скажите, такое мнение только ваше, или и вашего мужа тоже? – Спросил я. Но она не ответила. Я сказал: - Так вот, знайте, что пока еще в совхозе не построен специальный дом для его директора. Нет домов и для заместителя, для агронома и зоотехника. Они живут в квартирах обычных совхозных домов. Не будем говорить о том, кто чью квартиру занял.
Она ушла злая. Я, конечно, понимал, что она приходила ко мне для того, чтобы высказаться не только лично от себя. Они этот вопрос «обсосали» совместно с Линде. Она сделала «разведку боем». Встретившись с Линде, я сказал:
- Иван Михайлович, недавно была у меня твоя жена и высказала мне обвинение в том, что я захватил вашу квартиру. Это что и твое мнение?
- Ну что ты, Адам Петрович! Я даже не разговаривал с женой на эту тему. У нас есть неплохая квартира. – Ответил он.
- Раз так, Иван Михайлович, то давай больше не будем возвращаться к разговорам на эту тему. Они ни к чему. Не только бесполезны, но и вредны.
160-161
Не получалось необходимого контакта в работе с Линде не только у меня и моих заместителей, но и у заместителя директора Власика, у специалистов совхоза, которым он не редко давал такие указания и распоряжения, которые расходились со здравым смыслом, были не на пользу делу. Причем у него получалось так, что он часто менял свои указания по одному и тому же вопросу. Все это создавало лихорадку в работе.
Когда я вернулся из Москвы с совещания, Власик и Иванченко сказали мне:
- Хорошо, Адам Петрович, что ты приехал. А то за этот месяц мы замучились с Линде. С ним не возможно работать. В последнее время он как-то ошалело ведет себя, диктаторски. Не хочет ни с кем и ни с чем считаться. Его Матильда все время торчит в кабинете. Как будто бы она его заместитель. Вмешивается в совхозные дела. Надо, Адам Петрович, что-то предпринимать. Дальше так нельзя. В коллективе совхоза появилась какая-то неустойчивость. Трудная зимовка в связи с нехваткой кормов. А тут еще нервотрепка с ним.
Выслушав эти их разговоры, я ответил:
- Хорошо, товарищи, будем совместно что-нибудь предпринимать. Главное надо работать в коллективе, подбадривать рабочих, особенно чабанов, которым сейчас очень трудно с такой зимовкой.
Я замечал, что после награждения меня орденом, отношения с Линде ко мне ухудшилось. Правда он старался показать себя любезным. Но, из-под личины, любезности выпирали косые взгляды, искорки злобы в глазах.
162-163
Но один разговор с Власиком особенно убедил меня в том, что я правильно понял. Власик сказал мне:
- Знаешь, Адам Петрович, я откровенно скажу тебе, что Линде зол, что тебя наградили, а его нет. Еще когда он вернулся из Красноярска с совещания, то вел со мной в недовольном тоне разговор такого порядка: «Начальник политотдела направили на совещание в Москву, а из руководства колхоза никого не направили. Выходит, что политотдел добился хороших результатов. А директор совхоза и его заместитель стояли в стороне». Я ответил ему, - продолжал Власик, что начальник политотдела работает в совхозе уже три года. А мы с вами руководим совхозом только несколько месяцев. После этого он со мной не заводил разговора на эту тему, поняв, что сочувствия с моей стороны не встретит.
Да, Линде считал, что я ограбил его, вырвал из рук его собственный орден. Поездив несколько дней по совхозу, побывав на всех фермах, в чабанских бригадах, я решил откровенно поговорить с Линде о делах в совхозе. Зайдя к нему в кабинет, я начал этот разговор:
- Иван Михайлович, побывал я на всех фермах, во многих бригадах. Надо сказать, что положение в совхозе тревожное с ходом зимовки поголовья овец.
- А что я, Адам Петрович, не понимаю этого положения? Или ты считаешь, что я создал такое положение?
164-165
- Обожди, обожди, Иван Михайлович. Не об этом разговор. Не кипятись. Давай поговорим спокойно. Мы с тобой обои на равных началах отвечаем за состояние дел в совхозе. Вот и давай посоветуемся двое, а потом с активом как быть, что делать.
- Ну и какой выход ты предлагаешь? – Спросил он, смягчив тон
- вот это другой разговор. – Сказал я. – Во-первых, надо усилить контроль, за бережным отношением к кормам, правильно расходовать их. Сейчас, пока еще стоят холода, пускать в рацион меньше сена, больше соломы. А то, когда потеплеет, но подкожного корма еще не будет, овцы хуже будут поедать солому. Тогда увеличим дачу им сена.
Во-вторых, пшеничная солома – неважный, грубый корм для овец. Надо посоветоваться со специалистами, как организовать размельчение соломы и сдабривание её.
В-третьих, надо попытаться купить корма в таежных и притаёжных колхозах, где травостой лучше. Я знаю, что товарищи предлагали тебе сделать это, но ты, почему-то, не согласился с ними.
- Насчет первых двух твоих предложений я согласен. – Сказал Линде. – А насчет третьего сомневаюсь, что у кого-нибудь есть лишнее сено. А потом нужны деньги, чтобы его покупать. А где их взять? Товарищи предлагали выбраковать несколько десятков баранов, несуягных овцематок и обменять их на корма. Я на это не пошел и не пойду. Это было бы разбазаривание поголовья.
166-167
- Насчет «разбазаривания» ты, Иван Михайлович, неправ. Если мы этого не сделаем сейчас в отношении десятков голов, то при затяжной весне от бескормицы могут пасть сотни и даже тысячи голов.
У меня еще есть и четвертое. – Продолжал я. – Я хочу поговорить с тобой насчет кадров рабочих и специалистов совхоза. Ты, Иван Михайлович, неправильно к ним относишься, не считаешься с ними, к их мнению не прислушиваешься.
- Я не намерен подлаживаться к каждому. – сказал Линде.
- Подлаживаться тебя никто не заставляет. А относиться правильно к коллективу, к кадрам ты обязан, как директор и, прежде всего, как коммунист. А ты противопоставляешь себя коллективу. тем самым настраиваешь его против себя. К кадрам надо относиться внимательно и бережно. Они у нас в совхозе замечательные. С ними можно делать все.
- И даже ордена получать. – Едуче буркнул Линде.
- Да, и ордена получать и их награждать. – Спокойно ответил я. – На протяжении трех лет пять человек уже награждены. И еще будут награждены. Если в совхозе дела будут идти хорошо.
Раз уж ты, Иван Михайлович, задел вопрос об орденах, то я должен прямо спросить тебя: почему ты бесишься по поводу моего награждения? Ты думаешь, что мне достался последний орден и на твою долю не осталось? Не беспокойся, орденов в Верховном Совете много. Можешь получить и ты. Только давай дружнее с коллективом будем работать.
168-169
- Ну что ты, Адам Петрович, принял всерьез мою реплику. Я, шутя сказал.
- ладно уж, «шутя». Я понимаю разницу между шуткой и серьезным, между иронией и злобой. Ты, Иван Михайлович, серьезно подумай о всем, о чем мы сегодня говорили с тобой. – Сказав это, я вышел.
Какой же вывод сделал из всего этого Линде? А вот какой.
На другой день я зашел к нему, чтобы договориться окончательно о том, что будем делать в отношении кормов. Войдя в кабинет, увидел не только его, сидящим за столом, но и её, ночную кукушку Матильдочку, сидящую в виде лепехи, на стуле, напротив его. Поздоровавшись с ней и с ним, я сел. Они молчат и я молчу, ожидая когда она выйдет из кабинета. Но она сидит.
Тогда, обращаясь к ней, я спросил:
- Матильда Робертовна, вы все свои домашние хозяйственные вопросы разрешили с Иваном Михайловичем?
Вместо ответа она косо посмотрела на меня и что-то сказала ему на своем латышском языке. Он в ответ ей что-то буркнул на том же языке. Думая, что после этого она уйдет, я жду и молчу. Но она не уходит. Тогда я сказал:
- Матильда Робертовна, вероятно, дома вас ребята ждут. А нам с Иваном Михайловичем надо решать совхозные дела.
Она опять что-то сказала ему. Он спросил у меня:
- О каких делах, Адам Петрович, ты хочешь говорить со мной?
«Ну, это уже нахальство». - Подумал я, и ответил:
170-171
- Пусть твоя жена выйдет из кабинета, тогда и поведем разговор о делах.
- Секретов у нас нет. Почему моя жена не может присутствовать при нашем разговоре? – Спросил он, делая наивное выражение лица.
Все это начинало выводить меня из терпения. Но я спокойным тоном ответил:
- она жена тебе, но не твой заместитель и не работник совхоза, и пусть своего носа не сует туда, куда не нужно. Пусть не лезет в совхозные дела. А ты лучше позови своего заместителя Власика, главного зоотехника, главного агронома, бухгалтера. Я позову своих заместителей. И мы посоветуемся о кормах и прочих делах совхоза.
Жена Линде опять что-то сказала ему. Он схватил за горлышко графин с водой и поднял его кверху.
- Не глупи, Иван Михайлович. Поставь графин на место. Он стеклянный и с водой. Разобьешь, обольешь стол и бумаги, на нем лежащие. – Сказал я ему. А обратясь к ней, произнес: - А вы вон из кабинета! Не мутите воду.
Он на латышском языке что-то сказал ей. Я понял только одно слово: «Матильдочка». Она лениво поднялась со стула и вышла из кабинета, переваливаясь с боку на бок, как утка. Когда она вышла, я спросил:
- Иван Михайлович, до каких пор это безобразие будет продолжаться?
- Извиняюсь, Адам Петрович. Погорячился. Нервы. – Ответил он.
172-173
- Дело не в горячности и не в нервах. Нервы есть у всех, и у меня тоже они имеются. Ты ведь не истеричная институтка дореволюционного времени и не мигренистая барынька. А директор совхоза, коммунист. Держи свои нервы в руках. Не в горячности и не в нервах дело. Я хочу задать тебе, Иван Михайлович, несколько вопросов: почему твоя жена вмешивается в совхозные дела? Почему ты прислушиваешься к ее вздорным советам? Почему ты находишься под ее влиянием? Почему не возьмешь ее под свое партийное влияние? Вот в чем корень зла, а не в горячности и не в нервах.
Вместо ответов на эти вопросы, он только попросил меня:
- Адам Петрович, я прошу тебя, не делай огласки насчет получившегося сейчас инцидента.
Я тоже ничего не ответил на его просьбу. И вышел из кабинета. Придя к себе в кабинет, стоял, смотрел в окно и думал: «Что он за человек? По меньшей мере неисправимый башмачник. Такой муж, который находится под башмаком у своей жены. А что она из себя представляет?». Потом я позвал к себе Иванченко и Лазарева. Рассказал им о происшедшем. Поговорив, мы пришли к выводу, что дальше терпеть все эти линдовские выходки нельзя. Надо всерьез ставить о нем вопрос перед Крайкомом партии и Наркоматом совхозов.
Через день я получил бумажку из Крайкома. В ней указывалось, что такого-то числа в Манском районе созывается районное совещание животноводов, на котором я должен выступить с докладом об итогах всесоюзного совещания передовиков животноводства с руководителями партии и правительства.
174-176
Я собрался и поехал. На обратном пути через Красноярск, я зашел к заведующему сельхозотделом Крайкома партии Думченко. Подробно познакомил его с делами в совхозе и рассказал о Линде. Выслушав меня, Думченко сказал:
- Да, оказался неудачной фигурой этот Линде. Надо заменять его.
УРА! В совхоз возвращается Бобровник.
Сейчас уже точно не помню когда. В апреле или в мае. Но весной 1936 года была проведена Наркоматом совхозов новая реорганизация системы трестов совхозов. Надо сказать, что бывший тогда Нарком совхозов Калманович Моисей Иосифович, был большим мастером по проведению разного рода реорганизаций и комбинаций, часто не дающих должного положительного эффекта.
Созданный год тому назад Абаканский трест овцеводческих совхозов ликвидировался. Овцеводческие совхозы вливались в подчинение треста молочно-мясных совхозов. Был образован единый трест животноводческих совхозов с местом пребывания в городе Минусинске. А еще года через два с небольшим, была проведена новая реорганизация.
Опять был восстановлен трест овцеводческих совхозов.
Надо сказать, что реорганизация, проведенная весной 1936 года, положительно сказалась, пожалуй, только на одном совхозе. На нашем, учумском овцесовхозе. Дело в том, что с ликвидацией треста овцесовхозов, его директор, Лев Бобровник, остался не у дел. Ему предлагали стать директором вновь созданного Минусинского треста. Но он отказался. А поскольку Линде надо было освобождать, он и вернулся обратно в Учумский совхоз, став опять его директором.
Весь коллектив совхоза облегченно вздохнул, избавившись от «башмачника». Я был тоже очень рад возвращению Бобровника. Опять мы стали дружно и слаженно работать с ним. Дела пошли нормально.
177-179
ДИРЕКТОР СОВХОЗА
Ужурский совхоз «Овцевод»
Соседом Учумского овцесовхоза являлся Ужурский совхоз «Овцевод». Когда-то оба эти совхоза были единым хозяйством. Потом разделились на два. В Ужурском совхозе имелось 50 тысяч гектаров земли. В зимовку уходило до 17-18 тысяч голов овец. В 1936 году зимой имелось 15 тысяч овцематок. Местность такая, как и в Учумском совхозе – лесостепь. Земля урожайная – Сибирский чернозем.
Все объективные условия были к тому, чтобы этот совхоз находился в числе если не лучших, то хороших хозяйств. Но из года в год дела в нем шли неважно. Причиной тому было руководство совхоза. Оно не обеспечивало выполнение предъявляемых к нему требований.
С мая 1933 года директором этого совхоза работал Ведерников, который до этого был секретарем парторганизации Учумского совхоза. Общая, политическая грамотность его была низкой, культурный уровень невысок. А гонору он имел с избытком.
Начальником политотдела являлся Скорободилов, мало знакомы с сельским хозяйством вообще, с овцеводством в частности. Работником он был неинициативным, не энергичным, выглядел каким-то флегматиком. Но гонор тоже имел.
С первых дней между дирекцией и политотделом совхоза не получилось делового контакта. Они спорили, грызлись между собой не по принципиальным вопросам, а по пустякам. Директор и начальник политотдела, их заместители спорили между собой, решая «важную проблему»: кто главнее: дирекция или политотдел совхоза, кто к кому должен ходить на согласование вопросов: директор к начальнику политотдела или наоборот. А так, как они не могли этого доказать, то месяцами вообще друг к другу не заглядывали.
Дрались паны, а у холопов чубы летели. Спорило руководство совхоза. А проведение сельскохозяйственных компаний проваливалось. Имели место большой падеж поголовья, низкий выход ягнят, малый настриг шерсти, низкая урожайность зерновых.
Ужурский совхоз часто был объектом обсуждения на пленумах, совещаниях и заседаниях. Руководство совхоза неоднократно серьезно предупреждалось. Однако положение не менялось. Выводов руководство не делало. Все шло по-старому.
180-181
Катастрофа
Я уже писал, что лето 1936 года было неблагоприятным, засушливым. Оно отрицательно сказалось на хозяйственных делах колхозов и совхозов. Отразилось и на нашем, Учумском совхозе. И вот в Ужурском совхозе получился полнейший провал.
Кормов заготовили очень мало. Контроля за расходованием их установлено не было. Они разбазаривались. Создавалось угрожаемое положение. Но руководители совхоза тревогу не били. Они продолжали «доказывать» друг другу.
Когда я в конце марта месяца был в этом совхозе с докладом об итогах совещания передовиков животноводства, то побывал в ряже чабанских бригад, видел тревожное положение. Уже мел место большой падеж овец. Кормов оставалось ограниченное количество. Но не замечал тревоги у руководителей совхоза. На совещании чабанского состава директор совхоза Ведерников довольно бодро заявил, что рабочий коллектив совхоза берет на себя обязательство: от 15 тысяч маток получить 18 тысяч ягнят, 800 центнеров шерсти, 2 000 центнеров мяса.
Наступила весна. Начался массовый падеж взрослого поголовья и молодняка. Всего в течении зимы и весной в совхозе пало более 4 тысяч овцематок и более 6 тысяч ягнят, а вместе взятых 11 тысяч. Это уже катастрофа, за которую кто-то должен ответить.
17 июня 1936 года на заседании бюро Ужурского райкома партии обсуждался вопрос: «О положении в Ужурском совхозе «Овцевод».
182-183
На этом заседании мы с Бобровником были. Жалкий вид имели недавние драчливые петухи – руководители Ужурского овцесовхоза. Бюро райкома партии решило снять с работы и исключить из партии директора совхоза Ведерникова, начальника политотдела Скорободилова и заместителя директора (фамилию забыл).
После этого встал вопрос: кем заменить снятых руководителей совхоза?
Судили, рядили и записали: просить Крайком партии, Наркомат совхозов и Политуправление направить в Ужурский совхоз «Овцевод» директора совхоза и начальника политотдела.
«Давай, Лев, будем соревноваться»
После бюро райкома партии мы с Бобровником поехали домой. Сидели мы с ним рядом на заднем сидении машины (мы с ним всегда так ездили в машине – рядом). У обоих на душе было муторно. Разговор не клеился. Мой мозг сверлила одна мысль: «А что если попробовать? А не провалюсь?».
- О чем, Адам, задумался? – Спросил Бобровник.
- Давай, Лев, будем с тобой соревноваться? – Ответил я.
- С кем ты надумал соревноваться? – Спросил он.
- С тобой. – Ответил я.
- Как со мной? – Спросил он.
- Вот еде, Лев, и думаю: «А, что если мне стать директором совхоза?». Что ты на это скажешь? – Спросил я.
Вместо ответа он дал команду шоферу:
184-185
- Володька, заворачивай обратно! Поедем в Ужур. И как это я сам не мог сообразить? Это же будет замечательно.
«Нашел директора»
Когда мы, вернувшись в Ужур, вошли в кабинет секретаря райкома, он вопросительно посмотрел на нас.
- Товарищ Цалюк, я нашел директора Ужурского совхоза. – Громко сказал Бобровник.
- Где и кого? – Спросил тот.
- А вот, Адама Петровича. – Показывая на меня, ответил Бобровник.
- А ты, Адам Петрович, согласен? – Спросил меня Цалюк.
- Да, согласен. – Ответил я.
- Да это же он сам выдвинул такую идею. – Сказал Бобровник.
Цалюк позвонил членам бюро. Те быстро собрались.
- Продолжим, товарищи заседание бюро. – Сказал Цалюк. – Есть предложение принять такое решение: «Утвердить директором Ужурского совхоза «Овцевод» Фомичева Адама Петровича. Просить Красноярский Крайком партии утвердить наше решение».
Это предложение было единогласно принято членами бюро райкома.
Уполномоченный райкома.
Директор совхоза и начальник политотдела входили в номенклатуру Крайкома, но и в ЦК партии, Наркомат совхозов. Пока по этим дистанциям будет решен вопрос окончательно о снятии с работы Ведерникова и об утверждении меня директором совхоза пройдет немало времени. А оставлять дальше совхоз в таком состоянии без руководства нельзя было.
186-187
Поэтому в райкоме договорились, что я, как член бюро райкома партии поеду в совхоз с документом уполномоченного райкома партии на период безвластия в совхоз.
Передав все дела своему заместителю Дмитрию Иванченко, я, 19 июня выехал в Ужурский совхоз. Эту дату я точно помню потому, что совершался перелом в моей жизни. А еще и потому, что 19 июня 1936 года было большое солнечное затмение. Ехал я из Ужура в совхоз в середине дня. Ярко светило солнце. И вдруг, стало темнеть, все больше и больше. Хотя на небе не было ни облачка. Наконец стало так темно, как бывает вечером после ухода солнца за горизонт. Даже птицы в лесу заволновались и тревожно заголосили.
И вот я инкогнито, под личиной уполномоченного райкома партии, прибыл в совхоз.
Ездил по его хуторам и бригадам, подробно знакомился с положением дел в совхозе. Когда надо было, вмешивался в них, как уполномоченный. В результате детального знакомства с совхозом, я понял, что весной овцы не только падали от истощения, но немалое количество их, а особенно ягнят, чабаны поедали и сбывали на сторону. Ведь они уже 5 месяцев совершенно не получали зарплату. А жить с семьями надо было. Настроение среди рабочих совхоза было очень плохим. Можно было наслушаться всяких разговоров и разговорчиков не только в адрес руководителей совхоза и района, но и в адрес Советской власти. Говорили без всякого стеснения и страха. Я слушал, смотрел и сравнивал настроения в этом коллективе с настроениями в коллективе Учумского совхоза. Сравнивал кадры в обоих этих совхозах.
188-189
Как они не похожи друг на друга, вернее сказать, несравнимы. Различались как небо от земли. Один коллектив (Учумского совхоза) был здоровым, бодрым. Другой (Ужурского совхоза) – гнилым, попорченным. «Ну, попал я в обстановочку, которую сам себе выбрал» - Думал я.
Дня через три, мое инкогнито было раскрыто. Как-то подвыпивший Ведерников, сказал мне:
- Ты, Адам Петрович, никакой не уполномоченный райкома, а будущий директор совхоза. Приехал на мое место. Так принимай. Чего там прятаться?
- Знаешь, товарищ Ведерников, если партия поставит меня на твое место, я займу его. А тебе советую поскромнее вести себя. Не увлекайся водочкой. Ведь ты написал заявление в Крайком партии, в котором просишь, чтобы тебя не исключали из партии. – Ответил я Ведерникову.
И пошел по совхозу разговор о том, что «прибыл новый директор». Вскоре рабочие вместо того, чтобы говорить при обращении ко мне «товарищ уполномоченный», стали говорить: «товарищ директор». Когда это бывало при Ведерникове, я видел, как его покорабливало. Я бросил прятаться за личину «уполномоченного», а стал вести себя, как директор. Ведерников только подписывал документы, на что я уполномочий не имел.
Директор
Мое неопределенное положение в совхозе без звания и титула («кто вы?» или «кто я?») продолжалось более двух недель. Наконец, из Наркомата совхозов я получил все необходимые директорские документы, хозяйственные, вые полномочия и т.д.
190-191
ЦК партии заменил исключение из партии Ведерникова и Скорободилова объявлением им строго выговора с предупреждением. Некоторые товарищи посоветовали мне оставить Ведерникова в совхозе заместителем директора. Но я отверг этот совет и попросил, чтобы его быстрее определили на работу только не в совхозе. Он и Скорободилов выехали.
Кадры
Кадры специалистов в совхозе были неважные, разболтанные. Старшим зоотехником был Алексеев. Какой-то сумбурный человек, неорганизованный, вахловатый {человек неряшливого вида, невоспитанный, необразованный – вахлак}, с низкой общей грамотностью и весьма невысокими специальными знаниями. Главным агрономом работал старик Васин. Очень медлительный, неповоротливый. Пока слово скажет, так можно пешком пройти пять километров.
Через несколько дней, как стал директором, я спросил агронома:
- Товарищ Васин, вы границы совхоза знаете?
- Знаю. – Ответил он.
- Показать их мне сможете?
- Пожалуйста. – Отвечает.
Пошел он и принес карту – план совхоза. Подает ее мне. Посмотрел я её и говорю:
- Это на бумаге. А в натуре, на земле вы сможете показать границы?
- Смогу. – Ответил он после некоторого колебания.
- Тогда сделаем так, - говорю я ему: - заседлаем сейчас лошадей и поедем. Вы покажете мне хотя бы часть границы между совхозом и деревней Кузурьба. Западную границу я знаю. Там земли Учумского совхоза. Южную границу тоже знаю. Она по реке Чулым. А вот восточную границу покажете мне сегодня. Северную – завтра.
192-193
Едем мы с ним по воображаемой границе. Пересекаем поле перелога. Спрашиваю:
- Товарищ Васин, чья это земля? Совхоза или колхоза?
- Земля совхоза. – Отвечает он.
- Тогда почему же мы пересекаем это поле пополам, а не едем по меже? – спрашиваю.
Он смутился и не знает что ответить.
- Знаете что, товарищ Васин, границы совхозной земли в натуре вас не известны. Та вы бы честно мне сказали, чем водить меня за нос. Поедемте домой.
Главный бухгалтер совхоза большой пьяница. Председатель рабкопа ни рыба, ни мясо. В магазине никаких товаров нет. Крысы и мыши бегают. Заместителя у меня не было.
Передо мной прежде всего встал вопрос о кадрах, без которых ничего не сделаешь. Выдвигать из совхозных некого. Надо брать их извне, просить, чтобы дали. Но кого дадут? Решил я сам подобрать нужные кадры. Еду в Учумский совхоз к Бобровнику и говорю ему:
- Лев, мне нужны кадры. Поделись ими со мной.
- Кто тебе нужен? – Спрашивает он.
- нужны: заместитель директора, зоотехник, агроном, главный бухгалтер, председатель рабкопа.
Стали мы с ним согласовывать, кого можно передать, кого выдвинуть. Я заранее наметил взять на заместителя управляющего фермой Боровикова Ивана, имея в виду сразу убить два зайца: получить заместителя и зоотехника (жену Ивана, Ганю). Насчет Ивана, Бобровник согласился. Так что этого зайца я «убил». А вот насче5т зайчихи получилась осечка. Оказалось, что Иван с Ганей уже разошелся и сходиться не хочет. Вот бродяга!
194-195
Договорились, что главным бухгалтером я возьму Антона Антоновича Власик. На председателя рабкопа выдвинем Мамаева, работающего заместителем председателя рабкопа Учумского совхоза. Насчет агронома не договорились. Бобровник сказал:
- Некого, Адам, уступить тебе или выдвинуть. Давай проси трест и Наркомат, чтобы прислали. Зоотехника тоже.
- Ну что ж, Лев, и на это спасибо. Еще я увезу от тебя двух человек: брата Максима и свою жену, работающую у тебя секретарем.
- Да, на жену ты имеешь полное право. – Захохотав, сказал Бобровник. – Придется уступить тебе и твоего брата. Забирай их. Прихвати еще детей своих, отца и жену Максима.
С Боровиковым, Власиком и Матвеевым я договорился о переезде их в Ужурский совхоз.
Вот так я в основном разрешил проблему с руководящими кадрами совхоза. Насчет специалистов (зоотехника и агронома) написал в трест и Наркомат. Попросил направить таковых в совхоз. Переехав из Учумского в Ужурский совхоз и приняв дела, товарищи горячо взялись за наведение порядка каждый на своем участке: Антон Власик – в бухгалтерии, Мамаев в торговле, в организации питания, Иван Боровиков – в хозяйственных делах.
Брата Максима я определил в гараж, жена Муся, стала работать секретарем – машинисткой совхоза. Работы всем хватало.
Мы с Боровиковым, как говорится, не откладывая дела в долгий ящик, сразу же взялись за наведение порядка со средними и низовыми кадрами совхоза. В отличие от Учумского совхоза в Ужурском совхозе не имелось ферм.
196-197
Были хутора, чабанские бригады. Система в кадрах была такая: чабан, старший чабан, чабан-бригадир. В полеводстве совхоз был разделен на несколько участков, на каждом участке имелись полеводы, бригадиры полеводческих и тракторных бригад. Явно негодных, неспособных, нечестных людей из состава старших чабанов, чабанов-бригадиров, полеводов, бригадиров полеводческих и тракторных бригад мы убирали. На их место выдвинули рядовых, способных рабочих. А такие имеются в каждом коллективе. Имелись они и среди рабочих этого совхоза. Только их не замечали, не выдвигали. А предлагали с места на место одни и те же кадры. К сожалению, бывает у нас так: человек не справляется на одном участке или нашкодит на нем, его переставляют на другой, не меньший, а то даже и на больший участок. Фигура!
«Дай взаймы 150 тысяч рублей»
Передо мной стояла очень сложная, трудно разрешимая финансовая проблема. Совхоз не имел на счету в банке ни копейки денег. Не было на что купить ломаного гвоздя. Зарплату рабочие не получали около полугода. Изредка выдавали им рублевые авансы в счет зарплаты. При таком положении дела в совхозе вперед не двинешь. Любые кадры разбегутся из совхоза кто куда. И они уходили. А нечестные люди просто воровали, резали барашков и списывали их, как «павшие».
Ломал я, ломал над решением этой проблемы голову. А она никак не решается. Поехал я в Ужур. Захожу к управляющему банком Акулову и прошу его:
«- Товарищ, Акулов, дай мне взаймы 150 тысяч рублей».
Он посмотрел на меня, рассмеялся и говорит:
198-199
- сто пятьдесят тысяч, это многовато. А 15 рублей могу тебе дать до зарплаты.
- Нет, не надо мне 15 рублей. Это маловато. Ты дай мне 150 тысяч. Иначе я от тебя не отстану.
Он посмотрел на меня и спросил:
- Ты это всерьез говоришь?
- Говорю вполне серьезно. Видишь, не смеюсь. Даже не улыбаюсь. Мне не до смеха. – Ответил Я. И рассказал ему о положении в совхозе.
- Да, положение твое, Адам Петрович, тяжелое. Открыть совхозу кредит, выдать ссуду. Но подо что? – Спросил Акулов.
- Продукцию совхоз начнет скоро сдавать. Деньги в банк на счет совхоза будут поступать. Скоро мы приступим к стрижке овец. Будем сдавать шерсть государству. – Ответил я.- Но деньги нужны сейчас. Положение нетерпимое. Знаешь, товарищ Акулов, если ты не веришь в платежеспособность Ужурского совхоза, то ты знаешь устойчивое финансовое состояние Учумского совхоза. Давай позвоним Льву Васильевичу. Я уверен, что он гарантирует тебя на случай нашей неустойки.
Позвонили Бобровнику. Он заверил Акулова, что Ужурский совхоз сможет выйти из затруднительного финансового положения.
- А в случае чего, - сказал Бобровник, - Учумский совхоз в любое время окажет финансовую помощь Ужурскому совхозу. Я гарантирую.
Мы договорились с Акуловым, что банк выдаст совхозу 120 тысяч рублей на погашение задолженности по зарплате рабочим. Я от радости чуть не прыгал до потолка. Радостный поехал домой. Прибыв в совхоз, сразу же вызвал к себе Власика, Боровикова и Мамаева.
200-201
Выслушав меня, они заулыбались, засмеялись и чуть в пляс не пошли. Я спросил Мамаева, навел ли он порядок в магазине? Он ответил, что осталось полы и окна помыть. Договорились, что он немедленно выедет с двумя грузовыми машинами на Саралинский золотой прииск за товаром.
Дело в том, что руководство Учумского совхоза всегда находилось в хороших отношениях с руководством Саралинского прииска. Находящегося от совхоза километрах в 75 в таежной гористой местности. Прииск хорошо снабжался различными товарами. Рабкоп совхоза привозил оттуда товары для своих магазинов. Вот и сейчас, помня старые связи, мы направили Мамаева на прииск с моей запиской его управляющему.
На завтра мы с бухгалтером Власик и кассиром поехали в Ужур в банк. Получили деньги. Но до возвращения Мамаева с товаром, зарплату рабочим не выдавали.
«Деньги выдают! Товаров навезли!»
Когда Мамаев вернулся, пригнав две машины с различной мануфактурой и другими товарами, бухгалтерия совхоза приступила к выдаче рабочим за много месяцев зарплаты. И пошел по совхозу радостный гул: «Деньги выдают! Товаров навезли!».
Получив деньги, рабочие шли и ехали на центральную усадьбу в магазин. А в нем всего много, все полки забиты товарами. У рабочих, особенно у женщин глаза «разбегались». На их лицах была радость. Шутка ли, сколько денег получили! И есть что за них купить. Такой уймы товаров в совхозном магазине еще никогда не бывало. Да и денег не только сотен, но и десяток, люди давно не держали в руках, получая несчастные 3-5 рублевые авансы.
202-203
Народ повеселел, заулыбался. Послышались радостные песни. У людей появилось желание работать, развивалась активность в производственных делах и в общественной жизни.
Должен сказать, что тогда я и сам повеселел. И у меня появилось еще большее желание вытащить этот отсталый совхоз из тяжелого прорыва, поставить его в число передовых хозяйств. Описываю я всё это сейчас, спустя три десятка лет, и с волнением вспоминаю, что я тогда видел не только улыбки на лицах счастливых людей, но и нескрываемые слезы радости на их глазах. Они благодарили меня, говоря: «Спасибо вам, Адам Петрович, за все это!». Когда дела в совхозе поправились, и он встал на твердые ноги, я поблагодарил коллектив рабочих, сказав: «Спасибо вам, дорогие товарищи, за ваш доблестный труд».
Стрижка овец
Началась стрижка овец. Появилась самая ценная продукция совхоза – шерсть. Хотя в том году, вследствие очень трудной зимовки овец, настриг шерсти был значительно ниже обычного. Но, сдавая шерсть государству, совхоз несколько выправил свое финансовое положение. Стало легче дышать.
Сеноуборка
То лето 1936 года было хорошим. Нормально перепадали дожди. Был хороший травостой. Руководство совхоза, специалисты, полеводческие бригады уделили очень большое и серьезное внимание сеноуборке, заготовке сена. Даже чабанские бригады, наученные тяжелым опытом прошлой зимовки, помогали полеводческим бригадам в проведении сеноуборки, выделяя на это дело своих людей, обходясь меньшим количеством рабочих рук на выпасах.
204-205
Сена было заготовлено вполне достаточно, с запасом. Теперь люди были уверены, что предстоящая зимовка не будет страшна, что она пройдет хорошо, что впереди благополучие совхоза.
Подготовка к зимовке
Для нормальной зимовки требуются не только корма, но и хорошие помещения для поголовья овец – кошары. Надо, чтобы зимовка была сытой и теплой.
Мы с Иваном Боровиковым в летний период обратили серьезное внимание на ремонт кошар и очистку их от навоза. В запущенном состоянии находилось жилье чабанских бригад. Его тоже привели в порядок, утеплили, отремонтировали.
Хлебоуборка
Совхоз своевременно подготовился к уборке урожая, и нормально провел ее. Урожайность зерновых была приличной. Особенно хороши были овсы. Малость заставили нас понервничать ранние заморозки, прихватившие не успевшую полностью созреть пшеницу. Большие ветры и ранний снегопад обили на половину зерно овса на площади гектар 350.
План хлебосдачи совхоз полностью выполнил, зернофуражом на зимовку поголовья скота, лошадей и овец в основном было обеспечено, семена овса засыпаны. Было засыпано и зерно пшеницы. Но оно не годилось для семян. Я об этом еще скажу.
Мясосдача
План мясосдачи совхоз тоже выполнил за счет выбраковки баранов, маточного поголовья и сдачи валухов.
206-207
Не был полностью выполнен план продажи баранов и ярок на племя совхозам и колхозам. Сказался падеж поголовья в зимний период и весной.
Так завершился цикл сельскохозяйственных работ в совхозе по овцеводству и полеводству.
Случка
Началась закладка основ для нового цикла на 1937 год. Важной компанией являлась случка овец. Я не буду подробно описывать ее. Она проводилась так же, как и в Учумском совхозе. Овец осеменяли искусственным способом, который мною выше описан.
Зимовка
Зимовка 1936-1937 годов в совхозе проходила вполне нормально. Кормов хватало, помещения были подготовлены.
Зимой основное внимание дирекции и политотдела совхоза было обращено на работу с кадрами в чабанских, полеводческих бригадах в механической мастерской, в которой ее рабочими и тракторными бригадами проводился ремонт тракторов, машин и инвентаря. Проводилось обучение кадров по специальностям и по политическим вопросам. Читались лекции, проводились беседы, делались доклады.
208-209
Политотдел совхоза
Когда начальник политотдела Скорободилов был снят с работы вместе с директором совхоза Ведерниковым, в политотделе остались только заместитель по партийно-массовой работе Пикулин и помощник по комсомолу, имени и фамилии которого уже не помню. Не было почему-то (не помню почему) заместителя по оперативной части.
Пикулин до катастрофы в совхозе проработал только несколько месяцев. Поэтому он не был привлечен к серьезной партийной ответственности, ограничился легким партийным взысканием и был оставлен на работе. Товарищ, как говорится, с неба звезд не хватал. Был безынициативным работником. За дела в совхозе, особой заботы не проявлял. В разгар самой ответственной компании, когда в совхозе не было до выходных, когда люди работали день и ночь, он аккуратно справлял их. Бывало в летний выходной день, когда все люди вплоть до конторских работников, находились в поле на сеноуборке, он, его жена Сара, числящаяся секретарем-машинисткой политотдела (именно числящаяся, но почти не работавшая), оденутся в белые костюмы, возьмут за руки своих двух дочек и разгуливают по опустевшей центральной усадьбе.
Месяца через полтора после того, как я стал директором, в совхоз прибыл начальник политотдела Шуруп Григорий Аверьянович. Ему было тогда 33 года. Энергичный, подвижный товарищ. Он активно взялся за работу. Его жена, Екатерина Яковлевна (Катя) белолицая, круглолицая толстушка была домовитой хлопотуньей, очень заботливой матерью.
210-211
У них было двое детей: десятилетний Вовка и восьмилетняя Валя.
А вскоре из политотдела Учумского совхоза в политотдел Ужурского совхоза был переведен бывший мой заместитель по оперативной работе Лазарев Саша.
Работа политотдела активизировалась. Шуруп и Лазарев подталкивали леноватого Пикулина. Он малость зашевелился.
С политотделом у нас была полная слаженность, сработанность. Сразу же были установлены правильные взаимоотношения. Вскоре мы с Шуруп подружились. Бывали друг у друга в доме за столом, когда имели свободное время. Прибыл он в совхоз с Украины, с Запорожья. Его Катя забавно разговаривала. Например: «А у нас в Запорзжи вышняя крупна», «вядьмежый жир» (медвежий жир).
Политотделы доживали свои последние месяцы. Они за четыре года своего существования, как временные чрезвычайные партийно-политические органы, сыграли очень положительную роль в укреплении МТС, колхозов и совхозов. Выполнили поставленные перед ними задачи.
Кажется, весной 1937 года политотделы были ликвидированы. Вместо них в совхозах и МТС остались только заместители директоров по политической работе.
212-213
Весна 1937 года
Наступила весна 1937 года. В совхозе началось проведение двух ответственных компаний: окот овец и весенний сев.
Окот проходил вполне нормально. Зимовка овцематок была сытой и теплой. К окоту они были приведены в хорошей упитанности. Кадры чабанских бригад относились к делу со всей серьёзностью. Отход был минимальный, от несчастных случаев. Ягнята рождались крепкими, здоровыми. Они быстро росли, набирались сил.
Весенний сев начался не гладко, а с шероховатостями, которые заставили меня, Боровикова, агронома и других работников полеводства основательно понервничать, попортить крови. И получилось это из-за семян пшеницы.
Выше я уже писал о том, что ранние заморозки осенью 1936 года проморозили зерно пшеницы, не успевшее полностью созреть. Оно потеряло всхожесть. Мы сами проверили, а потом в районной семенной лаборатории. Всхожесть овса вполне нормальная, а пшеницы – 56%.
Задолго до посевной я написал о таком положении с семенами пшеницы в трест, Наркомат совхозов и в Крайком партии. Мне ответили, что семена совхозу будут отгружены (уже не помню откуда). Приблизилась весна. А семян нет. Я шлю во все инстанции тревожные телеграммы. Но семян нет. Приступили к севу овса. А семян пшеницы все нет. Наступило такое время, что дальше ждать нельзя. Будет вообще бесполезным сеять пшеницу. Она не созреет.
И вот собрались мы четверо: Я, Бобровник, Шуруп и агроном.
214-215
Стали обсуждать вопрос: Как быть? Что делать? Я внес предложение: сеять своими семенами, дав вместо одной две нормы высева (зерна имелось достаточно). Иван Бобровник сразу согласился со мной. Агроном Афанасий Гребенников колебался, потом согласился. Шуруп не сказал решительно ни «да», ни «нет».
Приступили к севу пшеницы, когда овес уже всходил. Кончили сеять ее, оставив на всякий случай 90 гектаров распаханной целины, имея в виду, достать доброкачественных семян и посеять семенной участок.
И вот, со станции Ужур нам звонят, что в адрес совхоза прибыли три вагона семенной пшеницы. Еду в Ужур. Смотрю, пшеница сорта «Мильтурм», как золото. Но зачем она нам теперь, когда поля засеяны своей пшеницей сорта «Кичнер».
Беру только один вагон. А от двух отказываюсь, заактировав с железнодорожным начальством, что семена пришли в опозданием.
Этой полученной пшеницей мы засеяли участок 90 гектаров. Потом каждое раннее утро я один, с Бобровником или Гребенниковым ездил в поле и проверял как всходят «Мильтурм» и «Кичнер». У первой (полученной), всходы были очень дружными, густыми. Всходы своей пшеницы, редкими, медленными. Позднее, первая росла стеной, высокой; вторая – островками. Печальным взором смотрел я на эту картину. Надо иметь в виду, что это был год «ежовых рукавиц», год избиения руководящих кадров.
Осенью мой взор повеселел бы. Но меня уже не было в совхозе. Я был далеко от него. А получилось вот что.
216-217
У пшеницы «Мильтурм» вегетативный период на 11-14 дней длиннее, чем у «Кичнер». Последняя успела полностью созреть. Ей не были страшны не только ранние заморозки, но и морозы. А первую («Мильтурм») заморозки захватили в состоянии между молочной и восковой степенью. Она полностью замерзла. От своей пшеницы на большой площади совхоз получил урожайность по 10 центнеров с гектара. А от полученной на площади 90 гектаров, получили только солому, и ни килограмма зерна.
Вот какой был сделан риск весной, и какие его результаты осенью. Да, риск!
Паданка
Я писал выше, что осенью 1936 года ветер и снег обили зерно овса на площади 350 гектаров. Его центнеров по пяти на гектар оказалось на земле. Пришла весна 1937 года, мы, посоветовавшись, решили продисковать эту площадь и считать засеянной. Так и сделали. Получились очень хорошие всходы, но густые. Пришлось дважды пробороновать, чтобы проредить. Осенью на этой площади был получен урожай овса по 22 центнера с гектара. А на посеянной площади урожайность была, кажется, только по 14 центнеров.
Вот так-то! Паданка!
В следующий своей тетради я еще вернусь и к пшенице и к овсу. Кое-кто припомнит мне при «удобном» случае и посев «гнилыми» семенами пшеницы и «не посеянный» овес. Повторяю: ведь это было в 1937 году.
218-219
Коротко о людях Совхоза
Боровиков Иван Кузьмич
Очень удачным получилось выдвижение с управляющего фермой в Учумском совхозе на заместителя директора в Ужурском совхозе. Это был человек большой энергии. Трудолюбив, заботлив.
Работая в совхозе, я обычно очень рано утром вставал. Но честно скажу, что как иногда не старался встать раньше Ивана, мне не удавалось опередить его.
Мы с ним, как правило, сходились вечером, подводили итоги дня, и договаривались, что сделать завтра, кому куда поехать. Так вот бывало утром встану, смотрю, а Иван уже бегает по центральной усадьбе и дает распоряжения насчет того о чем договаривались вечером.
У него была замечательная память. Он не имел даже начального образования, плохо писал. Не имел при себе ни карандаша, ни записной книжки. Ничего на память не записывал. Но ничего не забывал. Был требователен и прямой, не любил вилять, вроде «и да, и нет», а или да или нет.
Недостаток у него был тот, что он был очень влюбчив в женщин. Несколько раз сходился и расходился.
Немалая заслуга Боровикова в том, что Ужурский совхоз был быстро выведен из тяжелого прорыва. Когда я в июле 1937 года уехал из совхоза, став секретарем райкома партии, то без малейшего колебания сказал, что вместо меня директором совхоза надо утвердить Ивана Боровикова.
220-221
Работал он директором несколько лет. В 1942 году ушел на фронт. Проявил себя в Отечественную войну. От старшего лейтенанта дорос, кажется, до полковника. Остался жив. Но я не знаю где он сейчас. Как будто, в Воронежской области. Человек молодец.
Власик Антон Антонович
Антон Власик в Учумском совхозе работал бухгалтером. По моей договоренности с ним, Лев Бобровник отпустил его в Ужурский совхоз, где он стал главным бухгалтером. И был очень на месте. Это большой честности был человек. Скромный, тактичный, выдержанный. Исключительный труженик. В бухгалтерском деле, в учете я полагался на него, как сам на себя. В том, что на этом участке всегда будет порядок, я был абсолютно уверен. Знал, что Антон не подведет.
Он сам из хорошей семьи больших тружеников. И у него была хорошая семья. Он исключительный семьянин. С женой жили очень дружно. Одно их обоих тревожило. Было 7 дочерей и ни одного сына, которого они так хотели иметь.
А вот у его брата Иосифа, было, кажется, четыре сына и ни одной дочери. А Иосиф и его жена Пана, так хотели иметь дочь. Иногда я говорил братьям и их женам:
- Ну что вам стоит поменять. Вот и будет у одного сын, у других – дочь.
- Нет, - смеясь, отвечали они. – Свое дите дороже.
Антон Антонович Власик умер еще не в старом возрасте от какой-то болезни в годы Отечественной войны.
222-223
Гребенников Афанасий Александрович
Согласно нашей просьбы, в совхоз был направлен агроном в начале осени 1936 года. Им оказалась девушка, окончившая какое-то учебное заведение. Фамилию её1 уже не помню. Она проработала в совхозе очень короткое время. Вернее сказать, не проработала, а пробыла в совхозе. Для работы у нее не было времени. Она очень увлеклась парнями. Просто таяла от них, бедняжка.
 Пришлось еще раз просить, чтобы прислали в совхоз агронома. Прибыл молодой парень лет двадцати, холостяк, Афанасий Гребенников, окончивший агрономический техникум. Устроили мы его с квартирой, выделив комнату. Но в то время в совхозе не было столовой. В этом отношении одиночкам было плоховато. Надо было думать, как организовать питание.
У меня квартира была их трех комнат. Так как в совхозе трудновато было с жильем, то я потеснился. Занимал две комнаты. В третью вселил брата Максима. Его жена, Мария, не работала, имела свободное время. Вот я и договорился с ней, чтобы она готовила пищу для агронома. Он и стал столоваться у них.
Афанасий Гребенников оказался очень хорошим товарищем, скромным, тактичным, а главное, работягой. Только что окончившим учебное заведение и, не имея нужного опыта работы до него, он практически не знал агрономического дела. Но сразу цепко взялся за него, весь отдался работе. А это самое ценное качество в человеке. Главное любить свою работу, честно трудиться, стремиться, во что бы то ни стало добиваться положительных результатов.
224-225
И дело пойдет, опыт наживется. Все люди становятся специалистами своего дела в процессе работы. Практика – великая вещь.
Афанасий мне понравился. Я внимательно относился к нему, давал ему возможность полностью проявить свою инициативу. Он прислушивался, присматривался и подчитывал. Ничего с бухты -барахты, необдуманного не делал.
Прибыв в совхоз, Афанасий сказал, что у него есть невеста, которая заканчивает техникум. Она приехала в совхоз и они поженились. Получилась хорошая семья. Он и она комсомольцы.
Афанасий уверенно рос, как агроном. Через несколько лет, в годы Отечественной войны, он стал директором овцеводческого совхоза в Минусинском районе.
 
Тунгушпай Антон
В совхозе был чабан бригадир Тунгушпай по национальности – казах. Имя у него было тоже какое-то казахское. Но все называли его Антоном. Он был уже пожилым – под пятьдесят лет. Но имел молодую жену лет тридцати. У них имелся годовалый сын, которым Антон очень гордился и дорожил им. Называл он его «моя малайка». Тунгушпай плоховато говорил по-русски. А его жена совсем не умела. Других казахов совхозе не было. Эта семья жила на хуторе одна, замкнуто. Жена Антона почти нигде не бывала. Над ним шутили, что он боится отпускать куда-нибудь свою молодую жену. А, вероятно, так оно и было.
Тунгушпай Антон в трудную голодную зимовку 1935-1936 года проявил героизм.
226-227
Он был с отарой в степи. Под вечер гнал уже ее на хутор. Поднялся большой буран. Спасая отару, Антону удалось загнать ее в лог. Наступил вечер, затем ночь, недалеко воют волки, а Тунгушпай один в степи с отарой. Он спасет ее, кричит, свистит, пугая волков. Пурга прекратилась только к утру. Полузамерзший Тунгушпай кое-как все же привел отару на хутор, где и свалился с ног. Жена, члены бригады, отходили его. Он около месяца болел. Вылечили.
За этот героический поступок, Тунгушпай Антон был награжден орденом Знак почета. Конечно, он очень гордился этой наградой. Гордость заслуженная.
Будучи невысокого культурного уровня, Антон иногда предъявлял к руководству совхоза необоснованные претензии. Колотя себя в грудь кулаком говорил: «Моя орденоносец, давай мой». (Я орденоносец, давай мне). Бывший директор совхоза Ведерников, вместо того, чтобы терпеливо разъяснить Антону, убедить его, если он был неправ, посмеивался над ним, а то и грубо кричал на него. Иногда отказывал даже в том, в чем не надо было отказывать. С ехидцей спрашивал: «Может быть тебе, Антон, дворец построить, раз ты стал орденоносцем?».
Например, Тунгушпай попросил выделить для него жеребую кобылицу, говоря, что жеребенка он вырастит, а из молока кобылы будет делать кумыс. Ну и надо было удовлетворить его просьбу. Но Ведерников отказал ему, боясь, что он и жеребенка заколет и съест.
Тунгушпай круглый год, зимой и летом носил на голове овчинный казахский треух.
228-229
Когда Ведерников отказал ему в кобылице, он сорвал с головы треух, бросил его на землю под ноги и сказал:
- Ты, Ведерник, некарош человек, очон дурной директор. Мой будет жалоб нарком.
Об этом мне рассказали потом те, кто присутствовал при этой сцене.
Вскоре после того, как я принял совхоз, а Иван Боровиков стал моим заместителем, мы с ним поехали на хутор к Тунгушпаю. Шла стрижка овец. Антон, энергичный в движениях, быстро ходил около стрижей и командовал ими, покрикивая на них, если они делали порез ножницами кожи овцы, или состригали шерсть высоко, не чисто.
Тунгушпай повел нас в свой дом.
Прежде всего он похвастался своим сынишкой «моя малайка». На нас с любопытством смотрел своими черненькими бусинками –глазками хорошенький мальчонка казахченок. Зная, что у Тунгушпая есть любимый сын, мы с Иваном, направляясь к нему, зашли в магазин и купили сладостей для ребенка. Вынув их из карманов, угостили малыша. Он засмеялся, что-то лепеча, и побежал к отцу. Тот взял его на руки, поцеловал. Потом, спустив его на пол, стал быстро гоношить на стол закуску и прочее. Жена Антона в это время стригла овец. Антон любезно, по-восточному пригласил нас за стол. Мы не отказались. Пренебречь восточным гостеприимством хозяина дома –значит серьезно обидеть его.
Тунгушпай сожалел, что не может угостить нас кумысом. Жалуясь на Ведерникова за то, что тот не дал ему кобылу. Говорил:
230-231
- Моя не может без кумыс. Моя малайка не можит без кумыс. Курсак нада кумыс. (желудку нужен кумыс).
Тронув Ивана рукой за колено и моргнув ему, я сказал:
- Товарищ Тунгушпай, на центральной усадьбе есть кобылица, которая вот-вот должна ожеребиться. Забирай ее к себе на хутор. Вот и будет тебе кумыс.
Тунгушпай так обрадовался, что подскочил на месте, засмеялся, жал наши с Иваном руки, хотел даже поцеловать мою руку. Я не позволил ему сделать это. На другой день, рано утром, он приехал на центральную усадьбу и увел кобылицу.
Кумыс Тунгушпай делал очень приятный на вкус. Я не раз его пил. А Антон стал работать еще лучше. Был передовым чабаном.
Максим
Не могу не сказать пару теплых слов и о брате своем, Максиме. Он в совхозе стал передовым шофером, ударником. А когда надо было, с автомашины пересаживался за руль трактора и становился к штурвалу комбайна. Он готов был работать день и ночь, до упаду.
Максима, как передового рабочего, в 1938 году, уже без меня, коллектив совхоза избрал освобожденным председателем рабочкома. С этой работой он справился.
В 1939 году Максим побывал в Монголии на Халхин-Голе. С первых дней Отечественной войны и до Дня победы был на фронтах. Замерзал на «Дороге жизни», доставляя на машине продукты, боеприпасы и снаряжение в осажденный гитлеровцами Ленинград через Ладожское озеро. Врачам с большим трудом удалось спасти его жизнь.
232-233
Он участвовал в освобождении Чехословацкой столицы Праги. Принимал участие в разгроме Японской Квантунской армии в Китае.
Закончив боевые походы, вернулся к мирному труду. И сейчас трудится, являясь мастером цеха Кобринского инструментального завода в Брестской области, куда он переехал из Сибири в 1949 году.
Федя Куклин
Когда я работал начальником политотдела в Учумском совхозе, шофером политотдельской машины был Федя Куклин, хороший исполнительный молодой товарищ. Он женился. Я был гостем на его свадьбе. В 1935 году у него родился сын.
Федя был очень привязан ко мне, относился с большим уважением. Когда в июне 1936 года, я стал директором Ужурского совхоза, он попросил меня взять его к себе в совхоз. Я охотно согласился. Дмитрий Иванченко, ставший вместо меня начальником политотдела Учумского совхоза, не стал возражать и отпустил Федю.
Около месяца Федя возил меня почти день и ночь по Ужурскому совхозу. Семья его жила в Учумском совхозе. Перевезти ее он не мог, пока не было квартиры.
234-235
Наконец подготовили, отремонтировали и привели в полный порядок двухкомнатную квартиру для него. Он стал собираться перевозить семью.
На расстоянии километров около ста от Ужурского овцесовхоза был Балахтинский зерносовхоз. В этом совхозе зоотехником подсобного хозяйства работал мой старинный друг Григорий Артемов, вместе с которым я и моя жена учились в 1922-1923 годах в Губернской партийной школе.
В одно из июльских воскресений мы с Мусей решили съездить в зерносовхоз к Артемовым. Поехать с нами напросились Пикулин и его жена. Тогда Федя и говорит мне:
- Адам Петрович, вы съездите на политотдельской машине. А я займусь нашей машиной. Надо ее немножко подремонтировать, привести в порядок.
- Хорошо, Федя, займись. – Ответил я ему. – Завтра мы с тобой поедем в Учумский совхоз за твоей семьей. Ты на грузовой машине, а я на легковой.
Так и сделали. Мы поехали в зерносовхоз утром на машине политотдела без политотдельского шофера. Его почему-то не было. Я сел за руль. Прогостили мы у Артемовых весь день, и поздно вечером поехали домой. Прибыв в совхоз, ссадив около квартиры жену и Пикулиных, я поехал в гараж, чтобы поставить в нем машину. Подъезжаю к гаражу. Около него встречает меня один товарищ и печальным голосом говорит:
- Адам Петрович, Федю придавило.
- Как придавило? Где он? Как его здоровье? – Спросил я, думая, что Федю просто слегка зашибло.
236-237
- Он здесь, в гараже лежит. Его на смерть придавило. – Ответил мне парень.
Услышав это, я так и обомлел, в груди у меня похолодело. Войдя в гараж, увидел мертвого Федю, лежащим на возвышенности. Стоял я около него и думал: «Эх, Федя-Федя, как нелепо получилось. Каким молодым ушел ты из жизни». Стоящего рядом со мной товарища я спросил:
- Расскажи, как это получилось?
- Как получилось никто не видел. – Ответил он. – В гараже никого не было (выходной день). Один товарищ уже под вечер шел мимо гаража, ворота которого были открыты. Он заглянул в них и увидел ноги, торчащие из-под машины. Окликнул. Не отзывается. Подошел, потрогал за ногу. Не шевелится. Тогда этот товарищ выскочил из гаража, позвал людей. Подняли машину, вытащили из-под нее Куклина. Но он уже был мертв.
Как было установлено, получилось так. Федя решил вместо старой задней рессоры поставить новую. Отвинтив, старую рессору, он, приподняв домкратом кузов машины, и ничего не подложив под него, отнял старую рессору. Вместо нее на винты (концы рессоры просто лежали на оси), просунулся туловищем между рессорой и дифером и начал что-то привинчивать. Кузов, держащийся только на домкрате, качнулся, домкрат свалился, концы оси соскользнули с оси. Кузов придавил грудь Феди к диферу.
238-239
Видимо, он звал на помощь. Но никто не слышал, никого не было.
Я спросил, послали ли машину в Учумский совхоз за женой Феди? Товарищ ответил, что послали грузовую машину. Я пошел, вызвал плотника и столяра. Поручил им сделать гроб.
Под утро приехала убитая горем жена Феди. Было слез и рыданий. Трудно было и мне удержать слезы. Гроб, обитый кумачом, с телом Феди, поставили в Клубе. Днем гроб поставили на большую грузовую машину. Около него сели жена Феди, Я, несколько рабочих.
Так Федя, на грузовой машине, поехал в Учумский совхоз. Только не за рулем, а в кузове и в гробе. За рулем машины был Максим. Похоронили Федю на кладбище, недалеко от озера «Учум».
Много хороших людей в коллективе
В любом коллективе хороших людей подавляющее большинство. А среди хороших много таких, имя которым Передовик, Ударник.
Иногда получается так, в силу ряда обстоятельств, что хорошее находится в тени. Его заслоняет плохое, наносная муть, как черные тучи заслоняют ясное солнце. Но это временное явление. Пройдет какое-то время, тучи развеются. И яркие лучи солнца польются на землю.
В Ужурском совхозе «Овцевод» получилось так, что на протяжении нескольких лет он находился в прорыве. Хотя в самом совхозе имелись все условия к тому, чтобы он был приличным совхозом. В своем большинстве коллектив совхоза был здоровым, способным решать любые задачи, стоящие перед совхозом.
240-241
Но его здоровый организм занемог, на теле появились болячки, мешающие нормально двигаться, развернуться во всю силу. На поверхность всплыла дрянь.
Достаточно было эту дрянь убрать, болячки залечить, и организм оздоровился, встал на ноги, и уверенно пошагал вперед. Коллектив рабочих – чабанские, полеводческие, тракторные бригады – за один год сумел вывести совхоз из прорыва. В коллективе выявились десятки людей, которые своим честным трудом заслужили право носить почетное звание «Стахановец».
«Наступает на пятки».
Прошла весна. Наступило лето 1937 года. Завершены две важные компании: окот овец и весенний сев. Прошли они хорошо. Можно и отдохнуть. Прошел год упорного и напряженного труда, после которого можно бы пойти и в отпуск, съездить на курорт.
Я так и думал сделать. А пока в одно из воскресений хотел с женой, вместе с компанией товарищей, поехать куда-нибудь в лес или на реку. Готовились к этому. Но….в субботу днем позвонил мне из Учумского совхоза Лев Бобровник и сказал:
- Адам, ко мне приехал Хоменков. В Ужурский совхоз он не имеет возможности поехать. А хочет видеть тебя, поговорить с тобой. Так что давай приезжай.
242-243
Хоменков являлся начальников главка овцесовхозов Наркомата Совхозов СССР. Начальство крупное. И надо сказать, что Хоменков был хорошим, толковым руководителем, специалистом дела овцеводства и замечательным человеком с чувством товарищества. Его все руководящие работники трестов и совхозов очень уважали.
Я быстро собрался, захватил целую папку разных документов с показателями работы совхоза, и поехал. Дорогой обдумывал, какие вопросы может поставить передо мной Хоменков, как на них ответить, какие просьбы перед ним выдвинуть. Приехал я в Учумский совхоз. В его конторе ни Бобровника, ни Хоменкова не оказалось. Пошел я на квартиру. Они там. Поздоровались. Я держу свою папку в левой руке. Взглянув на нее, Хоменков сказал:
- О, товарищ Фомичев, оказывается, вы захватили с собой уйму бумаг. Напрасно. Они нам не потребуются. Давайте просто с вами поговорим кое о чем.
А Лев уже хлопотал насчет стола. Хоменков задал несколько вопросов по итогам окота и сева, об общем состоянии совхоза. Я коротко рассказал.
- Поработали вы, товарищ Фомичев, на протяжении года много. Результаты труда хорошие. Совхоз выправился. Спасибо вам за это. – Сказав это, Хоменков пожал мне руку и спросил: - Устали?
- Есть малость усталости. – Ответил я.
- Лев Васильевич тоже устал. Вот и отдыхайте. Отдых вы оба заслужили. – Сказал Хоменков.
244-245
На столе уже лежало и стояло всё необходимое. Сели за стол. Обращаясь ко мне, Хоменков серьезным тоном сказал:
- Товарищ Фомичев, вы хорошие друзья со Львом Васильевичем, но что-то поступаете с ним не по-дружески, даже не по-товарищески, обижаете его. Он жалуется мне на вас.
Я, выслушав его, удивился. Думал: «Что такое? Что плохого я сделал Льву?» - Смотрю на того. А он улыбается.
- Да-да. Он жалуется на вас. – Продолжал Хоменков. – Говорит, что вы упорно наступаете ему на пятки. Так нехорошо. Можете оставить его без обуви. Или хуже того, отдавить ему ноги.
Поняв в чем дело, я захохотал.
Хохотал Бобровник. Смеялся Хоменков. Чокнулись, выпили за одержанные победы, за дальнейшие успехи.
- …………- Обратился я к Хоменкову. – Напрасно Лев Васильевич обижается на меня за то, что я наступаю ему на пятки. В этом он должен винить самого себя. Он научил меня работать, руководить совхозом. Он на первых порах помог мне серьезно подкрепить Ужурский совхоз кадрами. Он поддержал меня, когда я решал серьезную финансовую проблему. А прежде всего, он рекомендовал райкому партии утвердить меня директором совхоза. А раз он заварил всю эту кашу, то пусть и расхлебывает её.
Хоменков и Бобровник захохотали, а я добавил:
246-247
- Когда, после бюро райкома партии, на котором были сняты с работы бывшие директор и начальник политотдела Ужурского совхоза, мы со Львом Васильевичем ехали в машине, задумавшись над вопросом: «А не стать ли мне директором этого совхоза?». Я сказал ему: «Давай, Лев, будем соревноваться?», а теперь коллектив Ужурского совхоза официально может вступить в соревнование с коллективом Учумского совхоза. – Обратясь к Бобровнику, я сказал: «Давай, Лев, поручим делегациям от наших совхозов взаимно побывать друг у друга, разработать и заключить договор на соревнование?
- Давай, Адам, давай посоревнуемся. – Ответил Бобровник. И мы обменялись рукопожатием.
Я тогда ночевал в Учумском совхозе. Утром мы трое поехали в лес. И целый день провели на лоне природы.
Прощай совхоз
Договор на соревнование между Учумским и Ужурским совхозами вскоре был заключен. Под этим договором были подписи Бобровника и моя. Но мне не довелось участвовать в выполнении взятых обязательств. В первых числах июля 1937 года состоялась районная партийная конференция. А после нее был организационный пленум райкома партии, на котором я был избран секретарем райкома.
Так завершилась моя более чем четырехлетняя работа в Учумском и Ужурском совхозах. Этот период в моей жизни был особенно ярким и памятным. Честно скажу, что так напряженно я ни до, ни после не работал, как поработал год в Ужурском совхозе. У меня имелось много планов по дальнейшему развитию этого совхоза.
248-249
Я мечтал о том, чтобы превратить его в передовое хозяйство. Думал проработать в нем не менее пяти лет.
Но пришлось расстаться с совхозом. Об этом я искренне сожалел. Уезжая, я не только подумал, но сказал вслух: «Прощай совхоз».
На память о совхозе у меня имеется только одна единственная фотография, которую я и помещаю. Откровенно говоря в Ужурском совхозе мне было не до фотографирования. Многие месяцы мне было не до выходных дней, не до отдыха. Несколько часов в сутки сна. А многие часы на машине или на лошади то в чабанские, то в полеводческие бригады.
 
На снимке: сидит рядом со мной заместитель начальника политотдела Пикулин. Стоят слева – заместитель директора Иван Боровиков, справа – Александр Лазарев, между ними жена Пикулина – Фаина Соломоновна. Фотографировались ранней весной 1937 года.
250-251
Вспомнили былые годы
Мой друг, Лев Васильевич Бобровник, сейчас 70-летний персональный пенсионер. Живет с женой Любой в городе Брянске. Летом 1959 года они приезжали к нам. В 1964 году мы с женой Мусей поехали к ним в Брянск на первомайские праздники. Сколько у нас со Львом было разговоров! Мы так наговорились, как будто медового пива напились. Да, наговорились вдосталь. И, все же, не все переговорили. Хочется еще встретиться.
Мы вспомнили те славные былые годы, когда дружно, слаженно и много работали в Учумском совхозе. Говорили об Ужурском совхозе.
- Знаешь, Лев, как удачно тогда получилось с Ужурским совхозом. Ведь, кажется, что я не сделал ничего особенного, а совхоз быстро пошел в гору.
- Нет, Адам, ты неправ. Сделал ты, очень много, чтобы вытащить совхоз из прорыва и поставить его на ноги. Вот он и пошел.
- Интересно, Лев, то, что вытаскивал совхоз из прорыва тот самый коллектив, какой был и раньше. Только несколько человек были новыми. Коллектив развернул свои могучие плечи, навалился ими на дело и оно пошло.
- Вот – вот, Адам, именно «развернул плечи». А почему он развернул их в 1936 году? Почему раньше не развертывал? А потому, что толковых вожаков, руководителей не было. Конечно, успех любого дела решает коллектив, народ.
252-253
Да, с народом можно горы свернуть. Без него ничего не сделаешь. Без крепкого коллектива руководитель будет пустым местом. Но и без толкового руководителя коллектив будет топтаться на месте, не зная, куда и как идти. А несерьезный, бестолковый руководитель может завести коллектив в такую топь, из которой ему будет трудно выбраться. Согласен со мной? – Спросил Бобровник.
- Полностью согласен. – Ответил я. - Примером тому являются не только бывшие руководители Ужурского совхоза Ведерников и Скорободилов, но и Линде. Став директором Учумского совхоза он начал мотать из стороны в сторону очень здоровый и крепкий коллектив.
- Да, Линде начал плутать. А бывшие до тебя руководители Ужурского совхоза, завели коллектив в тупик, из которого вывел его ты. Ты нашел правильный подход к коллективу. Коллектив поверил тебе, доверился тебе, пошел за тобой.